Когда им позвонили, можно было еще успеть на похороны. Умерла послушница Ася в женском монастыре в Крыму. Жила она не в келье, а в своем маленьком домике на пригорке поблизости от главного храма Обители. Было ей уже прилично за восемьдесят , из коих более полувека прошли на этом пригорке в трудах и молитве.
– Ну, что будем делать? – спросила жена Артема Елена.
Приближался Новый год, а там и Рождество. В ящике комода у них лежали билеты на поезд в Симферополь. На праздники в приморском городе их ждали близкие друзья. И насчет отпуска на работе у Артема все уже было «схвачено».
– Жаль ужасно. Но, наверно, не поедем. Это сейчас так некстати…
Артем представил себе предстоящую суету торопливого отъезда. Потом электричку, железнодорожные кассы, поезд, автобус. А затем спустя пару дней все то же, но в обратном порядке. И новогодние праздники будут испорчены…
– Были б мы еще помоложе, – сказал он жене, ища оправдание своим словам.
Артем порылся в бумагах и достал фотографию молодой Аси. Черно-белое фото, наверно, конца пятидесятых. Она в длинном белом платье с закрытым воротом, в руках букет полевых цветов. Открытый лоб, волосы зачесаны назад, взгляд прямой и серьезный, но где-то в глубине серых глаз прячется едва уловимая усмешка или самоирония.
В зрительной памяти выплыли образы ее жития-бытия. Попав из узкого коридорчика в Асин дом, ты оказывался в передней комнате, где протекала основная жизнь. Тут был красный угол с иконами, печка, а также электроплитка, на которой можно было вскипятить чай или приготовить что-то нехитрое. Из мебели – высокий старинный шкаф с посудой, кушетка и стол перед ней. Стол использовался для трапезы только в торжественных и особых случаях. Обычно здесь стояли свечи, лежали переписанные молитвы и книжки духовного содержания, сюда же водружалась Псалтирь. Она была толстенной, с длинными тысячными списками имен. Приносили ее днем из монастыря вместе с обедом для Аси. А в последние годы ей и ведра с водой кто-нибудь доставлял – колонка была не близко.
Кроме того в доме слева был небольшой закуток с Асиной спальней, а прямо – еще одна комната, где ночевали Артем с женой, когда приезжали в гости в Обитель. Там и летом было очень холодно – поэтому в ход шли все подручные одеяла. Здесь хранились Асины запасы в упаковках и трехлитровых банках. Кажется, и само давно ушедшее время присутствовало тут в законсервированном виде: кровать с никелированными шишечками, репродукция картины «Охотники на привале», вязаные коврики на табуретках…
Лена достала несколько старых писем от Аси. Вот – поздравление с Пасхой.
– «Христос Воскресе! Христос Воскресе! Христос Воскресе!
Дорогие мои о Господе Артем и Лена!!! В первую очередь поздравляю Вас с Христовым Светлым Воскресением! Ведь Христос среди нас, и с любовью теперь простирает пронзенные руки. Припадите к Нему, осяжите Его, возопите с горячей любовью: «Сыне Божий, помилуй рабов твоих!». Ты воскрес, я воскресну в храме с Тобою.
Пасха в сиреневом цвету. Бушует сирень, бушует суховей. Дождя нет. На Всенощную смогла добраться до храма, исповедалась, на Пасху причастилась, разговелась с сестрами. В четверг я была на литургии, а на св. Георгия Победоносца пойти не могла. Сестра Нина принесла мне святой георгиевской воды, и я сегодня почитала канон, акафист св. мученику Трифону, молитву заклинания от всех нечистых духов и покропила, как могла, весь свой дворик. А то эти коты соседские, они мне такую пакость делают, что половину картошки выгребли. Наверху огородик я отдала монастырю, ходить туда уже не могу. И за то, что так еще ползаю – Слава Богу! Простите, что вовремя не написала письма, вроде гриппую.
Вчера вечером покропил маленький дождик, набежало с крыши одно ведро воды. А картошка под кустиками сухая. В субботу вечером под порогом у меня обломали куст белой сирени, а в воскресенье еще и сиреневой доламывали. Опять же вечером, когда Аська уже и выйти не можеть. На этих диаволов уже ничего не действует: хоть кропи, хоть крести. Зависть их гложет, что у Аськи еще дворик чистый и есть на что посмотреть. Насадила им сирени от края и до края, нет, надо под порогом ломать. И чем больше им даешь, тем больше тебе пакостят. Не знаю, как только Господь нас терпит до сих пор? В монастыре посадили картошку, а ее повырыли из грядок. И в России такое делается: одни сажают, другие воруют. Простите, что пишу Вам крик души моей, пожаловаться некому. Еще раз простите. Да хранит Вас Господь Бог и Пресвятая Дева Мария! Обнимаю, целую. Ваша ворчливая Аська. Христос Воскресе!!!
– Надо бы Тане-пастушке сообщить, может приедет на похороны, – предложила Лена.
– Да, куда приедет, телефона то ее нет, написать разве что…
Таня много лет была послушницей в монастыре. Главной обязанностью «пастушки» являлся уход за коровами. С грубоватыми чертами лица, казалось бы, крепкая, она имела больное сердце. Ее очень жалела первая игуменья монастыря, отправленная на покой Владыкой. А с новой игуменьей Татьяна постоянно была «в контрах». С прямым, резким характером, могла в лицо игуменье выложить все, что думала. В этом она была похожа на Асю, с которой крепко дружила. При любом удобном случае забегала к своей старшей подруге, помогала изо всех сил, заботилась о ней. Но нет уже давно пастушки в монастыре. Выставила ее хозяйка обители «в мир». Хорошо хоть в «психушку» не заперла, чего Таня очень боялась. Пожалуй, и были у нее некоторые психические отклонения, но ничего особо серьезного. Да и проявлялись эти «задвиги» только в состоянии сильного стресса, а такое случалось, что ее доводили. Особенно не выносила она наушничество, усиленно культивируемое и поощряемое сверху. Так что пришлось идти Тане-пастушке в приживалы к неверующим родичам.
Артем развернул другое письмо от Аси.
– Дорогие мои и милые Артем и Лена! Ждала, ждала от Вас весточки Аська, так и не дождалась. Решила сама писать. Что случилось там? Почему не пишут? Как здоровье, дела, жизнь?
Аська сидит на месте, никуда она не срывается. Мои родичи наверно на меня разгневались за то, что я написала, что для всех «умерла», чтобы они больше не волновались. А то им дуже хотелось увезти меня с этой горы. Но меня никто не благословлял уезжать из обители.
По маленько ползаю. Сижу дома, приносять мне послушание, читаю без очков, пишу без очков. Закапывала медом с водой, чаем. Никто ко мне не едет, не идет, а Аська все ждет, ждет и так всю жизнь… Простите. Вы хоть сфотографируйте ваше жилье, где обитаете теперь и пришлите. Я буду очень рада. Всего Вам хорошего и благ от Господа. Целую, люблю, жду.
Послушница, великая грешница Анастасия.
Давно Ася говорила им, что тяжко ей и просит уже Бозиньку, чтобы отпустил ее «под каштаны». Это – на краю кладбища возле монастырского забора, где сестринские могилы. Артем с Леной стояли теперь здесь у свежего небольшого холмика с Крестом, слегка занесенного выпавшим мягким пушистым снегом. Положили на могилу цветы. Противно и муторно было на душе у Артема.
– Эх, малодушие проклятое, – горько укорял он себя. – Нельзя было не ехать на похороны Аси. Бывают ситуации, когда рассуждать не надо. Только слушать, что тебе подсказывает сердце. А сейчас, как говорится, локоть не укусишь…