Воронёнок

Шопен Бессердечности
            Запутался. Гуляя по городу, в котором в прошлый раз гуляли мы с ней вдвоём. Сколько же лет прошло? Много, много... Я нарочно попросил мороженщика сфотографировать меня у памятника футбольному мячу, где когда-то меня фотографировала она. Конечно, вышел немного другой ракурс, вокруг - уже не цвели каштаны, я был одет совсем по-летнему, а главное - на моем лице уже вовсю прослеживались извилины времени, - все те улочки, с их ветреной пылью, по которым прошёл в поисках неизвестно чего. Хотя поза всё еще осталась мальчишеской - я совершал замах правой ноги, будто бы нанося удар по этому мячу-памятнику. Да, кстати, и с футболом с тех пор я успел завязать, но не стану больше ни на миг отвлекаться от событий того дня, и того, что же в нем произошло такого, что заставило меня взяться за мой ай-фон.(И вот ещё одно свидетельство неумолимого бега времени).

            Так вот, я - запутался. Заплутал в той местности, от которой неподалёку была снята моя квартира. (Но вот я снова опережаю события!..) Каждый день я выбирался в Центр города и прохаживался по парку Горького - того единственного места, которое я хорошо запомнил, гуляя с ней. Я шёл нарочито медленно, пытаясь узнать знакомую скамью, куда мы присаживались, чтобы поменяться единственной парой роликов. Я даже будто слышу, как звучит под ними асфальт...

           Сейчас здесь все было так по-другому... Но что-то из прошлого все равно витало вокруг меня. Сколько я не оглядывался по сторонам, и не всматривался в глубину - я так точно не мог сказать - что, но оно несомненно находилось здесь до сих пор. В конце прогулок, я покупал порцию местного приплюснутого пломбира, у того самого мороженщика, и уходил, скрываясь в метро.

            Все было так, с неизменно теми же подробностями, пока не настал последний, седьмой день, моего пребывания в городе. В этот раз я решил прогуляться по тому району, где собственно говоря и снимал квартиру.

            Чужие улочки как дамские чулочки - если глядеть вдаль тянутся все тоньше и тоньше, приобретая в самом конце отлив холодного цвета. А погода в тот день, нужно сказать, выдалась совсем не летней, - по небу плыли хмурые облака, из которых вот-вот грозил пойти дождь. Я шёл и в голове было пусто как в гробу, в который передумали опускать покойника. "Вечером - поезд... Ещё пара шагов по безлюдию... А вот интересное название улицы - Благостная. Ямы на ней такие, что в темноте ногу можно легко сломать на чьё-то благо..." Разве что такие вот  незначительные, короткие мыслишки порой забредали ко мне, а куда брёл я, спроси меня в тот момент случайный прохожий, я бы и не ответил.

              Ветер крепчал. Предложил мне своё холодное рукопожатие. Тут я опомнился, и решил двигаться обратно, такими же зигзагами и петлями, но в сторону к вещам, уже собранным и ждущим меня на квартире. В одном месте я решил не огибать улицу, а срезать ее, пройдя сквозь дворы. Протиснулся в узкое пространство между прислонившимися друг к дружке пятиэтажками, прошёл по тихой тропе, по которой вместе со мной, словно бродячий пёс, ухлестнул наконец-таки объявившийся мелкий дождик.

           Еще даже не успев поднять глаза к небу, и осмотреться вокруг, я вдруг почувствовал, что уже здесь был. Да, да, да - был! Был с ней - на той самой пыльной тропинке, выходившей к двум высоченным тополям. Я ещё тогда подумал, что при желании местная ребятня могла бы их использовать в качестве футбольных ворот. Они стояли здесь и сейчас, не сошли ни на шаг. И сбоку тропинки - неопровержимой уликой - длинный рядок высаженных цветов. Всё тут же. Только цветы вот уже расцвели. Прошёл ещё дальше, выйдя с тропинки к квадратной арке, между домов. А если пройти насквозь - там покажется и Ее дом...

          Но может, мне все показалось? Может, это все проделки дождя и сгущающихся сумерек? Разве может быть такое, чтобы в городе, должно быть, с десятками тысяч дворов, не помня ни района в котором она жила, ни хотя бы названия окрестных улиц, ноги вдруг сами забрели к ее дому?!

            Со сбившимся от волнения дыханием, я прошёл через ту самую арку, сделал десять шагов направо, и, ещё даже не увидев ее первый с края подъезд, я услышал тот самый звук магнитного замка, отворяющего дверь в парадную.

           Бывает такое. Ты не слышишь чей-то голос лет десять, а потом вдруг услышишь - и безошибочно узнаешь по нему человека. Так и здесь. Я узнал этот звук. Точнее даже, созвучие. За высокой нотой - низкая. Я всегда слышал его, как мы возвращались с прогулок и она подносила ключ к магнитной выемке. Тютелька-в-тютельку. Тот самый. Ее двор, ее дом, ее парадная... И окна на пятом этаже, выходящие прямо лицом к каштанам. Зачарованный, я стоял и смотрел на них, и мне чудилось, что с другой их стороны стою я, обнимающий ее за спину. Во рту у неё сигарета. Выдох - и клубок дыма зависает над ней, не спеша уходить в рассветную тишину. И я вздрагиваю, потому что она такая вдруг тёплая и желанная...

            На сей раз я вздрогнул, оттого что вдруг почувствовал, как из окон на меня, уже неизвестно сколько времени, смотрит только вопрошающая темнота: "откуда он здесь?" "Тук-тук-тук". Что это? Ах, это дождь захлопал по листьям, припустив с ещё большим отчаянием. В зыбком свете вечера любопытный прохожий заметил бы, как непонятно откуда взявшийся раненый воронёнок все мечется и мечется среди луж перед окнами дома, глядя наверх, не в силах то ли взлететь, то решиться на это. Заметил бы, кабы был полюбопытней. Но, видно, не из таких... А может всё сгладила опустившаяся тень от ночи... Долго ли он ещё там метался, тот воронёнок с пробитым крылом?