Распахнутая, нездешняя.
Ольге удаётся вскочить в относительно свободную для утреннего часа электричку и даже притулиться на сидении с краешку. Еле успела, отвыкла с тех пор, как за рулём. Что-то не хочется загружаться в телефон, хотя почти все кругом сосредоточенно смотрятся в свои зеркала-планшеты и телефоны. Ольга прикрывает глаза.
Через некоторое время до неё доносится сочный голос слева: «А кака погода-то была! Я в лясу любила всегда ходить… Так боровик ноне пропадать совсем стал…» Говор доносится невнятно, потом электричка свистнула о чём-то своём проносящимся навстречу домам и перелескам. Снова слышится тот же голос: « Тады я ему на землю краюху положила, сама потихоньку убегаю, а он съел и сам бяжать, шерсть-то у него вся колыхается, ровно пашеница в поле».
Ольга открыла глаза и покосилась на соседку: вот кто так прижимался к ней тёплым боком – бабушка в платочке, с мягкой щекой, так похожей на подошедшее пушистое тесто. Она с откровенным простодушием обращалась сразу ко всем в нашем «купе», то хлопая себя ладонями по ногам, то вытирая двумя пальцами уголки губ. Напротив Ольги сидел мужчина с загорелым обветренным лицом, он слегка улыбался в ответ на бабушкины повести, иногда приговаривая: «Да, быват…»
Напротив рассказчицы сидела интеллигентная дама с толстой книжкой в руках, она давно уже не читала, а включилась в беседу про приключения в лесу и на реке, про змей и кабанов, про разные травки и грибные места. Ольге было так чуднО, просто даже странно, слышать, как люди неспешно разговаривают в транспорте – так свободно и даже с удовольствием, давно она такого не видела, не слышала. Бабушка, видно, любопытная была, всё ей интересно, и через некоторое время вдруг следует такой рассказ: «А ещё в Торжке у нас есть могила полюбовницы Пушкина, да – Анны Пятровны. Я портрет-то её в книге видала. Волосы у её вот так сюды уложены, а на шее медальона». Затем бабуля даже попыталась показать наряд Керн, широко махнув рукой туда, где в платье была аж вся спина голая, при этом она чуть подпихнула Ольгу на край сидения.
Вскоре рассказчица-сказительница вся расползлась по сидению, как сдобная булка. У окна томится в бездействии мальчик лет восьми, время от времени он начинает что-то шептать себе под нос и рисует каракули на стекле. Напротив него сидит, наверное, мать, Ольге не видно её лица из-за бабульки, оттуда временами выплёскивается раздражённое: «Помолчи! Смотри в окно!» Когда бабушка переходит к следующей истории, уже и Ольга прислушивается с улыбкой.
- Я тада молодая была, шла с косой вот, да на крутом берегу отдохнуть присела. Глядь, а на том-то берегу мядведь из реки рыбу таскает, да ловко так – хвать, хвать! А потом под себя, значит, её всю и складает». Так бабушка наша, бывшая, наверное, развесёлой девкой, может, и завирушкой, глядела-глядела за медведем да дивилась.
Только рыба-то ловчее оказалась – ускользнула она почти вся с камушка обратно в реку, ведь у самого берега косолапый рыбачил. Заревел тогда горько медведь, когда обнаружил пропажу, залилась колокольчатым смехом девка на другом берегу, вот и сейчас по-детски засмеялась бабулька, а вслед за ней и все мы: и мальчишка, тоже, который давно слушает сказительницу, приоткрыв рот. Только мать его глядит в окно, отгородившись от всех острым плечом и по-прежнему на что-то злясь.
Ольга и не замечает, как проехала полпути, как входили и выходили люди. Вот ведь бабушка из Торжка, и куда же это она путь держит, и всех-то рядышком с собой растеплила, удивила. Было понятно, и сама она готова слушать, если кто что сказывать станет: и про житьё-бытьё, и про ракету, и про Луну, и про чьи-то хвори и даже про Литву. Видно, не устала она от жизни, не прячется от неё в кривые зеркала экранов, распахнутая… Ольга вздыхает, встаёт и желает бабульке доброй дороги, и ещё раз удивляется, услышав в ответ - «дочка, и тебе не тужить». «Дочка»… Ольга идёт к выходу.
Вслед за ней из соседнего «купе» поднимается пара лет 45-50. Они сидели с краю, и Ольга видела, что пара эта, временами тоже посматривала на нашу фольклорную бабушку, отрываясь от своих экранов. Слышать её байки они, конечно, не могли из-за грохота колёс, но оба почему-то с некоторой тоской во взгляде устремляли на неё взоры, словно пытаясь ответить себе на какие-то вопросы.