Наступил май, месяц цветения и соловьиных трелей в старом городском парке, время джинсы и мини-юбок, вечернего «променада» по аллеям вблизи танцплощадки со «сладким голосом бас-гитары» и, конечно же, встреч, а может и любви.
После трудовой «повинности», приняв в общежитии душ и перекусив, все молодое «население» разбегалось «кто куда». Некоторые- к ставшим «законными» женам, кто- то- к доступным и безотказным шлюхам, многие- в центр города, с обязательным заходом в «горсад».
Однажды, вернувшись вечером в общежитие для обязательного присутствия в комнате, при проведении ментами вечерней проверки, решил прогуляться еще. Пройдя по чердаку, в другую сторону от вахты, спустился вниз по пожарной лестнице, предварительно проверив ее, посветив наскоро спичкой. Менты иногда , пытаясь предотвратить наши незаконные исчезновения, мазали ее нигролом или еще какой- нибудь гадостью, но пацаны, так же регулярно ее протирали, чтоб не испачкать «цивильную» одежду. Повиснув на последней перекладине, а затем, спрыгнув, поспешил на остановку, «навострив лыжи» на Мирный, к новой подружке Нинке. С ней познакомился на танцах, пару раз проводил домой, она жила с родителями в частном секторе. В эту, последнюю встречу даже прорвался на веранду дома, с мирно спящими домочадцами. Настрой был «конкретный», благо на веранде кроме круглого стола и прочей ненужной в доме мебели присутствовал громоздкий старый диван, с когда- то модными валиками. Освещенный слабым светом, находящегося неподалеку от дома уличного фонаря, он казался поистине царским ложем, куда я и вознамерился затащить Нинку. Навалилось все- весна с благоуханием цветущих растений, юность с неуемной энергией, трель соловья, поющего в ночи о любви своей подруге…. Мои глаза вспыхнули как фары 401-го «москвича», называемого в народе черепом. Протянув в сторону Нинки как гоголевский Вий обе руки, обходя мешающий стол, я начал медленно приближаться. В полумраке она казалась почти копией Мэрилин Монро, с такой же крупной грудью и широкими бедрами. И пусть ее ноги были гораздо короче, а вздернутый курносый нос, усеянный крупными веснушками более походил на картофелину, чем на носик Мэрилин, полумрак делал свое дело, превращая Нинку в красавицу! Расстояние между нами быстро сокращалось и она поняла, что может с ней случиться через пару минут. Видимо испугавшись спавших через стенку родителей, а может первой или же очередной близости, Нинка принялась бегать вокруг стола, то смеясь, то ворчливо уговаривая меня прекратить преследование. Потом, может от переизбытка гормонов или действия чар майской ночи, она начала громко петь шлягеры модных в то время ВИА. Услышав надоевшую до зубной боли строку, исполненную визгливым Нинкиным голосом- ….веселей ребята, выпало нам, строить путь железный, а короче- БАМ…., я остановился. С глаз как будто упали шоры, а может фонарь начал светить ярче (какой- нибудь сосед вырубил самогонный аппарат, наполнив флягу), но Мэрилин внезапно превратилась в Нинку! Орущую дурным голосом комсючьи песни, трясущую не в такт оттопыренной задницей, скачущую на коротких ногах вокруг колченогого стола! Присев на оказавшийся рядом теперь уже ненужный диван, не спеша закурил и пару минут посмотрев на ее несуразные телодвижения, решил отправляться спать в общагу. Когда, как все воспитанные молодые люди, я начал прощаться, Нинка преградила мне путь, загородив дверной проем. На вопрос- так мне все- таки остаться? Она ответила- конечно, я тебе еще много чего спою, из популярного и мною любимого…. Аккуратно отодвинув ее от двери, я быстро направился к калитке. На веранде опять визгливо и невпопад запела, наверное обидевшаяся Нинка- … плещется тихонько вода, мачта качаетсяааааааа! В конце фразы я перешел с рыси на галоп, пытаясь успеть на последний автобус. Бежал и не переставал удивляться, почему на ее вопли не вышли проснувшиеся родственники, не прекратили безобразие? А может они привыкли к подобным ночным «сольным концертам», как привыкают к раздирающему ночную тишину храпу главы семьи, его жена и бедолаги- дети? Вопросов было много, а вот ответов не находилось. На автобус все- таки успел. Приехав на поселок Строителей- так назывался район города, где находилась комендатура, переходя дорогу, заметил как из подошедшего из центра автобуса, вышла одинокая девушка. Догнав, разговорился с ней. Нам было по пути. Шли и весело болтали не о чем, вдыхая ароматы цветущей, майской ночи, пригибая головы, чтоб не задеть ветви деревьев, нарядившиеся в молодую листву, склонившиеся над тротуаром. Проводил до дверей квартиры, попытался проследовать дальше, но девушка, округлив глаза, шепотом попросила не проявлять безмерную настойчивость и отправляться домой. Согласился только после того, как назначили время завтрашнего свидания. До общежития было метров двести, шел и думал- не часто встречающееся имя- Нелли. Вспомнил- у Коли «Куни» была подружка из Волжского с таким именем, он называл ее Нэлкой. На углу, напротив общаги проверился, менты частенько поджидали в тени здания напротив таких «акробатов», после отлова выписывали предупреждение, или надзор. Сегодня было чисто. С разбега подпрыгнул как можно выше и, зацепившись за нижнюю перекладину и подтянувшись, быстро, но стараясь не шуметь, поднялся на чердак. У люка на третий этаж опять проверился и неслышно спустившись , уже спокойно направился на свой- второй. В комнате горела настольная лампа, пацаны уже спали, лишь Толя писал письмо домой, наверное, матушке. Подняв голову, улыбнулся по- доброму- хавать будешь, ловелас? Молча, мотнул головой, отказываясь и зацепив полотенце, поспешил «совершать гигиену перед сном».