Гдема

Тапкин -Лейкин
Моего второго пилота напарника звали Гд'ээма. Имя как имя, ухо не режет, как звучит на ее родном языке я не знал, а спрашивать мне не особо хотелось: да и девушка была не совсем человек. Вернее, анатомически может и была на нее похожа, поскольку формы тела под паранджи или быть может хиджаба цвета молодой листвы можно было угадать, но вот во всем остальном... Созвездие в котором она родилась находилось немногим ближе к центру галактики, а планетная система освещалась двойной синей звездой с громадным излучением голубого спектра. В общем по внутреннему строению мы отличались настолько, что даже дышать могли здесь только каждый своей газовой смесью. Нижняя половина лица ее была прикрыта изящной полумаской, верхняя зеленой чалмой. Волосы она всегда прятала под нее, а все остальное в плотные одежды. Ни дать ни взять женщина востока. Оголяла только руки да и те в тонких перчатках нежно салатного оттенка. Вот собственно и все что можно сказать про Гд'ээму. Если мы и общались, то лишь по существу. Смешанный экипаж состоявший из двух мыслящих существ разных сред обитания, различной расы, и так далее придерживался четко выдержанного нейтралитета. Вдобавок мы обязаны были соблюдать некие правила корпорации нанявшей нас вести свой транспортный корабль. Соблюдать взаимное уважение, быть вежлив и предупредителен, обращаться к напарнику первый пилот имя, второй пилот. Надо полагать, что лица заключившие с нами контракт были и вовсе не гуманоидной расой. В общем спорить с чужими обычаями, грозившими неустойками было не совсем корректно. Гд'ээму я видел первый день, из сотен тысяч других миров напарников мне подобрали именно ее, о грузе который нужно было доставить в оговоренный срок в двести тысяч парсек известен вес, объем и некоторые специфичные данные. Размеренно мерцал синий фонарь над грузовой площадкой суперкарго. По серой кромке пробегали фиолетовые всполохи. Двадцать второе тысячелетие местного времени не слишком отличалось от прочих высокоразвитых планет, однако я прибыл с пассажирским лайнером только сегодня утром, а уже к обеду меня и Гд'ээму из тысяч разнообразнейших претендентов определили на этот тягач. Должно быть существовал и некий смысл в подборе экипажа. По крайне мере у нас было по две руки и ноги, но и на этом все. Дышали мы, повторюсь, разной смесью, говорили на разных языках (настолько разных, что мне казалось что проще общаться жестами) Впрочем, этого было вполне достаточно. Итак, мы находились в не слишком просторной овальной кабинке, сидели бок о бок, над нами был тонированный зеленовато прозрачный купол, впереди панорамное стекло, за которым плавно колыхаясь отплывал в сторону причал с погрузочным пандусом. Орбитальный курс требовал четких, слаженных движений обоих пилотов. Груз в тысячу двести тысяч тонн ньютонов в вакууме ни черта не весил, однако обладал огромной инерцией и это следовало учитывать и то, что сверху, снизу и вообще в окружающем пространстве подходили и уходили тысячетонные громадины, которые швартовались, перемигивались фотонными ускорителями, ударяясь в причальные дебаркадеры, а между ними сновала туда-сюда различная кибернетическая мелюзга. Порт за номером 12989 центральной звездного скопления жил своей жизнью. Легкое подрагивание корпуса возвестило, что мы набираем положенное нам ускорение. Краем глаза я замечал, как руки Гд'ээмы порхали над пультом - она проверяла все ли в порядке с многочисленными системами корабля. Над куполом леденели колючие звезды. Однако вскоре чернота и мрак должны были смениться веселым калейдоскопом. Релятивистским эффектом Доплера. А еще через несколько часовсквозь соседний отсек пролетела мельчайшая песчинка антинейтрино. Не было ни взрыва ни катастрофических разрушений. Ничего. Лишь спустя какое то мгновение где, то там, в недрах корабля остановилась рециркуляция систем воздушной среды. И, надо полагать, что ее воздух закончился несколько раньше чем мой. Взять кислород было негде. Кабина наполнялась нейтральным газом, каким то азотом, в котором ни я ни второй пилот дышать не сумели бы. Руки Гд'ээмы растерянно замерли над клавиатурой. Она растерянно обернулась ко мне. Над куполом в полной тишине расцветали вспышки Доплеровского салюта. Синие искры шаров разлетались и превращались в причудливые цветы. Северное сияние и салют в честь погибших астронавтов. Я услышал шорох, и увидел как она пытается снять свою полумаску. Судорожно сжимает синие губы. Я не знаю почему так поступил. Сорвал с себя свою, такую жеи одновременно вспомнил, что и мой собственный воздух ей не подходит. Я видел прекрасные фиолетовые глаза Гд'ээмы и сам не знаю зачем поцеловал ее в губы. Ее руки обвились за моей спиной. Салатного цвета кожа и синиегубы моей напарницы были прохладными и пахли свежескошенным сеном и как в детстве полевыми цветами. Я понимал, что своим дыханием забираю ее собственное, но она не отстранялась. Наоборот, ласкала и гладила меня по спине, отчего бежали мурашки и... мы стояли так среди всего этого буйства красок целую минуту прежде чем поняли, что являемся настоящими симбионтами. Ее жизнь остро нуждалась в том, что былосмертельным для меня. И я, выдыхая углекислый газ и она выдыхала мне навстречу насыщенный ароматами трав прохладный горный воздух. Должно быть, подбирая экипажи специалисты корпорации знали эту возможность. И редчайшая вероятность разрушения отсека регенерации систем делало нас незаменимыми друг для друга. Сидеть вполоборота к пульту управления было неудобно, и я посадил Гд'ээмуээму себе на колени лицом к себе. Довольно неплохая поза для симбионта. Фея лесов или полей, - думал я, богиня в свободном хитоне цвета малахита, зелёной корольковой меди, под которым на ощупь угадывались хорошо сложенные формы. Гладил по спине Гд'ээму, я дышал ею, а она мною. И хотя я не смог бы жить в ее атмосфере из-за высокого содержания углекислого газа, а она на моей планете, тем не менее из тысяч возможных вариаций нам выпал редкий и чудесный случай которым ничто не мешало воспользоваться в ближайшие несколько часов до устранения поломки автоматическими службами корабля,  название которого на моем родном белорусскомзвучало так: неабходны як паветра - необходим как воздух.












Моего второго пилота напарника звали Гд'эма. Имя как имя, ухо не режет, как звучит на ее родном языке я не знал, а спрашивать мне не особо хотелось: да и девушка была не совсем человек. Вернее, анатомически может и была на нее похожа, поскольку формы тела под паранджи или быть может хиджаба цвета молодой листвы можно было угадать, но вот во всем остальном...
Созвездие в котором она родилась находилось немногим ближе к центру галактики, а планетная система освещалась двойной синей звездой с громадным излучением голубого спектра. В общем по внутреннему строению мы отличались настолько, что даже дышать могли здесь только каждый своей газовой смесью. Нижняя половина лица ее была прикрыта изящной полумаской, верхняя зеленой чалмой. Волосы она всегда прятала под нее, а все остальное в плотные одежды. Ни дать ни взять женщина востока. Оголяла только руки да и те в тонких перчатках нежно салатного оттенка. Вот собственно и все что можно сказать про Гдему. Если мы и общались, то лишь по существу. Смешанный экипаж состоявший из двух мыслящих существ разных сред обитания, различной расы, и так далее придерживался четко выдержанного нейтралитета. Вдобавок мы обязаны были соблюдать некие правила корпорации нанявшей нас вести свой транспортный корабль.  Соблюдать взаимное уважение, быть вежлив и предупредителен, обращаться к напарнику первый пилот имя, второй пилот. Надо полагать, что лица заключившие с нами контракт были и вовсе негуманоидной расой. в общем спорить с чужими обычаями, грозившими неустойками было не совсем корректно. Гдему я видел первый день, из сотен тысяч других миров напарников мне подобрали именно ее, о грузе который нужно было доставить в оговоренный срок
 в двести тысяч парсек известен вес, объем и некоторые специфичные данные, которые разглашать было запрещено. 
Размерено мерцал синий фонарь над грузовой площадкой суперкарго. По серой кромке пробегали фиолетовые всполохи. Двадцать второе тысячелетие местного времени не слишком отличалось от прочих высокоразвитых планет, однако я прибыл с пассажирским лайнером только сегодня утром, а уже к обеду меня и Гдему из тысяч разнообразнейших претендентов определили на этот тягач. Должно быть существовал и некий смысл в подборе экипажа. По крайне мере у нас было по две руки и ноги, но и на этом все. Дышали мы повторюсь разной смесью, говорили на разных языках (настолько разных, что мне казалось что проще общаться жестами) Впрочем, этого было вполне достаточно. 
Итак, мы находились в не слишком просторной овальной кабинке, сидели бок о бок, над нами был тонированный зеленовато прозрачный купол, впереди панорамное стекло, за которым плавно колыхаясь отплывал в сторону причал с погрузочным пандусом. Орбитальный курс требовал четких, слаженных движений обоих пилотов. Груз в тысячу двести тысяч ньютонов в вакууме ни черта не весил, однако обладал огромной инерцией и это следовало учитывать и то, что сверху, снизу и вообще в окружающем пространстве подходили и уходили тысячетонные громадины, которые швартовались, перемигивались фотонными ускорителями, ударяясь в причальные дебаркадеры, а между ними сновала туда сюда различная кибернетическая мелюзга. Порт за номером 12989 центральной звездного скопления жил своей жизнью.
Легкое подрагивание корпуса возвестило, что мы набираем положенное нам ускорение. Краем глаза я замечал, как руки Гдемы порхали над пультом - она проверяла все ли в порядке с многочисленными системами корабля.  Над куполом леденели колючие звезды. Однако вскоре чернота и мрак должны были смениться веселым калейдоскопом. релятивистским эффектом Доплера. а еще через несколько часов через несколько мгновений через соседний отсек пролетела мельчайшая песчинка антинейтрино. Не было ни взрыва ни катастрофических разрушений. Ничего. Лишь спустя какое то мгновение где то там, в недрах корабля остановилась рециркуляция систем воздушной среды. И надо полагать, что ЕЕ воздух закончился несколько раньше чем мой. Взять кислород было негде. Кабина наполнялась нейтральным газом, каким то азотом, в котором ни я ни второй пилот дышать не сумели бы. Руки Гдемы растерянно замерли над клавиатурой. Она растерянно обернулась ко мне. 
Над куполом в полной тишине расцветали вспышки Доплеровского салюта. Синие искры шаров разлетались и превращались в причудливые цветы. Северное сияние и салют в честь погибших астронавтов! Я услышал шорох и увидел как она пытается снять свою полумаску. Судорожно сжимает губы. Я не знаю почему так поступил. Я сорвал с себя свою полумаску и одновременно вспомнил, что и мой собственный воздух ей также не подходит. К тому же его там оставалось всего ничего. 
Я видел прекрасные фиолетовые глаза Гдемы и сам не знаю зачем поцеловал ее в губы.
Ее руки обвились за моей спиной. Салатного цвета кожа и зеленоватые губы губы моей напарницы были прохладными и пахли свежескошенным сеном и как в детстве полевыми цветами. Я понимал, что своим дыханием забираю ее собственное, но она не отстранялась. Наоборот, ласкала и гладила меня по спине, отчего бежали мурашки и... мы стояли так среди всего этого буйства красок целую минуту прежде чем поняли, что являемся настоящими симбионтами. Ее жизнь остро нуждалась в том, что смертельно для меня. И я, выдыхая углекислый газ и она выдыхала мне навстречу насыщенный ароматами трав прохладный горный воздух. Должно быть, подбирая экипажи специалисты корпорации знали эту возможность. И редчайшая вероятность разрушения отсека регенерации систем делало нас незаменимыми друг для друга. Сидеть вполоборота к пульту управления было неудобно и я посадил Гдему себе на колени лицом к себе. Довольно неплохая поза для симбионта. Фея лесов или полей, - думал я, она богиня в свободном хитоне цвета белого золота, под которым на ощупь угадывались хорошо сложенные формы, гладя по спине Гдему, я дышал ею, а она мною. И хотя я не смог бы жить в ее атмосфере из-за высокого содержания углекислого газа, а она на моей планете, тем не менее из тысяч возможных вариаций нам выпал редкий и чудесный случай которым ничто не мешало воспользоваться в ближайшие несколько часов до возможного устранения поломки автоматическими службами корабля, чье название на моем родном языке звучит так: неабходны як паветра - необходим как воздух .