Вспотевшие оконные стёкла покрылись холодными каплями, медленно скользившими вниз. О вскипевшем чайнике, булькавшем на газовой плите, Лидия Ивановна даже не вспоминала. Её потускневшие зелёные глаза, всё ещё не потерявшие свою остроту, отражались на картине, написанной на холсте и повешенной на стене. Лидия Ивановна словно видела это полотно впервые. Она то и дело окидывала взглядом эту вставленную в рамку картину, и переводила грустные глаза на капли, скользящие вниз по стеклу. В этот момент она перебирала своё далёкое прошлое.
Со вчерашнего дня воспоминания беспокоили душу, поочерёдно даря старушке слёзы, полные гордости, а затем напоминая ей загадочные фрагменты её жизни, продолжавшейся уже век без малого, похожей на эти скользящие по стеклу холодные капли и прошедшей между безмолвными и мрачными кабинетами КГБ.
Лидия Ивановна около полувека непрерывно проработала секретаршей председателя КГБ, и вся её жизнь и работа были полны загадок и странностей. Глядя на влагу за окном, ей казалось, что её скрытная, тайная и нередко надоевшая жизненная стезя похожа на эти капли, скользящие вниз и исчезающие в мгновение ока.
Неожиданно Лидия Ивановна начала бояться девяносто пятой зимы своей жизни. Завывание разбушевавшегося на улице северного ветра напомнило ей похоронный марш, и почему-то она только сейчас впервые осознала, что она одинокая, беспризорная, никому не нужная девяностопятилетняя старая дева. И только сейчас поняла, что, оставшись навсегда незамужней, она совершила огромную ошибку. И если бы она вовремя послушалась родителей и вышла бы замуж за Алексея Петровича, то сейчас, в эти последние дни, жила бы беспечно, не чувствуя себя одинокой. Тогда не нужно было бы бросаться в глупые розыски попечителя, чем она и занималась в течение нескольких месяцев. Жаль, очень жаль!
Но в настоящее время все эти размышления были бесполезны – два часа назад Лидия Ивановна ничком свалилась на пол в своей однокомнатной квартире, в которой она проживала более пятидесяти лет, да так, что потеряла сознание. Затем, кое-как придя в себя, она с громадным трудом взобралась на диван и погрузилась в неприятные мысли. Хотя приятность или неприятность одолевавших её мыслей особого значения не имела – это просто-напросто были неясные, туманные, холодные старческие раздумья, причиняющие боль всему её ослабленному телу. Разумеется, её богатый жизненный опыт, мировоззрение и жизненная стезя – во всяком случае, до момента сегодняшнего падения – сложились размеренно, аккуратно, крайне осторожно, но в то же время весьма сомнительно. Её сохраняла именно эта сомнительность, которая сама по себе была полна прихотей, регулирующих её поступки, её слова и размышления.
Проснувшись утром, она по привычке выпила натощак столовую ложку коньяка. Потом, протянувшись за стоящими на холодильнике банками с баклажановой икрой и горьким перцем, консервированным ещё с лета, упала ничком. До сих пор она ни разу не падала так, на ровном месте. Но сегодня она упала, именно на ровном месте, причём ударилась не на шутку. И только после этого женщина погрузилась в невнятные, неясные мысли. Затем, обзвонив своих попечителей, она назначила с ними встречу, с явными жеманными манерами, присущими старым привычкам из КГБ. Это, скорее, было ничем иным, как последним звонком, звучащим на последнем пути её жизни.
В дверь позвонили. Надо же, ведь только что она размышляла о звонке! Старушка слегка вздрогнула, затем промолвила хриплым голосом:
- Войдите, открыто...
В квартиру бодрыми шагами вошёл молодой парень, а вместе с ним женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Увидев Лидию Ивановну в таком состоянии, женщина удивилась:
- Лидия Ивановна, что это с вами? Ну что, не едем?
- Почему не едем? Едем... Вы как раз кстати... Знаешь, я только что упала... Голова закружилась... Потеряла сознание... Вот видишь, Тамилла, день на день не приходится...
- О боже, какой ужас! Вы не ушиблись?
- Нет, милочка, да так – прилегла немного, чтобы придти в себя...
- Я вам сейчас чаю заварю – сказала Тамилла, и, пройдя на кухню, увидела, что вода в чайнике полностью испарилась.
Парень разглядывал комнату, любуясь картинами, написанными на холсте и развешенными на всех стенах комнаты в аккуратных рамках, серебряным ожерельем начала прошлого века, оставшимся Лидии Ивановне в наследство от родителей, большой тарелкой, разукрашенной старинными узорами, и различными антиквариатами. Даже не осознавая всю значимость этих вещей для Лидии Ивановны, парень догадывался, что они имеют большую ценность, и их можно было бы сбыть за приличные деньги. Думая об этом, он прослушал беседу своей матери с Лидией Ивановной.
Глядя на парня, внешне симпатичного, старушка спросила:
- Атахан, а почему ты не спрашиваешь, как у бабушки дела?
Вздрогнув от неожиданности, Атахан словно очнулся от спячки:
- Что? Лидия Ивановна, ну, я ведь поздоровался... Вы готовы? Поедем сегодня?
- Да, конечно! Я обязательно должна показать вам это место. Неисповедимы пути Господни – не ровен час, внезапно помру, чтобы и вы знали своё дело...
В эти мгновения парню было не до Лидии Ивановны, он раздумывал о том, что этой женщины вскоре не станет, а он продаст весь её антиквариат иностранцам за большие деньги и отремонтирует эту квартиру по своему усмотрению.
Тамилла принесла чай. Лидия Ивановна уже привстала, сидела в постели, и, кажется, ей было уже гораздо лучше. В душе старушка испытывала к своим попечителям ужасную ревность, и в голове у неё вновь начали возникать неприятные мысли. Отказавшись от чая, она чуть призадумалась и внезапно промолвила приказным тоном:
- Я готова, поехали!
- Мама, я жду вас в машине, – сказал Атахан и, поигрывая ключами от машины, вышел из квартиры. Там, спустившись с шестого этажа по ступенькам, уселся в стоявшее перед подъездом красное «Жигули».
Такого ветра в Баку не было много лет. Складывалось ощущение, что ветер вот-вот подымет машину вместе с Атаханом ввысь и отбросит куда подальше, или же стукнет об электрические столбы, или же о бетонную стену строящегося неподалёку здания ресторана. Благо, всего этого не произошло, и пока его мать спускалась вместе с Лидией Ивановной с шестого этажа, ветер чуть-чуть утих.
Спустя пятнадцать минут они были уже на еврейском кладбище. Машина медленно продвигалась через неровные тропы, проложенные между могилами, а Лидия Ивановна приказывала заворачивать то направо, то налево, то ехать прямо. Да, она конкретно приказывала. Словно увидев это кладбище, старушка оживилась, повеселела и принялась вести себя как командир корабля. Вдруг она внезапно промолвила:
- Вот, глянь-ка, видишь эти синие скамьи?.. Да, да, останови там...
Как только Атахан притормозил, Лидия Ивановна поспешно попыталась открыть заднюю дверцу, но не смогла, точнее – замешкалась, не зная, как её открыть. Атахан, выйдя из машины, осторожно открыл дверь и помог Лидии Ивановне сойти. Выбравшись из машины, старушка чуть ли не бросилась к паре могил из чёрного мрамора, ограждённых железной рамой. Она толкнула запертую проволокой дверцу железной рамы, та не поддалась, старушка толкнула заново, но всуе. Тут она нервно оглянулась на Атахана. Он понял, что нужно снять проволоку, быстро шагнул вперёд. Схватившимся за дверь рамы хрупким пальцам Лидии Ивановны долго ждать не пришлось – проволока снялась, и каркасная дверь с мелким глазком жалобно скрипнула. Войдя внутрь, Лидия Ивановна прошла прямо к могилам...
- Тома... Иди сюда, смотри – вот это мой отец, а это мама... Видишь, Горбатов Иван Сергеевич?... Гольденберг Раиса Гумбатовна... Милая, похороните меня вот здесь... Между ними... – проскрипела старушка плаксивым голосом.
Бредовая идея старушки вывела парня из себя:
- Лидия Ивановна, но ведь между ними же нет места... Узковато, не видите разве? – возразил он.
- Нет, нет, ничего страшного. Я так хочу!
- Лидия Ивановна, упаси Господь, нет худа без добра... Может, чуть-чуть сбоку?.. Вот здесь... вот... тут и места предостаточно... – попыталась поддержать сына Тамилла.
- Нет, нет, Томочка, я тебя прошу, только над ними... Могилу пускай выроют так, чтобы мой гроб лежал прямо над ними... Это моё последнее желание... Выполняйте его, иначе прокляну на том свете!
- Ну ладно, ладно!
Увидев, что старушка прослезилась, Тамилла и сама вынула платок.
Атахану хотелось как можно быстрее покинуть это томительное царство безмолвия, но поделать ничего не мог – он был вынужден холить и лелеять старушку, потакая всяческим её капризам. Своенравная карга уже ровно месяц, словно прожорливая змея, высасывала из него всё терпение до последней капли.
Отойдя немного от могил, он стал внимательно озираться вокруг, стараясь запомнить это место. Он был уверен, что в скором времени закажет для Лидии Ивановны прямоугольный деревянный гроб, в который они уложат одетую покойницу и привезут сюда. Забив гвоздями крышку гроба, они, хоть и не на сто процентов, всё же исполнят пожелание старушки. Жить ей осталось не так уж и много, и скорее всего, расходы на её похороны будут небольшими. А однокомнатная квартира перейдёт Атахану.
Парень уже задумывал в первую очередь вставить железную дверь, затем расширить кухню с балконом и вообще, сделать в квартире капитальный ремонт... Затем он почему-то выругался про себя: «Эта старуха как получила квартиру, так в ней и жила, ничего в ней не меняя в течение пятидесяти лет... Ну и сука! Да и жила, как собака...»
Вот так вот... На кладбище они долго не задержались – привезли Лидию Ивановну в её однокомнатную квартиру. Войдя в комнату, Лидия Ивановна достала из кармана фартука десять тысяч манат и протянула парню:
- Это на бензин, пожалуйста, возьми, сынок! – промолвила она слегка жалобным голосом. Атахан не притронулся к деньгам – разумеется, это его сильно обидело. Смерив старушку злобным взглядом и не попрощавшись, он хлопнул дверью и ушёл…
- Стыдно, Лидия Ивановна, это ведь наш долг, – возразила Тамилла.
Шепча слова благодарности, Лидия Ивановна, задыхаясь, разлеглась на диване и уставилась на картину, висевшую на стене напротив неё. Лицо у неё побледнело. Тамилла замешкалась, не решившись сказать или сделать что-либо. За последнее время она приезжала сюда довольно часто и каждый раз привозила Лидии Ивановне какой-нибудь подарок. Но она никогда ещё не видела старушку такой вялой и расстроенной.
- Лидия Ивановна, не нужно печалиться, дорогая, дай Бог, всё будет хорошо, мы ещё на вашем столетнем юбилее гулять будем, – уверенно произнесла Тамилла.
Унылые глаза Лидии Ивановны уставились в этот раз на Тамиллу, словно умоляя её попросить у смерти отсрочку для неё...
- Томочка, прошу тебя, сядь поближе. Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты знаешь, что я завещала квартиру тебе. Но у меня к тебе одна просьба – видишь вот эту картину на стене?
Тамилла, работающая в жилищно-эксплуатационной конторе, знала Лидию Ивановну довольно давно и относилась к ней с таким большим уважением, что старушка считала её чуть ли не родной сестрой. Навещая Лидию Ивановну, каждый раз взорам Тамиллы попадалось это висевшее на стене произведение искусства, и каждый раз, глядя на эту картину, на которой была изображена на холсте девушка в белом платье, сидевшая, скрестив ноги, верхом на коне, она не могла насмотреться на неё. Девушке, запечатлённой на этой картине, было лет четырнадцать-пятнадцать, но она сияла неотразимой красотой! Такая очаровательная, естественная! Сложно было бы не восхищаться юной девицей с выпирающими грудями, изображённой верхом на коне на лоне зелёной природы! И вряд ли человек, не восхищающийся этой красотой, был бы способен на какие-либо чувства!
- Да, Лидия Ивановна, в каждый раз, глядя на картину, мне кажется, что на ней изображены вы! – торжественно ответила Тамилла и добавила: - Какие у неё грустные глаза!
- Постой-ка, Тома, помолчи! Это не я!
- Успокойтесь, Лидия Ивановна, возьмите себя в руки! Если вас что-то беспокоит, скажите мне, не стесняйтесь!
Старушка прослезилась и снова уставилась на картину взглядом, полным зависти и скорби, любви и ненависти, злобы и ревности. Глубоко вздохнув, она промолвила:
- Знаешь, Томочка, сколько этой картине лет? У неё странная история. Мой отец был полковником царской армии. Мы жили в Санкт-Петербурге, и мне исполнилось тогда тринадцать лет. У нас была огромная усадьба, где счастливо жили я и моя старшая сестра. Я помню, что нас часто навещал молодой офицер, который был дальним родственником отца. Звали его Алексей, и он прекрасно рисовал. Он безумно влюбился в мою сестру и часто отвозил нас в лес покататься верхом. На этой картине изображена моя сестра Анастасия, Алексей нарисовал её в день её рождения. Вечером у нас дома собрались гости, Алексей принёс картину и торжественно вручил её Анастасии при моих родителях и гостях. Все были в восторге! Да и я сама, полная восторженных чувств, обняла и поцеловала Алексея.
Но безразличное, высокомерное отношение Анастасии сильно раздражало и нас, и Алексея. Она не умела оценивать его любовь должным образом. Конечно же, я подозревала, что и она любит Алексея, но просто скрывает это.
Однажды он приехал к нам, и я заметила, что это не тот Алексей, которого я привыкла видеть. Анастасия была в церкви, и я стеснительно пригласила Алексея в свою комнату. Он сначала поцеловал мне руку, я была польщена, затем поцеловал меня в щёку, я чуть смутилась, и вдруг начал целовать меня в губы. Боже праведный, как будто всё было только вчера! Я не могла сопротивляться ему, и он признался, что любит меня, что Анастасия не достойна его любви. Затем... затем... всё разбилось в пух и прах! Я даже не поняла, как это произошло... Всё было разрушено... абсолютно всё... Это было ужасно! Слышишь? Случилось несчастье... Пришла Анастасия, и застала нас вместе... Моя красивая, безумная сестрёнка! О Боже, это было самым страшным днём в моей жизни. Спустя несколько часов к нам домой привезли её тело – она утопилась в Неве! Вот так, дорогая... И теперь я храню эту картину на память о своей сестре. Я стала виновницей гибели родной сестры...
- А что случилось потом, Лидия Ивановна? – спросила Тамилла, с нетерпением ожидая конца истории.
- А потом... Алексея не было видно в течение долгих лет... Эта тайна осталась между нами... После революции мои родители переехали в Баку. А картину я взяла с собой... В течение всей моей жизни эта картина дарила мне мучения и страданья. Поэтому я поклялась никогда не выходить замуж... Позднее Алексей тоже переехал в Баку. Он часто заезжал к нам. Но я его отвергала. Родители долго уговаривали меня выйти за него замуж, но я была непреклонна. И тайну случившегося я не смогла никому раскрыть. Эта картина – единственное моё утешение. Алексея расстреляли, я похоронила родителей и осталась одна. Совсем одна! И начала жить вместе с этой картиной. Я любуюсь ей каждый день и вспоминаю минувшие дни. Картина стала свидетелем моего преступления, всех моих грехов, моей бесконечной любви. Я сохранила эту картину, чтобы унести её с собой в мир иной. Однажды мой начальник – генерал КГБ – пришёл к нам и, увидев эту картину, влюбился в мою сестру. Он долго пытался выпросить у меня картину, но я не позволила. С тех пор прошло очень много лет. Теперь нет ни Алексея, ни моих родителей. Конечно, я боюсь уносить эту тайну вместе с собой в загробный мир, Тамилла! Ты единственная женщина, которой я рассказала всё это, и моя последняя просьба к тебе – похоронить эту картину вместе со мной, в моём гробу. Пойми меня правильно – я не хочу, чтобы после того, как меня не станет, кто-либо видел эту картину... Вот тогда душа моя приобретёт покой. Понимаешь, Тома?
Тамилла прослезилась, замерла на месте. Она была взволнована историей загадочной Лидии Ивановны: «Вот о чём она думает при смерти! Странная женщина! Как печально у неё сложилась судьба!»
Во дворе несколько раз раздался сигнал. Узнав гудок «Жигулей» сына, Тамилла тут же встала и сказала:
- Не беспокойтесь, Лидия Ивановна, вы будете жить ещё пятьдесят лет... Выздоравливайте! Я пойду, мне пора... Заприте за мной дверь.
- Нет, Томочка, пускай остаётся открытой... Кому понадобится забираться в мою квартиру?.. У меня и без того, кроме этой картины, ничего нет.
Попечители уехали. Погода всё ещё не улучшилась. После полудня к Лидии Ивановне приехали ещё двое. Это были её старые дачные соседи. Семья Гумбаридзе переехала в Баку в тридцатые годы, и Лидию они знали с того времени. Но вот уже много лет, как Лидия Ивановна прекратила с ними всякую связь. Но за последние дни Лидия Ивановна задумала пригласить себе и эту семью. Она отвезла их на то самое кладбище, затем, вернувшись домой, рассказала им историю про картину и завещала похоронить её вместе с ней. Порядком расстроившись, супруги пожелали Лидии Ивановне скорейшего выздоровления и удалились.
Ближе к вечеру к Лидии Ивановне явился следующий попечитель. Это была Лора Вартановна – внучка бывшей сослуживицы Лидии Ивановны. И после привычной поездки на кладбище да рассказа о горькой истории картины, Лидия Ивановна проводила женщину с опухшими от слёз глазами со словами:
- Не забудь – после моей смерти квартира автоматически переходит на твоё имя! Обязательно исполни моё завещание!
Поблагодарив старушку в душе и пожелав ей скорейшего выздоровления, Лора ушла. В ту ночь из Красного Креста должен был приехать четвёртый попечитель. Но он позвонил Лидии Ивановне и, сославшись на позднее время, обещал прийти завтра утром...
Ровно через месяц Лидии Ивановны не стало. Но любопытнее всего было то, что возле подъезда её дома стояло одновременно четыре прямоугольных деревянных гроба, а соседи, увидев эти гробы, с изумлением спрашивали друг друга:
- Да, мы знаем, что Лидия умерла... А для кого остальные три гроба?
2000.
Фото из интернета