Гусиный облик. мемуарчик
Гусиный облик. Мемуарчик
Николай Прощенко
Гусиный облик.
Как и у любого "Хомо сапиенса", мои творческие способности начали проявляться, наверное,
не ранее чем через год после рождения. Рука ещё не могла держать ложку, а я уже выписывал
на стене замысловатые художества, цепко зажатым в кулачке гвоздём. А по мере взросления и
укрепления кисти руки, мои творения стали значительно разнообразней, из-за доступа к обширной
подручной палитре. Вскоре мне надоело творить "мазилами" первобытного человека:
печными угольками да кусочками мела по заборным доскам и я взялся за цивильные
предметы творчества. О, как заклокотало сердце, когда в качестве новогоднего подарка,
отец раскрыл предо мной деревянный пенал, полный простых, химических и разноцветных с двух
сторон карандашей.
Мне тут же захотелось нарисовать "весь мир". Может быть, я бы это и сделал,
если бы не пришлось "отрабатывать" подарок, помогая родителям управляться с домашним
хозяйством.
Вообще-то, полностью отдаваться рисованию находилось время лишь в зимний период,
в другое время года - было полно других забот.
Наверное, из-за своих "художеств" в дошкольный период, я не терпел чистописание в
начальной школе. Мне было не по нраву: сидеть на уроке по письму и тщательно выводить каждую
букву по образцу, написанному учителем на доске. Я хотел это делать быстро и размашисто.
Однако, желание иметь такой же красивый почерк как у отца, заставляло меня кроптеть над
тетрадкой и старательно, не смотря на обилие клякс, выводить букву за буквой перьевой ручкой.
Уроки рисования, что были в школе, мне тоже не нравились. Почти все, что показывал учитель,
как мне казалось, я уже постиг самостоятельно.
Новых газет, "Правда" и "Гудок", я ожидал с неменьшим нетерпением, чем взрослые, хотя у нас
были разные интересы. Меня прельщали в них только карикатуры любой тематики.
Я не вырезал их для альбома как другие дети, а тщательно, да ещё и в увеличенном размере,
перерисовывал в какой-то служебный журнал , с не исписанными обратными сторонами листов.
"Набив руку" на карикатурах, я переключился на изображения животного мира, которого в
деревне было предостаточно. При рисовании домашних животных и птиц, у меня не было заморочек
на предмет сходства, а вот когда попытался рисовать портреты людей, то они не узнавали себя.
Вероятно сказывалось моё неумение в изображении полутеней, а контурных изображений,
схваченных с карикатур, было явно недостаточно.
Тогда я "забрасывал" это дело и возвращался к рисованию, лишь по прошествии нескольких дней.
* * *
В то время редко у какого сельского жителя не имелось домашней птицы, а в нашей деревне,
с несложным названием Отруба, стаю гусей держал каждый двор. Паслись они на коллективном
пастбище, на местном диалекте называемом "пастовник", в округе перелесков, множества
небольших озер и излучины древней реки Сейм.
Хотя птицы весь день паслись самостоятельно, но на ночь - их приходилось загонять во двор.
Когда в клуб привозили новое кино, а гуси до темноты продолжали пастись на лугу, у меня
возникало желание по откручивать им головы за это. Но в обычное время, когда мне
некуда было спешить, я был к ним более гуманен и терпелив.
Как-то, в один из благоприятных вечеров, выбирая удобную позицию для рисования гусыни с
сизоватым оттенком оперения, я заметил в её облике что-то человеческое.
- Ну ты погляди, - подумалось мне. - Если заострить внимание только на птичей голове в таком
ракурсе и отбросить мысль о пернатом туловище, то лик, несомненно, похож на бабульку,
проживающую на соседней улице. Такой же лоб ... разрез глаз...
В общем, немного воображения и получится как на карикатурах. Вроде бы похожа, вроде бы
и нет, но что-то знакомое в облике всё же есть.
Я стал присматриваться к другим птицам. В молодых гусятах, кажущихся на одно лицо,
знакомого облика распознать не удалось, он четко вырисовывался только на головах
старых гусей.
Осмотрев семейство пернатых своей стаи и больше не выявив сходств, я намерился осмотреть
соседских гусей, но испытав не шуточное нападение их вожака - ретировался.
Ещё бы, поговаривали, что смелого натиска этого гуся, даже сама лиса испугалась.
Мне понравился его профиль с шишкой на носу, но человека с его обликом, я не припоминал.
Озабоченный идеей поиска знакомых личностей среди гусей, я, на следующий же день,
с белым блокнотом под мышкой, принялся выискивать узнаваемые облики по обширному
пастбищу. Стаи загодя замечали меня и начинали гоготать, а гусаки-вожаки, расправив
крылья и вытянув длинные шеи, с угрожающим шипением, выскакивали мне навстречу.
Естественно, при таком отношении к гостю, я не мог зафиксировать в памяти силуэты голов
птиц, но кое-что знакомое, мне все же удалось разглядеть.
К тому же, с недоверием ко мне отнеслись не только гуси, но и их хозяева. То одна, то другая
хозяйка, стали издали выражать мне недовольство:
- Ты зачем гоняешь моих гусей?.. Не хочешь ли спереть какого-нибудь?
Я то думала, что лисица крадёт гусят, но вижу, что сюда другая особа повадилась, "двурукая" !..
После таких подозрений, я стал присматриваться к гусям, только в присутствии их хозяев.
Спустя несколько дней, мне все же удалось собрать около десятка знакомых ликов и отобразить
их в виде фотокарточек. Однако этот мой труд оказался напрасным.
Первая же бабка, которой я предложил свой рисунок гусиной головы в платке, несмотря на моё
сбивчивое пояснение, что её лицо лишь на немного отличается от изображенной гусыни,
разразилась ругательством:
- Ты что, сказился или умом тронулся?
Совести у тебя ни капли нет!.. Пожилую женщину передразниваешь!..
Я вот твоей матери это покажу, пусть она тебя за это выпорет как следует!
. . .
Отдать другие свои шаржи в руки изображенных - я не рискнул, а оставил им на память,
просунув в щели их калиток.
* * *
И вот, оставшись непонятым новатором в детском возрасте, я и по сей день остаюсь всего лишь
скромным рисовальщиком, а не художником, из-за подспудного сочетания букв "худо"
в корне этого слова.
:-))
****