Дорога… кто не признавался ей в любви или ненависти? Кто не проклинал и не восхищался бесконечной лентой, упирающейся одним своим концом в горизонт, а другим лежащим робко и покорно у самых ног возле родного порога? Перед ней склоняются, воспевают в песнях или просто в рифмованных строках, и растерянно молчат у последнего кладбищенского приюта. Но, как бы оно там ни было, куда бы она не манила, не увлекала за собой, это всегда приключение! Подчас рядовое, не оставляющее после себя ничего в памяти, а подчас настолько острое, что и хотел бы забыть, но вот никак не получается…
Какой была дорога возвращавшейся домой Жени? Спокойной, потому как рядом находился тот, кто в любой момент был готов пожертвовать собственной жизнью ради её спокойствия и благополучия. Подсознательно молоденькая девушка знала об этом всегда, но его поведение во время её болезни поставило окончательную точку даже в отсутствующих сомнениях по этому поводу. Хотя ещё вчера, да, ещё вчера она и себе бы не призналась в том, что любит…
- Смешно! – сказала бы она вчера – Как можно любить воздух, ибо он – воздух! Нет его рядом – и трудно дышать, нечем, сразу же возникает желание куда-то бежать, искать, находиться рядом… Егор, словно бы самый заботливый старший брат, родной по крови человек… И в то же время, он, конечно же, не брат, ну, вот ни на столечко…
Говорят (она даже читала про это в романах), что со временем любовь переходит в иное качество: становится привычкой… Наверное, в силу своего возраста, она никогда прежде не рассматривала это высказывание со всех сторон, оставляя его смысл где-то там, за рамкой осознанного. Но теперь, словно вспышкой какой-то высветило их дружбу с Егором, заставило ответить на заданные им вопросы не только ему, но прежде всего самой себе…
- Странно! – продолжала размышлять Женя, отрешённо вглядываясь в мелькающие за окошком вездехода привычные пейзажи – Странно… у них (героев прочитанных романов) привычкой заканчиваются отношения, уходит любовь, а у нас с ним с неё всё только начинается…
И, обернувшись назад, посмотрела на сидевшего за ними с Семёном парня. Егор спал. Почему-то сразу захотелось погладить его по колючей щеке с уже заметно пробившейся щетиной, убрать со лба спутавшиеся пряди волос…
- Стричься пора… Намаялся он со мной… - совсем по-взрослому вздохнула Женька – Чтобы я без него делала? Какой же он у меня красивый! Сильный – вон как легко поднял на руки! Никогда с ним не расстанусь, не отдам никому! Мой! Ох, и правда, ну зачем мне только четырнадцать? – и, снова вздохнув, отвернулась к окну.
Дождь кончился, выглянуло солнышко и сразу же где-то далеко-далеко, но прямо на их пути вдруг вспыхнула яркая чёткая радуга.
- Ой, дядя Семён, смотри: радуга! – восхищённо воскликнула Женя и сразу же испуганно обернулась назад, к Егору: не разбудила ли? Нет, спит. Семён, мужчина годами хорошо за сорок, недоумённо пожал плечами:
- И что? Ты, что, радугу, что ли, никогда не видела? В первый раз, что ли?
- Нет, не в первый, но красиво же…
Ничего не ответив, тот лишь покосился и снова пожал плечами, словно говоря тем самым: мне бы твои заботы…
***
У «проклятого» переезда был опущен шлагбаум. Почему «проклятого»? А потому, что редко кому удавалось прошмыгнуть мимо него сразу же, причём, совсем неважно в какое время суток вы вознамерились подобное осуществить! Самое малое час, а то и до четырёх, простоя перед ним как дань неведомому богу железных дорог, в существовании которого никто из местных даже не смел сомневаться.
- Давно стоим? – вдруг неожиданно подал голос Егор – А где Семён?
- Да, вон, с мужиками стоит, курит. – откликнулась Женя – Выспался?
- Я не спал… - попытался было отнекаться Егор.
- Ну, конечно! А кто же тогда храпел всю дорогу?
- Храпел?! Серьёзно? Не знал за собой такого… - и вдруг, взглянув в зеркальце заднего вида, заметил лукавую улыбку на её лице – Врушка… Иди сюда ко мне…
- Ещё чего? Мне и здесь не хило, тем более, что дядя Семён возвращается. Похоже, что сейчас поедем!
До дома оставалось что-то около часа пути.
***
- Ребят! – произнёс Семён, обернувшись почему-то к Егору – Дальше вы сами, тут совсем близко, а то мне негде будет там развернуться - возле подъезда такая лужа, что… А вы по кромочке, по кромочке и доберётесь – барак-то вон он, за кустами сирени!
- О чём ты? – воскликнули, не сговариваясь, оба – Спасибо огромное – выручил!
- Да, ладно вам… я по-свойски… Мож, когда-нито и мне понадобиться ваша помощь…
- Только позови! – пожал ему руку, прощаясь, Егор, и они с Женей пошли к её «новому» дому по мокрой, ещё не просохшей (а когда бы ей?) траве, стараясь как можно меньше промочить ноги.
Посёлок спал. Был как раз тот час, когда ему и было положено это делать, т.е. уже хорошо за полночь, но чем ближе они подходили к нужному им бараку, тем громче слышалась музыка:
- Смотри-ка, всё гуляют! Где только силы берут?
- Думаешь, там?
- А чё тут думать? Не сомневаюсь даже! Сейчас и сама в том убедишься.
Тёмные от времени доски обшивки двухэтажного здания как-то уж очень мрачно смотрелись в густой заросли огромных кустов сирени на сером фоне сгустившихся сумерек. Дверь в первый подъезд была открыта. Слабый пучок света освещал стоявшие возле дверей две мужские фигуры.
- Погоди-ка! – в самое ухо прошептал Егор Жене – Давай-ка послушаем о чём это они там?
Из обрывков долетавших до их ушей фраз сразу становилось понятно кто эти люди: братья Митрофановы собственной персоной. Но вот о чём они с таким увлечением толковали, покинув шумную компанию, пока понять не представлялось возможным – какие-то бабки… то ли о людях, то ли о деньгах… О каких-то корешах, которые должны подкатить сюда на днях, о каком-то верняк (не дрейфь!) деле, принимать участие в котором Валера решительно отказывался… Молодые люди хотели уже обнаружить своё присутствие, как вдруг услыхали нечто такое, что вновь заставило их замереть на месте: некоторые рассуждения о ней самой, о Жене и её матери, Ольге:
- Ты, что, братан, в натуре собрался на ней жениться? На этой пропитушной дуре?
- Ну, не такая уже она и дура! – возразил брату Валерик – Знаешь, как она по-французски лопочет!
- И что с того? Ни кожи, ни рожи… Не, ну я понимаю, конечно, на безрыбье и рак рыба, но хомут-то надевать зачем?
- Нет! – продолжал упорствовать, отстаивая свою точку зрения. тот – Ты не прав! Огонёчек она… знаешь какая она в постели, конечно когда не совсем в лохмотья… - и дальше что-то такое шёпотом, по всему, какую-то явно скабрезную подробность, которую вовсе было нежелательно услыхать дочери… чему подтверждением через мгновение стал просто омерзительный смех этих двоих…
- А кроме всего прочего – продолжил уже громче младший братец - Знаешь какая у неё доча имеется – персик в шоколаде! Так бы и съел, да боюсь косточкой подавиться – малолетка… А мне на нары совсем не катит… Подождать придётся.
- Доча, говоришь? - гаденько хмыкнул Генаша – Страсть как обожаю нетронутых, никем до меня не мятых… А где же она сейчас?
- В больнице! Но должна была сегодня приехать. Егор Глушаков, корешок её, поехал за нею… Что-то, наверное, задержало… Дождь-то вон сколько лил…
- Это какой же Глушаков? Не щенок ли моего крестника?
- Он самый, только это уже давно не щенок – бугай ещё тот! Глаз с неё не спускает, как пёс цепной сторожит… Не, тут я его, как раз понимаю – есть о чём беспокоиться!
- А сколько дочке годков-то?
- Четырнадцать, паспорт вот только получила, а что?
- Да, так, для понимания ситуации… А они с этим Егором не того, нет?
- Ты что?! Он дышать на неё не смеет, пылинки сдувает. Да и то сказать: хороша засранка, лакомый кусманчик… Так просто не отдаст – для себя определил…
- А ему-то самому сколь?
- В армию осенью, восемнадцать.
Тронув Женю легонько за плечо, Егор снова прошептал:
- Хватит! Наслушались! Пошли-ка лучше к бабке Нине! Вот же мрази…
- Пошли… - удручённо согласилась девушка – Спит, небось, будить придётся.
Но в доме бабы Нины горел свет. Постучав в крайнее окошко, молча стояли ждали, пока она откроет под глухое ворчание её сторожевого алабая:
- Кто? – сразу же отозвалась на стук женщина.
- Баб Нин, это я, Женя! Мы тут с Егором, открывай!
- Да, детонька же ты моя! – запричитала та, широко распахивая перед ними дверь, прикрикивая при этом на собаку – Цыть ты, оглоед! Ай, Женьку не узнал? Заходите скорей! Небось, замёрзли, промокли все! Дождь этот проклятущий… Вот молодцы-то! Как же вы догадались-то прямо ко мне-то? А я прямо как знала, баню поздно протопила, не простыла ещё небось. Жень, держи-ка вот мой халат, да полотенечко, загодя приготовила, и без разговоров марш в баню. А мы с пока тут с твоим кавалером покалякаем. Есть о чём!