Проучил и... научил

Аталия Беленькая
Домой я возвращалась поздно. Недалеко от своего подъезда увидела группу подростков. Незнакомый паренек лет двенадцати, окруженный девочками и пацанвой из нашей округи, что-то им рассказывал, и ребята с удовольствием слушали. Подойдя совсем близко, я вдруг узнала Юрку с четвертого этажа. Неужели он? Вымахал! Был похож на толстенького пушистого Винни-Пуха – и вдруг так вырос...

- Здрасьте! – поспешил он развеять мои сомнения.

- Юра? Неужели ты? – спросила я не очень уверенно.

- Я! – улыбнулся он.

- Так вымахал...

- Годы идут! – заметил он весьма основательно, как умудренный жизненным опытом человек.

- Да, идут... – сказала я, поднося к двери домофонный ключ. Может быть, мне и хотелось остановиться поговорить с ним, но он же был не один.

Пока я поднималась к себе, невольно вспоминалось прошлое. Как этот мальчишка, тогда второклассник, потом постарше, аккуратно два раза в неделю приходил ко мне заниматься английским, а я всегда старалась подладиться под его школьное расписание, чтобы не только сделать с ним все уроки и помочь ему понять любую трудность, но и еще что-то успеть.

Войдя в квартиру и едва скинув куртку, прошла к одной из своих книжных полок. То, что мне вдруг понадобилось, увидела сразу: в маленькой декоративной вазочке лежала желтая ленточка с черными пятнышками. Для мобильного телефона. С такими на шее ходили многие люди, а кое-кто носил их, прицепив к поясу или карману брюк, и тогда мобильник, если покажется кому-то очень нужным или просто выпадет из кармана, даст о себе знать тяжестью веса на ленточке, так что и не упадет, и не достанется жулику.

Я вынула ленточку, подержала в руках. Никогда не носила ее. Обычно мобильник, самый что ни на есть деловой предмет, лежит у меня в кармане куртки, брюк или кофты. Сейчас почему-то вдруг примерила ленточку на шею – очень подошла бы для своего предназначения. Юрка тогда подарил мне ее с большим смыслом: ему купили две ленточки, вот и решил поделиться столь надежной вещицей.

Я вернула ленту в вазочку. Присела на диване. Вдруг представилось себе, что Юрка просто ждал меня у подъезда: пришел на урок, а я где-то задержалась. Но ничего, он сейчас вволю наговорится с ребятней и поднимется на урок. Конечно, сначала зайдет к себе домой, переоденется и переобуется, а когда доберется до меня. Будем долго препираться в моей прихожей: я отругаю его за то, что ходит по лестнице в своих пушистых тапочках, это не гигиенично, ведь потом всю пыль и грязь на них принесет домой; надо бы прийти в ботинках, а тапки принести в пакете. И Юрка заверит меня, что в следующий раз обязательно так и сделает.

В каком он сейчас классе? В шестом? Или уже в седьмом? Иногда всё, что не очень тебя касается, сбивается в памяти в клубок, не сразу и разберешь.

Начала я с ним заниматься, когда он был во втором классе. Предмет – английский язык – был у них новый, и сразу выявилось, что не очень-то Юра к нему способен. С заданиями не справлялся, на уроках ничего не понимал, вот его мама, которую я давно знала, и попросила меня помочь. Мы с Юркой сразу поладили, нашли общий язык и испытывали большую симпатию друг к другу. Он приходил, садился за стол. Рассказывал, что и как в школе, что задали, что спрашивали. Показывал тетрадки, испещренные учительской красной ручкой. Очень огорчался, если опять схватил двойку, и радовался, если его хвалили. Ему не так-то просто было сосредоточиться даже на индивидуальных занятиях со мной, потому что головка его всегда была полна мыслями о доме, а душа переживаниями. В семье развернулась серьезная конфликтная ситуация: отец бросил жену и его, Юрку, возвращаться не собирался, мать часто плакала или злилась, нередко и Юрке попадало ни за что. А уж если она видела двойку в школьной тетради, могла с расстройства именно тетрадкой и отхлестать его по щекам. Он сам иногда говорил, что ему надо хорошо учиться не только ради знаний, а чтобы и дома было спокойнее. Если я за что-то ругала его, он тут же принимался доказывать, что мои «ругания» совсем другие, чем мамины, они ему даже нравятся, потому что он их заслужил. Тут же начинал клясться, что к следующему разу обязательно всё выправит, так что будет порядок.

Едва стало ясно, что никаких перемен к лучшему в семье не будет, бабушка, его главный воспитатель, защитница и вообще отрада, решила сделать его жизнь максимально интересной и насыщенной. Обегала весь наш район, разузнала, какие и где есть кружки, студии, клубы. Организовала его жизнь так, что он каждый день должен был куда-то идти. Сама проверяла, сделал ли уроки, поправляла, если что-то не так, и шла с ним на кружки или в спортивную секцию. Он, конечно, уставал и вовсе не всем хотел заниматься, но спорить с бабушкой не мог, слушался, всё делал, как она велела. Жизнь как-то продолжалась, Юрка теперь действительно не очень страдал, потому что был постоянно чем-то занят.

Больше всего меня поражало то, как он распределял свои добрые чувства между всеми дома. Жалел не только маму и бабушку, это естественно, но даже отца своего, на которого должен был бы злиться чуть ли не до ненависти, потому что тот не проявлял теперь никакого интереса к оставленному сыну. Вернулся к своим родителям, жили они неподалеку, так что Юрка даже вторую бабушку и дедушку иногда видел. И тоже очень жалел их, понимая, что они бы рады иногда взять его к себе, но мама категорически не разрешала, а он всегда и во всем прежде всего слушался маму.

Иногда он рассказывал мне об их семейных делах. Да что там иногда – практически при каждой нашей встрече. Ему очень нужно было поделиться с кем-то близким, излить душу. Рассказывал так, чтобы ни в коем случае не обидеть маму и главную бабушку. Если информация была не очень лестной для них, он вдруг подносил ладошку к губам и, сложив ее рупором, тихо говорил: «Только вы им ни слова, ладно?» Я, конечно, горячо заверяла его, что буду молчать как рыба. Он успокаивался, мы переходили к делу.

От его милого, доброго сердечка перепадало кое-что и мне. Он знал, что не так давно я перенесла тяжелейшую операцию, еле выкарабкалась. Знал и о том, что за недолгое время потеряла нескольких своих самых близких родных. Он часто видел меня грустной, очень жалел, говорил какие-то добрые слова вроде: «Ну ничего, всё скоро пройдет и будет очень хорошо». Часто приносил и дарил мне свои рисунки, корявенькие, смешные. Рисовать он умел только так, как рисуют не способные к этому виду деятельности дети. Но на каждом рисунке делал надписи, вроде такой вот, очень частой: «Вы самая лутьшая в мири учительница и я вас очен люблу. Целую. Юра». Или: «С новым годом лубимая!» Когда он уходил, я подолгу сидела на диване размякшая и улыбалась. Эти корявенькие его письмена были очень искренними, писал он их не по подсказке взрослых, а совершенно самостоятельно, по собственному душевному порыву, потому они и были мне очень дороги. Настолько, что все его листочки я трепетно сохранила, убрав в тот учебник, по которому мы тогда занимались.

А одним своим посланием-поздравлением он, что называется, просто вышиб меня из седла. Вот что он написал: «Я понил, что англиский мне нужен. Я даю слово, что возмусь за англиский с этой минуты. Ведь вы самая добрая и красивая. Желаю вам здоровя и любви! И обизателна жиница!» Он уже перешел тогда в четвертый класс, подрос и хорошо усвоил, как плохо, когда папа с мамой разведены и женщина живет одна, вроде меня. Последнее свое пожелание – «Обизателна жиница!», то есть выйти замуж, найти, так сказать, счастье, он повторял потом в записках несколько раз.

В его гимназии уроки английского языка были не очень простыми, а ему язык давался по-прежнему трудно. Уже в четвертом классе проблемы возникали на каждом шагу. В школе благодаря моей помощи дела у него шли неплохо, но лишь до той минуты, пока урок катился по привычным рельсам. Стоило учительнице чуть-чуть сойти с них, и у Юрки начинались проблемы. Она, молоденькая девушка, ничего не понимала, думая, что он «просто ленится». Но причина его неуспехов заключалась совсем не в том. У него была удивительная особенность: абсолютное несоответствие между механической памятью и всеми остальными способностями к учёбе. Механическая память у него была потрясающей, всё остальное – ни шатко ни валко, а то и просто плохо. Когда ему требовалось выполнить какое-то письменное задание, он даже не пытался осмыслить его, зато очень быстро вспоминал, на какой странице учебника или рабочей тетради было точно такое же упражнение, и вот он сейчас найдет его, а потом спишет оттуда. Поразительно, но в этом искусстве он никогда не ошибался, действительно находил нужное очень быстро и точно. Но стоило мне дать какой-то аналогичный пример, изменив лишь пару слов, и его талант тут же заканчивался. Я билась с ним, как рыба об лед, придумывала всевозможные упражнения, тренировки, но ничто не помогало. В школе, как и везде теперь, много пользовались изданными рабочими тетрадями, а там сплошные подстановочные упражнения, к каждому тексту одинаковые или очень похожие, как раз подходящий вариант для Юрки. Но я-то понимала, что этого мало.

Конечно, я ругала его, лишь когда не выполнял задание, понимая, что это могло быть не из-за лени, а по причине семейных трудностей. Снова объясняла, растолковывала, что-то до него доходило, что-то нет. Очень боялся, что дома попадет, и снова просил меня ничего не говорить маме. И даже бабушке, потому что знал: она может из самых лучших побуждений что-то рассказать маме, и та накажет его. А уже начался активный век компьютеров и мобильников, и у Юрки, как у всей ребятни, появилось до сумасшествия любимое занятие: компьютерные игры. Если что-то было у него не так, мама отбирала телефончик и категорически запрещала даже подходить к компьютеру. Это постепенно стало у нее самым действенным видом наказания Юрки. Ленточку для мобильника он подарил мне как раз в те дни.

Я очень любила этого ребенка, была безгранично терпелива с ним, и мне не так уж мало удалось. В школе-то он стал лучшим! Многое вызубривал наизусть, с его потрясающей механической памятью с этим не было проблем. А я... Хорошо знаю, что капля камень точит, и уж в учительском деле эта истина непреложна. Мы продолжали заниматься. И если бы мне кто-то вдруг сказал, что могу всерьез обидеться на этого человечка, я бы просто рассмеялась. Сколько лет мне – и сколько ему!.. Кто из нас кто? Как это учительница может обидеться на ребенка? Даже если бы он совершил какую-то преднамеренную подлость, я и то нашла бы десяток оправданий его действиям, что-то объяснила, и инцидент исчерпался бы сам собой.

Юрка, как и все дети теперь, очень быстро овладел работой на компьютере, научился отыскивать в интернете всё, что ему нужно. У меня тоже давно стоял на столе компьютер, но совершенно мертвым грузом: я не хотела учиться на нем работать. Люди моего возраста рассказывали, что и у них всё так же. Кто-то нашел уже тогда объяснение: пришло время совсем другой цивилизации. Даже с мобильным телефоном получалось сложно: три-четыре функции я освоила, а дальше – тишина. Как-то уже теперь услышала такой анекдот. Сидят старушки во дворе, беседуют. Одна из них достает из кармана мобильник и отправляет кому-то SMS-сообщение. Остальные смотрят на нее пораженные и шепчутся между собой: «А она, видать, ведьма!» Даже сейчас многих пожилых людей очень поддерживает своеобразная солидарность: мало кто из нас способен освоить электронные аппараты и устройства, с нас взятки гладки, это для молодежи.

Юрка тогда все «грозил» мне, что как-нибудь придет и сразу обучит меня компьютерным играм. Я от души смеялась – жизнь то и дело подбрасывает столько игр, что тут не до компьютера... Он, родимый, молчаливо и терпеливо стоял у меня на столе, дожидаясь лучших времен, когда я его освою и стану на нем работать.

И как-то получилась такая история. Пришел Юрка, как всегда, милый, лучистый, добрый мальчишечка. Начался урок. Дело было уже в середине мая, школьное напряжение постепенно спадало, и я радовалась этому, потому что можно было гораздо меньше заниматься его школьными заданиями и больше языком как таковым.

К тому уроку я среди прочего задала ему выполнить грамматический перевод с русского на английский. Несколько предложений, на несложную тему, которую он, как я радовалась, усвоил. Тут одной механической памятью обойтись было невозможно. Думай, вспоминай, сопоставляй, переводи. Упражнение было не из учебника, я сама продиктовала ему несколько довольно простых фраз.

Юрка садится за стол, выкладывает книги, тетради. Открывает письменное задание. Я беру тетрадь в руки, читаю перевод. И не верю своим глазам: он все перевел абсолютно правильно! Да еще подчеркнул самое главное зеленой ручкой. Такого сроду не бывало! Неужели наступил великий час, когда всё, что я засеивала так долго, дало всходы? Количество перешло в качество! Кончилась Юркина тупость, пришло время по-настоящему хорошо учиться!

А он сидит рядом и улыбается счастливой, солнечной улыбкой...

- Ну... ладно, - говорю я ему. – Такой успех надо закрепить. Открой тетрадь на чистом листочке и запиши еще два предложения. Переведешь их сейчас, здесь.

Старого лиса обмануть трудно: я ничего не поняла, но почувствовала подвох...

Он споткнулся на каждой из двух новых фраз, совершенно аналогичных домашним, по три-четыре раза. Улыбка сошла с его личика. Но, Бог ты мой, должно же было хоть что-то остаться в памяти! Хоть чуть-чуть, тем более если все понял!

Нет. Пустота. Глупости. Всё по-старому. Видно, мама перевела ему фразы. Или бабушка – на этом уровне они язык знают. Ну зачем же они так?..

Наверное, вид у меня был очень сердитый и расстроенный. Юрка смотрел на меня виновато, обалдело, все сразу.

- Вот что, даю тебе похожее задание. Если снова обнаружу, что кто-то перевел фразы за тебя, тогда... тогда...

И сама не знаю, что тогда!.. Протягиваю ему листок, начинаю диктовать предложениия. Опасаюсь, что он теперь использует свою собственную тетрадку в помощь – как делал в школе с официальными рабочими тетрадями. Оставлю ее пока у себя.

Он пробует что-то писать, но останавливается. И так выразительно смотрит на меня! Что хочет сказать? Почему держит карандаш в руке, а лист перед ним чистый?

- Я... я... Знаете, чего... – Он вдруг почти давится слезами. – Я вам всё наврал!

- В чем наврал? – не поняла я.

- Ну... это... я не сам делал английский.

- Так я поняла!

- Не всё! – Слезы вдруг стряхиваются все разом на чистый лист бумаги, и на их место приходит не очень понятная улыбка. Лукавая? Жалостливая?

- Мне... В общем мне все уроки компьютер сделал.

- Что? Как это так?

- А я дал ему фразы, попросил перевести, и он выдал мне правильные варианты. А там, где у меня зелененьким подчеркнуто, было выделено зеленым на экране.

Не знаю, сколько времени я молча смотрела на него. Несколько минут? Полчаса? Потом, придя в себя, сказала только одно:

- Собирай вещи и иди домой. Урока не будет.

Меня поражал даже не сам этот факт, больше – сознательность Юркиного обмана. Он хорошо знал, что на компьютере я «не умею», так что меня запросто можно обманывать. И как это он раньше не догадался?

- Ой, ну простите меня! – вдруг заныл он.

- Иди домой.

Не могла же я объяснять ему, что мне надо прийти в себя!

- А там... мама, она разозлится.

- Скажешь ей, что я не смогла заниматься.

Он быстро сложил в рюкзачок свои вещи и направился к двери. Я закрыла за ним, вернулась в комнату. И долго-долго не могла понять, что же мне делать. Самые разные и мучительные чувства одолевали меня все сразу. Ну, конечно, он обманщик, мелкий и хитрый жулик, это понятно. Но в гораздо большей степени мне было стыдно за себя, чем за него. Кажется, только теперь я поняла, как отстала от жизни. Невозможно, если ты еще живешь, быть только человеком вчерашнего дня!

Меня ломало весь тот день, до самого вечера. А в одиннадцать часов вдруг раздался телефонный звонок. По определителю поняла: звонят из Юркиной семьи. Неужели взрослые выпытали у него что-то и наказали?

Но в трубке звучал его собственный голосок, почти шепот.

- Знаете, чего? – сказал Юрка. – У нас гости, они там сидят в большой комнате, едят и болтают. А я решил вам позвонить.

Час от часу не легче!

- Завтра позвонишь, - сказала я недовольно: говорить с ним не хотелось.

- Нет, щас, ну, пожалуйста! – попросил он. – Щас они не услышат. Вы простите меня, ладно? Я не хотел вас обманывать. Я хотел, чтоб вы порадовались, что я не такой уж дурак, вот решил и всё хорошо сделал. Понимаете?

- Ладно, в следующий раз разберемся, - суховато сказала я.

- Но вы простите меня?

- Посмотрим. Знаешь, я уже легла спать, не могу больше говорить.

Но следующий раз не последовал. Через день позвонила его бабушка и сказала, что они забрали Юрку, не дожидаясь конца учебного года, потому что у них переезд. Я уже слышала, что они продали свою квартиру в нашем доме и купили где-то далеко, чтобы спрятаться подальше от своих семейных сложностей. Она очень благодарила меня.

...И вот теперь подросший Юрка стоял возле нашего подъезда. Наверное, заехали по делу. А мне вдруг так захотелось позвать его к себе и показать один уголок квартиры, очень оживший и изменившийся. Это «ожил» мой компьютер, на котором я теперь умею работать, делать многое из того, что мне предлагает интернет. Мне еще есть тут чему поучиться, но главное – переход на дороги новой цивилизации я уже совершила. И спасибо, спасибо за это моему ученику Юрке.