Пушкин и его немцы Кюхельбеккеры, Бенкендорфы и

Антон Ромашин
Пушкин и его немцы Кюхельбеккеры, Бенкендорфы и Дантесы

Всё в Пушкине - тайна, глубина которой завораживает, даже несколько пугает и тревожит, когда приближаешься к ней.

26 мая (6 июня) 1799 г. в четверг, в день Вознесения Господня, в Москве, на Немецкой улице, в доме Скворцова, в родовитой дворянской семье, у Сергея Львовича Пушкина и жены его Надежды Осиповны (урожденной Ганнибал) родился сын Александр.
Раньше это место на карте Москвы называлось Немецкой слободой. Издавна в этих местах, раскинувшихся на берегу реки Яузы, селились иностранцы, московская знать, посольский люд, богатые купцы. Время сохранило в этой части Москвы выдающиеся памятники архитектуры XIV-XV веков - боярские палаты, дворцы, пышные городские усадьбы, нарядные храмы. Многое здесь напоминает о великих сыновьях России - Петре I, Н.Е.Жуковском, М.Казакове, Н.А.Римском-Корсакове, А.М.Васнецове и многих других.

 ***

Немецкая диаспора в России появляется в середине шестнадцатого века. А начиная с восемнадцатого, уроженцы Германии проникают практически во все слои русской жизни.
Наиболее значительный приход немцев в Россию начался при Петре, после него превратился в засилье  во всех областях государства российского и приобрел масштабы эпидемии: «Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забились на самые доходные места в управлении» (историк В.О.Ключевский).
Да, страшное было воспитание! При Петре I началась немецкая дрессировка, то есть наиболее противоположная славянскому характеру. Военный артикул и канцелярский стиль были первыми плодами немецкой науки. Тяжелые и неповоротливые бояре и князья наперерыв старались походить на капралов и берейторов, германский бюрократизм обогащался византийским раболепием, а татарская нагайка служила превосходным пополнением шпицрутенов. На троне были немцы, около трона - немцы, полководцами - немцы, министрами иностранных дел - немцы, булочниками - немцы, аптекарями - немцы, везде немцы до противности. Немки занимали почти исключительно места императриц и повивальных бабок.
На добродушнейшем из всех немцев, на пьяненьком Петре III, как всегда бывает, оборвалось немецкое единодержавие. Немка, взбунтовавшаяся против него, была офранцужена, выдавала себя за русскую и стремилась заменить немецкое иго - общеевропейским.
С тех пор в обществе немцы уступают французам; но если французы господствуют в гостиной и на кухне, то передняя и правительство остается за немцами.
Немцы правили Россией; они были частью ее военного и коммерческого сословия; они управляли наукой и университетами; они воспитывали царских детей; они были колонизаторами неосвоенных земель. В царской России немцы порой составляли до половины губернаторов и командного состава армии. Как говорят, когда царь Николай Первый, желая вознаградить покорителя Кавказа генерала Ермолова, спросил его, чего он хочет, генерал с горечью ответил: "Государь, сделайте меня немцем!". Немцы быстро продвигались в русской жизни благодаря талантам, настойчивости и верности трону (до 1913 г. в России жило около 2 400 000 немцев). Вклад немцев в укрепление русской государственности несомненен. Имена Крузенштерна, Барклая де Толли, Остермана и многих других навсегда вписаны в русскую историю.

Наука, которую  прошли русские люди, была трудна, помечена слезами, кровью и костьми. Она пошла впрок, наша здоровая организация все вынесла. Сначала мы были у немца в учении, потом у француза в школе - пора было брать диплом.
Негативное отношение к немцам, наряду с уважением и даже порой заискивающим отношением, существовало в России издавна, как минимум, со времён Петра I. Еще Александр Герцен* в 1859 году из лондонской эмиграции высказывался о немцах в России весьма неполиткорректно.
«Немецкость» как интерпретационная метафора появилась впервые  у А. И. Герцена. В 1859 г. в «Колоколе» появилась серия фельетонов Герцена «Русские немцы и немецкие русские». Построенные на обыгрывании «немецкости», статьи суммировали сатирический опыт автора в критике антинародного, а значит «немецкого».

*) Необходимо отметить, что мать А.Герцена была немкой, но т.к. она была простолюдинкой, то отец Герцена, помещик Яковлев, не был с ней в браке. Для сына Александра он сумел добиться дворянства, но фамилию** дал вымышленную.
**)Фамилия Герцен происходит от имени Герц (Gertz). По одной из версий, оно является краткой формой немецкого имени Герхард, состоящего из двух частей: g;r, g;r - «копье» и hard - «сильный, смелый».
Согласно другой версии, фамилия Герцен восходит к немецкому слову Herz – «сердце», которое, в свою очередь, является переводом еврейского имени Lev («сердце»), соответствующего арабскому Lab, испанскому Llop и португальскому Boujo.


***

Завоевав такое положение В России немцы оказывали влияние и на на судьбы многих русских, в том числе  и на судьбу А.С.Пушкина.

***

Упомянутые в статье, так называемые, немцы Пушкина:

1. Первый немец в семье – гувернер.
2. Немцы в лицее - однокашники. 
3. Лицейские преподаватели – немцы.
4. Последний директор лицея - Барон Энгельгардт.
5.      Пушкин и предсказания Александры Филипповны Кирхгоф.
6. Жандармское сопровождение жизни Пушкина - барон (потом граф) Бенкендорф.
7. Немецкость Натали Гончаровой.
8. Злой рок Пушкина - карманный Барон Карл Нессельроде – тоже немец.
9. Карающая рука убийц Пушкина – немец Дантес.

1.Маленького Пушкина в семье учили, как он потом написал в «Евгении Онегине» «по-немногу, чему-нибудь и как-нибудь». Хорошо и даже отлично научили по-французски. Слава Богу, научили по-русски, а вот немецкий ему не нравился. А, скорее всего, не нравился ему учитель, т.е. немецкий гувернер. Поэтому  по-немецки старался он вовсе не учиться и не успел в этом, хотя  потом очень жалел о незнании немецкого языка.
По странности случая, стоит заметить то, что русскому языку, кроме священника Александра Ивановича Беликова, учил молодого Пушкина немец, фамилия которого была — Шиллер.
В самом деле, довольно забавно, что величайшего из русских поэтов родному его языку учил иностранец, и еще забавнее, что этому иностранцу случилось быть однофамильцем гениального немецкого поэта. Есть люди, которые из каждого случайного совпадения имен или чисел готовы выводить необыкновенно важные заключения и предзнаменования. Им не мешало бы приложить свои истолкования к этому случаю. Мы не станем заниматься каламбурами и скажем только, что г. Шиллер, если и превосходно знал по-русски, не многому мог научить Пушкина, потому что мальчику и его сестре, воспитывавшимся вместе, все остальные предметы преподавались, по тогдашнему обычаю, на французском языке, и даже говорить между собою и со старшими заставляли детей по-французски. Однакоже, как показал опыт, это нисколько не помешало Пушкину остаться чисто русским человеком и писать по-русски так, как не писал до него еще никто.
2. Лицейские немцы – однокашники
9 июня 1817 г. был первый выпуск воспитанников из Лицея. Первую золотую медаль получил В. Д. Вольховский, а вторую — князь A. M. Горчаков; серебряных медалей были удостоены: Д. Н. Маслов, С. С. Есаков, В. К. Кюхельбекер и С. Г. Ломоносов; достойными серебряных медалей были признаны: Н. А. Корсаков и барон М. А. Корф.
Всего однокашников по Лицею у Пушкина было 29, вместе с ним 30 студиозов. Правда, до выпуска дошло 29  лицеистов, т.к. один К.Гурьев -  был отчислен в 1813  году.

Из этих 30 человек 18 были православными, остальные —лютеранами или католиками.
Из них выпущены гражданскими чинами 9 класса, т.е. титулярными советниками – 8 человек, чинами 10 класса, т.е. коллежскими секретарями – 9 человек. 12 выпускников пожелали вступить в воинскую службу. 

Пушкин закончил Лицей 26 – ым по успеваемости и ему был присвоен чин, соответствующий 9 классу гражданской службы, т.е. коллежский секретарь.

9 июня 1817 года выпускник Царскосельского лицея коллежский секретарь Александр Пушкин получил первое назначение в Коллегию иностранных дел на должность переводчика с денежным содержанием семьсот рублей в год.

Итак, лицейские немцы- однокашники  Пушкина:
• Барон Гревениц, Павел Фёдорович (1798—1847)
• Барон Данзас, Константин Карлович (1801—1870)
• Барон Дельвиг, Антон Антонович (1798—1831)
• Барон Корф, Модест Андреевич (1800—1876)
• Барон Кюхельбекер, Вильгельм Карлович (1797—1846)

Интересно, что еще один лицеист,  князь Горчаков Александр Михайлович оказался немцем по матери.Мать его - баронесса Елена Доротея Ферзен (1766-1822).
Светлейший князь (с 1871) Алекса;ндр Миха;йлович Горчако;в (4 [15] июня 1798, Гапсаль — 27 февраля [11 марта] 1883, Баден-Баден) — глава русского внешнеполитического ведомства при Александре II, последний канцлер Российской империи (с 1867).Интересно отметить, что придворное звание "камер-юнкер" Горчаков получил в 1819 году, на 15 лет раньше Пушкина.

Вот из этого маленького списка, но все же списка, оценив все перечисленные персоны по имеющейся о них информации, можно сделать вывод, что наиболее типичным немцем среди них был только один – барон Модест Корф. Остальные довольно сильно обрусели.

1.Барон Павел Федорович Греневец – тихий, спокойный, уравновешенный, грамотный, но не честолюбивый…
Павел Фёдорович Гревениц (17 мая 1798 (или 1799), Санкт-Петербург[1] — 10 мая 1847, Санкт-Петербург)[2] — барон из древнего рода, лицейский товарищ Пушкина.   
Учителями и надзирателями аттестовался как даровитый, прилежный и благонравный ученик. Ему Пушкин посвятил свое французское стихотворение «Моn portrait» (1814). По окончании лицея поступил в коллегию иностранных дел, служил в разных должностях в департаменте внешних сношений министерства иностранных дел, дослужился до действительного статского советника (соответствовал воинскому званию генерал-майор). По отзывам лицейских товарищей, был человек с дарованиями, очень образованный – «живая энциклопедия», отличался скромным и тихим нравом, был большой чудак, оригинал и нелюдим. На празднования лицейских годовщин он никогда не являлся, и только в 1836 г. Мясоедову удалось вытащить его на товарищеский праздник.
Более важным делом в жизни, для него, была семья и близкие ему люди. Более удачным карьерным предложениям он предпочел спокойную жизнь в семье и свое увлечение бабочками. Его немецкая педантичность и человеческая порядочность  все-таки помогли ему сделать неплохую карьеру, а также  превратить его увлечение  бабочками в серьезное знание и не только собрать коллекцию, но и написать научный труд.
Другой лицейский барон ….Корф характеризовал барона таким образом: «Человек с дарованиями, образованием и сведениями, но большой чудак, оригинал и нелюдим. Он с самого выпуска из лицея служит в канцелярии министерства иностранных дел, где дошел до чина статского советника и до всех возможных орденов на шее, начиная от 3-го Владимира. Служба его ничтожна, и он гораздо более занимается ботаникою. Холост.

2. Барон Данзас, Константин Карлович
Во время учебы в Лицее Данзас не показал сколь-нибудь значимых успехов, преподавателями не всегда характеризовался положительно.
В связи с низким учебным статусом, выбрав военную карьеру, не смог попасть в офицером гвардию, а только в армию. В армии проявил себя храбрым и достойным офицером, но не стремящимся к большим чинам, во чтобы то не стало. Несмотря на то, что неоднократно принимал участие в боевых действиях и был достойно награжден, в  38 лет был только подполковником.
Был секундантом Пушкина в дуэли с Ж.Дантесом. Не в соответствии с дуэльным кодексом  выполнил обязанности секунданта, что, предположительно, повысило шансы Дантеса.
После появления гипотезы о надетой перед дуэлью Дантесом кольчуге или даже кирасе, некоторые исследователи стали рассматривать поединок как предумышленное убийство Пушкина, а невольным виновником его гибели объявили Данзаса. В вину последнему ставилась «игра в благородство»: он не осмотрел одежды Дантеса. Также Данзас нарушил дуэльный кодекс, не пригласив на место поединка врача и не настояв на составлении подробного протокола после него.
Через несколько лет после гибели Пушкина, Данзас вспомнил  предуэльные подробности и факты, которые подтверждали  предвзятость шефа жандармов - Бенкендорфа  по отношению к Пушкину перед дуэлью и нежеланием  её предотвратить.
После дуэли, избежав серьезного наказания за секундантство по просьбе умирающего     Пушкина, все же был в опале и звание полковника получил только в 44 года, через 7 лет.
«Состоя вечным полковником, – сообщает биограф лицейских товарищей Пушкина Н. А. Гастфрейнд, – Данзас только за несколько лет до смерти, при выходе в отставку, получил чин генерала, вследствие того, что он в мирное время относился к службе благодушно, индиферентно и даже чересчур беспечно; хотя его все любили, даже начальники, но хода по службе не давали. Данзас жил и умер в бедности, без семьи, не имея и не нажив никакого состояния, пренебрегая постоянно благами жизни, житейскими расчетами. Открытый, прямодушный характер, соединенный с саркастическими взглядами на людей и вещи, не дал ему возможности составить себе карьеру. Несколько раз ему даже предлагались разные теплые и хлебные места, но он постоянно отказывался от них, говоря, что чувствует себя неспособным занимать такие места».
Вот таков был еще один нетипичный  эльзасский немец,  барон Данзас.

3. Барон Дельвиг, Антон Антонович
АНТОН ДЕЛЬВИГ- ПОЭТ И ДРУГ ПУШКИНА.    Дельвиг Антон Антонович (6.08.1798-14.01.1831), поэт, критик, журналист.
Родился в Москве, в семье генерал-майора, происходившего из обедневшего рода прибалтийских немецких баронов. Семья была настолько обрусевшей, что Дельвиг даже не знал немецкого языка.
В 1811 году Дельвиг поступил в Царскосельский лицей, на вступительных экзаменах в Царскосельский лицей познакомился с А. С. Пушкиным; знакомство переросло в их теснейшую дружбу.
Учился он лениво, но рано начал писать стихи, и уже в 1814 году они появились в печати. Кончил курс с первым выпуском лицея, в 1817 году. Служил в департаменте горных и соляных дел, оттуда перешёл в канцелярию Министерства финансов; с 1821 по 1825 годы был помощником библиотекаря (И. А. Крылова) в Императорской публичной библиотеке.
С 1824 издавал альманах “Северные цветы”, в 1830 редактировал “Литературную газету”. После конфликта с шефом жандармов, масоном Бенкендорфом - газета была закрыта. Это событие, наряду с семейными неурядицами, повлекло болезнь и скоропостижную смерть поэта.
Один из ближайших друзей Пушкина еще с лицейской поры  и один из ярких представителей русской поэзии пушкинской поры, Дельвиг приобрел известность своими элегиями и идиллиями, а также романсами и песнями. Особую популярность приобрели песни “Соловей мой, соловей” (1826, комп. А. А. Алябьев) и “Не осенний мелкий дождичек...” (к. 1820-х, комп. М. И. Глинка).
Поэтов связывала тесная дружба. " В этой дружбе, - пишет Альберт Обгольц,- не было  никакого эмоционального напряжения, обидных ссор и размолвок. Эпиграммы, которыми они иногда обменивались, носили остроумный и добродушный характер". В стихотворении "Языкову"(1824) Пушкин написал о Дельвиге: "Мой брат по крови, по душе".
В 1825 году Дельвиг женился на Софье Михайловне Салтыковой, и их дом стал одним из литературных салонов Петербурга. На литературные вечера, на которые собирались друзья поэта: Пушкин, Баратынский, Жуковский, Плетнёв, Языков. В это же время он начал издательскую деятельность.
 «Ленивый баловень» и в школе, и в служебной деятельности, Дельвиг столь же беспечно относился и к своей музе. Писал он очень мало. Лени, вероятно, немало способствовала и тучная фигура поэта.
Известны слова Пушкина на смерть А. Дельвига: «Грустно, тоска. Вот первая смерть мною оплаканная… никто на свете не был мне ближе Дельвига», — писал Пушкин Плетнёву, получив в Москве известие о смерти своего друга. «Никто на свете не был мне ближе...», «Он был лучший из нас». Пушкин берет на себя заботы о его осиротевшей семье.
Умер от тифа («гнилой горячки») в 32 года. Похоронен на некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры.
Из всех лицеистов он один до конца и без оговорок любил Пушкина и, конечно, больше всех понимал его значительность, понимал силу таинственных голосов, которые звучали вокруг Пушкина не только днем и наяву, но порой и во сне. Из всех лицеистов один Дельвиг был способен понять этого Пушкина. Он сам был даровитый поэт, для которого стихи были не забавой, а потребностью.
Ни время, ни неравный рост поэтических сил не поколебали этой дружбы. Она началась среди садов Лицея и кончилась у гроба Дельвига, хотя при общности эстетических потребностей и духовного устремления они были не похожи ни характерами, ни внешностью. Пушкин, невысокий, гибкий, ловкий, быстроглазый, вечно подвижный и горячий, был всегда готов на игру, на самое стремительное напряжение. Он все кругом замечал, на все отзывался. "Великий Пушкин, маленькое дитя", то есть еще не выработал в себе защитной осторожности в обращении с людьми. Это слова Дельвига.

4.Барон Корф, Модест Андреевич
Модест Андреевич Корф происходил из курляндских дворян, сын барона Андрея Фёдоровича Корфа.
Корф Модест Андреевич (1800—1876) — барон, с 1872 г. граф, однокашник Пушкина по Лицею, быстро сделавший чиновничью карьеру (в 1834 г. он уже статс-секретарь, пользуется милостью и доверием Николая 1 и исполняет должность государственного секретаря, а с 1843 г. — член Государственного совета). В Лицее он был антиподом Пушкина и его кружка. Тем не менее, он аккуратно посещал все лицейские «годовщины» и по-товарищески держался с бывшими лицеистами. Как ловкий чиновник, он понимал выгоды приобщения к «лицейскому духу» при полной внутренней благонамеренности, недаром он пошел в гору при М. М. Сперанском.
Сын курляндского помещика, сенатора; мать русская; дети, по тогдашним законам, были православные. Семья была патриархальная и благочестивая; в ней царило полное согласие, радушное гостеприимство, ласковость ко всем; жили замкнуто: отец хворал, мать не любила выездов и шумного общества. Мальчик был тихий и скромный. В лицее он выдавался своим благонравием.
 Во время учебы в Лицее от озорных и непочтительных к начальству товарищей, как Пушкин, Кюхельбекер, Илличевский и другие, держался вдалеке. Кличка ему была – Мордан-дьячок, за его пристрастие к чтению церковных книг. 
Дружеских или близких связей у Пушкина с Корфом не было, однако, узнав о работе Пушкина над историей Петра I, Корф (сам любитель истории) предоставил Пушкину свою библиографию иностранных сочинений о России (XVI, 164—165, 168). В ответ на это Пушкин «перед смертью ссудил его разными старинными и весьма интересными книгами». В 70-е годы Корф был членом комиссии по установке памятника Пушкину.
В отдаленной части Петербурга, Коломне, на Фонтанке близ Калинкина моста стоял небольшой двухэтажный дом. Наверху, в безалаберной и пустопорожней родительской своей семье жил Пушкин; внизу, в патриархальной и благочестивой своей семье родительской жил Корф. Пушкин упоенно крутился в вихре петербургской жизни, танцевал на балах, влюблялся, играл в карты, проводил «набожные ночи с младыми монашенками Цитеры», а в промежутках напряженно творил. Корф усердно служил, по вечерам работал дома, изредка посещал знакомые семейные дома и брезгливо наблюдал беспутную жизнь товарища.
Корф быстро поднимался по лестнице служебных успехов. Он проделал колоссальную работу в комиссии по составлению полного собрания законов и свода законов. Сперанский считал его лучшим своим чиновником, поэтому Корф лично стал известен императору. В 1831 г. он был уже управляющим делами комитета министров, камергером, имел станиславскую звезду, получал 24 тыс. руб. жалованья. Он переехал в большую и дорогую квартиру близ Зимнего дворца, стал выезжать в большой свет.
Совсем ещё молодым человеком (в 20 лет) М. Корф написал книгу по русской стенографии – в наши дни она является библиографической редкостью. Полное название книги – «Графодромия или искусство скорописи сочинение Астье переделанное и примененное к русскому бароном Модестом Корфом».
В отношении к своим подчинённым он был добрым и любящим начальником; от высшего до низшего все могли ожидать справедливого внимания к своим трудам и готовности помочь каждому в нужде. Порядок делопроизводства был доведён до совершенства. Дела решались безостановочно; … он обладал мастерством в изложении самых запутанных дел; сжатость и ясность речи достигли под его пером высшей степени.
Написав книгу "Восшествие на престол Николая I", о которой А.И. Герцен отозвался так: "отталкивающая по своему тяжелому, татарскому раболепию, по своему канцелярскому подобострастию и по своей уничиженной лести". Корф является также автором монографии "Жизнь графа Сперанского" и сочиненной для императорской фамилии тайной истории "Браунщвейгского семейства". Он оставил воспоминания о Пушкине, окрашенные недружелюбно-пристрастным отношением к поэту. В 1847 Корф по повелению имп. Николая I читал курс правоведения вел. кн. Константину Николаевичу, позднее — другим великим князьям (в т. ч. будущему имп. Александру III).
В 1861 году был назначен главноуправляющим II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, а в 1864 году — председателем департамента законов государственного совета. В 1872 году возведён в графское достоинство. Награждён орденом Андрея Первозванного 16 апреля 1867.
Был женат на своей двоюродной сестре баронессе Ольге Фёдоровне Корф (1810—1884), дочери обер-коменданта в Митаве, барона Фёдора Фёдоровича Корфа (1760—1813) и Марии Сергеевны Смирновой[3]. Брак был счастливым, по воспоминаниям Я. К. Грота в семействе Корфа был «патриархальный быт, посреди которого он вырос в доме своих родителей, благочестие, полное согласие между членами семьи, гостеприимство, доброта, ласка ко всем были отличительными чертами этого быта».
Наибольшую  известность получил, оставив воспоминания о семье Пушкина и о нем самом, носящие злобно-недоброжелательный, нередко совершенно клеветнический характер. («Что русскому хорошо, то немцу смерть»).

5.Барон Кюхельбекер, Вильгельм Карлович (1797—1846)
Барклай-де-Толли был в родстве с матерью Кюхельбекера Юстиной Яковлевной; по рекомендации Барклая Кюхельбекер и был определен в лицей; имена Барклаев часто мелькают в переписке матери с сыном, главным образом как имена покровителей.
Вильгельм Карлович Кюхельбекер – (1797, Санкт-Петербург  –  1846, Тобольск) – русский поэт, писатель и общественный деятель, издатель альманаха "Мнемозина", декабрист. Товарищ Пушкина по Лицею, ближайший его друг.
  Восторженный энтузиаст, бескорыстный мечтатель, преданный добру и народному благу, Кюхельбекер прожил жизнь тяжелую и несчастливую. Баратынский писал о нем: "Человек вместе достойный уважения и сожаления, рожденный для любви к славе (может быть, и для славы) и для несчастия".
  По воспоминаниям М.А.Корфа, "он был предметом неистощимых наших насмешек в лицее за свои странности, неловкости и смешную оригинальность".
В Лицее у него было прозвище Кюхля. Был он долговяз, нескладен и застенчив, за что получал свою порцию насмешек от одноклассников. Впрочем, вообще к нему они относились хорошо.
Кюхельбекер, Вильгельм Карлович - менее из всех перечисленных немец, несмотря на заковыристую для русского слуха фамилию и типично немецкие имя и отчество. Пушкин, еще в Лицее, смело и остроумно обыграл фамилию нескладного однокашника, превратив её в наречие «кюхельбекерно», по смыслу означавшее  «паршиво» или и вовсе «дурно».
  Кюхельбекер был влюблен в поэзию, обладал незаурядным талантом критика. Однако поэтическое дарование его было невелико. Его литературные вкусы были несколько архаичны.
Светлый, прекраснодушный лицейский Кюхля, герой эпиграмм и карикатур, учитель словесности и путешественник, поэт и декабрист, друг Пушкина, человек замечательного дарования и трагической судьбы.
Уже в Лицее проявилась его страсть к стихотворству, но он долго не мог справиться с техникой нашего стихосложения, за что подвергался частым насмешкам со стороны своих знаменитых впоследствии товарищей; в стилистических же погрешностях против русского языка его упрекал совершенно основательно A. И. Тургенев даже в 1820-х годах. Но как доброго, милого товарища Кюхельбекера очень любили его однокашники, в числе которых были Пушкин, Дельвиг, Пущин, барон Корф и др. К Кюхельбекеру-юноше влекло всех, его знавших, его способность искренне увлекаться, его чувствительность, доброта сердца, доверчивость; этих черт не изгладили в его характере даже и тяжкие испытания, какие выпали на долю злополучного писателя в продолжение его жизни.
Но в Лицее Кюхельбекеру на первых порах пришлось нелегко. Неуклюжий; вечно занятый своими мыслями, рассеянный; готовый взорваться как порох при малейшей обиде, вдобавок глуховатый (припадками, которые наступали неожиданно), Кюхля был поначалу предметом ежедневных насмешек товарищей, подчас вовсе не беззлобных. Он даже с горя пытался утопиться в пруду, но ничего не получилось: его благополучно вытащили, а в лицейском журнале появилась смешная карикатура. Чего только не вытворяли с бедным Кюхлей — дразнили, мучили, даже суп на голову выливали, а уж эпиграмм насочиняли — не счесть. Обиднее всего казались шутки и насмешки, даже доброжелательные, тех, кого он скоро полюбил и в ком увидел близких себе по духу людей - Пушкина, Дельвига, Пущина. К 1814 году коллекция лицейской рукописной литературы обогатилась целым сборником «кюхельбекериады». У этой тетради называвшейся «Жертва Мому» (греч. олицетворение злословия и насмешки) и объединявшей 21 эпиграмму, были авторитетный составитель и умелый «издатель» - Александр Пушкин и Иван Пущин. «Кюхле» посвящены многочисленные лицейские эпиграммы Пушкина («Несчастье Клита», «Вот Виля, он любовью дышит», «Эпиграмма на смерть стихотворца». К нему же относится послание» «К другу стихотворцу», стихотворение «Разлука» и иронические строчки в стихотворении «Пирующие студенты»: «Вильгельм, прочти скорей свои стихи, чтоб мне заснуть скорее...»
Очень скоро Пушкин разглядел и оценил те свойства Кюхельбекера, которые заслуживали самого высокого уважения. Кюхельбекер был прямодушен и непоколебим во внушённых с детства и укреплённых чтением принципах добра, справедливости и дружбы. Он лучше других лицеистов знал литературу, историю, философию. В оценочном листе Кюхельбекера сплошные отличные оценки (1 балл), только по математике, физике и фехтованию Вильгельм не блистал (его балл был 2-3).
Кюхля писал стихи (вначале неумелые и косноязычные), но при этом преклонялся перед стихами звучными и тонкими по мысли. Он был в числе признанных лицейских поэтов, его произведения включались во все серьёзные литературные сборники - наряду со стихами Пушкина, Дельвига и Илличевского. С 1815 года Кюхельбекер начинает активно печататься в журналах «Амфион» и «Сын отечества». Барон Модест Корф оставляет любопытное свидетельство об уважении лицеистов к поэтическому творчеству Кюхельбекера и его самобытности, называя его вторым лицейским поэтом после Пушкина, ставя выше Дельвига. Целая серия лицейских дружеских посланий Пушкина и Дельвига к Кюхельбекеру убедительно говорит о высокой оценке его поэзии.
   Незадолго до 1825 года Кюхельбекер вступил в тайное общество. 14 декабря он находился на Сенатской площади в рядах восставших, с оружием в руках присоединяется к восставшим на Сенатской площади, стреляет в великого князя Михаила Павловича и в генерала Войнова, пытается вести за собой солдат Гвардейского экипажа.
После разгрома восстания был приговорен к смертной казни, замененной 20-летней каторгой.
   До 1835 года Кюхельбекер содержался в различных крепостях, затем был сослан на поселение в город Баргузин. Десятилетнее пребывание в крепостях привело его к чахотке, от которой он умер в 1846 году.
Пушкин был очень привязан к Кюхельбекеру, что не мешало ему временами относиться к другу с добродушной насмешкой. "Кюхле" посвящены многочисленные лицейские эпиграммы Пушкина ("Несчастье Клита", "Вот Виля, он любовью дышит", "Эпиграмма на смерть стихотворца". К нему же относится послание "К другу стихотворцу", стихотворение "Разлука" и иронические строчки в стихотворении "Пирующие студенты".
Кюхельбекер был очень любим и уважаем всеми воспитанниками. Это был человек длинный, тощий, слабогрудый, говоря, задыхался, читая лекцию, пил сахарную воду. В его стихах было много мысли и чувства, но много и приторности. Пушкин этого не любил; когда кто писал стихи мечтательные, в которых слог не был слог Жуковского, Пушкин говорил: «И кюхельбекерно и тошно».
При всей дружбе к нему Пушкин очень часто выводил его из терпения.
К дарованию Кюхельбекера Пушкин и в дальнейшем относился весьма критически; однако он высоко ценил его эрудицию, литературный вкус, его восторженную душу. В мятущейся душе Кюхельбекера Пушкин видел нечто родственное себе. "Мой брат родной по музе, по судьбам" – так называет он Кюхельбекера.
Кюхельбеккер был нетипичным для немца романтиком – бунтарем, способным на неадекватные с точки зрения  правящего класса, к которому он относился, поступки.

***

Затем у Пушкина в Лицее были учителя и даже профессора – немцы.

1.Фёдор Матвеевич Гауеншильд (1783—1830) — австрийский учёный, профессор немецкого языка и словесности в Царскосельском лицее, член-корреспондент РАН с 1818 года.
При временно исполняющем обязанности директора Ф.М. Гауеншильде (тайном агенте австрийского канцлера К.В. Меттерниха) в Лицее не только расшаталась дисциплина, но и поселился иной дух. Гауеншильд пытался искоренить свободолюбивую направленность лицейской педагогики, внедрял элементы сыска и сумел, разобщая наставников, найти себе приверженцев.
Гауеншильд, как и надзиратель Пилецкий, заслужил всеобщую ненависть воспитанников. Ему чуть ли не в лицо пелась «национальная песня», в которой выразились все чувства возмущения, презрения, протеста воспитанников против такой «диковинки» среди преподавателей. С вечной лакрицей, которую он не переставая жевал, этот далеко не безобидный австриец вполне заслужил дерзкие слова «национальной песни»:
В лицейской зале тишина,
Диковинка меж нами:
Друзья, к нам лезет сатана,
С лакрицей за зубами.
Друзья, сберемтеся гурьбой,
Дружнее в руки палку,
Лакрицу сплюснем со щекой,
Дадим австрийцу свалку...

Профессор Фридрих Матвеевич Гауеншильд был агентом австрийского кабинета Меттерниха, он, будучи умным, ловким, светски воспитанным человеком, легко вошел в доверие к руководителям русского просвещения.
Гауеншильд был в оппозиции к Малиновскому и ко всему молодому прогрессивному составу преподавателей Лицея и наушничал Разумовскому, восстанавливая его против директора Лицея. Даже такой … немец, как   барод Модест Корф отмечал, что Ф.М. Гауеншильд был человеком скрытным, хитрым и даже коварным.
По сведениям, полученным из австрийских архивов литератором и историком Д.Ф. Кобеко, первоначальные догадки о том, что Гауеншильд был связан с австрийской дипломатией и выполнял шпионские поручения, оказались вполне обоснованными. Австрийскому правительству было важно иметь в России своего человека, близкого ко двору. Директорство в Лицее и пансионе вполне устраивало Гауеншильда. Но он оказался непригоден к педагогической деятельности и был отставлен.

2. Преподаватель военных наук  - Эльснер барон Фридрих Готлиб (Федор Богданович) фон.
Фёдор Богданович фон Эльснер (Фридрих-Готтлиб, Friedrich-Gottlieb, 1770, Силезия — 1832, Санкт-Петербург) — барон, военный инженер, полковник и с 1820 года генерал-майор. В русской истории наиболее известен как преподаватель военных наук в Императорском Царскосельском Лицее в 1816—1819 годах.
Эльснер оставил заметный след в памяти лицейских воспитанников первого «пушкинского» курса: он назван в списке «200 нумеров» Михаила Яковлева; Модест Корф и Иван Пущин упомянули его в своих мемуарах. Его педагогический успех несомненен: двенадцать воспитанников первого выпуска по окончании Лицея вступили в военную службу.

3.Музыке и пению учил лицеистов Ф.Б. Гальтенгоф.
 
4.Ермолай Андреевич Эбергардт —учитель танцев.
 Иван Иванович Эбергардт (преподавал в Лицее с 1816 года до конца жизни — по 1856 год), являлся не только одним из лучших педагогов своего времени, но и одним из видных мимических артистов русского балета. Через много лет после того, как он обучал балетной грамоте Александра Пушкина, он выступил в спектаклях, поставленных по мотивам произведений своего бывшего ученика: В «Кавказском пленнике» он исполнил роль черкесского хана, а в «Руслане и Людмиле» две роли — жреца Перуна и венгерского посла. Уроки Эбергардта безусловно многое дали Александру Пушкину в понимании и ощущении танца. Пройдя хорошую школу, он был прекрасно подготовлен к тонкому восприятию танца со сцены. Известно, что Пушкин впоследствии стал большим театралом и ценителем балета.

***

Директор Лицея - Егор Антонович Энгельгардт  (1775–1862)
Второй директор лицея. Родился в Риге: отец – немец, мать – итальянка из знатной венецианской фамилии.
4 марта 1816 года вступил в должность директора Егор Антонович Энгельгардт. У этого директора были педагогические идеи, и он внушил лицеистам уважение к себе. Он не хотел прибегать к мерам строгости, и повесы могли при желании пользоваться такою же свободою, как и в годы безначалия.
Е. А. Энгельгардту, когда он занял пост директора, было лет сорок. Родом он был из лифляндских дворян, по вероисповеданию протестант; воспитывался в Петербурге, в пансионе девиц Бардевиг. Недолго пробыв в военной службе, перешел он в Коллегию иностранных дел, а после смерти Екатерины устроился на службу секретарем магистра ордена св. Иоанна Иерусалимского, во главе которого стоял сам император Павел. Служить в Мальтийском ордене было нелегко. Сумасшедший государь следил ревниво и мнительно за ритуалом мальтийского устава. Будущий император Александр то и дело навлекал на себя гнев отца за неточность в соблюдении обряда. Выручил наследника аккуратный немец. Теперь юный Александр Павлович получал указания и руководство от Энгельгардта, который перед каждым заседанием снабжал его соответствующим конспектом. Павел очень был доволен неожиданной точностью наследника и восклицал в восхищении: «Я узнаю мою кровь! Вы достойный меня сын!»
Вот какую важную услугу оказал императору Александру Егор Антонович. Немудрено, что этот лифляндский дворянин пользовался расположением государя.
В 1812 году он был назначен директором Педагогического института и оставался на этой службе до назначения в лицей. Получив предложение занять этот пост, Энгельгардт представил царю записку, в которой просил предоставить ему полную самостоятельность и независимость в деле воспитания лицеистов. Его записка не была отвергнута, и он старался проводить в лицее свою педагогическую систему. В качестве убежденного и деятельного масона он старался внушить юношам те либерально-гуманные идеи, которые ему казались необходимыми для ревнителей просвещенного абсолютизма. Надо было смягчить нравы молодых скифов. Поэтому он стремился установить в лицее порядок, основанный на доверии и дружбе. Он хотел, чтобы лицеисты смотрели на него как на доброго отца. Он устраивал литературные вечера, домашние спектакли, прогулки за город, приглашал лицеистов к себе на дом, где они знакомились с «благородными» девицами благородных» семейств.
Все это было несколько сентиментально, но Кюхельбекеру, Дельвигу и еще некоторым подобная система очень нравилась. Нравилась она и Пущину, который удивлялся, почему его друг Пушкин дичился Энгельгардта, а с некоторых пор и вовсе перестал у него бывать.
А Пушкину не нравился Энгельгардт. Африканская кровь поэта, насмешливый ум и уверенность в своей гениальности никак не мирились с умеренной и благоразумной педагогической системой почтенного немца. Энгельгардт не выносил ни холодного, ни горячего, а Пушкин ненавидел всё теплое. Их вкусы никак не совпадали. Однако упрямый немец старался укротить буйного поэта мерами кротости и убеждения.
Постоянно поддерживая отношения со всеми «лицейскими», пытаясь объединить их вокруг себя, создав и усердно проводя свое особое понимание «лицейского духа», он способствовал тому, что его имя стало неотделимо от лицея, стало как бы синонимом лицейской истории.
Энгельгардт, при всех его достоинствах, любил бить на эффект, держался театрально. По сообщению Бартенева, Пушкин находил в его деятельности что-то искусственное и напускное.
Егор Антонович был хорошим педагогом, но не каждый день ведь попадаются такие непростые ученики, как Александр Пушкин.

***

Пушкин и предсказания Александры Филипповны Кирхгоф
 
Немка Александра Филипповна Кирхгоф проживала в начале 19 века в Петербурге. А.С. Пушкин вместе с товарищем Никитой Всеволожским прогуливались по Невскому проспекту, и забавы ради решили зайти к гадалке, о которой много ходило слухов в Петербурге. Она была довольно известной, к ней—то и отправились прояснить свое будущее Никита и Александр Всеволожские, Павел Мансуров, актер Сосницкий и Пушкин.
Пушкину она гадала последним. Кирхгоф  вначале Пушкину сделала предсказание будущего ближайшего, после наиболее значимых поворотов судьбы, и в конце гадания предсказала, что жизнь его кончится неестественной смертью.
Разложив карты, Кирхгоф с изумлением воскликнула: «О! Эта голова важная! Вы человек не простой, станете известным!» Как рассказывал сам Александр Сергеевич, пророчества ее были такими: «На этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который будет предлагать хорошее по службе место. В скором времени получите неожиданные деньги, дважды подвергнетесь ссылке. Кончите жизнь насильственной смертью от белой лошади или от руки высокого белокурого человека...»
С. А. Соболевский в статье «Таинственные приметы в жизни Пушкина» отмечает следующее: «...первое предсказание о письме с деньгами сбылось в тот же вечер. Пушкин, воротясь от гадалки домой, нашел совершенно неожиданное письмо от лицейского товарища, Корсакова, извещавшего его о высылке карточного долга, давно забытого Пушкиным. Такое быстрое исполнение пророчества поразило мистически настроенного поэта. Тем более что несколько дней спустя, в театре его подозвал к себе Алексей Федорович Орлов (впоследствии князь) и стал отговаривать его от поступления в гусары, а предлагал служить в конной гвардии. Именно после этой встречи в театре Пушкин вспомнил о гадалке всерьез. Он говорил: „Теперь надобно сбыться и третьему предсказанию“.
Речь шла о его смерти в 37 лет. По многим свидетельствам Пушкин в последующие годы стал суеверным. Тем более что, как и говорила гадалка, его дважды ссылали на Юг и на Север.
Пушкин до такой степени верил в зловещее предсказание его смерти, что боялся садиться на белую лошадь и общаться с белокурыми людьми.

***

БЕНКЕНДОРФ А.Х. (1772 – 1844)

Герой войны 1812 года Бенкендорф,  как «духовный наставник» Пушкина
Тема воинской храбрости занимала Пушкина с юности, которая прошла, в частности, и в общении с гусарами, вернувшимися с войны и стоявшими в Царском Селе. Сам образец бесстрашия, которое он выказывал под пулями – и в дуэльных поединках, и в поездке на Кавказ, – Пушкин придавал личной храбрости особенное значение в его понимании чести. Этому способствовало и тесное общение с семьёй Раевских, чьими подвигами в Бородинской битве он восхищался и чьё имя было на слуху именно как героев – даже среди множества храбрых офицеров русской армии, в которой героизм во время Отечественной войны был поистине массовым. И надо же было случиться так, что главным притеснителем поэта по возвращении его из ссылок стал именно такой офицер!
Задолго до того, как Николай стал императором, А. Х. Бенкендорф (1781–1844) прославился как один из лучших офицеров русской армии. Служить он начал в 14 лет унтер-офицером в Семеновском полку еще при Павле I, а в 20 лет за храбрость в Кавказской войне уже имел два боевых ордена. Еще один орден и чин полковника он получил в 1807 году за сражение при Прейсиш-Эйлау, а в 1812 году за победу под Велижем 27 июля, когда армия отступала, стал генерал-майором. За эту войну он получил еще 6 орденов (русских и иностранных), золотую шпагу, усыпанную бриллиантами, золотую саблю от короля Великобритании и прослыл одним из самых удачливых и храбрых командиров русской армии. В 1819 году он стал начальником штаба гвардейского корпуса и генерал-адъютантом.

Граф (c 1832) Александр Христофорович Бенкендорф (23 июня [4 июля] 1782 — 23 сентября[5 октября] 1844) — русский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии (1826—1844). Брат Константина Бенкендорфа, тоже русского генерала, и Доротеи Ливен. Происходил из старинного дворянского рода Бенкендорфов.
Учился…, но не получил какого-нибудь серьезного и систематического образования. Тем более удивительны его успехи в военной службе. Хотя поначалу близость его матери к императрице помогла стать ему, будучи всего лишь прапорщиком, правда лейб-гвардии,  флигель-адьютантом* императора Павла I.
*)  ФЛИ;ГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ, флигель-адъютанта, муж. ( нем. Flugel-adjutant) ( дорев.). Офицер, зачисленный в свиту царя.

Затем, Александр Христофорович Бенкендорф состоял флигель-адъютантом при Императоре Александре I, но в 1803 году отпросился на Кавказ. Кавказ с его изнурительной и кровавой войной с горцами был местом проверки на личное мужество и способность руководить людьми. Бенкендорф прошел ее достойно: за боевые заслуги был награжден орденами Св. Анны и Св. Владимира IV степени.
С 1805 по 1814 годы принимал участие в боевых действиях русской армии, воевавшей на разных театрах  против французов и против турок.
Во время участия в военных действиях проявлял смелость, находчивость
Его немецкие предки были близки к членам императорской фамилии…
Его мать, Анна-Юлиана, урождённая баронесса Шиллинг-фон-Капштад,  была подругой детства принцессы Софии Марии Доротеи Августы Луизы фон Вюртембергской – будущей императрицы Марии Фёдоровны, второй супруги императора Павла I. Она приехала в Россию вместе с ней.
По всему видно, что генерал Бенкендорф, являясь руководителем жандармского корпуса, был сторонником наведения немецкого порядка в Российской империи, методом  «закручивания гаек». Таким образом, его можно с уверенностью причислить к тем персонам, которые, загодя, хотя и нежелая этого, вместе с другими заблудшими патриотами, готовили революцию 1917 года и уничтожение монархии в России.
Общественное мнение, даже многих представителей правящего класса, отличное от мнения Бенкендорфа, в те времена никоим образом не учитывалось и любое инакомыслие считалось крамолой. Больше всего и с наибольшей степенью публичности «от инакомыслия» пострадал А.С.Пушкин, т.к. вполне естественные порывы и заблуждения молодости, которые он претерпел, но созревая изменил свои политические взгляды, приписали ему всю его жизнь. Эта публичность впервые, и  несколько раз в последствии, талантливо проявилась в его стихах, которые, даже не будучи напечатанными, расходились по всей России и производили неизгладимое впечатление на русское общество.
 
***

Результаты первой встречи в 1826 году с Николаем I были следующие: Пушкин перестал быть ссыльным, но и права свободного передвижения не получил. Надзор за ним стал затаеннее, лукавее и строже. Царь обещал ему быть его цензором, но поставил между собой и поэтом шефа жандармов, генерал-адьютанта А.Х.Бенкендорфа, который окружил его шпионами. Об этих махинациях полицейского подполья Пушкин долго не знал, хотя о чем-то догадывался, в чем-то прокалывались и наблюдающие.
Царь поручил Бенкендорфу надзор за А. С. Пушкиным. По словам Н. Я. Эйдельмана, «Бенкендорф искренне не понимал, что нужно этому Пушкину, но четко и ясно понимал, что нужно ему, генералу, и высшей власти. Поэтому, когда Пушкин отклонялся от правильного пути к добру, генерал писал ему вежливые письма, после которых не хотелось жить и дышать».
Александр Христофорович Бенкендорф был не только мелко придирчив по отношению к Пушкину, при каждом удобном случае начальственно выговаривая ему – часто в уничижительном тоне, но и, будучи уверен в своём превосходстве в понимании целей и задач просвещения и литературы, постоянно поучал Пушкина, как и о чём надо писать.
После вызова Пушкина из ссылки в Москву Николаем I (1826) Бенкендорфу был поручен надзор за поэтом. «Свобода», дарованная ему, оказалась фикцией: контролировалась его личная жизнь, перлюстрировались письма, он должен был испрашивать милостивое разрешение на любую поездку, даже из Петербурга в Москву, постоянно выслушивать или читать «отеческие внушения» Бенкендорфа. И даже обещание царя, что он лично будет цензором Пушкина, на деле оказалось ложью, ибо по существу цензором стал Бенкендорф в качестве посредника между царем и поэтом. Он требовал от Пушкина представления всех произведений, запрещал читать новые сочинения без своего предварительного просмотра, требовал объяснений по поводу отдельных стихотворений (например, об «Анчаре»).
На фоне всей этой гнетущей и унизительной обстановки измученный поэт в последние годы жизни стал мечтать «о покое и воле» как о высшем благе, доступном человеку в России.
Чрезмерная цензурная строгость Бенкендорфа и чрезвычайно суровое отношение его ко всем, кто казался ему политически опасным, тяжелым бременем ложились на духовное развитие русского общества. С упорством и нетерпимостью узкого во взглядах и неумного человека, Бенкендорф старался во всех самостоятельных стремлениях отдельных лиц и всего русского общества найти и уничтожить зародыши ужасного будущего. При этом он мало стеснялся соображениями человечности и даже законом. На упоминание барона Дельвига о законе Бенкендорф ответил: "Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться".
А.Герцен сделал следующую зарисовку наружности и внутренних качеств шефа жандармов:
"Наружность шефа жандармов не имела в себе ничего дурного; вид его был довольно общий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатическим. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей: право мешаться во все, - я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, - но и добра он не сделал, на это у него не доставало энергии, воли, сердца".

Пушкин и Бенкендорф: «Оба эти человека не любили друг друга, и это вполне понятно. Сухой, бессердечный, узко и строго исполнительный (за что и был ценим государем), Бенкендорф с неудовольствием видел в Пушкине великую просветительную силу, сам не сочувствуя ни просвещению вообще, ни литературе в частности. В своих вежливых по внешности письмах к Пушкину он хвалил его поэтический талант только потому, что к Пушкину был внимателен сам Государь, и не упускал случая, где можно, взглянуть на великого поэта свысока – как на человека, занимающегося ненужным и даже вредным делом, каким он считал литературу. Скорее всего ему хотелось бы совсем упразднить русскую литературу.  В свою очередь и Пушкин, естественно, не мог любить Бенкендорфа, видя в нём недоброжелателя не только самому себе, но и тому делу, которому поэт всецело принадлежал.
А между тем граф Бенкендорф сумел овладеть доверием Императора и сделаться посредником в официальных сношениях его с Пушкиным. Русской литературе приходится много пожалеть об этом посредничестве: будь на месте гр. Бенкендорфа другой человек, с иными взглядами на литературу и просвещение, и более близкий к духовным интересам русского народа, от скольких недоразумений был бы избавлен великий поэт в своих сношениях с верховной властью, как бы много могло выиграть от этого его поэтическое творчество, бывшее в тяжелой зависимости от некоторых внешних обстоятельств!

Несмотря на заслуги перед Отечеством в русском культурном сознании Александр Христофорович Бенкендорф остался только как глава жандармов, орудие борьбы самодержавия против передовых людей того времени, в том числе и А.С.Пушкина. Сложно судить об этом, ведь он жил в иное время, при иных правительствах с иной идеологией. О нем можно сказать только одно: воевал за Россию, трудился на ее благо, способствовал строительству железных дорог, состоял во многих комитетах по обустройству страны. Т.е., сделал много хорошего, миллиарды за рубеж не вывозил, в оффшорах замечен не был, в отличие от многих современных руководителей.

Наталья Гончарова (1812- 1863)

Бабушка Натальи Гончаровой, Эуфрозина Ульрике фон Поссе, была дочерью богатого помещика, ротмистра Карла Либхарта и Маргарет фон Фитингофф, живших в Лифляндии.
В 1778 году она вышла замуж за барона Мориса фон Поссе, шведского                происхождения, и от этого брака родилась дочь Жаннет.               
Но Ульрике  влюбилась в полковника Ивана Александровича  Загряжского, любимца князя Потемкина.
Скандал в семье был неописуемый. Был дан развод, и Ульрика уехала в Россию, оставив маленькую дочь.
Но Загряжский не мог жениться на Ульрике, поскольку был женат. Поэтому, когда ему надо было ехать на войну, он привез  ее к своей жене, в имение Ярополец, где позже  Ульрике и родила дочь. Это девочка потом и была мать Натальи Николаевны Гончаровой.

Нессельроде, Карл Васильевич — Граф Карл Васильевич Нессельроде или Карл Роберт фон Нессельроде (нем. Karl Robert von Nesselrode; 2 [13] декабря 1780, Лиссабон — Санкт-Петербург -11 [23] марта 1862.
В 1816 году Нессельроде был назначен управляющим иностранной коллегией, но одновременно с ним, и как бы в противовес ему, графу Каподистрии поручено ведение иностранных дел. Таким образом было как бы два министра иностранных дел, взгляды которых на задачи русской иностранной политики значительно расходились.
Один из современников так написал о нем: 'Это был бесталанный, плохо говоривший по-русски человечек, известный ненавистью к Пушкину и тем, что считал Кутузова неподходящей кандидатурой на роль главнокомандующего русской армией'.
Нессельроде с молодых лет находился под влиянием знаменитого австрийского политика К.Меттерниха,был слявянофобом и русофобом. Много лет выполняя указания из Вены,следовал в русле австрийской политики,за что его называли вице-канцлером Австрии (канцлером был Меттерних).
Император служил верховным примирителем и посредником между ними, гораздо более склоняясь на сторону Нессельроде, который сопровождал Александра на конгрессы Священного союза в Аахен, Троппау (ныне Опава), Лайбах (ныне Любляна) и Верону. В 1822 году Каподистрия получил бессрочный отпуск, и Нессельроде стал полновластным министром иностранных дел.
После увольнения Каподистрии,он стал влиять на судьбу Пушкина,поставив это одной из своих задач, выполняя масонские поручения.

С 12 декабря 1823 года — вице-канцлер Российской империи. В 1826 году был назначен в Верховный уголовный суд по делу декабристов.

Политика его по-прежнему состояла в стремлении к сближению с Австрией. В 1830 году в Карлсбаде виделся с Меттернихом, осыпавшим его упрёками за поддержку греческого восстания. Нессельроде признал, по крайней мере по рассказу Меттерниха, всю справедливость этих упрёков и согласился, что революция, начатая греками, всего опаснее именно для России.
В 1844 (17 марта) стал канцлером Российской империи, а через пять лет способствовал вмешательству России в австрийские дела, с целью усмирения венгерского восстания. Ответственность за дипломатическую изоляцию России в Крымскую войну в значительной степени падает на Нессельроде.

Этот мерзавец Карла фон Нессельроде-Эресго* не только был соучастником убийства А. С. Пушкина,по поручению масонской ложи, членом которой он состоял, но и нанес большой урон российскому государству. Он принципиально «не мог» выучить за 70 лет русский язык, принципиально не принимал православие, оставаясь в масонском протестантизме. Достигнув максимума карьеры в Табели о рангах и 40 лет руководя внешней политикой России, довёл Россию до полной международной изоляции и спровоцировал Крымскую войну, поставив Россию на грань катастрофы. И только после его свержения, сменивший его талантливый русский дипломат князь Александр Михайлович Горчаков, как мог, спасал Россию.
Ещё предстоит выяснить “выдающуюся” роль этого “мудреца” в масонском заговоре против Николая I, в убийстве-отравлении Николая I в феврале 1855 года совместно с графом Адлербергом и врачем Мандтом.
*) Эресго - фамилия его матери, португальской еврейки.
А вот отзыв о Нессельроде П. В. Долгорукова, одного из главных подозреваемых в авторстве «диплома».
«Сначала о графе: Карл Васильевич Нессельроде, немец происхождением и, по своим понятиям, немец старого покроя: человек ума не обширного, но ума необыкновенно хитрого и тонкого, ловкий и вкрадчивый от природы, но совершенно чуждый потребностям современным, им принимаемым за прихоть игривого воображения. Искусный пройдоха, обревший большую помощь в хитрости и ловкости своей жены-повелительницы, столь же искусной, как и он, пройдохи и к тому же страшнейшей взяточницы, Нессельроде был отменно способен к ведению обыденных, мелких дипломатических переговоров. Но за то высшие государственные соображения были ему вовсе чуждыми: поклонник Меттерниха, он считал его за идеал ума человеческого и всегда благоговейно, слепо и неразумно преклонялся перед этим самозванным божеством политики. Впрочем, ленивый от природы, он не любил ни дел, ни переговоров; его страстью были три вещи: вкусный стол, цветы и деньги. Этот австрийский министр русских иностранных дел, Нессельроде, не любил русских и считал их ни к чему не способными; зато боготворил немцев, видел в них совершенство человечества…. Своим возвышением Нессельроде обязан сильному придворному влиянию искусных интриганов, своих тестя и тёщи…


Жорж Дантес (1812 – 1895)

Зачислен корнетом высочайшим приказом от 8 февраля 1834 года в кавалергардский полк. По утверждению А. Н. Аммосова, «императрице было угодно, чтобы Дантес служил в её полку» и «во внимание к его бедности, государь назначил ему от себя ежегодное негласное пособие».

Был введён в светское общество Петербурга бароном Луи Геккерном и графиней Дарьей Фикельмон (Долли).

Жорж Шарль Данте;с (точнее — д’Антес), после усыновления носил фамилию Геккерн (фр. Georges Charles de Heeckeren d'Anths, в российских документах — Георг - Карл де Геккере;н[; 5 февраля 1812, Кольмар, Верхний Рейн, Франция — 2 ноября 1895, Зульц-Оберэльзас, Эльзас-Лотарингия, Германская империя) — французский монархист, офицер-кавалергард, по вероисповеданию католик. В 1830-е годы жил в России. Впоследствии занимался политикой, был сенатором Франции. Известен прежде всего как человек, смертельно ранивший на дуэли А. С. Пушкина.

Несостоявшийся, как французский, прусский и русский военный, с неподтвержденным незаконченным военным образованием, немец по матери*, эльзасский полуфранцуз по отцу**, пассивный партнер и приемный сын нидерландского посланника в России  барона де Геккерна. Такова российская часть биографии убийцы Пушкина (дуэль проходила с большими нарушениями дуэльного кодекса***).
По свидетельству современников, Дантес говорил на французском языке с немецким акцентом, а по свидетельству  своего внука плохо владел французской грамотой и нанимал себе помошника для ведения дел.
После высылки из России, сделал успешную политическую карьеру во Франции. Никогда не раскаивался в совершенном убийстве.
**) Будущий отец Жоржа - Жозеф Конрад - служил офицером в Королевском германском полку, был кавалером ордена Почетного легиона, во время Великой французской революции предпринял героическую попытку спасти Людовика XVI, за что впоследствии получил от Наполеона баронский титул, а в 1809 году женился на представительнице древнего германского рода графине Анне Марие-Луизе де Хатцфельд (Гатцфельд)*.
Вот что пишет о Дантесе Н. Раевский: «Убийцу Пушкина принято считать французом, таковым он считал себя и сам. По крови он, однако, больше немец, чем француз. Мать Дантеса, Мария-Анна-Луиза Гацфельд, была чисто немецкого происхождения. Немкой была и бабушка Дантеса по отцу – баронесса Райтнер фон Вейль. Германская кровь, несомненно, сказалась также в физическом облике Дантеса, высокого, атлетически сложенного блондина  с голубыми глазами. Следует отметить, что барон Жорж-Шарль, как и большинство уроженцев Эльзаса, по-видимому, отлично владел немецким языком. Немецкая языковая стихия повлияла и на его французскую речь. Французский писатель Проспер Мариме уловил во французской речи Дантеса немецкий акцент».
Другими словами, Дантес – это типичный недофранцуженный немец.

***) От смертельного ранения Дантеса спасла не пуговица
Пуговица француза по праву считается чуть ли не самой знаменитой в мировой истории, ведь именно благодаря ей, по заверениям романтиков, Дантес остался жив – якобы, пуля, направленная в сердце, пробив руку насквозь, попала в металлическую пуговицу на мундире дуэлянта. Правда такая теория, по мнению историков не выдерживает никакой критики. Во-первых, саму пуговицу никто никогда не видел, не была она представлена она и на судебном разбирательстве после дуэли. Во-вторых, по свидетельству очевидцев, выстрел сбил Дантеса с ног, а значит, сила удара была такой, что никакая бы пуговица не спасла молодого человека от ранения. Куда правдоподобнее выглядит версия о том, что гвардеец, боясь дурного исхода событий, надел под шинель пулезащитное приспособление, которые уже были в обиходе в то время. Утверждается даже, что идею эту подал Жоржу приемный отец, барон Геккерн.

***

Любопытно еще и то, что женой Абрама Петровича Ганнибала, то есть прабабкой Пушкина, была Христина-Регина фон Шеберг, из остзейских (прибалтийских) немцев.

То есть Пушкин мог с таким же основанием считать себя «потомком немцев», как он считал себя потомком "негров безобразных".

Немцами были и два императора российских Александр I и Николай I, но это уже другая история.


АэС

11.07. 2017 г.