Вот должность, на которой работать не хотел никогда. При всей помпезности названия, у этой должности было очень мало возможностей и много зон ответственности. Как у нас всегда говорили: «В лесхозе живут лесничий, директор и лесник». А главный лесничий, в отличие от перечисленных должностных лиц материальными средствами не распоряжался, рабочих в подчинении не имел, потому был зависим в своей работе от лесничих и от директора.
Оставшись без основной работы, я в то время работал одновременно в двух организациях по договору — в лесхозе и «Райпотребсоюзе». Если до того обслуживал компьютеры в лесхозе за небольшую доплату, то теперь затребовал 2000 рублей за половину месяца работы. Вскоре по нашему посёлку все остальные компьютерщики, подрабатывающие обслуживанием компьютеров тоже увеличили свои запросы до такой суммы.
Исполняя обязанности по договору половину дня проводил в лесхозе, а потом шёл на второе место работы. Причём частенько мне директор торговой организации говорила, что «сегодня можешь не приходить», потому я обычно болтался в лесхозе весь день, чтобы не торчать в пустой комнате, в коммунальной квартире, где проживал.
Владимир Борисович, перейдя на освободившееся место директора из главных лесничих, стал уговаривать меня прийти на постоянную работу в лесхоз.
– Борисович, – доказывал я ему, - тульский начальник явно будет против. К тому же нет мне никакого резона работать в должности главного лесничего. Не пойду.
– Ну приди хотя бы инженером охраны и защиты леса, тоже ставка свободная, а то мне совершенно не с кем работать! – продолжал уговаривать директор и в конце концов я согласился. Тем более, что договор на обслуживание компьютеров переоформили на другого человека, а работал и получал деньги я сам.
Начал с инженеров, а вскоре он меня всё же уговорил исполнять обязанности главного лесничего сказав, что временно ему Тула брать никого не запрещает.
Работа главным лесничим мне напоминала курорт, к тому же, было почти как при отдыхе в зарубежных отелях – «он клюзив», или «всё включено».
Вся работа состояла в том, что утром приходил в контору ровно в восемь часов. При этом, в отличие от работы лесничим, меня не ждали рабочие нескольких бригад, которых приходилось обеспечивать объёмами работ, инструментами, ГСМ и всем остальным. Посидев с полчаса на ежедневной планёрке у директора, обычно получал указание о том, что он поехал туда-то и туда-то, будет на связи, а меня оставляет, что называется «на хозяйстве». Если кто-то приезжал к директору, то я его встречал и старался решить возникшие вопросы. В самом крайнем случае сам звонил директору и получал указание по решению возникшей проблемы.
В течение дня то сидел в своём кабинете, то помогал экономисту пользоваться прежними наработками, то захаживал в бухгалтерию. В конце дня докладывал директору об итогах дня и уходил с работы, легко выкинув все проблемы из головы до следующего рабочего дня. Курорт, ёлы-палы!
Шеф любил выпить, из-за чего у него иногда возникали проблемы. Потому он эту свою привычку старательно маскировал. Когда я пришёл к нему на работу, то в те дни, когда он никуда не уезжал, шеф приглашал меня в кабинет для обсуждения текущих проблем. Он тут же командовал закрыть дверь на ключ и наливал «два по сто пятьдесят». Иногда мы продолжали мини совещание, а иногда он после этого уезжал, а я оставался «на хозяйстве». Когда выходил из директорского кабинета, наши работницы, опытным взглядом уловив изменение моего состояния, а чаще всего просто об этом догадываясь, встречали лукавыми улыбками. Вот такой у меня был «он клюзив». Но он был не только в кабинете директора.
Частенько приходил лесничий ближайшего лесничества и приглашал зайти к нему. Мы обычно уходили в сторожку рядом с нашими конторами и там «хорошо сидели», разговаривая за жизнь. Иногда я участвовал в его разговорах с потребителями, один из случаев описал в шестой части воспоминаний о Троицком лесничестве, так что повторяться не буду.
Наработанные позитивные изменения за прошлый год пока продолжали давать свои плоды, задолженность по зарплате отсутствовала, а на совещаниях в Туле чаще всего обсуждали выполнение плановых показателей прошлого года. поэтому Владимиру Борисовичу достались все почести за достигнутые в минувший период успехи. Мне на том этапе даже как-то мельком подумалось, что в общем и целом работать в таких условиях можно. Но, увы.
С отчётными цифрами в должности главного лесничего работать было легко, так как экономист, которая к тому времени вышла из декретного отпуска, заполняла ранее изготовленные базы, а я только пользовался готовыми документами. Отдельных работников иногда приходилось напрягать, когда обнаруживал, что не по всем счетам разноска была сделана своевременно, а вследствие этого не предоставлялась возможности оперативно проверить правильность отчётных цифр. На совещаниях в Туле, на которые регулярно доводилось ездить, нужно было быть постоянно готовым ответить на любой задаваемый начальством вопрос.
Перешла к нам на работу дочь нашего директора, которая до этого работала в Туле, в одной из центральных структур.
– Валерий Павлович, мы тебе сочувствуем, она же у тебя в подчинении будет работать! – сказала мне тогда одна из её начальниц.
А я про себя подумал: «Это ещё вопрос, кому нужно сочувствовать», так как преодолевать к тому моменту мне приходилось и не такие трудности, сгибать сопротивление куда более опасных людей. Вслух, разумеется, ничего не сказал, только поблагодарил за предупреждение.
Дочурка действительно проявила характер. При подготовке первых же отчётных документов заявила, что часть работы она делать не обязана.
– А кто же обязан, позвольте Вас спросить, – уточнил я.
В ответ услышал целую лекцию о том, кто, по её мнению, что обязан делать, в том числе и то, в чём, как она считает, не права Тула. Она сидела напротив меня за своим рабочим столом ухоженная, с тонкими точёными ручками, уверенно глядя в глаза.
Спорить не стал, взял не исполненный документ из областной конторы, на котором она пометила те пункты, с которыми не согласна. Положил этот документ на стол директора и вкратце пересказал ему наш разговор. Получалось, что она около девяносто процентов своих обязанностей выполнять не собиралась. Директор попросил вызвать её к нему в кабинет. Что ей говорил папа, осталось неведомо, но после взбучки, которую он ей устроил мне больше не пришлось выслушивать демагогию подчинённой.
Через некоторое время директор взял отпуск, а мне довелось исполнять его обязанности. Замещать директора в его отсутствии - одна из важнейших обязанностей главного лесничего, так как фактически это заместитель директора. Всё бы ничего, но Троицкое лесничество я до этого покинул как бы побеждённым, потому намечались проблемы с этим коллективом, получившим при прежнем директоре максимум вольностей. С остальными лесничествами было полное взаимопонимание.
– Начальник, солярку давай, ты обязан нас обеспечивать, – нагло, в нарушении субординации заявил мне по телефону один из рабочих.
Их лесничий, мой визави, в те дни уехал на учебную сессию, но продолжал командовать лесничеством по телефону. Я просмотрел сводку с выполненными работами по лесничеству. Денег от них не поступало, движения по выполнению плановых показателей не наблюдалось. Для чего требовалось дизтопливо, было непонятно. Неожиданно узнаю, что они в больших объёмах, пользуясь покровительством областного начальника, не применившего к ним в своё время никаких санкций, воруют сухостойную древесину из леса, распускают её на доски и реализуют. Вот, оказалось, для чего потребовалась солярка!
Доложил директору о сложившейся ситуации. Он позвонил в Тулу, но оттуда поступила команда не вмешиваться, дескать, пусть исполняющий обязанности сам выпутывается.
Сам, значит сам. Сажусь в директорский уазик, еду в лесничество. Там тишина, все притихли, но тот, который требовал от меня солярку по телефону, отозвал в сторону и пригрозил:
– Ты тут один, а нас много. Мы заявим, что это ты нас заставлял рубить сухостой без билета, и нам поверят, не тебе. Так что уезжай лучше отсюда.
Как он был уверен в себе, как нагло смотрел мне в глаза! Этот взгляд я потом вспоминал, когда уже работал в федеральном надзоре и остановился поздороваться с мужиками. Этот же человек, не рискнув ко мне приблизиться, вытягивался из-за других голов и восторженно щурясь, всем своим видом показывал, что «вот он я, я хороший!» Признаться, я тогда не сразу понял, что это с ним. А потом вспомнил, что рядом со мной работает охотничий надзор, с руководителем которого иногда сижу вместе на совещаниях. А этот бывший работник к тому времени работал егерем. Вот так всё неожиданно для него переменилось.
В тот день я действительно был один против всех. И тех, кто подписывался против меня, и тех, кто тогда стыдливо промолчал, лишь бы их не трогали. Но они не учли того, что я ушёл сам, что многомесячное изучение моей работы органами не дало ни одной зацепки, чтобы меня наказать. А вот их нынешняя деятельность граничила с ответственностью между административным и уголовным кодексами.
Скомандовав помощнику лесничего, который формально выполнял обязанности лесничего сесть в машину, уехал в райцентр. Там зашёл в оперативную часть и потребовал выделить представителя милиции ввиду создавшегося положения. Менты поколебались, уж больно ситуация была необычной, но одного человека мне выделили.
На обратном пути выяснилось, что у помощника нет доступа к продукции в цехе, потому заехал к одному из работников, который хотя и работал с моими противниками, но всё же поддерживал со мной терпимые отношения. У него был один из ключей от цеха, потому его забрал с собой пояснив, что в цех мы сегодня всё равно попадём, с ключом или без него.
Приехали, составили акт, зафиксировав всю готовую продукцию и передали её на ответственное хранение исполняющему обязанности. Работников у здания цеха к тому моменту не было ни одного. Желающих мне угрожать тоже больше не находилось.
На следующий день создал лесхозовскую комиссию, и мы поехали разбираться в ситуации. Ввиду того, что продукция была напилена из сухостоя и реализовать её по действующим ценам официально было сложно, комиссия оценила готовую продукцию и назначила цену реализации.
Один из работников мне потом сетовал, что я им сорвал очень выгодную для каждого участника сделку и назвал сумму, на которую они рассчитывали.
Для составления акта о лесонарушении вызвал инспектора из «Росприроднадзора». Тот, сам бывший лесной работник, заехал к нашему областному руководителю, потом приехал к нам, съездил в лес, заклеймили пни, составили акт о лесонарушении. На вопрос, заданный мне, что я хочу иметь в результате я заявил, что меня не интересует. Какое наказание они понесут, главное, чтобы наказание было. Тогда он всё свёл к минимальному штрафу, что явно было согласовано на уровне выше меня. Я тогда ещё в очередной раз задумался, с чего это Владимир Васильевич, наш областной руководитель, такой добрый в отношении явных жуликов? Причину понял потом, значительно позднее? когда, уже работая в областном надзоре узнал о его махинациях.
Приходилось во время работы в качестве главного лесничего общаться с экономическим отделом, с работниками которого контактировал в прошлый период работы.
Помню, защищали мы свои цифры несколько дней. Было заметно. Что поправки всем вносят по капле, то и дело возвращая на исправление подготовленные документы. Но если другие лесхозы исправляли цифры с помощью счётной машинки, суетливо стараясь свести разорвавшиеся итоги по разделам и в целом по документу, то у нас вся цифирь пересчитывалась автоматически. Но это никого не волновало. Ткнут в одно место, потом жди, когда до тебя опять дойдёт очередь. При этом вся областная экономическая служба «в мыле». Работает, так сказать, на пределе возможностей!
В предпоследний перед крайним сроком день мне это всё надоело, и я дал команду нашей маленькой группе ехать домой, якобы «доделывать» плановые цифры.
Наутро, несмотря на стенания тех, с кем предстояло завершить защиту цифр я объявил, что поедем в Тулу после обеда, а пока будем говорить, будто машина сломалась. Какая поднялась истерика и тут и, ближе к обеду в Туле! Но я был уверен в своих действиях. Так оно и получилось. Приехав в Тулу за три часа до окончания рабочего дня, мне, высказав сквозь зубы накипевшее негодование, без всяких-яких дали контрольные цифры, на которые мы должны были выйти. Ещё несколько минут, пока нашли свободный компьютер, быстрая замена нескольких цифр, распечатка готового документа и …
Послонявшись по кабинетам для того, чтобы потянуть время, потрещав «за жисть», с видом смертельно усталых людей заявились в кабинет, где принимали документы. За пару минут цифры у нас приняли. Назвать точные контрольные цифры их вынудил испуг, что сорвём сроки сдачи документов. А ведь если контрольные цифры сказали в первый день, то в тот же момент и документы были бы готовы. Наши расчёты предстоящих затрат на плановый год им были нужны только для ориентировки. Решающее значение имели те суммы, которые утвердила Москва. Потому и не пропускали наши плановые расчёты по некоторым показателям, что на них банально не хватало средств. Но прямо об этом объявить никто не мог. Это же за пределами экономически обоснованных норм затрат. Подозреваю, что ещё таким образом обеспечивалось повышенное финансирование одним за счёт других, на что я указывал своему директору, работая в должности лесничего Троицкого лесничества, пересчитав однажды объём общего финансирования для каждого лесхоза на гектар лесной площади, а также на плановые единицы выполняемых объёмов. Наш лесхоз ущемляли в разы.
Доработал я до своего ежегодного отпуска. Пока в отпуске был, директор отменил почти все поощрительные меры, которые мне удалось внедрить при прежнем руководителе. Стал замечать, что он уже не так доброжелательно меня встречает, когда захожу к нему в кабинет. Иногда заставал за директорским столом ментов, сидящих угнутыми друг к другу и замолкающими при моём появлении. Очевидно шеф пытался заручиться силовой поддержкой против своих лесничих. А против кого ещё? Больше он ни с кем в противоборство не вступал!
Неожиданно Тула утвердила меня в должности для постоянной работы, но всё это не радовало. Шеф приобрёл уверенность и уже стал рассматривать меня как своего противника несмотря на то, что я педантично выполнял его указания, хотя иногда тет-а-тет пробовал озвучивать несогласие с принимаемыми им решениями, но каждый раз безрезультатно.
Предстояли работы в питомнике, где выращивался лесной посадочный материал. По всем должностным инструкциям эта была моя зона ответственности вместе с инженером лесного хозяйства. Но наш директор любил питомническую работу! Он даже закладывал на своём огороде опытные посадки. К тому же именно он до этого занимался питомником, поэтому от работ директор меня фактически отстранил, заявив, что всё будет делать и решать сам. Но я-то знал, что если директор за несколько лет до этого больших успехов на питомнике не достиг, то и эти его авантюрные планы настигнет крах. А отвечать за всё придётся мне, потому как я по должности этим обязан был заниматься.
Тогда пришлось уйти на больничный. Причём довольно надолго. Уже потом, заслушивая нас на областном совещании, Владимир Васильевич обронил фразу:
– К главному лесничему у меня претензий нет, всё же человек был на больничном.
А вот его заместителя это не устроило, очень уж он хотел меня сделать виноватым, он объявил, что мои ответы были не убедительными.
Ха, не убедительными! Я стоял за трибуной и вынужден был отвечать за то, что творил мой директор, стараясь его не подставить! Прямо сказать, что каждое из провалившихся решений по питомнику было принято им лично я не мог, но на это указывало моё физическое отсутствие в те дни, когда всё совершалось. Эти упущения, а также то, что экономические показатели лесхоза стали идти вниз, зашатали кресло под директором.
По всем признакам ощущалось, что недолго оставалось Владимиру Борисовичу занимать директорское кресло. В случае его ухода это кресло пришлось бы хотя бы на время занять мне, но мне лично это было не нужно абсолютно, имея над собой такого влиятельного недоброжелателя как областной руководитель, а под собой обелённого им же жулика лесничего. Я стал срочно искать возможность из лесхоза уйти.
И вдруг такая возможность представилась.
В лесхоз приехал с проверкой федеральный инспектор из недавно созданного надзора в области карантина растений. Он затребовал различные документы, в том числе его интересовала реализация дуба в разрезе по ценам, потребителям и тому подобное. Если бы не мои сводные таблицы, то такая выборка заняла бы не один день. А тут я притащил портянку с цифрами через пару минут. Инспектор обрадовался, но посетовал, что ему бы эти же цифры, но в другом разрезе. Через минуту притащил их в нужном виде.
– Как вы хорошо управляетесь с компьютером! – отметил инспектор, – А не хотите ли поработать у нас, в областном надзоре?
Я обалдел и медленно вспоминал, что относительно недавно как раз думал о том, что неплохо было бы попасть именно на подобную должность, причём почему-то мечтал тогда именно о плюсах работы проверяющего, не имеющего хозяйственных забот и материальной ответственности. Вот и скажи после этого, что мысли не материализуются! Так я ушёл из лесхоза окончательно, но это уже совершенно другая история.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/07/12/1949
Читать "Не только лесник" сначала:
http://www.proza.ru/2017/07/06/144