Самым большим наказанием во время отбывания ежегодной осенней повинности на уборке урожая во время учёбы в техникуме была поездка в псковскую деревню Церковище для выгрузки льна. Огромную тракторную телегу, на невообразимую высоту, набитую снопами со льном и увязанную сверху длинным бревном, необходимо было в кратчайшее время в одиночку перебросать на конвейер льнозавода.
Я как-то раз без милостивейшего дозволения Ивановича, классного руководителя нашей группы, съездил на выходные домой и сразу же после этого уверенно занял почётное место в начало очереди на это увлекательное путешествие. Наш «классный папа» после ужина традиционно проводил разбор полётов, делал объявления о предстоящей на следующий каторжный день разнарядке.
- Церковище, выгрузка льна! Следом, как и следовало ожидать, под радостное ёрзанье товарищей, прозвучала моя фамилия. Мои добрые друзья, особенно те, кому уже пришлось есть этот нелёгкий хлеб, радостно скалясь, начали живописно стращать всеми прелестями этого задания.
Особый акцент они ставили на частичную потерю зрения, кашель и сильный зуд по всему телу от мерзкой льняной пыли и трухи, которая щедро осыпает твоё вспотевшее тельце полностью во время выгрузки, уверенно проникая во все дыхательные и слуховые отверстия и засыпая глаза.
Самым уязвимым местом при заготовке льна были запястья рук. Ладони защищали хлопчатобумажные перчатки, но при интенсивной работе рукава рубашки или куртки смещались вверх и все запястья были полностью исколоты льном. Эти крошечные язвочки сливались в одну большую постоянно саднящую и чешущуюся рану.
На следующий день я с раннего утра по злорадно предоставленной мне папой ориентировке возле колхозного правления нахожу жизненно важный для меня агрегат, душевно и безответно поздоровавшись с хмурым кучером чуда белорусского тракторостроения, энергично примащиваюсь рядом с ним в кабине. Совместный путь предстоит неблизкий, хорошо, если удастся вернуться обратно к ужину.
Этот трактор не имел места определённой парковки в деревне и постоянно ночевал в самых разных местах. Его хозяин в силу непонятных нам тогда причин безоговорочно считал механизм не колхозной, а своей личной собственностью и беззастенчиво использовал его по разнообразным корыстным потребностям.
Перевезти из одной точки в другую в любую пору года в деревне всегда было что, от сена до дровишек. Оплата труда перевозчика обычно производилась в самой жизненной в деревне жидкой валюте и очень часто тракторист вместе с очередным щедрым клиентом присаживался на пару минут выпить-закусить, что Бог послал, но тёплые посиделки иногда затягивались до самого утра. И, естественно, тревожно поблёскивавший стёклами кабины изрядно запылённый трактор терпеливо ожидал загулявшего хозяина каждый раз в новом месте.
В один из тёплых осенних вечеров нашим ребятам посчастливилось прикупить по случаю в местном сельповском магазинчике ящик дешёвого плодово-выгодного вина. Напиток был стремительно и радостно употреблён всем коллективом по назначению под немудрёную закусь и обычный серый вечер потихоньку начал расцвечиваться новыми яркими красками.
Куда дальше рвануть для продолжения праздника? Возникает бурно поддержанное всеми присутствующими предложение рвануть к девчонкам из нашего технаря, которые трудятся относительно недалеко от нас, в соседнюю деревню. Следующий серьёзный вопрос – на чём едем? Пешком далековато, больше десяти километров, автобус, который нас ежедневно развозит на работу и обратно, надёжно закрыт на ночь в колхозном гараже.
- А у нас ведь трактор вон стоит, тракторист видно снова бухает с хозяином соседского дома, раздаётся чей-то взбудораженный голос.
Самый авторитетный механик среди нас, Авдей, немедля отправляется выяснить, пригоден ли трактор для нашей благой цели.
Возвращается через пару минут и сообщает замершим в нетерпеливом ожидании товарищам:
- Кабина открыта, но нет ключа зажигания. Запустить движок можно и без ключа, хорошенько толкнув трактор. Нас много, толкнём дружно и вперёд к девчонкам, человек двенадцать поместится точно в кабину и на подвеску сзади.
Нас гораздо больше двенадцати, поэтому толпа сама собой делится на две почти равные части. Ребята поленивее и поосторожнее высказывают веские сомнения в на первый взгляд безукоризненном авдеевском плане, двигатель трактора без ключа завести нереально, да и трястись пару часов на его подвеске, с постоянным риском на многочисленных дорожных кочках упасть и сломать себе что-нибудь вместо спокойного отдыха на кровати как-то им совсем не улыбается.
Но у Авдея находится и достаточно активных сторонников, которые ради часика безобидного общения с девчонками готовы бежать куда угодно, выпучив глаза. Громко подстёгивая друг друга призывами к действию, пацаны дружно облепляют трактор и, руководимые Авдеем, уверенно занявшим место за рулём, отталкивают его подальше от дома, где отдыхает от трудов праведных тракторист.
Затем началось великое толкание Белоруса. Мы сидели дружной расслабленной толпой на лавочках у входа в наш клуб, дымили сигаретами и остроумно с громкими взрывами смеха комментировали ситуацию:
- Ещё полчаса такой вечерней эротической прогулки с трактором в обнимку и нашим пацанам точно пару месяцев никаких девчонок не понадобится!
- Нет, это картина Репина «Белорусские сухопутные бурлаки!»
- Наш Авдей в танковых войсках служил в армии, он свой танк каждый день так заводил!
Авдей гордо восседал на своём троне в кабине и отдавал подручным уверенные команды. Толкающие трактор плотно облепили его сзади и с боков и, поднимая густую деревенскую пыль ногами, пытались оживить упорно молчащий механизм.
Первые два раза они очень быстро и даже радостно, со смехом и прибаутками прокатили угрюмо притихший трактор из одного конца деревни в другой. Трактор весело подпрыгивал на многочисленных ямах и бугорках колхозной дороги, иногда при попытке включения скорости выпускал в вечерний деревенский воздух на радость не дающим ему покоя толкателям облачко вонючего синего дыма, но заводиться никак не желал.
Ребята задышали интенсивнее и громче, сквозь стиснутые от напряжения зубы начал с хрипом выдавливаться матерный лексикон, оживляя ситуацию.
Потом в уверенном поступательно-толкательном движении наших любвеобильных друзей возникла заминка. Они выбились из сил и, тяжело дыша, остановились на перекур и небольшое производственное совещание.
Все участвующие в толкании друзья начали без очереди, бесцеремонно перебивая друг друга, охотно давать Авдею самые ценные, на их взгляд, советы, какие нужно включать передачи и на какой именно скорости. Мы конечно тоже не могли остаться в стороне и принялись с громким ржанием комментировать ситуацию:
- Так Авдей же сегодня смутно надеется на взаимность и тренируется на железяке втыкать нежно и плавно! А Белорусу это, по-видимому, нравится, и он даже не дышит от волнения!
В конце концов, после неоднократных безуспешных попыток реанимировать упрямый механизм, полностью обессилевшие и окончательно протрезвевшие, обливающиеся потом донжуаны оставили свою затею с увлекательнейшей поездкой до лучших времён. Недовольно высказав Авдею все мысли, накопившееся за этот вечер, под наши издевательские комментарии и громкий хохот они, низко склонив головы и вяло огрызаясь, медленно и униженно разошлись спать.
И долго ещё эта история со многими вариациями повторялась, как только кто-то из ребят изъявлял желание пойти в гости к девчонкам, ему дружелюбно советовали:
- Да иди ты… к Авдею! Он тебя сейчас точно отвезёт куда хочешь!
Тракторист «Белоруса» ещё довольно молодой парень, но очень неразговорчивый, можно даже сказать угрюмый, он являет всем своим видом яркое подтверждение мудрости, что понедельник добрым не бывает, да и по его ароматнейшему прерывистому дыханию можно только догадываться о количестве и качестве напитков, выпитых им вчера.
Задумчиво покрутив взлохмаченной головой, в которой только торчащей во все стороны соломы не хватало, он неторопливо выезжает на трассу, я сижу рядом с ним и от монотонной медленной езды начинаю дремать. Длительное наше путешествие происходит в полнейшем молчании.
К обеду приезжаем на пункт назначения, деревенский льнозавод, тракторист останавливается на территории и приказывает мне найти бригадира, который должен сказать, под какой именно транспортёр нам вставать под разгрузку. Подхожу к работникам льнозавода.
- Здравствуйте, подскажите, где бригадир?
- Туда ушёл, мне равнодушно машут рукой, указывая направление изрядно запылённые льноработнички. Неторопливо бреду по лабиринту среди огромных скирд. Подхожу к следующей толпе.
- Где бригадир?
- Там, машут мне рукой очередные встречные.
Так я и совершаю неспешную обзорную экскурсию по славному льнозаводу в поисках неуловимого бригадира.
Завершив круг по территории, через полчаса подхожу к трактору. Телега уже совершенно пуста и мой молчаливый тракторист тщательно увязывает на неё длинное бревно, которым лён прижимался сверху.
- Где тебя носит, уже веселее кричит он мне.
- Ты же сам меня послал бригадира искать.
- И что, нашёл?
- Да нет, не нашёл. Обошёл весь завод, но он как сквозь землю провалился.
- Повезло тебе, им не хватало одной телеги, чтобы закончить скирду, и они сами нас разгрузили. Так что с тебя причитается, не пришлось тебе сегодня пыль глотать.
Я, довольный до предела, и не собираюсь спорить с ним, радостно соглашаюсь проставиться по этому поводу.
На выезде из деревни стоит небольшой продуктовый магазинчик. Ассортимент не балует нас разнообразием, и мы с трактористом останавливаем свой выбор на бутылке портвейна и паре плавленых сырков, я, как и обещал, щедро спонсирую нежданно возникшее праздничное мероприятие. Тракторист забирает из кабины скромный свёрток с едой, взятой им из дома, и мы присаживаемся на «голубом дунае», живописной полянке рядом с дорогой.
- Вон стоит берёза, с обратной стороны на сучке должен висеть стакан, сходи, принеси, уверенно руководит мой начальник транспортного цеха. И точно, к моему удивлению, граненый стакан на месте и призывно поблёскивает на солнце.
Умело открыв бутылку и наскоро протерев полой относительно чистой рубахи стакан, он щедро наливает мне до половины посуды портвешок, источающий неповторимый аромат и мгновенно выжимающий слюну в пересохший рот. После того, как я выпиваю, тракторист так же стремительно и хлебосольно наливает себе и отмахивается от моего робкого вопроса:
- Не боишься, если с гаишниками встретимся?
- Так их здесь и не бывает никогда, глухомань, потихоньку доедем, у нас же трактор, а не «Волга»!
Аргумент звучит чрезвычайно убедительно, особенно после хорошей дозы крепкого вина, совершенно не подкреплённого хорошей закуской, и мы продолжаем душевный банкет на лоне природы. Допив всё до капли, собираемся в путь.
- Стакан на место, уже гораздо жизнерадостнее командует мной тракторист и с тёплой улыбкой на лице и лёгким румянцем размышляет – может нам ещё одну взять с собой, дорога-то неблизкая...Сказано – сделано, без долгих раздумий уверенно берём ещё одну, аккуратно выезжаем на трассу и по ходу пьесы по очереди прикладываемся к желанному горлышку.
Неторопливо опорожнили и её, тракторист после этого начинает периодически клевать носом, совершенно засыпая на ходу, трактор сильно виляет по дороге, стремясь рухнуть в кювет, заросший густым ивняком, и я предлагаю моему уставшему водителю поменяться местами. Пусть он отдохнёт, а я пока порулю, тем более что гаишников на самом деле на дороге нет.
- Так у тебя же прав нет, аппетитно зевая во весь рот, вяло сопротивляется тракторист.
- Ну и что, что нет! Ездить то я могу!
Это очень серьёзный и сильный аргумент в данной ситуации, да и изрядно захмелевший водитель совершенно не расположен к спору, мы останавливаемся и меняемся местами. Тракторист устраивается поудобнее, сразу же засыпает и начинает громко похрапывать, а я задорно нажимаю педаль газа до отказа в пол.
Глаза нестерпимо слепит яркое осеннее солнце, мимо нас пролетают живописные деревенские пейзажи, по пустой дороге с громким рёвом летит «Белорус» с пустым прицепом, лицо приятно обдувает свежий ветерок, во мне искромётно плещется портвейн…
Через пару часов подъезжаю к клубу, в котором мы живём, и плавно снижаю скорость. Мне нужно как можно тише и незаметнее появиться на нашей базе, классному папе будет достаточно одного опытного взгляда, чтобы оценить моё не совсем трезвое для этого времени суток состояние.
А повторные поездки на льнозавод, которые Иванович для меня обязательно в этом случае устроит со всем пристрастием, могут быть уже далеко не столь удачны, как сегодняшняя.
Мой попутчик всё так же громко и увлечённо похрапывает, свернувшись калачиком в углу кабины. Думаю, следует остановиться возле клуба и самому идти по своим делам, пусть тракторист отдыхает, но вижу колхозный автобус, который привёз нашу зверски оголодавшую группу на ужин.
Он только что остановился, и из него неторопливо выгружаются изрядно подуставшие за день ребята. Между нами площадь, покрытая толстым слоем песка, и я решаю побыстрее подъехать к навесу, где мы по очереди готовим себе пищу, чтобы успеть выхватить себе тарелку с кашей без очереди. Мой пропитанный портвейном желудок уже сильно сводит от голода.
Я до отказа нажимаю педаль газа, трактор, оглушая всё вокруг своим диким рёвом, мчится прямо на ребят, только что вышедших из автобуса, они врассыпную с громким криком кидаются, кто куда, падают и давят друг друга.
Трактор, глубоко зарываясь колёсами в песок, опасно накренившись на повороте и высоко поднимая тучи пыли, резко останавливается возле бачков с едой. На площадь, как после сильной бури в пустыне, медленно опускается пыльное облако.
Выпрыгиваю из кабины, но с непривычки не могу удержаться на ногах и падаю на четвереньки, быстро поднимаюсь, сильно шатаясь из стороны в сторону, зигзагом бегу к нашему биваку за порцией еды. Всё это действие происходит на глазах онемевшего от изумления Ивановича.
Дежурные накладывают мне солидную порцию, и я быстро принимаюсь за ужин. Подтягиваются ребята и, отряхивая пыльную одежду, ругают меня, на чём свет стоит. Классный папа подбегает к трактору, заглядывает внутрь кабины и пытается растормошить крепко спящего начальника транспортного цеха. Тот с большим трудом медленно приходит в себя и, энергично дыша на папу ароматнейшим портвейновым перегаром, начинает тихо и бессвязно что-то лепетать.
Иванович всё сразу же понял, бросается ко мне и яростно посылает на мою голову громы и молнии. В моём желудке с утра кроме портвейна и закуски не было нормальной пищи, и я уверенно налегаю на ужин, совершенно не слушая обращённые ко мне упрёки и отчётливо понимая, что в моём сегодняшнем случае молчание - это точно золото.
На следующий день перед началом работ состоялся высший суд. Справедливый и беспощадный. Я, грустно понурив патлатую голову, стоял перед строем своих ухмыляющихся и тихонько с юмором комментировавших ситуацию злорадствующих товарищей и внимательно выслушивал длительную гневливую проповедь Ивановича. Основным моим проступком, после того как он перечислил на его взгляд менее значимые - угрозу жизни своих товарищей и моё пьянство, наш руководитель назвал то, что я посмел напоить тракториста.
Когда в его бурной и трагичной речи возникла долгожданная пауза, я поднял руку и глубокомысленно изрёк:
– Теперь дозвольте пару слов без протокола, чему нас учит, так сказать, семья и школа… Грянул дружный хохот.
Папа побагровел и рыча разогнал нас. Естественно, вся группа месяц после этого при каждом удобном случае спрашивала у меня, зачем всё-таки я напоил тракториста…