ТРИ СМЕРТИ
I
За тартаро-монголами,- именно так воспринимало это исчадие ада и порождение мрачного Тартара большинство людей планеты,- в эпоху их рокового счастья (после истечения которого исчезли не только сотни миллионов порубанных ими человеков,
но по сути и сам конгломерат племён, Орду составлявших, поскольку слишком уж
грозно и бессмысленно была сформулирована национальная идея: «Мы поклоняемся нашему Богу и с его помощью разрушим весь мир от Востока до Запада»*),- водилась, утверждают историки, одна диковинная странность.
Особенно выделялась она на фоне всяких ужастиков. Вплоть до поедания гордыми покорителями Вселенной собственных вшей и кушания всего, кроме кала.
Да, так завещал великий Чингис: кал не ешь!
И правильно сделал – граждан надо воспитывать.
Суть же диковинной странности,- при полном презрении ко всякой конкретной человеческой жизни, при абсолютном презрении к чьим-то обычаям,- заключалась в неожиданно терпимом, просто-таки шокирующе лояльном отношении к любой религии.
Сарацин? И ладно.
Христианин? И пусть.
Язычник, буддист - без разницы!
С монастырей и церквей Орда дани не брала. Земель их не трогала.
Правда, за исключением иудеев: с синагог дань почему-то бралась...
Что за странность, Господи?
Для чего Ты, если можешь быть лишь Единым и Всемогущим, наделил религиозной терпимостью именно зверолюдей, вшей едящих? В чём здесь смысл тайный?
Однако в жизни реальной и грозной,- представьте ужас такой судьбы: родиться - и жить (собой, детьми, внуками до смерти своей и их) под Игом зверолюдей!-, далеко не всё было гладко во время той чудовищной оккупации даже в «духовном вопросе». Где моголы якобы давали странную, просто-таки диковинную слабину.
И, прежде всего, не гладко было у нас на Руси. Которая постепенно стала главным поставщиком человечины для всемирного монстра по имени Орда...
Особенно жуткими были первые восемьдесят лет после сечи на самой кровавой реке планеты - на ничтожной Калке. Возле которой тартары пировали на ещё живых телах наших израненных витязей, досками их устелив. А другой раз едва не перебили там же друг друга. О чём История почти забыла. И никакого Знака в том не видит.
Но это тема совсем другого сюжета.
Здесь и сейчас мы - о том, чем не раз заканчивалась религиозная терпимость по-могольски для нас, русичей, в самые яростные десятилетия обрушившегося на нас Ига.
Но сперва - такой вот пассаж, вряд ли ожиданный.
Чтобы сформировалась каста чиновников, необходимо одно обязательное условие: востребованность предательства. Кому и кто «сдаётся», не столь важно. Главное, чтобы стук поощрялся и чтобы те, на кого настучали, неотвратимо убирались с дороги.
Российская бюрократия начала свой путь к неограниченной власти, которая и сейчас в её руках, именно по этой классической схеме: стучи - и тебе воздастся по стуку твоему.
И начала его именно в годы Ига.
Вот теперь можно и о веротерпимости. По-тартаро-могольски.
Из письма хана Гуюка перепуганному Папе римскому.
II
Когда молодой и горячий рязанский князь Роман сел на стол отца своего Олега Ингваревича, со дня страшного побоища на ничтожной речке Калке, - видевшей столько смертей, что и величайшим рекам Земли не снилось, - минуло уже 35 лет.
И уже приходил на Русь с ордой своей несметной женолюбивый хан Батый, главный сеятель и жнец смертей наших. И уже шли-шли-шли самые каторжные десятилетия Ига.
Зажатая между Литвой и тартарами, Русь истекала кровью.
Даже того страшнее: она медленно, но неуклонно теряла вольнолюбивый характер, превращаясь в народ, лидеры которого уже поняли роковую выгоду предательства...
Но это там - наверху.
А внизу, в исподе жизни, белые кости русичей, никем не погребённые, до сих пор обильно устилали равнины наши бескрайние. Приводя в ужас даже таких бесстрашных ходоков по планете, как папские монахи Рубрук и Плано-Карпини.
От побоищ же бесконечных, от набегов со всех сторон третий по красоте и величию град планеты Киев, - ещё недавно гордо соперничавший с Константинополем и Кордовой,- стал забитым и полузабытым хуторком в две сотни дворов, где обретались людишки, жалкие и чёрные от ужаса каждодневного ожидания неминуемой смерти...
Иго!
Страшное, как многовековый бред.
Хребет народа был надломлен.
Срастаться ему предстояло столетия.
И надо же: сын двух прекрасных русских поэтов через века увидел в кошмаре этом , - в кошмаре Ига поедающих собственный вшей победителей -, некое вывернутое наизнанку «благо» для не только массово убиваемого, не только на волосяных арканах в пустыни влекомого, но, как уже сказано, и насильственно переделываемого в нечто иное народа.
Прости, Господи, его за это!
А меня прости за такой вот , изломанный, как в бреду, синтаксис...
Однако - что князь Роман рязанский, севший на стол отца своего в 1258 году?
Княжил помаленьку.
Дань Орде душами людскими и кунами чёрными платил.
Но кое-как княжил.
Мыслью держась за Новгород, в котором Русь ещё теплилась. А душою - за веру.
И вот 1270 год от Рождества Христова.
Это - для князя Романа.
А у хана Менгу-Тимура, которому на князя Романа только что донесли,- только что настучали наши, сладость стука уже постигшие управленцы,- летоисчисление, конечно, иное. Надо понимать - от рождения Великого Чингиза. В Заповеди которого, опять же надо понимать, входили не только рекомендации родному народу есть вшей, - в талантливом фильме «Монгол» почему-то не отражённые,- но и общенациональная сверхзадача разрушить (что за комиссия, Создатель!) весь мир от Востока до Запада..
О чём был донос?
По Соловьёву - о том, будто он, князь Роман, хулит хана и «ругается вере татарской».
Странно!
А как же тогда со знаменитой монгольской веротерпимостью?
Всё объяснимо.
Во-первых, это были изначальные десятилетия Ига: умом, честью и совестью тогдашней эпохи Орда станет значительно позже. Станет-станет! О чём ещё будет сюжет.
Во-вторых, роковую роль сыграло то, что Роман, со слов доносителя, именно «хулил хана». Это важно! Нечто подобное однажды случилось со Сталиным. Когда кто-то из СМИ приплёл его Имя к телеграмме об убийстве Кирова, Иосиф Виссарионович велел глупца немедленно арестовать. А когда в «Красной Звезде» ляпнули: «Наши войска выибли белофиннов из селения», - то самый читающий вождь планеты засмеялся и приказал никого не наказывать.
Кстати, донёс на Романа стопроцентно наш: не при баскаке же князь «хулил хана»!
И что сделал Менге-Тимур? Ещё строка из Соловьёва: «хан напустил на Романа татар, которые стали принуждать его к своей вере». К совершенно, кстати, безыменной (ударяйте на слог последний). В которой даже своего деревянного Перуна не было...
Где всё это,- прежде всего, акт принуждения,- происходило,- в самой ли Рязани или в ставке Орды,- летописец умалчивает. Что, впрочем, не столь важно: в первые восемьдесят-сто лет тартаре,- за исключением Новгорода и Пскова,- везде на русской земле были безоговорочными хозяевами. Не считая за людей здесь живущих. А считая за людей лишь себя, вшей едящих. Гордость из этих людозверей, - поразившая и названных выше папских монахов- дипломатов,- пёрла страшная.
Так что Романа могли примучивать к язычеству в самой его скотоподобной форме - и прямо в Рязани, в палатах княжеских. Кстати, что тоже вполне возможно, здесь же был и наш на Романа доноситель. Хотя Соловьёв почему-то называет его лишь «клеветником».
Точнее, главный Историк говорит так: «Неизвестно, кто оклеветал Романа»...
- Молись Богу нашему! - орали татары.- Разве не видишь , глупый, силу Его? Разве допустил бы Он, наш грозный монгольский Бог, чтобы ничтожные иудеи, у которых и своей земли нет, на кресте деревянном его, как твоего боженьку, распнули!?
Роман, о чём догадаться не трудно, понимал: это - смерть.
И особенно горько ему было, что донёс - свой. Хотя ведь ещё недавно предать врагу своего считалось у восточных славян подлостью самой низкой. И думал князь рязанский: «Неужели, они, вшей едящие, захватив нашу землю, смогут захватить и наши души? Но ведь Русь тогда окончательно погинет! Она просто исчезнет с лика земного...»
- Господи Светлый,- воскликнул князь, словно не замечая беснующегося перед ним кубла вошежрущих, не исключено, повторяем, с вкраплениями любопытствующих наших, - укрепи дух мой - и я за Тебя умру: Ты для меня сейчас - Русь, на Кресте распятая!
Романа стали избивать.
Это потом-потом где-то в Какакоруме, разожравшемся на чужой крови, будет провёдён монгольскими ханами грандиозный диспут о Вере. А пока им надо было ещё и ещё раз сломать хребет главному донору Орды, из которого она пила кровь.
Сломать хребет Руси.
- Верь, Рязань, Богу нашему, иначе плохо помрёшь!
- В Тебя только верю, Спаситель рода людского! В Тебя и только в Тебя, из шкуры звериной человеков на свет светлый выведшего! Плюю на идолов ваших! - глядя уже смерти в лицо, вскричал князь Роман.- Убивайте, звери!
Разъярённые ордынцы вырвали у князя язык.
Отсекли руки-ноги.
И, как пишет Соловьёв, ссылаясь на нашего отечественного летописца, а также вспоминая Рубрука и Плано-Карпини, мимо трагедии сей не прошедших, - «отняли наконец голову и взоткнули на копьё».
Акт веротерпимости по-тартаро-могольски - состоялся.
III
Не знаю, есть ли в наших Святцах имя князя Романа. Погибшего именно за веру.
Тур-варяг и сын его, как вы уже знаете, есть.
Роман тоже честь эту заслужил как истинный великомученик...
Что же до Михаила Черниговского, то здесь несколько сложнее. Ибо к Вере ещё и личная гордость была присовокуплена. Однако сюжет - из той же серии: о тартаро-могольской веротерпимости. О которой твердят историки. В том числе такие, как Плано-Карпини, Рубрук и Андре де Лонжюмо, миссионеры всеевропейские. Словно уже забыв о русском князе, погибшем, с их же слов и с нашего понимания, за веру в Христа.
Произошла эта грозная история даже, судя по всему, чуть раньше.
В смысле: ко кровавой Калке ближе.
И суть её в том, что хотя по хребту народа нашего прошла глубочайшая трещина , хотя стремительно нарождался класс управленцев, которые начали видеть в Орде некое чудовищных размеров НКВД древности, кое можно использовать в своих целях, - были и те, кто с Игом ни на час не смирились. Именно такой была буйная молодь новгородская, которая, ни чьих указаний не ждя, сбивалась в ватаги и бродила по Волгушке, громя тартаро-могольские гарнизоны. Таким был великий дипломат Александр Ярославич. И, конечно, едва не первым понявший, как надо бороться с тартарвой, - которая не татары, а тартары, - единственный король русичей Даниил Галицкий. Именно таким стал в грозный Момент Истины и уже названный нами князь Михаил Черниговский. Подвигом которого во имя Руси стала именно его личная смерть...
Князь этот, ничем особенно не знаменитый, жил на острове под Киевом. «Узнавши,- пишет о нём Соловьёв,- что король венгерский выдал наконец дочь свою за его сына Ростислава, он поехал в Венгрию, но не получил почётного приёма ни от свата, ни от сына. И, рассердившись, поехал в Чернигов, а оттуда - к Батыю просить себе ярлыка на своё княжество.» Это стало для наших князей унизительной, но обязательной нормой: и отдел кадров, и управление имущественных отношений находились теперь в Орде проклятой. Но гордость русича вдруг проснулась в Михаиле Черниговском!
Тартары ему говорят, - к порядку своему примучивая:
- Оборотись, князь Михаил, на юг - и поклонись изображению умершего Чингиса.
А он - ни в какую!
- Я,- сказал, гордо голову вскинув,- готов поклониться и вашему хану, и даже рабам его. Но христианин не должен кланяться изображению мёртвого человека.
- Кланяйся! - зарычали татары.- Если тебе и ярлык дорог, и жизнь!
- Не поклонюсь,- помрачнел князь Михаил.- Лучше быть убиту, чем веру отцов предать.
И это сказал русский человек, над которым едва не с детеских лет ярмо Ига висело...
В Орде меж тем одновременно с Михаилом толпились за ярлыками и другие русичи. Князь Борис Ростовский, наприклад, с целой группой поддержки в виде своих бояр.
Узнав, что над едиверцем и единокровником нависла смертельная опасность, - веротерпимость с монгольским прищуром - штука грозная! -, Борис со слезами стал упрашивать Михаила исполнить варварский обряд работодателей, будь они прокляты.
- Князь Михайло, поклонись ты этому чучелу поганому: на Руси и так народу почти не осталось - береги жизнь свою, отечеству любую! Мы за тебя с боярами и всей областью Ростовской епитимью примем. Господь простит: он у нас - Светлый!
- Нет, брат мой во Христе Борис, я Спасителя на идолов не меняю. Сохраню душу в чистоте - Русь от этого только крепче станет! Да и Фёдор, боярин мой, решил со мной смерть принять, чтобы не губить душу идолопоклонством поганым. Зовите смерть нашу!
И здесь начинаются разночтения.
Соловьёв,- естественно, со слов летописца, - называет палачом князя Михаила Черниговского и его верного боярина Фёдора некоего Домана, путивльца, отступника и христопродавца. И даже если это было не так, то лишь на сей раз было не так: класс предателей, извлекавших пользу личную из всякого служения холопского поганой Орде, уже был по сути дела сформирован. Но мы на этот раз всё же отдадим предпочтение версии великого и бесстрашного монаха-францисканца, папского посланника Плано-Карпини, побывавшего в Орде ещё до Рубрука и Андре де Лонжюмо.
Вот эта версия. В виде цитаты.
Ибо так уж ли скоро прочитаете вы «Историю монголов»?
«Отсюда недавно случилось, что Михаила, который был одним из великих князей Русских,- орфографию Плано-Карпини с благоговением сохраним,- когда он отправился на поклон к Бату, они заставили раньше пройти между двух огней; после они приказали ему, чтобы он поклонился на полдень Чингис-хану. Тот ответил, что охотно поклонится Бату и даже его рабам, но не поклонится изображению мёртвого человека, так как христианам этого делать не подобает. И, после неоднократного указания ему поклониться и его нежелания, вышеупомянутый князь передал ему через сына Ярослава, что он будет убит, если не поклонится. Тот ответил, что лучше желает умереть, чем сделать то, чего не подобает. И Бату послал одного телохранителя, который бил его пяткой в живот против сердца так долго, пока тот не скончался. А один из его воинов, который стоял тут же, ободрял его, говоря: «Будь твёрд, так как эта мука недолго для тебя продолжится, и тотчас воспоследует вечное веселие». После этого ему отрезали голову ножом, и у вышеупомянутого воина голова была также отнята ножом».
И вновь акт веротерпимости по-монгольски - свершился!
Плано-Карпини описал эту «сцену» так, как положено описывать путешественнику, посетившему фактически неведомую европейцам планету: кратко, без эмоций. Слишком огромен пласт впечатлений, чтобы уделять внимание деталям и подробностям.
Хотя факт сам по себе чудовищный: лысый тартарин бьёт князю-красавцу голой пяткой в живот, пока остановится княжеское сердце. Бьёт князя-воина! А рядом стоит скорее всего его телохранитель - боярин Фёдор, тоже приготовившийся к смерти.
И единственное, что у них осталось, у этих двух русских, - Вера. Ибо ни земли, где бы они были хозяевами, ни государства, где бы они были правителями, на данный исторический момент не было. Вера! Только Вера, Вера, Вера. Совсем ещё для русичей юная, а на Севере нашем ещё далеко не всеми принятая: там ещё умирали за богов языческих. Но то, что и за юную Веру уже умирали, - факт...
Впрочем, это слишком тонкий вопрос, чтобы его вообще обсуждать.
IV
Что до третьей истории с русским князем, - а их было! о, их столько было!-, то я даже не знаю, закончилась ли она смертью физической. Или случившееся более страшно.
Суть её такова .
Кстати, не запомнилась она мне ни у Соловьёва (если она там вообще есть), ни у Гийома ,- Виллема, Вильгельма,- Рубрука. Текст последнего считается предпочтительным по информационной ёмкости. Но мне он показался перегруженным чисто бытовыми деталями. К тому же я заметил в нём некоторое высокомерие по отношению к Русии.
То, что эта окровавленная стена народа заслонила от Азии Европу, монах, судя по всему, не понял. А его предположение, что если бы Папа «двинул свои войска» на монголов, то они бы убежали «в свои пустыни», - то есть это лишь Русь хилая под них легла?-, довольно странный бред. Вроде не ходили эти войска освобождать Гроб Господен. И в виде консервных банок с рыцарями внутри. И в виде запредельных по глупости многотысячных толп европейской детворы. А закончилось всё позорнейшей потерей одного из главных христианских городов - Константинополя-Царьграда, ставшего турецким Стамбулом. Но - что уж теперь!
Словом, «Путешествию в восточные страны» Рубрука, которое дружно считается этнографическим шедевром, я предпочитаю «Историю монголов» Плано-Карпини.
Именно в нем и встретил эту крохотную (по строкам, а не сути!) трагедию о юном русском князе - младшем брате Андрея Черниговского. О юноше, от которого в Истории даже имени,- настолько я в курсе, - не осталось. А остался только крик насилуемой души.
Говори, великий францисканец!
«Сверх того,- текст идёт сразу за отрывком, где тартары до смерти забили князя Михаила, отказавшегося кланяться изображению покойного хана Чингиса,- они набожно поклоняются солнцу, луне и огню, а также воде и земле, посвящая им начатки пищи и пития преимущественно утром, раньше чем станут есть или пить. И так как они не соблюдают никакого закона о богопочитании, то никого ещё, насколько мы знаем, не заставили отказаться от своей веры или закона, за исключением Михаила, о котором сказано выше.» Спасибо, Карпини, и за Михаила!
О князе Романе и ещё о многих ты, стало быть, не знал.
Цитируем далее: «Что они станут делать дальше, не знаем; некоторые, однако, предполагают, что если Татары получат единовластие,- ваш автор: вот так, Гийом Рубрук, твой мудрый коллега варианта такого вовсе не исключает, а ты «грозишься» войсками Папы, которые татары несколько раз уже разбили в пух и в прах на полях Европы,- да отвратит это Бог! -, нашими мечами, кстати, и нашей кровью Он постепенно это отвратил, францисканец,- то они заставят всех поклоняться этому идолу.»
Интересная мысль.
И страшная!
Но вряд ли правильная...
Ты, Плано и твой коллега Рубрук, уже ведь заметили красные пятна на изящном,- просто китаец, а не могол!-, личике Бату? Пьёт сын Джучи и внук Чингиса. Пьёт-с и привыкает к роскоши. А для воспроизводства роскоши нужно не соблюдение дурацких языческих или иных обычаев: нужно - золото. Поэтому моголы постепенно станут очень веротерпимы. Не в фантазиях историков, но де-факто. Ты, урус, ты, сарацин, ты, китаец-иудей-индус, дань исправно плати. А верь - да во что хочешь, холоп Великой Орды!
Так все люди устроены. Даже тартаро-моголы. С которыми никого из ныне живущих народов я не ассациирую: то была Орда - то она исчезла.
То есть этого,- звериного попирания обычаев и веры,- надо было бояться лишь в первые десятилетия Ига. И особенно нам - русским, с нашей нерациональной гордыней.
Рубрук, например, и на коленях перед Бату стоял. И кланялся, куда велели.
Европа, она и в Орде Европа!
А далее, после такого предположения, Плано-Карпини рассказывает крохотную, но щемяще-грустную истории о черниговском парне из рода княжеского...
Случилось-де в недавнюю бытность папских посланцев в Тартарии,- миссия у них, конечно, была фантастическая: обратить монголов в христианство и направить лавину их конницы против сарацинов, уже вовсю и всюду теснивших папских рыцарей,- что русский князь Андрей Черниговский по чьёму-то подлому доносу,- «управленцы» наши уже, ещё раз повторюсь, работали вовсю, срезая головы и ренту с соседей,- был обвинён перед Бату в том, что он, якобы, уводил татарских коней и продавал их в другие земли.
Такое, разумеется, ещё будет! Но - значительно позже. Вина Андрея доказана не была. Но «на всякий случай» он был по приказу Бату убит. Как говорится: нет человека - и нет проблемы. И вообще - почему не напомнить урусам, кто в их доме хозяин?!
Узнав о смерти этой, младший брат покойного,- отрок для вашего автора, увы, безымянный,- взял с собой скорбящую жену безвинно убитого и отправился в Орду просить пятноносного Бату не отнимать у вдовы и у него их родовые земли.
Бату меж тем всякие грозные спектакли любил . Как там у поэта? «От бараньего сала, от лоснящихся жён что-то в нём угасало. Это чувствовал он».
Так вот : юношу с прищуром выслушав, Бату сказал так: бери, мол, отрок себе в жёны жену брата убитого своего, а ты, женщина, поимей этого отрока в мужья. Да: согласно обычаю тартарскому! И поимейте друг друга если не при мне, Луноликом, то при моих нукерах : пусть посмотрят, как это у вас делается. Тогда, - и только тогда, отрок и женщина глупая,- земли ваши я не заберу.
И сказал юноша-христианин главному губителю народа русского:
- Желаю быть лучше убитым - но Закон Православный и обычай отцов не нарушу!
- Что-о? - взвизгнул Бату, пятнами красными покрываясь.- Ты не подчинишься - МНЕ?
И велел телохранителям своим тащить отрока и женщину на ложе.
И примучили их, как скотов, совокупиться при свидетелях.
И хохот стоял среди тартар.
Хохот, заглушающий стоны позора, равного смерти...
V
Словом, безжалостный каток Орды «веротерпимой» и «обычаелюбивой» прокатился в первые десятилетия по Руси с совершенно звериной безжалостью.
Тартаро-монголы делали нас главными рабами своей чудовищной державы.
И многое им, увы, удалось.
Но вот что самое страшное, ибо триедино.
Сделано это было тартарами именно ценой перелопачиваяния души нашего народа, ценой культивирования в нём с помощью жесточайшего террора черт безропотного холопа и - параллельно!-, ценой создания на Руси целого класса надсмотрщиков, предателей, а потом и «бухгалтеров» Орды внутри самой Руси. Однако той же ценой наше государство - возродилось и сбросило с себя Иго.
Всё было поставлено на карту во имя этого!
Прежде всего - сам народ..
Как там?
Вот именно: чего их жалеть - бабы других нарожают!
Третий же член триединства состоит в том, что после фактического исчезновения Ига ордынский Устав был оставлен нам на бесконечно долгие годы в качестве действующего.
Он такой простой.
Он такой компактный!
Он такой удобный: нет человека - и нет проблемы.
Ну, а дальше...
А что - дальше?
Дальше вы без меня всё знаете.
Смерть тела есть не смерть души?
Благая мысль! Но не спеши
Ты с нею, как с лапшой на уши:
Не раз пытались нам и душу,
Народа душу!- извести.
Прости их, Господи, прости...
Мы не зовём врагов к ответу:
Душа жива - и зла в ней нету!
ВИКСАВЕЛ-2