О таланте, призвании и Дон Кихоте

Елизавета Гладких
Мне, как и многим детям, на которых в детстве возлагали большие надежды, знакомо все это: конкурсы, фестивали, любые концерты, на участие в которых сначала тебя отправляют «добровольно-принудительно», а потом ты идешь сам, чтобы заслужить «бумажку для портфолио». За 18 лет учебы (9 классов музыкалки, 4 года музыкального колледжа и 5 лет специалитета) ты накапливаешь несколько толстенных папок с тем самым «портфолио», где каждая грамота/благодарность/диплом хранится, словно боевой снаряд для обстреливания тех, кто не верит в твой талант. Слово «талант» преследует тебя на всех этапах получения по заслугам: и когда тебе выдают стипендию от спонсора коробкой жвачки «Love is», и когда тебе вручают выстраданный диплом лауреата, действующий на юный организм подобно небольшой дозе радиации (начинается гастрит и облысение). «Вы – будущее нашего города/края/страны!!!» - вещают ведущие на гала-концертах, и ты вздымаешься все выше и выше к солнцу, подобно жаворонку, за которым летит ворох грамот, афиш, приглашений учиться и выщипанных (или вылезших самопроизвольно) перьев.
 
Головокружительный взлет заканчивается тогда, когда ты получаешь последний красный диплом – он самый твердый из трех, самого большого формата и умопомрачительно пахнет типографией. Ты стоишь на пороге альма-матер и с удивлением вслушиваешься в тишину: никто не кричит про талант, и никто не называет тебя своим будущим. Более того, все смотрят на тебя с недоумением: ты все еще здесь? – как бы спрашивают они. И именно следующие несколько лет покажут тебе то, чего никогда не покажет портфолио: являешься ли ты музыкантом по призванию.

В интернете есть множество расшифровок слова «призвание». Его объясняют умными словами типа «целереализация», расплывчатым термином «склонность к определенной профессии». Я поняла для себя следующее: призвание – это дело, на которое человек был призван не людьми и даже в какой-то мере не своим собственным желанием. В этом же ракурсе единственно правильно трактуется слово «талант»: это не восторженная истерика, не шоу и не удача - это то, что Призвавший тебя запретил зарывать в землю еще две тысячи лет назад.

Помня это, мы смутно догадываемся о том, что нас ждет: призвание не означает, что нам проторили дорогу и дали зеленый свет. Совсем наоборот: это полоса препятствий длиною в жизнь. Кажется, Натан Перельман сказал: «Способному все легко, талантливому все трудно». Именно поэтому существуют профессии, к которым нам более привычно применять слово «призвание» - это разные искусства и науки, то есть профессии, в которых можно и нужно страдать, метаться, переживать, винить себя и тут же воспарять в энтузиазме и вдохновении. Вместе с тем, я считаю, любой человек, вносящий в свою работу немного творчества, немного радости и 100% неравнодушия, может претендовать на это красивое слово. Некий умный философ Е.В.Новиков, статья которого мне попалась, пишет о том, что «можно говорить о призвании художника, допустимо – о призвании хирурга, но совершенно неуместно – о призвании маляра или дворника». Те, кто читал мою заметку о водителе Лёхе, поймут, почему я не согласна с этим философом. Кроме того, я уверена, существуют сдвоенные призвания, помогающие одно другому: Сент-Экзюпери не был бы великим писателем, не стань он одним из лучших летчиков Франции.

«Призвание – жизненное предназначение и направленность человека, придающие целесообразность, осмысленность и перспективность его деятельности» - уже ближе к делу. Но лидирует в моем списке Мартин Лютер, который истолковал призвание как «ограничение человеком своих стремлений рамками, данными ему Богом, профессией и состоянием», из чего вытекало требование подчинения властям, покорности и смирения. Сейчас я обосную это возмутительное заявление.

Многие обитатели соцсетей частенько делятся с друзьями шуткой о том, что специалист с зарплатой в десять тысяч рублей должен не только не приносить пользу, но и вредить. Меня эта шутка не смешит: если вы работаете по-настоящему и занимаетесь своим делом, на которое были призваны, вы не сможете вредить. Более того, вы не сможете и не приносить пользы. Если дела обстоят иначе, оглянитесь: возможно, вы сошли со своей дороги и забрели на соседнюю. Мир восхищает меня: я знаю чудесных библиотекарей, которые делают все возможное, чтобы люди (и особенно дети) читали и любили книги, потому что сами читают и трепетно любят их; я знаю нескольких врачей, которые спасали меня лично и мою семью своим неравнодушием, выходящим за рамки их полномочий; я знаю учителей, которые занимаются больше и чаще положенного, объясняя материал с вдохновением, которое открывает ученику глаза. Я видела пожарных, которые идут в огонь, и полицейских, которые совершают подвиги, а потом тягостно мямлят в камеру, не зная, что сказать назойливым журналистам. Все мы знаем или догадываемся, какая у них зарплата, но когда дело идет о жизни, о здоровье, о детях и будущем, наши действия переносятся в другую сферу, где царят совсем иные законы воздаяния. Они не помогут купить хлеба или съездить в отпуск, но в конечном итоге для нас будет важен именно тот итог, который считается не монетами, а верностью, долгом и любовью.

Современный мир суров к теме призвания. Иногда я думаю о том, что было бы, скажем, с Леонардо да Винчи, окажись он не при дворе богатейшего и умнейшего Лоренцо Медичи, а на одном из рабочих мест в Перми 21 века. Времена меценатов прошли безвозвратно, наступили времена спонсоров. Любая величайшая твоя заслуга как работника любой сферы, твой самый высокий полет неизменно будет обозначаться только количеством ноликов. Это сбивает с толку любого человека, особенно женщину, которая в силу своего ветреного непостоянства иногда мечтает о новых туфельках.

Тяжело подчас вспоминать, что путь призвания похож на подвиг юродства, что он непонятен зрителям и требует порядочной доли донкихотского безумия. Иногда ты слабеешь и разочаровываешься во всем на свете, и чувствуешь себя бесполезным, и начинаешь разговаривать с собой словами доброхотов, недоумевающих, зачем так мучить себя, а в особо запущенных случаях оправдываться случайными выдержками из статей о легендарной зоне комфорта: мол, я не лузер, я просто привык к своей жалкой никому не нужной работе и привязался к этим странным ненормальным коллегам. И какую смелость надо разбудить в своей трусливой душе, чтобы всего-то, как некий идальго, напялить тазик для бритья и снова отправиться бороться с ветряными мельницами. Всего-то надо, как апостол Петр, вернуться в Рим после того, как Тот, Кто призвал его, велел ему не покидать зону комфорта.