Из цикла "В горы после пятидесяти..."
Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец
Ин. 10:11
Ради возможности пойти на Эверест, я согласился бы на любую работу, начиная с судомойки и заканчивая погонщиком йети
Тенцинг Норгей
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …Не знаю, как это началось. Наверное, с детства, как у всех… С детства хотелось путешествовать, иметь профессию, которая бы позволяла увидеть мир… Чтобы не была рутинной… Ориентировался я в этом на приключенческие книжки. Хотелось быть похожим на героев Джека Лондона. Сильно нравились герои «Одиссеи капитана Блада». Я даже жалел, что родился не в то время. Нам всем в детстве кажется, что мы родились не там и не тогда… Это, конечно, ерунда… Мы там, где мы должны быть. Куда нас назначили.
Ещё, я думаю, на меня повлиял родной отец… Хотя я его знал только до четырёх лет… Потом он погиб в автокатастрофе… Мама говорила, он был ужасный домосед. Но я про него помню другое. Он мне перед сном сказки-выдумки рассказывал. Не из книжки… Он рассказывал про себя, про свои «путешествия», как он якобы идёт на корабле под парусом… или как якобы живёт на тропических островах… или пересекает океан… Видимо, он был большой романтик.
— Прости, он какого года?
— Ой, даже не скажу… Когда он погиб, было ему за 50, а мне четыре. А было это в 92-м…
— Значит… приблизительно 42-го?
— Наверное. Мою маму он на пятнадцать лет старше. А маме в этом году будет 64.
Но я мало что знаю про молодость отца… С этим мне не повезло… И родственников никого не осталось по его линии… И некому рассказать. Помню только эти сказки-выдумки. Только это у меня и отложилось… Но это же немало!
НАЧАЛО
Идея гималайского трекинга к базовому лагерю Эвереста родилась на Килиманджаро, когда мы с Анной Холодовой в Хоромбо (базовый лагерь Килиманджаро на 3720) повстречали только что спустившихся с Горы и от этого до безобразия счастливых русских девчонок. Они-то и прожужжали нам все уши про прелести прогулки по Гималаям.
— Легче, чем Килиманджаро? — проникновенно заглядывая им в глаза (они же крутые, они же взошли!), недоверчиво вопрошали мы.
— Ой… да куда легче!
— И чем Эльбрус?
— А то!
И мы повелись.
Действительно… И высота не большая, всего-то 5350 метров, и подъём равномерный, аж целую неделю идти, и шерпы-портеры, и относительно комфортные лоджи, не чета килиманджарским скворечникам… Гуляй — не хочу!
Родилась-то идея в конце февраля 16-го у меня и Анны, а реализовывать её я начал в сентябре, уже с Галиной Резановой.
С Галей я познакомился в мае 2015. Она — одна из тех, кого мой замечательный херр майор, Игорь Котов — «Кот», затащил на Эльбрус. Правда её восхождение завершилось не в столь мажорных тонах, как у меня, на спуске у неё прихватило колени, и Игорь страховал Галину почти всю обратную дорогу. С досады она даже альпинистские ботинки под «кошки» продала, решила — гор с неё хватит!
Но ошиблась. После Килиманджаро я прислал ей отчёт, и Галя тут же воспылала желанием съездить куда-нибудь с нами в горы: со мной и Анной. Так и получилось. Вот только поехали мы уже с ней вдвоём.
Билеты на лоукостер Air Arabia до Катманду мы выкупили в конце сентября. В начале октября оплатили первоначальный взнос в Клубе «7 Вершин» и окончательно определились с датами трекинга: 9–22 апреля.
Почему «7 Вершин»? А с кем? Может, кто и есть дешевле (хотя куда уже, весь трекинг за 1000 долларов), но надёжнее точно нет. С «Вершинами» мы с Анной поднялись на Килиманджаро и в целом, не считая некоторых накладок с прилётом и жильём, остались довольны.
Почему 9–22 апреля? Исходные даты тоже были апрельские — сезон восхождений в Гималаях апрель — май. Позже, в конце мая — начале июня, на регион обрушивается муссоны с кошмарными ливнями и снегопадами. Какие тогда восхождения? А конкретные даты выбирала Галина, ей необходимо было вернуться в Москву за неделю до конца месяца, на работе её ждала ежемесячная отчётность, диспетчерская служба, однако…
От сентября до апреля — полгода и целая зима. И я тренировался с грузами. Насмотрелся фильма Everest, снятого каналом «Дискавери» в 2006 году, где один участник восхождения, астматик-датчанин, тренировался, таская 60 килограммов на 10 километров. Бак с водой таскал.
Нет-нет, на Эверест я не собирался! Я подумывал про Аконкагуа. Но там такие дорогие портеры! Хотя сама поездка тоже недёшева.
И я носил в рюкзаке 20 килограммов на 10 километров. «На кладбище с блинами», — говорил я друзьям. (Ходил вдоль трассы до городского кладбища и обратно. А «блины»… Это просто железные насадки для штанги.)
Ходил-ходил… и… доходился. Уже после Нового года не мог полноценно владеть правой рукой. Перемкнуло где-то в шее. «Блины» пришлось бросить, заменив тренировки томографией, физиопроцедурами и уколами…
И ведь нормально же носил 10 на 10… Но нет! Надо было себя обязательно угробить. Лучшее — враг хорошего! — в который раз убеждаюсь в неоспоримости сей истины.
В общем, к апрелю я подошёл совсем «готовый-преготовый»: с больной рукой, больной ногой (остатки июльского Эльбруса 2016) и в жуткой депрессии… А то как же? «Скафандр», сколько я его ни рихтовал, ни уговаривал, ни мотивировал, мигал разноцветными лампочками и всё пытался саботировать поездку, как мог, зараза…
Но деньги заплачены, билеты куплены, Резанова трекинговые ботинки купила. Деваться некуда, едем! А то знаю я некоторых, есть люди…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …Есть люди… они как пример, что в жизни всё достижимо, если ты этого действительно хочешь. Отговорки — для слабых! Или для тех, кто по какой-либо причине боится идти к своей мечте.
У Олега Куваева есть потрясающая фраза в рассказе «Розовая чайка». Девушка говорит главному герою, что он хороший человек, а герой спрашивает: «Почему?» А она отвечает: «Потому что ты живешь по мечте… А большинство людей жить по мечте трусит».
Фраза зацепила меня! Каждый день вижу сотни примеров, когда у людей есть куча возможностей, куча шансов… И все на своих ногах… и у всех, слава Богу, руки… глаза… Но они находят отговорки — почему не могут идти к своей мечте.
У меня есть знакомая девочка, моя ровесница, у неё ДЦП. А она сходила на Килиманджаро! Сходила на Арарат, к базовому лагерю пика Ленина, несколько треков в Непале. Поднялась на Эльбрус с третьей или с четвертой попытки… Представляешь, она пытается бегать полумарафоны, блин!
И когда мне здоровый парень, мой ровесник с пивным брюшком, рассказывает, почему он не может, я… я…
И не обязательно реализовывать себя в путешествиях! Можно — в музыке, в живописи… Да хоть сесть на «Харли-Дэвидсон» в косухе и казаках!
Но большинство людей находят отговорки и отмазки, почему забыли о своей мечте…
Вот, почему я такой неугомонный? Ведь кому-то может показаться, что мне всё легко даётся. По мановению волшебной палочки… Эверест… «7 Вершин» (клуб я имею в виду) … Все мои поездки по миру… Будто у меня за спиной кто-то стоит и за ниточки дёргает… А это ни фига не так!
ПЕРЕЛЁТ
— …Наш гид! — кивнул я в сторону стойки Air Arabia.
8 апреля в 12:00 мы прибыли в аэропорт Домодедово, отыскали стойки лоукостера, а там уже вместе с другими парнями регистрировался Владимир Котляр, молодой двадцатидевятилетний подвижный крепыш — наш гид от «7 Вершин».
Я подошёл поздороваться, представиться, мы обменялись парой фраз, я показал Галю, та кивнула Владимиру, и я вернулся к Резановой.
— Тут еще пара групп в Непал грузится, — я кивнул в сторону стойки: — Вон тот с длинными волосами, видишь?
— …Блондин?
— Да. Из Крыма, ведёт народ на трекинг вокруг Аннапурны…
Знаменитых трекингов в Непале несколько.
Трекинг к базовому лагерю Эвереста — идём туда мы.
Трекинг к базовому лагерю Аннапурны. (Восьмитысячник с нравом капризной женщины-убийцы. «Убить Билла» видели? Тогда вы меня поняли.)
Трекинги вокруг Аннапурны и Манаслу.
Манаслу — ещё один восьмитысячник, Всего их четырнадцать: восемь в Гималаях, в Непале; шесть в Каракоруме, в Пакистане.
— Наших кого-то видишь? — озиралась Галя.
— Если вижу, всё равно никого не узнаю.
Всего на наш трек заявились восемь участников, но в последний момент двое «сошли с дистанции», и нас осталось шесть.
— Ладно… Познакомимся. Давай подтягивать вещи… — и я взялся за чемоданы.
Это нам в «Вершинах» посоветовали не тащить с собой рюкзаки — всё равно портеры носят баулами. Упаковать всё в чемоданы и ехать, как пляжным туристам. Вышло два чемодана по 25 килограммов. Как-то много всего оказалось. Прямо до хрена. У меня только одних детских мясных консервов почти четыре килограмма. (Есть же мне что-то надо, а в Азии с едой проблемы. Специи… Чеснок… Лук… Из перечисленного мне с моими проблемами ЖКТ не подходит ничего.)
Изначально я заказывал багаж на 20 килограммов. Лоукостер берёт деньги за каждый чих: за еду, за места, за возможность переоформить билеты на другую дату, за килограммы багажа, и я экономил. Но когда пришло время собирать багаж, выяснилось: 24 килограмма у меня набирается легко, и это не предел. Созвонился с Галиной, посоветовался и переоформил билеты на 30 килограммов каждому.
Багаж сдали, себя зарегистрировали, паспортный контроль и зону досмотра прошли, посидели в зале ожидания и в 14:10, по расписанию, вылетели в аэропорт Шарджа Объединенных Арабских Эмиратов.
Ещё при получении страховки менеджер из «Вершин» выдал нам тайну: со 2 февраля 2017 российскому гражданину не нужно оформлять визу в ОАЭ, можно прямо из аэропорта Шарджи, куда мы прибывали в 20:10, взять такси и уехать, например, в Дубай.
И мы так сделали! Но совершили ошибку. Не обменяли доллары на местные дирхамы. И таксисты-пакистанцы (гады!) обсчитывали нас на курсе, как… как глупых лошистых русских туристов! Поездка из аэропорта Шарджи в «Дубай Молл» вместо 20 долларов обошлась в полновесные 30 за машину! А народа нашего для посещения Дубая набралось неожиданно много, восемь человек. На две машины. Мы было попытались взять приступом минивэн, с женщиной-водителем, но оказалось: женщины возят исключительно женщин… Восток, ислам, специфика.
Кстати, на обратном пути видели двух женщин-пилотов в длинных платьях и в чадре, но с погонами. Интересно, кого они возят? Эмирш и шахинь?
А Дубаи нас поразили…
Циклопичность строений, блеск золота, толпы туристов, обилие воды и роскошь… Кричащая, броская, показушная, бесчеловечная, она лезла отовсюду. Нефтедоллары, конвертированные в небоскребы: восьмисотметровый «Бурдж-Халифа», «Башня Розы», «Парус»; в самоходное метро — суперсовременные подземные поезда, движущиеся без машинистов; в аквариумы с гигантскими акулами; в танцующие фонтаны площадью в два стадиона; в полицейских на «Бентли». Полиция у них на «Бентли»!
И вдруг у кого-то сверкнула мысль… «А почему бы нам, простым русским туристам, пролетающим через Эмираты в Гималаи, не искупаться в Персидском заливе?» Действительно, вода аж плюс 29! И ближе к полуночи мы пошли искать проход к морю…
Но стройки… Стройки… Стройки… Сверкающие прожекторы и цветные фонари, высоченные краны и гигантские лебёдки, грохот отбойных молотков и слепящее искрение сварок… Бесконечные стройки. Кажется, дубайские арабы решили застроить каждый квадратный метр берега. Да что там берега! Они уже взялись и залив застраивать на искусственных, повторяющих карту мира, островах.
Не найдя прохода, и совсем отчаявшись, мы, наконец, взяли такси и попросили отвезти на Джумейра-бич, единственный, который мы знали, и самый знаменитый пляж Дубаи. Ехали двумя машинами, не сговариваясь (Джумейра не только самый знаменитый, но и самый большой пляж), а приехали в одну точку. Парадокс! Или сговор?
На Джумейре молодежь купалась, а мы с Галиной сидели на песочке, дыша тёплым морским воздухом и фотографируя знаменитый небоскрёб «Парус» — «Бурдж-эль-Араб».
Когда-то, давным-давно, ещё во времена моего студенчества, была у меня заветная мечта: воочию увидеть знаменитый небоскрёб. Чем-то он меня притягивал… Своей экзотичностью, что ли? Море, пустыня, жаркое белёсое небо и странной романтической формы небоскрёб… «Белеет парус одинокий…»
Время шло, мечты менялись, некоторые канули в Лету, многие потеряли блеск и привлекательность… Увидеть «Бурдж-аль-Араб» — из последних. И всё же мечта исполнилась… Сильная оказалась. Все настоящие, сильные мечты обязательно исполняются. Даже если вы о них совсем забыли.
Возвращаясь в аэропорт, глядя в окно такси, я думал: наверное, стоит приехать сюда с Софико. Как в диковинную волшебную страну… Как в сказку. В экзотическую восточную сказку из «Тысячи и одной ночи». Дней на пять, от силы на неделю… Не больше. Иначе обалдеешь.
Пройдя хитроумную систему опознания (паспорт в ней привязывался к некоторым биометрическим характеристикам лица, вероятнее всего и исходя из того, как широко приходилось раскрывать глаза, к радужной оболочке), мы вернулись на экстерриторию аэропорта, досидели, поклёвывая носом, в кафе до посадки и в 3:50 местного вылетели в Катманду.
«Мы не гуляли по Вселенной с песней вдоль и поперёк,
Но можем смело сказать наперёд —
Нет места лучше и в Раю,
Чем родное Катманду»
Двадцать лет назад пел Армен Григорян, а я с энтузиазмом подпевал. Разве ж мог я тогда подумать, что отправлюсь туда? Да ни в жисть!
В полёте мы мучились. Сном те замысловатые фигуры тела в креслах с не откидывающимися спинками назвать было нельзя. Мы мучились!
Но через четыре часа за иллюминатором рассвело, и мир нам явил высоченные заснеженные вершины, и мы ахнули и проснулись. И снова ахнули. Гималаи! За ними! За ними мы ехали. Про них! Про них мечтали. Угадать, которая Эверест, мы не могли и только всё щёлкали и щёлкали фотоаппаратами мобильников в иллюминатор…
Безоблачным утром, в начале апреля… в 9:35 непальского (отстаёт от московского на странные 2 часа 45 минут) самолёт авиакомпании Air Arabia произвёл посадку в аэропорту имени Трибхувана, восьмого короля Непала.
Таможня, паспортный контроль, 25 долларов, виза (электронную анкету заполнили ещё в Москве), и у выхода из аэропорта нас встретили представители местного филиала «7 Вершин». Венок из ярко-оранжевых календул, рукопожатие… С недосыпу какого-то приблудного непальца я принял за представителя компании и всучил ему свой чемодан (как год назад Анна в аэропорту Килиманджаро), тот честно оттащил его к машине и тут же взялся клянчить доллары. Мелких разменных не было — всё потратили в Шардже — ничем помочь бедолаге я не мог, обиженного помощника отогнали, ипортив мне карму (грехи наши тяжкие), двери микроавтобуса закрыли и…
Привет, Катманду! Привет, Непал! Я и сам не ожидал, но приехал…
А Катманду меня точно не ждал. Но в альпинизм я пришёл…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …В альпинизм я пришёл лет в семнадцать. Причем на самом деле я совсем не хотел заниматься альпинизмом. Хотел дойти до третьего разряда, чему-то научиться, ну, там… работать со снаряжением, с верёвками…
— Простой интерес?
— Я бы сказал, прикладной интерес. Хотел научиться всему, чтобы потом использовать в путешествиях. У меня же не стояла цель ходить только по горам.
— То есть альпинизм как элемент путешествий?
— Да!
Перед этим в шестнадцать я сам сходил в горы. Поднялся. Постоял. Стал спускаться по кулуару… и вызвал такой камнепад… Охрененный камнепад! Чуть жив остался… И когда — весь в ссадинах, синяках, перепуганный, полуживой — я всё же спустился, то подумал: блин, наверное, надо учиться ходить по горам. (Смеётся.)
— Ага… «Наверное, есть какие-то правила для этого…» — подумал ты…
— Да-да-да! И я записался в секцию альпинизма… Но с одной целью — сходить несколько раз в походы, потренироваться, а потом… Но так вышло, что в альпинизме я застрял надолго.
КАТМАНДУ
Разных столиц я видел немало. И относительно (относительно!) ухоженных европейских, и кричащих контрастом (роскошь и нищета) азиатских. Катманду стопроцентный азиат. Невысокий (не выше трёх-пяти этажей), грязный и, в общем, нищий. Возможно, если с ним познакомиться подольше и поближе, он сможет вызвать устойчивые положительные эмоции. Возможно, если посмотреть на его исторические достопримечательности, а их там достаточно, он вызовет к себе уважение, хотя, кажется, ему наплевать — уважают его или нет какие-то там белые туристы, сотни лет стоял без их уважения и ещё столько же простоит. Всё возможно. Но первое впечатление не в пользу Катманду. Типичный индийский город с пагодами, храмами, ступами, скульптурами богов, тощими коровами и калеченными нищими на улицах. На весь город несколько заасфальтированных улиц, остальные когда-то таковыми являлись, но после землетрясения 2015 года разрушены, и теперь они скорее грунтовые, и если сухо, то пыль до небес, а дождь — грязь по щиколотку.
Впрочем, с таким подходом к дорогам, который выработался у русских чиновников, — а выработался он с незапамятных времён — нас ждёт то же. По крайней мере, за Самару я не беспокоюсь, там дороги уже почти как в Катманду, хотя землетрясений не было! (Тьфу-тьфу-тьфу. Не дай Бог!) И ещё…
А впрочем, всё! Не буду больше ворчать. Нормальный город Катманду! Нормальный! И весёлый! Говорят, травы можно достать свежей (сам не пробовал и вам этого не советовал. Якши?).
Привезли нас в единственный пятизвёздочный отель Yak&Yeti (в названии сразу обе достопримечательности, там всё называется так или эдак, или ещё по названиям известных гор). Быстрое заселение нам не грозило, не ранее 14 часов, и мы, побросав на ресепшене вещи, с нашим гидом, с нашим «пастырем», отправились в местный филиал «7 Вершин» засвидетельствовать почтение, воспользоваться бесплатным интернетом, выпить кофе, а главное, узнать: ну когда уже завтра вылет в Луклу?!! (Трекинга стартует из высокогорной деревни Лукла, куда нас должны доставить самолёты местных авиакомпаний.)
Отметившись, засвидетельствовавши, испив и отправив сообщения близким и родным (про самолёт обещали уточнить позже), мы поменяли в ближнем обменном пункте по 500 долларов на местные рупии и пошли на завтрак…
Еда в Азии — всегда игра в рулетку. Особенно для меня.
(В своих описаниях поездок я часто поминаю о неких своих проблемах с питанием. Что есть — то есть. У меня хроническое заболевание поджелудочной железы, последствия панкреонекроза. И я вынужден придерживаться диеты. Прошу заметить! Я не хвалюсь этим и не горжусь. Нечем. Сам виноват. Я хочу объяснить таким же страдальцам: ездить по миру и даже ходить в горы с заболеваниями ЖКТ можно! Слышите? Болезные мои! Можно! Если вы захотите объяснить, а вас захотят понять. Обычно понимают. На Эльбрусе понимали, на Килиманджаро понимали, в Непале тоже поняли… Но во избежание эксцессов я беру с собой детские мясные консервы «Тёма» и каши в пакетах. И в тот раз взял более тридцати банок, рассчитывая в случае необходимости смешивать их с единственным совершенно безобидным и интернациональным азиатским блюдом — «white rice», или «plain rise» — варёным без специй белым рисом.)
Владимир отвёл нас в кафе под открытым небом — в Катманду тепло, весна, больше похожая на лето, — и народ с голодухи накинулся на местные пищевые достопримечательности: сиззлер — шкварчащее на сковородке мясо с овощами, различную национальную лапшу, жареный рис со всякой всячиной, жареную со специями картошку. Ничего толком не разобрав в меню, я тяжело вздохнул и заказал белый рис и варёные яйца. Яйца принесли чищенные…
(Потом методом проб и ошибок я найду вполне для себя съедобные продукты или научусь заказывать местные, корректируя фразой «ноу спайси, ноу гарлик». Съедобными окажутся простые супы с лапшой, овощные салаты, местные варёные (их ещё иногда жарят) пельмени — момо и, конечно, хлеб. А народ будет искать истинно восточную пищу. Чтобы ух! Чтобы как огнедышащий дракон. У них это получится. Уже в горах. Когда подадут корейскую фастфудовскую лапшу, вроде «Доширака», в бумажных стаканчиках…)
К завтраку нас было четверо.
Ваш покорный слуга.
Галя Резанова.
Молодой, двадцати шести лет, юрист из Москвы Равиль (московский крещёный татарин). Парень без горного опыта и определённого рода занятий. Чтобы поехать в горы, он занял денег.
И тридцатисемилетний бывший врач, а ныне бизнесмен, из Красноярска Артём. Артём тоже в горах не бывал, но походил по туристическим тропам Сибири.
Не хватало двоих. Денис, по слухам вроде бы уже прилетел, Влада, ждали к вечеру.
Перекусив, пошли разбираться с мобильной связью.
Привыкли же жить со связью. С постоянной связью. Чтобы в любое время можно было поднести к уху аппарат и задать своим родным и близким два самых главных вопроса во Вселенной: «Ты где?» и «Можешь сейчас поговорить?». Ведь если не можешь такое спросить… то, как говорила одна девушка: «Забыла мобильный, и теперь как без трусов!».
Для стабильной связи взяли местные симки NCell. С ними обещали бесперебойный интернет в Катманду и горах. В Катманду NCell действительно обеспечил бесперебойный интернет, в горах связь была, а интернет случался, что без сомнений тоже хорошо.
Представляете, идёте вы по тропе в самых высоких горах в мире, фотографируете пейзажи и отсылаете их в Москву или какой другой город! Не с первой попытки, но всё же… Лет двадцать назад на Севере в поля даже без радиостанций выезжали. Что ни говори, прогресс налицо.
К трём заселились в наш самый лучший в мире пятизвёздочный отель. А тут и пятый объявился — Денис, тридцатишестилетний авиадиспетчер из Магадана. Турист и восходитель на Эльбрус с юга и даже, кажется, с севера. Познакомились.
Владимир объявил инвентаризацию снаряжения. Разложились.
Гид обошёл комнаты, осмотрел вещи, что-то выбраковывал, что-то назначил к приобретению в местных магазинах. По итогам нам с Галиной нужно прикупить баул на 120 литров для вещей и противоснежно-противопыльные гетры для Резановой. Отправились за ними с Владимиром (тот захотел себе какие-то модные штаны) и Денисом. Артём и Равиль не пошли, их интересовала ритуальная кремация в храмовом комплексе Пашупатинатх. Население в Катманду преимущественно индуистское, умерших сжигают. Меня после Гокарны (священного города в Индии) сие действо не привлекало вообще! Специфическое зрелище…
Горное снаряжение в Катманду приобрести легко, единственное, чего стоит остерегаться, — массовых подделок. Много их на знаменитые бренды: Marmot, NorthFace, Mammut, хотя соотношение цена/качество тех подделок вполне удовлетворительное. Штук пять магазинчиков с таким контрафактом и фирменным снаряжением мы встретили по дороге в туристическую мекку Катманду — район Тамель. А сколько их в самом Тамеле… Без проблем приобрели баул и гетры (потом оказалось — и то, и другое дрянь… но тут — уж сколько заплатили). А Владимир всё никак не мог найти подходящие штаны. То цвет не тот, фасон подходит, то фасон не подходит — ткань никудышная… И бродили мы по этим орущих продавцами, бибикающих автомобилями, мычащих коровами, ревущих мотоциклами каменно-фанерным джунглям, шарахались то от кучи вонючей грязи («там что, дохлая крыса?!!»), то от жертвенного заляпанного кровью алтаря («ой, сейчас меня стошнит!»), то от толпы местных изувеченных нищих («Господи, чем мы им можем помочь?») … Но Владимир чувствовал себя здесь как рыба в воде. Правда, штанов он так и не нашёл, но между делом привёл в кафе, где назначил встречу сотрудницам компании, с коими уже после нас ему вести группу на Айленд-Пик. Поначалу мы к встрече присоединились. Послушали хвалебные речи нашему гиду, порадовались за себя, какой он нам достался. Но потом мы с Галиной засобирались в отель. Вечерело, становилось прохладно, всё же не май месяц, надо утеплиться перед общим ужином в нашем открытом кафе. Денис остался с Владимиром. И понятное дело! Куда же он от сотрудниц? Молод, красив, интересен. Я бы тоже, если бы… Был бы лет на пятнадцать моложе, а то теперь под присмотром Галины шёл надевать штаны с начёсом, вязаную шапочку (а то лысинка простынет), пуховую куртку, чуть не написал валенки, ибо во избежание и для.
К восьми местного (в Москве 17:15) мы вновь, теперь уже полной командой, собрались в «нашем» кафе. Прибыл шестой. Двадцативосьмилетний высокий, слегка заикающийся, программист из Владимира — Владислав. Удачный Килиманджаро и две попытки Эльбруса — его послужной список. Группа в сборе! Завтра в горы…
— Знаешь… а мне понравился Володя, — зевая сквозь накатывающий сон, сообщила мне Галя в номере.
Я вздохнул… Конечно! Такие всем девчонкам нравятся. Вон какие дифирамбы сотрудницы в кафе ему пели.
— Завтра каши с утра поедим… — сухо ответил я. — А то до завтрака сдохнем.
Подъем в 4:00. В 5:30 надо быть в аэропорту. А когда завтрак — непонятно.
Так сказал Володя…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— В армию я сначала попал в рембат, во внутренние войска. Отслужил полгода и всё время упрашивал офицеров перевести меня куда-нибудь, где мне будет интересно. Сильно хотелось в разведку. Офицеры обещали, но шло время, и ничего с места не двигалось.
— А ты физически был готов к разведке?
— Ну, во-первых, у меня были разряды по альпинизму и единоборствам… Во-вторых, перед армией я два раза в неделю бегал по 18 километров с преодолением водной преграды… И я сильно хотел попасть в настоящую армию. Но служил в рембате. В конце концов, попросил маму послать ксерокопии моих спортивных документов в штаб округа в Ростов-на-Дону. И буквально через неделю меня, раз, и перевели в отряд специального назначения «Вятич»! Это 15-й отряд, он базируется в Армавире, а там меня определили в отделение горной подготовки учебного центра «Хацавита». И я прямо сразу подписал контракт. Да…
Прослужил полгода и… разорвал. Я так жалел… Так жалел… Прямо писал рапорт и чуть не плакал.
Почему? Была, конечно, причина… Барышня на гражданке. Короче, снова отмазки! Мы уже говорили об отмазках. Надо было просто хер забить и служить дальше, но это кусок моей жизни, который привёл меня туда, где я сейчас.
В общем… разорвал я контракт и перевёлся в ОБОН (отдельный батальон особого назначения) … Но ничего там «особого» не было! Была просто армейская служба. Сегодня, когда я пишу в анкетах, что служил в спецназе, мне даже как-то неудобно. Спецназовцем я себя не считаю. Друзей-спецназовцев много. Настоящих спецназовцев. А я так… Послужил чуток. Но! Служа в армии, я впервые встал на горные лыжи. В армии я первый раз ходил на снегоступах по горам. Первый раз пробовал рыть снежную пещеру и ночевать в ней. И всё это мне нравилось. И служба меня свела с хорошими людьми. А после армии начался другой период. И было мне 20 лет…
— Так это же совсем недавно!
— Девять лет… Почти десять! Чего ж недавно?
— Ну, когда ребёнку два, то год назад вообще страшно давно…
— Хм… Согласен… Дембельнулся я, значит, и сразу появилась ответственность. Не за себя — у меня была женщина… а у неё трое детей от первого брака. А я на тот момент считал себя взрослым мужчиной и решил, что обязан взять на себя полную ответственность.
Многие говорили: «Дурачок, загоняешь себя в кабалу… света белого невзвидишь». Ошибались! Мне и до этого много раз говорили, что мои мечты — это всё нереально. «Ничего не получится», — говорили они. А когда получилось: «Ну, хорошо, сейчас женишься, и у тебя точно ничего не будет получаться». Я женился, и у меня опять что-то получалось… И всё продолжается до сих пор. Сейчас у меня молодая жена, я купил дом, землю, и мне опять говорят: «У тебя ничего не получится… Не будет ни нормального дома с землёй, ни путешествий… Ничего не будет». Посмотрим! Надеюсь, что снова всех разочарую… (Смеётся.)
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ЛУКЛА (2840) — ПХАКТИНГ (2610)
— Разочарую! Ножи в ручной клади достаём и перекладываем в багаж! Трекинговые палки, ножи — всё в багаж! — командовал Володя перед регистрацией. Желающих вылететь в Луклу (и не только) вокруг была прорва.
— Как, блин, в приличном аэропорту… — ворчал Равиль, перебирая свой рюкзак и ища нож, как обычно, лежал он в самом низу.
У нас с Резановой общий баул на 30 килограмм. Утром еле всё в него затолкали. И вроде, всё нужное! Но сколько же всего?.. Я знаю, это всё нижнее бельё Резановой. Нам, мальчишкам, из нижнего что нужно? Двое трусов-неделек. На первую неделю недельку и на вторую… А женщинам и… В общем, чего только женщинам не нужно!
— Мы и багаж можем полететь разными рейсами, — объяснял суету Володя. — Тут такое часто… Там будем ждать. И, наверное, нужно доплатить. По билету только 15 килограмм на человека можно.
— Большая доплата?
— По доллару за килограмм. Кажется…
Регистрацию прошли. Багаж сдали. Нас отправили в накопитель.
— Всё… — Володя принялся открывать коробку с завтраком из отеля, — теперь ждём…
Но позавтракать не дали, объявили посадку, и мы, сложив еду обратно в коробки и рюкзаки, рванули в автобус.
Самолёты «Дорнье» (я уже и фирму такую забыл), похожие на Л–410, грузились пассажирами и багажом.
— Если сесть слева, то можно будет увидеть Эверест… — умничал кто-то из наших.
— А если справа?
— Справа?.. Справа, наверное, не увидишь Эверест.
— Логично!
— Резанова, ты неправильно села… — я брякнулся в кресло рядом со своей компаньоншей.
— Чего это?
— Ты села справа, и теперь мы не увидим Эверест… И в этом, без сомнения, будешь виновата ты!
— Ну а то кто ж, — кивнула Галина, пристёгиваясь. Что характерно, подозрительно легко согласилась. К чему бы? Сначала соглашается, а потом ночью подушкой… И ведь никуда не денешься, одноместных номеров в горах не бывает.
Загрузились, расселись, «Дорнье» раскрутил винты и начал рулёжку. Кабина пилотов открыта, видно, как они нажимают кнопки, щёлкают тумблерами, давят на педали… Вырулили на ВПП, встали на тормоз, поддали газу, прогрели двигатель… и… побежали… побежали… побежали… подпрыгнули… Летим!
— Резанова, — сквозь шум винтов кричал я, — доставай завтрак, доедать будем!
Хоть слева сиди, хоть справа, всё равно, где Эверест — никто не знал, а гид наш под равномерный гул моторов задремал, спросить не у кого. Нет-нет, сами Гималаи поднимались слева! Но какие где вершины, где Эверест, где Макалу… кто же их разберёт?
Летели минут сорок. Успели позавтракать и даже подремать. Перед заходом на посадку самолёт быстро снизился и начал выполнять резкие эволюции — прицеливался на глаз, приводов никаких нет, а полоса… Про полосу в Лукле не писал только ленивый. Я не буду.
Информация из «Википедии»:
«Аэропорт имени Тенцинга и Хиллари (до 2008 года — аэропорт Лукла) — небольшой аэропорт в городе Лукла в восточной части Непала. В январе 2008 г. переименован в честь первых покорителей Эвереста: Тенцинга Норгея и Эдмунда Хиллари.
ВПП аэропорта протяжённостью 527 метров расположена под уклоном в 12% на отметке 2860 метров над уровнем моря. Из-за сложного ландшафта все приземления выполняются с торца 06, а все взлёты — с 24. Из-за большого уклона торцы ВПП различаются по высоте на 60 метров. Торец 06 находится прямо на краю обрыва, уходящего в семисотметровую пропасть, а 24 — у подножья четырёхтысячного хребта. Перрон оборудован четырьмя стояночными площадками и вертолётной площадкой. Взлёты и посадки выполняются исключительно по VFR, так как из навигационного оборудования в аэропорту есть только радиостанция.
Благодаря своей близости к Эвересту, аэропорт пользуется популярностью среди альпинистов, начинающих восхождение из Луклы. Несколько авиакомпаний выполняют рейсы сюда из Катманду, однако, полёты здесь возможны только днём и при условии хорошей видимости. Погода в районе аэропорта непредсказуема; и её неустойчивость становится причиной частых отмен авиарейсов. ВПП позволяет принимать только вертолёты и самолёты короткого взлёта и посадки, такие, как De Havilland Canada DHC–6 Twin Otter и Dornier Do 228»
Страшно не садиться и взлетать с той полосы, страшно смотреть, как это делают другие… Любой взлёт сопровождается звучным выдохом и фразами: «Fuck!», «Ё!», «Ficken!». Вполне традиционными фразами восхищения мастерством пилотов. Не одни русские умеют материться на закат, врал Задорнов.
Сели. Выгрузились. Как предсказывал Володя, багажа нашего нет. Как в воду глядел наш мудрый гид. А в Лукле холодно. По сравнению с Катманду, холоднее и ветренее. Многие непуганые европейцы заявились в шортах и майках. Володя со словами: «Нужно представлять Россию с хорошей стороны…» — накинул свою куртку с фирменной надписью «7 SUMMIT» на плечи молодой немки. Не заигрывая, испросив разрешение у её парня, просто чтобы не замёрзла немчура бестолковая.
Багаж ждали два часа. Потом ещё час разбирались с шерпами, кто что несёт. От шерпов переговоры вёл их главный, он же второй гид нашей группы, шерпа Намгель. Остальные трое будут молчаливыми портерами…
Запутал? Шерпы — портеры, портеры — шерпы… Давайте разбираться…
Портер — по-английски «носильщик».
А «шерп», правильнее «шерпа», — название народности. В Непале их, народностей, много. Ситуация, схожая с Кавказом, когда возле гор обитает несметное количество народов и племён. И шерпы — лишь одна из них. Есть знаменитые гуркхи, есть, собственно, непальцы, есть лимбу, раи, таманги, невари и ещё косой десяток других всяких.
Раньше шерпы традиционно выполняли функции обеспечения поддержки высотных восходителей, у них хорошая природная горная акклиматизация, они способны выдержать и высокие горы, и тяжёлые грузы. Но в последнее время в качестве портеров всё больше привлекают раи. Шерпы нынче — белая кость. Но у нас в группе портеры всё же шерпы.
Около двенадцати, всё получив и обо всём договорившись, мы перешнуровали ботинки, затянули ремни, настроили по длине трекинговые палки, надели рюкзаки, и покинули, похожую на городок Дикого Запада, Луклу, начав свой путь к великой цели, к базовому лагерю Эвереста, на высоту в 5360 метров.
Не сразу мы начнём набирать высоту, а станем медленно подкрадываться, привыкая и акклиматизируясь, укрепляя мышцы ног и рук восхождениями на радиалках и переходах между базами. И всё равно акклиматизации окажется мало. Её всегда мало. А в тот первый день мы даже понизили высоту. Прилетели на 2800, а ночёвка была в трёх часах в Пхактинге, на 2610.
Погода на переходе стояла обычная, горная. На солнце жарко, в тени и на ветру холодно. Не знаешь, что надеть… Шли по широкой каменной тропе, траверсом огибающей гору над ущельем. Справа гора. Слева ущелье. Справа облака и небо над горами, слева горная река на дне ущелья. Небо, горная река, каменные дома, зелень, цветущие вишни и горы, горы, горы… Горы справа, горы впереди, горная тропа под ногами… Гималаи. В Гималаях мы! В самых высоких горах на планете. В самых-самых высоких!
О! Они своенравны, эти горы. Горды. Независимы! И от людей, и от богов. Разве что Сам Яхве рассердится на них, как было в 15-м, когда после землетрясения даже Эверест стал на два с половиной сантиметра ниже и сдвинулся на три на юго-восток. (Только на 2,5! и только на 3!)
Первый час я шёл с трудом. «Скафандр» никак не хотел включаться в такое вселенское безобразие, как трекинг в Гималаях. Он то захотевал пить, то п;сать, то у него начинала стрелять коленка, то болеть голова, а то его вдруг начинало качать из стороны в сторону. Мучился я до обеда. А после, наевшись каши с мясными консервами и напившись сладкого, приторно-сладкого чаю, вдруг ожил и пошёл, пошёл, набирая темп и твердость шага… В Пхактинг я уже входил уверенно, не мотаясь, в нормальном состоянии. Впрочем, как и все.
День закончили купанием в реке (кто осмелился купаться в обжигающе-ледяной воде) и ужином. Я заказал «чикен момо», те самые пельмени не пельмени, хинкали не хинкали, манты не манты, нечто подобное… с курицей, что понятно из названия. Взял, предварив фразой «ноу спайси, ноу гарлик». Оказалось, есть можно. Артём с Равилем решили попробовать местный ликёр. Оказалось, пить нельзя. Пока пробовали, выяснили: в команде я — самый старый. Эдакий мамонт… динозавр-перестарок. Володя на это только рукой махнул:
— Палычу хорошо! Ему уже было столько, сколько нам. Он уже был таким, как мы. Вопрос: будем ли мы в его возрасте, как он?
Врал гид, а точнее, не знал. Никогда я «таким» не был в их возрасте. В их возрасте я работал на Севере, дружил с вездеходами и вертолётами, пил водку и даже спирт, курил… Боже мой… я ведь курил! Ужас! А они молодцы. И физически подготовлены лучше. И сами… «Где мои семнадцать лет?..» Резанова, где наши семнадцать лет? А? Молчишь…
Позже, уже часов в девять, вся группа спала без задних ног. Завтра Володя обещал длинный переход. Пять мостов, и восхождение по ступенькам на 500 метров (больше 150 этажей!). Кто-то, услышав про 150 этажей, ойкнул, но Володя отрезал:
— Не ссать, жумарить!
Он брутальный, наш гид, у него к рюкзаку привязаны три сушёных леща (тесть перед поездкой подарил), Володя их подвесил досушивать, и кукла Йети. Кукла уже бывала в Лукле. И в Южной Америке она успела побывать, и в Антарктиде… Где только не успела… А уж сколько девичьих сердец взволновала она по всему миру… У-у-у-у-у…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …В океан я попал, когда мне было двадцать.
Ты же помнишь, я тогда уже был женатый человек, аж с тремя детьми, и надо было работать. Устроился продавцом в магазин «Магнит». Представляешь, целый месяц — продавцом в «Магните»! Но потом послал всё к чертям… Когда началась Олимпийская стройка, уехал в Адлер разгружать вагоны с камнями… Неделю разгружал, потом сел в поезд, домой съездить на пару дней. Еду, а тут звонит мой племянник, Саня Романенко… Я его так люблю… Среди моих родных, близких и вообще людей, которых я знаю, он мой самый любимый человек.
— Как я понимаю, это сын сестры, которая старше тебя на шестнадцать лет?
— Да… И я его просто обожаю! Я в нем, наверное, вижу самого себя… Звонит он и говорит: «Вова, тут такое дело… У меня друг с работы (Саня тогда работал сварщиком) нашёл на остановке объявление… Вербуют на Камчатку, на рыболов. Поедем?» Я говорю: «Конечно, поедем!»
Это, кстати, был единственный раз, когда он сколыхнул меня с места, а не наоборот.
В течение недели мы связались с Петропавловском-Камчатским, договорились: что, куда, какие документы отправлять… Авиабилеты нам взяли… Мы, правда, до последнего думали, что это какой-то очередной развод-обман. Но денег с нас никто не просил, мы сели в Краснодаре в поезд до Москвы, а из Москвы до Петропавловска-Камчатского уже самолётом.
И вот, представляешь… Мы на Камчатке, что само по себе уже мечта. И я влюбился в те места! Из всех мест, где я был, это одно из самых любимых. Есть Патагония, вместе с Пунтаренасом, есть Гималаи. И есть Камчатка… Хотя, по сути, я увидел только один Авачинский вулкан. Вот вулкан, а вот Авачинская бухта… Мы там две недели чему-то обучались, на каких-то матросов… Получили корочки… Сели на БАТМ «Бакланово» компании «ОкеанРыбФлот».
БАТМ — это аббревиатура, Большой автономный траулер-морозильщик. У них много БАТМов… Сами ловим, сами морозим…
Сели на БАТМ и ушли на четыре с половиной месяца в рейс. Сам рейс четыре месяца и плюс две недели выхода и захода в бухту… Ушли и только через четыре с половинной месяца вернулись! Представляешь?
— И сколько ты так поматросил?
— Те самые четыре с половиной месяца. Один рейс. Потом вернулся… Опять по семейным обстоятельствам. Там же женщина, трое детей… На Камчатку она ехать отказалась наотрез.
— Денег хоть заработал? Контора поступила честно?
— Да! Много заработал. Более чем достаточно на тот момент.
И ты знаешь… Я много раз хотел вернуться. Даже уже работая в горах, на годик — на два… Порыбачить. Потому что, во-первых, мне понравилась моряцкая жизнь…
— Ты бродяга! Вова!
— Во-вторых, мне понравился коллектив на БАТМе. У меня знакомые попали на другой траулер, и когда вернулись, рассказывали какие-то ужасы… Чуть ли не с тюрьмой корабль сравнивали. А нам с братишкой повезло. Потрясающий коллектив. Была там парочка конфликтов, но всё улаживалось на уровне ментальных полувзглядов…
— Сколько там вас было?
— Девяносто человек.
— Девяносто человек, четыре с половиной месяца — озвереешь!
— На самом деле народ потрясающий. Несмотря на то, что мы с Саньком были новички и вообще ничего не знали — ни о море, ни о корабле, ни о рыбалке, мы быстро вжились в коллектив… И капитан классный!
Я иногда с ностальгией пересматриваю фотографии, часто вспоминаю всякие истории… В общем, это была классная работа, и я, наверное, посоветовал бы её всем молодым людям. Вот так, взять и попробовать себя в настоящем деле. Классный опыт! Потрясающий! Более того, работая на корабле, я вдруг понял, в какой институт мне нужно было идти.
— И в какой же?
— На штурмана мне нужно было идти учиться, на штурмана!..
ДЕНЬ ВТОРОЙ. ПХАКТИНГ (2610) — НАМЧЕ-БАЗАР (3440)
— …Штурман, сколько ещё?
— Ещё чуток ступенек… — Володя хитро улыбался, он даже не устал.
— Гори они ясным пламенем, эти ступеньки!
Мы с Резановой сидели на обочине и, передавая друг другу бутылку из рук в руки, пили «Кока-Колу».
«Кока-Кола» в некоторых медицинских случаях весьма полезный напиток. Много глюкозы, немного кофеина, пузырьки для быстрого всасывания в кровь… Мощное средство борьбы с гипогликемией. По-русски, с пониженным содержанием сахара в крови. А у нас он был понижен.
Эти ступеньки перед Намче… Про те нецензурные ступеньки я читал во всех отчётах. Прямо перед самим Намче-Базаром они уходят ввысь аж на 500 метров, и это полный капец для офисно-планктонных туристов, по-другому не скажешь!
И гипогликемия была у многих. И у меня… И у Резановой. И у Равиля. Тот зачем-то тащил свой груз сам и теперь выхлёбывал последствия своей инициативы полными ложками.
Ступеньки начались сразу после высоченного подвесного моста, в трёх часах пути вдоль долины горной реки Дудх Коси от Пхактинга.
Причём подвесных мостов за тот день мы уже прошли четыре. Этот был пятый. Его показывают в первых кадрах фильма «Эверест» 2016 года, если кто помнит. Мост — шикарный. Он подвешен на высоте семьдесят метров, а то и больше. Дуло там страшное, того и гляди подхватит и унесёт, как девочку Элли в Волшебную Страну… Хотя, нет… Не унесёт. Мост выполнен из четырёх стальных двадцатимиллиметровых тросов, закреплённых на берегах в бетонных основаниях. Два нижних перекрыты стальными досками шириной в метр, а верхние — перила. С боков пешеходов страхует панцирная сетка, её почти не видно под буддийскими флажками — «конями ветров». Конструкция — крепкая, на мосту враз может оказаться целый караван ослов. Крепкая, но гибкая. Когда идёшь, мост под тобой играет. Некоторые развлекаются и ходят в ногу. Любят люди острые ощущения, и ослы любят… Нам было не до ощущений, мы устали и плохо выспались.
Ночь мы провели в лодже Пхактинга и, как с непривычки показалось, не в совсем комфортных условиях. При этом все понимали: спать в спальниках на кроватях лучше, чем в палатке на пенке. И легли рано. Но и поднялись рано. Я так вообще встал с рассветом. Взял фотоаппарат и пошёл по старой килиманджарской привычке на «охоту».
Охота оказалась не сильно успешной, из живности никого не встретил, сфотографировал верхушки заснеженных гор, пару цветущих вишен, яблоню, персик и картошку на огороде. Картошки там сажают много. Почва бедная, в основном подзолистая, как в Белоруссии, и прохладно… Поэтому картошка и просо. Ну, ещё капуста, лук, чеснок…
Пока охотился, проснулся народ, выглянул в окно, увидел меня и взялся давать бесценные советы и указания:
— Палыч, а ты вон ту гору снял?
— Палыч, а вон, смотри, как красиво… Сфоткай!
Вздохнув, я осознал, что утро наступило, и отправился будить Резанову.
А после завтрака мы потихоньку пошли набирать высоту. И лучше бы мы это делали сразу, а не потихонечку. И самый цимес достался перед Намче.
— Зря я столько каши съел… — маялся я. Прошло три часа, а каша до сих пор стояла в горле. Нельзя так много жрать перед восхождением, нельзя!
— И у меня… — сокрушалась Резанова.
Володя смотрел на нас с сочувствием:
— Не расстраивайтесь… Ещё часок, и будем в Намче-Базаре. Я там такую гостиницу попросил Намгеля забронировать… Такую… Из неё такой вид…. Закачаешься!
Он поднялся, давая понять: пора и честь знать, не сидеть приехали.
— Гостиница та, правда… аж на самом верху.
— Чтоб вас всех… — в сердцах брякнул Равиль. Рюкзак его доконал, вдобавок шёл он без трекинговых палок.
— Давай часть ко мне выгрузим… — предложил Володя.
Равиль только сокрушённо вздохнул…
С нами отставал ещё Влад. Денис и Артём бойко умотали с Намгелем, Влад тоже подумывал дать ходу. Вот, спрашивается, откуда у него такая прыть? Хотя, чего «откуда»… Понятно «откуда»! Молодой… 28 лет. Решающий фактор…
— Ладно… Пошли, — поднялся я.
И мы снова двинулись по проклятым ступенькам.
— На обратном пути… они нам все коленки повыбивают, — ванговала Галина.
— На прямом ещё дойти нужно…
Топали мы ещё часа полтора, причём и в самом Намче ступеньки не закончились. Весь Намче-Базар — это огромный амфитеатр, 400 на 400 метров. Наш безжалостный гид тянул нас наверх, приговаривая: какой офигенный вид оттуда открывается, уж такой офигенный… И чего мы оттуда только ни увидим…
Мы забрались почти на самый верх, когда нас догнал один из наших шерпов и что-то шепнул Володе.
— Трам-там-там-тара-рам! — выдал наш добрый гид, улыбаясь, из чего стало понятно: зря мы пёрлись на гору, гостиница ниже…
— Названия перепутал, — пояснял Вовка, продолжая улыбаться. — Неправильно сказал Намгелю, он и забронировал другую гостиницу… Возвращаемся!
Думаете, ходить вниз — это легко? Фигушки. Спускаться тоже не праздник, хотя полегче… Тем более вернуться нужно было буквально на пару кварталов.
Возле самой гостиницы Намгель выставил пикет из шерпов, они нас ловили и за руки и отводили в гостиницу.
— Специально выбрал вам номер… — хвастал мне Намгель, — с одной большой кроватью!
Я всплеснул руками. Здрасте-приехали! В Африке нас с Холодовой всё норовили уложить вместе… И тут за старое… Трудно что ли людям представить, чем мужчина и женщина, если вместе, могут ещё заняться, кроме как?.. Ну, вы поняли.
— Намгель, я же тебе вчера говорил: мы с Галей друзья! Понятно?! Резанова… — я повернулся в надежде, что Галина подтвердит сей факт. Но не обнаружил её. — А Галина где? А? — пристально посмотрел я на Намгеля. Но тот только испуганно хлопал на меня своими маленькими раскосыми монголоидными глазками. Я сбросил рюкзак и помчался вниз по ступенькам…
— Володя! — орал я. — Володя!!! Резанову потеряли!
— И Равиля! — он уже ждал у выхода из отеля. Мы рванули по улице. Наши шерпы по-прежнему стояли на перекрёстке.
— Наша леди… Галя… не проходила? — судорожно вдыхая (все-таки, уже 3500), допрашивал я их. Володя времени терять не стал и вжарил наверх. Здоровый лось…
— Нет… — переглядывались и пожимали плечами наши носильщики, — не проходила…
— А Равиль?
— Равиль? Равиль не был…
Володя промчался мимо вниз… Значит, наверху их нет…
— Ты не волнуйся… — уговаривал меня один шерпа, хитро улыбаясь… — Город маленький…
— Да… — кивал второй. — Не потеряются… Или сделают их погонщиками ослов…
И заржали. Шутят. Понятно, чего же не пошутить?
Ослов и их погонщиков в Намче действительно много. От Луклы до Намче постоянно идут караваны, другого транспорта на этой высоте, кроме ослов, человека и вертолёта, нет. Выше от Намче идут дзо — гибрид коровы и яка. От 4500, рассказывают, идут яки. И снова человек. Яки доходят до 6500. Выше уже и вертолёты не летают. А ещё дальше идут только люди.
— А мы вас потеряли… — Резанова стояла измученная, усталая, с тёмными кругами вокруг глаз… Кислорода не хватает.
— Мимо прошли, — Равиль дышал как загнанный… Наш пастух нашёл их кварталом ниже. Так бы точно забрали в погонщики… Я вздохнул, забрал у Галины рюкзак и повёл в гостиницу, по пути рассказывая, как нас чуть не уложили в одну кровать. Она шла, кивала, но, кажется, совсем меня не слушала. Она настолько устала, что случись нам одна кровать, а Намгель нам уже номер поменял, она бы даже слова не сказала. Сидя на кровати, своей собственной кровати, она развязывала шнурки, а руки у неё мелко дрожали. Да и у меня они тоже потрясывались…
— Пошли-ка, Резанова, попьём кофейку… Съедим чего-нить… Сладенького… Авось полегчает. А?
Всё! Прибыли в столицу шерпов. Завтра день отдыха и акклиматизации. А ещё Володя обещал, завтра увидим Эверест. Если дымки не будет, а то весной…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ В. КОТЛЯРА
— …Наступила весна, и нужно было думать, что делать дальше. У меня знакомые в Краснодаре, семейная пара: Рома и Ира… И вот Ира — она у нас такая краснодарская альпинистская мать — она просила мою жену отпустить меня в горы. Она вообще просила её меня отпустить: «Молодой же парень, ему нужно для себя пожить…» Это мне Ира потом сама рассказывала. И ещё она просила Лену Дзукоеву, руководителя клуба Climbing Club, принять меня стажёром-гидом. Лена отнекивалась, но потом согласилась взять на одну группу вторым гидом. Посмотреть, как я. Но это было бы аж только к июлю месяцу. А мне… В общем, ждать я не мог! Собрал рюкзак, взял палатку, денег немного: на дорогу, на кусок хлеба… и уехал на Эльбрус.
Поселился в палатке на 3800, на «Бочках». Две недели жил в палатке, за это время несколько раз сходил на Эльбрус для тренировки… Ну, чтобы чувствовать себя уверенным… Несколько раз сходил в одиночку в непогоду.
А потом у меня закончилась еда.
Чтобы сыр, сало, колбаса не испортились, я закопал их на метр в снег… В глубину! На метр! А когда ушёл в очередной раз на вершину, альпийские галки, наши эльбрусские галки… заразы, разрыли на хер этот метр снега и сожрали всю колбасу и сало… Только сыра немного осталось, как ни странно.
В районе «Приюта 11» жили англичане, я с ними до этого познакомился, мы сдружились, хотя по-английски я вообще не говорил. На уровне улыбок, жестов и пары фраз со школьных уроков общались. Хорошие ребята, замечательные! И когда они уходили, оставили мне кучу сухой английской еды. Я до этого ни разу не видел и не пробовал сублиматы, это сейчас мы в экспедиции берём…
— Тебе сверху «дали шанс». «Смотри, — сказали они, глядя на тебя, — совсем пропадает… Давай поможем!»
— Да. И в тот момент у меня уже реально было отчаянье… Деньгами там не пахло вообще. Никакими! Я ходил по фирмам и предлагал услуги… А меня отовсюду гнали. Один — теперь он мой хороший друг, руководитель фирмы Mountain Guide, Сергей Баранов, — когда услышал, что хочу поработать гидом, сказал: «Ты неконкурентоспособен».
Неконкурентоспособен… Типа, ловить тебе, Вова, на Горе нечего, здесь таких… Я эту фразу про неконкурентоспособность услышал, улыбнулся, но про себя подумал: надо дальше гнуть свою линию, тем более в будущем меня ждала пробная группа. Лена же обещала. Хотя, там тоже вилами на воде писано.
В общем, сижу я почти без еды… И через две недели замечает меня в палатке Асхат, по прозвищу Кукуш, его там весь Эльбрус знает. Хороший дедушка, голубоглазый, седоволосый, небольшого росточка, приятный дедушка… Я его теперь называю своим балкарским батей. Подходит и говорит: «Парень, ты чего тут живёшь?» — «Гидом хочу быть». А он: «Хватит фигнёй маяться, пошли ко мне в „бочку“, будешь мне помогать. Жить там будешь, чего ты в палатке? И еда там есть!» Так я попал к Асхату. Помогал ему отделывать «бочку» изнутри вагонкой.
А потом дядя Лёня, альпинист из Кисловодска, подогнал мне мою первую коммерческую группу. Сашу Логачёва, Костю Лаврентьева и их друга Андрея. Их троих я и сводил на вершину.
Не поверишь, через пять лет Костя Лаврентьев стал моим первым клиентом на Аконкагуа! Причём он меня не узнал. Я-то его узнал сразу. А он… Говорю: «Здравствуйте… Вы ходили на Эльбрус?» Он: «Да!» Я: «В 2010 году?» Он: «Да». — «У вас был гид, кучерявый такой… без зуба». Он: «Да. Вовой звали». Я говорю: «Это я!» (Смеётся.) Худой, маленький, кучерявый, беззубый гид! У меня тогда переднего зуба не было… Я потом и с Сашей Логачёвым много раз ходил, и этой весной иду на Казбек. А с Костей сейчас иду с севера на Эльбрус, в июне. И на Аконкагуа я с ними сходил. В общем, теперь уже покатались-поездили. А тогда это были мои первые клиенты.
— И срубил ты на них бабло немереное?
— Да-а-а! Аж 6000 рублей. Не смейся! Это были деньги. И главное: вау, это круто, я могу пожрать! Хотя, живя у Асхата, я уже не голодал… У Асхата всегда было много еды… От туристов оставались всякие консервы, рис, лапша, макароны… Но теперь, с деньгами, я мог позволить себе ещё всякие вкусности, типа шашлыка, внизу… у местных…
ДЕНЬ ТРЕТИЙ. СТОЛИЦА ШЕРПОВ
У местных нет знания, сколько лет посёлку. Стоит он на дороге, объединяющей Тибет и Непал, и десятилетиями, столетиями, а может быть, тысячелетиями через него идут и идут бесконечные караваны яков, дзо, ослов, перевозя тонны и тонны грузов из Индии в Тибет и Китай и обратно.
Есть дорога — есть те, кто её обслуживает.
Есть те, кто обслуживает дорогу, — есть поселения. Намче из таких.
Ночью опять спали плохо, не помогли благоустроенные комнаты с настоящей горячей водой в кранах. Правда, по-перв;й, никто купаться не рискнул. Ночью разболелась голова — нас потихоньку начала глодать горняшка. Всё-таки уже 3500…
Утром Ден сообщил, что кровати у нас с подогревом. Он с вечера сказать не мог? Можно же было без спальников обойтись! Может, не так болела бы голова… Ладно, впереди ещё одна ночь в Намче.
В девять вышли на акклиматизацию к японской гостинице «Эверест-Вью поинт». Есть там такое чудо на высоте 3800. У гостиницы не только панорамные окна, позволяющие увидеть Эверест в хорошую погоду, у неё ещё вертолётная площадка и кессонные камеры. Поговаривают, комнаты снабжены дополнительной подачей кислорода. За ваши деньги — любой каприз!
Поднимались около часа. При нас с вертодрома Намче взлетел наш Ми–8. Ах, как эффектно выглядит наш отечественный вертолёт на фоне гор… На фоне высоких гор, которые теперь нас обступали со всех сторон. Двойная пирамида Ама-Даблама, двузубый, похожий на Ушбу, Тхамсерку, высоченная гряда Конгде-Ри, а вдалеке, на горизонте, в дымке, со снежными «флажками» на вершинах, Лхоцзе и Он… Эверест… Тридцать километров по прямой. Всего уже тридцать.
На Кавказе (на родном Кавказе), если сидишь рядом с горой так, что видно её подножие, то к вершине, конечно, голову задирать надо. Но если подножия не видно, то и голову задирать не нужно. В Гималаях… даже если не видишь подножия огромных шести- и семитысячников, то вершины всё равно плывут где-то там… высоко-высоко… в облаках… в небе… Они и сами поначалу кажутся облаками, особенно ночью. Колоссальные горы… Невероятные. Невозможные.
И цены на завтрак в «Эверест-Вью» оказались такими же. Меню хотелось изучать с эмоциями предводителя дворянства губернского города N Ипполита Матвеевича Воробьянинова: «Одна-а-а-ако!!!». Скромно заказав по яичнице и термос чая на всех, мы заморили червячка (выходили без завтрака) и пошли вниз к соседней с Намче деревне Кумджунг.
Деревня та знаменита монастырём, в котором когда-то (якобы) хранился (якобы) скальп йети, и школой Хиллари для шерпов. Но скальп давно (якобы) украли, а монастырь (по-настоящему) ремонтировали. Процесс ремонта длительный, все доски и бревна выпиливаются вручную, без машин… Иначе не угодишь Будде. Сам он, цветной и изукрашенный, сидел в углу, разглядывая немигающим раскосым оком бестолковых туристов, и хитро улыбался. Ходят тут… А потом скальпы пропадают.
В общем, смотреть в монастыре оказалось нечего.
Из интересного в Кумджунге: та самая школа Хиллари. Нет-нет, школу построила не кандидат в президенты Соединённых Штатов от демократической партии Хиллари Клинтон, школу построил новозеландец и первовосходитель на Эверест Эдмонд Хиллари. Тогда ему в восхождении помогал безграмотный шерпа Норгей Тенцинг (его книгу «Тигры снегов» многие знают, у нас в домашней библиотеке она тоже была, говорят, записана с его рассказов, сам Норгей писать не умел). Поднялись они на вершину мира в год смерти Сталина, в 1953, и самих их уже тоже нет в живых, но люди помнят и чтут. Что более всего замечательно, помнят не как первовосходителей, а как тех, кто много сделал для шерпов — маленького, но гордого народа. Ибо образование и медицина — самое что ни на есть главное в жизни любого, хоть большого, хоть маленького, народа. А вершины…
На обратном пути поднялись на перевал к заброшенному аэропорту Намче, сегодня там летают только вертолёты и лишь изредка лёгкие «Сессны», напились чаю, наелись чапати — местных пресных лепёшек, которыми разжились в деревне. Чапати ели с икрой минтая, нашей русской икрой минтая. Кто-то прихватил с собой баночку, в горах вкус причудливо извращается, и обыкновенная икра минтая становится настоящим деликатесом. Пофотографировались. А потом, оставив Володю, которому непременно в том лесу возжелалось провести тренировку («Сделаю зарядочку»), мало ему подъёмов и спусков, вместе с местным гидом Намгелем ушли в Намче.
Наш Намгель — шерпа настоящий! Ему за сорок, у него большая семья. Он подряжается вторым гидом, зарабатывает хорошие деньги и уже отучил своих девчонок в школе и вроде бы даже в университете. Общался я с ним немного, он шёл в авангарде, а я постоянно плёлся в арьергарде, но в лоджах он во всём старался нам угодить. Безусловно и конечно, Намгель рассчитывал на хорошие чаевые по окончании трека. Деньги есть деньги. Но в жизни я уже немало повидал тех, кто рассчитывал на чаевые, ничего не делая. Совсем. Даже того, что положено. С Намгелем всё по-честному. Он для нас служил главным коммуникатором при общении с местным населением. Наш второй гид — неплохой человек и большой любитель выпить. Но как я заметил, они там все не дураки закинуть за воротник, а ещё с удовольствием едят русское солёное свиное сало. Если дают… Вот вам и буддизм! Ещё, от русских туристов Намгель перенял слово… Но, нет, не буду. Обещал себе не писать нецензурных выражений…
А по дороге вниз случился спор, как придём, что сначала сделаем: помоемся в душе, а потом напьёмся кофе с чем-нибудь сладким, или наоборот.
Бестолковый спор прервал Равиль. Встав на одно колено, он преподнёс Галине маленький скромный цветочек ириса. Дара речи лишились все. В горах вообще легко сбить человека с мысли. Недостаток кислорода, и процессоры «скафандров» постоянно сбоят. А тут такое… Все грязные, уставшие, а Равиль на одном колене… с цветком! Галя потом долго нянчилась с тем ирисом… Кажется, даже разговаривала с ним (а то как же… горняшка же!), и потом засушила на память.
Добравшись до отеля, мы с Резановой спорить ни с кем не стали, просто уселись в кафе и восстановили уровень глюкозы в крови большими кружками сладкого кофе и овсяным печением, и уже потом, взяв на ресепшене — она же стойка в ресторане — фен, ушли приводить себя в порядок. Когда в следующий раз придётся помыться?.. Дальше выше, холоднее, и водные процедуры становятся предсказуемо опасными — можно простудиться. А получить воспаление верхних дыхательных путей там, где и без того дышать нечем, сверхидиотизм и сверхнеосторожность, так и до отёка легких недалеко. Кстати, президент Клуба «7 Вершин» Александр Абрамов, который уже восемь раз поднимал экспедиции на Эверест, настоятельно рекомендует в горах не мыться. Грязи настоящей там нет, а пот… Ой, да пусть воняет, всё лучше, чем пена в лёгких.
Ночью спали с подогревом, без спальников и, что существеннее, без головной боли. Минуло три дня. Осталось восемь. Живы будем — не помрём… Бог не выдаст, свинья не съест… И гид у нас… ого-го-го-го! Тьфу-тьфу-тьфу не сглазить…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— В детстве я зачитывался Виталием Бианки, от отца остались четыре тома… Была безумно хорошая библиотека. Потом сгорела при пожаре… Тоже какая-то нелепая случайность… Я ещё маленький был…
— А сам не пытаешься собрать библиотеку?
— Дык, я ещё нигде и не жил толком… (Смеётся.) Не было ни одного нормального гнезда, поэтому даже не пытался. Но! буквально две или три недели назад мы с моей молодой женой, со второй женой, купили себе домик в Краснодарском крае… как ни странно…
— Почему странно?
— А я всегда мечтал жить где-нибудь на Алтае… или в Сибири.
И теперь мы, конечно, будем собирать библиотеку… Несколько книг у меня уже есть, и они у меня прямо от авторов.
Есть книга Мигеля Доура. Знаешь Мигеля Доура? Мигель — знаменитый аргентинский художник! У него на Аконкагуа, на 4400, своя галерея. Благодаря нашему общему с Мигелем знакомому, Виктору Бобку (знаменитому человеку и, я считаю, лучшему гиду в России), так вот, благодаря Виктору, Мигель выпустил книгу… на трёх языках: русском, испанском и английском. Такая большая, красивая книга… И Мигель подарил её мне вместе с картиной… Правда, картину он мне подарил уже третью или четвертую, я сейчас точно не помню… (Смеётся.) Куда я их буду вешать?
— В твоём новом доме обязательно найдётся место для картин… тем более Доура.
— Конечно! И мне страшно нравится, что у меня есть его книга. У меня есть фотографии с этим человеком, а в книге — его подпись…
А ещё у меня есть книга Александра Абрамова, моего хорошего друга… которого я тоже безумно люблю и уважаю… Он тоже на передовых позициях российских гидов. Даже, я бы сказал, мировых гидов. У него колоссальный опыт. Он интереснейший человек, и у него издано несколько книг, в том числе «Семь вершин» из серии «Наука путешествовать». Эта книга с его подписью у меня тоже есть…
Теперь буду ждать твою…
ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ. НАМЧЕ-БАЗАР (3440) — ТЕНГБОЧЕ (3900) — ДЕБОЧЕ (3700)
Собираясь в горы, мы знаем: будет тяжело. И не просто тяжело, а порой невыносимо тяжело… И всё-таки идём. И каждый раз как дети радуемся, когда вдруг оказывается, что день будет простым.
Переход из Намче в Дебоче по сравнению с другими относительно прост, за исключением финальной части подъёма к монастырю Тенгбоче. Идёшь даже не по тропе, а по настоящей дороге. Широкой, ровной, в некоторых местах её, кажется, даже специально выравнивают монахи, и наслаждаешься. И нет безумных перепадов, нет подъёмов галсами, местами даже спускаешься, а вокруг…
Известные любители прекрасного — японцы — специально едут в горы Непала в апреле. Апрель — это время рододендронов!
С этим «зверем» я познакомился в 2014 на Кавказе. Там эти небольшие, цветущие кипенно-белыми цветами кустики в изобилии встречаются в альпийских лугах Чегета и Эльбруса. Их свежие молодые листочки заваривают с чаем для кислоты, вместо лимонов. Так бы я и остался в неведении про настоящие рододендроны, если бы не поехал в Гималаи.
А это совсем не мелкие кустики! Это деревья! Приличные деревья. И цветы у них не белые, точнее, не только белые, а от ярко-красных, почти пурпурных, до белых, со всеми цветовыми переходами. И цветут они просто как сумасшедшие. Как бешеные, как я не знаю что… пылая, горя и сгорая яркими алыми цветами, коими всё дерево усыпано без остатка, порой ни листвы, ни веток не видать.
Цветущий рододендрон заметен издалека. Сначала он вызывает изумление (что это?!), потом восхищение (нет, не может быть!), а совсем рядом — священный трепет (Господи… чудо-то какое!). Красота необыкновенная.
Когда мы вышагивали по тропам Гималаев, пик цветения рододендронов приходился на высоты 3500–3800. Ниже почти отцвели, выше ещё не начинали.
А четвёртый день как раз прошёл на высоте до 4000, к которой, кстати говоря, мы за прошедшие пару дней неплохо акклиматизировались. И мы бодро вышагивали, обходя ступы справа, их обходят строго справа, чтобы не навлечь на себя гнев богов… Хотя… если это ступы религии бон, то обходить их нужно слева, строго слева, чтобы не навлечь гнев богов бона. Но бона там мало, и мы обходили справа, строго справа, фотографируя: рододендроны, снежные пирамиды Ама-Даблама, бурную горную реку в ущелье, бородатый мох, загорелую коричневую непальскую берёзу, цветные молитвенные барабаны, предприимчивые шерпы ставят везде и всюду и даже подключают их к ручьевым водным мельницам. А что? Сидишь дома, пьёшь чай, а барабан наматывает: «ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!». Так звучит главная мантра буддизма, переводов множество, по смыслу наиболее подходящий к русской психологии: «Всем своим существом принимаю дары Вселенной». «ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ! — крутится барабан, — ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!» «ОММАНИПАДМЕХУМ!» — вторят развевающиеся цветные флажки — «кони ветра», они тоже развешены везде. «ОММАНИПАДМЕХУМ!» — трепещут они. Хорошо! Пьёшь тибетский чай, щуришь узкие глаза от удовольствия, а за тебя молятся… Вода и ветер… Ветер и вода… Хорошо!
Но приходит круглолицая жена красавица и, уперев руки в боки, орёт: денег нет! И что? А то! Надо вставать, о-хо-хо… брать корзину, о-хо-хо… грузить тридцать килограммов поклажи, о-хо-хо… и, набычившись, как як, тянуть её, корзину эту клятую, наверх, для этих странных, непонятно чего ищущих белых… И уже в мыслях с каждым шагом повторять: «ОМ… МАНИ… ПАДМЕ… ХУМ… помоги Будда не упасть в пропасть и не сдохнуть под тяжестью на подъёме».
У нас после реки и обеда тоже закончилась лафа. Начался затяжной подъём.
На таких подъёмах сначала себя уговариваешь: ерунда… мелочи жизни… когда-нибудь этот подъём обязательно кончится, не может не кончиться, не бесконечный же он?
Но уже через полчаса ты с некоторым скепсисом относишься к тем недавним своим мыслям и аргументам, хотя ещё вот прям четверть часа они казались тебе убедительными. И уже закрадывается подозрение, червь сомнения такой: а точно кончится?..
А ещё через полчаса… ты абсолютно уверен: этот грёбаный подъём не закончится никогда!
И ты останавливаешься, привалившись к горе и, хватая, как выброшенная на берег рыба, ртом воздух, пропускаешь бесконечные караваны дзо, этих покладистых полукоров-полуяков, гружёных сверх всякой меры, наверх, и порожних — вниз, и Резанова где-то ковыляет сзади (а может, уже впереди?), и надо бы её подстраховать, да только нет сил, и Равиль хоть идёт с палками, всё равно отстаёт.
Но пастырь наш не бросает овец своих (нас) и контролирует «арьергард». Это я ему вчера предложил так называть нас, «отстающих», «арьергард». Арьергард «внуков капитана Гранта». Все команды «7 Вершин» на восхождение выбирают себе позывной. Мы поначалу думали назвать себя «внуки лейтенанта Шмидта», но как корабль назовёшь… А потому внуки Гранта! Именно Гранта. И никого иного.
Авангард наш, возглавляемый Намгелем, с Денисом, Артёмом и Владом уже, наверное, подходит к монастырю. А мы… А мы…
Но не проходит сорока минут, мы, потные и задыхающиеся, выбираемся к самому известному монастырю района Кхумбу, а может, и всей Сагарматхи: буддийскому монастырю Тенгбоче.
У меня было большущее, огромное желание посетить его. Ещё когда собирался на трек, я много читал о нём, об этом ведущем монастыре буддийского ламаизма… Но ночёвка у нас намечена в Дебоче, на сто пятьдесят метров ниже за перевалом, а небо вдруг расплакалось мелким занудливым дождиком. И Володя даёт команду не задерживаясь идти к ночлегу. «На обратном пути заглянем», — обещает он. И я верю ему. Я уже начал привыкать — ему верить…
Спускались по рододендроновой роще, но высота уже приличная, и невысокие (здесь не высокие) деревца только накапливали цвет. Следующая команда увидит их цветы. Увидит и ахнет!
В Дебоче заселились в какой-то совершенно новый, совершенно люксовый и совершенно непригодный, по моему мнению, для проживания в холодных горах отель. Огромные витражные окна тепла не держали, да и сами стены его не держали… Правда, тут его никто не держит, постоянно распахивая двери настежь даже там, где топят печку. Хозяин обещал горячую воду, некоторые попались на уловку, с удивлением искупавшись под ледяным душем. Мы с Резановой калачи тёртые, на глупости не велись, только умылись, обтёрлись салфетками, переоделись в сухое и пошли пить чай…
А после чая Галя вдруг позвала прогуляться по посёлку. Я поначалу офигел, чего это мы ещё не нагулялись? Но потом, взяв фотоаппарат, всё же пошёл… А вдруг за углом кадр?
Кадр не встретился.
Но…
Вы когда-нибудь видели последствия землетрясения? Нет? Хорошо бы никогда не видеть. Обрушенные и наспех залатанные стены. Расколотые пополам, словно кирпич, дома. Да вообще, просто развалины. Многое восстановлено, многое, в том числе и наша гостиница, отстроено заново. Но печально. Землетрясение апреля 2015 года принесло большое горе.
А дождик накрапывал всё сильнее и печальнее, и мы почли за благо вернуться в гостиницу. Там наши парни заказали варёной картошки в мундире, достали жареной свинины в вакуумной упаковке (Равиль привёз, такой он у нас татарин), нарезали лука и… Водки не хватало, вот что! Но оставалось ещё немного виски. Помните, как Штирлица отмечал 23 Февраля возле камина? Так и мы. За окном дождь. До дома далеко, до России далеко… Ох и далеко же до России! А Эверест, наоборот, ещё на восемь километров ближе… Вот только зачем он нам? А? Может, ты, Вова, знаешь?
ИЗ ИНТЕРВЬЮ В. КОТЛЯРА
— …Через месяц после Казбека я уехал в Непал. Всё в тот же 2010, когда у меня случились первые клиенты. На Айленд-Пик поехал. И опять же не за деньгами… За просто так. Я ещё и свои заплатил. И я был просто поражён Непалом, Катманду, вообще возможностью этой поездки. Это была моя первая заграница! И сразу Непал! Сразу Гималаи! Конечно, я надеялся… мечтал… Да и кто не мечтает? Но никогда не думал, что попаду в Гималаи так быстро. И я сходил на Айленд-Пик! С Сергеем Голиковым из Новороссийска. Мы так классно сходили!
— И это были твои первые шесть тысяч иметров…
— Да! Это был мой первый шеститысячник. Это для меня было крайне важно. Я тогда был ужасно собой горд! (Смеётся.) И не хотел уезжать в Россию. Совсем… Чего там, в России, делать? Но это — пока не вернулся. И вернувшись в тот раз, я вдруг осознал, что я русский. И я действительно люблю Россию.
До того момента (я ведь не стопроцентно русский по крови) я как-то относился… ну, так… Россия и Россия… Но когда вернулся из Непала, понял: я — русский… И Россия — моя Родина. Я могу сколько угодно путешествовать, но мне надо, мне просто необходимо возвращаться.
Я тогда вернулся в Москву с Вовой Симаковым, и мы на его машине поехали к нему в Рязань. В Рязани я до этого ни разу не бывал. Приехали… И я как увидел все эти берёзки, сосны… у меня прям… ком в горле, мне аж плакать захотелось… Оказалось, я так сильно соскучился по России, сам того не понимая.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ. ДЕБОЧЕ (3700) — ДИНГБОЧЕ (4175)
Как много зависит от настроения.
И как сильно настроение зависит от погоды.
Утро выдалось прохладным, почти холодным, но солнечным, ярким, прозрачным и каким-то звеняще-хрустальным. Исчезла дымка, что как занавесь прикрывала горы прошлые дни, развиднелось… Красавец Ама-Даблам вышел на сцену и теперь возвышался над нами контрастно, твёрдо, мощно, чёткими строгими линиями очерчивая себя на фоне лазурного неба.
Мы снова начали все вместе и снова разделились на авангард, во главе которого шёл Намгель, и арьергард, который замыкал Вова. Шли к следующей промежуточной цели — посёлку Дингбоче… Миновали по дороге пару мостов, повстречали пару горных козлов и незаметно для себя вдруг вышли из лесной зоны.
4000 метров.
Перед нами простиралась горная тундра. Сильно похолодало. Пропали рододендроны, гималайские сосны и пихты. Остался мелкий колючий вереск и вездесущий можжевельник. И появились яки! Огромные, лохматые, разномастные: чёрные, серые, рыжие, пятнистые, они или паслись вдоль тропы, или караванами по десять-пятнадцать рогатых двигались снизу вверх, гружёные канистрами с бензином, баллонами с газом, мешками с сахаром и мукой, или сверху вниз пустые: с пустыми канистрами, с пустыми баллонами… Выше четырёх тысяч и до шести с половиной як — основное транспортное средство. Сама природа приспособила его к высоте. У яков огромное сердце, большие лёгкие, особая кровь, и они легко переносят условия высокогорья.
Даже не так, им комфортно в условиях высокогорья.
И нет в мире совершенства. Им совсем нехорошо на малых высотах и при температурах выше пятнадцати градусов. Перегреваются.
В домашнем хозяйстве як универсален, как северный олень. Молоко, мясо, шерсть, шкуры, рога, транспорт. Правда, под седлом як не ходит. Груз тащит, а под седлом ходить отказывается. Виной тому его необузданный нрав, что достался от диких предков, коих в природе почти не осталось… Встречая на тропе яка, лучше посторониться… Рога у него острые, и фехтует он ими мастерски.
А в общем, горы в тех местах пустынны. Изредка на тропе встречаются временные поселения — пастушьи ночлежки с загонами для скота. Что интересно… Горные вроде бы районы, а овец никто не держит. И ниже не держат! Почему? Не едят мяса? Буддисты? Непонятно.
А каменистая тропа резала перевалы, поднималась в гору, спускалась к равнинным речным долинам, снова поднималась. В какой-то момент она мне живо напомнила Африку, жёлтую дорогу из Хоромбо в Кибо. И высота похожая, 4000 метров. А тут ещё танзанийского гида повстречали. Вова радостно кинулся жать руки и обнимать чернокожего брата-проводника. «Поле-поле!» — кричал он, «Поле-поле», — вторил ему чернокожий брат.
— Он тут проводником? — позже интересовался я у Вовы.
— Сам по себе…
Не все, значит, чернокожие африканцы бедны, как церковные крысы, есть, значит, кто может позволить себе прилететь в Непал и пройтись знаменитой дорогой Хиллари. Радует. Не может не радовать!
В той речной долине мы в очередной раз чуть не потеряли Резанову. Неожиданно ощутив прилив сил, она упылила вперёд и при этом неосторожно не примкнула к группе Намгеля, а двигалась сама, временами мы её вроде бы даже видели.
И в какой-то момент Вова бросил нас: Артёма, Равиля, меня, и умчался догонять нашу единственную девушку. Впереди — развилка, а как уйдёт в Фериче, что тогда? Снова в погонщики, теперь уже яков, заберут? А Вова — пастырь! Пастух! У него, как у пастушьего пса, инстинкт собирать овец своих… а случись, и отдать саму жизнь за них, за овец этих.
Ближе к двум вышли к Дингбоче — большому горному посёлку в речной долине. Заселились в отель с громким названием EVEREST RESORT. На поверку «ресорт» тот оказался несколькими длинными бараками с отдельными комнатушками на два деревянных топчана и большим общим обеденным залом — традиционно единственным отапливаемым местом. Кстати, всё! Дерева тут нет, топят исключительно кизяком. И туалет общий. Но всё познаётся в сравнении, стоит лишь вспомнить Эльбрус, и сразу начинаешь принимать условия «ресорта» благожелательно.
Мы пришли заселяться, а в коридоре на стуле плакал пожилой немец… Шутки в сторону — высота ушла за 4000, и некоторых горняшка бьёт наотмашь.
Переоделись, обтёрлись, пообедали.
Вова повёл нас на акклиматизацию в посёлок и выше, в горы.
Иногда путешествие в горах, перемещение в пространстве совершенно неожиданно становится перемещением во времени. Мы шли по деревне, смотрели по сторонам, и если бы не яркие синтетические куртки, не цветные резиновые сапоги аборигенов, можно было бы подумать, что мы перенеслись в далёкое средневековье. Вон сушится кизяк на камнях. Вон дом из камней, без окон, электрических проводов и прочих цивилизационных признаков. Вон на лошади везут сено для яков. А вон семья: муж и жена обычной деревянной сохой на яке распахивают огород под картошку. И никакой механизации! Ни-ка-кой! Для неё нужен бензин, а его сюда можно доставить только на яке. Так не проще ли использовать яка напрямую?
Средневековье средневековьем, а вайфай в обеденном зале был! Обычная мобильная связь там никакая, а вайфай — пожалуйста. Шесть долларов за двести мегабайт. Вернувшись с прогулки, я, возжелав общения с близкими, купил карточку, и потом долго матерился. Этот нехороший андроид, как конь, почуявший воду, кинулся обновлять приложения, высасывая драгоценные мегабайты, а я всё никак не мог остановить нежелательный процесс… А ещё аборигены (губы сами шевелятся, выговаривая нехорошие слова) потихоньку отключали вайфай-роутеры прямо из розетки, при этом картинно пожимали плечами и, кивая на окно, говорили: «Погода плохая… спутников не видно!». Про спутники они, конечно, врали. Но погода действительно портилась и ближе к ночи разразилась грозой со снегом.
Уже потемну, выйдя на улицу подышать, я обнаружил заснеженную безмолвную затерянную в горах и в вечности деревню.
Горы…
Тишина…
Ночь…
Неожиданно поймал себя на мысли, что не помню, какое сегодня число… и какой день недели — тоже не помню…
Мы с тобой уедем в горы,
К перевалам голубым
И к вершинам тем, с которых
Все несчастья — просто дым…
(Ю. Визбор)
Хорошо! Хорошо, когда ты немного сумасшедший. Да, Вова?
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …Вова! Несмотря на то, что к этому моменту тебе исполнилось двадцать два года, «романтизьму» в тебе не уменьшилось ни на грамм, ни на йоту?!
— Да я вообще боюсь, что это никогда не пройдёт! Честно, боюсь, Палыч. Потому что это какой-то такой страшный двигатель, который мешает сидеть на попе ровно… Мне все говорят, это же ненормально!
— Ой, да ладно… Перестань! «Нормально — ненормально»… Ты же видишь, что за люди приехали сюда, в Непал… Да, разные. Есть молодёжь, которая ни фига не поняла, зачем сюда приехала. Есть я, есть Галя… Но всех нас никак нельзя назвать нормальными людьми.
— Ну да… Когда мне в горах говорят: «Ты крэйзи!», я отвечаю: «Ага… Но если ты в горах, ты тоже крэйзи!».
— Вот как можно потратить две недели отпуска на такое? Это я про нас. Если честно всё рассказать, а я всегда стараюсь писать честно, не врать (не кошмарить, но и не врать!) … Страшно не люблю читать, когда кто-то начинает описывать свои геройства… Так вот, уже в первый раз попытавшись подняться на Эльбрус и поднявшись туда, я понял, как это трудно… Это жутко трудно. Страшно трудно! Но опять мы едём в горы…
— Погоди, Палыч… Я так скажу… Когда я первый раз ходил на Эльбрус в восемнадцать лет, мне было ужасно плохо. Я, пардон, заблевал весь склон. Мы поднялись на Восточную вершину, и я был в ужаснейшем состоянии. А когда спустился… У меня есть хороший друг детства Коля Чернов, ещё со времён подростковых военно-патриотических клубов… так вот, он меня спросил: «Ну как, Вова, как тебе Гора?» Я сказал… причём он дословно помнит, что я сказал, я не помню, а он… так вот, оказывается, я сказал: «Гора хорошая, но я больше туда хер пойду. Одного раза хватит. Харэ!».
А потом туда больше сотни раз поднимался… И поначалу высота мне давалась тяжело. Ведь я, когда начал жить в палатке на Эльбрусе, специально на гору часто ходил, мне реально плохо давалась высота, и я хотел к ней привыкнуть. Кстати, ощущения от морской болезни и от горняшки примерно одни и те же. У меня, по крайней мере…
— А я по себе сказал бы… ощущение похмелья. Страшного, жуткого, когда у тебя всё болит, всё внутри трясётся, жрать не можешь… и сердце стучит, как… как…
— Ага! Умирает организм! (Смеётся.)
— Да-да-да! Похмелье! Жуткое! И всё же ты видишь перед собой двоих ненормальных. Одной под пятьдесят, другому за пятьдесят, и они все равно ТУДА прутся… Причём знают! Уже знают! Они же не первый раз… Знают: будет херово, и, тем не менее… Поэтому, Вова, чего тут говорить о нормальности?
— Ты знаешь, Палыч… Я как-то услышал интересную фразу: «Альпинизм — это хорошо. Но потом». А сначала: горняшка, больные головы, отёки, выбитые колени, мозоли…
ДЕНЬ ШЕСТОЙ. ДИНГБОЧЕ (4410) — ЛОБУЧЕ (4910)
Утром у Резановой обнаружилась мозоль. На большом пальце правой задней. Вот и пригодился мой обыкновенный «советский» пластырь. Пока заматывали, чтобы не сорвать мозоль раньше времени, пришёл Равиль и, наблюдая процесс, задумчиво поинтересовался, чего это мы такое делаем?
— Галина Викторовна прохудилась… дырка у ей в ноге, постоянно сдувается… Вот, клеим…
— Я сам прохудился и постоянно сдуваюсь, — расстроенно заявил Равиль.
— Так ты же через другое отверстие?
— Через то вообще свистит постоянно!
— Мужики! — оборвала нас Резанова, натягивая носок.
А чего обрывать? Метеоризм достиг космических масштабов. Иногда возникало ощущение — работающего внутри газогенератор. Вода что ли у них такая?
Вчера везде цвели рододендроны… А сегодня группа шла по снегу, и вокруг на мохнатых толстых лапах топтались пухлые серые облака. У Резановой по подтаявшему снегу скользили ботинки, её всё время приходилось страховать за рюкзак, от этого шёл я в постоянном напряжении. Группа растянулась. Традиционный авангард: Денис, Влад и Намгель — ушел на полкилометра вперед. Арьергард в лице слуги покорного, Резановой, Равиля и Володи — всё больше отставал. Артём поначалу примкнул к нам, но потом, устав останавливаться и дожидаться, отправился догонять Намгеля. Ближе к очередному мосту вышли на склон горы, и тут Резанова неожиданно, я чуть не врезался в неё, встала:
— Чуешь? — она потянула носом воздух. — Свежим булочками с кофе запахло…
Кофе ей, с булочками… Блин! Лучше бы ей кошки на ботинки. Взмок весь придерживать… Я принюхался… Ведь глюки же… Какие ещё булочки… Но нет… действительно, тянуло слабым, едва ощутимым, но всё же вполне явственным ароматом то ли корицы… то ли ванили… чем-то булочно-кофейным.
Вова остановился и принюхался.
— Багульник! — сказал он.
Багульник? Едва ли! Если только какой-нибудь особый, гималайский. Как пахнет сибирский, я помню хорошо, пять лет на полевых нюхал, никогда не забуду. Не такой у него запах. А что тогда? Из-под снега виднелся только багульник… Может, какая неприметная травка? Я наклонился, принюхиваясь. Где же ты… булочка с кофе… куда спряталась?
Налетел ветер и унёс фантомы кофейни. Резанова вздохнула, поскользнулась, ойкнула и вновь заскользила по тропе.
Перекусывали уже за рекой в ресторане, типа придорожного кафе. Народ заказал себе острого корейского супа, преснятину есть было уже невмоготу, на высоте хочется острого, кислого, солёного — организм выщелачивается. Им и принесли. Что-то вроде «Доширака». Вот он им и понравился! Я острое не ел, заказал сладкое: мне подали сырой, непропечённый, никудышный шоколадный пирог. Насилу-насилу запихал, запив иллюзией кофе.
Отдохнули? Пошли дальше.
В снегу, в облаках, на высоте часто теряются ориентиры, пропадает ощущение пространства, будто даже исчезает само время. Мысли становятся тягучими, чувства притупляются, мозг работает в фоновом режиме на автомате, ни за что конкретное не цепляясь. Идёшь себе… и идёшь… Сколько идёшь? Час? два? день? Год? Наверное, так и выглядит вечность. Шли-шли и вышли… к «кладбищу альпинистов».
Горы имеют власть звать нас в свои края,
Там навсегда остались лежать наши с вами друзья,
Тянутся к высоте люди большой души,
Не забывайте тех, кто не пришел с вершин…
Толя Букреев написал.
Кладбище то — вовсе и не кладбище. Мемориал. Как скала на «Приюте Одиннадцати». Каменные памятники, таблички, эпитафии. Тем, кому Гималаи отказали в благосклонности. Хоть раз, но отказали. Из знакомых: Скот Фишер и всё тот же Анатолий Букреев… Реальные герои придуманного фильма «Эверест». Фишер погиб на Эвересте в 96-м, Толя на Аннапурне, в 97-м. Серый туман… Серый снег… Серый мир. Грусть и тоска. И хочется плакать, и слёзы сами текут по щекам…
В крохотном посёлке, альпинистской базе, Лобуче нас с Галиной поселили на втором этаже в комнату с треснувшим стеклом. Малярным скотчем мы залепили «дуло», переоделись, пока разогретые, и пошли заказывать ужин, пить чай, закусывать. Снова тепло только в обеденном зале. Часам к четырём Вова вывел нас на акклиматизацию. Оделись на неё, предполагая, что будет она простой прогулкой по посёлку, «по-домашнему», как вчера. Прогулкой она бы и получилась, если бы мы ещё не попёрлись метров на семьдесят вверх, на морену ледника Кхумбо.
Кхумбо — удивительное творение.
Туман.
Ледник.
Камни.
Равиля там, как сегодня говорят: «вштырило». Он сидел, отрешённо уставившись на ледяную каменную реку, и проникновенно молчал.
Вообще, горняшка трепала уже всех. У меня сформировалось стойкое отвращение к пище, к себе, к миру… и постоянно болела голова. Остальные помалкивали, но потом признались — все чувствовали себя нехорошо.
Спуск с морены ожидаемо оказался сложнее подъёма, наколенники же не надели и палки не взяли, и на ногах кроссовки…
— Пипец пришёл моим коленям, — жаловалась на базе Резанова, втирая кеторол в коленки.
— Да-а-а… Как-то Вова не предупредил, куда он собирается…
— Мне бы завтра встать…
— Встанешь, Резанова, встанешь… Ты же должна понимать, что отвечаешь теперь не только за себя…
— А за кого ещё-то?
— За меня!
— А за меня?
— А я за тебя. Ты за меня, я за тебя… Так и идём… А завтра…
А завтра Пасха. Завтра Горакшеп. Завтра базовый лагерь — наша первая и наша главная цель. А силы как-то вдруг оказались на исходе… А базовый лагерь — ещё не конец программы. Послезавтра Калапатар на 5555… Говорят, оттуда хорошо виден Эверест.
И снова назойливый вопрос: зачем нам это, а? Вовка-Вовка, скажи, зачем? Ты давно в горах, скажи, пастух!..
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …Мечтать надо уметь!
Расскажу случай… В девятом классе на уроке психологии наш психолог задала тест, что-то вроде: «Десять желаний, которые бы вы хотели исполнить во взрослой жизни».
Было ощущение, что все мальчишки со всей школы, со всех классов, списали друг у друга… У всех одно и то же: машина, жена-красавица, куча денег, пятое-десятое… и прыгнуть с парашютом! У всех!
— А парашют-то почему?
— Не знаю… Наверное, все мальчишки хотят сделать что-то героическое… Надо, наверное.
А я… В общем, психолог показала мой листочек и сказала: «Я не только в нашей школе ничего подобного не читала, я во всём городе ничего такого не видела».
Понимаешь, у меня там… И пересечь Север России на собачьих упряжках. И взойти на восьмитысячник, что, кстати, я уже сделал год назад. И пойти по океану под парусом. И заниматься профессионально каким-либо экстремальным спортом, что тоже я для себя сделал… С остальными одноклассниками я совпадал только в одном…
— Прыгнуть с парашютом?
— Да! (Смеётся.) Кстати, до сих пор не сделал этого. У мамы ещё со времён ДОСААФ одиннадцать прыжков… Она меня постоянно подтрунивает: «Ты так и не прыгнул!». Когда-нибудь мне, возможно, этого захочется. Но сейчас подворачиваются более интересные проекты. Пару лет назад я увлёкся каякингом, понравилось сплавляться… Ещё понравился параплан, летал в тандеме, теперь хочу, если появится время, научиться пилотировать сам. Люблю кататься на сноуборде.
И вот все эти мои желания сильно позабавили учителя-психолога. Для мальчишки из города в семьдесят тысяч населения в нулевых они казались… ну, нереальными какими-то… сказочными.
— Вова! Откроюсь тебе… Это тоже было сочинение, в пятом классе, и я написал, что хочу стать астробиологом, и вообще, хочу стать космонавтом. А самое смешное… время идёт, а моё желание стать космонавтом никуда не исчезает. Ты, наверное, слышал об экспериментах Илона Маска? Они делают проект Space-X, который позволит буквально на мгновение выпрыгнуть в космос. Стоить это будет сто тысяч долларов. Конечно, у меня нет никаких ста тысяч… У меня и шестидесяти нет, чтобы подняться на Эверест. Но! Полёт становится не таким уж нереальным. Об этом можно мечтать. Более того… Я долго работал в аэрокосмогеологии, лично знаком с несколькими космонавтами, учился и получал второе высшее в Центре подготовки космонавтов… Я всё время «бил» где-то рядом! Понятно, моего здоровья, моей подготовки не хватало и уже никогда не хватит, чтобы попасть в отряд космонавтов. Но я уверен, если человек хочет, он получает желаемое! И когда усмехаясь меня спрашивают: «Ну, что? Когда полетишь в космос-то?», я отвечаю: «Джон Глен, первый американский астронавт, второй раз полетел в 75 лет, у нас ещё есть время, ребята». Так что, если кому смешно… пусть смеются. И по большому счету, я считаю, даже подняться на 5000, туда, где от атмосферы остаётся половина… это уже почти космос. Блин, Вова, а ты же ходил на девять! На девять тысяч метров!
— Ну, во «второй» космос, Палыч, ты же периодически заныриваешь? Я про то, что ты занимаешься дайвингом… Подводный мир же называют вторым космосом…
— Да. Занимаюсь. По возможности. И, кстати… Что толкнуло под воду-то? Да тоже желание стать космонавтом! И горы, они того же порядка. Там и небо другого цвета. А вообще, всё это попытка вырваться из обыденности существования… Я такой же, Вова, как ты, по большому счету. Просто мне уже 52, а тебе ещё 28. Я не хочу жить просто! Мне не нравится жить просто! И тебе не нравится! Я тебе говорил, Вова, у меня такое большое-большое ощущение, что когда-нибудь мы соберёмся и уйдём ТУДА. Не бывает же, чтобы не ушёл ТУДА… Уйдёшь. И вот, подойдут там, хлопнут по плечу… и скажут: «Ну… Рассказывай… Чего видел то?».
— Ага, «Закат над морем видел?», «Там же только и разговоров, что про закат над морем»…
— Да-да-да…
(Смеёмся.)
— И вот, Вова, я думаю, что так и должно быть… Нельзя сидеть на попе ровно.
— Согласен! Более того, скажу, что такая активность, как мне кажется, не помеха для нормальной жизни, для создания семьи… для воспитания детей. Одна девушка на Эльбрусе меня спросила: «Почему ты так живёшь?» А я, не задумываясь: «Для внуков». Она на меня так посмотрела… «Ну как же, — говорю, — представляешь, мне будет много лет, мои внуки соберутся вокруг меня, деда с бородой и с трубкой, возле камина… Почему-то я всегда представляю камин… И начнут упрашивать: дедушка, ну, расскажи, как ты был в джунглях? Или. Дедушка, расскажи, как ты поднимался на Эверест? А потом будут приходить в садик и рассказывать, какой у них крутой дед! И там был, и там… И на слонов охотился!»
— А я, Вова, надеюсь, что моей внучке родители сегодня рассказывают, что у неё есть дед, и он, неугомонный, опять ушёл в горы. Я надеюсь на это.
— А у меня скоро будет сынок!
— Великое дело!
— … И я тоже мечтаю, когда он начнёт ходить в садик, в начальные классы, и он будет горд, что папа у него ходил на Эверест…
— На Эверест я, конечно, Вова, вряд ли попаду, но в базовый лагерь ты меня приведёшь!
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ЛОБУЧЕ (4910) — ГОРАКШЕП (5164) — БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ ЭВЕРЕСТА (5360)
— Резанова, ты меня не слышишь? В базовый лагерь не надо идти! Вообще никуда не надо идти! Понимаешь? Не-на-до! У тебя колено больное! У меня сил нет… Совсем нет! Башка вон болит, как… как… — я не сумел подобрать цензурного слова и нецензурного тоже. — Ты что же, хочешь завтра совсем загнуться?!
Мы сидели на кроватях в комнате в Горакшепе. Только пришли, перекусили, как смогли — есть не хотелось, а точнее, не моглось, — и пытались собираться в базовый лагерь Эвереста. К нашей главной цели. К наиглавнейшей! А сил нет. Совсем нет. Вообще нет. И состояние какое-то…
Про трассу из Лобуче в Горакшеп я только помнил, что дул сильный, холодный ветер, болела голова и ноги отказывались идти. Впрочем, ветер не прекращался со вчера, а температура упала ещё вечером. Впрочем, голова тоже не проходила с ночи, часов с трёх…
— Палыч! Как же?! Мы же… мы же ехали… Шли… ползли… Да и хрен бы с ними, с коленями этими! Подумаешь, колени… Колени… И с головой твоей хрен!
— Резанова! Нельзя подводить коллектив. Нельзя! Не дойдём мы! Понимаешь? Не дой-дём…
— Палыч!..
— …Погоди. Это же ещё два часа, ещё двести метров подъёма по этим клятым, по этим грёбаным, будь они прокляты, ущельям…
— Палыч…
— …Погоди! Я даже не знаю, насколько это вообще реально! Мы же выше пяти тысяч! Пяти! Тысяч! Ё и на!
— Палыч! Ты ж не хуже меня знаешь! Нельзя сидеть на месте! Загнёмся!
— А мы полежим… А потом сходим погуляем. Здесь… рядышком. Недалеко…
— А завтра? А Калапатар? А посмотреть на Эверест?
— Не знаю, Резанова… По ощущениям… Вот ты чего хочешь?! А?! Чтобы Вовка вызывал нам вертолёт? Ты этого хочешь? Да? Если мы с тобой тут рассыплемся…
— Не рассыплемся!
— Сама веришь?
— Палыч! Послушай, Палыч…
Она ещё долго говорила. Горячилась. Много чего сказала, много чего наговорила, ещё больше подумала… Я толком не слушал, прикрыв глаза и переживая головную боль, которая никак не утихала. Говори-говори, думал я, всё равно никуда не пойду… И тут пришёл Вовка.
— Ну? — он, слегка пританцовывая, азартно потирал руки… — Готовы? «Ещё немного… ещё чуть-чуть…»
— Палыч не идёт, — всхлипнула Резанова. Я приоткрыл глаз… Нет, не плачет… задохнулась, дышать нечем.
— Как же? Палыч… — Вовка присел на корточки напротив. — Всё же нормально! Сюда шёл хорошо! Бойко…
«Бойко?!»
— Сил нет, Вова. Не хочу никого подводить…
— Нет-нет, Палыч… Так не пойдёт… Так неправильно! Вставай, пошли… Пошли-пошли-пошли… — он поднялся. — Базочку посмотрим и вернёмся.
— А если я там… — я решил выложить последний козырь, — если я…
— …А если ты там… то я тебя притащу сюда. На руках… Так пойдёт? — и он протянул руку.
Я посмотрел на гида. Этот? Я вздохнул. Этот притащит, не то что некоторые… Этот как курица с яйцом все эти дни с нами. Кому помочь, кому донести, у Равиля вещи забирал, у Резановой фотоаппарат. Эти хреновы «зеркалки» аж по полтора килограмма! Вот кому нужны такие тяжёлые фотоаппараты? Как-то читал, один восходитель проклял себя, что взял «зеркалку» на пик Ленина. Ну да… Он же внизу думал, как будет снимать там виды… А там… В общем, «мыльницы» бы хватило по тому «азарту», который на вершине. Ну, или как у меня, Sony Alpha. Кстати, надо «телевик» оставить… На Килиманджаро я всё равно его не менял. Кстати, тоже сил не нашёл. Господи, как же неохота никуда идти! Вот на хрена я сюда припёрся? «Сходи в горы — почувствуй себя говном!» Воистину… Ох, если бы не Вовка… Если бы не Вовка…
Я принял руку пастыря, поднялся, взял трекинговые палки и вышел, за мной Вовка и Резанова. На улице собрался весь наш отряд. Равиль, Артём, Влад, Дэн, Намгель… Неужели все так прекрасно себя чувствуют? Вроде нет… Вон, Равиль бледный… И Влад как-то нехорошо косит… Дэн, конечно, олень. Да и Артём тоже…
— Я пойду… загляну… — кивнул я Вовке и направился в туалет. Теперь туалеты не только общие, но ещё и на дворе. Внутренний на этаже есть, но замёрз.
Ладно, думал я, расстёгивая на себе сбрую, попробую… Но завтра… На Калапатар… Со своими, не знаю сколько, метрами. А кстати, сколько он на самом деле? 5545? 5555? 5643? А-а-а, в общем, хрен с ним, пусть четыре пятёрки!.. Хосподи, а потом ещё семичасовой переход в Фериче… Сдохну, вот тогда узнаете! Вот тогда вы все узнаете… Я застегнул штаны и вышел, надевая перчатки. Возле отеля ждали Вовка и Галина, остальные ушли.
— Что встали? Пошли… — кивнул я им, будто это не я сейчас истерил и закатывал сцены, будто они ломались.
Топ-топ… Надо выдерживать такую скорость, чтобы без остановок идти не меньше сорока минут, так учил Вовка… Топ-топ… Идти быстрее — задохнёшься. Топ-топ… Мне только одно непонятно. Как эти козы с Килиманджаро, говорили, что Эверестский трекинг простой? «Ой, там так прикольно… Так весело… Так клёво! Легче Эльбруса? Конечно, легче Эльбруса…» Да этот трекинг в разы сложнее Эльбруса и Кили! В разы! Двое суток на высоте выше 5000 метров! И не лежать… А ходить-ходить-ходить.
Топ-топ… Я шёл след в след за Галиной, она за Вовкой. Несмотря на нашу черепашью скорость, мы иногда умудрялись ещё кого-то обгонять. Интересно, кого? Эй, кто тут хуже нас?! Хуже меня?.. Кажется, уже нет никого! Топ-топ… Господи… Царица Небесная, спаси, сохрани, помилуй… А кстати… в этот раз и молиться получается. Потому что перед поездкой исповедовался и причастился… Как знал! Топ-топ…
…Навстречу яки! Можно сойти с тропы и даже присесть, подождать, пока пройдут. Заодно восстановить дыхание. Вот только не восстанавливается оно тут! Вовка Галине что-то показывает впереди и говорит. Из-за ветра ни черта не слышно. Как задолбал этот ветер…
— … базовый лагерь, — долетает до меня обрывок фразы.
Я приглядываюсь: метрах в восьмистах жёлто-оранжевые палатки на фоне белого снега, серых камней и синего неба…
— Видишь? — показывает туда трекинговой палкой Резанова.
Я киваю:
— «Ещё 120 вёдер, и ключик наш…»
Топ-топ…
Мы дошли. Вовка довёл нас до владений Снежной Королевы, ибо ни хрена не в Лапландии она живёт. А живёт она здесь! У подножия самой высокой горы в мире: Эвереста… Джомолунгмы… Сагарматхи… Там, где сираки двадцатиметровыми акульими зубами… Нет! Там, где сираки гигантскими сине-зелёными ледяными ландскнехтами насмерть стоят, не пуская наверх глупых людишек. А людишки не только глупые, они ещё и упрямые. Так и лезут наверх, так и лезут… мешая вековому спокойствию и порядку. А ещё каждый день приходит толпа зевак, желающих поглазеть на героев, что завтра пойдут прямо в небо. И я один из этой толпы…
— Дошли? — Дэн приплясывает на месте, замёрз, что ли? — Мы уже тут минут пятнадцать, Намгель нас во-о-он в ту палатку водил с Владом… Шерпы чаем напоили. Прикольно… Влад чуть не заснул, и я…
— Вы уходите? — Вовка, оглядываясь, ищет Намгеля.
— Да… мы всё посмотрели…
На сирак — пирамидальную ледяную глыбу — начинает восхождение один из местных альпинистов. Обычная тренировка. Вот, как они это делают? Здесь и стоять-то утомительно.
— Пойдём на ту площадку возле льда, — тянет меня Резанова, она забрала у Вовки «зеркалку», полтора бестолковых килограмма, и решила устроить фотосессию. — Сфотографируешь меня в прыжке!
Вы посмотрите на неё… Высота 5360… Воздуха нет… Дышать нечем! Коленки больные, а она подпрыгивает и орёт: «Палыч, успей меня сфотографировать!». Женщины, ей-богу, откуда вы берёте силы?
Потом фотографировались с флагами…
Потом я предложил взять камушки на память, а на меня все поглядели как на дурачка, тогда я сам, встав на колени, зачерпнул горсть камней и долго не мог положить их в карман, всё промахивался… промахивался… промахивался…
Потом помню: мы собираемся возвращаться…
И всё.
…Очнулся в Горакшепе, за столом, за ужином… Переодетый, переобутый… передо мной тарелка с момо, но есть я их не могу. Интересно, меня притащили или я сам пришёл?
— …а говорил, не дойдёшь, вон как лихо скакал обратно… — Резанова вяло ковырялась в жареной картошке. — Ещё и момо заказал… Я тут картошку-то…
Значит, ещё и скакал… Совсем обалдел!
Я погипнотизировал момошку, положил её в рот и принялся тщательно пережёвывать. Только бы не вырвало… Только бы не вырвало…
— Ещё сутки, — громко икнул рядом Равиль, он тоже тщетно пытался запихнуть в себя картошку. Я вяло кивнул и с усилием проглотил. Только бы не вырвало…
Ночью снова не спал, голова болела так, будто мне пытались её вскрыть тупым сверлом. Вовка, приди, убери сверло… Убери, пожалуйста… Убери! Нет, не придёт… Не поможет… Не волшебник… Только пастырь, с маленькой буквы. Не с большой. Жаль… Он и сам после Эвереста загибался… Господи… Пастырь небесный, как же болит голова…
В десять выпил цитрамон.
В двенадцать нурофен.
В два кетанов, и он тоже не помог…
В четыре поднялся.
Через час выход на Калапатар! Или, как его называют местные, Кала-Патхар…
Господи помилуй… Господи помилуй… Господи помилуй…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— Вова, вопрос некорректный, и всё же… Ты видишь, ты оцениваешь ситуацию, когда человек реально отжат досуха? Или чаще он просто ломается морально: «всё, больше не могу, никуда не пойду, я упал»… Или наверху это неразличимо?
— Как правило, интуитивно ощущаешь: человек морально сдался или физически исчерпан.
— Но на высоте правда тяжело. Я и сам в этот раз думал об эвакуации…
— И всё-таки физическое измождение видно сразу. Цвет губ, кожи, взгляд… Ты поймёшь, человек действительно исчерпан или это психологический барьерчик…
— Как-то ты рассказывал, у тебя почти на руках умер человек…
— Да не почти… на руках, можно сказать, и умер… На спуске с Эльбруса. Я тогда вторым гидом работал в одной из эльбрусских компаний. Выдались несколько свободных дней от команд «7 Вершин», и та компания попросила помочь. Я и подрядился вторым гидом. У группы было два первых и несколько вторых гидов. Большая группа была.
Мы уже сходили на вершину. И на спуске один парень стал сильно отставать. Я первому гиду говорю: «Давай я его на себя возьму, спущу вниз». Он согласился. Я повёл. Ближе к Седловине начала портиться погода… Этот — он сильно устал — попросил присесть. Я решил, пусть отдохнёт, куда торопиться, погода всё равно уже испортилась. И стал доставать и настраивать GPS… метёт же, ничего не видно… Пока всё включил, пока настроил, прошло… ну, может, минуты две, от силы три. Он всё сидел, отдыхал… А когда я его окликнул идти дальше, он уже был мёртв.
— Сердечный приступ?
— Диагноз поставили: «переохлаждение организма». Я уж не знаю, насколько проверяли или не проверяли…
— Послушай… как я понимаю, смерть от переохлаждения так быстро не наступает…
— За две-три минуты? Нет, конечно. Даже в ледяной воде за столько не умирают. Когда ходил в море на Камчатке, нам говорили, что у нас есть минут пять-семь, если что.
— Так только сердце уводит… Даже инсульты не так.
— Главное, парень же совсем молодой! Тридцать три года. Когда снял с него балаклаву — лица я его не знал — увидел посинение носогубной зоны… Я тоже сразу подумал, сердце. Но врачи поставили другой диагноз. Да не суть…
И мне было так тяжело, прям… Спустил его до Седловины. Дальше попросил ещё одного гида помочь. Мы вместе протащили тело по Седловине. А потом я остался с ним ждать спасателей.
— И всё время была пурга?
— Да… Всё время… Спасатели пришли и спустили вниз… Потом юридические формальности… Родственникам я тоже сообщил, я же последний, кто видел его живым…
— А часто приходилось людей аварийно спускать с Горы? Живых, я уже имею в виду…
— Часто! Как-то с двумя здоровыми парнями была история… Первый на пятую точку сел, не дойдя до вершины метров тридцать. Я стал спускать его до Седловины… От Седловины до Косой полки мне помогал тащить его друг. А на Косой они уже оба сидели… И мне пришлось тащить их двоих. А потом — с Косой, с 5000, до скал Пастухова. А там из-за пурги я ушёл сильно в сторону, метров на сто… Пока шёл, всё время отворачивал лицо… позёмка больно хлестала по лицу. Когда понял, что ушёл, начал выходить по GPS… Нормально вышел… Но нагрузка была колоссальная! Я после этого даже уволиться хотел. Я понимал, что это… что… что… чёрт подери… И сколько же можно?! (Смеётся.) Но друзья отговорили: «Вова, не горячись… Вова, отдохни… Подумай пару дней… Вина попей… Шашлыка покушай… В баньку сходи… Ребята довольны… спустились».
— Ещё бы не довольны…
— Но приключение было ещё то.
Были и весёлые истории… Как-то с Восточной вершины спускал на себе до скал Ленца на север гражданина ЮАР, чернокожего африканца. Дойдя до вершины, он вдруг сказал: «Всё на хер! Вниз идти не могу». Я снял с него кошки, привязал за ноги… С Восточной вершины на север спускать легко, там всё по прямой, вези и вези, клиент на пятой точке, а ты его спускаешь. Но тогда всё осложняло — снега было по колено. Приходилось прямо пахать им. А он ещё упорно пытался пятки воткнуть поглубже. До нижних скал Ленца я его спустил, а дальше он пришёл в себя и пошёл пешочком…
На Аконкагуа японца спускал. На Аконкагуа сложнее, там снега нет. Там камни, уже на пятой точке не потащишь, только на себе… Тяжело. Плюс высота…
На Эльбрусе с юга были разные случаи. С 5000, со скал Пастухова… И не своих, а либо одиночек, либо… Есть же дешёвые туры, где на двадцать человек один гид, ну и у них команда разбредается по склону… Не будешь же оставлять человека, которому херово.
— Ну да! Тем более ты и сам бывал в ситуации, когда был отжат досуха.
— Бывал. И не один раз. Были моменты, когда казалось, всё: последние мгновения… Но паники не было… То ли я подсознательно понимал, что мне это только кажется… то ли… Не знаю…
— Это после Эвереста?
— После Эвереста… Эверест меня выжал досуха! До последней капли! До…
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. КАЛАПАТАР (5643) — ГОРАКШЕП (5164) — ФЕРИЧЕ (4240)
Анекдот:
Пошёл мужик в туалет по-большому. Сидит, тужится… две минуты… пять… десять. Жена проходит мимо, думает: «Задолбал!» и выключает свет. «Всё! писец… — думает мужик, — глаза лопнули!»
Я сидел на унитазе (к ночи открыли туалет в отеле) и с удивлением прислушивался к своим новым ощущениям. Глаза открыты. Свет никто не выключал. А ничего не вижу! Ничегошеньки… Интересно, сколько так будет продолжаться?
Именно в горах я наблюдал сильнейший диссонанс между тем, что брат называл «скафандром» (нашей бренной оболочкой), и тем, что движет этот «скафандр» на вершину. В обычной жизни эти две… (Две ли? Куда бы ещё отнести «процессор» — «думатель»? Всё-таки, наверное, к элементам управления «скафандра». ) Так вот, в обычной жизни эти две составляющие неплохо договариваются. А в горах между ними идёт нескончаемая битва. «Скафандр» пытается доказать: «Я больше не могу, всё! легче сдохнуть…». Но «тот, который во мне сидит», считает: все эти отключения зрения, выбитые колени и метеоризм — суть симуляции и манипуляции, призванные вернуть «скафандр» в состояние огородного овоща. В горах вопрос: кто кого — встаёт жёстко и бескомпромиссно. Говорят, на марафоне та же ерунда…
Развиднелось быстро, минут через пять. Я посидел ещё пару минут и пошёл экипироваться на «смотровую площадку», так мы стали называть то, что называют горой Калапатар. Ведь если быть честным, не гора это вовсе, отрог семитысячника Пумори, пяти с половиной километров высоты. Рядом с Пумори не впечатляет. Но это, если рядом. А если сравнивать с Эльбрусом… тот-то тоже чуть выше пяти с половиной.
Вчера по дороге в Горакшеп Вовка встретил знакомых, они рассказали, что не смогли подняться на Калапатар — сдуло. Сегодня, судя по завываниям за окном, ветер был ничуть не меньше. И ещё вчера наш пастырь решил идти не в четыре, как обычно, а в пять, из-за ветра. Чтобы не поморозить овец своих.
— Если бы в четыре, я бы не пошла, — говорила потом Галина. Но тогда утром она собиралась молча, сосредоточенно, без эмоций. И я рядом с ней.
В 4:45 все собрались в столовой, взяли перекус, налили чаю и кипятку в термосы и ушли. На восхождение.
Как ни странно, к пяти голова разошлась. (Спасибо, Пастырь Небесный!) Более того, чувствовал я себя вполне сносно. (Снова спасибо, Пастырь Небесный!) Меня даже не нужно было подгонять. Почему-то понял: с Калапатаром у меня всё получится. (Ещё раз спасибо! Бесконечное число раз спасибо!) Только бы ветер стих.
Ветер… С ветром мы стали «друзья»! В июле 16-го он мешал мне жить на Эльбрусе и, в конце концов, не позволил подняться на Западную вершину. Но там он дул непрерывно. Здесь же налетал рывками и всё норовил опрокинуть, завалить, перевернуть, скинуть… Сколько метров в секунду? А кто его знает? Думаю, не меньше двадцати. А в порывах и все двадцать пять. А может, это только казалось? Человеку свойственно преувеличивать… Вовка приговаривал, такой ветер на Аконкагуа — «окно»! Двадцать метров в секунду у них, в Южных Америках, «окно»… Мама дорогая… А я собирался на Аконкагуа… Не-е-е-ет…
Поднимались двумя группами. Намгель, Дэн и Влад в авангарде; я, Галина, Равиль, Артём и Вовка в арьергарде. Шли ровно. Останавливались редко.
В 6:30 начался рассвет. За спиной над Эверестом поднималось белое, блистающее кипящим металлом, ослепительное в разряженной атмосфере солнце. Я остановился и встал на колени:
— Резанова, достань в рюкзаке очки и фотоаппарат.
Равиль, натолкнувшись на нас, с удивлением взялся разглядывать меня:
— Молимся?
— Так ей удобнее доставать! — крикнул я ему сквозь ветер.
Пока менял очки, Вовка ушёл вперёд и выше, метрах в двадцати обнаружил скрючившегося Влада. Когда мы подошли, наш пастырь уже колдовал над ним… Кажется, растирал руки.
— Что с ним? — крикнул я.
— Руки от… от… отморозил… — проикал сам Влад.
— А я те говорил, не делай длинные палки! Кровь оттекает от рук! — выговаривал ему Вовка и, кивнув нам: — Идите, мы догоним!
— Палыч, а у меня руки тоже синие… — сняв перчатки, Резанова с тревогой рассматривала свои потемневшие (загорелые и немного грязные) руки в рассветных лучах. — Может, я их тоже того… отморозила?
— У моего дедушки так было…
— Да ну тебя!
И мы снова шли. Вчетвером. Я, Галя, Артём, Равиль. До площадки шли ещё полчаса. А там взялись фотографировать солнце над Эверестом и Нупцзы.
Через несколько дней у подножия Нупцзы при тренировке погибнет скоростной восходитель Ули Штек, «швейцарская машина». Горы регулярно взимают пошлину жизнями «упрямых людишек».
А ветер всё дул и дул, иногда вроде бы казалось, что он стихает, но он тут же налетал с новой силой. Артём предложил дождаться Вовку и Влада — сделать общую фотографию. Общая уже бы не получалась, Дениса и Намгеля мы застали спускающимися, и я поначалу тоже думал развернуться, но потом мы нашли расщелину и, спрятавшись, стали ждать. Вовка с Владом пришли минут через пять, и мы сфотографировались…
Глядя на фотографии опубликовали в интернете на сайте «7 Вершин», моя Софико в Ватсапе написала: «Не ври, что вам было тяжело! Вон как вы там все улыбаетесь!». Где она увидела? Лиц-то почти не видно. Но я ей написал, что Вовка бил нас палками и заставлял улыбаться, хотел повысить рейтинг этого «совсем простого» маршрута…
А кстати… я теперь тоже всем буду рассказывать, как легко, как непринуждённо весело мы гуляли по ущельям Гималаев. «Ха-ха-ха… так прикольно, так прикольно! Обязательно сходите на выходных!»
А вообще, будет возможность, сходите. Обязательно.
Вершину нельзя покорить. Ты стоишь на ней считаные минуты, а потом ветер сметает твои следы
Арлен Блум
***
…Сидя на кровати в комнате, в десяти километрах от Горакшепа в Фериче, и развязывая ботинки непослушными пальцами, Галина осторожно начала разговор:
— Палыч… знаешь… В общем…
И замолчала. Не знала, как продолжить? Чего?
— Резанова, не мучайся, говори уже.
— В общем, ты, наверное, на меня обижаешься, да? Я вчера…
Ах вот о чём! О вчерашнем… Я отмахнулся:
— Ты, вот чё… Ты завязывай, Резанова. Как я могу обижаться? Обижаюсь… Я не обижаюсь, я благодарен тебе, что потащила меня в этот… чёртов базовый лагерь. Тебе и Вовке. Ты молодец, Резанова! Я люблю тебя! Без тебя у меня ни хрена бы ничего не получилось. Без тебя я бы ни хрена никуда не дошёл! А сегодня бы страдал… Знаешь как? «Не сходил к базовому лагерю Эвереста! Самого Эвереста! А-а-а-а!!!» Понимаешь?
Она молчала, опустив голову и продолжая развязывать шнурки, а потом откинулась к стене и тихо, но твёрдо сказала:
— Без тебя я бы тоже никуда на хрен, как ты говоришь, не дошла! Знай. — …И стянув ботинки, и бросив их в угол, она тряхнула копной своих черных волос и бодрым, даже чересчур бодрым голосом осведомилась:
— А камней ты набрал?! Ты же собирался…
— Нет… — взвился я, — ну какие же вы все гадские гады! Да для меня каждый камушек оттуда, как для Нейла Армстронга камешек с Луны! Я же вам говорил? Возьмите, говорил, камни! Возьмите… А вы?!
— Ну, мало ли… Говорил… Тебе для меня, что ли, жалко?..
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— 2013-й год… Уже близится момент, когда ты — Владимир Котляр — выйдешь на серьёзный, я бы сказал, профессиональный уровень… Тебя пригласят?
— Да. Это случилось, когда я вернулся на Эльбрус… В 13-м я плотно, прямо хорошо так отработал на Эльбрусе. И меня там каким-то образом приметил Александр Абрамов, капитан нашего корабля под названием «Клуб 7 Вершин».
— Слушай… Извини, перебью. А даже при наличии «Альпиндустрии» «7 Вершин», правда, круче?
— Однозначно! У нас на российском рынке это самая крутая компания по горовосхождениям. Я даже позволю себе сказать, она одна из самых крутых на мировом рынке.
— То есть и на мировом уровне клуб известен?
— Конечно! Если брать лагерь на Эвересте с тибетской стороны, однозначно лучший — лагерь Александра Абрамова.
— «Горное безумие»… «Консультанты по приключениям», все эти из фильма, они все знают о такой компании и о таком человеке?..
— Конечно! Более того «Горное безумие», поднимаясь с Тибета, берут сервис у местных фирм, они там не имеют своего лагеря. А у Александра Абрамова есть! У него и ещё у Кари Коблера. С Александром Абрамовым конкурировать по сервису может только швейцарец Коблер. Но Абрамов… мне кажется, чуть покруче. С непальской стороны я не ходил и не могу сравнивать, но знаю, с тибетской у Абрамова самый-самый лучший лагерь. Самая лучшая кормёжка, самый лучший сервис, самые лучшие условия, больше всех кислорода. На кислороде он вообще не экономит! Вот сколько тебе надо… столько ты и будешь дышать кислородом. У меня к концу экспедиции ещё полтора баллона неиспользованных осталось…
— Хорошо. Ты попадаешь в эту крутую команду… Как ты в неё попадаешь?
— В том 13-м я познакомился с Александром Абрамовым… и периодически с ним общался… Но я даже не думал о «7 Вершинах»! Я ни разу не писал резюме в «7 Вершин». Но когда закончился сезон 2013 года, Абрамов, уезжая на море с Приэльбрусья, в дороге вдруг позвонил: «Вова, я посмотрел на тебя летом, ты мне понравился, давай попробуем в следующем году поработать вместе, хотя бы пару раз, присмотримся друг к другу». А я ему: «Конечно! Звони-пиши… Будут „окна“, я всегда только „за“».
Но лета Саша не дождался.
И сначала предложил Охос-дель-Саладо… Я отказался — там гиду нужно обязательно уметь водить автомобиль, а у меня нет прав. Потом измучился: как же я? Пустыня… Охос-дель-Саладо… как же я? Охос-дель-Саладо — самый высокий вулкан в мире. Он в Чили, в пустыне Атакама. В самой засушливой пустыне мира… Когда я понял, чего я сам себя лишил, я готов был загрызть себя… Но горевать долго не пришлось.
Как-то с друзьями мы лазили по сосульке… по замёрзшему водопаду… В Приэльбрусье у нас недалеко от долины Нарзанов есть такой водопад. И вот, лезу я по замерзшему водопаду, и тут звонит Александр и говорит: «Вова, хочешь поехать на Аконкагуа?» Я: «Хочу!» — «Ну, тогда пришли в течение получаса мне копию загранпаспорта, и 31 декабря ты вылетаешь». А уже 26-е, обед! Я слезаю с водопада, выстёгиваюсь из верёвки, машу всем рукой «пока-пока» и бегом… Пацаны мне вдогонку: «Вова, ты куда?» — «На Аконкагуа!» (Смеётся.)
Смешная картинка получилась…
А на следующий день я уже ехал в поезде в Москву, там переночевал у Абрамова… И… И так попал на Аконкагуа. В общем, Аконкагуа — это была моя первая работа в «7 Вершинах». Сначала я отработал с местным гидом, не знал ещё направления, ничего не знал, но следующую группу работал уже сам…
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. ФЕРИЧЕ (4240) — ДЕБОЧЕ (3700) — ТЕНГБОЧЕ (3900)
Ах, как хорошо высыпаться без головной боли! Встать и чувствовать, что к тебе вернулся аппетит, вернулись силы, и задача, которую ты перед собой ставил, выполнена, и окружают тебя замечательные люди, и погода за окном солнечная, яркая, небесно-синяя, и идти теперь нужно только вниз… Хотя, с этим как раз непросто.
«Сегодня мы спустимся во-о-о-он на ту гору», — говорил Вовка, показывая куда-то вверх, за горизонт. За день можно спуститься метров на пятьсот, но при этом пройтись по «пиле», где каждый зубец будет сотней метров вверх и двумя сотнями вниз, и таких будет пять! Уходишься до изумления.
И всё же вниз… И всё же теплее… И кислорода больше. Это стало заметно ещё вчера, когда мы совершили «героический» бросок в Фериче после восхождения, в целом спустившись на полтора километра.
Но не всем спуск пошёл впрок. Неожиданно расклеился неутомимый Денис. Все дни, пока шли вверх, он был в авангарде вместе с Намгелем, а теперь вдруг стал отставать. «Отжал» себя досуха. Ничего, вместе дойдём!
«Это не я взошёл на вершину, и это не ты взошёл на вершину, это мы взошли на вершину!» — говорил один мой знакомый полковник, и этот принцип неизменно работает в горах.
Но теперь у нас всё в обратную сторону. Снова «Кладбище альпинистов», оно в весеннюю яркую солнечную погоду совсем не выглядит печально. Опять реки и мосты. Снова альпийская тундра, переходящая в редколесье. И, наконец, лес.
Не обошлось без грустных моментов, на тропе мы нашли умершего яка. Так в работе закончивает жизнь стожильный гигант…
И пригрезилось мне…
Он — сильный и смелый… И любой груз ему нипочём. Ходит он по этой тропе уже бессчётное число раз и знает её как себя самого, и может пройти с закрытыми глазами, и ещё столько же готов пройти… Но здесь… на тропе… он вдруг почувствовал слабость. И удивился, как же? И пал на передние колени, попытался встать, но не выдержала груз спина, и с резким выдохом он завалился с тропы. Снова попытался встать и не смог, из носа хлынула пена, и глаза застлала не проходящая пелена… Его не станут добивать, буддисты не добивают скотину. С него снимут груз и просто оставят умирать…
Так же (и это мы видели, другого я не могу предположить) местные готовят своих бычков и коров к стейкам. Дают что-то выпить и ждут, пока скотина помрёт, а потом свежуют и разделывают… И сложно сказать, что лучше: получить удар током или выпить опиума. И бесполезны метания совести, и тщетны оценки морально-этических принципов и основ, и уж точно они ни к чему, когда по-настоящему, по-звериному хочется есть. Не есть, жрать! С горы вниз всегда хочется жрать! Потому что «натерпелись».
Переход до Дебоче вышел коротким. Заселились в тот же большеоконный отель, и все, кроме Дениса (ему выдали набор таблеток, и он, закутавшись в спальник, отключился), отправились в монастырь Тенгбоче.
Монастырь, как я писал, был для меня одной из главных достопримечательностей этого трека. Интерес к культовым сооружениям, к институтам различных религий заставлял меня предвкушать, смаковать встречу с ним, как с чем-то особенным, необычным… Я даже немного расстроился, когда, поднимаясь, мы из-за дождя прошли мимо. Монастырь-то знаковый, один из ведущих в ламаистском буддизме.
Как часто бывает с большими ожиданиями… впечатления монастырь на меня не произвёл. (А должен был?) Не могу объяснить, что я себе напридумывал, что нафантазировал, когда стремился попасть в него… Но по факту оказался он для меня местом чуждым, непонятным, неродным. Если в православном храме я чувствую себя как дома, то в буддийском монастыре я был чужой, непонятно с какой целью забредший турист. Да и остальные почувствовали такую же отчуждённость, только Равиль вдруг или совсем не вдруг ощутил свою сопричастность буддийскому храму. Мы же почли за благо покинуть стены монастыря, оставив в нём нашего молодого товарища. Пусть посидит, пообщается.
Вернувшись к отелю, мы: я, Галя и Артём — ещё долго в задумчивости пили кофе за столом под открытым небом. Вовка ушёл «делать зарядочку», а Влад — спать. Мы сидели и молча наблюдали, как тучи снова заполняют пространство между горами, превращая всё вокруг в беззвучную вату… И в той вате контрастными пятнами светились новые каменные кладки — заплатки на домах после весеннего землетрясения 2015 года… Тогда тут такое творилось…
Вечером за ужином мы наконец-то съели Вовкиных лещей. Досушились и обветрились они на ветрах пяти тысяч. Там же Равиль торжественно произвел меня в «Непалычи».
Я люблю вас, мои родные восходительные сволочи! И с благодарностью принимаю имя это. Но! только от вас…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— …Мы были со стороны Непала. Было запланировано восхождение на Айленд-Пик. И в момент землетрясения мы подходили к Периче. Посёлочек такой на высоте 4200, ты теперь знаешь его.
— Да. Симпатичный посёлочек… Я почему-то думал, что он какой-то… Читал же о нашей трассе. И всё время «Периче» и «Фериче» путается… Конечно, это роли не играет. Но везде писали, что он какой-то… неказистый… неприглядный. А он оказался удивительно уютным, своим.
— Ну, может, он расположен как-то не особо красиво? В глубине долинки… И гор с него особо не видно. Хотя, если ясная погода, то Ама-Даблам виден хорошо. Но тогда он мне тоже показался неуютным.
Первый толчок, самый сильный, — нас застал на тропе. Прямо рядом с нами сошёл склон с огромными камнями. Камни были размером с пикап. Но не на нас… а по другую сторону реки. Нам повезло, на нашей стороне ничего и нигде не катилось. Я как-то сразу въехал — землетрясение! Когда прошёл первый толчок, я ребятам скомандовал бежать. В группе тогда у меня был Гена — Царство ему Небесное, он умер буквально через неделю после возвращения из Непала, вот тут, как раз сердечный приступ… Может, землетрясение как-то повлияло?.. В общем, я бежал и знал, что сейчас тропа кончится, и там будет большое, широкое выполаживание — открытое место на берегу речки, пляж такой… И там нам вообще ничего не угрожает! Никакой камнепад, никакое землетрясение… Хоть тридцать таких толчков!
Мы прибежали, я своим говорю: «Всё! Здесь можно передохнуть». Они спрашивают: «Вова, что это было?» Я говорю: «Землетрясение». Они: «А ты уже был в землетрясении?» Я говорю: «Нет». — «А откуда знаешь?» Я говорю: «Ну, как бы других вариантов не остаётся… Земля тряслась». Мы дыхание перевели, до Периче оставалось минут пять, и пошли…
И когда пришли в Периче… когда мы зашли в Периче, я просто офигел! Посёлок был разрушен полностью…
— Так там же нет высоких зданий… Были?
— Нет. Там были такие же, как сейчас.
— И всё разнесло?
— В хлам! Всё, что было из камня, всё развалилось! Осталось только то, что фанерное. Мы и заселились в фанерный домик. Переночевали. Ночью было ещё несколько толчков. Мы выскакивали на улицу…
— Сколько вас было?
— У меня в группе шесть… плюс я. Семеро. Было ещё несколько групп. Иностранцы. Точно сколько, не скажу… Но вот что меня поразило… Все иностранцы были из европейских государств — французы, немцы, англичане. Все страны претендуют, что они культурные, толерантные… А мы такие варвары… Но на следующее утро, когда начали летать индийские вертолёты и привозить раненых, — а раненых надо было таскать… — эти группы как ни в чём не бывало попили чай и спокойненько пошли обратно вниз.
Да, конечно, это были просто коммерческие группы, как и наша, то есть не профессионалы, не профессиональные альпинисты…
И, вот, они попили чай и… ушли.
А я своей группе сказал: «Могу вас отправить вниз». Правда, я не знал, что там внизу и был ли смысл бежать сломя голову… Кто-то говорил, что все подвесные мосты рухнули… склоны посъезжали… Разные слухи ходили, а у нас не было телефонной связи… Вообще вся связь пропала!
Я пробовал звонить в Катманду друзьям по спутнику… Но тогда в Катманду обрушились все вышки. Полное телефонное молчание. Единственное, что смог — связаться по спутнику с Россией. Это было реально.
В общем, я своим сказал: «Ребята, я вас могу отправить вниз с нашим шерпой, но я останусь здесь. Лишними руки здесь точно не будут! Сейчас повезут раненых, и будет нужна помощь».
И все! Все до единого в моей группе остались и помогали таскать раненых.
И ещё одна группа осталась. Они тоже таскали раненых, молодые израильтяне. Еврейские парни и две или три девушки.
По сути: русские и евреи таскали раненых. Из непрофессионалов. Через какое-то время из базового лагеря на вертолёте привезли тех, кто работал в базовом лагере, профессионалов. Европейцев, американцев… Это уже была организация спасработ. Был врач итальянец, группа медиков из разных стран… Один из руководителей экспедиции — американец.
От сорока до шестидесяти раненых перенесли за день. В Периче же первый пункт медицинской помощи, самый близкий к базовому лагерю. Капельницы, кислород… Из лагеря сначала раненых привозили в Периче, там оказывали первую помощь, а потом из этого пункта перетаскивали обратно на площадку вертушек, и вертушка увозила вниз. Одна возила из базового лагеря в Периче, и одна из Периче. Сначала под капельницу, а потом обратно… Все перетаскивания можно умножить на два. Итого: от восьмидесяти до ста двадцати носилок.
— А сколько евреев было?
— Да тоже человек шесть-семь… Плюс ещё местные. В общем, нас десятка два было, может, чуть больше.
А после мы успешно сходили на Калапатар… Одним днём поднялись до Горакшепа, переночевали, и утром взошли на Калапатар.
— Горакшеп не тронуло?
— Нет. Горакшеп прекрасно стоял. Вот Лобуче был разрушен.
— И Дебоче разрушен?
— Дебоче, да… Он тоже был побитый, правда, чуть-чуть… В Лобуче были разрушены несколько лоджей… А Горакшеп стоял, как новенький. А потом, когда спускались в Периче, тут и природа, и погода, прям как сговорились…
— А почему вы не пошли вниз-то? Почему на Калапатар?
— А мы решили хотя бы куда-то сходить.
— Это было общее решение?
— Это было решение группы. Ну а чё? Айленд-Пик уже по-любому отменялся… Мы и решили хотя бы куда-то сходить… И сходили на Калапатар. Правда, погода…
После землетрясения сразу начался снегопад… И стало сильно холодно! Промозгло. Несколько дней не появлялось солнце. И шёл… не просто снежок, а такие мелкие-мелкие снежинки, колючие… и их раздувала позёмка… Такая предзимняя… позднеосенняя погода. А была весна, вот как сейчас. И было сильно холодно. Мы спустились с Горакшепа, дошли до Периче… А тут: метущийся снег, серое свинцовое небо и тело, завёрнутое в брезент. Оно лежало на входе в Периче. Уже два дня лежало. Нерадостная картина. Мы ещё раз переночевали в Периче, а потом стали спускаться вниз.
А там оказалось всё нормально. Дорога целая, в одном месте просто склон съехал… Ну, мы там по очереди пробежали по сыпухе и до Луклы. И домой!
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. ДЕБОЧЕ (3700) — НАМЧЕ-БАЗАР (3440)
Домой-домой-домой… В Луклу, в Катманду… И дальше, дальше! Туда. На Север. К белым берёзкам, к русским елям, к пахучим тополям… Но ещё надо потерпеть. Ещё немного, ещё два дня.
Переход в Намче-Базар ждали не меньше отлёта. Там у нас был зафрахтован тот же отель, и, значит, горячий душ! Неделя без душа — почти невозможное состояние для современного человека. Забираясь в спальник, каждый вечер я невольно принюхивался к себе. Несло, простите, как от козла… Никакие влажные гигиенические салфетки, никакие дезодоранты (даже если бы они были) не могли исправить ситуацию. Душ! Срочно в душ!
Но пока мы не торопились… А куда? Переход короткий, всего четыре-пять часов в спокойном темпе… Позавтракали в замечательной «Бекерии» (булочной), что возле монастыря. Там такие классные плюшки делают, пирожные, пироги. После тех непропечённых шоколадных пирогов — просто райское наслаждение!
А потом, как обычно: Денис после ночи оклемался и вместе с Намгелем и Владом рванул вперёд, а мы: я, Галя и Володя — пошли в арьергарде. Артём и Равиль поначалу ориентировались на нас, но потом решили идти в своём темпе.
В тот ясный, в тот тёплый, в тот погожий весенний день я впервые досуха «высосал» батарею аккумулятора фотоаппарата. Установил длиннофокусный объектив и снимал всё, абсолютно всё, что подворачивалось под руку.
А под руку, ввиду отличной погоды, подворачивалось много. Горы, небо, облака, местное население, туристы, рододендроны, ирисы… У них там совершенно замечательные десятисантиметровые ирисы, буквально цветочек на стебельке, но цветочек настоящий, ирисовый, фиолетовые лепестки с жёлтыми мохнушками, Равиль такой, тогда в Намче, Гале подарил. А утром я ещё фотоохотился на птиц, но улары и фазаны мне не попадались, а попадалась всё больше всякая мелюзга и вороны. И, наконец, я фотографировал нас же самих, а то пока шли туда, в гору, ни времени, ни сил не было.
И ещё мы пели! Вовка оказался любителем казачьих песен, и теперь мы на ходу устроили караоке под его записи в телефоне.
«Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене»
Резанова только головой качала…
А Вовка думал о жене. Часто и много. Как она там, в новом доме? Справляется? Как здоровье? Им уже скоро встречать нового человечка. Для нашего пастыря это трепетная, нежная и абсолютно деликатная тема… Переписываясь с супругой (а с кем он переписывается, мы замечали сразу), он трогательно и забавно шевелил губами и улыбался. Ах, совсем ещё молодой наш пастырь… Почти мальчишка. Тридцати же нет!
В размеренном темпе, с передыхами, с песнями, разговорами и фотосессиями мы вернулись в столицу шерпов.
Душ; приличная еда; нормальный гостиничный номер, поначалу нам пытались впарить номер почти в подвале, но мы пообещали взбунтовать местные племена, и нам выдали номер на втором этаже, светлый и почти тёплый; масса народа в магазинах; кафе… Одним словом: столица!
Мы тоже пошли по магазинам и кафе, хотелось каких-нибудь аутентичных сувениров, памятных фотографий и ещё настоящего кофе. Настоящего не нашли, но тот, что подавали, уже был его правдоподобной копией. Мы бродили, отдыхали, радовались теплу, людям, воздуху, а когда стемнело, в прекрасном настроении и замечательном расположении духа вернулись в отель…
И тут перед ужином чуть нам всё не испортил соотечественник. Ни с того ни с сего он вдруг решил провести с нами воспитательную работу. «Вы тут громче всех орёте! — кричал он… — От вас нигде нет покоя! — кричал он… — Вас даже на улице слышно!» Надо сказать, альпинистская братия вообще шумная… В кают-компаниях порой стоит такой гвалт, разговаривать можно только перекрикивая друг друга. И, да… мы тоже разговаривали громко…
Вовка его успокоил… И всего-то сказал, что товарищ не прав. (Пообещав, правда, при этом «пообрывать ручечки», которыми товарищ отчаянно жестикулировал в опасной близости от Галины.)
Потом он извинился, этот русский нервный космополит. И мы его поняли и простили… А что поделаешь? Может, у человека нервы ни к чёрту, может, ему и англосаксы тоже надоели своими криками, да вот только английского он не знает, а знает русский… Всё может быть.
Ещё жизни подпортила нам ночь. По старой памяти мы решили обойтись без спальников (какие спальники, когда кровать греет?). Галина даже не стала забирать свой у Дэна (спальник Резановой нёс шерпа Дениса). Но… У меня подогрев не работал, и я к часу ночи перебрался в свой спальник, а Резанова сварилась, у неё подогрев не регулировался. Досыпали ночь, поменявшись местами: я отдал Резановой спальник, а сам ушёл спать на её неуправляемую кровать, и, надо сказать, мне там показалось комфортно. Я вообще люблю тепло… Особенно в горах. Особенно после восхождения… После горовосхождения, после альпинизма…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ С В. КОТЛЯРОМ
— Альпинизм альпинизму рознь! Есть альпинизм технический. Есть просто восхождение на высоту ногами. Есть…
Вот чем отличается горный туризм от альпинизма? Не знаешь?
Туризм — это прохождение маршрута из точки А в точку В. То, чем мы тут занимались. Это может быть и по горам: через перевалы, хребты с выходом на смотровые площадки. Я говорю утрированно, терминология может быть другой…
А альпинизм — это восхождение на горную вершину! Пешком или по скалам, по льду или по снегу — не важно. И восхождение на Эльбрус и Килиманджаро — это тоже альпинизм.
А здесь у нас был горный туризм. Или, как сегодня называют модным иностранным словом, «трекинг».
Альпинизм, ещё раз повторяю, это восхождение на горные вершины, а как, каким способом, это уже нюансы… Как неважны и категории сложности.
Допустим, Килиманджаро в классификаторе значится как гора некатегорийная. Тем не менее, гора! Вершина. Высочайшая точка Африки.
— Эта некатегорийная гора, блин, между прочим, поломала представление многих о том, что некатегорийность — это легко.
— Потому что это восхождение на вершину! Это альпинизм. И это почти шесть километров… Есть ещё одно название: «горовосхождение». Альпинизм, он как бы… подразумевает наличие Альп. И на западных языках альпинизм называется «маунтинэринг». «Горовосхождение». Восхождение на вершину. По скалам, по снегу, по льду… На 8000 или на 1000 метров… Поэтому и Эльбрус, и Килиманджаро в твоём послужном списке можно считать уже альпинистскими достижениями…
— А Гору Моисея?
— Гору Моисея? Обязательно!
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. НАМЧЕ-БАЗАР (3440) — ЛУКЛА (2860)
Ох и нравятся же мне люди, которые запросто оперируют расстояниями, весами и объемами… километрами, килограммами и баррелями… «Двадцать пять кэмэ по пересечёнке с рюкзаком сто двадцать литров и весом в сорок кэгэ…» — с пренебрежением к числам рассказывают они. И ведь невольно проникаешься уважением… А как же? Сам-то ходишь десять с двадцатью двумя… Ходил. В декабре прошлого года, пока не сломал в «скафандре» систему управления правой верхней…
А если без шуток: на портеров в Непале смотреть страшно… Иногда совсем страшно. Максимум в тридцать килограммов им установили уже при коалиционном республиканском правительстве году в 2010. Раньше носили и больше.
В фильме «Дискавери» «Эверест» есть фрагмент: шерпа, устроив на спине некое подобие сидушки, спускает с высоты 6400 в базовый лагерь Эвереста (высота 5360) пострадавшего от горной болезни участника восхождения. Вес участника 70 килограммов! Вы тоже думаете, что ходить вниз легко?
19 километров из Намче-Базара в Луклу мы шли 8 часов. За спиной у нас было от силы килограммов по 5. Мы спустились с высоты 3440 (Намче-Базар) до 2600 (Пхактинг) по «пиле», а потом поднялись на двести метров в Луклу на 2800.
Наш авангард прошёл этот путь быстрее, за 7 часов.
Но все: и они, и мы — устали до предела. Аж ноги заплетались, аж коленки тряслись.
Слаб белый офисный человек… Слаб!
Интересно, как мы выиграли все войны с цветными? На одних технологиях далеко не уедешь.
А ещё хорошо — было не жарко. Иногда даже начинал накрапывать занудный дождик из туч, которые вновь взяли нас в окружение. Своим мрачным серым видом они наводили на мысли о нелётной погоде — из Луклы самолёты летают по фактической погоде.
Мы успокоились, только когда уже на подходе увидели, как прямо в облако с ВПП нырнул «Дорнье»: увозя то ли грузы, то ли запоздалых туристов. А вслед им беспрерывно ку-куковала местная ку-кукушка, куковала с реверберацией, по три раза кряду повторяя простую фразу «ку-ку», обещая и грузам, и туристам жизнь долгую, почти вечную.
Последняя ночь трекинга в Лукле и вечер, когда можно позволить себе больше. И Резанова распоясалась, и выпила два бокала пива «Шерпа»! А некоторые позволили себе, не побоюсь этого написать, «Гиннесс»! Хотя, по ранешним-то временам… после такого восхождения… можно было бы такое устроить… такое… камня на камне в Лукле бы не осталось. Несколько поколений шерпов вспоминало бы, качало головой и причмокивало бы: «Не тот нынче иностранец пошёл… не тот! Вот помню, весной 2017… 2017? Да, точно, 2017! Русские тогда спустились с гор»…
Но по ранешним временам я работал на Севере и ни о каких Гималаях не помышлял.
И Вовка стал культурным.
Была надежда на Дениса и Артёма, но и они нас подвели.
От досады ли или от умопомрачения Равиль, беспокойная душа, нашёл цирюльника и побрился. По этому поводу я ему рассказал душещипательную историю из своей бурной северной молодости, когда вот так же помывшийся и побрившийся товарищ прибыл домой после недели полевых работ, а жена ему не хотела верить, что он только что вернулся из тайги. Да и как поверить, когда трусы у благоверного были наизнанку?
Но нам до дома ещё три самолёта: Лукла — Катманду, Катманду — Шарджа и Шарджа — Москва. Три самолёта и двое суток.
А пока заканчивался вечер трудного дня. Деньги шерпам заплачены, чаевые оставлены на утро, Вовка с нами уже мысленно попрощался.
— Всегда, когда расстаюсь… у меня какой-то жизненный цикл заканчивается… Будто прожил отдельную жизнь… Ещё одну.
Мы уже два часа сидели у него в комнате, а я его всё пытал и мучил вопросами.
— …Ладно, Вовка… Вроде бы, обо всём поговорили. В заключение простой вопрос. Ни в коем случае не буду спрашивать оценку каждого… В целом. Как ты находишь группу в целом? Все же абсолютно разные.
— Люди всегда разные… Но большинство здесь объединяет одна общая черта…
Вот, не знаю, насколько можно этой чертой охарактеризовать человека?
В общем, все просто хорошие люди. Я же говорил, у меня талант встречать хороших людей. В этом моя суперсила. Это вообще моя единственная сила. Много хороших людей попадается на моем жизненном пути. Много. Уж не знаю, за что мне это? Или для чего? Мы классно сходили и сдружились… И с тобой у нас всё получилось…
— Да-да-да. Сегодняшний день был напряжённым, а вчерашний — просто классный! Такая клёвая прогулка вышла, так здорово пели.
— Да! Казачьи песни! Классно…
Ещё сильно понравился Дэн с Магадана.
— Дэн колоритный…
— Ну и в целом группа понравилась… И название зашибонское: «Внуки капитана Гранта»!
Завтра Володя встретит свою новую группу и поведёт её на Айленд-Пик…
Успехов тебе, пастырь!.. Успехов! И пусть тебе никогда не нужно будет отдавать жизнь свою за овец своих.
КОНЕЦ
— …Это же надо! Подняться в половине пятого, с половины шестого в аэропорту, и третий час тут торчать… — ворчал Артём.
Самолёты регулярно прилетали и улетали, прилетали и улетали, прилетали и… и всё не наши. В аэропорт мы, действительно, прибыли почти первыми… А погода меж тем портилась, а мы нервничали, билеты у всех на завтрашние рейсы, и устали уже все от Непала, от Гималаев. Однако делать нечего, и мы бесцельно слонялись, сидели, снова слонялись, смотрели в окна, пили кофе…
— Я Вовку вчера три часа пытал… — мы: я, Денис и Влад наблюдали, как «ныряют» в бездну самолеты. Красивое, но весьма нервическое зрелище. — Про горы пытал, про жизнь… Давай, Дэн, теперь тебя что ли попытаю? Всё равно делать нечего.
— Начинай…
— Вот чего тебя в горы понесло?
Наш авиадиспетчер из Магадана задумчиво выпятил нижнюю губу и пожал плечами…
— В детстве я горными лыжами занимался. Потом Советский Союз развалился, и горнолыжную школу закрыли… — Денис почесал небритую щеку. — И я забыл про сопки, про горнолыжку. Потом, когда уже пришёл на работу, товарищ у меня появился. Хороший человек, Царство ему Небесное, нет его уже… И вот однажды он спросил меня: «Ты катаешься на лыжах?» Говорю: «Было дело». Он: «Не хочешь ещё попробовать?» Дал мне какие-то лыжи, у него были, и мы пошли в сопки… И меня опять зацепило… А он и говорит: «Слушай, Дэн… А не хочешь заняться альпинизмом? Поезжай на Аконкагуа…»
— Прямо с-с-сразу на Аконкагуа? — удивился Влад.
— Ага… — Денис проводил взглядом самолёт. Опять не наш… — Я почитал и понял, для Аконкагуа подготовка у меня… хреновая. А уже потом, благодаря работе, поехал на Кавказ, увидел Эльбрус и подумал, ну а почему нет? Так и началось…
— Ну, да… Все нормальные люди с Севера, по себе помню… с Севера, Дальнего Востока, если соберут деньги, едут куда-нибудь в Тай… пузо греть…
— Да, я всю «кухню» эту прошёл! Увлёкся же горами в 15-м… А до этого с 2008-го повидал все эти страны. Насладился туризмом «выпить-пожрать-покупаться» и…
— …и стало скучно?
— Вот! Правильно! Скучно. И туда меня больше не затянешь.
— Ты и с юга, и с севера на Эльбрус заходил?
— С севера не получилось. Как раз в 15-м. Тогда только до скал Ленца дошёл. А в 16-м сделал восхождение с юга на Западный Эльбрус. И если считать Калапатар, у меня пока две вершины.
— И… и… и… у меня тоже т-т-т-тогда две, — встрял Влад, — с-с-с Ки… с Ки…
— Килиманджаро… — закончил Денис и снова почесал заросшую щеку. — А ты чего до Эльбруса не дошел?
— А я в-в-в-выше ч-ч-четырёх с-с-с половиной вообще н-н-не могу.
— Ну, конечно! — возмутился я — Они тут десять дней вдвоём мыкались по горам, как олени, всегда впереди… всегда с Намгелем, а теперь оказывается, у них тоже горняшка…
— А ты думал, у тебя одного? — хохотнул Дэн.
— Так вы же такие бодрые всё время! Ладно. Вот чего вам больше всего запомнилось в нашей одиссее?
Дэн снова пожал плечами:
— От людей я ожидал только позитивного, это и получил… А вообще, до меня ещё пока не дошло… Я до сих пор в шоке…
Влад интенсивно кивал, видимо, категорически соглашаясь.
— …Там та мощь… та сила… та красота… Там, возле Эвереста… Там… Я до сих пор не могу передать словами…
— Тёма сегодня утром сказал: «Вот бы в нашем сегодняшнем состоянии, да ещё разок туда. Прочувствовать это»…
— Да-да-да! Ещё раз! Но там такие условия, что…
— …что т-т-тогда т-т-там прочувствовать что-то было т-т-трудно…
— Да! — охотно кивнул Дэн. — Да! Всё верно! Было не до этого! До хрена всякого лезло в голову: «И зачем оно тебе нужно? И для чего? И зачем приехал?» Видимо, таков человек…
Объявили 32-й. Снова не наш… Только на четвертый час сидения мы улетели.
В Катманду прилетели после дождя. Нас встретили и снова отвезли в Yak&Yeti.
Мы стояли посреди фойе пятизвездочного отеля, грязные, потные, взлохмаченные, и нам хотелось фанфар и цветов, аплодисментов и слов приветствий. Но у отеля своя жизнь: заселения-выселения, номера после двух и только на сутки. А улетать, между прочим, нам завтра вечером, полдня придётся болтаться неприкаянными. Попытавшись покусаться с представителями «7 Вершин» и не добившись результата (интересно, а чего мы хотели?), мы махнули рукой и отправились на завтрак в «наше» кафе под открытым небом. Равиль по дороге всё возмущался и всё рвался: «Давайте найдём Абрамова и всё ему расскажем!». Президент «7 Вершин» действительно был там, но он готовил транспортировку грузов и людей в базовый лагерь Эвереста с тибетской стороны, и было ему совсем не до нас… Он снова уходил в небо…
***
…Стоя на рассвете на берегу Персидского залива, тёплого и солёного залива, глядя на пламенеющий восток, я перебирал в голове события прошедших четырнадцати дней и благодарил Господа.
За Гималаи. За то, что выпала мне возможность их посетить. Побывать в самых высоких горах в мире.
За погоду. Дуло, да не сдуло! И Эверест увидели.
За команду. За это особо. Народ хороший. А уж какой гид…
За…
— Юрий Павлович, вы, что ли, опять молитесь? — Равиль прискакал радостный, довольный, с влажными пятнами на майке… Вот, только пару минут назад выбрался из воды, да и то потому, что пора возвращаться в аэропорт. Была бы его воля, он вообще бы не вылезал из залива… Мальчишка… Хороший мальчишка…
— Ты лучше скажи, Равиль, — я тут ко всем пристаю — ты-то чего туда попёрся? Мы-то понятно… Мы тут все странные… Но я в свои двадцать шесть на Север попал потому, что деваться было некуда. Было бы всё нормально, я бы хер туда поехал. А ты? Ты же молодой. Девочки. Погулять. Зачем?
— В горы тянет.
— Зачем?!
— Гималаи же! Хотел посмотреть хоть разок в жизни на большие горы. Опять же… интересно было взойти на высоту.
Я выжидающе молчал.
— Нет! Я понимаю, это не великое действо, — зачем-то начал он оправдываться — на пять с половиной тысяч подняться. Подумаешь… Многие и на больше…
— Не многие на больше, — оборвал я его. — В процентном отношении, тех, кто вообще это сделал, окажется совсем-совсем не много. То, что ты сделал, и это круто, Равиль. Круто! Ты понял? Ну, а дальше?
Равиль повернулся в сторону залива и некоторое смотрел на волны. Залив штормило.
— Дальше? Дальше тоже есть планы. Хочу взойти на пик Ленина. Нет, не в этом… может быть, в следующем году… Но рано или поздно я дойду до него. Мне это интересно.
— На него три недели надо. Ты это знаешь? Семитысячники с подлётами и отлётами всегда три недели.
— А я готов. Или подготовлюсь… В общем, когда встанет вопрос делать или не делать, ни время, ни деньги не будут особо значить…
А я ведь тоже думаю про Ленина. Деньги там небольшие… Зато 7134! Но — страшно! Ох как страшно. Десантники-то мои, с кем ходил на Эльбрус, в 15-м не дошли. Не-а… А они мне, очкарику и ботанику, не чета.
Ах, вот если бы с Вовкой…
«The mountains are calling and I must go!» (John Muir)
(«Горы зовут, и я должен идти!»
(Джон Мьюр))