monde perdu

Хома Даймонд Эсквайр
опять я вижу сон, мало чем отличающийся от других в бесконечной череде моих странно - гротескных титанических снов.

в начале сна обычный солнечный день в обычном городе, ничем не примечательные люди снуют вокруг в нормальной бытовой озабоченности.

шустро бегают по своим траекториям, отличаясь от муравья только представлениями о самих себе, но вряд ли представляя, что здесь происходит на самом деле.

затем за мной приходят и ведут на съемочную площадку показывать как снимается кино.
дело происходит в россии, в захудалом провинциальном городишке, каких огромное количество разбросано по огромной ее пустынной территории, тянущей к небу молитвенные огненные руки газовых труб.

сами люди именуют такие городишки привычным словом "мухосранск", так что ко мне никаких претензий, не я придумала это слово, отнюдь не я и не империалист киплинг.
империалисты обычно дают названия более звучные и религиозные, сами же местные жители к себе беспощадны, никакой манны тут не выпадает, зато мухи...ну, понятно.
и никто не протестует, не рвет рубаху на груди, все понимают, что мухосранск, он и в африке мухосранск и ничто иное.

язык не поворачивается это гиблое место назвать иначе и тем скрыть его подлую сущность.

но, тем не менее и там живут люди и так же, как и везде полны надежд, стремлений и планов на будущее.
нет, конечно они не собираются строить там коммунизм в одном отдельно взятом мухосранске, а затем совершать оттуда мировую революцию, заключив нерушимый союз с северной кореей и мозамбиком, к примеру, нет, ничего подобного, живут нормально и ничем от других подобных мухосрансков не отличаются.
да и от не мухосрансков тоже не отличаются.
и никаких особенных, присущих только этому месту генных мутаций у них не имеется, до ближайшего ядерного полигона, спасибо господи, не менее двух тысяч километров ковыльной степи, а до ближайшего большого города, рассадника порока, тоже не намного меньше.
так что у жителей нашего типического города вполне серьезные шансы выпасть из тотального модернистского, а теперь уж и еще более страшного, постмодернистского безумия и жить жизнью праведной, чистой и непорочной как былинные предки и их могучие плодовитые девы.
город славится, впрочем нет, это громкое слово, скажем так, город известен нескольким краеведам тем, что в лютые годы красного террора, когда по всей стране как безумное моталось страшное красное колесо репрессий в нем не был разрушен ни один храм и не был репрессирован ни один житель. если конечно сдуру сам оттуда не уезжал и не попадал под раздачу в более оживленном месте.
почему, не известно.
никакой особой героики и мистики в этом не было, просто не разрушили и все, по инерции так получилось, да и населению здесь всегда была присуща некая континентальная вялость темперамента, им ничего рушить не хотелось, так как и строить-то было тоже лень.
до мухосранска никакие ветры и бури эпохи не долетали, а долетающие приказы по пути теряли всю свою ярость, как обессиленный вакцинацией микроб и исполнялись спустя рукава.
если там было написано "взорвать", то на месте это принимало форму взрыва сарая при храме, что и исполнялось, и взрывчатка сэкономлена и здание пусть пока постоит, переждет, потом пригодится.

такова была мирная куркульская, далеко не пассионарная история этого места.
татарские набеги тоже как-то мимо проскакали, так что жители все тут русявые и чернявых нет совсем, просто какой-то славянский заповедник.

комиссии туда сроду не доезжали, так что в мухосранске власти никогда не боялись центра и жили по принципу "утро вечера мудренее" и "авось и на этот раз пронесет".
так мухосранск и дожил до наших дней без особых перемен, но в последнее время его залихорадило, в городе появился интернет и сделал город еще одной ячейкой большой сети, соединив его одним махом со всеми мировыми центрами и их пороками.

в мухосранске почти мгновенно возник огромный торговый центр, с финтес клубом, новый крытый стадион, ночной клуб "ярославна" со стриптизом в русском стиле и шестом напоминающим родные березы, только с обрубленными ветками.
кто ввел такое стилистическое ноухау никто не знал, но так и осталось, полуголые девы кружили и извивались вокруг березового ствола.

жители сначала были слегка ошарашены, ведь в прошлом их тихого места все росло и строилось медленно, естественными путями, ну, как ребенка нельзя выносить быстрее богом данных девяти месяцев, так и жизнь подчинялась столь же медленным темпам.
весна - лето - осень - зима - лыжи - зонт - шуба - сарафан.

с такой ошеломительной скоростью и шумом возникал периодически в этих краях только шатер балагана шапито со старыми, как мир артистами - город лежал на линии из сезонной миграции.

тем не менее каждый год люди приходили на представление печальной труппы и вяло хлопали гимнастам на трапеции, наблюдая помимо их усталых тел еще и многочисленные дырки на старых трико, которые никто не зашивал, почти умирающих от старости апатичных зверей, чьи глаза смотрели на зрителей умоляюще "как ты можешь смотреть на все это, добей меня, будь человеком, мочи больше нет!"

потом артисты неделю шатались по городу пьяные, побросав зверье выть голодным воем и пугать население.
к вечеру следующего воскресенья балаган очищал площадку.
по опустевшему печальному месту, заваленному лопнувшими шариками, обертками, пластиковыми бутылками и прочей мелкой дрянью, еще долго бродили городские странно - длинномордые и с вислыми хвостами собаки, в которых угадывалось отдаленное родство с барскими борзыми, и почему-то выли, обнюхивая пятна писем, оставленных им пленными животными цирка, трогательная картина monde perdu.

еду после себя балаган не оставлял, даже обгрызенных костей псам найти было невозможно.

новые "шапито" никуда не уезжали и такими же темпами вскоре была проведена реконструкция старого храма, чтоб уравновесить новые пороки старыми добродетелями.

с купола и крыши счистили всю траву, заложили провалы в стенах, подкрасили, подрехтовали, вставили окна,водоотталкивающая эмульсионка быстро расправилась с граффити и известным словом русского лексикона, за месяц приглашенная артель намалевала немудреные иконы, водрузили подъемным краном, страшно матерясь(ибо пригнали его из соседнего райцентра за бешеные деньги как племенного жеребца) тяжелый, пузатый золотой купол характерной луковкой, видный как маяк за версту, и вскоре появился благостный, упитанный, какой-то нереально гладкий во всех местах как яйцо, святой отец и принял приход.

никто особо не обрадовался, население не было религиозным и в лучшие времена, но и не огорчился, все же событий в городе теперь больше станет и то хорошо.

вот, что я узнала о гипотетическом городе, которого, возможно никогда не существовало в реальности, но в котором и будут происходить все дальнейшие события фильма в моем сне.
вот, я вижу артистов, они как раз гримируются, примеряют костюмы типических людей.
меня больше интересует девушка, она очень красива по моим понятиям, такая печальная, затаенная, неяркая краса.
вся какая - то палевая под цвет окружающего ландшафта, со странными искорками, внезапно появляющимися в глубинах ее медовых глаз.
с первого взгляда на нее внимания и не обратишь, ее рассмотреть можно далеко не с первого раза.
будущий муж ее ничем не запоминается, таких лиц миллионы в средней полосе, симпатичный по молодости, в возрасте превращающийся в нечто неопределенное, человека из толпы, ни хорошего, ни плохого, просто прохожего.
далее мы идем с артистами в типическую квартиру, в которой и будет разворачиваться основное действие.
дом новой постройки, бюджетное неприхотливое жилье, двушка - распашонка уготована им для жизни здесь в этом сюжете.
как раз стены голубым докрашивают и заносят сразу мебель и телевизор с холодильником.

интерьер каких миллионы.

как последний штрих вешают на стену старое явно фронтовое черно - белое фото.
- это еще зачем? - интересуюсь я,- вроде не о войне фильм.
- сейчас нельзя иначе!- отвечают мне из толпы.

- отснятый материал посмотреть хочешь? - новая подруга тащит меня в темную комнату и включает  шикарный современный проектор, изображение с которого идет на огромный во всю стену экран.

здесь иной мир, нагромождение сложной техники и дорогая стильная мебель, типическая девушка протягивает мне приличные сигареты и мы закуриваем.
нас обволакивает ароматный, мягкий ментоловый дым.
я спрашиваю у нее насчет ментола, говорят он сердце сажает вкупе с никотином, недавно такое слышала, может лучше я за своими черри схожу.

медовоглазая красавица смеется заливистым чудесным смехом, а я тычусь носом в ее шикарные русые волосы, зарываюсь в них лицом, вдыхаю нежный травно- мшистый аромат хорошего шампуня.

- знала бы какая у меня роль в этом фильме, не спрашивала бы таких глупостей!

- тебя что тут, убьют, изнасилуют, продадут в бордель или на органы?

 - намного хуже! - таинственно улыбается и нажимает на кнопку "пуск", - смотри начало!

я почувствовала как по многочисленным проводам и контактам аппаратуры побежал живительный ток, по экрану пошли первые титры.

- названия пока нет, так что смотри без названия, а...может сама назовешь, мы еще в поиске...ладно, это потом, не важно!

на экране дом в деревне, камера трясется едва уловимым тремором, отчего создается впечатление любительской ретро съемки.

облупленное, но милое небольшое окно, своей невинностью напоминающее шелушащийся от загара нос ребенка на море, простые занавески, стол, шаткие ножки сбалансированы сложенной размохрившейся газетой - в доме нет мужика, нет даже его фотографий.
на столе банка с медом, в нем утонула и бьется из последних сил любопытная пчела, на деревянной подставке, прикрытая холщовой тряпочкой, буханка домашнего хлеба, на тарелке яйцо и пара картошин, много крошек и по ним ползают мухи.

на стуле рядом сидит немолодая, но очень приятная женщина, явно выросшая в деревне, лицо ее незначительно, но сложенные на коленях спокойно руки прекрасны и говорят о чистой совести и о том, что она никогда не поступится своими принципами.

ее хочется ваять, как библейского рогатого моисея и примерно в тех же титанических размерах.

я невольно думаю, что на руки надо посмотреть подольше, поймать их магическое мерцание, неуловимое нервное шевеление.
камера будто слушается меня и дает мне крупный план рук, на них видны все вены и рисунок на коже.
я рассматриваю и грубые ногти, и мозоли, старую въевшуюся грязь и все кажется мне прекрасным, изнутри начинает наполнять спокойствие и чувство полноты жизни- при взгляде на мои чертовы руки ни у кого никаких иных, кроме эротических ассоциаций не возникает, поэтому на этих прекрасных руках душа моя отдыхает и облегчается как на исповеди.

я хочу ее в этот момент как и все, что дает мне какие-то чувства и на чем задерживается мое внимание, ибо сама его основа по сути сексуальна.
я думаю, что так у всех, но я этого не прячу и уже давно свыклась с репутацией глубоко - озабоченного существа.

со двора вбегает мальчик лет шести с криком:
- мама, мама смотри кого я нашел!!!
следом входит девочка, его ровесница, веснушчатая, милая, с длинными по пояс пшеничными волосами.

- это типо я, ты поняла?! - комментирует подруга и затягивается, длинные ухоженные ноги складывает на меховой пуф, в углу комнаты, как в начале "затмения" антониони крутит равнодушной башкой вентилятор, гоняет воздух.

я незаметно кладу руку на глянцевое заголившееся бедро, обе смотрим на экран и курим, она делает вид, что не заметила, ее лицо отрешенно и сфинксоподобно - лицо героини витти все в том же "затмении", только славянский тип.

- мама, смотри, какая оксана красивая, я на ней женюсь!

оксана смущенно сидит на лавке напротив стола, поджав загорелые веселые ноги,
серая кошка трется о тонкую лодыжку, в дальнем углу спит большой, косматый древний - предревний пес, от чего-то вздрагивает во сне и зевает.
улыбаясь, девочка берет кошку на колени и гладит, кошка мурчит, зажмурившись, льнет всем телом.

мать с умилением смотрит на детей, видно, что ее одолевает гордость.
вот, мол, какого я орла родила и вырастила, сразу видно - хозяин будет!понятно, что растила она его без мужа, одна, трудно и бессонно, вопреки всему, немолодая ведь уже, все это отражено в ее глазах, смотрящих на чудо- сына, в полынных русских бесконечных глазах.

мальчик берет девочку за руку и они, смеясь, убегают - солнечная дорожка на чистом полу.

камера все рассмотрела, больше ей здесь делать нечего, камера уходит.

камера как христос, ее не обманешь...

 - это че, типо тарковский что ли? - стряхиваю пепел я, потягиваясь и разминая руки.

подруга смеется:

- да, не совсем и даже совсем не...скорее антониони!

- ух...й....т, значит все совсем плохо!

уходим из комнаты и я внезапно оказываюсь в большом зрительном зале, среди жующих попкорн зрителей, такое ощущение, что к креслу меня пристегнули как в самолете плотными ремнями, даже если захочешь, никуда не уйдешь до конца сеанса.
мы там герметически запаяны, так что пока не прилетели изволь смотреть на экран.
впрочем, спать тоже можно, но не факт, что сон окажется более интересным, чем наш фильм и в том сне мы снова не пресытимся и не заскучаем и заснув там еще раз и еще раз увидев новый сон, совсем заблудимся и начнем блуждать в лабиринтах, как нырнувший под лед в поисках проруби, все тычется и тычется в лед головой и никак не может выплыть, а сверху на него смотрят безмолвные зрители и ничем не могут помочь, ни словом, ни жестом, ибо и они тоже зрители в своем самолете и думают, что все это не по настоящему и ты движешься в своем сюжете и все у тебя там так, как прописано в сценарии, даже, если ты реально задыхаешься и тонешь...


продолжение следует...скоро)