Надо, наверно, начать с того, что С.М. не мой родной отец. Он меня удочерил. Я об этом узнала, когда была уже большая. Поэтому я буду его называть папой, хоть в 47 лет познакомилась со своим кровным отцом.
Моё первое воспоминание. Думаю, что это был 46 год. Мне три года. Я маленькая, чуть выше маминого колена. Играю на улице. Мы жили в Белграде на Трнской улице 5. Появляется мама, подзывает меня и говорит: «Вот познакомься...» Папа был очень высокий, даже тощий, в длинном кожаном пальто. Я застеснялась и спряталась за маму. Мама с папой сняли гарсоньерку в 11 номере той же Трнской улицы. Гарсоньерка — однокомнатная квартира. Входишь в крохотную прихожую, налево комната, направо туалет с ванной. Ванная — совмещённый санузел. Там они закрыли ванную доской, поставили электрическую плитку. Отец садился на закрытый унитаз, в данный момент это была столовая. Отец сочинил такие стихи.
Угадайте, кто из нас
все дела свершает враз.
Может они были длиннее — не помню. Какое-то время и я жила с ними, но, в основном, была у бабушки с дедушкой. На полу лежал пушистый ковёр. Я плохо ела. Мама сделала Гурьевскую кашу. Я не хотела. А у меня была кукольная мебель. Вот папа поставил на кукольный столик кукольную тарелочку и положил каши. Потом подзывает меня и говорит: «Вот смотри, домовой поел кашу. Вот клочки бороды прилипли». Я, конечно, тут же сказала, что это он нарвал из ковра шерсти и прилепил, и никакой не домовой.
Ещё он любил шутить, обращаясь к маме: «Хоть ты и православная, а кофе у тебя жидОк».
Ксения Михайловна сказала, что признает мою маму невесткой только через три года. Это потому, что к этому времени отец был уже два раза женат. Моя мама была третьей женой. Первая была сербка и я её никогда не видела, а со второй мы познакомились. Во втором браке у отца был мальчик Жорж (Георгий). Мы с ним однажды подрались, я говорила, что это мой папа. А Жорж говорил, что это его папа. Я, не долго думая, треснула его по голове чем-то, кажется веником, а он бросил в меня землёй. Земля попала мне в рот и я разревелась. Нас развели. Потом, много позже, когда мы жили уже в Харькове, мы с мамой приехали в гости в Белград. Мамины родители к тому времени умерли. Осталась мамина старшая сестра. Мы навестили Ксению Михайловну. Жорж накрыл для нас чай.
Ксения Михайловна не совсем Ксения. Она выкрест. Имя данное ей при рождении Рива. Отчество Яковлевна. Я думаю, что Мирко это её второй муж. (Прошло столько времени! Спросить не у кого) Он был очень заслуженный человек. Что и как — не знаю. Мне говорила мама, что у него был какой-то очень почётный орден. На всю Югославию таких орденов было всего несколько. (3-4?) И вот когда пришли немцы Мирко пошёл (куда - точно не знаю, в какое-то высокое учреждение) надев все ордена и спросил, что имеет ли он право на частную собственность. Ему ответили, что да, конечно. Тогда он сказал, что его жена — его собственность. Рива Яковлевна крестилась и всю войну не выходила из дома. Правда ли или нет. Так у меня осталось в памяти.
Когда советские войска ушли из Австрии нам тоже надо было ехать в Союз, потому что мама взяла советское гражданство из-за Сергея. Её родители и сестра остались благополучно в Белграде. Так вот мы выбирали город, в который мы поедем. Я твердила: «Москва!», а поехали мы в Харьков, потому что здесь жил родной дядя отца Гиршвальд Лев Яковлевич с женой, с сестрой жены и женатым сыном Львом Львовичем (двоюродным братом отца). И в каком-то затёртом году к брату приезжала Ксения Михайловна и мы с ней встретились. Я ещё не была замужем. Замуж я вышла в 69 году.
Жорж был очень рассержен на отца и отказался от его фамилии и взял фамилию матери. Я её, конечно, не помню.
Отец относился ко мне очень хорошо. Мы с ним часто играли в морской бой. Но не на бумаге, а в ванной. У нас были маленькие пластмассовые кораблики. Мы их выстраивали и топила корабли противника — чем-то в них бросали.
После Белграда мы выехали в Будапешт. Может вернее будет сказано — бежали? Рассказывали, что за нами следили и даже за мной. Ходили шпики. Боялись, что вышлют в разные страны. Это был 49 год. Мне было 6. Таких как мы в Будапеште поселили в одну большую квартиру. Мы спали на полу покатом. Мама привезла с собой много подушек. Нас охраняли и никуда не выпускали. Потом наши документы проверили, и мы сняли комнату на центральной улице. Там я пошла в первый класс при посольстве. Но вскорости мы поехали в Вену и там прожили 5 лет до 55 года. Почему мы так путешествовали, я не знала, но теперь знаю — не по доброй воле, посылали.
Я думаю, что венский период был самым счастливым. Во-первых молодость, шикарная квартира, зарплата, Вена. Советская зона была в самом центре Австрийской столицы. Нацисты бежали, оставляя всё в квартирах - мебель, посуду. Мы поменяли три квартиры, пока не поселились в самом центре на улице принца Евгения 16 (или 18?) Я ходила в школу в Терезиануме. Там был шикарный парк со спортивными площадками, ресторан, магазин. Не от плохой жизни человек приобрел 12 костюмов, а потом всё покатилось по наклонной.
В октябре 55 мы оказались в Харькове. Лев Яковлевич и Каролина Людвиговна приняли нас как родных. Мы долгое время жили в гостинице. Надо сказать, что мы, во всяком случае я, понятия не имели о жизни в Союзе. Я помню мама со мной говорила, что какие мы сошьём костюмы для верховой езды. Мне было 12. Ехали мы с чёрной немецкой овчаркой. И чтобы она никого не покусала, родители купили купе полностью. А когда приехали на место, то куда было девать Тоби? Собачьих гостиниц не было. Нашли какую-то бабку, оставили собаку, Тоби три дня ничего не ел, никого к себе не подпускал. Большая и сильная была собака. Потом отец продал его одному приятелю Льва Яковлевича. Лев Яковлевич преподавал математику в Харьковском университете, он был профессором. Его сын Лев, тоже преподавал математику, только в другом вузе. Когда мы приехали в Харьков, у отца было 12 костюмов. Денег стало не хватать, и он продал костюм Люсе (Льва домашние звали Люсей). И тот сказал: «Ты потихоньку разденешься, а я оденусь».
В Вене папа всё мечтал о машине. Очень много говорил по этому поводу. Вообще он был очень говорливый. Иногда даже чересчур. Мне сейчас кажется, что иногда желаемое выдавал за действительность. Говорил убедительно.
Работы в Харькове для него не нашлось. Ему предложили стать уличным фотографом. Мы посчитали это унизительным, ему удалось устроится на телестудию фотокорреспондентом. Получили мы одну комнату в двухкомнатной квартире. Наша была 17 кв м и у соседей — 12. Кухня и ванная общие, естественно. Шёл 58 год. Я в 8 классе. Отец рассказывал, что когда получал ордер на квартиру — чиновник ему сказал: «Дай пять». Отец скрутил кукиш.
Отец нашёл себе женщину по имени Жармен. И вскорости улетел с ней куда-то на Север. Говорил, что как только устроится — вызовет нас. Мама написала ему письмо-проверку, что вылетает со мной к нему. В ответ получили большую телеграмму, что в случае приезда он возбуждает дело о разводе. Так мы остались вдвоём. Нельзя представить всех тех страданий и лишений, которые перенесла моя любимая мама. Она ведь тоже была рождена в Белграде и советской жизни не знала. Тогда ничего нельзя было купить. А с меня в магазине взяли за пачку соли около 10 рублей (Обжулили), видели как мы одеты и т.д.
Да что тут говорить! Мне пришлось сегодня пойти к врачу — я так разнервничалась, что мне стало плохо. Да и сейчас я не в своей тарелке
Через какое-то время отец появился у нас дома и радостно рассказывал, что ему там стало плохо и его «с кислородной маской на морде» (цитирую) вывезли в Москву. Думаю, что и с Жармен он расстался. Были ли у них дети — не знаю. Знаю, что он говорил, что женился на женщине директоре алмазного фонда. Может это Ваша мама? Жили они на станции Лосино-Островской. Я туда ездила, но в неурочное время. Никого не застала и вернулась домой.
У Вас есть сестры, братья? Слышала, что у отца была дочь Оля. Но от кого — не знаю.
Как-то мы с мамой были проездом в Москве и встретились с папой. Было лето. Он работал на телестудии. Мы встретились у Кремля. Он был весь в белом. Белая рубашка, белые брюки. Рассказывал, что у него мопед и ему подарила то ли деньги на бензин... Что-то связанное с этим транспортом. Мы хотели пообедать в ресторане, но всё было переполнено и мы долго стояли в какой-то очереди, но всё-таки попали и пообедали.
Мы поддерживали связь, но как-то вяло. Я и не помню, что я ему писала. Телефон у меня был и я несколько раз звонила в Москву. Последний раз, когда мы подавали документы на выезд, я позвонила, потому что при живых родителях нужно их письменное разрешение. Ваша мама ответила, что Сергея похоронили, у него была опухоль мозга, что он скончался в больнице. Что адреса моего она не знала (Он всё держал в голове) и поэтому не позвала меня на похороны. А ещё я запомнила, она в ответ на то, что мы уезжаем, сказала: «Скатертью дорога». И я не знала, как это воспринять и вежливо ответила: «Спасибо».
Ещё парочку эпизодов. Он приезжал к нам в Харьков. Мама заняла денег и купила гуся. Отец был какой-то совершенно запущенный, привёз нам в подарок кулёк конфет подушечки. Кулёк был из толстого серого картона. И ещё две брошки на пальто. Тогда это было модно в Москве. И ещё помню, что он жаловался, что его место на кухне, что его заставляют мыть посуду, что он собирает и записывает пословицы и поговорки.
Саша, не обижайтесь, пишу то, что было. Может Вам обидно за отца, в каком свете я его выставляю. Но всё так и происходило.