После завершения работ в Шереметьево бригада собирается выезжать домой на автобусе. Можно было бы поехать и поездом, но наша бухгалтерия отказывалась оплачивать железнодорожные билеты, зная, что на объекте есть автобус и он должен доставить персонал с объекта. А ехать за свой счёт – это было выше всяческого понимания, иногда просадить с друзьями в кабаке за один хороший душевный вечер половину зарплаты было в порядке вещей, а вот потратить на свою комфортную поездку пару тысяч – никогда!
В том году зима наступила очень рано и как всегда внезапно. Уже к седьмому ноября выпал обильный снег и ударили сильные морозы.
Автобус являлся неизбывной гордостью главного механика нашей компании, был по возрасту примерно ровесником коня Будённого, имел к тому же очень меткую кличку Буцефал. Механик этим ярчайшим примером своей кипучей металлической деятельности убедительно доказывал всем, что существует вечный двигатель. Нужно только периодически менять в нём кое-что забарахлившее или отвалившееся из-за старости на новое.
Двигатель Буцефалу уже давно заменили на тракторный, не говоря о запасных частях поменьше, он был от колёс до зеркал насквозь пропитан неповторимым ароматом соляры, как древний грузовой тепловоз и ломался практически постоянно. При выезде со стоянки за нашим механизмом тянулся такой густой шлейф вонючего тёмно-синего дыма, что обгонявшие его автомобили притормаживали, водители высовывались по пояс в окно и орали изо всех сил, указывая на него пальцем:
- Мужик!!! Ты горишь!!!
От юного Буцефала там оставалась только рама, все остальные детали менялись в нём ежегодно и непрерывно, как в конструкторе Лего. Водитель у автобуса был ему под стать. Вечно взъерошенный и чумазый, такой же перекошенный, как и его лохматая древняя колесница.
Мороз давил по ночам очень жёстко, температура опускалась до минус двадцати пяти. Учитывая сложные погодные условия и печальное техническое состояние дедушки советского автопрома, провожу отдельную вдумчивую душещипательную беседу с водителем Валерой. Объясняю, что бы он не глушил свой тарантас всю ночь, если заглохнет и прихватит жидкости в трубках, то завести его в лучшем случае сможем только весной.
А учитывая, что проживание бригады в гостинице оплачено только на ближайшие сутки и заканчивается завтра в обед, уехать обязательно нужно будет завтра рано утром, по холодку.
Валера громко и энергично возмущается, всё отлично понимает и прекрасно осознаёт ситуацию:
- Буду спать в автобусе, что ж я не понимаю ситуацию что ли! Не волнуйся, всё под контролем! Уедем по холодку!
Зная недюжинные способности Валеры найти себе большую проблему на ровном месте, прошу ребят взять на жёсткий контроль нашего талантливого водюка и присмотреть за ним. В ответ от бригады слышится только громкий семиэтажный мат, Валера за долгое время командировки уже сидит у всех в печёнках со своей ленью и упрямством.
Никто не хочет иметь с ним дело. Предлагаю ребятам рассмотреть возможность уехать на поезде, до вокзала подбросит Валера, а там поедете в тепле. Всего лишь по паре тысяч с носа – на Буцефала, сами понимаете, особой надежды нет. Моё разумное на первый взгляд предложение дружно отвергается всем коллективом. Крыша над головой будет, не замёрзнем!
Перед сном, ощущая смутную пока, но уже растущую тревогу, выхожу на стоянку, проверить состояние нашего Буцефала и его лохматого «жокея». Раритетное авто тихонько пыхтит в ночной тишине, заполнив всю стоянку вонючим синим дымом. Валера неторопливо копается в салоне, перетаскивая какие-то сумки с места на место. Немного успокоившись и перекинувшись парой фраз с водителем, иду отдыхать.
Рано утром ещё в полной темноте задолго до звонка будильника меня словно подбрасывает на кровати уже устойчивое чувство тревоги. Наскоро одеваюсь и выбегаю на стоянку. Стоит мёртвая тишина. Корпус Буцефала припорошен свежим снежком. Притрагиваюсь ладонью к решётке радиатора, она совершенно холодная, температуры льда.
Бегу изо всех ног в комнату Валеры, он открывает дверь только после серии энергичных ударов. Водитель с трудом продирает глаза, сонно бормочет, что он только что прилёг на минутку... Высказываю ему на великом и могучем всё, что думаю о нём и его тарантасе.
- Так что солярку жечь зазря, сейчас заведу, сипит Валера.
Набросив на него куртку, непрерывно матюгаясь за шиворот выталкиваю перед собой на стоянку. Автобус после поворота ключа зажигания в замке совершенно не подаёт признаков жизни. Он замёрз полностью. Срочно поднимаю всю бригаду, тащим газовый баллон и горелку для прогрева поддона картера. Быстро устанавливаем баллон, зажигаем горелку, доходчиво инструктируем вернувшего себе уверенность Валеру о его действиях и отправляемся завтракать.
Моему удивлению не было предела, когда через полчаса я вышел из номера и носом к носу столкнулся с Валерой, который в трениках и майке – алкоголичке, что-то энергично прожёвывая, весело чесал по коридору по своим делам. На мой молчаливый вопрос он пожал широкими плечами и выдохнул:
- Да вот решил чайку попить, подзадубел немного…
- А кто там смотрит за автобусом?
- Да что за ним смотреть… Греется себе…
Матюгаясь от души и на ходу натягивая одежду, стучу в двери ребят и снова стремглав лечу на уже ставшую практически родной стоянку. Из-под автобуса столбом валит густой чёрный дым. Газовая горелка нагрелась и соскользнула по льду в сторону, направив струю огня на приводные ремни двигателя, которые уже почти полностью сгорели.
Быстро оттаскиваю баллон в сторону, прибежавшие ребята, на все лады яростно призывая на голову этого долбоклюя все возможные беды и несчастья, сбивают пламя с двигателя огнетушителем.
Герой дня стоит, молча понурив лохматую голову, выслушивая обрушившиеся на него очередные ласковые пожелания товарищей. Достали обрывки обгоревших ремней, попытались сложить вместе, чтобы выяснить длину. Безрезультатно. Не доверяя Валере, сами залезли под двигатель, замерили размеры. Дождались открытия магазина запчастей, но ремней таких размеров там не оказалось. Пришлось снаряжать Газель и выезжать на поиски.
Только к обеду ремни были найдены, доставлены к Буцефалу и установлены на автобус. Прогрели поддон и запустили двигатель, усадив за руль Валеру и строго приказали следить за аппаратом. В случае отсутствия его в автобусе хоть на минуту убедительно пообещали оторвать ему всё лишнее в организме, до чего только смогут дотянуться их руки.
Загрузив вещи, после обеда отправились в долгий путь до Минска. Я остаюсь сдавать документацию и провожаю их с затаённой надеждой.
Печка в автобусе работать перестала через полчаса после отъезда, замёрзла жидкость в трубках. Доехать им удалось до московской кольцевой дороги, где автобус вначале стал страшно дёргаться, а потом и вовсе встал.
Ребята вначале обрадовались внезапной возможности погреться, дружно высыпали на дорогу, облепили чудо агрегат и начали толкать. Но очень быстро выбились из сил и, осознав бессмысленность усилий, забрались обратно в заиндевевший салон.
Валера вооружился буксировочным тросом и начал призывно обмахивать проезжающие машины. Им повезло, остановился дальнобойщик, взял на буксир наш многострадальный автобус и, протащив немного, запустил движок. Ребята повеселели, но ненадолго. При съезде с московской кольцевой ситуация повторилась.
Только теперь никто не спешил, как в предыдущий раз, выбежать на мороз и потолкать наш чудо - автомобиль, все дружно как по команде начали перерывать свои сумки с вещами, в робкой надежде найти ещё хоть какую-нибудь тёплую вещь и натянуть её на себя. Такое выматывающее душу движение продолжалось до Смоленска, автобус постоянно брали на буксир сердобольные дальнобойщики, после недолгой езды аппарат глох и всё повторялось вновь и вновь.
Под Смоленском то ли они заглохли в нехорошем месте, то ли дальнобойщики на этом участке дороги по рации передали друг другу, как их задолбал уже этот бульбаш на лохматом корче, но уже никто не хотел останавливаться и помогать нашим ребятам.
Попали домой они только на утро следующего дня. Все как один слегли с простудой. Потом долго вспоминали, когда казалось они полностью замёрзли и отчаяние достигло наивысшей точки, кто-то прошептал озябшими губами:
- Что делать теперь-то будем? Умирать? Ведь замёрзнем здесь на хрен!
И тут с заднего ряда раздался громкий рёв Шурика:
- Если уж погибать нам здесь, давайте вначале все вместе удавим Валеру, он по любому должен первым смерть принять.
Сказано было это с таким глубоким чувством, что никто не стал перечить.