Большая Синагога в Питере
Была сегодня в Большой Синагоге на Лермонтовском проспекте. Более красивого, помпезного и ухоженного здания синагоги я никогда не видела. Оно никогда не было разрушено, но имело раньше довольно запущенный вид. Его отремонтировали в 2001-2010 году на деньги некой семьи Сефар (сефардим?)
Вдруг я увидела высокого толстого мужчину в кипе, который выскочил из синагоги на улицу и нервно всматривался в перспективу шумной улицы, кого-то усиленно ожидая. Его же я видела сегодня днем у Московского вокзала, где он со своим маленьким в сравнении с ним самим, чемоданом, такой неподходящий этой толпе и возвышающийся над ней истошно кричал по английски: "Olga, where are you, I,m waeiting of you!Come hear!" Толстая явно русская Ольга, продираясь сквозь толпу с большим чемоданом, раздраженно кричала в ответ" "I,m hear, I going to you!" И вот таперь я увидела его снова, в этом огромном городе, где можно годами не видеть давно знакомых людей, но тут еще и не такое случается.
Молящихся было довольно много - человек 50 и 20 женщин,все молодые, 25 - 35 летние в отличие от нашего сеньерен клуба в Берлине. На входе меня никто не остановил и не спросил, куда я иду. Никакой полиции и в помине нет. Но молодой человек, только что вышедший после молитвы, на улице торопливо снял кипу и сунул ее в карман. Я чувствовала себя странно, как будто мне все это снится.
Молитва прошла очень быстро, никто не пел и не танцевал, в роскошном огромном подвальном помещении были накрыты для кидуша модерные большие стеклянные столы без скатертей с такой же модерной посудой из прозрачного стекла. Так как ни один телефон еврейской общины или синагоги не отвечал, я не заявила о своем участии и постаралась быстрее ретироваться. Во всем огромном здании кроме меня и гостей в подвале не было ни души.
Я поднялась наверх сделать фотографии всей этой красоты и вдруг подумала, что меня здесь запрут, среди этих огромных сияющих люстр, запертых старинных дверей и широких лестниц. В ужасе я бросилась вниз по лестнице и увидела проходящего мимо меня охранника, который опять меня не заметил, как будто я была тенью или привидением.
На Театральной площади и вокруг нее вместо здания Консерватории, близлежащих красивых старинных домов, на этой некогда веселой и уютной площади, с памятником Римскому Корсакову, сидящему в старомодном кресле, высились закутанные в грязный полиэтилен монстры без окон и дверей.Казалось только вчера я, шестнадцатилетняя с густой челкой, которая так не нравилась моему папе, ела вкусные пирожки в маленькой булочной на углу и мы смеялись над чем-то с моими подружками, и были такие веселые и счастливые просто от своей молодости и ощущения полноты жизни. Старый Мариинский театр, в который у меня был абонемент, я смотрела и слушала там все оперы и балеты, стоял заброшенный и грустный, как опустившийся старик, который уже никому не нужен и не интересен. Потускневшая зеленая краска и темные окна не могли украсить даже пара афиш, сердобольно накленных при закрытом входе в театр "Иоланта". Да, ее увидят, но уже в новом супермодерном здании сразу за мостом, в двух шагах от моей старой школы.
Прозрачные огромные окна открывают вид на экстравагантную оранжевую внутренность серого бетонного здания, переплетенного широкими лестницами и сияющего огнями вечернего представления. Это здание создает еще более фантасмагорическую атмосферу на фоне страшных монстров, забранных в полиэтилен и украшенных крикливыми огромными афишами с фотографией юной балерины, не виноватой совершенно, что ее пристроили в такое ужасное место. В моем воспаленном сознании всплывает полуразрушенное здание Союза Композиторов на Большой Морской, с трагическими атлантами, из последних сил подпирающими осыпающийся балкон.Неужели и на них нет денег? И эта пустая огромная роскошная синагога, и серооранжевая Псевдо-Мариинка и забранные в полиэтилен монстры домов, и нескончаемые толпы возбужденных туристов, жадно поедающих остатки Белых Ночей - все это образует Вечный Петербург, из которого никогда не уйдут Гоголь и Достоевский, вечно будет бродить сошедший с ума Евгений в обнимку с Германом и Акакием Акакиевичем. Наверное для этого он и создан, как воплощение больного воображения Великого Фантазера Петра Пеорвого.
Ко всему прочему надо добавить километровую очередь около Александро-Невской Лавры со старушками и молодыми, детьми с крестиками от рождения, которых привезли на автобусах со всей питерской округи, в сопровождении попов в черных рясах - смотреть Мощи Николая Угодника. Но они ни в какую не вписываются в интерьер этого безумного города, который никогда не будет религиозным, ни христианским, ни иудейским, ни еще каким-нибудь. Он будет воплощением свободного человеческого духа и творческого полета воображения, которому нет предела.
Nora Breslav
14.07.2017
Санкт-Петербург