А счастье было так возможно... 2

   
   Глава 2. Сестрица Алёнушка.      
   
Когда великому сыщику Шерлоку Холмсу удавалось быстро отыскать убийцу, такое расследование он называл «делом на одну трубку».
Биография Ольги Ивановны Крысенко укладывается в одну сигарету, медленно тлеющую в пепельнице рядом с чашкой остывающего кофе. До знакомства с Дианой Николаевной Мышкиной ее жизнь не была отмечена ни яркими, ни особо знаменательными событиями.
   Говорят, что современная наука владеет технологиями восстановления эмбриональной памяти. Ученые считают, что необходимость исследования внутриутробного периода связана с наличием у ещё нерождённого существа травм, которые в зрелом возрасте могут перерасти в тяжёлую душевную проблему. Основными причинами этих травм (как утверждают специалисты по «внутриутробной душевной проблематике») могут стать враждебные отношения между будущими родителями, их нежелание и неготовность завести ребенка и другие факторы, который каждый из желающих, пофантазировав, может добавить к вышеперечисленным. У нашей героини такая отрицательная память напрочь отсутствовала. 
   Отношения в семье Крысенко могли стать образцом счастливой советской семьи. Родители Оленьки относились друг к другу бережно и заботливо, каждый старался защитить близкого человека от травм, возникающих при неизбежном контакте с повседневной реальностью.
Как только Оленька появилась на свет, к ее ногам были положены вся любовь, нежность и забота самых близких ей людей. Она купалась в лучах родительского тепла, впитывая их любовь всей поверхностью своего крошечного тельца.
Оленька подрастала. Окружающий ее мир был прекрасен. Птицы радостно щебетали, приветствуя своим пением счастливого маленького человечека, богатство красок полевых цветов радовало глаз младенца, легкий ветерок ласкал нежную деткую кожу. Основой такой красоты и гармонии в семье Крысенко была любовь, чистая прочная любовь мужчины к женщине.

                *   *   *
               
   Иван Павлович Крысенко работал инженером-плановиком на большом станкостроительном заводе. Это был один из тех промышленных комплексов, которые в советской прессе величали "гигантами индустрии." Завод действительно насчитывал около тридцати тысяч рабочих и инженеров. Выпускаемое здесь современное оборудование уходило в самые неожиданные и отдалённые точки планеты. Рабочий класс Азии, Африки, Латинской Америки (естественно, под неустанным надзором советских специалистов) работал на этих станках, стремясь дать своему народу как можно больше столь "необходимой" в этом мире продукции. А изготовляли на этих станках "оружейную начинку". Новенькие блестящие пули самого различного образца и калибра (благодаря последовательной советской миролюбивой политике) свободно доходили до режимов, заинтересованных в скорейшей победе социализма. С каждым годом таких точек становилось всё больше. И потребность в пулях беспрерывно росла. Значит, и станков требовалось всё больше и больше.
Иван Павлович мог часами, срывая голос, висеть на телефоне чтобы обеспечить поставку необходимого для изготовления станков металла. Электроприводы, являющиеся сердцем этих агрегатов, поступали с завода на Ангаре. Если намечался сбой в поставках, Иван Павлович доставал из нафталина старое зимнее пальто на ватине, шапку-ушанку и видавшие виды шерстяные варежки, брал под мышку портфель с заводской документацией, сменой белья и зубной щёткой и вылетал ближайшим рейсом в Сибирь. Аэропорт, затем поезд или попутный грузовик, койка в гостинице «Дружба», крутое яйцо на завтрак, шницель-подмётка на обед – и вот он уже спешит обратно к самолёту, чтобы вернуться на родной завод с радостной вестью: все поставки будут осуществлены в срок и в необходимых количествах.
   Часть деталей для станков выпускал завод в Казахстане. Когда-то здесь была жестяная мастерская, где работали ссыльные немцы-колонисты. Однажды кому-то пришла уникальная мысль перепрофилировать эту богадельню в завод. Территорию старой мастерской обнесли двухметровым забором, достроили к ней три пятиэтажных корпуса, поставили проходную с вахтёром в тулупе и с пистолетом на боку. Так старая лавка жестянщика превратилась в завод союзного значения. Для того, чтобы "выбить" необходимые запчасти для "своих" станков Иван Павловичу Крысенко не раз приходилось бывать в Казахстане. Далеко не всегда продукция здесь была требуемого качества. Приходилось неделями сидеть в казахской степи, ожидая, пока будет устранен брак.

                *   *   *

   В тот приезд у Ивана Павловича, как назло, ничего не клеилось. Пролетариат Казахской республики почему-то не проявлял солидарности с братскими народами Африки и Азии и исправлять брак не торопился. Иван Павлович целый день протолкался по заводу, но безрезультатно. Съев в заводском буфете толстый, пропитанный прогорклым маслом чебурек, запив его зелёным чаем, он направился в гостиницу. Выходя с завода, Иван Павлович случайно обратил внимание на клочок бумаги, приклеенный к дверям проходной. На вырванном из ученической тетради листке было аккуратным, почти детским почерком написано:
   "Сегодня в 20 часов в клубе завода состоится концерт художественной самодеятельности. Музыкальное сопровождение – Нинель Сергеевна Преображенская."
В этом "промышленном центре" вечером делать было всё -равно абсолютно нечего, и он решил пойти в клуб. На самом деле его привлекла фамилия аккомпаниатора. Не часто встретишь в степях Казахстана фамилию из российской истории.
Согнанные на концерт казахи вели себя смирно, сидели тихо, мурлыча себе под нос что-то из своего верблюжье-степного репертуара. Нинель Сергеевна старалась как могла. Но извлечь из изрядно расстроенного инструмента чистый звук было не просто.
   Когда после концерта Иван Павлович подошёл к маленькой сцене, пианистка собирала ноты. Он увидел её тонкую талию, прошитые голубыми сосудами кисти рук с утончёнными пальцами и коротко остриженными ногтями. Лицо женщины озарял внутренний свет одухотворённости и спокойствия. Как такая женщина оказалась в этих местах? Она смотрится здесь как райский цветок среди колючек.
За чаем она поведала своему гостю "из России" (характерное определение для всех приезжающих из европейской части СССР) свою короткую историю.
Нинель Сергеевна Преображенская действительно являлась потомком старинного рода Преображенских, рода известного и влиятельного на всём протяжении истории русской монархии. До Октябрьской революции все её предки верой и правдой служили царю и Отечеству. В Октябре 1917 мир перевернулся. То, что раньше считалось почётным и уважаемым, вдруг стало вредным и опасным, за что раньше жаловали, сейчас расстреливали. И пошёл род Преображенских с молотка: кто бежал за границу и там скончался, кто был арестован революционным правительством и нашёл свою пулю в подвалах Лубянки. По непонятным причинам инженера-спеца, двоюродного деда Нинель, Алексея Преображенского, не расстреляли. С ним поступили очень "гуманно", отправив в лагерь на Колыме. Как это ни слышится невероятным, но Алексей Преображенский выжил и прошёл всё, что уготовила ему судьба в ГУЛАГе. А выйдя из лагеря, был сослан на поселение в Сибирь. Когда закончился срок ссылки, Преображенский не вернулся в "Россию," а перебрался в Казахстан. Путём невероятных усилий отыскал свою внучатую племянницу Нинель, находящуюся в детдоме для детей "врагов народа."
   Алексей Мартынович Преображенский, родной дядя отца Нинель Сергея, удочерил девочку и постарался дать ей то образование, которое считал нужным. (Естественно, с поправкой на время и место). Сгинувших в круговороте сибирских лагерей родителей Нинель не помнила. Единственным близким человеком для девочки был дед Алексей.
   Благодаря его после такой прогулки усилиям, Нинель Сергеевна одинаково свободно говорила и читала по-русски и по-французски, отлично знала не только русскую, но и мировую классику, хорошо играла на фортепиано. Как только Алексей Мартынович начинал что-нибудь рассказывать, заоконный мёртвый пейзаж казахской степи исчезал, лица казахов с узкими глазами и маленькими скошенными лбами растворялись в воздухе. Дед и внучка "гуляли" по улицам Парижа, подолгу "засиживались" в кафе на Монмартре, отдыхали в саду Тюлери, а затем, "пообедав" луковым супом в Латинском квартале, отправлялись в Фонтенбло или в Венсенский лес. Дед Алексей по памяти "водил" внучку по залам парижских музеев. После каждой такой прогулки "возвращение" в реальность было болезненно-мучительным.
Племянница подрастала, расцветала и хорошела. Окончив школу, она поступила в райцентре в музучилище.
Несколько лет назад дед тихо отошёл во сне в лучший мир, оставив Нинель одну.
В этот приезд Иван Павлович Крысенко пробыл в Казахстане неделю. Но, в отличие от предыдущих приездов, сейчас это было ему не в тягость. Они с Нинель Сергеевной ежедневно гуляли по степи, подолгу беседовали о литературе, музыке, искусстве и вообще, вроде как бы ни о чём и обо всём сразу. В свой следующий приезд он увез её с собой навсегда.
    В своей единственной дочке Оленьки оба не чаяли души. Родители Оли Крысенко прожили счастливо 22 года и тихо скончались в один год, ибо жить друг без друга не могли. Оля осталась на свете совсем одна.

                *   *   *

   Со смертью родителей жизнь Ольги изменилась далеко не в лучшую сторону. Она почувствовала себя сиротой.
Закончив филологический факультет университета, Оленька начала работать в городской библиотеке. Коллектив библиотеки хотя и состоял из лучшей половины человечества, теплотой не отличался. На этом сером фоне Оленька казалась олицетворением доброты и приветливости. Она была всегда готова заменить коллегу, которой нужно устроить свои семейные дела; её не пугали ежемесячно проводимые в библиотеке санитарные дни, еженедельные политзанятия и методические совещания. Работа была ей не в тягость.
   Личная жизнь Ольги Ивановны была несколько своеобразна. (Если то, что занимало её в часы, не занятые работой, можно было вообще назвать личной жизнью).               
Как-то на третьем курсе Олю Крысенко вызвали в деканат. Войдя в кабинет декана, она увидела там незнакомого мужчину лет тридцати пяти. 19-летней девушке он показался тогда, пожилым, чуть ли не старым. Рядом с этим незнакомцем декан держался как-то неестественно: нервничал, постоянно потирал руки и беспрерывно перекладывал лежащие на столе аккуратными стопками бумаги. Мужчина же, напротив, излучал спокойствие и уверенность. Расположившись в кресле декана, незнакомец благосклонно и как само собой разумеющееся принимал знаки внимания, оказываемые суетливым деканом.
– Вызывали, Николай Сергеевич? – спросила Ольга Крысенко.
– Да, да, проходи.
– Вот познакомьтесь, одна из наших лучших студенток, Ольга Ивановна Крысенко, – представил её декан незнакомому мужчине.
– Очень, очень приятно, – отозвался незнакомец, шаря откровенно раздевающим взглядом по фигуре девушки. Присаживайтесь, Ольга Ивановна, хотелось бы с вами поближе познакомиться."
– Я, наверное, вас оставлю,  – сказал декан, – у меня дела.
– Да, да, конечно, – живо среагировал незнакомец.
– Нам вас рекомендовали как серьёзную исполнительную студентку, честного и хорошего человека, принципиального комсомольца, – начал незнакомец свой монолог. – А такие люди нам очень нужны.
Оля Крысенко уже догадалась с кем имеет дело, но виду не подала. Она решила, что будет играть в "святую наивность," в "серую мышку", тем самым постарается оттянуть насколько возможно принятие неприятного решения. А что такое решение рано или поздно придется принимать, у Оли не было никаких сомнений.
Оленька подняла на незнакомца глаза, моргнула ресницами и спросила:
– А кому, собственно, вам?
Казалось, незнакомец на минуту задумался. Его взгляд стал мертво-принципиальным. Но через секунду его глаза снова обрели "отцовское" тёпло.
– Простите, Ольга Ивановна, что не представился. Меня зовут Олег Антонович Нагорнов и я где-то, можно сказать, ваш коллега, выпускник филологического факультета. Так что, надеюсь, мы найдём общий язык и беседа наша будет обоюдно приятной.
– И всё же, какую организацию вы представляете? Не филфак же?
– Буду говорить прямо. – ответил Олин собеседник немного резче, чем ему хотелось бы: – В данный момент я представляю здесь Комитет Государственной Безопасности. И нам нужна ваша помощь.
– Но чем же я, маленькая студентка, могу помочь такой большой организации, как ваша?
– Все зависит только от вашего желания. – Нагорнов вновь одарил Оленьку теплой, располагающей улыбкой. – И мы вам тоже поможем, когда придёт время. А мы умеем помогать хорошим людям, если они оказываются в затруднительном положении.
– И что же я должна для вас сделать?
– Ничего особенного. Живите, как жили раньше. Общайтесь, с кем общаетесь сегодня, дружите с кем хотите. Старайтесь не прятаться, не уходить в себя, напротив, расширяйте круг общения, ходите на институтские вечеринки, веселитесь. А заодно слушайте. Слушайте и запоминайте. Особенно прислушивайтесь к недовольным. И ни в коем случае не затыкайте им рот, не перечьте. А как что услышите – прямо к нам. Вопросы есть?
Вопросов у Оленьки было множество и в то же время всё было и так предельно ясно. Поэтому она решила ограничиться двумя:
– И как я вам буду сообщать, если что-нибудь увижу и услышу?
– О, это пусть вас не беспокоит, мы вас сами найдём, – улыбнулся уже считавший дело завершённым Олин "куратор."
– А что если я вдруг откажусь?
– Не откажетесь – бросил он коротко.
Она и сама знала, что уйти от них не удастся.
В дверь тихо постучали. Вошёл декан. Он извинился и попросил взять какие-то документы.
– Ну что вы, Николай Сергеевич, – Олег Антонович Нагорнов поднялся с кресла. – Мы с Ольгой Ивановной уже закончили. Ольга Ивановна спешит на лекцию, да и мне пора отправляться восвояси.
"Куратор" пожал руку декану, улыбнулся своей новой "сотруднице" и покинул кабинет.
   Вскоре Оленька поняла, что они (т.е. Комитет, как называл себя ее "куратор") были прекрасно осведомлены обо всём, что касалось семейства Крысенко-Преображенских. Возможно, это была одна из причин решения Комитета о привлечении Оленьки в свои ряды.
   На каком-то этапе отношения Оленьки и Олега утратили свою первоначальную формальность. Олег хорошо разбирался в музыке, был знаком с классической и современной живописью, умел интересно судить о новых именах в советской литературе.
– Вас всему этому учат в школе КГБ? – как-то решилась задать вопрос Оленька.
– И этому тоже и ещё многому другому. Наши сотрудники должны быть эрудированы, должны уметь вести интересные беседы, особенно с такими милыми девушками, как вы.
При этом Олег слегка обнял ее за плечи и притянул к себе.
Она не сопротивлялась. В эту минуту она забыла о том, что послужило поводом для их знакомства. Этот мужчина привлекал ее своей уверенностью и зрелостью суждений.
В один прекрасный день Оленька оказалось с Олегом в постели. Сейчас она уже не величала его по имени-отчеству, не думала о нём как о "кураторе," как о работнике "Комитета". Для нее он стал просто Олегом. Ласковым и нежным, в то же время уверенным в себе, сильным мужчиной, отличным любовником. Он умел поднять настроение нежной мелодией, которую тихо напевал, любуясь её обнажённым телом, разогнать весёлой шуткой собравшиеся на ее челе тучки грусти и печали. Рядом с ним Оленька ощущала свою красоту и исключительность. 
Казалось, всё было прекрасно. И от этого ей становилось ещё хуже. Тот, кто мог сделать её счастливой, находился совсем рядом и в то же время где-то очень далеко. Он был недосягаем для Оленьки.
Годы учебы пролетели незаметно. Получив диплом, позволяющий квалифицированно раздавать книги, Ольга Ивановна Крысенко поступила на работу в городскую библиотеку. Их отношения с Олегом стали для обоих устоявшейся нормой. Олег не скрывал от Оли наличия семьи (жены и двух детей) и вовсе не намеревался ее разрушать. Сотни раз Оленька давала себе слово порвать с Олегом, не встречаться с ним, не ложиться с ним в постель. Сколько раз, отправляясь на свидание, она говорила себе, что эта встреча будет последней в их затянувшемся и бесперспективном романе. Но подходило время, и она вновь оказывалась в объятиях Олега.
    Олег Антонович Нагорнов, со своей стороны, тоже очень привязался к Оленьке. Он по-своему любил её. Первопричина их знакомства давно отошла на задний план. Молодыми людьми двигали не «высшие интересы», а эмоции. Олег, как мог, помогал Оле в повседневной жизни. Они оба отлично понимали, что их связь, какой бы она ни была прочной, так и останется только связью. Очевидно, так было написано у Оли на роду. За право общения с любимым человеком Оленька заплатила возможностью иметь мужа, детей и семейный очаг.

                *    *   *
               
   Курить на рабочем месте категорически запрещалось. Об этом постоянно напоминали таблички с перечёркнутой дымящейся сигаретой и лаконичной надписью: "Не курить!" Для этого нужно было спуститься в полуподвал в маленькую комнату рядом с туалетом. Уже давно сухое слово "Курительная" было заменено каким-то шутником на элегантное словосочетание "Курительный салон." С годами часть букв стёрлась, табличка потеряла свой первоначальный вид, но это место продолжали называть "Салон." Со временем "Салон" стал местом, где собирались "вольнодумцы," обсуждающие в этих стенах прочитанное в официальной прессе между строк, информацию, пришедшую по "голосам" и через "самиздат."
   Покуривать Оленька Крысенко начала ещё в университете. Курила она, в основном, на вечеринках, в компании после рюмки спиртного. Но постепенно втянулась. Это стало ей так же необходимо, как еда и питьё. Когда нужно было побеседовать наедине, можно было "выйти покурить," не ставя при этом никого в неловкое положение. Олег приучил Оленьку курить в постели. Это доставляло обоим особое удовольствие. Лёжа после близости в тёмной комнате, освещаемой лишь огоньками сигарет, они какое-то время ещё продолжали тихо ласкать друг друга. Приятно было выкурить первую за день сигарету за утренней чашечкой кофе. На работе Оленька обычно ограничивала себя в курении: приходилось соотносить свои желания с возможностями «окружающей среды».
В тот день в библиотеке было тихо. Несколько человека сидели за столами в читальном зале, уткнувшись в разложенные перед ними справочники и открытые толстые тетради.
   Напарница Ольги Ивановны, Маргарита Фёдоровна, дама лет пятидесяти пяти, тихо устроилась в уголке и, закрыв глаза, о чём-то сосредоточенно размышляла. Оля знала, что тревожило сейчас Маргариту Фёдоровну. Два дня назад её сын в состоянии тяжелого опьянения выплеснул в лицо жене кипящее масло со сковородки. Услышавшие крики о помощи соседи вызвали милицию и "Скорую помощь." Муж и жена были развезены каждый в свою сторону. Сейчас невестка Маргариты Фёдоровны находилась в больнице с тяжёлыми ожогами лица. Ее ждал длительный процесс лечения с сомнительными результатами. Сыну Маргариты Фёдоровны предстояло пройти принудлечение в закрытом стационаре для злостных алкоголиков. Пока неизвестно, придётся ли ему после выписки тянуть срок за преднамеренное злостное хулиганство, или удастся отделаться лишь сроком условно. На руках у бабушки Маргариты остались двое внуков: шестилетний Павлик и восьмилетняя Оксана. Их нужно было или забрать к себе, или самой переселиться к сыну. С одной стороны, конечно, в квартире у сына было сподручнее – и детсад Павлика и школа Оксаны рядом, у каждого из детей есть своё привычное место; у Маргариты Фёдоровны была всего одна комната, хотя и в центре города, но устроить там детей и каждый день возить их в сад и школу было тяжело и накладно. Но если взглянуть под другим углом, то и сама Маргарита Фёдоровна не молодая девочка, и бегать ежедневно на работу на другой конец города – тоже радости мало. Можно, конечно, взять отпуск, но неизвестно, как долго продлится лечение и на какие ещё нужды потребуется свободное время (бегать по судам, навещать больную невестку...). Вот какие грустные мысли одолевали Маргариту Фёдоровну, когда она, как бы издалека, услышала голос Ольги:
– Маргарита Фёдоровна, вы не против, если я спущусь в «салон» покурить.
– Иди, Оленька, иди. Я сама справлюсь.
Оля открыла сумку, достала начатую утром пачку сигарет и зажигалку и вышла из зала. В "Салоне" было пусто.
   Через минуту дверь распахнулась и в комнату почти влетела молодая женщина. Незнакомка производила впечатление активной пробивной девицы, постоянно спешащей куда-то и все время оказывающейся в цейтноте. Достав на ходу из сумки пачку, она ловким движением вытряхнула на ладонь сигарету и сунула её в рот. Затем, пошарив сначала в сумке, а затем по карманам, не нашла того, что искала и обратилась к Оленьке:
– Огонька не найдётся?
– Пожалуйста.
Получив зажигалку, прикурила и, сделав две-три быстрые глубокие затяжки, наконец успокоилась. Несколько минут девушки сидели молча. Сделав очередную затяжку и стряхнув пепел, незнакомка обратилась к Оленьке:
–Что ты здесь делаешь?
Оля несколько опешила от самой постановки вопроса, но сдержанность и деликатность не позволили ей проявить своё удивление:
– Работаю. – лаконично ответила она.
– Ай, браво, вот это здорово, – почему-то несказанно обрадовалась собеседница и без перехода задала следующий вопрос. – Тебя как зовут?
Не услышав ответ, сама выпалила:
– Меня зовут Диана.
– А я Ольга.
– Ну вот и отлично. Вот и познакомились.
– Слушай-ка, Ольга, сейчас мы поднимемся в зал, и ты отыщешь в вашем бумажном царстве для меня кое-какие материалы.
Диана не просила. Она ставила собеседника перед фактом, будучи уверена, что отказать ей невозможно.
   Как ни странно, эти две такие разные по складу характера, темпераменту и воспитанию молодые женщины быстро подружились. Внутри у Дианы постоянно что-то бурлило и требовало выхода. Оленька же, напротив, стремилась к тишине и покою, стараясь найти тихую гавань, в которой она могла бы укрыться от постоянных тайфунов, бушующих в человеческом океане. Её душа по капле собирала положительные эмоции, стремясь к тому, чтобы эти чистые чувства не перемешивались с мутным потоком повседневной жизни и, упаси боже, не расплескались бы в этой полной человеческой агрессии перестроечной России.
   Для Дианы Мышкиной перестроечный период новой России, наоборот, стал расцветом её деятельности. В стране перевернулось всё: кто был "никем", тот стал "совсем никем; " кто был "всем", стал "всем плюс". Эти люди изменились только внешне, поменяв партийный френч на сшитый в модном ателье элегантный костюм бизнесмена. Диана закрутилась в водовороте жизни, её трясло от избытка энергии, от стремления дотянуться до постоянно несущихся мимо уникальных возможностей бизнеса. Новым идеям стремительного обогащения не было конца.
   Очень скоро Ольга начала готовить для Дианы еженедельную подборку о новых формах бизнеса и собирать объявления, рекламирующие способы сравнительно честного и быстрого заработка. Судя по газетным объявлениям, деньги в перестроечной России валялись под ногами, и нужно было лишь слегка наклониться, чтобы их поднять. Подруги встречались в библиотеке каждую неделю. От разнообразия "беспроигрышных" вариантов пестрело в глазах.
   Но при ближайшем рассмотрении скрывающихся за газетными объявлениями опций, краски блекли, "бриллиантовый дым" рассеивался, превращаясь в сизый туман, стоящий в плохо проветриваемой прокуренной комнате. Как правило, оказывалось, что для того, чтобы вступить в бизнес, суливший в дальнейшем невероятные прибыли, нужно первоначально вложить немалую сумму (обязательно или очень желательно в твёрдой валюте) под сомнительные гарантии, или подписать долгосрочный договор в надежде на будущие "верные" прибыли. Оленька постепенно тоже заразилась Дианиным азартом обогащения и свободного предпринимательства. Однако, будучи по натуре более осторожной, она в отличие от подруги, не так легко поддавалась соблазнам.
Сегодняшний утренний звонок Дианы, выбросил Оленьку из постели и, покружив на карусели воспоминаний, вытолкнул на хорошо знакомый перекресток. Сейчас, зябко поёживаясь под порывами холодного пронизывающего ветра, она ждала подругу. Интуиция подсказывала Оленьке, что эта встреча повлечёт за собой множество других, самых неожиданных знакомств и в корне изменит её жизнь.

                *   *   *