"Ты будешь жить, моя Россия,
пока Морозова поёт", – эти
стихи курский писатель, бывший декан истпеда Евгений
Алексеевич Шанин посвятил Александре Васильевне Морозовой. Заслуженный работник культуры России (и это при всём том, что всю жизнь она проработала на заводе "Аккумулятор"), солистка знаменитого хора имени Чаговца, Миссис "народный юмор" (определение учёных-фетоведов),
ярчайшая, колоритнейшая
личность.
Когда на сцене Чаговский хор – эти немолодые лица, эти нарядные народные
костюмы, эти красивейшие голоса, – у людей в зале теплеют глаза. Что-то исконное, родное, на генетическом уровне, просыпается в душах, заставляя и плакать,
и смеяться, внимать и любоваться. Хору – полвека, и Александра Васильевна одна из его ветеранов.
Её очень молодой и сильный голос не спутаешь с голосами других солистов.
Песня – это её самовыражение: и хлеб, и пирожное, то, без чего себя не мыслит.
Когда-то Морозова была "эстрадницей", пела шлягеры 60-х, песенки про любовь, лауреатствовала на всевозможных конкурсах заводского, районного и
городского масштаба. Даже в телевизоре отметилась не раз. Например, как-то в
Курск приезжал Лев Ошанин, и курское телевидение посвятило этому событию
передачу. Морозова участвовала в ней, пела песни на стихи поэта и была очень
даже одобрена растроганным автором.
На репетицию Чаговского хора она заглянула с подругой, да так там и осталась. Чаговец такими жемчужинами не разбрасывался – убедил, что с эстрадой
надо завязывать, она настоящая народница, прирождённая. И дальше, что бы ни
случалось в жизни, репетиция – это святое. А случалось многое и всякое. Работала на тяжёлом производстве,вырастила дочь, внуков, похоронила маму. Личная
жизнь? Страстная натура, интересная женщина, Александра Васильевна нравилась и нравится мужчинам даже
сейчас, в свои за 80, но… банальная история (только банальна она для посторонних).
Пережить это самолюбивой
женщине ох как непросто. Молодой, красивый муж, разлучница – близкая подруга. Морозова
не простила, хотя выла в подушку или уходила из дома, чтобы
не слышала мать. А та была
строгая и гордая: "Одевайся,
красься хоть до ушей, улыбайся,
чтоб никто не видел, какие в душе берега плещутся. Терпи". И
Александра терпела – работала,
растила детей, ходила на репетиции, пела на концертах. И хотя в те 60-е не раз слышала
фразу – цитату из первого советского телефильма "Вызываем огонь на себя": "Морозова,
моя хорошая!", на мужчин не
смотрела.
Он приехал через 2 года,
спросил: "Простишь?". Она не простила. А потом он совсем испарился из их жизни. Как-то через много лет, приехав в Курск, зашёл и попросил в долг 7 рублей,
она дала ему 25… "Спасибо, что проведал дочку".
– Вы его любили? – как-то осмелилась спросить у Морозовой. – Любила и
люблю.
Честно сказать, наша действительность редко способствует сохранению молодой любви: жила та семья в одной комнате со строгой родительницей. Морозова со смехом вспоминает, как они садились на мотоцикл и уезжали подальше,
чтобы вдоволь нацеловаться. И как частенько после таких супружеских свиданий
ходила вся в перьях и соломинках в волосах – сарай или стога сена – это вам не
чёрное шёлковое бельё и роскошные альковы из современного телевизора.
Впрочем, романтика, просто "Анжелика", серия первая…
Так что романтика совдеповского быта продолжалась недолго. Был у супружеской пары ещё один ребенок – мальчик, который умер в 7 месяцев.
С тех пор личная жизнь сублимировалась в песню. Монашкой Морозова не
стала, но "близко к тому". Мать сказала: "Дочку сначала вырасти!". А потом внуки
пошли – Кадик и Аня. Бабушкой Александра Васильевна была самоотверженной,
долгие годы внуки были ее главной заботой в жизни. Про Кадика говорила: " Есть
Аркадий Райкин, а у нас Аркадий Веркин"(Вера -так зовут дочь Морозовой).
Рассказы Александры Васильевны о своей маме (впрочем, как всё, что рассказывает этот Андроников в юбке) – песня! Ей было в кого стать столь колоритной натурой. Мама была заядлой спортивной болельщицей – смотрела все спортивные передачи, выписывала "Советский спорт". "Шура, я вот что тебя хочу попросить: напиши ты в Спорткомитет,
чтобы Ленку Водорезову на лыжи поставили. Весь лёд раздолбала, жопу
разбила. Пусть на лыжах катается." И лично отправила написанное Шурой письмо.
"Тише, золото из страны уходит!"
– волновалась она во время олимпиад. Футбол и хоккей – это было святое. Перед ответственными матчами
Анна Никифировна ходила молиться
за успех команды в церковь, а включая телевизор, крестила его и игроков
нашей команды: "Ну, соколики, с Богом!". Работавшие в ночную смену заводчане звонили Шуриной маме, чтобы узнать счёт: "Подожди, сынок,
опасный момент! Перезвоню."
Она была очень доброй и гостеприимной. Кормила чем Бог послал всех Шуриных подруг: "Пусть Машка завтра придёт поужинать, я сама на чужой стороне
жила", а для мужчин-гостей всегда держала пачку сигарет и бутылку водки".
Однажды во время ответственного хоккейного матча в дом заглянул сосед:
"Никифоровна, налей рюмочку!". "Жди, Юрка, если наши гол забьют – налью!".
Наши гол забили. Сосед: "Если ты выпьешь – наши выиграют!". Взволнованная
Никифоровна поддержала компанию. Снова гол. Опасный момент. "Наливай, Юрка, ещё одну!". В итоге победного матча счастливые болельщики бутылку распи
ли, не заметив, что с удивлением было отмечено потом. Анна Никифоровна была
женщиной абсолютно непьющей.
Гордая и абсолютно самодостаточная, мама Александры Васильевны была
насквозь советским человеком, по-хорошему советским, потому что обладала
ещё и независимостью суждений, и в Бога верила, не таясь.
Когда дочка стала участницей Чаговского хора(название крепко прилепилось
к коллективу Дома народного творчества), очень это приветствовала: "Ходи петь,
Шура! Ты с репетиций просветленная приходишь, как-будто из церкви".
Как-то Шура пришла с ночной смены, прилегла, а тут звонят из профкома:
"Соревнования на Боевке – надо прыгнуть за родной завод". Плавать Шура немного умела, но в то лето три раза тонула. Отказалась наотрез. Домой уговаривать её пришёл сам начальник цеха: "Не пойду, имею я право поспать? И с семиметровой вышки я ни разу не прыгала!". Но мать подняла её чуть не за волосы:
"Вставай! Выспишься потом! Сам Виктор Николаевич пришёл упрашивать. Иди,
отрабатывай, что тебе завод дал. Ничего, не утонешь, на людях будешь, вытащат,
если что!". Прыгнула Морозова удачно. Дома мать пила валерьянку и делилась с
соседкой: "Переживаю – не то выплывет Шура, не то нет".
Была Анна Никифоровна большой труженицей: много работала и ещё стирала на всё общежитие – такой белизны белья не добивался никто. Имела огород за
городом, выращивала там много зелени, картошки, овощей и щедро делилась
урожаем с соседями. Заботилась обо всех – кормила бездомных собак, кошек,
птиц, специально покупала семечки, зерно для голубей… Была эстеткой – любила
цветы, духи и выписывала огромное количество газет и журналов, всем им предпочитая "Комсомолку". Как-то Шура выписала вместо "Комсомольской правды"
"Советскую культуру". Мать обиделась: "Ты почему меня прессы лишила?".
А жизнь у матери была, мягко говоря, несладкой. Из 16 детей в родительской
семье – старшая. Отец был бондарем. Когда из бедного курского села переселились на Донбасс, познакомилась с Шуриным отцом. Он был вдовец с двумя детьми. Общая дочка Шура родилась на день Парижской коммуны – 18 марта. Акушерка, принимая стремительные роды, приветст вовала новорожденную: "Выскочила на баррикады!".
…И началось! Жизнестойкость Морозовой заложена генетически. Мама,
бабушка, которая прожила 114 лет!.. Замечательное чувство юмора, артистизм,
неиссякаемый оптимизм в любые моменты жизни: "чтоб никто не знал, какие берега в душе плещутся". Посторонним Александра Васильевна никогда не скажет,
насколько небезоблачной была её жизнь. То, что "всегда на копейках", – так это
судьба поколения (поколений). Но было много и настоящих горестей и проблем.
И тем ни менее – любое застолье, поездка хора или группы "Афанасий" (такой вот
знаменитый ансамбль – филиал хора под эгидой директора Дворца пионеров Л.Г.
Девяниной), Фетовские чтения в Воробьевке – вокруг Морозовой всегда смех и
веселье. В её исполнении любой анекдот или байка – произведение искусства,
любая реплика или обычный пересказ какого-либо события – смех до слёз. Так
органично у нёё это получается. Солидные учёные, приезжающие на Фетовские
чтения, педагоги Дворца пионеров, товарищи по хору – у всех реакция на Морозовский юмор одна.
Как у любого артиста, у Морозовой, конечно, есть свой джентльменский набор, свой репертуар. Зная его за много лет наизусть, ловлю себя на неизменной
реакции – смешно!
Человек грамотный, читающий, с правильной, что называется, городской,
речью, она умудряется так обаятельно сочетать всё это с чисто курскими народными выражениями, крепкими словечками, которые в её устах – совершенно необходимая "фигура речи", органичная краска. Но на сцене Морозова – не артистка разговорного жанра (это, так сказать, хобби) – она солистка народного хора. И
какая солистка! Она чувствует и музыку, и слово так, что, ей-Богу, профессиональная сцена по ней исплакалась! Впрочем, как и по многим солистам Чаговского хора. О Чаговском хоре, который уже не один год продолжает существовать без своего создателя, бережно храня традиции и память о нём, – рассказ особый.
Я была, наверное, на всех морозовских юбилеях последних 20 лет. Солидных
по количеству отмечаемых лет, но очень душевных и молодых – по атмосфере и
ощущениям. Юбилеи Морозовой – это всегда инициатива Лидии Григорьевны
Девяниной. Отказаться нельзя: Морозова много лет была работником Дворца (и
методистом, и дежурной на вахте). К тому же Девянина в своё время приютила
хор, предоставив им зал для репетиций, и, несмотря на то, что хор относится к
Дому народного творчества, с Дворцом у чаговцев отношения тоже самые родственные, и в Голубом зале Дворца постоянно творчески и талантливо празднуются
юбилеи хоровиков, вечера памяти основателя хора и другие мероприятия…
Морозова очень интересно вспоминает о Чаговце, деталях его биографии, о
том, какой удивительный он был хормейстер и человек. Она вообще – прекрасная
рассказчица, с памятью, цепкой до деталей, "изюма". Да и сама, как сказала Мария Арбатова об одном из своих педагогов, – "сплошной изюм".
…"…Ты будешь жить, моя Россия,
Пока Морозова поёт!"
Лучше не скажешь.
("Курян моих прекрасные черты", книга первая)