Счастье сестры

Лауреаты Клуба Слава Фонда
Лауреаты Клуба Слава Фонда

АЛЕКСАНДР САПШУРИК - http://www.proza.ru/avtor/sapshurik - ПЯТОЕ МЕСТО В 10-М НОМЕРНОМ КОНКУРСЕ КЛУБА СЛАВА ФОНДА

                «Неожиданное, как огонь в ночи,
                Ослепительное и тревожное.
                А бывает и с привкусом горечи
                Это чувство – простое и сложное».
 
               
    – Что ты, Танюша, как в воду опущенная ходишь? – спросил Фёдор, с нежностью глядя на грустную и молчаливую сестру. – Может Толик обижает? Так ты скажи, я с ним разберусь. – непроизвольно сжал он свои огромные кулаки.
    – Да он сам себя обижает: пьёт уже который день, – печально отвечала Татьяна. Судя по интонации, просто проинформировала. Говорить так безучастно о своём муже было совсем не хорошо.
    – Изменился он в последнее время. Все дела забросил. Вник в водку. Жаль, Пётр Фомич рано умер, тот быстро бы его приструнил, – рассуждал Фёдор.
    Сестра, конечно, знала причину своего настроения, но говорить не хотела. Сверкнула на брата зелёными глазищами и пошла во двор кормить скотину, давая понять, что разговор закончен. Вот слабая с виду женщина, с тихим голосом и мягким характером, но есть в ней внутренняя сила. Или это просто её мудрость? Ведь хорошо знает её Фёдор. Только, как родную сестру. Как женщину только понять не может.
    Зря приходил сегодня к ним. Толик ещё валяется после вчерашнего. А судя по словам сестры и позавчерашнего. И сестра неразговорчива. Хорошо, что хоть живёт он недалеко – всего через два двора от них. И время ему позволяет пока тратить его так легкомысленно. Весна не разошлась ещё как следует, и работы в поле немного. Да и выходной сегодня. Немного расстроенный, он вернулся в свой дом. Жена заканчивала кормить детей и прибиралась на кухне.
    – Быстро ты обернулся. Что там у Татьяны с Анатолием? – спросила она, как только Фёдор появился на пороге. Тоже не терпелось ей видно узнать про них. Переживала за родню.
    – Потому и быстро, что Толик ещё спит. Соседка сказала, что всю ночь гармонь была слышна. Колобродил, чёрт кучерявый. И Татьяна опять не в настроении. Неразговорчивая такая. Ты не знаешь, что с ней происходит в последнее время? Может, какие женские секреты мне хоть раз выдашь? – улыбнулся он своей добродушной улыбкой усатого великана, доставая из кармана пачку папирос.
    – Какие вы, мужики, непонятливые, – укорила его Валя. – Или не замечаете вокруг себя ничего, или просто не помните.
    – Да ладно, других дел у нас нет, что ли, – продолжал шутить Фёдор, засунув папиросы обратно в карман и прижимая своей лапищей жену.
    Оба крупные и светловолосые, они больше походили на брата и сестру, чем на супругов. В отличие от них, Татьяна была тёмненькая и какой-то, совсем другой породы. Лицом и вовсе не походила на брата. Вот у них с Валюшей – лица широкие, с полными мягкими губами. Носы крупные, курносые, с виду как будто тоже мягкие.
     Мать Фёдора часто говорила, что если супруги похожи друг на друга, то это – хорошо и даже правильно. А вот брат с сестрой – необязательно чтобы были похожи. Так на самом деле и было. Сестра маленькая ростом и тоненькая такая. А черты лица правильные, жёсткие. Но, несмотря на внешнюю непохожесть, Фёдор очень любил сестру.
    – Юра Фролов на днях освобождается, вот и переживает Танюша. Пять лет от звонка до звонка – это тебе не шутки. Не слышал разве? Вся деревня обсуждает.
    – Так он в деревню решил вернуться? После того, что с ним тут сотворили...
    – А что тогда люди могли сделать? Против директора совхоза, да ещё Героя Труда, никто не хотел выступать.
    – Да, Пётр Фомич умел давить… На всех, даже на прокурора. Знаешь, я до сих пор чувствую себя гадко, думая об этом. Не знаю, как в глаза Юрке буду смотреть.
    – Тогда представь, что чувствует Татьяна. Выйти замуж за того, чей отец упёк твоего парня в тюрьму. Причём, ни за что. И все это знали. Понимали, что директор с участковым его подставили. Кто бы пустую бутылку от ворованного коньяка стал держать у себя в сарае? А у него нашли.
    Воскресное настроение Фёдора улетучилось, словно вслед за скрывшимся за тучку солнцем. Такая беда случилась у них пять лет назад! Трагедия в пределах одной деревни. Большая любовь у его сестры с Юрой была! Уже пожениться собирались. Хороший он парень. Вместе с Фёдором учился. Таня была на три года младше. Все в одну школу ходили. Ребят и в армию разом забрали. Только Фёдора в воздушно-десантные войска, а Юру в пехоту взяли. Они и из армии разом пришли. Совместную встречу праздновали. Как раз тогда и познакомились поближе его сестра и друг. А через два года, когда Танюшка уже совсем выросла, любовь у них получилась. Хотя, может и раньше... Просто говорить ему не хотели. Юра хоть и другом был, но за слишком тёплую связь с сестрой Фёдора мог и получить от её большого братишки.
     Татьяна тогда ещё и Толику стала нравиться. Директорскому сынку. Пётр Фомич этот выбор одобрял. В совхозе всё с его позволения и одобрения делалось. Даже в личные дела подчинённых мог спокойно влезть. А в своей семье так вообще всем руководил. Жена у него была тихая и послушная. Не видно и не слышно её было в деревне. Зато когда сам гулял, приезжая порой с хорошими новостями из района, всё село было в курсе.
    В тот год в совхозе строительная бригада работала. Издалека были ребята. Южные темпераментные парни. Обманул их тогда Пётр Фомич. Поговаривали, что или меньше заплатил им за построенный коровник или вовсе не рассчитал, придравшись к качеству. А по бумагам – вроде как расплатился сполна. Похоже, именно они ограбили тогда ночью сельповский магазин. Говорят, денег в магазине не было и в основном натурой тогда взяли. В том числе и тот злополучный ящик дорогого коньяка. Во всяком случае, они как-то слишком быстро уехали на машине к себе на родину. Пётр Фомич смекнул тогда, что может случиться, если на истинных воров указать. На следствии мог всплыть факт, который подтолкнул мстительных детей гор на их отчаянный поступок. Они же молчать не будут. Да и местные могут многое припомнить своему директору. В те времена было принято устраивать суды в населённых пунктах, где произошло преступление.
    Герой труда больше всего позора боялся. Вот и решил сразу двух зайцев валить: своего позора избежать и соперника сына убрать... Он Юру не только соперником сына посчитал, но и своим недругом. Поднял на ноги всю свою команду. Победили они тогда сообща настоящую правду. А когда внезапно умер, унёс остатки этой правды в могилу.
    – А почему ты себя к виноватым причисляешь? – внимательно всматривалась Валя в лицо мужа.
    Под её вот таким взглядом Фёдор всегда чувствовал себя неспокойно. У него в подобных случаях даже язык заплетался. Нет, говорить правду он мог свободно, но при любой попытке врать, язык становился будто заколдованным. Цеплялся за зубы, губы и даже, кажется, за усы.
    – Не верил я тогда, что Юра мог это сделать. Видел незадолго до ограбления его совсем в другом месте. Но на суде свои доводы не озвучил. Всё-таки до конца не был уверен. Хотя сомнения высказать имел право. Следствие ещё шло, а Толик уже стал Татьяне знаки внимания выказывать. Вроде как формально ей сочувствовал, но я же видел, к чему всё это. А Пётр Фомич догадался, что я это понимаю. Намекнул однажды, что можем породниться скоро. И хочет он своего будущего родственника поддержать. Тогда на наш совхоз единственный автомобиль «Волга» выделили. И вот, вроде желает он меня поощрить. Как лучшего механизатора. Раньше такие призы никогда до нашей деревни не доходили. Всё наверх шло. В район, как минимум. Я очень хотел машину, ты же знаешь. Вот, и промолчал на суде... Как трус и жадина.
    – Ты один, что ли промолчал тогда?
    – Да, но я один промолчал именно за награду, – опустил голову Фёдор.
    – Если парень и вправду невиновен, получается, что ловкачи они невероятные. Юра на суде говорил, что увидел на своём крыльце пустую бутылку от дорогого коньяка. Повертел её в руках и выбросил в кусты, за забор. А они подобрали бутылку с его отпечатками и в сарай ему подложили.
    – После этого и разбираться никто не стал. Хищение в особо крупных размерах предъявили, и в тюрьму на пять лет упекли. Я только сестру свою не понимаю. Она что, не видела всей мутности этой истории. Через полгода уже замуж на Толика пошла. Он тогда, конечно, первым женихом в деревне был. Сын богатых родителей, одно слово. Не думаю, что по любви шла. А со мной даже поговорить не захотела. Всегда скрытная была. Не только мне, но и родителям ни слова. Только матери призналась, что ненавидит Юрку теперь. За то, что любовь ихнюю на коньяк променял. Отец тогда тоже подарки от свата принял. Медаль от совхоза получил, ну и премии были. Он тогда тоже поступок Юрки осудил, а свадьбу дочери одобрил.
    – Ладно, поговорю с ней при случае, – жена сменила взгляд на свой обычный, ласковый. Снова стала любящей женой, а не экспертом по вранью.
    В понедельник в совхозных мастерских было жарко. Шла подготовка техники к весенним полевым работам. От качества ремонта зависела будущая зарплата механизаторов. Болтать было некогда. Но, несмотря на занятость, в мастерской слышалось порой обсуждение новостей. Выходной день всегда порождал интересные события в деревне. Это потом, когда начнётся сев, все разговоры закрутятся вокруг плана, поломок техники и сэкономленном топливе. Да и выходных не будет до конца сева.
    В обеденный перерыв к Фёдору подошёл Семён, бывший одноклассник его и Юры. Оглянувшись, потянул за рукав в коридор для секретного разговора.
    – Слышал я, что сегодня Юрка возвращается из зоны, – в голосе Семёна слышалась озабоченность.
    – Уже сегодня? – отозвался Фёдор. – А я слышал, что завтра должен приехать. Ну, это не важно.
    – Именно что важно, Федя. Может разборка начаться. Ты пойми, в этой ситуации твоя сестра тоже находится под ударом. Юрка может попытаться отомстить всем, кто подставил его тогда. Ходят слухи, что Толик команду собирает, чтобы его кулаками встретить. А может, чем-нибудь потвёрже или поострее. Теперь же батька за него не вступится, как раньше. Только вот деньги его ещё могут вступиться. Не всё же Толик успел пропить, что батька наворовал. Вот и наймёт за деньги каких-нибудь малолетних отморозков.
Фёдор молчал, обдумывая ситуацию. Представил, чтобы делал сам, если бы у него отобрали не только невесту, но и пять лет жизни. По-всякому выходило, что опасения Семёна справедливы.
    – Есть, Семён, в твоих словах сермяга, – задумчиво протянул он слова, а потом уже и руку, чтобы поблагодарить рукопожатием мудрого друга. – Спасибо, я приму меры.
    – Ты только не принимай их слишком увесисто, – постарался смягчить ситуацию Семён, с опаской поглядывая на широкие плечи и литую грудь Фёдора.
    – Ты прав, друг. Тут надо бы по уму всё решить. Пойду у Михалыча пораньше отпрошусь. Как бы чего не случилось, пока мы тут железки крутим.
    Прямо с работы Фёдор зашёл к сестре. Толик продолжал пьянствовать. В этот раз они с каким-то мужиком пили водку на кухне их большого, доставшегося от отца дома. Татьяны видно не было. Фёдор немного постоял перед дверью, прислушиваясь к разговору. Собутыльником Толика оказался Василий, сын местной врачихи. Именно она выписывала Толику многочисленные бюллетени в качестве оправданий его пьяных прогулов. Эта заведующая сельской амбулаторией была прикормлена ещё Петром Фомичом. Долго пользовался он её услугами и особым расположением, пока не сгорел на работе. Вот и оставались у Толика от неё льготы в виде больничных, позволяющие совмещать его обязанности завскладом с охотой на зелёного змия. Василий тоже пользовался уважением, но уже у Толика. Тот частенько делился с ним своими «лекарствами». Впрочем, Василий отрабатывал угощение: бегал за водкой в магазин, зажав в ладони заветный трояк, выделенный благодетелем.
    Никаких разговоров, касающихся Юры, у собутыльников не было, и Фёдор уже не таясь зашёл в их распивочную. Василий проворно вскочил, как будто освобождая место для почётного гостя. На самом деле, просто боялся Фёдора. Тот его откровенно недолюбливал. Часто выпроваживал вполне бесцеремонно, а пару раз делал это и совсем невежливо. Бутылка водки, стоящая на столе, была недопита и магнитом держала Василия возле себя. Но по виду обоих мужчин он догадался, что назревает между ними непростой разговор, и под горячую руку одного из них ему попадать не хотелось.
    – Я потом зайду, договорим насчёт рыбалки, – пробормотал он, не отрывая взгляда от бутылки. Шуряки остались наедине.
    – Всё пьёшь? – задал Фёдор для начала разговора самый простой вопрос, не спеша присаживаясь на табурет. Его вес всегда требовал осторожного обращения с мебелью.
    – Я выпил четыре года назад, когда женился на твоей сестре. А теперь всё время только опохмеляюсь,– сходу начал дерзить шурин.
    Это было необычно для него. Ведь всегда уважал Фёдора. Хотя некоторые считали, что просто боялся.
    – Не понимаю я, зачем вы тогда живёте вместе? Даже детей не завели. А уж любви между вами, похоже, никогда и не было.
    – Не желаешь успокоить нервы? – перебил Толик, налив в свой стакан водки и целясь в другой. – Нет? Тогда я сам.
    – Так ты ответишь мне или подождать, пока протрезвеешь?
    – Жди. Правда, долго ждать придётся. Но ты же у нас терпеливый, – хихикнул Толик, опрокидывая голову и ловя содержимое стакана улыбающимся ртом.
    – Я могу здорово ускорить процесс, – разозлился Фёдор. – На дворе ещё снегу много. Не весь растаял.
    Толик сравнил комфорт, который испытывал сейчас и который был однажды в снегу, после встречи с мощными руками Фёдора. Сделал вывод и заговорил уже уважительнее.
    – Ладно, не кипятись. Договор когда-то у нас был. Вернее, не у нас, а у твоей сестры с моим отцом. Обещала она замуж за меня пойти, если Юрке всего год дадут. Только обманул он её. Потом, после суда быструю амнистию обещал. И снова обманул. Видно, наколдовала она в отместку. Поэтому и умер так быстро, – подвёл итог, пьянеющий Толик. – Но это уже не мои грехи. А мне она жена. И точка. И никому её не отдам.
    Дальнейший разговор становился бессмысленным. Зато Фёдор узнал главное – тайну сестры. Что же касается предупреждения Семёна, так Толик, похоже, вообще не знал о прибытии Юры в деревню. Да и в таком состоянии он вряд ли скоро выйдет из дома. Максимум, позвонит Василию и вызовет его к себе. Телефоны в домах у бывшего директора совхоза и начальницы медучреждения делали мужиков удобными собутыльниками. Скорее всего, они продолжат возлияние. Так, что опасаться было нечего. И он спокойно пошёл домой.
    Дома Валентина с тревогой сообщила о возможном скором отёле их коровы. Это могло произойти даже сегодня. Наверное, нужно будет ночью дежурить, почаще заглядывая в хлев. Животное вело себя беспокойно, так что Фёдору даже не удалось заснуть. А потом уже и расхотелось. Выходил несколько раз на улицу. Курил «Беломор», размышлял о Татьяне. Она согласилась выйти замуж за нелюбимого, чтобы попытаться спасти своего возлюбленного от длительного срока. Почему же тогда так искренне говорила матери, что ненавидела его всей душой?
    Думая так, он невольно посматривал на дом, где вот уже четыре года совсем непонятной для него жизнью, жила сестра. Деревня ещё спала, в домах было темно. Вдруг в Таниной комнате вспыхнул свет. «Надеюсь, это не Толик геройствует?» – забеспокоился Фёдор. Кажется, они давно уже спят в разных комнатах. И всё-таки, мало ли что взбредёт пьяному в голову. В тишине было слышно, как негромко стукнула калитка, и женщина небольшого роста, в которой узнавалась Таня, быстро зашагала по улице.
    Несмотря на вес, Фёдор мягкой походкой бывшего разведчика, бесшумно последовал за ней. Ночь была тёплой и остатки снега уже не хрустели под ногами. Яркая луна позволяла увидеть одежду, в которую была Татьяна. Давно она так красиво не одевалась. Пройдя почти на другой конец деревни, она свернула к дому матери Юрия. «Как хорошо, что тётя Люба дождалась сына», – подумал Фёдор, огибая их двор со стороны огорода. Во дворе, при свете зажжённого фонаря он увидел, как из дома тихонько вышел мужчина. Он выглядел слишком худым и был в какой-то старенькой мятой рубашке. На висках серебрилась седина. Татьяна подошла и медленно положила свою красивую голову ему на грудь. Потом взяла его руки в свои и стала их целовать. Она выглядела счастливой, хотя слёзы блестели в её прекрасных глазах. В глазах, которые так долго были пустыми и печальными от сухих ветров её девичьих грёз, а потом и хрупких женских надежд.