Нина посмотрела в пустую кофейную чашку и перевернула её вверх дном, поставив на стол, словно колокол. Из-под чашки вытекла тёмная кофейная капля и удивлённо расползалась по столу, озираясь по сторонам. Вздохнув, Нина наклонилась к поверхности стола и слизнула каплю языком, настороженно смотря на сидящего напротив мужчину. Мужчина пристально смотрел на высунувшую язык женщину и молчал. Но после того, как кофейная капля исчезла на розовой поверхности женского языка, мужчина удовлетворённо откинулся на стуле и посмотрел в окно, еле слышно пробормотав два слова:
- Это необъяснимо.
Нина оживилась, выпрямляясь за столом и снова переворачивая благодарно смотрящую кофейную чашку в предусмотренное для неё создателями состояние:
- А замечательно было бы, если бы к близким людям было всегда применимо то, что сказала Зинаида Гиппиус "Если надо объяснять, то не надо объяснять". Мне всегда казалось, что именно так и правильно, так и должно быть.
Мужчина снова перевёл взгляд от окна на задумчиво улыбающуюся женщину и, коротко тряхнув головой, спросил:
- Не понял. Вообще. Про "объяснять". Объясни.
- Ну, это просто такие девичьи мечты. Чтоб понимать и чувствовать друг друга. Почему вдруг сжалась, какое слово резануло, какой поступок покоробил. Но так не бывает. А когда начинаешь объяснять, то понимаешь, как это глупо. И лучше вообще промолчать.
Облокотившись на сложенные на столе руки и пальцем останавливая куда-то рванувшую кофейную чашку мужчина заинтересованно посмотрел в теряющие весёлость женские глаза.
- Ещё хуже. Я могу только предположить, что ты говоришь о ситуации, когда либо нет желания понять, либо отсутствует способности к этому. Это другое. Слушай.
Когда нечто "резануло" или "покоробило" - от тебя, в хорошей расстановке дел, вообще не требуется ничего. Всё необходимое обязаны увидеть и немедленно понять те, кто покоробил или резанул. И сделать необходимые шаги по нейтрализации своих действий. В худшем случае ты можешь указать, что тебя резануло или покоробило, и тогда человек, понимая, что невольно сделал нечто хреновое, предпринимает шаги по уборке того, что натворил. Другие случаи - это либо затянувшаяся патология либо свежая болезнь. Но в моём мире это ненормально.
Нина смотрела на закончившего говорить мужчину с досадой и грустью. Она снова перевернула кофейную чашечку вверх дном, а затем сильным движением просто смахнула её на пол. От смерти керамическую посуду спас наблюдающий за действиями Нины мужчина, на лету поймавший отчаянно зажмурившуюся чашку за ухо и, покачивая ею в своих пальцах, показал Нине. Чашка облегчённо выдохнула. Нина, напротив, вздохнула.
- Блин. Как ты всё знаешь. И понимаешь. Да, все верно.
- Потому что это проще простого, Нинуш. И ты это видишь.
- А другие?
- А другие не сидят тут и не пьют наш кофе. И это, учитывая, что мы выпили последний, в некотором роде даже хорошо.
- Купить?
- Сиди.
- Сижу.
- У меня ещё табак закончился. Ты когда-нибудь покупала табак?
- Ещё бы! Конечно, нет!
- Пошли. А потом я научу тебя курить красиво. Почти как жить. Но курить легче. И табак доступнее. Жаль только, что научить тебя красиво жить я не могу. Но когда ты куришь волшебную трубку, заполняя свой мир запахом волшебного табака - тебе уже почти плевать. Знаешь, какая разница между жизнью и табаком?
- Ещё бы.. конечно, нет..
- Хороший табак можно купить. А жить надо уметь. Либо хорошо, либо по-человечески. И вот когда ты совместишь все эти три фактора - ты счастливый сукин сын.
- Три?
- По-человечески - раз. Хорошо - два. И волшебный табак. Ты - счастливый сукин сын.
- Я же женщина..
Нина обиженно посмотрела в оттянутое ухо кофейной чашечки. Чашечка подбадривающе молчала. Мужчина нахмурил лоб.
- Тогда дочь. Начнём с малого, хорошо? С курения. Пошли.
Женщина с готовностью встала, а мужчина привязал воодушевлённую кофейную чашечку на крошечный поводок и осторожно опустил её на пол. Чашечка подпрыгивала и пыталась на лету поймать вылетающую из неё каплю кофе. На её крошечные хрупкие ножки прилеплялись лежащие на полу табачные крошки. Наступил вечер. И когда вечер лениво поднял свою вечереющую ногу, от чашечки уже не оставалось ничего, кроме плывущего виолончелью запаха кофе и похожего на благородный тромбон аромата табака.
GC