В пятом классе мы изучали историю древнего мира. Преподавал нам этот предмет учитель, которого звали Сан Саныч. Из того, что он нам рассказывал, я не запомнил ничего. Он вел кружок, в котором мы мастерили под его руководством деревянные макеты древних орудий и храмов. Единственное пособие, которое я сумел соорудить, была модель тарана, укрепленного на повозке.
Был в нашем классе ученик Володя Л.. Он никогда ничего не учил. Как-то Сан Саныч вызывал его отвечать, и Володя долго молча пыхтел у доски. Саныч ждал довольно долго, потом сказал - расскажи нам хоть что-нибудь, что ты знаешь про древнюю Грецию. Володя помолчал еще какое-то время……, и вдруг произнес: «Я расскажу вам про Одиссея». Все засмеялись, такого никто от Володи не ожидал.
Вы можете смеяться, но я хочу вам рассказать, что я узнал недавно про… Галилея. Конечно, я знал, что Галилей создал гелиоцентрическую систему, и что его за это судила инквизиция и после отречения, он якобы сказал – «А все-таки она вертится!»
Всё началось с того, что я купил для внуков на иврите детскую книжку о Галилее. Замечательно изданная книжка в серии о великих ученых с великолепными иллюстрациями. И для тренировки в языке стал её читать. В детской книжке вкратце изложен жизненный путь Галилея и его конфликт с церковью. Захотелось поподробнее познакомиться с биографией Галилея.
Первое, что я вспомнил это знаменитый спектакль на Таганке «Жизнь Галилея» по пьесе Брехта. Галилея играл Владимир Высоцкий.
Владимир Высоцкий о спектакле «Жизнь Галилея»:
«Мне, когда я начал репетировать роль Галилея, было двадцать шесть или двадцать семь лет. Я играл со своим лицом, только в костюме. У меня вроде балахона, вроде плаща такая накидка коричневая, очень тяжелая (как в то время были материалы), очень грубый свитер.
И, несмотря на то, что в конце он дряхлый старик, я очень смело беру яркую характерность в Галилее и играю старика, человека с потухшим глазом совершенно. Его ничего не интересует, такой немножечко в маразме человек. И он медленно двигает руками. И совершенно не нужно гримироваться в связи с этим. Ну, мне так кажется.
Спектакль этот сделан очень своеобразно. У нас в этом спектакле, например, два финала. Первый финал: вот Галилей, который абсолютно не интересуется тем, что произошло, ему совершенно не важно, как в связи с его отречением упала наука.
А второй финал — это Галилей, который прекрасно понимает, что сделал огромную ошибку: он отрекся от своего учения, и это отбросило назад науку. Последний монолог я говорю от имени человека зрелого, но абсолютно здорового, который в полном здравии и рассудке и прекрасно понимает, что он натворил.
Любопытная деталь: Брехт этот второй монолог дописал. Дело в том, что пьеса была написана раньше сорок пятого года, а когда была сброшена бомба на Хиросиму, Брехт дописал целую страницу: монолог об ответственности ученого за свою работу, за науку, за то, как будет использовано то или иное изобретение».
Бертольд Брехт – знаменитый немецкий драматург, антифашист, по своим политическим пристрастиям близкий к коммунистам. Интересно, что в 1946 году во время пребывания в эмиграции в США он подвергся преследованию за свои политические взгляды со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. «Жизнь Галилея» считается лучшей пьесой Брехта. Галилей у Брехта готов ради науки пожертвовать верой в Бога. И вряд ли реальный Галилей задумывался об ответственности ученого за свои открытия. Вот как в пьесе Брехта Галилей рассуждает в беседе со своим другом Сагредо о ставшим для него очевидным факте -вращения Земли вокруг Солнца:
Сагредо. Ты что же, совсем обезумел? Неужели ты не можешь понять, в какое дело ввязываешься, если все, что ты увидел, окажется правдой? И если ты будешь на всех рынках кричать о том, что наша Земля не центр вселенной, а простая звезда?
Галилей. Да-да, и что вся огромная вселенная со всеми ее созвездиями вовсе не вертится вокруг нашей крохотной Земли, как это воображали раньше.
Сагредо. Значит, есть только созвездия? А где же тогда бог?
Галилей. Что ты имеешь в виду?
Сагредо. Бога! Где бог?
Галилей (гневно). Там его нет! Так же как его нет и здесь, на Земле, если там имеются существа, которые хотели бы его разыскивать у нас.
Сагредо. Так где же все-таки бог?
Галилей. Разве я богослов? Я математик.
Сагредо. Прежде всего ты человек. И я спрашиваю тебя, где же бог в твоей системе мироздания?
Галилей. В нас самих либо нигде.
Сагредо (кричит). Ведь так же говорил сожженный!
Галилей. Так же говорил сожженный.
Сагредо. За это он и был сожжен! Еще не прошло и десяти лет!
Галилей. Потому что он ничего не мог доказать. Потому что он только утверждал.
Сагредо. Галилей, я всегда считал тебя умным человеком. Семнадцать лет в Падуе и три года в Пизе ты терпеливо излагал сотням студентов систему Птолемея, которая соответствует писанию и утверждена церковью, основанной на писании. Ты считал ее неправильной, так же как Коперник, но ты излагал ее ученикам.
Галилей. Потому что я ничего не мог доказать.
Сагредо (недоверчиво). И ты считаешь, что теперь что-то изменилось?
Галилей. Все изменилось! Послушай, Сагредо! Я верю в человека и, следовательно, верю в его разум! Без этой веры у меня не было бы сил утром встать с постели.
Сагредо. Ну а теперь послушай, что я тебе скажу. Я не верю в это. Сорок лет, проведенные среди людей, научили меня; люди недоступны доводам разума. Покажи им красный хвост кометы, внуши им слепой ужас - и они побегут из домов, ломая себе ноги. Но сообщи им разумную истину, снова и снова докажи ее, и они попросту высмеют тебя.
Галилей. Это совершеннейшая неправда, это клевета. Не понимаю, как ты можешь любить науку, если думаешь так. Только мертвецов нельзя убедить доказательствами!
Сагредо. Как ты можешь смешивать их жалкую хитрость с разумом!
Галилей. Я не говорю о хитрости. Я знаю, что они называют осла конем, когда продают его, а коня - ослом, когда покупают. В этом их хитрость. Но старуха, которая, готовясь в путь, накануне жесткой рукой подкладывает мулу лишнюю вязанку сена, корабельщик, который, закупая припасы, думает о бурях и штилях, ребенок, который натягивает шапку, когда ему докажут, что возможен дождь, - на них на всех действуют доказательства. И на "их на всех я надеюсь. Да, я верю в кроткую власть разума, управляющего людьми. Они не могут подолгу противостоять этой власти. Ни один человек не может долго наблюдать (поднимает руку и роняет на пол камень), как я роняю камень и при этом говорю: он не падает. На это не способен ни один человек. Соблазн, который исходит от доказательства, слишком велик. Ему поддается большинство, а со временем поддадутся все. Мыслить - это одно из величайших наслаждений человеческого рода.
Несомненно, что Галилей был великим ученым и, по-видимому, первым, кто для выявления физических законов ставил эксперименты и проводил измерения. Но мог ли Галилей так легко, как это написано у Брехта, отказаться от поисков Бога в окружающем людей мире.
Самое главное открытие, которое я для себя сделал, что Галилей был первым ученым, который стремился соединить научное знание со Святым Писанием.
Галилей принадлежал по рождению к обедневшему итальянскому дворянскому роду. Итальянское дворянское общество 16-17 веков было полно сословных предрассудков. Галилей не заключил брак со своей возлюбленной, несмотря на рождение троих детей, так как она принадлежала к более низкому сословию, Две дочери Галилея считались незаконнорожденными и поэтому должны были жить в монастыре. Вероотступничество в то время считалось страшнейшим грехом и преследовалось святой инквизицией. Безоговорочная вера в истинность Священного писания была естественна и для наиболее просвещённых представителей дворянства. И Галилей был искренне верующим католиком, признающим догматы католической церкви. Но Галилей был также и ученым, своими открытиями подтвердившим правильность гелиоцентрической системы Коперника, отвергаемой церковными иерархами.
О том, каким образом Галилей пытался примерить систему Коперника со Священным писанием, пишет в своей книге Дава Собел «Дочь Галилея». Эта книга, в частности, содержит изложение писем старшей дочери Галилея – монахини Марии Челесте к отцу, с которым у неё были очень теплые отношения.
«Вероятно, сестре Марии Челесте было трудно мириться с таким положением дел - увязывать свою роль Христовой невесты и взгляды отца, потенциально делавшие его величайшим врагом католической церкви со времен Мартина Лютера. Но дочь все же одобрила его устремления, потому что знала глубину его веры. Она приняла убежденность Галилея в том, что Бог диктовал Священное Писание, чтобы направлять дух человека, но предложил вместе с тем и бесконечно разворачивающуюся Вселенную как вызов человеческому разуму. Понимая, насколько поразительны способности отца в данном исследовании, Мария Челесте молилась за его здоровье, долголетие, за исполнение «каждого его желания». В качестве монастырского аптекаря она составляла эликсиры и делала таблетки, защищавшие от эпидемических заболеваний и укреплявшие здоровье отца, дабы тот мог успешно работать. Ее письма, исполненные веры в невиновность Галилея в какой бы то ни было ереси, поддерживали его во время сурового испытания, в конечном противостоянии Урбану и инквизиции в 1633 г.»
Далее Дава Собел приводит отрывок из ответа Галилея великой герцогине Кристине, в котором Галилей исследует соотношение между открытием истины Природы и раскрытием истины» заключенной в Библии:
«Что касается первого, общего вопроса мадам Кристины, мне кажется, что он был поставлен ею совершенно обоснованно, и Вами в ответ было установлено и показано, что Священное Писание не может ошибаться, а содержащиеся в нем установления являются абсолютно правильными и непоколебимыми. Я лишь вынужден добавить, что - хотя Писание не может ошибаться - его исследователи и толкователи способны заблуждаться различными способами... поскольку полагаются на буквальное значение слов. Потому что в этой мудрости не только содержится немало видимых противоречий, но и можно отыскать основания даже для тяжелой ереси и богохульства, поскольку там пришлось вводить упоминания о руках, ногах и глазах Господа, о присущих людям страстях, таких как гнев, сожаление, ненависть а порой и забвение событий прошлого и неведение в отношении будущего».
В письме к лучшему и самому любимому ученику, бенедиктинскому монаху, Бенедетто Кастелли Галилей заявляет: «И Священное Писание, и Природа являются эманациями, порождением Божественного мира: Писание продиктовано Святым Духом, а Природа воплощает волю Бога и Его повелений».
«Я верю, что целью Священного Писания было убедить людей в истинах, необходимых для спасения души, - продолжал Галилей свое письмо к Кастелли, - потому что ни наука, ни какие-либо иные средства не могут считаться надежными, один только голос Святого Духа дарует истину. Но я не думаю, что необходимо верить в то, что тот самый Бог, который даровал нам наши чувства, речь, интеллект, лишил нас возможности пользоваться ими, дабы научить тому, что мы способны постичь самостоятельно с помощью этих его даров. В частности, так обстоит в случае с науками, которые не упоминаются в Писании, и прежде всего с астрономией, о которой говорится так мало, что даже имена планет там не приводятся. Безусловно, будь целью священных текстов научить людей астрономии, они бы не обошли столь последовательно сей предмет».
Из очерка Е.А. Предтеченского «Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность». (Год написания – 1891)
«Если мы посмотрим теперь на процесс Галилея с возможно более общей точки зрения, забыв на минуту о нашем сочувствии к одной и отвращении к другой стороне, то, очевидно, придем к заключению, что верно одно из двух: или обе стороны правы, или обе же виноваты. Они обе правы, так как сделали все возможное: одна – для торжества нового учения, другая – для защиты старого порядка вещей. Они обе виноваты, потому что первая слишком страстно домогалась быстрого торжества нового учения, а вторая оказалась настолько близорукой, что не сумела воспользоваться этим учением и приурочить его к себе, хотя располагала для этого множеством средств, и главное – исключительным правом толковать Священное Писание по своему усмотрению».
В наше время Церковь (во всяком случае, Католическая церковь) старается примерить научное знание с религиозными воззрениями. Иоанн Павел II — первый Папа, всерьез попытавшийся сблизить религию и науку.
28 сентября 1979 года Папа произнес речь, посвященную столетию Альберта Эйнштейна. «Все более и более мощные инструменты - телескопы, радиотелескопы, космические спутники - сделали возможным выявить те объекты и явления, о которых мы не могли и помыслить раньше: звездные скопления, галактики и группы галактик, квазары и пульсары. Они расширили пределы человеческого познания до расстояний в миллиарды световых лет и предоставили возможность, повернув время вспять, увидеть самое начало расширения Вселенной, что следует считать одним из самых удивительных и неожиданных открытий нашего времени».
По мнению Папы, ученым, осознающим свою причастность вере, не следовало бояться и ощущать себя "беглецами" из тесного пространства догм.
А 31 октября 1992 года Папа Римский Иоанн-Павел II в официальном заявлении сообщил всему миру, что решение инквизиции по делу Галилео Галилея в 1633 году было ошибкой. Выступление понтифика было не спонтанным — ему предшествовала многолетняя подготовительная работа специальной комиссии, образованной сразу после избрания его Папой в 1979 году. Правда, сей орган работал всего до 1981 года, а сенсационная реабилитация была озвучена спустя еще 11 лет.
Папе Иоанну Павлу II принадлежит инициатива выпуска серии книг, в которых бы более глубоко освещалось и анализировалось дело Галилея. Одной из таких книг стало фундаментальное исследование ученого физика и богослова Аннибале Фантоли «Галилей – в защиту учения Коперника и достоинства святой церкви». «31 октября 1992 года Иоанн Павел – пишет Фантоли - вновь вернулся к вопросу о Галилее во время выступления в Папской Академии наук. В первой части своей речи Папа подчеркнул существование двойного парадокса: с одной стороны, отвергая советы представить учение Коперника как гипотезу в ожидании неопровержимых доказательств, Галилей был непоследователен в применении принципов того экспериментального метода, гениальным родоначальником которого он являлся. С другой стороны, большинство богословов были не правы в области своей непосредственной компетенции – толкования Священного Писания, в то время как Галилей, не будучи теологом, проявил большую прозорливость».
Современные физические теории, такие как квантовая телепортация или гипотеза Большого взрыва укладывается в мозгу не специалиста, по-видимому, с таким же трудом как бесконечность вселенной для современников Галилея. Реальность этих теорий также как и реальность существования бога для обывателя это вопрос веры.
Мысль о том, что библейскому сотворению мира из ничего может соответствовать гипотеза Большого взрыва высказывалась папой - Пием XII. В выступлении 1951 года он заявил: "Науке наших дней, проникнувшей взором на миллионы веков назад, удалось, наконец, стать свидетелем этого начального fiat lux ("да будет свет"), момента, когда вместе с материей возник океан света".
Стивен Хокинг отмечает, что уже в следующую секунду после большого взрыва произошло нечто удивительное: началось время. Именно поэтому вернуться назад во времени до Большого взрыва невозможно – его просто не существовало. А значит, не было и причины появления Вселенной, ведь для наличия причинно-следственной связи тоже требуется время. У Бога просто не было времени создать причину появления Вселенной. Для самого Стивена Хокинга все это означает невозможность создания и самого создателя, потому что для этого тоже не было времени.
Как-то бы то ни было, людям 21-го века сложнее искать на небесах прибежище Господа, чем людям докоперниковской эпохи. Интересно высказывание на эту тему американского космонавта Майка Маллейна в его воспоминаниях «Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла»:
«Я встречал много религиозных астронавтов — около 40 процентов из них глубоко верующие. У нас была группа астронавтов, которые вместе изучали Библию. Я не сильно верующий. Я рос в католический семье и 12 лет ходил в католическую школу, но за последние 20 лет ни разу не был в церкви. Я больше верил в Бога в те годы, что летал. Сейчас я думаю так: «Не знаю, есть ли Бог или нет, просто постараюсь прожить жизнь настолько честно, насколько смогу, и по дороге никого не обидеть». Что там с жизнью после смерти — я не в курсе. И не могу сказать, что космос помог мне продвинуться в этом вопросе. Когда я был в космосе, я скорее был раздавлен его красотой. Думал: «Мы занимаем такое крошечное место во вселенной!» И еще: «Надо бы нам аккуратнее вести себя на земле, потому что деваться с нее особо некуда». Но такие понятия, как «бесконечность», твой мозг не может охватить, даже если ты побывал в космосе. У меня есть коллеги, которые говорили, что видели Бога из окошка. Со мной такого не было».
Я начал свой очерк о Галилее с воспоминания о своем соученике, который хотел на уроке истории поделиться своими знаниями об Одиссее. Символично, что в девяностых годах для изучения космического пространства были запущены две автоматические станции «Одиссей» и «Галилей». «Одиссей» прошел вокруг экваториальной плоскости Юпитера. Были получены важные данные о магнитном поле Юпитера, о плазменном кольце, окружающем планету и распространяющемся на природный спутник Ио. (Вспомним, что именно Галилей обнаружил спутники Юпитера.)
Главной целью межпланетной станции «Галилей» был выброс небольшого спускаемого аппарата для изучения атмосферы Юпитера. Спуск модуля в атмосферу Юпитера произошел в декабре 1995 г., он оказывал сопротивление трудным условиям окружающей среды в течение 57 минут. Данные, полученные таким образом, продемон-стрировали, что плотность и температура атмосферы Юпитера намного превышают предполагаемые ранее цифры.