Эта история приключилась в те времена, когда у нас еще не было президентов, олигархов, санкций, менеджеров, брокеров и трейдеров. А были повышенные стипендии для студентов отличников, обязательная «картошка» в сентябре и добровольные стройотряды летом. А также ДНД, самиздат, продажа спиртного с 11.00 утра, дефицит различных товаров, комсомольские стройки и дряхлые генсеки. Страна была целой, как монолит, а мы молодыми и бесшабашными.
Саня Царёв окончил институт с красным дипломом и был направлен в целевую аспирантуру. Лето он провёл у родителей под Харьковом, а в начале августа вернулся в столицу, чтобы поработать над рефератом. Научный труд предстояло закончить к сентябрю и, по расчетам будущего аспиранта и светила гуманитарных наук, месяца вполне хватало. В общаге было непривычно тихо. Саня открыл комнату, оставил вещи и решил немного прогуляться. Составить план и график работы можно и завтра. Царёв на протяжении всех пяти лет обучения был бессменным предстудсовета общежития, а также многочленом различных общественных организаций института. И, что уж совсем являлось фантастическим для студента вуза – кандидатом в члены КПСС.
Царёв зашел в главный корпус института, вахтёр дядя Миша мирно дремал на рабочем месте. Коридоры были пусты, деканат закрыт. Саня направился в дубовый парк, прилегающий к зданию вуза. Солнце припекало не на шутку, в парке же было немного прохладнее. Впереди замаячила знаменитая «Шайба» - пивная забегаловка. Очередь из очумелых от жары и похмелья мужиков змейкой тянулась до самого парка. В кустах на обрезках из фанеры сидели четверо. Аспиранты второго года Григорий Самуилович Заводяник и Веня Голоднов, студент последнего курса Вовка Шацкий (он же Чацкий), а также завкабинетом кафедры философии Кузяев. Фамилии аспирантов местные остряки давно переиначили, что больше соответствовало их сущности. Веня стал Заводновым, а Григорий Самуилович Голодяником из-за уникальной особенности всегда точно определять место очередной попойки в общаге и появляться там без приглашения.
На газете «Правда» лежали ломти хлеба и куски селедки, чуть в стороне стояла пятилитровая банка с пивом. Вузовские интеллигенты пили пенный напиток из молочных пакетов. Дефицит кружек в «Шайбе» был постоянным.
- Здорово, профессора! – поприветствовал Саня присутствующих.
- Ба! Херес-Стрелецкий нарисовался, присаживайся,- Чацкий подал Сане пустой пакет - Ты откуда?
- Из малой Родины прибыл реферат писать. Только что с вокзала.
- Ну, тогда наливай свежего клинского, недавно подвезли.
Между тем солнце жарило всё крепче. Веня осушил очередной пакет, посмотрел на часы:
- Итак, товарищи ученые, наступает час волка, скоро одиннадцать, можно идти затариваться.
В гастрономе уже толпились страждущие, ожидали наступления времени продажи спиртного. Спустя полчаса компания направилась к дому, где снимал однушку Заводнов.
Процедура повторялась многократно, поэтому каждый четко знал свои обязанности. Кузяев занялся уборкой квартиры после предыдущего застолья, Саня жарил куриц «а-ля цыпленок табака». Чацкий помогал Царёву. Неделю назад Вовка припёр мешок курячьих тушек. Добыл на птицефабрике. Там работал один из стройотрядов, которые он курировал по линии комитета комсомола. И теперь старенький, но добротный холодильник ЗИЛ снизу доверху был забит длинноногими волосатыми курицами. Веня накрывал на стол: тарелки, вилки, ножи, стопки. Григорий Самуилович втискивал водку в морозилку, резал хлеб, рассуждая о важности системного подхода и системного анализа.
Наконец сели. После третьей стопки пришел Давыдов. Он был местный и работал кем-то на Мосфильме. Обычно, изрядно подпив, бородатый киношник обещал всем организовать посещение приватного выступления Высоцкого, с которым он якобы дружил или достать билеты на Таганку. Потом подтянулись преподы с кафедры истории Моршанский и Кутин. Часам к четырем в квартире дым стоял коромыслом. Мужики, одурев от жары и спиртного, разделись и сидели в исподнем. Чацкий спал в «корыте». Так называлась кровать Вени, в которой матрац провалился на пол, но он не ставил его на место, говорил, что так удобно спать - бортики кровати не дают скатиться на пол. Неожиданно Заводнов сцепился с Кутиным, который собирался занять осенью кресло секретаря комитета комсомола и, следовательно, был серьёзным конкурентом Вени. Голодяник пытался их мирить, но у него это плохо получалось. Наконец Веня выкрикнул свою коронную фразу:
- Господа! Я всем отказываю от дома! - И стал выпихивать гостей из квартиры. Толпа вывалилась на лестничную площадку и тут дверь, как в знаменитом фильме, защёлкнулась на замок. От неожиданности Веня заколотил пятками по обивке, показались озабоченные соседи.
- У тебя балкон открыт? – спросил Саня незадачливого квартиросъемщика, пытаясь оттащить его от злополучной двери.
- А хрен его знает, не помню, – Веня поддернул сатиновые трусы и осел на коврик.
Царёв пошел вниз. Балконные двери на всех этажах были открыты. Саня подтянулся на руках, забрался на крышу овощного магазина, прилепившегося к дому, оттуда на балкон второго этажа и полез вверх. Третий этаж. Четвертый. Пятый. Или шестой? Сбившись со счета, «альпинист» вошел через балкон в комнату. Краем глаза увидел «корыто» и прошел на кухню, задыхаясь от смрада. На плите стояла сковорода с обуглившейся курицей. Царёв выключил газ и снял сковороду.
- Стоять, руки за голову, не шевелись, зашибу! – Саня от неожиданности присел и обернулся.
В дверном проеме стоял какой-то мужик в трусах, милицейском кителе с лейтенантскими погонами на голом теле и кобурой в руке.
- Ты кто? А где Чацкий?- Царёв переминался с ноги на ногу, подняв руки вверх.
- А ты кто? Фамусов? Щас будет тебе горе от ума. Документы! – рявкнул вдруг лейтенант, пытаясь достать что-то из кобуры. Кобура оказалась пустой.
- У меня нету документов, - Саня зачем-то пошарил пальцами в плавках.
- А что ты делаешь у меня на кухне, куриц крадешь?
- Слышь, лейтенант, подозреваю, что я перепутал этажи. У нас дверь захлопнулась, и я хотел, это…, через балкон…
- Ну, ты даешь, Скалозуб! Считай, тебе повезло, что ты ко мне влез. Щукин. Ваш новый "околоточный", то есть, участковый, - представился лейтенант.
- Саня… Аспирант, - приврал вчерашний студент, - А где старый, то есть прежний, Пётр Петрович?
- Капитан Вакуленко пошёл на повышение. В Москву перевели. Ладно, пошли, - кивнул участковый, беря связку отмычек.
Под дверью на коврике, свернувшись калачиком, лежал аспирант второго года обучения Веня Голоднов. Участковый Щукин в кителе и трусах, переступив молодого ученого, поковырялся в замке и открыл дверь. Из квартиры повалил дым. Саня метнулся на кухню, выключил газ и высыпал из сковороды в раковину останки сгоревшей курицы. По лестнице поднимались гости, которым было отказано от дома. Кузяев и Моршанский взяли Веню, занесли его в квартиру и положили в «корыто» рядом со «сломавшимся» ранее Чацким.
- Ну, надо же, всё, как у меня, - удивился участковый, увидев раскуроченную кровать и матрац на полу.
Застолье во главе с умельцем-лейтенантом продолжилось. Уже ближе к вечеру в дверях кухни возник Заводнов. Постояв пару минут, Веня, будто лунатик, пошатываясь и не говоря ни слова, подошел к холодильнику. Открыв дверцу, он взял последнюю бутылку водки, положил её подмышку и так же молча удалился из кухни. Присутствующие тупо смотрели ему вслед.
- Не понял, а шо это было? – спросил лейтенант Щукин.
- Это была последняя бутылка водки, - сказал доцент Кутин.
Григорий Самуилович Голодяник отправился в комнату с целью морального воздействия на Заводнова, совершившего аморальный поступок. Однако, Веня уже лежал в «корыте» рядом с Чацким, притворившись спящим. А может быть он и вправду спал.
- Отдай бутылку, Веня. Получилось как-то не комильфо, - сказал Григорий Самуилович в пространство.
Заводнов никак не реагировал. Тогда Голодяник засунул руку под подушку и обнаружил там драгоценную поллитровку «Пшеничной», нагло похищенную Веней на глазах у всей компании из собственного холодильника. Водку тут же разлили и выпили с чувством глубокого удовлетворения. Затем Щукин налил в освободившуюся бутылку воды, закупорил её и положил в холодильник.
Веня, проснувшись в десять часов вечера, растолкал Чацкого и спавших на диване «валетом» Голодяника с Царёвым. Остальных гостей в квартире уже не было. Заглянув в холодильник и увидев там бутылку водки, Заводнов воспрянул духом и принялся убирать кухню. Сонные и чумные от алкоголя собутыльники, подгоняемые окриками воодушевленного хозяина, взялись ему помогать. Царёв жарил курицу, Чацкий сервировал стол, Григорий Самуилович рассуждал о значении системного анализа. Вскоре сели за стол. Заводнов откупорил бутылку и наполнил стопки.
- Пусть лучшее наше прошлое станет худшим нашим будущим! За нас, друзья!
Все встали, чокнулись рюмками и выпили. Хозяин скрутил фигу, занюхал ею и щедро дал занюхать остальным, поднося скрученный кукиш к носу каждого.
- Между первой и второй – промежуток небольшой, - Веня ловко наполнил рюмки.
- Водка – наш враг. Но кто докажет, что мы боимся врагов? – Григорий Самуилович стукнул кулаком по столу.
- Мы их всех победим, – Заплетающимся языком сказал Чацкий, нюхая Венину дулю. При этом он пытался сфокусироваться, осоловело глядя на лежащее в тарелке курячье бедро. Саня после третьего и последнего тоста вдруг вспомнил, как участковый Щукин заливал в бутылку воду из-под крана. Наблюдая за стремительно пьянеющими приятелями, он подумал: «Вот оно, самовнушение. Если бы кто рассказал - ни за что бы не поверил, что такое бывает».
На следующий день всё повторилось сначала.
В конце месяца Саня в авральном порядке подготовил и сдал реферат, а в декабре перед экзаменом по философии столкнулся у аудитории с участковым Щукиным. Лейтенант, оказалось, тоже поступал в аспирантуру.
- Ну, как дела?- спросил его Царёв.
- Всё было нормально, всё будет хорошо - ответил участковый, широко улыбаясь.
Судьбы участников этой истории сложились по-разному. Александр Васильевич Царёв защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию, до сих пор читает лекции в вузе и является любимым профессором у многих студентов и аспирантов. Доктор исторических наук, директор института в Киеве Григорий Самуилович Заводяник умер летом 2014 года в процессе люстрации после того, как его облили зеленкой и бросили в мусорный бак. Наверно, не выдержало сердце такого унижения. Вениамин Сергеевич Голоднов долгое время был мэром одного из подмосковных городков, баллотировался в Госдуму, впрочем, неудачно. Владимир Михайлович Шацкий работал на латвийском радио. После известных событий уехал и осел в Германии. А подполковник Щукин погиб при ликвидации крупного бандформирования в лихие 90-е. Остальные пока еще, слава Богу, живы-здоровы и ждут свой черед.