Зинаида Бецкая сидела у большого зеркала, улыбнулась своему отражению.
-Вот и все…
Из зазеркалья на неё устало смотрела грузная немолодая женщина. Волосы тронула седина, лицо, морщинки и полнота. Отражение блеклое, лишённое нежных красок юности подавляло безнадежностью. А ведь ей ещё не было и сорока. Взгляд потухший, равнодушно следил за её медленными осторожными движениями. Женщина усталым жестом отмахнулась от отражения и от тяжелых мыслей, попыталась утешиться:
-Зато я родила четверых детей. Правда, двое умерли ещё маленькими, но старший уже офицер, служит на Кавказе и дочка красавица, уже замужем. Скоро и внуки пойдут, а на душе так пусто, так холодно. Так не хочется признавать, что все. Больше не нужна, не интересна. Не хочется превращаться в рухлядь, перебирать воспоминания.
В это время в комнату вошла служаночка. Она поставила цветы в вазу, живописно потянулась, поправила тяжелую портьеру. Яркое солнце хлынуло через окно, ослепило девушку. Она наморщила курносый носик, принялась жмуриться, отворачиваться от золотых лучей. Хозяйка любовалась ее цветущей молодостью, вздохнула горько, проронила совсем грустно:
-Оставь Груня, мне лучше без света.
-Ой, Зинаида Семёновна, – ласково улыбнулась девушка, – рано вам ещё в темноте сидеть.
-Да я уже и бабушкой вот-вот стану, – сокрушалась Зинаида, – у старшего сына уже жена на сносях.
-Глупости, - звонко рассмеялась Груня, – какая же вы бабушка. Вы слишком красивы.
Лесть подействовала и женщина грустно улыбнулась:
-Лгунья.
-И вовсе я не лгу, – запротестовала девушка, – я же вижу, как другие бабушки выглядят.
-Другие бабушки… – со вздохом повторила хозяйка, – бабушки…
-Да мне все подружки завидуют, что я служу у такой красавицы.
-Красавица на зависть крепостным.
-А как на вас муж смотрит? – спохватилась Груня, – он так вас любит.
-Муж, – грустила женщина, – его вечно нет. Он вечно занят. Дела, дела. Я в них ничего не понимаю.
-Ваш супруг благоразумный, – продолжала девушка, – другие офицеры вон в заговорах участвовали. Теперь в Сибири.
-Да-а, он молодец, сразу понял, чем все кончится. Ещё осенью говорил мне, что Муравьевы плохо кончат. Предупреждал, что без виселицы не обойдется.
-А то пришлось бы вам как другим женам в Сибирь за мужем ехать.
-Я бы не поехала, – заявила Бецкая и задумалась, – а может быть…
Она подперла тяжелую голову, снова взглянула в зеркало, но на этот раз без неприязни.
-«Глупая крестьянка права, – подумала Зинаида, – я все ещё хороша. Жаль, только время мое вышло. Может будут когда-нибудь времена, когда женский век не будет кончаться так быстро. Вон какая я ещё свежая да здоровая. Не расплылась, не раскисла как квашня, даже талию удалось сохранить. Это очень хорошо подчеркивают модные широченные юбки колоколом и белоснежный кружевной воротник, красиво оттеняет благородную бледность лица, красивую высокую прическу. Темные сапфиры в тяжелых длинных серьгах гармонируют с синими, все ещё яркими глазами».
Бецкая решительно надела свою новенькую шляпку, скомандовала:
-Груня, бери зонтик, идем прогуляемся по бульвару.
Девушка обрадовалась, просияла, воодушевленно, буквально пропела:
-Сею минуточку, - и весело побежала исполнять.
Хозяйка отметила, какой удачный бледно-желтый ситчик пошел на платьице служанки, косички-ленточки, ее скромный вид отлично сочетается с благородно-синим шелком господского платья.
Чинно прогуливаясь вдоль пятнистой от солнечных зайчиков аллее, Зинаида снова заскучала:
-Ничего не происходит в моей жизни.
Она закрывалась от назойливых солнечных лучей, веселенькой тканью зонтика, вышагивала опустив голову, смотрела себе под ноги, на окрестности внимания не обращала, только заметила, что как-то поредела тень деревьев, обрамлявших алею, словно кто-то варварски обрезал все зеленые нижние ветви. И звуки рядом стали резкими, неприятными. Птицам кто-то словно скомандовал заткнуться. Нет, ни свиста, ни щебета. Резкий звук, то ли хлопок, то ли выстрел испугал женщину. Она поспешно остановилась замерла.
Что-то случилось, произошло, словно злой волшебник хлопнул в ладоши. Дорогой темно-синий шелк широкой юбки разом исчез. Зинаида в ужасе взирала на свои ноги в странных светлых, словно подштанники, брюках, уродливых полосатых туфлях. Зонтик пропал, она сжимала пустоту. На голове не было шляпы, и прическа была странная. Волосы то ли сострижены коротко, то ли уродливо выщипаны. Вместо белоснежных кружев что-то наподобие крестьянской рубахи ядовито-желтого цвета со страшной лохматой рожей намалеванной на груди. Не было и красивых сережек. Княгиня Бецкая готова была закричать от ужаса. Она беспомощно оглянулась на Груню. Та тоже неузнаваемо изменилась. Жиденькие волосы распущены по плечам, словно в бане.
Штанишки совсем коротенькие, только-только попу прикрывают, цвета странного линяло-голубого. Над ними рубаха вовсе неприличная с какими-то надписями, но не по-русски, ни по-французски, а на странном языке латинским шрифтом. Похоже, на английский, но какой-то грубый, хамский. Княгиня пораженно округляла глаза. Она не успела и звука издать, Зинаиду и ее служанку едва не сбили с ног. Они шарахнулись в разные стороны, а мимо с веселыми воплями пронеслась стайка велосипедистов. Княгиня уже видела как-то это ставшее модным европейское развлечение, но у этих странных велосипедов были маленькие колеса. Всадники низко наклонившись вперед, к низкому рулю задирали зады, торопились, крутили педали, никакого достоинства и солидности. Пролетели, промчались человек шесть, не остановились, не поприветствовали, шапки не поснимали, да и не было у них ничего на головах - ни шапок, ни шляп. Выглядели все примерно, как Груня. То ли мальчики, то ли девочки.
Только собралась Зинаида идти дальше, как снова услышала окрик:
-Эй, отойди!
Следом за велосипедистами ринулись и вовсе странные ребята. А точнее (судя по длинным волосам, разбросанным по спинам и плечам) девушки. Одежды на них было очень мало, зато ноги обуты в громадные сапоги с колесами. Княгиня глазам своим не верила. Странные незнакомки легко катились вперед без посторонней помощи.
Они уже проскользили мимо, словно зимой на коньках по льду, а женщина все не могла приди в себя. Груня остановила мальчишку, пробегавшего следом за конькобежцами, потянула его за руку:
-Стой!
Тот остановился, но выпалил что-то прозвучавшее гадко и не по-русски.
-«Как он необычно бранится», – подумала Бецкая.
Остальные его слова были понятными, но еще более странными.
-Где это мы? – торопливо спросила девушка.
-Как это где? – возмутился мальчишка, – дома, в Москве, конечно.
-А какой сегодня день?
-Среда.
-Нет. Число какое? – продолжала расспросы Груня.
-Ну, ты совсем, – покрутил у виска указательным пальцем пацан, – во допилась, забыла где ты и когда, или это травка такая забористая? А может чего покрепче травки? Осторожнее надо с наркотой, – заявил он наставительно.
-Число! – повторила девушка.
-Ладно, – сжалился пацан, – пятое июля.
-Год?
-2017 разумеется.
-Какой?! – ужаснулись, не поверили хозяйка и крестьянка, – повтори!
Он снова повертел у веска, произнес тщательно выговаривая слова:
-Двадцать первый век, семнадцатый год.
Мальчишка вырвал руку у обалдевшей девушки и побежал по своим делам, а гостьи из давнего прошлого замерли, ошарашенные его словами.
-Эй, тетя посторонись! – услышала княгиня, она совсем растерялась, начала озираться и ей стало ещё хуже.
-У меня нет племянников, – пробормотала Зинаида.
Ее окликал молодой парень весь в чёрном, словно монах: чёрные штаны, чёрная рубаха без рукавов, чёрная обувь, но главное он стоял и катился на массивных колесах без руля, сидения и посторонней помощи. Колеса крутились по земле, парень спокойно стоял и даже не балансировал при движении. Женщине показалось, что она сошла с ума.
-При чем тут твои племянники? – возмутился парень, – уйди с дороги.
-А что это у тебя? - принялась расспрашивать Груня, – а как оно двигается?
В ответе незнакомца не было ни одного знакомого слова, но девушка сделала вид, что поняла.
-А почему ты не падаешь? – все-таки решилась спросить она.
-Ну ты серость, – фыркнул парень и опять заговорил непонятно.
А княгиня слушала и чувствовала, что готова сползти вниз, упасть в обморок, но она держалась из последних сил, стояла серьезная, сосредоточенная. Парень с колесами взглянул на нее презрительно, как на древнюю, очень древнюю рухлядь, бросил поморщившись:
-Да ты тетя совсем плохая, уйди с дороги.
Реакции он дожидаться не стал, легко вильнул в сторону, обогнул женщину, будто преграду. Она смотрела во все глаза, как он сдвинул на нос очки. Тоже удивительные: с тёмными прямоугольными стеклами. И не стеклами вовсе а чем-то матовым, почти не прозрачным и покатил дальше, как ни в чём не бывало. Он не даже не простился. Здесь вообще не здоровались и не прощались. Так княгиня и поняла. Если это будущее, значит первый признак наступившего будущего - отказ от вежливости. Если это будущее. Не нравилось Зинаиде такое будущее.
-«Может есть какое-нибудь другое?» – с напрасной надеждой подумала женщина.
А болтливая Груня рассуждала вслух:
-Какой-какой он сказал год? Што уже двести лет прошло, а мы и не заметили. Вот это да. Двадцать первый век. Ничего себе. Здесь похоже нет господ, – радовалась девушка.
-Врядтли, – не поддержала ее знавшая историю княгиня, – господа есть всегда, только одни сменяют других. В двадцать первом веке, судя по всему, власть у грубых хамов. Даже интересно, куда делись все образованные вежливые люди. Страшно представить, что с ними сделали эти хамы. Не хотелось бы повстречать тех, кто теперь главный, – вздохнула княгиня.
-Идёмте сударыня, посмотрим, что в двадцать первом веке ещё удивительного, – позвала девушка.
Зинаида двинулась за ней, они свернули на боковую узенькую дорожку, и та вывела их к берегу маленького пруда. Голые берега его были лишены всякой растительности и щедро открывали взгляду его темную воду и шустрых уточек, скользивших по ней.
-Уточки! – обрадовалась женщина, – совсем как дома.
Только в новом веке и птицы были другие. Не привычные серо-коричневые обыкновенные утки, а толстенькие, с крупными головами и короткими рыжими, словно экзотический апельсин, шеями. Редкий фрукт княгиня видела лишь однажды, а птиц таких не встречала вовсе. Странные утки вели себя спокойно, ждали, что им станут кидать хлеб. Они здесь были привычны, не то что гостьи из прошлого. Слишком многое было здесь им дико, незнакомо. Вся дорожка под ногами была забросана, усеяна каким-то мусором, обломками, обрывками, странными, не стеклянными бутылками и битым стеклом. Бецкая шла, не поднимая головы, смотрела под ноги, боялась споткнуться. Зато молоденькая Груня крутила головой, успевала громко реагировать на то, что видела со всех сторон:
-Ой, господи! Ой, батюшки! Да быть такого не может! Неужели это дома такие высоченные? Быть не может! О, Господи! О, Боже мой!
Зинаида даже не смотрела, боялась упасть, ноги переломать. Девушка потянула ее куда-то в сторону:
-Пойдемте, поглядим, там какие-то люди собираются. Толпа просто так собираться не станет. Один кажется говорит чего-то… Пойдемте тоже послушаем.
Бецкая от подобных сборищ всегда сторонилась и толпа двадцать первого века её тоже не привлекла, женщина следом за любопытной служаночкой не поспешила, осталась смотреть со стороны. Благо, выступавший держал возле лица что-то тёмное со шнуром и его неприятный хриплый голос разносился далеко по округе. Княгиня вслушиваться не хотела, но от выступавшего некуда было деваться. Только понятнее его речь от громкости не становились.
-Конституция … полиция…приватизация… - гремел голос, – коррупция… реституция… власть… коррупция… президент… администрация… парламент. Коррупция… коррупция… коррупция…
Бецкая не слушала.
-«Какое-то скопище непонятных слов, –думала она, – врядтли и другие их понимают».
Зинаида принялась рассматривать собравшихся. В основном это были выряженные во все черное молодые люди и подростки.
-«Молодость - самое время собираться и митинговать, – отметила княгиня, – потом появляются собственные мысли и дела. Взрослым умным людям некогда собираться в толпы. Наличие ума лучшее средство от всяких собраний, – снова пришла в голову мысль, возникшая после восстания декабристов, когда заговорщиков вешали и ссылали. – Молодость…»
Додумать она не успела. Там вдалеке, в самой гуще толпы, раздался жуткий оглушительный взрыв… Бецкая совсем растерялась. Взрывы - это война, войска, поле битвы, сражение, а здесь центр города, мирные жители, женщины, дети… неправильная война.
Люди закричали, дико и страшно. Толпа сорвалась с места, хлынула, понеслась прочь от взрыва, распалась, помчалась в разные стороны. Крик тоже распался на отдельные голоса, стоны, причитания, проклятия. Княгиня всматривалась в бегущих, в потерявшие от ужаса человеческий облик лица, искала свою Груню. Все не видела, не находила девушку. Ее не было видно среди бегущих в панике. Очень неохотно, медленно, через силу, Зинаида двинулась навстречу толпе. Пробираться против течения было неимоверно трудно. На нее все время кто-нибудь налетал, почти сбивал с ног. Люди голосили, пучили глаза, дышали сбивчиво. Никто не останавливался, не пытался помочь пострадавшим. Княгиня прибавила шагу, стала пробираться настойчивей.
-Там нужна моя помощь. Меня же обучали оказывать помощь раненным, – испуганно подгоняла себя Бецкая.
Место взрыва больше всего напоминало побоище. Кровь, кровь… везде кровь. Зинаида успела порадоваться, что на ней нет длинных юбок и они не метут мокрую от крови мостовую. Беззаботная молодёжь разом превратилась в кровавые куски мяса.
Зинаида постаралась сжаться в кулак, успокоиться, сосредоточиться только на деле. К раненым она подошла уже разумная и хладнокровная, как бывают врачи в на поле боя. Совсем рядом у самых ног громко стонала девушка, иссеченная осколками и истекающая кровью. Она была в сознании и сдавлено хрипло, но четко отвечала на вопросы:
-А-а больно…
-Где? Откуда течет кровь?
-Ноги. По ногам, как бритвой. Теперь горячо. Что со мной. Я умру?
-Ничего страшного. У других гораздо хуже, – правдиво утешала ее Бецкая, – тебе просто ноги посекло. Крови много, но ничего страшного. Сейчас осколки бомбы уберем, раны затянем и кровь остановится.
Княгиня старалась говорить уверено, но мягко. И сработало, бедняжка стала затихать, только повторяла тревожно:
-Чем же затянуть?! Бинтов нет…
-Что-нибудь придумаем, была бы ткань.
Совсем рядом с девушкой валялся никому больше не нужный длинный транспарант из ткани. Зинаида схватила его, став вдруг в сердцах очень сильной. Оторвала его от древка, разорвала на две полосы и плотно затянула им обе израненные ноги девушки, но прежде быстро и очень аккуратно убрала бесчисленные винты, гвозди и другие железки, вонзившиеся в ее тело.
-Я же хотела только посмотреть, – все оправдывалась пострадавшая, – проклятое любопытство! Я же далеко стояла…
Ее голос слабел, кровь сочилась все меньше. Княгиня решилась отвлечься от бедной девушки, стала озираться, искать глазами Груню.
Та успела забраться в толпу гораздо ближе к сцене. Там было еще страшнее, почти никого живых не осталось, только жуткие изуродованные рваные на куски трупы. Сама Груня, к счастью, не пострадала, только вся была забрызгана чужой кровью. Она с выражением отчаянья и бессильной злости на лице пыталась вытянуть, вытащить из-под трупа матери мальчонку-сына, которого так старалась закрыть собою мать. Он даже не пострадал, только перепугался. Ребенок плакал, кричал, держался за труп пухлыми ручонками.
-Мама! Мама, проснись!
Но нельзя разбудить мертвых.
-Мама! Мочка, пойдем домой!
Бецкая сглотнула комок, отвернулась и вновь ей пришло в голову сравнение с войной. Между мертвыми и стонущими ранеными бродили шустрые мародеры. Они, словно крысы, совались к трупам, хватали что-то и торопливо переходили дальше. Зинаиде захотелось зашуметь, шугануть крыс. Раненая девушка, которой пыталась помочь княгиня, положила голову на чью-то сумку и Бецкая опасалась за свою подопечную, ведь такие вещи привлекали мародеров в первую очередь. Но пострадавшая больше переживала за свою плоскую коробочку, которую сжимала в руке.
-Надо позвонить домой, чтобы не волновались. Они уже наверняка знают про взрыв. Надо сказать, что я жива.
Княгине казалось, что она бредит. Женщина не спорила, только гладила бедняжку по голове. Но добравшийся до них мародёр сразу схватился за коробочку, которую раненая держала в окровавленной руке, он даже принялся разжимать ее пальцы, стараясь отобрать странную коробочку. Зинаида решительным жестом оттолкнула его руку. Она была так неимоверно сердита, что мародер только глянул на нее и опасливо отступил, не желая связываться. Победительница посмотрела на него и перевела взгляд на другого мужчину, который с очень удовлетворенным видом вертел свою плоскую коробочку, словно показывая, демонстрируя ей картину смерти крови и хаоса. Бецкая была поражена тем, что он самодовольно улыбался при этом. Она стала присматриваться к нему. Смуглое лицо, но щеки синевато бледные, будто только что тщательно выбриты, глаза бесцветные, мутные, как у рыбы. Несмотря на теплый солнечный день, на худощавом мужчине, одетом во все черное, был длинный кожаный сюртук.
-«Какой неприятный тип», – успела подумать Зинаида.
Незнакомец обратил на нее внимание. Мгновение и он уже стоял за спиной, жарко шептал в ухо:
-Чего ты меня рассматриваешь. Жить надоело?! – и ткнул в бок чем-то острым. – Жить хочешь, не дёргайся.
Зинаида благоразумно подчинилась.
-Пошли, – скомандовал рыбий глаз, – не то мой ножичек войдёт в твою печень по рукоять.
Говорил он очень серьезно, спокойно, не оставлял сомнении, что так и сделает, стоит княгине хотя бы замешкаться. Отступая от площади, постепенно наполнявшейся медиками и полицейскими, Бецкая могла смотреть только вниз, себе под ноги, боялась свободно, глубоко вздохнуть.
-Так-так, - шипел в ухо рыбий глаз, – шагай, шагай. Главное, уйти от ментов.
Зинаида не слушала, не соображала, не дышала. Шаг, шаг, еще… так они отступили с залитой кровью площади в тень домов. Дальше, дальше…
Старая скрипучая дверь подъезда, сумрачная прохлада, узкие ступени, вонь затхлого помещения. Княгиня однажды бывала в таком. В нос ударил тот же запах: смесь супа, рыбы, гари и крыс. Площадки тесные, ступени узкие, между облезлых стен. В том доме жили бедные рабочие. Все тоже самое… Только запах водки помощней да давно не белёные стены не из дерева, а из гладкого серого камня.
-Пришли, здесь подождем.
-Чего?
Рыбий глаз не ответил. Он устало привалился к стене, убрал от женщины нож, выдохнул:
-Подождем.
-Чего? – снова решилась спросить Бецкая.
-Мне должны позвонить.
-Сюда?
-Тетка не притворяйся что из гнезда выпала, – совсем разозлился рыбий глаз, – позвонят мне, само собой на сотовый.
Понятней княгине не стало, но она расхрабрилась и продолжала расспросы:
-А как же взрыв?
-Да элементарно. Парень хотел в рай, смастерил бомбу. Думал, сам взорваться, – неприятный тип даже мерзко улыбнулся, – дурак. А кнопочка-то у меня. Я и взорвал его как только он пришел на точку, в самой толпе.
-Для чего вам нужны все эти трупы, кровь, смерть?
Взрыватель, казалось, рад был возможности поговорить, похвастать. У него даже глаза вспыхнули красными искорками.
Сухощавый рыбий глаз совсем расслабился, немного оттолкнул от себя женщину, принялся вертеть свой нож. Жуткое лезвие мелькало в его пальцах, как крылья бабочек.
-Пусть боятся! – воскликнул он, – все боятся! Всегда.. везде… Страх – моя власть!
-А… – попыталась возразить Бецкая, но громкий скрип подъездной двери не дал ей договорить.
Подрывник дернул её к себе, ткнул ножик в бок…
Дверь широко решительно открылась. Княгиня глаз с нее не сводила, именно в этом звуке женщина услышала надежду на спасение. В подъезд вбежал молодой спортивный парень, лет двадцати трёх, может чуть больше. Высокий, в тёмных брюках и белой рубахе, он сразу понравился Зинаиде, а его светлые волосы и синие, как васильки глаза, очаровали женщину. От пухлых губ незнакомца она вовсе не могла отвести взгляд, даже смутилась, забыла обо всем.
Он остановился внизу, у начала лестницы, а рыбий глаз стоял на площадке гораздо выше. Парень глянул, небрежно спросил беззаботно:
-Вы местные? Не знаете, Спиридоновы на каком этаже живут?
-Нэт! – рявкнул рыбий глаз.
Парень только взглянул на странную пару внимательней: злющий мужчина и смертельно перепуганная женщина. Он спросил очень серьезно только у нее:
-Помощь нужна?
Бецкая кивнула совсем немного, чтоб рыбий глаз не заметил. Тот и так, уже торопил:
-Иди, иди куда шел!
-А если я задержусь?!
-Убью! – прорычал подрывник и показал свой жуткий нож.
Как ни странно, паренька это не испугало. Он продолжал злить рыбий глаз.
-Решено, остаюсь! – смело заявил он.
Противник без лишних слов метнул свой нож. Парень попытался увернуться. Лезвие попало прямо в грудь, но белая рубашка не окрасилась кровью. Нож воткнулся во что-то железное и свалился вниз. Парень удивился, полез в большой квадратный карман, нашитый слева на груди, достал такую же как у других плоскую коробочку, повертел, усмехнулся:
-Вот сколько меня уговаривали сменить мой страшненький металлический корпус на смартфоне. Вот и пригодился старичок. Ну, что теперь? – насмешливо обратился он к нападавшему, поднимая упавший к его ногам нож.
Рыбий глаз только зарычал, толкнул женщину на него вниз по лестнице. Она потеряла равновесие, повалилась на своего спасителя, едва с ног его не сбила, он сумел кое-как ее перехватить, подтолкнул к двери велел:
-Зови полицейских. На улице их полно собралось.
-Зови, зови… – зло поддакнул рыбий глаз, – пусть набьются сюда побольше. Я их всех и взорву.
Он распахнул свой кожаный сюртук, достал из внутреннего кармана гранату. Бецкая раньше никогда гранат не видела, но только увидела этот неприятно-зеленый шар, сразу поняла, что он несет смерть всему вокруг. Рыбий глаз победно оскалился, поднял гранату, демонстративно сунул палец в кольцо, слегка потянул:
-Зови-зови полицию, а то жертв мало, не эффектно.
Зинаида похолодела, замерла возле обшарпанной двери, положив руку на ручку. Во рту пересохло. Слова замерли на губах.
-Зови! Я сказал! – прикрикнул террорист, – живой я не дамся и один умирать не хочу.
Синеглазый парень выступил вперед, так чтобы женщина оказалась у него за спиной, и повысил голос, обратился к подрывнику:
-А вообще помирать разве хочешь? Неужели ты веришь в райские сады и десятки девственниц?
Рыбий глаз только криво усмехнулся в ответ.
-Так зачем тебе эта священная жертва?! Пусть другие надевают пояса шахидов и выбирают смерть. Ты же умнее. Ведь ты же делал все ради денег.
-Больших денег.
-Чтобы тратить большие деньги, надо быть живым. Ведь не для других стараешься. Ты же собирался уйти отсюда? – уговаривал парень, – вот и уходи восвояси, а нас отпусти. Живи, жизнь такая сладкая, а смерть вместе с неверными все равно смерть, холод, похороны…
Подрывник слушал, не спорил, только мрачнел, чернел как туча, и вдруг расхохотался злым ледяным смехом, буркнул сквозь сжатые зубы:
-Уболтать хочешь?! Живьем взять?! Не выйдет!
Он разжал пальцы - граната медленно, как во сне полетела вниз. Грянул оглушительный взрыв…
-Полиция. Полиция, – шептала княгиня Бецкая, страшно пересохшими губами.
-Что? Что, вы сказали, сударыня? – переспросил звонкий Грунин голосок. Девушка отодвигала тяжелую портьеру, жмурилась от золотых солнечных лучей - молоденькая, розовощекая, она даже ладошкой прикрывалась от яркого света. Зинаида перевела взгляд... в большом зеркале отражалась еще красивая, но увядающая женщина. В волосах первая седина, морщинки у глаз, белоснежные кружева тяжёлый, шелк широкой юбки. Жестокий двадцать первый век исчез, растаял, словно видение.
-Туда ему и дорога! – не пожалела о нем женщина и умолкла мечтательно, – вот только те васильковые глаза, – вздохнула она.