Калумер Омоусиевич, который ведёт счёт, раскрыл гроссбух и задумался. "Ивановых разводить придётся, - ткнул пальцем в красную галочку. - От какого числа? Старое..."
- Дежурный! Кто там не занят у тебя?
Ангел встал у двери в свободной позе. "Из новых", - понял Создатель.
- Слетаешь к Ивановым, поглядишь там на месте... Много стали воевать, по ходу, будем разводить.
- Много Ивановых-то, - сварливо заметил Ангел. - Этак дня не хватит, всех окучить.
- Окучивать не придётся, есть кому окучить. Ивановы которые по адресу... так, значить...
Калумер Омоусиевич вынул очки из очёшника. Не надевая, а подняв к носу наподобие лорнета, стал вглядываться в собственные каракули. Ангел следил за его действиями с усмешкой. "Воевать стали... Этак разводов не оберёшься - всех разводить..."
- Значит, полетишь по адресу: улица... дом... квартира... Иванов Пётр Павлович, Иванова Мария Петровна, в девичестве... ну, это, пожалуй, лишнее. Ступай!
- Вчерась, значит, того... опять поругались, - докладывал Ангел другим днём. - Она его шапки зимние на мусорку отнесла. А он хватился - и чего хватился, лето на дворе! - нет шапок... Ну и... возникло у них, опять.
- Ну, ну? Ты рассказывай!
Калумер Омоусиевич сел поудобнее.
- Она говорит, Мария Петровна: в твоих, говорит, шапчонках моль заводится. А он: ты свои давай вещички выбрасывай, если руки чешутся, моих не трожь, мол... Петропавлович-то.
Рассказывая, он почёсывался, усмехался краем бритой щеки. Создатель посмотрел на Ангела с отвращением: набрался уже... наблатыкался. От людей быстро набираешься несущественного.
- Ну и возгорелась тут у них битва.
- До рукоприкладства?
- Не... не дошло покамест, - Ангел почесал в затылке. - Я так кумекаю, Калумер Омоусиевич, своим слабым умишком, что разводить - ну, нету такой необходимости... разведём, только хуже сделаем.
- Ну, ну, - погрозил пальцем, - много вы понимаете! Я на мироздании... чёрт знает с которого года. Все ходы и выходы знаю, как свои два...
"Знаешь ты, - подумал в коридоре посланник. - Ты там не бывал со времени "жена да убоится..."
- Сегодня она его письма порвала. Которые он из армии писал. В клочья, напрочь. Просто живого места не осталось.
Ангелу понравилось летать к Ивановым. Он пообтёрся, нашёл общий язык с продавщицей из газетного киоска. Марина, разведена. Замуж больше не собирается: "Хватит, попили моей кровушки! Хочу пожить в свои удовольствия!"
- Не все же мужики такие.
- Другие на баб не глядят, это не такие которые.
- А дети? - и Ангел покраснел...
Марина хихикнула:
- Чайлд фри!
Калумер Омоусиевич, получив о том депешу снизу, похождения Ангела знал, но помалкивал, до поры до времени.
- А дело как было? Он залез в ейную, значить, корреспонденцию...
- Еённую. Правильно говори.
- ...в еённую корреспонденцию. И там обнаружил, старый... в общем, письмо одно увидел, которое она думала что сожгла, - увлекаясь, рассказывал Ангел. - Любовное, стало быть, письмишко! Он: это что? А она: конь в пальто! Ну... поцапались. Вспомнили один другому, всяко разно...
Ангел вздохнул.
- Значит, так, - сказал Калумер Омоусиевич твёрдо. - Поставлю Ивановым знак вопроса. Пока вопроса. Ты вот что. Ты пару дней отдыха дай. А на третий день и того... нагрянешь. Вот, ставлю пометку: "На третий день". Ступай, Ангел. Чайлд фри...
Посланник птицей высыпался за дверь.
Калумер Омоусиевич открыл форточку. На плацу маршировали, пели нестройно, но одушевлённо:
- Прожектор шарит а-ста-ро-жна по пригорку...
- Гаврилов молодец. Школит их, дрючит. А всё равно, толку нету...
Создатель плюнул, махнул рукавом...
- Из-за кошки, - докладывал Ангел на третий день. - Петропавлович кошку предъявил: мол, кусается и спать не даёт. Ты, мол, когда кошку в дом брала - ты что обещала? Что это будет твоя животинка, будет жить у тебя в комнате, и ты сама будешь об ней заботиться. А я только сегодня три туалета убрал за ней. Потому, жрёт в три горла, от неимения других занятий.
- Будем увольнять, - сказал Создатель. - Тьфу, ты... увольнять! Разводить.
Он поставил жирный восклицательный знак.
- Ты чего стоишь? Иди!
- Так помирились же, - Ангел мялся на пороге и не уходил. - Потом, кошка... Он же сам первый любит её, разговаривают они...
"Это до чего же бабы простого мужика довели: с кошкой разговаривает! Ну, я вас..."
- Гаврилов! Гаврилов, где тебя чёрт носит!
Молодцеватый, подтянутый Гаврилов, весь в ремнях, подскочил к форточке, быстро-быстро пилькая крылышками, чтобы держать уровень.
- На плацу так что занимались, Вашество! Ногу по разделениям учил...
- Отставить пока. Прозвонись до этого... как там его...
- Лусиферова?
- Точно! Его! Узнай, что радуга - можно ли вывесить?
Гаврилов даже ахнул:
- А что? Уже?!
- К тому дело идёт. Вот ещё только Ивановых разведём - и аля-улю.
- Недолго и пожили...
- Ну, так... Это же глина. Налепим, не переживай.
Помолчали. Создатель закурил "Герцеговину Флор". Затянулся:
- Твои как?
- Ногу не доносят. Правую нормально, левую не доносят пока.
- Иди, занимайся.
Гаврилов улетел, скрипя своими ремнями. "Хорош, но дурак, - подумал Калумер Омоусиевич. - Прекрасно понимаю Марину из газетного киоска".
- И плюю, и плюю - вот, вот и вот...
Пётр Павлович действительно трижды плюнул на расчёску, сам содрогаясь внутренне от святотатственной сути поступка.
- И отрясая этот прах... от этого...
Он задумался...
- ...от этого вертопраха, - подсказала Мария Петровна. - Ну чего встал? Идёшь - иди! Мне туалет за кошкой убирать! А то она песок поразбросает по всей квартире! Мусорить много вас, а убирать?
Пётр Павлович зачем-то причесал волосы той же расчёской. Он смутился и сунул расчёску в карман. Нужно было уходить. Ангел в зеркале маячил и делал какие-то знаки руками. Не то "давай, давай", не то "остановись, безумный".
- Ну, всё.
- Давай, давай! - проводила его Мария Петровна. - Ещё и в Петров день! Спасибо, устроил именины! Святых апостолов Петра и Павла день...
Он заплакала... Последним мерзавцем чувствуя себя, Пётр Павлович спустился во двор. "А и верно... Пётр и Павел сегодня. Вот же надо же было именно сегодня! Это всё бес", - подумал он и успокоился: бес, он завсегда к святым дням цепляется и может устроить неожиданное... понимать надо.
Из-за угла во двор, дымя, как "Теодор Нетте", вошёл человек небольшого возраста. Пыхая клубами белыми, сам как январский куст, человек шёл на Петра Павловича, не видя его.
- От горшка два вершка, а курите, - учительно сказал ему именинник и посторонился, пропустил вейпера. - Здоровью вред и окружающие не в восторге.
Юноша покосился на него, но прошёл мимо как не слыша. "А мог бы и бритвой полоснуть", - обрадовался Пётр Павлович.
Он уселся на скамейку... он хотел на скамейку, но тут что-то твёрдое упёрлось в левый бок. Расчёска! Мать честная... Расчёску упёр у Машки. Придётся идти возвращать. Делая вид, что очень огорчён, Пётр Павлович хлопал крыльями, качал головой и пожимал плечами, пока шёл до лифта...
- Они помирились, - сказал Ангел. - Вычёркивай из расстрельного списка.
Калумер Омоусиевич посмотрел на него, посмотрел... Ничего не сказал. Потом, присмотревшись, сказал:
- Это что у тебя там?
- Где, сзади?
- Не спереди же... Хвост отпустил!
- А что? Нельзя? - дерзко сказал Ангел.
- Зажрались на вольных хлебах. Иди... иди, не виляй тут.
Закурил, набрал Михаэля:
- Миша, ты? К тебе там сейчас товарищ один подойдёт... да, от Меня... ты посмотри, что можно сделать... Ага... Я по безналу потом... Ну, всё, отбой.
Создатель положил трубку. Работа с людьми дурно влияла на создания иной природы. Время от времени, приходилось возвращать - и снова чистить, до совершенства.
12 июля 2017 г.