СОН
Она проснулась оттого, что ныла больная нога, и неровно, с надрывом, билось сердце. Было рано. Летнее погожее утро ещё не разыгралось своими яркими красками. Но она знала, что уже не уснёт. Лежала с открытыми глазами и заново переживала внезапно оборвавшийся сон – это короткое мгновение из её жизни, такое далёкое и волнующее. Она вспоминала, стараясь запомнить, как это всё было в её удивительном сне…
Серый в «яблоках» конь, нагнав её, остановился, красиво выгнув шею, и разгоряченно дохнул ей в лицо. Петро, молодой, коренастый, легко спрыгнул с подножки тарантаса, улыбаясь широкой белозубой улыбкой. Непокорный русый чуб нависал на весёлые карие глаза.
- Анюта, проводи меня до тракта. Потом уйдёшь домой. Только до тракта…
- Нет, Петро, не могу.
- Что так?
- Как же мы через село поедем? Увидят. Беда будет.
- Не увидят. Я тебя пиджаком накрою.
В тарантасе лежал аккуратно свёрнутый, тёмно-серый в тонкую белую полоску пиджак. В нём он провожал её с их последнего свидания. А пиджак был такой же новый.
Потом они сидели рядом в тарантасе, тесно прижавшись друг к другу. Левой рукой Пётр обнимал её, поддерживая за спину, в правой – держал вожжи, время от времени натягивая их. Они ехали молча и не торопили коня. Анну заполняло ощущение душевного покоя и счастья. Не кончалась бы эта дорога. Но дорога кончилась. Анна и не заметила, как они приехали в какое-то незнакомое село.
- Анюта, зайди пока в магазин. Подожди меня. Я быстро. Надо к бригадиру зайти.
Она ходила по магазину, разглядывая витрины, и ждала Петра. Внимание привлекли большие конфеты в ярких обёртках. Она всегда была сладкоежкой. Но теперь у неё не было денег. «Попрошу Петра, чтоб купил», - решила она и прошла в другой отдел, где было много нарядных тканей. Взгляд остановился на необычно лёгкой и плотной, тёмно-серой с голубым отливом. «Хорошая юбка получится, как раз к новой рябенькой кофте», - подумалось ей.
Тут она и проснулась. Было жаль, что кончился сон. Хотелось продолжения, чтоб ещё раз увидеть Петра и серого в «яблоках» коня…
Этого коня Анна узнала бы из тысячи. Его купили для председателя колхоза. Конь был ещё упрям и не объезжен. Он выбросил их с Петром из лёгких кошевых саней, когда они поздно ночью возвращались из соседней деревни. Пётр проводил там бригадное собрание, а она – предвыборную агитацию. Когда они выбрались из глубокого сугроба, конь уже был далеко. Они шли по зимней лесной дороге, и Пётр в шутку пугал её волками. Анна помнит, что остаток ночи провела без сна. Она думала о Петре.
Вот и сегодня, как много лет назад, он улыбался ей доброй широкой улыбкой.
«Петро, Петро… За мной ты приезжал. Выходит, пора мне собираться в последний неминуемый путь», - вздохнула Анна, и мутноватые от катаракты глаза заполнились слезами.
Петра не было в живых уже лет десять. И похоронили его в каком-то городе, далеко от родных мест. И вот теперь сон разбередил, затянувшуюся было от времени, рану. Не проходило и ощущение ласкового Петрова объятия. Значит, эта боль и эта память останутся с ней, пока она жива.
***
Анна спрятала под платок жидкие седые, коротко остриженные, волосы, всунула ноги в старенькие стоптанные тапочки и накинула на опущенные плечи тёплый халат, который был ей теперь и широким и длинным. Прихрамывая, она пошла на кухню.
Михаил уже сидел за столом. Поллитровка водки, приготовленная «для случая», наполовину опустела. Рюмки на столе не было. Значит, опять пил прямо из бутылки.
- Ох – ох, да будет ли этому конец? – простонала Анна, горестно покачав головой.
Михаил хмуро посмотрел на неё, но недопитую бутылку с водкой поставил обратно в шкаф.
К выпивке он пристрастился уже давно и как-то незаметно. Был мастер на все руки. Селяне шли к нему с поклоном – что-то перешить, починить обувь, отремонтировать швейную машинку. И за всё благодарили чаркой. Особенно весёлым приходил он после удачно сложенной печи. Печник он был на всю округу. Людей тогда перевозили из малых деревень в сёла. Люди строились, и была большая нужда в печнике. И каждую новую печь, чтоб хорошо топилась, по традиции «обмывали». Скоро рюмка водки стала для Михаила потребностью.
Анна и себя считала причастной к этой беде. Она не смогла полюбить Михаила. Единственной её большой и вечной любовью был Пётр. Михаила же она встретила уже после войны. Он был одинок. В их доме хозяйничала новая мачеха и росли незнакомые ему братья и сёстры. И только встретив её, он не уехал в Калининград, куда завербовался сразу после войны, а остался дома, в селе. Анна жалела его. Жалость – не любовь. Но можно было и сладить – жить общими заботами, растить детей. Но Михаил любил её и безумно ревновал к Петру. Бурные сцены ревности отравляли их семейную жизнь. Он попрекал её Петром и теперь, когда того давно нет, и этим ранил её особенно сильно.
Что ж не закусываешь-то? – Анна грустно смотрела на Михаила. – Давай-ка, позавтракай.
Она привычно поставила на стол молоко в кринке, достала из шкафа хлеб и оставшиеся от вчерашней окрошки яйца и подала мужу. Сама же, выпив сердечных капель, принялась за утренние дела: поливала цветы на окнах, готовила корм для кур и повизгивающего во дворе поросёнка Сёмки.
За делами да за думами не заметила, как Михаил позавтракал и, одетый в лёгкую «ветровку» с капюшоном, с плетеной корзинкой в руках, сутулясь, уже стоял у порога.
- Анна, - окликнул он и закашлялся от папиросного дыма, натужно раздувая небритые впалые щёки. – Не слышишь что ли?
- Что тебе?
- В лес, говорю, схожу за грибами.
- Сходи, сходи. Вечером грибков пожарим, - обрадовалась Анна и даже не стала ворчать из-за дымившейся папиросы.
Сейчас ей хотелось остаться одной. Да и Михаил протрезвеет в лесу.
***
Всё время вспоминался сон. Он возвращал её в далёкие годы молодости, счастливые дни рядом с Петром. Если б встретилась с ним раньше… Но она опоздала. В семнадцать лет бездумно выскочила замуж за красивого милиционера, который через два года погиб в перестрелке с какими-то бандитами. Тогда она с годовалым сыном вернулась в село к матери, где и встретила молодого председателя колхоза Петра. Они не скрывали своих отношений, не замечали осуждающих взглядов и не придавали значения разговорам о ней, сельской учительнице и о Петре. Они любили и были счастливы.
Но отец Петра был человеком жёстким, даже деспотичным. Он требовал от сына, чтоб тот женился на Варваре, Анниной двоюродной сестре – длинной, рябоватой, тихой и работящей. И чем больше говорили о них на селе, тем решительнее был отец. Пётр отчаянно сопротивлялся, и Варварина мать, Аннина тётка, не раз приходила к ней и просила:
- Нюра, не становись у Варьки на дороге. Отступись. Ты вот уже и замужем была. И ребёнок у тебя.
Анна же отступила только после того, как однажды поздно вечером, проходя мимо Петиного дома, услышала громовой голос его отца:
- Сказал, не женишься на Анне. Всё. Точка. Всю жизнь кормить чужого ребёнка… Свои будут.
Да, невеста она была с «хвостом», значит, с изъяном. «Опоздала ты, Анна… На целых два года опоздала», - сказала тогда она себе.
Свадьба была в конце августа, когда Анна уехала в район на учительскую конференцию.
***
Накормив поросёнка и выпустив во двор кур из курятника, Анна не сразу вернулась в дом. Стоя на крыльце, она всматривалась в тихое солнечное утро. Уже подсохла роса и только кое- где её последние капли поблёскивали на сонной траве, ковром покрывающей двор.
Почему-то всегда, когда она стояла на крыльце своего дома, взгляд её притягивали кресты полуразрушенной церкви, стоящей напротив. На церковной крыше разрослись молодые берёзы, и из этих зарослей ввысь поднимались два уцелевших купола с красивыми узорными крестами. Трудно поверить, что когда-то, очень давно, мать водила её в эту церковь для причастия. И крестили Анну тоже здесь. Обычно об этом она не вспоминала. А лекции селянам о вреде религии читала с уверенностью в своей правоте.
А сейчас Анна задумчиво смотрела ввысь на кресты. С каждым годом ей всё труднее было рассматривать их фигурное обрамление. Она теряла зрение. Но когда-то, возвращаясь из служебных поездок, она издали, ещё с тракта, отыскивала взглядом эти купола. В окрестных сёлах стояли такие же заброшенные церкви. И только в одном храм разобрали на кирпичи для школы. Анна не сомневалась в правильности этого решения. Но село как-то сразу присело и стыдливо спряталось за перелесками.
Вернувшись в дом, Анна достала из нижнего ящика комода спрятанную под бельём шкатулку. Та была деревянная, резная, с красивым орнаментом, с сохранившейся надписью: «Дорогой Анне Степановне от учеников». В этой шкатулке хранились её награды – медали и Почётные грамоты. Порой она доставала и пересматривала их, вспоминая, когда и как они ей вручались. Но сейчас Анна просто высыпала их на стоящую рядом кровать и взяла со дна шкатулки фотографию Петра.
- Петро, Петро. Вот сегодня мы с тобой и повидались.
Снимок стал желтеть, и это огорчило Анну, потому что только он и уцелел после того, как однажды разъярённый Михаил разорвал все другие. Потом он долго ходил за ней и просил прощения.
- Аннушка, Аня, прости меня, - умолял он со слезами в голосе.
Анна не простила обиду. А теперь стало жаль Михаила.
- Зачем я всегда с ним так? Нелегко ему со мной. А вдруг и правда к Петру «уеду»… Как он один будет?
О Михаиле подумалось с уважением и благодарностью.
- Он и сына полюбил, как своего. Ничем не обделил и не обидел. И теперь среди сыновей выделяет, как старшего. За одно это надо поклониться ему. А я… - Анна вздохнула.
Вспомнила, как сжимались зубы и леденело лицо у Михаила, когда она бросалась к окну, чтоб увидеть проходившего по улице Петра.
- Каково ему было? Любит он меня, - опять вздохнула Анна. – Да и руки у него золотые. Да что поделаешь? Петро полюбился. И не случилось от этой любви ничего хорошего.
Анна всматривалась в расплывающиеся черты милого лица. На снимке Пётр напряжённо застыл на стуле, расставив ноги и положив на колени ладони. Она стояла сзади, вцепившись в спинку стула, и оба сосредоточенно и серьёзно смотрели в объектив.
- Петро, Петро… Приехал ты за мной, а я всё ещё не готова. Юбки-то ещё нет, - разговаривала Анна с молчащим на снимке любимым.
Да, юбки у неё не было. Ту, что она приготовила, невестки не одобрили – коротка и узка и трудно будет надевать не неподвижное тело. Они водили её в магазин, чтоб выбрала ткань на новую юбку, но она, обиженная, отвергала всё, что ей предлагали.
- Ох, Петро, не опоздай я с тобой встретиться, жили бы мы с тобой долго и счастливо. – Анна грустно улыбнулась снимку.
После свадьбы Петра они стали с ним родственниками, и ей приходилось встречаться с ним не только по делам школы, но и на семейных праздниках. Говорили только о делах, избегая косых взглядов родни. И только сдержанная короткая улыбка Петра и трепетное рукопожатие выдавали его чувство.
Анна догадывалась, что семейная жизнь Петра не заладилась. Варвара ходила хмурая, повязав платок низко, до самых глаз. Иногда глаза были заплаканными.
В войну Анна мало что знала о нём, потому что на её вопросы Варвара отвечала односложно: «Жив. Пишет».
Петр вернулся в конце войны после тяжёлого ранения. Из-за контузии он говорил тихо и трудно, и Анне среди шумной родни не было слышно, о чём он говорил. Подойти поближе она не решалась, потому что Варвара не отходила от него ни на шаг, и Анна постоянно натыкалась на её предупреждающий взгляд.
Через несколько лет Пётр уехал работать в другой колхоз. И дороги их разошлись.
***
От боя часов Анна вздрогнула. Эти часы с боем подарили нынче Михаилу в День Победы вместе с письмом от Президента. Вернулся он из райцентра после встречи с фронтовиками взволнованный, просветлённый и не пьяный.
- Смотри, Аннушка, Президент меня с праздником поздравил. Знает обо мне.
Он несколько раз прочитал ей президентское письмо, потом аккуратно вложил его обратно в конверт и убрал в ящик книжного шкафа, где хранились у него тетради с фронтовыми записями, снимки однополчан и вырезанные из газет детективы.
День Победы был для Михаила святым. Он как будто очищался от поглощавшей его скверны. С утра надевал зубные протезы, которые обычно не носил. И тогда впалые, аккуратно выбритые щёки выправлялись. Вычищенный и отутюженный костюм с орденом и множеством медалей хоть и сидел теперь на нём мешковато, но был ему к лицу. И Анна невольно любовалась мужем.
Часы Михаил повесил на самое видное место, над комодом
- Смотри, Аннушка, как красиво стало, - сверкнули его глаза. И вздохнул, опечаленный. – Память…
Вечером за праздничным столом собрались сыновья со своими семействами, и Михаил негромко и неторопливо рассказывал:
- А вот под Ельней бои были… Меня там ранило. Осколочным.
Рассказчик он был неважный. Замолкал на полуслове, думая о своём, а потом повторял рассказанное. Анна и сыновья знали уже наизусть названия незнакомых городов, имена друзей, фамилии врачей, оперировавших его в госпиталях и многое другое, что хранила его память все эти годы. Но слушали его всегда внимательно, с уважением, особенно подраставшие внуки.
Анна любила эти майские вечера, потому что они дарили ей душевный покой, потому что рядом были три её сына, которых уважали на селе и которыми она гордилась. Они радовали её и тем, что были дружны, как в детстве.
Посмотрев на часы, Анна поняла, что пора готовить обед. Она положила в шкатулку снимок и стала укладывать свои награды. Их немало. И были они заслуженными, потому что всю себя отдавала работе. Только школа, её школа. С утра до позднего вечера. Не заметила, как сыновья выросли. Мать вырастила. Всё на её руках было – и дети, и дом, и хозяйство. Как только она управлялась?
Михаил шутил:
- Половину наград матери надо отдать. Что бы ты без неё сделала?
И он был прав.
Просочилось запоздалое чувство вины перед матерью. Вспомнилась она с добрым усталым лицом.
- Мамочка, прости. Как тебе было тяжело с моим упрямым характером. Как часто, не задумываясь, обижала тебя.
Ещё в детстве, когда Анну приняли в пионеры, унесла она у матери и бросила в общий костёр у школы её иконы и толстые книги на непонятном церковно-славянском языке. Мать только шептала побелевшими губами:
- Прости её, Господи…
А когда Анна вернулась в село, мать молча сняла последнюю уцелевшую икону. На стены тогда повесили портреты вождей.
- Прости меня, мама… - вытерла слёзы Анна.
Уже ничего не изменить. Только не забывается голос матери:
- Прости её, Господи…
***
Стряпая на кухне обед и задумчиво глядя на серпантин картофельной шелухи, Анна вспоминала последнюю встречу с Петром. Зачем в тот летний вечер вышла она за село, теперь уже и не знала. Но хорошо запомнила, как с тракта в село свернула серая «Волга», поднимая пыль. Такой машины в селе ни у кого не было, и Анна из любопытства остановилась на обочине дороги. Машина затормозила. Из неё вышел Пётр с поседевшим и поредевшим чубом, но с такой же, как раньше, белозубой улыбкой.
- Здравствуй, Анна.
Сердце её забилось часто-часто, готовое выпрыгнуть. Следом за Петром вышла из машины Варвара. Она пополнела и не казалась такой долговязой. Веснушки побледнели и не портили её лица. Была она без платка, с узлом волос на затылке и показалась Анне довольно привлекательной.
- Здравствуй, сестра, - улыбнулась она Анне.
Здороваясь, пожали друг другу руки. Последним вышел, сидевший за рулём, сын и напомнил Анне молодого Петра.
- Уезжаем мы, - вздохнула Варвара. – Сын приехал за нами.
- Да, уезжаем, - кивнул Пётр. – Заехали проститься. Увидимся ли ещё?
- Увидимся. Приедете навестить родные места, - выдавила из себя Анна, чтоб поддержать разговор, а сама уже знала, что больше они не встретятся.
- Варвара, садитесь в машину, - попросил Пётр жену. – Я сейчас.
А сам уводил Анну в сторону села. Когда они остановились, Пётр взял её руки в свои и смотрел в её глаза с такой тоской, словно тоже чувствовал, что уже не встретятся.
- Прощай, Анна!
- Прощай, - прошептала в ответ и замолчала, не зная, что ей сказать Петру самое главное, самое важное в эту минуту.
Молчал и Пётр. И надо было уходить, а он всё сжимал её руки и смотрел на неё, не отрываясь.
Из машины сигналили.
- Пора. Надо ехать. Прощай, Анна, - выдохнул Пётр, а потом заговорил торопливо. – Я хочу, чтоб ты знала. Я всегда любил только тебя. Тебя одну люблю.
Он решительно повернулся и зашагал к машине.
-Петро, - вырвалось у Анны из груди.
Но Пётр не оглянулся. Больше они не встретились.
***
Анна машинально помешивала на плите подгоравшую картошку, когда снова пробили часы и напомнили, что скоро пойдёт автобус в соседнюю деревню. Неожиданно пришло решение поехать туда. Это отвлечёт её от трудных воспоминаний. Анна давно уже не выезжала из села и не была в этой деревне несколько лет. Говорили, что после того, как деревня стала центральной усадьбой колхоза, там построили новые «городские» двухэтажные дома и новый магазин. Магазин – это было главное, ради чего надо было ехать. Так думала Анна. Там она надеялась купить, наконец, ткань на юбку.
Отключив газ, поставила на стол картошку, укутав её толстым полотенцем, чтоб не остыла и стала торопливо одеваться. Потом она, прихрамывая и задыхаясь, семенила к автобусу.
Деревня показалась ей незнакомой. Но вот улица с новыми домами что-то напомнила ей. Вспомнился сон. Улица была похожа на ту, по которой вёз её Пётр. И она уже знала, что в конце, обрывая её, будет стоять магазин с широкой стеклянной дверью, и не удивилась, когда увидела его ещё издали. Она обрадовано улыбнулась солнечным зайчикам, игравшим на стекле оказавшейся неожиданно тяжёлой двери.
Продавцом в магазине работала бывшая её ученица Люба, курносая веселушка с ямочками на щеках.
- Здравствуйте, Анна Степановна, - вежливо поздоровалась она. – Давно вас не видно.
- Давно… Никуда из села не выезжаю. А сегодня решилась. Как дома-то у тебя, Люба?
- Ничего. Не жалуемся, - улыбнулась продавщица. – Сын старший, Коля, из армии пришёл. Помните его?
- Да как его, вихрастого озорника, забудешь? Может, и свадьба скоро? – поинтересовалась Анна.
- Нет. Не скоро, видно. Жених-то безработный, - засмеялась Люба и серьёзно добавила. – На бензовозе работал, а теперь горючего нет. Стоят бензовозы. И невеста-то городская. Не поедет, пожалуй, в деревню.
- В армии познакомился?
- Нет. Родные-то из наших мест. Вы должны знать. Дед её, Пётр Иванович, в нашем сельсовете когда-то председателем колхоза был.
Она знала… Это её Петро. И что за день сегодня такой? Странный какой-то. Даже здесь, где она хотела забыться, ей напоминают о нём.
- Сам-то он умер, - продолжала рассказывать Люба, - а жена Варвара приезжала года два назад погостить. Внучка с ней была. Анютой звать.
Внутри у Анны защемило.
- Хорошая девушка. Познакомились они с Колей, переписывались, пока он в армии был.
- Как девушку звать? – не поверила Анна.
- Анюта. Анна, как вас.
- Да, как меня… - прошептала растерянно Анна и прервала Любу. – Прости, что остановила тебя. Я по делу. А то автобус скоро… Николаю передай – если любит, то всё получится. Удачи ему. И пусть оба будут счастливы.
- Это вы меня простите. Разговорилась. Что-то купить хотите?
- Ткань на юбку.
Люба предлагала разные ткани. Но Анна искала ту, единственную. Наконец, среди тюков с тканями она приметила серо-голубой уголок.
- Вот эта.
- Это остаток, - объяснила Люба. – На юбку много. Придётся переплачивать.
Но это уже не имело значения. Главное, она нашла эту ткань – тонкую, плотную, серую с голубизной, ту, что подсказал ей сон и которую невозможно поменять ни на какую другую.
Анна так и вышла из магазина, прижимая к груди свёрток. Она не положила ткань в сумку, чтобы посмотреть её на солнце. На солнце же ткань ожила, засверкала, весело переливаясь голубыми струями.