Развлечения

Михаил Богов
       В те прекрасные «застольные» времена деревенские люди в юношеском возрасте всеми правдами и неправдами стремились сбежать в город от беспросветной серости. И по осени городские жители от учебных заведений, фабрик и заводов, добрая половина из которых и были раньше жителями деревень, дружно ехали на месяц-другой поддерживать обезлюдевшую деревню в уборке более чем скромного урожая.
        Нас каждый год перед началом учёбы на пару месяцев посылали на полевые работы в колхоз. Никто этому не противился, хоть какое-то, да разнообразие. Работа, хотя и не самая лёгкая, зато на свежем воздухе всегда радует больше тоскливого штудирования учебников.
       В первый же день по приезду на лоно природы мы разместились в колхозном клубе. Вышли на улицу подышать воздухом и заметили неторопливо трусящую мимо нас лошадиную повозку, которой управлял живописный кучер в телогрейке и помятой шапке-ушанке, несмотря на довольно тёплую ещё погоду, который возлежал на ворохе соломы. Во рту у него торчала кривая самокрутка, дедок видимо уже успел разговеться, покачивался в такт многочисленным кочкам на дороге и весело пускал клубы махорочного дыма.
       - Эй, дед, у вас в деревне женщины есть? – громко крикнул ему Яша.
       Дед встрепенулся, резко натянул вожжи и остановил лошадку.
       - А тебе-то, малыш, женщины зачем? По мамкиной сиське соскучился?
       Яша был самым невысоким в нашей разношёрстной компании, очень комплексовал из-за этого и уже тогда умудрился в пору всеобщего дефицита приобрести себе где-то кроссовки на каблуках.
       Мы дружно расхохотались:
       - Ну что, Яша, как тебя дедок приложил?
       Яша недовольно рыкнул на нас и уже громче с вызовом крикнул деду:
       - Эй, темнота, ты слышал когда-нибудь про такого писателя - Экзюпери?
       - Чавой-то? – дедуля приложил руку к уху.
       - Эх ты, тундра! Этот писатель говорил, что мечта любого мужика – это луг, на котором пасутся лошади и бабы. Вот здесь у нас есть поле, - Яша указал рукой вправо на поросший кустами лужок вдоль извилистого ручейка.   
        - Кляча у тебя, вижу, тоже есть, хотя-бы одна. Осталось найти баб и пригнать их сюда. Выходишь на рассвете на крыльцо отлить, за лесом встаёт солнце, а перед тобой в утреннем тумане поле, на котором пасутся лошади и женщины! Красота!
       Дед резко крутнул головой, витиевато ругнулся и звонко хлопнул вожжами по спине лошади.
       Жили мы в глухомани, из деревенского населения только пенсионеры и перечень развлечений в свободное время после тяжёлой работы был скуден и ограничен. Дремота, чтение книг да прослушивание музыки из приёмников, вот и вся радость.
       Любимым жестоким развлечением некоторых наших товарищей во время короткого обеденного отдыха или поздно вечером были «велосипед» или «гитара». В пальцы рук или ног крепко спящего товарища его неугомонными друзьями аккуратно просовывались кусочки бумаги и тихонько поджигались.
       И тогда почувствовавший во сне резкую боль назначенный на экзекуцию бедолага очень интенсивно и столь же бестолково махал или ногами, как при езде на велосипеде, или руками, как будто играл на гитаре.
       Причём ребята не гнушались так жестоко шутить даже с самыми лучшими друзьями. В один из вечеров Игорь, услышав лёгкое похрапывание с соседней кровати, где беспечно отдыхал его лучший приятель Сёма, медленно встал, неторопливо воткнул ему между пальцами ног кусочки бумаги, поджёг и тихонько, стараясь не скрипнуть кроватной сеткой, улёгся обратно.
       Бумага в тот раз не отличалась большой сухостью, да и Гарик не экономил газетный материал, бумажные лохмотья широко торчали во все стороны между пальцев приговоренного к казни друга. Разгоралась она медленно и пространство около кровати потихоньку заволокло едким дымком. Сёма, внезапно проснувшийся от неприятного запаха, и пока совершенно не подозревавший о том, что это начинают потихоньку гореть его нижние конечности, покрутил головой по сторонам и громким шёпотом спросил Гарю, тихонько лежащего с закрытыми глазами и притворяющегося крепко спящим:
       - Гаря, ты спишь? Гаря, чем-то у нас пахнет?
       В ответ ему была тишина, прерываемая ритмичным скрипом панцирной кроватной сетки, дрожащей под пытающимся скрыть хохот Гарей.
       Семён ещё немного поворочался, пошевелил ногами, и бумага от этого движения разгорелась чуть получше, он снова пару раз шумно втянул воздух носом, потом толкнул кровать соседа рукой и уже немного громче прошептал:
       - Гаря, проснись, чем-то точно пахнет!
       В этот раз Гаря уже не смог удержать хохот, рвущийся наружу, но умело замаскировал его, то ли хрюкнул, то ли кашлянул и только кровать под ним всё быстрее и громче ритмично скрипела и раскачивалась от приступов смеха.
       Все ребята, не успевшие заснуть до начала экзекуции, с трудом сдерживая хохот, с нетерпением ждали скорой развязки этого слегка затянувшегося файер-шоу. Огонь же потихоньку дошёл до Сёминых пальцев и помещение клуба огласилось его мощным рёвом с элементами ненормативной лексики. Он принялся резво махать горящими ногами в воздухе и пытаться руками сбить пламя.
        Тут уже все ребята дружно захохотали и наперебой заорали во всю мочь:
        - Гаря, сволочь, просыпайся и признавайся наконец, у нас точно чем-то пахнет!

       Мне доставалось больше всего от нашего старосты, лежбище которого стояло спинка к спинке с моей кроватью. Молодой мой сон после нелёгкой работы на свежем воздухе был настолько неестественно крепок, что после втыкания между моими пальцами бумаги и её зажигания, я во сне махал горящими руками и ногами, но никогда при этом не просыпался.
       Проснувшись же, удивлённо осматривал ожоги, смотрел на невесть откуда появившиеся волдыри на пальцах, которые сильно саднили, не понимая, что происходит. Все пальцы на руках и ногах со временем покрылись язвами и причиняли сильный дискомфорт. Ребятам в конце концов надоели эти садистские шуточки, и они начали одёргивать нашего бывшего десантника.
       Мне об этом товарищи рассказали чуть позже, предложили и его в отместку поджечь ночью, пусть на своей шкуре испытает, каково это. Но один волдырь старосты за мои многочисленные ожоги был бы слабым утешением, и я начал, не спеша, обдумывать план справедливого возмездия за свою обожжённую кожу.
       Староста прошёл жёсткую экстремальную школу советских воздушно-десантных войск, к тому же от природы был велик и могуч, обладал сильнейшим ударом кулака, по мощности сравнимым с ударом кувалды и просто так на абордаж его взять было невозможно. Мы с приятелями после очередной пирушки как-то сделали попытку завалить его вдесятером, но он стремительно раскидал нас в разные стороны с необычайной лёгкостью.
       Движения самообороны были отработаны у него в армии до автоматизма и при малейшей угрозе без секундной паузы на обдумывание вперёд стремительно вылетали его огромные кулаки.
      В одно из весенних воскресений мы с приятелем Саней изнывали в родной общаге от безделья и голода, висели на подоконнике, высунувшись по пояс и нетерпением ожидали прибытия из дома друзей, отягощённых домашними гостинцами.
       Домашние продукты, в основном всякие закатки и тушёнки, частично откладывались до лучших времён, но львиная часть съедалась сразу же после доставки беззаботно и радостно в широком кругу.
       Мы увидели старосту с раскрасневшимся лицом, вразвалку неторопливо передвигавшегося к нашей берлоге после традиционной для него воскресной бани. Я предложил пошутить над ним, кому-нибудь спрятаться в шкаф и хорошенько напугать криком. Идею Саня поддержал и предложил мне, как более худому, и претворять её в жизнь.
       Я немедленно юркнул в шкаф нашего старосты, встал повыше на полку для обуви, прикрыл за собой дверцу и затаился. Раздались тяжёлые шаги, дверь в комнату распахнулась, вошёл староста и тяжело плюхнулся на кровать.
       - Что вы сидите в этом пыльном сарае, сходили бы в баню, попарились! Парок сегодня на зависть! Эх, пивка бы сейчас холодненького дёрнуть, да жалко денег нет…
       - Игорь, там тебе принесли сумку какую-то, в шкафу стоит.
      Я услышал приближающиеся шаги и набрал в свои лёгкие как можно больше воздуха. Распахивается дверца, я подаюсь вперёд, почти утыкаюсь в склонённую голову старосты и ору что есть дури изо всех сил.
     Не поднимая головы, от могучего торса Игоря вперёд стремительно в доли секунды вылетают три отработанные до автоматизма кувалды – правой рукой он бьёт меня под дых, левой в печень и снова правой, уже ловко поймав меня в падении, в челюсть.
      И только после этого он резко поднимает голову и пружинисто отскакивает от шкафа на пару шагов, по - прежнему держа руки наизготовку.
      У меня широко открыт рот от крика и в момент не самого приятного соприкосновения кулака старосты с челюстью прикусывается язык, хорошо, что только с краю. Искры ярко сыпятся у меня из глаз, я, как мешок трухи, выпадаю из своей засады и громко шлёпаюсь плашмя на пол, почти потеряв сознание от боли, пытаюсь хватать воздух широко открытым ртом и булькаю кровью. Раздаётся грохот, это Саня рухнул со стула и с гомерическим хохотом ползает по полу.
       После этого случая мы над старостой почему-то больше не рисковали шутить.
      
       Наступила последняя ночь в деревне, на следующий день поутру был назначен наш долгожданный отъезд из колхоза. Ребята вечером поскребли в карманах и позволили себе выпить немного винца за отъезд, долго и шумно бродили по помещению деревенского клуба, играли в карты, слушали постоянно прерываемые глушилками и помехами «вражьи голоса» из приёмников, «Голос Америки» из Вашингтона и «Би-Би-Си».
        - С вами Сева Новородцев, музыкальная служба «Би-Би-Си». Предлагаем к вашему вниманию последнюю композицию группы «Смоки», очень популярную сейчас на Тамбовщине, Смоленщине и Псковщине… Дальше с глухим потрескиванием лилась тихая прекрасная музыка.
      Наконец, уже за полночь, неторопливо улеглись по кроватям, продолжая негромко переговариваться и слушая приглушённую музыку.
      Подсказанную товарищами мысль отплатить око за око и поджечь конечности Игоря я после недолгих раздумий отмёл почти сразу, это было как-то немного мелковато для моего глобального выстраданного отмщения. Следовало придумать что-то новое, запоминающееся надолго. Нужно было побольнее ударить в самое уязвимое место старосты, в его высокомерность и заносчивость.
       - Да я в десантуре в такие передряги попадал, вам, сынки, и не снилось… - любил он цедить сквозь зубы, презрительно свысока посматривая на нас.       
       Предстоящая экзекуция должна была полностью смять его гордыню и самоуверенность. И тут меня осенило – надо объединить безжалостную месть с десантским армейским прошлым старосты и выставить на всеобщее посмешище сапоги - символ его службы в самых пафосных в то время войсках.
       Дембельские сапоги были его величайшей гордостью, с обточенными подошвами, набитым каблуком с подковами, разутюженными каким-то необычным зигзагом голенищами и со шнуровкой с внутренней стороны по всей длине сапога. Староста относился к сапогам не просто очень бережно, а прямо-таки трепетно, холил и лелеял их, каждый вечер они были тщательно очищены от грязи, вымыты, старательно отполированы до блеска и установлены на просушку.
       Варианта сапожной мести пришло мне в голову два – или налить ему в сапоги воды или связать сапоги друг с другом шнурками. Немного поразмыслив, остановился на втором варианте, потому что ночью по клубу постоянно шастали наши товарищи, отлить - покурить и могли ненароком наткнуться на сапоги и опрокинуть их, сведя на нет все мои усилия.    
      Свяжу-ка я сапоги намертво друг с другом, проснётся староста, сделает шаг вперёд, споткнётся, да и рухнет неожиданно на пол. К всеобщей, я очень надеюсь, и бурной радости.    
      Я решил, что наступила долгожданная пора отмщения, выждал, пока в помещении выключат свет, в полной темноте тихонько развернулся на кровати и потянулся за сапогами моего мучителя, которые он всегда на ночь ставил возле своего лежбища.
       Вдруг раздался резкий скрип, дужку кровати вместе с пучком волос моей объемной в то время шевелюры захватила широкая ладонь старосты, Игорь начал раскачивать мою кровать из стороны в сторону и громким шёпотом хрипеть с неистребимым брестским акцентом:
       - Мыша! Нэ спать! Мыша! Нэ спать!
       Я замер, затаил дыхание и, подождав, пока староста уляжется обратно, тихонько подтянул к себе его десантные сапоги. Медленно и очень осторожно, делая большие паузы и вслушиваясь в темноту, я принялся за расшнуровку. Полностью распустив шнурки и оставив небольшой запас, начал связывать сапоги между собой, стараясь как можно плотнее затянуть узлы. Закончил свою нелёгкую работу, как можно сильнее завязав шнурки на всю длину, очень бережно, затаив дыхание, стараясь не стукнуть ненароком подковами на подошвах, аккуратно поставил сапоги на прежнее место.
       Теперь самая главная задача, стоящая передо мной, была проснуться утром хоть на минуту раньше моего десантного мучителя, чтобы успеть увернуться от его жестокой мести, с которой он уж точно не будет в этот раз медлить, и побыстрее выскочить из помещения на улицу. А уж понять почти сразу же, кто же самый дерзкий так жестоко поступил с ним, староста смог бы без особого труда.
       Мне явно везло, рано утром кто-то из моих соседей начал громко скрипеть сеткой кровати, поворачиваясь в ней, и я проснулся. В утренних сумерках приподнялся, бросил взгляд на кровать ненавистного мучителя, тот ещё довольно похрапывал, отвернувшись к окну. Я стремительно одел штаны, натянул кроссовки, прихватил с собой свитерок и на цыпочках тихонько поспешил к выходу из клуба.
       Неожиданно и громко прозвенел будильник на тумбочке нашего классного руководителя. Вся наша группа ещё крепко спала, только староста с первым же его звуком энергично приподнялся, протирая глаза, сел на кровати, шумно зевнул во весь рот, с хрустом потянулся и спросонья хрипловато прокричал на весь клуб:
      - Группа, пааадъём!
       Помещение начало медленно наполняться зеванием, шорохом поворачивающихся в кроватях и мерзким скрипом панцирных сеток. Кто-то из ребят щелкнул выключателем и помещение залил тусклый жёлтый свет.
       Я от двери клуба с плохо скрываемой радостью затаив дыхание наблюдал, как пробуждающийся староста медленно, наклонив голову с ещё прикрытыми после сна глазами, словно задумавшись о чём-то очень для него важном, одел свои штаны, потом тельняшку, громко зевая, уверенным движением натянул один за одним сапоги, встал и попытался сделать широкий шаг вперёд.
       Неожиданно до предела натянулись плотно связанные шнурки между голенищами, он запнулся, широко взмахнул руками, словно птица при взлёте, сильно оттолкнулся от пола, высоко взлетел в воздух и с рёвом обрушил плашмя всё своё огромное много килограммовое тело на кровать худенького Макса, стоящую сразу же через проход от него.
       Кровать жалобно скрипнула от внезапной нагрузки и просела почти до пола под дополнительным весом. Не проснувшийся ещё окончательно и весь взъерошенный Макс, жёстко вдавленный в кровать, чрезвычайно напуганный таким неожиданным пробуждением от непонятно откуда рухнувшей на него туши, с криком резко приподнялся на кровати, машинально отмахнулся от старосты и не глядя от души сильно заехал ему кулаком в нос.
       Меня сложило от внезапного приступа хохота пополам, такого замечательного успеха от акта возмездия я никак не ожидал, поэтому громко и радостно на весь клуб заржал:
       - Произошло десантирование старосты! Прямо с кровати и на Макса!
       Ребята, только открывавшие глаза спросонья, не понимали, что происходит и крутили головами, пытаясь выяснить причину внезапно возникшего шума и грохота.
       Видимо немало обескураженный своими летательными способностями и таким неожиданным началом дня, староста от удара Макса навзничь рухнул с кровати, звонко стукнувшись затылком об пол и несколько раз в недоумении дернул связанными ногами в воздухе. Потом, рыча проклятия, с видимым усилием сорвал со своих ног один за одним так заботливо связанные мной с вечера сапоги, ухватился за подошву одного из них и с громкими яростными ругательствами, со свистом стремительно вращая намертво привязанный сапог над взъерошенной головой, принялся без разбору осыпать ударами сапога Макса и всех подвернувшихся под его горячую руку ребят, как японский самурай нунчаками, быстро перескакивая от кровати к кровати…
       Металлические кровати в нашем временном пристанище стояли бестолково и хаотично, как занесли их в помещение клуба при нашем заселении месяц назад, так они и оставались на всё время работ. Узкие проходы между нашими лежбищами были извилисты и непредсказуемы, как ходы в муравейнике.
        Группа в ужасе не глядя ломанулась во все стороны от этой сапожной мельницы, кто в трусах, кто в штанах и в одном ботинке, на ходу натягивая на себя одежду, ребята с криками и непонятно откуда появившейся прытью перепрыгивали, куда глаза глядят, через кровати и через своих пытающихся одеться ещё сонных товарищей, подальше от грозно свистящих над головой старосты дембельских сапогов, не разбирая дороги, сталкивались в узких проходах друг с другом и с грохотом и криком падали…
       В нашем колхозном ковчеге возник настоящий бедлам! В приступе нечеловеческой ярости рычал десантник, стремительно размахивающий любимыми сапогами над головой, уязвлённый и униженный до глубины души. Истошно и обиженно орали ребята, получив чувствительный удар сапогом по телу и пытаясь отбежать как можно дальше от угрозы.
       Классный папа, только что проснувшийся, с ровным кружком взъерошенных после сна светлых волосиков вокруг обширной блестящей лысины, в неровном утреннем свете от единственной лампочки под потолком, очень напоминающем издалека нимб, робко сидел на краешке кровати в трусах и майке, ссутулив спину. Он зябко крутил головой по сторонам, подслеповато щурился, суетливо протирал краешком своей майки очки и тоненьким дребезжащим голосом недоумённо вопрошал:
       - Что за шум? А что это происходит? А что сейчас случилось? Кто мне скажет…   
       Внятного ответа от избегающей внезапной утренней казни старосты, суматошно перебегающей с места на место группы Папа так и не дождался. 
      Половина ребят увлечённо занимались спасанием своей шкуры от рассвирепевшего десантника и его безостановочно грозно жужжащих в воздухе боевых сапогов, вторая же половина на расстоянии наблюдала за утренним представлением нашего Шапито и была готова в любой момент отбежать подальше от угрозы.
        Успех от моей мести превзошёл все самые смелые ожидания, я уже не мог смеяться, только стонал и всхлипывал от сильных спазмов. Староста вдруг увидел меня, в отличие от всей толпы одетого полностью и утирающего слёзы от смеха. Он мгновенно понял, кто устроил ему это бодренькое утреннее шоу и с громким криком рванул ко мне. Игорь, как чемпион мира по бегу с барьерами, энергично перепрыгивал через кровати и по ходу движения осыпал попадающихся ему на пути и не успевших увернуться товарищей щедрыми сапожными ударами.
       Я распахнул дверь клуба, выскочил на улицу и, не переставая громко смеяться, резво припустил прочь. Староста с рычанием гнался за мной до первой лужи, с криком вращая над головой своим сверхмощным боевым оружием, только промочив ноги, он остановился, с минуту постоял на месте, потом медленно развернулся и, громко похлопывая себя по ноге привязанным сапогом, разочарованно вернулся в клуб.
       Ребята уже успели перевести дух и одеться, они набросились на нашего разъяренного десантника с упрёками. Тот, всё ещё бормоча себе под нос проклятия, уселся на кровать и принялся за нелёгкое дело по развязыванию шнурков на сапогах. Завязаны они были на совесть, к тому же он затянул узлы дополнительно, размахивая сапогом над головой.
        На эту выматывающую душу процедуру староста потратил больше часа, призывая на мою голову все возможные беды и живописуя, что он со мной сделает, когда я наконец-то попадусь ему в мозолистые руки. Я со счастливой улыбкой наблюдал за его мучениями издалека и только повторял:
       – Ну что, вспомнил десантирование? Это моя месть за все твои шутки!

       Год назад знакомые ребята трудились в колхозе на уборке картошки. Осень была холодная, дождливая и мерзкая, работать приходилось вместе с угрюмыми колхозными людьми по уши в грязи. После обеда всё окончательно раскисало, работа превращалась в настоящее мучение, вдоль поля с большим трудом разжигались костры, куда щедро засыпалась часть только что выкопанного урожая, по кругу шла шапка и самый быстроногий гонец направлялся в ближайшую деревню за сосудорасширяющим сугревом местного разлива.
       В земле оставалось много металла с военных времён, всяческие снарядные осколки и гильзы попадались почти на каждом шагу. Парень нашёл алюминиевую армейскую фляжку, невероятно сплющенную и изогнутую, но без дырок и с совершенно не пострадавшей крышкой. Повертел её в руках и отбросил в сторону, под ноги товарищу. Тот поднял раритет, осмотрел и сделал вывод – она совершенно целая, только нужно выпрямить её до первоначального состояния.
       - А как ты её здесь в поле выпрямишь? На коленку положишь и кулаком постучишь?
       - Нужно просто налить в неё немного воды и положить в костёр. Вода закипит и вытянет металл, нужно только вовремя посудину достать из огня, а то разорвёт паром.
       Находчивый парень разгрёб угли, налил во фляжку воды, засунул её между запекающимися картофелинами и засыпал костёр обратно. Сел рядом и принялся наблюдать за процессом.
       В это время по полю пронёсся шумок:
       - Гонец! Гонец прибыл!
       Все мужики, принимавшие участие в сборе средств на благородное дело, в том числе и наш специалист по приданию металлическим ёмкостям первоначальных форм, с энтузиазмом рванули на этот призыв в близлежащие кусты. К костру тем временем подошла немолодая колхозница, присела на брёвнышко и протянула озябшие руки к огню.
       Уютно расположившаяся в кустиках компания принялась неторопливо дегустировать молодой деревенский вискарь, закусывая печёной картошкой. Несмотря на непролазную грязь и непрерывно моросящий мелкий отвратительный дождик, всем сразу же стало радостно и весело, дружно закурили и принялись громко травить байки.
       Внезапно раздался громкий взрыв. Далеко в стороны разлетелись дымящиеся головешки от очага и обугленная картошка. От костра осталась только тёмное выгоревшее парящее пятно. На землю медленно опускалось серое облако из золы от костра.
       Женщина, гревшаяся около костра, медленно повернулась к выпивающей компании, всё так же протягивая перед собой руки. Вся одежда на ней и лицо были совершенно чёрными, в саже от углей, только глаза были белыми и круглыми от пережитого только что ужаса.