45 лет ДеЭмБэ-72 Воспоминания экс комбата
Когда вспоминаю то время, кажется, что все происходило словно вчера. А ведь прошло уже 45 лет! Но столько событий, причем событий необычных, порою очень трудных, невозможных в жизни гражданской, произошло за те два года, с 6-го июля 1970-го, по 6-е июля 1972 года, со мной, что впору о них летопись писать. Что я, в общем-то, и делаю своими «воспоминаниями экскомбата». В память о «двухгодичниках», «офицерах-любителях», как называли нас за глаза некоторые завистливые кадровые офицеры. Завидовали по причине понятной: мы через два года, уйдя «на гражданку», могли изменить свою судьбу, кадровые же офицеры могли ее изменить только через 25 лет службы. Причем абсолютно неизвестно, что может с ними случиться и через 25 дней: военная служба на строевых должностях, при наличии в твоем подчинении личного состава, абсолютно непредсказуема, ибо только одному Богу известно, что может выкинуть кто-то из твоих подчиненных даже через 5 минут. А наказывать за его действия, в первую очередь, будут и тебя. И сколько же офицеров в Советской Армии уходило в отставку, так и не выслужив заветной полковничьей папахи, и не получив очень приличной военной пенсии!
Ну, а для нас четко действовал закон о призыве офицеров запаса на военную службу: ни одного дня меньше, ни одного дня больше! Да еще подъемные, «при приходе, и при уходе», в размере двух окладов «чистыми», каждый из которых «на гражданке» равнялся зарплате ведущего инженера, а то – и руководителя группы.
Но за два года службы многие «офицеры-любители» настолько втягивались в нее, что грядущее изменение распорядка жизни после «дембеля» тоже воспринималось с некоторой тревогой: жизнь не стоит на месте, и начинать ее опять придется сначала…
ДЕМБЕЛЬСКИЙ НАРЯД
Призвали меня 6 июля 1970 года. А 4-го июля 1972 года я заступил в наряд дежурным по части. Так сложилась моя «карьера», что 6-го ноября 1971 года я был утвержден приказом по 6-й Гвардейской танковой армии в должности командира стартовой батареи 1-го дивизиона 201-го зенитно-ракетного полка. Должность капитанская, из командиров рот и батарей по Уставу внутренней службы могли назначаться не только начальники караулов, но и дежурные по части. И вот напоследок начштаба нашего ЗРДН, добрейший майор Николай Дмитриевич Тригодько (царствие ему небесное!) и стал ставить меня «дежпочем»: «Твоя должность обязывает».
Почета, конечно, больше. Но и ответственности - тоже. Часть – «линейная», «готовность 1» могли объявить в любое время дня и ночи. И, хотя принимал ее оперативный дежурный по полку, но «тревогу» по подразделениям обязан был объявлять я. И выдачу офицерам полка личного оружия – тоже. Но «тревожная участь» меня минула. Тяжелее всего было практически неотлучно находиться на КПП, в котором практически не было вентиляции – окна затянуты противонасекомной сеткой, сквозь которую и воздух-то едва струился. А «дежпоч», в отличие от «начкара», начальника караула, заступал в наряд не в полевой, «хлопчато–бумажной»,»ХэБэ», форме, а в повседневной для строя, т.е. в кителе и брюках из шерсти с лавсаном, и рубашке с галстуком. Когда в тени +32 – к «дежпочу» никакой зависти, наверное, ни у кого не было. От гостиницы-общежития до части было всего около километра, но я эту дистанцию проходил в три присеста, «для охлаждения механизмов», чтобы не выходить в потных подтеках на плац для приема и развода караула и внутреннего наряда.
Но самый большой кошмар меня ожидал при снятии пробы пищи для заключения о ее пригодности к выдаче личному составу полка! Из кухни в столовую пышет жаром от плит. На столы первые-вторые блюда, «с пылу, с жару», выставляются в больших алюминиевых «бачках» на 10 человек. Из расчета 120 человек личного состава – 24 бачка. Пробу пищи я снимал незадолго до прихода «войск»», когда столы уже были сервированы, поэтому можно только представить, какая в столовой была жара! При моей-то «застегнутой форме для строя»! Потому я просил повара расставлять блюда по мере моего приближения к выходу: первое – на ближнем к выходу столе, второе, «и компот» - на подоконнике у двери выхода из столовой. Туда же повар приносил мне и книгу разрешения/запрета на выдачу пищи личному составу. На выходе меня ждал дежурный по кухне с моей фуражкой…
И вот, после таких испытаний в третьем по счету наряде, на следующий после него день, узнал я о том, что время моей службы закончилось…
СДАЧА – ПРИЕМ
Двухгодичников «моего призыва» было человек семь. Большая часть из них служила в должностях старших техников, у которых в подчинении было по два – три оператора, срочной службы, а часто – еще и сержант. Стартовая же батарея зенитно-ракетного комплекса С-75 «Волхов» состояла из двух взводов, всего 39 человек, из которых сержантов было восемь. А из двух командиров взводов в наличии был только один - Валера Мелехов, кадровый, закончивший Оренбургское училище, а лет через восемь и Академию ПВО в Киеве. Ему мне и приказали сдавать технику и имущество батареи. И началось…
Батарею я принимал «в ускоренном темпе», ибо наш комбат, капитан Виктор Никифорович Суржиков, был срочно откомандирован в Киев для поступления в Академию ПВО. Поэтому выяснять, где что лежит, куда что пропало, когда и что списано, номера актов, при приеме батареи времени у меня не было. А когда я начал батарею передавать, Валера Мелехов загрустил: «Ты уедешь, а мне кому-то следующему придется батарею передавать, и меня взуют. Давай действовать по правилам». И начали мы считать-пересчитывать «Запасные инструменты и приборы»…
В состав батареи входило 6 пусковых установок, 6 АТС, гусеничных артиллерийских тягачей средних, 6 ТЗМ, транспортно-заряжающих машин на базе колесных автомашин ЗиЛ-157 КВ, бортовой ЗиЛ-130, и 24 (двадцать четыре) ящика батарейного зип*а. Имущество мелеховского взвода не пересчитывали, но остался же еще один взвод, в котором офицера не было! Да еще в автотракторной и артвооружения службах нашлись старые акты на выдачу имущества на батарею, которое куда-то пропало. Кому отвечать? Мне! А после меня – Мелехову. Поэтому через три дня Валера Мелехов, ссылаясь на занятость, стал обходить меня стороной, отмахиваясь, как от назойливой мухи…
А время шло. Не помню, через сколько дней «после приказа», комполка Олег Петрович Игнатов устроил «моим побратимам-двухгодичникам» прощание со знаменем полка. Я же, как неприкаянный, наблюдал за сим ритуалом издалека. Уже не командир батареи, но и не офицер запаса.
В конце концов, пошел я к начальнику службы артвооружения п/п-ку Попельнюхову: «Товарищ подполковник! Мне пора домой! По закону, если есть недочет такого рода, как у меня, вы можете высчитать с меня по остаточной стоимости, но не более трети «денежного довольствия». Треть от моего денежного довольствия, 215-ти рублей, составляет 71 рубль, шестьдесят шесть, и шесть десятых копейки, с шестеркой в периоде. Я готов заплатить, хоть сейчас, даже 71 рубль шестьдесят семь копеек!» «Но мы же должны узнать, куда все делось» «Я – честный комсомолец, и на «толкучке» ни в Киеве, ни в Золотоноше никогда и ни чем не торговал. Просто вовремя акты на списание не составлялись, а часть их, возможно, утеряли до меня. Лично я ничего не списывал, да и списать у вас – целое дело».
Попельнюхов пошел к командиру: как быть? П/п-к Игнатов, «для успокоения», решил представить меня к досрочному присвоению старшего лейтенанта. Я сделал фото в парадном мундире, документы ушли в Подольск. Но старлейта мне, «досрочно», присвоили …через пять лет. До тех пор в военкомате я проходил как «в Советской Армии не служивший». Видимо, мое личное дело, не спеша, гуляло по Подольскому управлению кадров МО СССР.
Прошло еще дня два. Наконец, взыскали, с меня 71 рубль 66 копеек, и пригласили на утреннее построение полка. Знамя ради одного, теперь уже – экскомбата, выносить не стали. Игнатов сказал обо мне очень тепло. Я и не ожидал таких панегириков в свой адрес. Всего не помню, помню последнее:: «Пожелаем же лейтенанту Новицкому и на работе в народном хозяйстве оставаться таким же честным и добросовестным, каким он проявил себя за время службы в Советской Армии». И наградил меня книгой «Киевский Краснознаменный», с дарственной надписью. «Извини, большего не могу, Хоть как-то компенсирую твои затраты» - пожимая мне руку, с доброй улыбкой сказал будущий генерал артиллерии Олег Петрович Игнатов…
Я подошел к своему «войску», поклонился в пояс, и поблагодарил за честь, оказанную им мне в нашей совместной службе. Развод заканчивался «штатно»: «К торжественному маршу! Офицеры управления – прямо, остальные – на-пра-во! Шагом – марш!» Я смотрел на свой полк. Смотрел в последний раз. И вдруг, когда проходила моя батарея, слышу: «Батарея, смирно! Равнение – направо!» Это кто-то из сержантов учудил, уже не помню, кто. Спасибо, ребята. Такое не забывается…
Итак, мы простились, но человек у тридцати, служивших в нашей батарее, в военных билетах осталась моя подпись: о выдаче АКМ-2, или о сдаче его «по дембелю»…
ОДИН, БЕЗ «ЛЮБИМОГО ЛИЧНОГО СОСТАВА», В ПУСТОЙ КОМНАТЕ
Странное наступило время. Мои «сожители», киевлянин Саша Гершуни, и одессит Витя Великий, уехали несколько дней назад. А в нашей комнате №10 их пустые кровати словно ждали ребят. Неприятно. А еще вещей у меня оказалась куча, хотя шинель и парадный мундир я по дешевке продал нашей горничной. (Полевую форму, ПШ со стоячим воротником, я продал всего два года назад – «вырос» из нее. Так зачем издеваться над добротной тканью?)
Наконец, вещи собраны. Бутылка «Гамзы» на столе. «Прима», дым, воспоминания, мысли о будущем. Большого желания проситься оставить меня в кадрах не было: «Л/С будет приходить, и уходить, а я буду оставаться. А, может, попроситься во Вьетнам? Т. с., «в командировку»? Характеристика у меня хорошая. А там – видно будет»
Пока меня еще не забыли, пошел к начальнику строевой части капитану Приворотскому. «Товарищ капитан! На чье имя писать рапорт с просьбой отправить меня во Вьетнам? Хочется мне увидеть своими глазами, как Б-52 от наших ракет на землю падают». Капитан Приворотский, ничего не сказав о разумности моего стремления, невозмутимо так: «А у нас есть предписание Министерства обороны, чтобы двухгодичников во Вьетнам не отправлять». Ну, что ж. Значит, с армией наши дороги расходятся. Иду в гостиницу…
(О капитане Приворотском, совершенно неожиданно, рассказал мне года три назад один джентльмен-военный хирург, живущий от меня…в ста метрах! Он «складывал» капитана, когда тот служил в десантных войсках, после его неудачного приземления во время прыжков при сильном ветре. Действительно - мир тесен!)
НОЧЬ НАЧАЛА И КОНЦА
Зайдя в столовую, я увидел ННН. К этой, весьма эффектной и привлекательной «билявке», я давно «подбивал клинья», да все как-то не складывалось. Мне говорили, что ННН замужем, у них ребенок. Видел ее мужа. Нормальный парень, но сложилось впечатление, что дама вертит им, а он ходит, как телок, на привязи. Слово за слово, подождал, пока она закончит работу. ННН не уходила, явно проявляя желание «пройтиться». Мы ходили по красивому лугу у речки Золотоношки. Темнело. Дама не просилась домой, словно ее там никто не ждал. Июльская ночь была тихой и звездной…
В конце концов, местом нашей лежки стали какие-то доски, словно специально уложенные для этого в какой-то стройке на лугу. Ну, надо же! Столько времени добиваться, а, когда добился – уезжать! Уезжать от такого роскошного тела, которое так хотелось раскрыть во всем блеске и совершенстве, тем более, что квартира стала свободной! Но, как я ни просил, ННН «осталась верной долгу»: начиналась смена, пора было печь пирожки…
«Гамза» допита, «на дорожку» посижено. До автостанции метров 700, не расстояние. Прощай, Золотоноша! Извини, и прощай, ННН! (Рассказывали мне ребята, «дембельнувшиеся» после меня, что она, как узнала, что я уехал, места не находила, все пыталась узнать мой киевский адрес. Через 17 лет я был в Золотоноше, увидел ее недалеко от места работы. ННН уже было не узнать, сильно располнела. Зачем было ворошить прошлое? Тем более, что, как известно, в одну реку нельзя войти дважды…)
Когда автобус проезжал мимо золотоношской церкви, батюшка которой прославился тем, что дал в морду и вышвырнул из церкви какого-то «богоборца-комсомольца», занимавшегося «антирелигиозной пропагандой» пьяным, на Пасху, я отвернулся к окну, и прошептал: «Святый Боже, Святый, Великий, Единый и Справедливый! Сделай так, чтобы в моей жизни никакого «любимого личного состава» никогда больше не было!» И Господь меня услышал. Много чего произошло со мной после армии. Но я всегда старался оставаться самим собой, никого не стараясь подчинить, ни под кем не прогибаясь, и ни под кого не подстраиваясь. Спасибо тебе, Золотоноша! Спасибо тебе, Советская Армия!
15 июля 2017 года