…А вчера написались стихи: первые, робкие. Зиночке показалось, что очень хорошие, ведь она сидела над ними чуть ли не до утра. О любви, конечно, сами понимаете.
Два раза вставала мама, заглядывала к ней в комнату. Пришлось отговариваться: завтра вроде как зачёт по геометрии, надо подготовиться. Мамины шаги девочка успевала услышать заранее, и оба раза взору родительницы благополучно являлись учебники и чертежи.
Ну что ж, дело обычное: Зина – отличница; такие посиделки над уроками для неё не редкость. В свои четырнадцать лет она уже точно знает, чего хочет; волевая и усидчивая. Гордость семьи.
Родители Зиночки понимали: контроль, контроль и ещё раз контроль! Вот залог успеха их единственной дочери. С самых ранних лет девочка чётко усвоила все «можно» и «нельзя», «прилично» и «неприлично». Строгий режим и чёткое дозирование! Учёба – отдых, учёба – отдых.
В основном это была, конечно, заслуга папы, мама только беспрекословно подчинялась его железной воле. Она понимала: лишь вместе, выдвинув единые требования, родители могут сделать из ребёнка то, что нужно. И до сих пор – никогда и никаких сбоев не было. На любом родительском собрании мама и папа Зиночки Маевской (а они ходили туда всегда вместе; ведь образцовая семья!) чувствовали себя хозяевами положения: уж к кому-кому, а к их дочери претензий и быть не могло. А, наоборот, звучали только похвалы. Другие мамаши сердито супили брови, натянуто улыбаясь, а чета Маевских снова была на высоте. Их поздравляли, фальшиво радуясь:
- Ой, конечно! С вашей системой воспитания это не удивительно! Можно только позавидовать…
«Только позавидовать» - это было самой настоящей правдой.
И вот – стихи… Зиночка, конечно, много читала, прекрасно писала сочинения, но, если честно, литература её никогда «не грела». А тут вдруг – как второе зрение открылось: «Я вас любил. Любовь ещё, быть может…»
Что это?! Даже заплакала. Пушкин – это, оказывается, чудо… Бросилась к другим: Фет, Тютчев, Кольцов. Боже мой, какая красота!!!
«Когда повеет вдруг весною и что-то встрепенётся в нас…» Да-да, именно встрепенётся, Зиночка знала.
Ах, этот Алик! Как больно и как радостно смотреть на него… Очень жаль, что учатся они в параллельных классах, а не в одном. У Зиночки есть только переменки, чтобы увидеть юношу. Да и то не всегда удаётся.
А ещё есть балкон. Если на него выйти, то можно, повернув голову, увидеть кусочек окна Алькиной квартиры в соседнем доме. Это тоже радость.
Только ничего этого Алику не нужно, он и в упор девушку не видит. Конечно, Алька красивый; картинка, а не парень. Все девчонки школы за ним бегают.
Это ж глаз невозможно отвести, когда он, стройный, высокий, смуглолицый и удивительно гордый шагает куда-нибудь по своим делам, лишь снисходительноулыбаясь встречнму поклонению… А кто такая Маевская? – ну хоть бы хорошенькая была! Её-то и по имени почти никто не зовёт.
- Маевская, дай списать! – это всё, с чем к Зиночке обращаются одноклассники. Но она не жадная, отзывчивая, и её тетрадки так и ходят по рукам весь день: и по физике, и по химии, и по алгебре. Да пусть, ей разве жалко?
Хорошо учиться – это единственное, чем Зиночка может выделиться. Она девочка самокритичная, и в зеркало смотрит без иллюзий. Обыкновенная, более чем… Худая нескладёха с торчащими ушами. Не всегда гадкие утята превращаются в лебедей, это Зиночка уже поняла.
Одноклассницы её все как-то вдруг начали меняться, расцветать; а Маевская – всё та же Маевская. Зиночка плюнула бы на это давно (подумаешь, проблема!!!), если б не Алька. Хоть бы уехал куда-нибудь, что ли!.. Говорят, с глаз долой – из сердца вон.
Никому в мире Зина не призналась бы, что значит для неё этот мальчик. Да и кому? – подруг у девушки нет, одни только «дай списать». Засмеют, разболтают, - стыда не оберёшься.
Правда, вот новенькая (месяц как пришла в их класс) смотрит всегда дружелюбно, с интересом. И не просит списать, сама – не дура. и симпатичная, ничего не скажешь. Вот с ней Зиночка более-менее сдружилась. Но не до такой степени, чтоб про Альку… Хотя Иринка – ох и внимательная, сама спросила:
- Он что, нравится тебе?
Как она догадалась?! Зиночка рассердилась, нагрубила. Потом – жалела. Помирились, и Ира больше этой темы не касалась.
В одном лишь Иринка упряма и настойчива:
- Зинка, раскройся!!! Что ты из себя чучело делаешь?!
Добилась-таки однажды, затащила Маевскую к себе. Сначала попили чаю с тортом, а потом Ира объявила:
- Сейчас буду из тебя делать настоящую!
Зина немножко посопротивлялась, но больше для проформы; самой было интересно: что получится?.. Хотя вряд ли…
Иринка усадила её спиной к зеркалу («Не вертись! Потом оценишь!») и принялась «колдовать». Она что-то невыносимо долго делала с волосами и с лицом подруги, выставив перед ней на табуретке целый арсенал красоты, от набора загадочных кисточек, теней и помад до большого фена с насадками.
Но наконец-то Ира закончила, гордо выдохнула: «Всё!!!»
Зиночка развернулась и… На неё из зеркала поражённо пялилась худенькая, но довольно смазливая девчоночка с аккуратно подведёнными глазками (они даже стали заметно больше! Оптический обман?..), очень хорошенькими губками… А причёска!! Ушей – не видно…
- Ну?! Как тебе этот тональный крем? – торжествовала Иринка.
- Это… Это как же?.. – Зина то подходила, то вновь отходила от зеркала, пытаясь понять, в чём же здесь фокус?
- Говорила ж я тебе, что ты – симпатичная, а? Говорила? – смеялась Иринка. – Эх ты, лягушка-царевна! Хватит, сбрасывай, наконец, старую кожу! Скоро Иваны-царевичи стаями повалят, увидишь.
Она хохотала, тормошила подругу, довольная своей работой. Наконец заставила ещё и примерить одно из своих платьев, и, когда Зина переоделась, заскакала даже на одной ножке:
- Зинка! Блеск! Нет-нет, не снимай! Иди, дома покажись! Завтра отдашь.
Зиночка услышала слово «дома» и похолодела. Она и забыла совсем… Кстати, который час? О ужас, опоздала!!! Ну и попадёт ей от родителей! Папа в обед с работы уже наверняка звонил – а её ведь нету… Скорее, скорее!
Зина лихорадочно собиралась.
- Подожди, - пыталась остановить её Иринка. – Да ты дрожишь вся. Ничего ведь не случилось, а наоборот, всё хорошо. Ну, позвонит ещё раз!
Зиночка, почти не слушая, нервно искала туфли в коридоре.
По дороге домой она, однако, немного успокоилась. Да в самом деле, Иришка права: ничего такого не случилось. «Если что – скажу, в школе задержали». Эта мысль была, несомненно, удачной, и остаток пути Зина проделала не так торопливо. Она даже успела заметить, как какой-то незнакомый парень с явным интересом посмотрел ей вслед.
Дома Зина пришла в себя окончательно, и в ожидании вечера (и родителей – с работы) тщательно, как всегда, сделала уроки и кое-какие домашние дела, которые ей были поручены на сегодня. Даже осталось полчасика, чтобы спокойно, не торопясь, наедине с собой насмотреться всласть в огромное коридорное зеркало.
Да, Зиночка Маевская очень нравилась себе сейчас, что и говорить. А это Иринкино платьице – прелесть, да и только! Как будто по ней сшито! Платье удачно подчёркивало стройность девушки, щедро открывало её красивую шею и очаровательные плечики.
«И ничего я не худая», - даже подумала Зиночка. – А очень даже с фигуркой. Не хуже чем у Белкиной!
Таня Белкина была признанной красавицей, и Зина сама немного смутилась от такой наглости, но, взглянув ещё раз, гордо добавила вслух:
- Да, да!!! Как у Белкиной!
Сейчас придут родители, удивятся и восхитятся. Особенно обрадуется мама, ведь она иногда (редко, но бывает), вздохнув, говорит:
- И в кого ты такая серая мышка?
А вот и не серая! А вот и не мышка! Зиночка легко представила, как теперь мама согласится, что надо немедленно накупить модной одежды, и всё изменится. Деньги дома есть, и немалые, - значит, две-три юбочки (одну – как у Белкиной!!!), джинсики, ну, и платьице наподобие этого. Это ведь Иришкино; спасибо ей, но надо завтра вернуть.
…Ну наконец-то, пришли!!! Зиночка услышала родные голоса на лестничной клетке, заглянула в глазок: они! И сразу – оба, вот как удачно!
Она мгновенно прошмыгнула в комнату. Сейчас сделает сюрприз, пусть только войдут!
- Зина, мы дома! – привычно окликнул отец.
- Ну и заходите! – крикнула она весело. – И давайте скорее в комнату. У меня хорошая новость.
- Идём, идём, - родители снимали обувь. – Что, снова где-то победила?
- Почти! – Зиночка успела ещё и надеть мамины праздничные босоножки на каблучке, и стояла сейчас радостная, сияющая.
- Это что такое?.. – прищурился отец. Он повернулся к жене. – Ты могла подобное ожидать?
И зло добавил:
- Пять минут на умывание, гейша местная. Жду!!!
Мама попыталась было что-то возразить, но так и осталась с открытым ртом. В её глазах возникло смятение. Ничего не понимая, послушная Зина прошла в ванную и тщательно умылась. Чего он?! Так было красиво…
Потом вернулась в комнату.
- Садись! – процедил отец. – Ну, Марина, - повернулся он к жене. – И что будем делать теперь?
Мама молчала, испуганно наклонив голову.
- Не знаешь, - вздохнул папа. – Ничего, зато я знаю, к счастью. Кто, Зина, тебя размалевал и откуда этот наряд публичной девки? Ну?!
- Папа, подожди! – взмолилась Зиночка. – Ты не понял! Это Ира, ну помнишь, я тебе говорила? Новенькая наша! И платье – её, и…
- Значит так, эту девицу к нам на порог не пускать, - повернулся он к маме. – И ты, доченька, к ней больше не пойдёшь. Тебе четырнадцать лет, ты понимаешь?? Четырнадцать! Ты школьница, девочка, и должна учиться! И во всём быть скромной. Скромной, ясно?! Да меня чуть удар сейчас не хватил; в таком виде, как мы тебя застали – самое место на панели!!!
Зина заплакала.
- Что, стыдно? – вскинулся отец. – Ничего, поплачь, это полезно! Ну-ка, Марина, - кивнул он решительно, - а принеси-ка мне портфель нашей дочери!
Мама бросилась исполнять. Зиночка смотрела потрясённо: уж чего-чего, а обысков родители никогда не устраивали… Что он думает найти?.. И вдруг похолодела: стихи! Там, в кармашке. Те самые, ночные!.. Ой!
Но отец уже нашёл.
- Так, а это что?
Его глаза бесцеремонно шарили по строчкам. Прочитал вслух, нехорошо улыбнулся:
- А вот и причина. Про кого написала? – он впился взглядом в лицо дочери. – Молчишь, шлюшка дешёвая? Ну ничего, я это поправлю моментально, в течение часа!
Он яростно разорвал листок на мелкие клочки и сунул обрывки жене:
- Иди, выбрось в ведро.
Мама покорно пошла на кухню. Отец молчал, играя желваками. Ждал.
Потом он долго, много и правильно говорил, усадив дочь напротив себя. Мама, как китайский болванчик, кивала на каждом его слове.
По ходу речи отец постепенно успокаивался, и уже потекли слова «доченька», «родная» и «девочка моя». Папа желал ей добра, это было ясно. Наверное, он, как всегда, прав, ему виднее.
- И ты, Зиночка, когда будешь в моём возрасте, станешь думать так же, дорогая. Пойми! Я хочу защитить тебя от неправильной судьбы, доченька!
И лишь в девять часов вечера беседа была окончена: режим есть режим, Зиночке пора отправляться в постель.
- Ну всё, - сказал наконец папа, бросив взгляд на часы. – Не сомневаюсь, что ты всё поняла. Ты же у нас большая умница, доченька. Иди, готовься ко сну.
Он примирительно поцеловал её и ласково потрепал по плечику:
- Ладно, забудем. Я простил тебя. Ты ведь глупенькая ещё…
Большие стенные часы пробили, как положено, когда Зиночка была уже в постели. Она долго ворочалась, потихоньку плакала; но наконец сон сморил её.
…А утром она поднялась совсем прежней: аккуратной, подтянутой и дисциплинированной.
- Доброе утро, доченька! Как спалось? – засиял ей навстречу свежей улыбкой отец.
- Спасибо, папа, хорошо.
Она спокойно посмотрела в глаза родителю открытым взглядом и отчётливо подумала: «Как я тебя ненавижу!»
К О Н Е Ц