Календарные праздники вайнахов

    Календарные праздники вайнахов
 


    Большинство праздников средневековых вайнахов, как и у многих народов мира, были связаны с календарными праздниками.
Год в народном календаре начинался месяцем Наджигонц— рой, который соответствовал январю. Наджой — праздник нового ода, а Гонцхой — праздник, отмечаемый приблизи¬тельно около рожества.

Второй месяц Мархи бутт /месяц поста/. В этот месяц в прошлом вайнахи соблюдали христианский семидневный пост, который назывался «отцовским». Название месяца имеет очень древнее происхождение, но с распространением ислама оно закреплено за месяцем Рамазан по мусульманскому календарю, в том же значении.
Третий месяц года — Биэкарг бутт — месяц кукушки. Назван так потому, что в это время прилетает кукушка, а так как она не имеет своего гнезда, то в этот месяц не разрешалось жениться и выходить замуж.

Четвертый месяц Тушоли бутт — месяц богини весны и пло¬дородия.
Следующий месяц Сели бутт, назван так по имени одного из главных и наиболее почитаемых вайнахами богов — бога грома и молнии.
Шестой месяц в разных местах именовался по—разному Мангал бутт — месяц покоса, а в горах: Асар до бутт — месяц прополки, Цанарой бутт — месяц косарей.
От имени божества Мятсели, покровителя земледелия и об¬щего благополучия получил название седьмой месяц — Мятсели бутт.

Аналогично назван и восьмой месяц — Мяцхали бутт, по имени божества Мяцхали.
Девятый месяц — Тау бутт /месяц отавы или, вторичного покоса травы/.
Десятый месяц Ардир бутт — месяц молотьбы. Параллельно он именовался Му1аш бутт — месяц рогов, Кънгй бутт — месяц ворон, Михи бутт — месяц ветров.
Эрх1 бутт — месяц случки овец — одиннадцатый месяц. Это событие широко праздновалось вайнахами в прошлом.

Последний месяц — Ог1ой бутт, назван так по имени совер¬шенно забытого вайнахского божества. Согласно народному преданию, месяц получил название от имени каких-то леген-дарных птиц, которые исчезли лет 300 — 400 назад. Впервые они прилетели осенью вслед за отлетом журавлей. Птицы останав¬ливались в горах, а через неделю улетали.
Новый год
В вайнахских праздниках зимнего цикла исключительно большое место занимало празднование Нового года, которое называлось — Керла шо. Новогодний праздник считался у вайнахов одним из главных годовых праздников. Он широко отмечался во всех горных и плоскостных царствах и общинах древних и средневековых вайнахов.
Приготовления к празднику в каждой семье начинались особенно тщательно задолго до его наступления.

Готовилась разнообразная еда: пекли всевозможные хлебы, пироги, лепешки, блины, резали скотину. Приготовлялись также различные на¬питки из хлебных злаков: арака, пиво, брага, квас. В связи с обилием мяса, различной еды, напитков кистины, например, называли праздник «Ма1а лекха Нижой» /дословно: «рога высокие Нижой», т. е. высокорогий, обильный Нижой.

Считалось, что в новогоднюю ночь активизируется нечистая сила, и совершали противнее всевозможные действия защитно-магического характера, Оберегом против нечистой силы использовались железные предметы, которые раскладывали в хлевах и жилых помещениях.
Как и многие народы, вайнахи к новому году приурочивали обновление огня в очаге. Огонь, зажженный тогда, был у вайнахов в большом почете: именно на новом огне должно было быть сварено и испечено все необходимое для праздника. За¬жжение нового огня в период «рождения нового солнца» было известно по всей горной Чечне и Ингушетии.

Сегодня отдельные чеченцы превратно толкуют обычай своих предков укладывать в очаг длинные бревна. Одни думают, что их предки были столь ленивы, что не хотели утруждать себя, раз¬рубая бревно. На самом деле укладывание бревна в очаг был красивым и веселым новогодним ритуалом. Народ гулял, отдыхал весь период, пока горело заранее доставленное для веселья бревно. И в доме тех, у кого бревно, прогорая, сокращалось до таких размеров, что за ним можно было закрыть дверь, устраивали вечеринку с обильной едой, питьем, танцами, театральными представлениями жухиргов (клоунов, артистов).

Поскольку бревно рано или поздно укорачивалось практически у всех жителей аулов, то праздник приходил в каждый дом.
Новогодние бревна заготовлялись заранее, чаще всего из дуба /наж/. В отличие от некоторых других народов, вайнахи не использовали для этой цели фруктовые деревья, сожжение которых считалось большим грехом. Бревна бывали очень большим, а сушили их на корню.

Особенно большое значение придавалось обилию новогоднего стола, от которого, по твердому убеждению людей, зависит последующее в течение года изобилие. Поэтому новогодняя еда бывала, по возможности, наиболее щедрой и разнообразной. Богатый стол в новый год должен был обеспечить круглогодовой достаток.

Во время всех праздников чеченцы и ингуши делали пожертвования бедным, больным, сиротам. Этот обычай так укоренился, что быть богатым, резко выделяться среди сородичей считалось настолько аморальным, что в течение веков так и не прижился институт князей и княжения, особенно в горах, устойчиво сохранялся демократический механизм гражданской и военной власти.
 
С новогодним праздничным циклом был связан обряд наречения именем новорожденного, который бытовал в недавнем прошлом среди горных ингушей. Накануне нового года из дома, где имелся новорожденный мальчик, отправлялась процессия во главе со жрецом к колодцу или роднику. Мать несла ребенка и гадании смотрели на свет сквозь лопатку и по пятнам, находящимся на кости, предсказывали, какой будет год, урожайный или нет, какая будет погода в предстоящем году, дождливая или засушливая, будет ли голод, повальная болезнь, свадьба, рождение ребенка, похороны.

Новогодние гадания касались не только урожая, но и семенных событий, в первую очередь женитьбы и замужества. Новый год с нетерпением ждали молодые люди и особенно девушки. Ночь под новый год считалась особенно благоприятной для таких гаданий. Чаще всего девушки клали под подушку «котама шалго» /раздвоенную кость курицы/, Делали также три очень соленых маленьких хлебца «ольг», два из которых клали под подушку, а один съедали. Верили, что тот, кто подаст во сне девушки воду; и будет суженым. Изготовляли «ольги» следующим образом: в свой личный, наперсток набирали 9 раз соли и 9 раз муки /чаще кукурузной/, затем замешивали тесто большим, безымянным и маленьким пальцем левой руки.

С большим трепетом наблюдали девушки за тем, как испекутся «ольги», ибо от этого во многом зависела их судьба, — если, хорошо испекутся, подрумянятся, замужество будет удачным, если, подгорят — девушка будет несчастлива, а если сгорят, то существует опасность, что она умрет. В новогоднюю ночь девушке надо было ложиться в постель, ни с кем не разговаривая, при этом — в комнате, где она еще не спала: у родственников или у соседей.

 Не полагалось во сне поворачиваться с боку на бок.
Другое новогоднее гадание устраивалось с помощью зеркала. которое клали в камин, а через трубу смотрели в него две — та» минуты. Затем спускались, брали из каждого угла дома понемногу земли, которую завязывали, и клали под подушку. Некоторые девушки при таком гадании видели своего суженою в зеркале, другие во сне. Или делали так. Девушка вечером шла по воду. Принеся воду домой, выливала в котел, кс ставила в камин /товха/. Зеркало же помещала на трубе I платок, старательно смотрела в воду, где и должна была у своего суженого.

Такие гадания устраиваются и сейчас в время года: весной, глубокой осенью и обязательно в но Празднование нового года сопровождалось у вайнахов различными игрищами и увеселениями, хождением ряженых и скачками. Важное обрядовое и игровое значение придавалось ряжению. Накануне нового года чеченцы, например, устраивали хождение ряженых «джухургаш». Ряженые, молодые люди или подростки, надевали на себя шубу наизнанку, которую обвязывали грубой веревкой, подвешивали сумку из войлока /б1ег1иг лаьждиг/ для того, чтобы складывать в нее полученные подарки /яйца, муку, блины, сладости и др. /

 Некоторые из ряженых надевали на голову войлочную маску, обязательным атрибутом которой были рога, козьи или бараньи, рога могли быть и деревянными. Маска дополнялось бородой. Те, на которых не было масок, надевали шапку наизнанку, а лицо обмазывали сажей. (Колядники ходили с большим шумом, чтобы изгнать злых духов. Во время подворного обхода они желали своим односельчанам увеличения семьи, скота и птицы. Широко было распространено высмеивание тех, кто отказывал им в подарке.

Важным компонентом празднования нового года у вайнахов являлись скачки, которые устраивались на третий день празднования нового года лень праздника. Ингуши и кистины устраивали скачки в случае совпадения нового года с понедельником, что считалось счастливым предзнаменованием. Скачки, в основном, проводились за счет общества, с обязательным участием каждой семьи, но иногда их мог устроить кто-нибудь из сельчан за свой счет, в честь своего родственника, умершего в этом году.

На скачки, о которых извещали заранее, приглашались наездники и из соседних обществ до пяти человек, от осетин, грузин, народов Дагестана, что ярко свидетельствует о добрых отношениях вайнахов с соседними народами. Количество -частников колебалось от 6 до 50 человек.

Для первых трех наездников выставлялись призы: верховая лошадь, седло, уздечка и плетка или что-нибудь из одежды — бархатный костюм из домотканого сукна, хлопчатобумажный костюм, каракулевая шуба, черкеска, ичиги. Наиболее почитаемыми были скачки в честь погибшего на поле боя. Скачки могли устраивать в честь женщин, тогда призы были: корова, телушка, теленок.
Весенние праздники

Весенние праздники у чеченцев и ингушей, как и у многих народов мира, были связаны с началом весенних крестьянских хлопот. Фактическое начало сельскохозяйственного года, приурочивалось ко дню весеннего равноденствия /22 марта/ и глубоко почиталось народом. День весеннего равноденствия воспринимался земледельческими народами начальной датой одного из важнейших периодов времени, даже более существенного, чем возрождение солнца.

Приготовления ко дню весеннего равноденствия делались заблаговременно. При этом большое значение придавали чистоте в доме и дворе. Женщины все тщательно чистили, мыли, скребли, белили дом изнутри и снаружи, во дворах сгребали и убирали мусор. Всю бронзовую и медную посуду натирали до блеска и выставляли во двор, считая, что красный цвет меди, соответствующий цвету солнца, призывает его. В этот день, также как и в Новый год, все поднимались с постели до рас¬света, будили даже грудных детей и выносили их во двор, на-встречу восходящему солнцу.

Не меньшее значение придавали и обилию пищи: столы в домах ломились от обилия заранее припасенной еды. Не оставляли без внимания сирот, одиноких стариков и старух. Кормили сытно скотину, на улице рассыпали зерно для птиц, на чердак и во все темные углы дома бросали крошки, Все живое должно было быть в этот день сытым. Считалось также обязательным сделать какую-нибудь обнову в одежде, веря, что это поможет весь год ходить в новом.

Накануне весеннего равноденствия, как и накануне Нового года, дети ходили по селению с поздравлениями и собирали различные лакомства: яйца, орехи, груши, яблоки, блины, муку и др. В горных районах Чечни и Ингушетии этот праздник часто сопровождался скачками, различными состязаниями и игрищами.

Весь день проходил в веселье, взаимном поздравлении, а вечером начиналась самая веселая часть: разжигание костров, символизирующих солнце. Костры бывали семейные, обще-квартальные и даже общесельские. Их разжигали молодые люди, которые старались, чтобы их костер был, как можно, больше и чтобы лучше горел. Через костры прыгали юноши и даже взрослые мужчины, проявляя храбрость и вместе с тем как бы «очищаясь» огнем.

До наступления весеннего равноденствия вайнахи воздерживались от начала полевых работ, что имело определенную рациональную основу, так как с этого дня зима полностью теряет свою силу и уступает весне.

Спустя три дня после весеннего равноденствия наступало время выхода плуга. Это был особый праздник, известный под названием «гота йоьду де» /«день выхода плуга»/, «сту бужу де»/ «день запрягания вола»/ или «харш тосу де» / «день про¬ведения борозды»/. День выхода плуга считался всенародным праздником и отмечался в прошлом вайнахами в течение двух дней.

Приготовления к этому важнейшему весеннему празднику начинались еще с зимы. Во всех семьях приберегали к нему лучшие части мяса, заготовленного на зиму: грудинку /некха жижиг/, домашнюю колбасу, а также всевозможные напитки, муку и др. Та семья, которая имела возможность, накануне праздника резала барана, козу или птицу. С вечера устраивалось семейное угощение с приглашением наиболее близких родстенников и соседей. В первый день праздника проводили обрядовую вспашку поля и ритуальный сев в основном по одному и тому же ритуалу: запрягание волов, проводы пахарей, проведение борозды, сева, общественная трапеза, увеселительная часть.
 
Подобно многим другим народам Кавказа: дагестанцам, осе¬тинам, адыгейцам, карачаевцам и балкарцам, вайнахи большое значение придавали выбору пахаря. Он должен был быть обязательно беркате стаг / «несущий изобилие»/, хьанал къа хьоыу стаг / «честно трудящийся человек»/, куланна хаавелла саг / «человек легкой и счастливой руки»/. Нередко из года в год та¬ким, пахарем был один и тот же человек, известный по опыту прошлых лет, которому жители села и поручали провести борозду.

Не всякий человек соглашался делать первую борозду, опасаясь обвинения односельчан в случае неурожая. Интересно, что наряду с перечисленными качествами он должен был обладать и рядом других признаков: например, быть средней полноты, волосатым. По народным представлениям, эти признаки обеспечивали удачную судьбу урожая. Таким признакам придавали значение и другие народы. Например, карачаевцы считали, что пахарь должен быть среднего роста.

Не меньшее значение придавали выбору и украшению волов. Они должны были быть сильными, упитанными, красивыми, их шею и рога смазывали маслом, остригали шерсть вокруг рогов, вбивали в них от сглаза медные затычки, на рога и хвост навешивали красные ленточки. Так же украшали волов многие на¬роды Дагестана, осетины и др. Особенно украшали вайнахи молодого вола, которого запрягали впервые.

 В некоторых вайнахских  обществах  —  в  шатоевском,   чеберлоевском /современные Веденский. и Шатойский районы/, — символизируя плодородие, на правый рог вола навешивали калач, испе¬ченный из муки всех выращиваемых злаков. Интересно, что этот обычай был широко известен у народов Дагестана: даргинцы называли такой калач «нанви», аварцы — «агьур», агулы — «барту». Карачаевцы же навешивали на рог вола пирог.

Большое, значение вайнахи придавали сытости пахаря и во¬лов. Из соображения, что никакого дела нельзя начинать натощак, пахарь сытно ел, ибо в противном случае урожай будет плохой — ялта меца хир ду /буквально: «урожай будет голод¬ный»/. Волов же кормили всю ночь. Из тех же соображений жена пахаря заводила в дом первого прохожего и кормила его досыта.

После того, как были проведены соответствующие приготовления, пахарь запрягал волов в плуг и вся процессия отправлялась в поле еще до восхода солнца. Горцы остерегались человека с «плохой» ногой/ «товш воцу стаг», «беркат доцу стаг»/. Нередко известного такой репутацией человека просили даже не выходить из дома в это утро. Избегали также встречи с рыжим /ц1е стаг/, если таковые все же встречались в пути, па¬хари возвращались обратно. Напротив, хорошим признаком считались полные ведра, поэтому жена пахаря еще раньше процессии выходила из дому, чтобы встретить их с полными кувшинами.

Проведение обрядовой запашки начиналось после молитвы пахаря, который просил, чтобы год был урожайным, весна спокойной, лето ясным, а осень полной. Под влиянием ислама, в прошлом столетии, молитву перед пахотой читал мулла, специально приглашенный на праздник. (Однако и его молитва носила чисто светский характер.

Следом за проведением первой борозды делали ритуальный сев. Сеятель, также выборный /беркате стаг/, одетый в шубу наизнанку, бросал семена. Участников обряда, возвращающихся домой, обязательно старались обрызгать водой, с пожеланием хорошей погоды и обильного урожая.
После проведения ритуальной запашки и сева в доме пахаря или какого-нибудь сельского богача, взявшего, на себя обя¬занность устроить пиршество, проводилась трапеза, заканчи-вающаяся выбором пахаря и того, кто будет руководить обрядом в следующем году. На второй день праздника пахоты устраива¬лись скачки и различные состязания.

По окончании празднования выхода плуга начиналась под¬готовка к основной пахоте и севу. Люди тщательным образом приводили в порядок свои орудия труда и инвентарь, вывозили на поля навоз, усиленно откармливали волов, чтобы они могли выдержать пахоту. Приступали к пахоте, как правило, лишь после появления всходов зерна, посеянного во время ритуального сева.

Чаще всего это происходило по истечении двух — трех недель. Сигналом к началу пахоты и сева часто служил прилет весенних птиц. Существовал и ряд других примет. На¬пример, пахать можно после того, как листья на деревьях станут с мышиное ушко, а заканчивать пахоту, нужно до цветения мушмулы и кизила, приблизительно около середины мая. В это же время рекомендовалось закончить и сев. Пшеницу, ячмень и овес сеяли в конце апреля, а кукурузу — в середине мая. Интересно, что в некоторых плоскостных районах Чечни и Ингушетии сеяли только после русской пасхи — если приступить к севу раньше, урожай будет плохой.

 В среде некоторой части населения такое поверье существует и в настоящее время. Не нужно глубоко искать смысл этого поверья, ведь только после пасхи наступает время устойчивого тепла.

Решение приступать к пахоте и севу принималось всеми односельчанами. Старшие тщательно обсуждали, в какой день следует приступать к работе. Выбирался благоприятный для на¬чала работы легкий день. Кроме того, значительное внимание уделялось, расположению звезд созвездия Скорпиона. Если одна из звезд, именуемая Мокха седа /буквально: «Серая звезда»/' была видна на небе, значит, в этот день можно было пахать. В обратном случае считалось, что она находится в земле — следовательно, пахать не следует.

 Местоположение этой звезды определялось муллой. Интересно, что до настоящего времени бытует проклятие: «Седа доьхьал ве хьо» /буквально: «Да встретится тебе звезда»/ — подразумевается "Мокха седа", в также выражение "Мокха седа" по отношению к нежелательному человеку.
Подобное поверье было известно и другим народам. Например, таджики в день весеннего равноденствия старались смотреть на несчастливую звезду Скорпиона Акраб, а пахоту,  сев и другие полевые работы начинали только с ее появлением на небе, ведь иначе она находилась в земле.

Перед началом основной пахоты и сева каждое семейство  устраивало  малую жертву /раздавали в три дома различные продукты растительного происхождения/.
Праздник Тушоли

Следующим земледельческим праздником весеннего цикла был праздник, посвященный богине весны, плодородия и деторождения Тушоли, почитание которой было широко распространено у вайнахов. По свидетельству Б. Далгата, это одно из древних главных божеств чеченцев и ингушей. Ей поклонялись в прошлом не только ингуши, но и все чеченцы без исключения, а имя Тушоли фигурировало во всех их молитвах, даже если молились они у святилища какого-нибудь другого божества. О широком распространении в прошлом культа Тушоли по всему вайнахскому нагорью и даже Хевсуретии свидетельствует топонимия Чечено-Ингушетии. Места, урочища, хребты с названием Тушоли можно встретить по всей указанной территории.

Почти у всех вайнахских обществ имелось свое особое свя¬тилище. Только в Хамкинском и Мецхальском обществах /современный Назрановский район/ кроме двух основных имелись еще до девяти местных святилищ, посвященных ей.
Л. П. Семенов сближает образ Тушоли с вавилонской богиней Иштарью и сопоставляет ее с фригийской богиней Кибелой.

Такое сопоставление он делает на основе их основных атрибутов и функций: они являлись божествами плодородия, символизирующими неиссякаемые   силы природы, особо почитались женщинами, которые просили о даровании им детей, вместе с тем их чтили за мужество. Ежегодное празднование в честь Тушоли проходило в одноименный месяц, начало которого совпадало с весенним равноденствием. С ним связывался и такой важный момент годового круга скотоводческого хозяйства, как выгон скота на летние пастбища.

 Время выгона колебалось от одной до двух недель, в зависимости от местных природных условий, но происходил он обязательно в месяц Тушоли /в среде горных чеченцев это 1у аркъал бутт — «месяц, когда пастух лежит на спине». О праздновании выгона скота на летние пастбища речь пойдет ниже/. В месяц Тушоли прилетала и Тушоли котам /курица Тушоли/ — удод, священная птица. Она являлась вестницей весны. Большим грехом было убить ее, это можно было делать только с разрешения жреца и в лечебных целях, при этом предварительно нужно было зарезать жертвенное животное. Удода считали вестником весны многие народы.

По представлениям грузин, первый крик удода означает приглашение весны. Удод у вайнахов носит также и другие названия — ц1ай котам /священная курица/, Хуттут. Вайнахи считали хорошим признаком, если удод вил гнездо на чердаке или где-либо во дворе. Подобные представления бытуют и в настоящее время.

Празднование в честь богини Тушоли проводилось в послед¬нее воскресенье месяца Тушоли, называемого Тушоли к1иринде. К празднику делались различные приготовления: заготавливали в большом количестве мясо — резали баранов, коз, птицу. Первостепенную роль при этом играли и продукты земледелия: при приготовлении обрядовой пищи широко использовались раз¬личные злаковые — пшеница, ячмень, кукуруза и др.

 Обязательный было приготовление обрядовых печений /три круглые лепешки и одна треугольная/, а также даьттаха /поджаренная на масле мука/. К нему готовили и различные приношения: оленьи рога, пули, восковые свечи; все это приносили в святилище, а свечи зажигали и ставили в ниши святилищ.

Принесенные приношения должны были быть освящены жрецом, одетым обязательно в белое /цвет жреческой одежды/. Он ставил приношения в эльгице и молился об урожае, благополучии, здоровье. От каждого приношения жрецу полагалось четыре лепешки, четыре куска мяса /от ляжки, спины, головы/, бокал араки.

Жрец и его помощники накануне праздника приводили в порядок святилище и хозяйственный инвентарь, который со¬стоял из деревянных долбленных ковшов для араки и пива, деревянных кубков, напоминающих бокалы, чашек для пива. Сюда же входили и огромные медные котлы, из кусков тонко рас¬кованной меди, иногда на целую тушу быка, вилки для мяса из крученого железа с двумя — тремя зубьями, корыта и продолговатые низкие четырехугольные столики на трех ножках с бортами по краям и отверстием в одном из углов для стока жидкостей, деревянные тарелки и блюда.

Обязательная принадлежность святилища — хоругвь и идол богини, хранились обычно у жреца. Он и приносил их в святилище накануне праздника. Идол устанавливался за занавеской. Священная хоругвь /бейракх/ состояла из деревянного четырехгранного древка и полотнища, сделанного из материи. На древке было навершие — изображение бараньей головы из гнутого железа и три колокольчика. Жрец, носивший сан по¬жизненно, каждое годовое празднование отмечал нарезкой на одной из граней. После его смерти другой жрец делал такие же нарезки на другой стороне.

Древко, имевшее нарезы на всех четырех сторонах, подлежало замене; его засовывали за пото¬лочные балки или сжигали, если период бытования этого древка был несчастливым /неурожай, болезни и др./. Жердь для нового древка вырубалась в заповедной роще холостым парнем. Он должен был срубить его молча и одним ударом топора или кинжала. Заповедные рощи были в нескольких местах /сс. Фуртоуг, Хули, Хейрах/, в них нельзя было ходить без разре¬шения жреца, а также пускать скотину и рубить деревья.

... На праздник обычно приглашали скрипача и балалаечника. К вечеру жрец выбирал из присутствующих целомудренную девушку и парня и отправлял их на ночевку в пещеру. По их снам жрец также делал предсказания о будущем годе, урожае, погоде, здоровье и др. Во время праздника юноши обычно вы¬бирали себе невест, а взрослые всячески старались содействовать этим бракам, веря, что такой выбор не может быть несчастливым. Счастливым для браков считался весь месяц Тушоли, тогда как предыдущий Бекриг бутт был несчастливым.
       
Женщины называли богиню «золотым ц1у» и «божьей доче¬рью». Обращаясь к ней во время молитвы, говорили «Мы про¬сим у тебя, а ты проси у бога». Основные функции Тушоли, как покровительницы плодородия и чадородия, отражены в сле¬дующей молитве «Тушол, дай нам благодать свою. Мы, почитая твой день, являемся к тебе, дай нам благополучие, чтобы мы могли постоянно приходить к тебе. Сделай так, чтобы неродившие родили детей, а родившихся оставь в живых. Пошли нам обильный урожай, пошли дождь масляный, солнце лекарствен¬ное» /эта молитва зафиксирована Б. Далгатом/. А во время наших полевых исследований нам удалось зафиксировать сле¬дующую молитву. «Ва богиня Тушол, став благодатной, солнце принеси нам, став изобильной, дождь принеси нам, богатый урожай принеси нам, полную осень принеси нам, то, что ты нам дала, — сохрани, а то, чего еще не дала, — дай!».

Другая, не менее важная функция богини, покровительницы весны, возрождающихся сил природы, проявлялась в следующем обычае — каждый идущий на праздник должен был принести с собой в жертву богине веточку и бросить у святилища. В зависимости от количества участников праздника эти веточки вы¬растали в маленькую или большую кучку. В следующем году рядом с этой вырастала новая кучка, ибо никто не смел унич¬тожить их, пока они сами не сгнивали.

Культ богини Тушоли, покровительствующей плодородию, чадородию, всякому приплоду вообще, являющейся богиней весны, возрождающихся сил природы имеет древние корни и теснейшую связь с урартским и даже хеттским царством. На Центральный Кавказ он, возможно, проник через Грузию или через древнюю Албанию и удержался среди вайнахов, в горах. Широкое почитание Тушоли среди ингушей сохранилось вплоть до 1881 г., когда в связи с распространением ислама культ Тушоли был официально запрещен мусульманским духовенством. Однако праздник в честь Тушоли не был оставлен и широко отмечался еще в 20 — 30 г. нашего столетия, когда дети и де¬вушки ходили к развалинам Тушоли. Праздник постепенно трансформировался в детский праздник.

Празднество в честь бога Села
Особым почитанием у вайнахов пользовались гром и молния, что проявилось в выделении специального бога Села//Стела. Его именем был назван месяц май — Сели бутт — и выделен день недели — среда. В этот день запрещено было давать из домашнего очага кому-либо даже один уголек, нельзя было также выкидывать золу из очага.

Глубокое почитание Сели всеми вайнахами подтверждается развалинами храмов, посвященных ему, святилищ, культовых мест, вершин и урочищ, встречающихся почти по всей терри¬тории горной части Чечни и Ингушетии.
 
В народе бога Села называли сийлаллийн Села /благочестиввый Села/, сирла, сема Села /светлый, чуткий Села/, седарчийн, суьйнийн, ц1ерийн дела /бог звезд, молнии, огня/. По преданию, во время мироздания огонь был только в одном очаге, а хозяи¬ном этого очага являлся Села. Однажды один вор пробрался к нему, чтобы украсть огонь. Разозлившись, Села бросил в него головешку, угольки от которой и попадали на землю. И если бы не эти угольки, земля осталась бы вечно холодной. Поэтому и молнию вайнахи называют Села/Стела хаыптиг — факел Селы, а радугу Села 1ад — лук Селы.

Умершего от удара молнии человека вайнахи, также как и многие другие народы Кавказа, весьма почитали и оплакивали из опасения, чтобы не изменился цвет его трупа /из белого труп может превратиться в черный/. Хоронили его в склепе из теса¬ного Камня, в полном вооружении и сидя, на стол ставили це¬лого барана, бутылку хлебной водки и струнный музыкальный инструмент пандыр. Место, где был убит молнией человек или животное, считалось священным; туда ежегодно ходили совер¬шать жертвоприношение могущественному Сели.

 У каждого вайнахского общества были в прошлом свои святилища селинги, сооруженные в честь Сели на том месте, где когда-то был убит молнией один из представителей данной фамилий. К таким селингам, остатки которых сохранились в Ингушетии, относятся: Кеат—Сели, Кори—Сели, Воуш—Сели, Оуша—Сели, Бейни— сели, Дик—Сели и др. Сам термин «селинг» кроме святилища означает еще жертву, приносимую Сели, когда гремел гром.

Священными считались у вайнахов также места и предметы, куда ударила молния. Например, письменные источники, сви¬детельствуют о том, что ингуши в первой половине XIX в. кля¬лись на берегу, какого-то оврага, под дубом, разбитым молни¬ей. Места поклонения Сели определялись жрецом; в них со¬вершались ежегодные моления с жертвоприношением, зажже¬нием свечей и др.

В честь громовержца Сели вайнахи в прошлом ежегодно устраивали празднество, отдельные элементы которого сохра¬нились у ингушей вплоть до начала XX столетия. По свиде¬тельству Шегрена, описывавшего праздники вайнахов еще в середине прошлого века, праздник в честь св. Ильи, имя кото¬рого слилось у вайнахов с культом божества Сели, был одним из главных у ингушей и осетин, принявших в свое время христи¬анство. Он почитался также хевсурами, кабардинцами и другими горцами Северного Кавказа и Закавказья.

Для празднования в честь Сели отводилась одна из сред ме¬сяца Сели бутт /соответствует примерно 22 мая — 22 июня/, когда появлялась первая весенняя радуга. Во время празднова¬ния ингуши отправлялись к святилищу и, сделав здесь прино¬шения, молились вслед за жрецом, который просил: «Небо часто /быстро/ заставь греметь. Тучным спустись на землю.

Заставь солнце целительно смотреть, пролей дождь маслом, возрасти посеянное, не дай нам грубой пищи. Осенью не дай дуть быст¬рому ветру, моли бога за нас». Другой вариант молитвы богу Сели, записанный нами в 1978 г., гласит: «Сели, сбереги людей от бед, вреда, сбереги наши посевы от града, потопа, дай нам богатого урожая». Тексты обеих молитв указывают и на то, что Сели покровительствовал также плодородию.

Интересный обряд празднования в честь Сели описывал в 1881 г, ингушский краевед Албаст Тутаев. Вслед за появлением первой весенней радуги ингуши готовили козла или козу, ко¬торых следовало принести в жертву Сели. Резали жертвенное животное в присутствии жреца, после его молитвы, в которой он просил приплода баранов, овец и коз. При заклании должны были присутствовать обязательно все члены семьи, которых жрец ставил в середине комнаты, а козла обводил вокруг них три раза.

 Жрец приносил с собой святой воды и трижды об¬рызгивал ею всех членов семьи. Затем он уходил в другой дом, где повторялось то же самое. По окончании обхода жрец во главе всех сельчан отправлялся в святилище, где при входе в святилище снова обрызгивал всех святой водой. Святой счита¬лась вода, принесенная из родника и внесенная жрецом в свя¬тилище. Эта вода имела и целебные свойства: жрец давал ее пить больным по одной ложечке, а тот, у кого болели глаза, смачивал ею глаза.


Летние и осенние праздники.

Празднование летнего солнцестояния
  Началом летнего периода по вайнахскому календарю считалось летнее солнцестояние /22 июня/, которое называлось «малх ц1а кхаьчна хан» /буквально: «время, когда солнце достигло дома»/. Его наступление определялось с помощью ес¬тественных или искусственных ориентиров, и наступало, когда солнце в полдень достигало высочайшей точки на небе. На этой высоте солнце оставалось несколько дней, затем начинался его поворот на зимний путь.

Было время, когда вайнахи широко и торжественно отмечали летнее солнцестояние — повсеместно делались жертвоприно¬шения, разжигались костры, устраивалась общественная тра¬пеза, различные состязания и др. Но к концу XIX в. под влия¬нием ислама вайнахи ограничивались лишь принесением жертвы солнцу /маьлха саг1а/, сопровождавшейся обязательной разда¬чей мяса и общественной трапезой. В связи с летним солнце¬стоянием широко было распространено представление, что в эту ночь разверзаются небеса, застывают реки, расплавляются камни, и все живое на земле засыпает.
О значительном распространении в прошлом празднования летнего солнцестояния свидетельствуют праздники в честь Маги—Ерды и Галь—Ерды, отмечаемые ингушами еще во второй половине XIX в.

Празднование Маги—Ерды происходило так же, как и зимой, но в отличие от зимнего в летнем принимали участие и жен¬щины. Проводы солнца в зимний дом сопровождались жертво-приношением откормленных баранов. Обязательным было приготовление обрядовых хлебов. В молении просили избавле¬ния от засухи и болезней. Праздник продолжался три дня.
 
Более широкое распространение имел культ Галь—Ерды, по¬читаемый ингушами и кистинами еще в конце XIX в. В его честь было построено несколько святилищ в Хамхинском и Мецхальском обществах ингушей. Главным храмом было святилище возле села Эгенты.
Таль—Ерды летом праздновался следующим образом. К свя¬тилищу приводили животное, предназначенное для жертвы, — корову или козу, где забивали после соответствующей молитвы. Обязательно приносили с собой и обрядовые хлебы. На тре¬угольной лепешке в середине и на трех углах делались какие-то изображения определенным деревянным штампом, но эти изо¬бражения не были в виде креста. Жрец брал в руки треуголь¬ную лепешку и произносил молитву, а затем участники действа ножом вырезали штампованные изображения, находящиеся в середине лепешки, и бросали на землю. Только после этого на¬чинали есть.

Моление устраивалось мужчинами во главе со жрецом, ко¬торый, обратившись лицом к солнцу, просил, прежде всего, размножения скота, а также избавления от бедности и болезней градобития и удара молнии, ветра и лишения свободы. Гнев Галь—Ерды выражался в падеже скота или уносе ветром стогов сена, что подчеркивает связь данного божества со скотоводче-ским бытом вайнахов. В связи с этим интересно, что и само имя божества имеет отношение к скоту: слово «гал» в древнепер— сидском языке означает «бык», «вол». В горных районах Чечни и Ингушетии можно встретить немало местностей с подобным наименованием: Гал т1е / на вершине Гал/, Галайн ч1ож /ущелье Гал/, Гал 1ам /озеро Гал/ и др.

По поводу образования озера Галайн Там в Галанчожском / ныне Сунженском/ районе бытует легенда. «Близ аула Ялхорой, в месте, называемом Амка было прежде озеро. Однажды одна мать с дочерью отправились на берег озера и по недоразумению стали мыть грязные пеленки в его хрустальной воде. Дух озера за это осквернение обратил обеих женщин в камни, которые и теперь еще виднеются у Амка. Но и озеро не хотело больше оставаться в оскверненном ложе. Оно обратилось в чудного рослого быка, который перешел скалистый кряж, оставив гро¬мадную выемку, как след своего хода, и спустился вниз с почти отвесной высоты. Люди увидели его и решили запрячь в плуг.

термин напоминает имя божества воды Земир, известное в недалеком прошлом у кумыков.
               
Не менее распространены были общественные моления, уст¬раивающиеся с целью вызывания дождя. Их вариации у чечен — цев, ингушей и кистин объясняются разной степенью проник-новения ислама к этим народам. У чеченцев это происходило следующим: образом. Мужчины села во главе с муллой собира¬лись в определенном традиционном месте и устраивали жерт-воприношения.

 В жертву обычно приносили быка, корову, не¬сколько баранов, в зависимости от состоятельности жителей села. Традиционные места жертвоприношений находились на краю села, у истоков реки, на вершину горы или у могилы че¬ловека, известного своей святостью, — зерат.

Ингуши молились о дожде в местах, где находились сельские и фамильные святилища, посвященные какому-нибудь боже¬ству языческого пантеона. Наиболее известны были святилища, расположенные высоко в горах, в частности на Столовой горе /Мат Лам/. Интересный обряд вызывания дождя записан нами в Джейрахе /горная Ингушетия/. Все жители села собирались в традиционном месте, где совершали заклание животных, варили пиво; сюда же приносили обрядовые хлебы.

Затем начиналось моление. Роль жреца исполнял человек по имени Махьма. Мо¬ления о дожде проводились только в среду /вспомним, что в вайнахском календаре среда посвящена богу—громовержцу Сели/. Один из присутствующих молодых людей держал перед жрецом поднос с едой /хлеб, мясо, пироги/ и чашу с водкой. Обратившись лицом к востоку, жрец произносил молитву: «Звезды и небо создавший Даьла! Землю, траву, солнце соз¬давший Даьла! Дай нам хорошее, дай нам дождя.

 Выровняй погоду с непогодой. Сделай урожай тучным. Дай нам то, что мы просим». Все участники моления произносили: «Аминь!». Затем жрец выпивал водку, и закусывал. По окончании молитвы уст¬раивалась общественная трапеза.
Как и у других народов Кавказа, у вайнахов был широко распространен обряд вызывания дождя с помощью бросания в воду камешков, что сопровождалось чтением молитвы. Счита¬лось, что когда вода, омывшая эти камешки, дойдет до моря, начнется дождь. В горной Чечне также существовал подобный, обряд. Старики во главе с муллой молились, а молодежь соби¬рала камни—голыши.

 Их складывали около грамотных жителей, умеющих читать Коран, которые нашептывали над ними молит¬ву, а затем откладывали их в сторону. После этого молодежь сбрасывала камни в воду, иногда эти камни складывали в ме¬шочек и опускали в воду. Одетые мальчики также бросались в воду и получали за это подарки.

 По окончании обряда резали жертвенных животных и устраивали общую трапезу.
В случае засухи вайнахи часто, подобно другим народам Кавказа, убивали и подвешивали змею. В народных поверьях образ змеи тесно связан с водой; эта связь широко известна в фольклоре и изобразительном искусстве разных народов и разных эпох. Как известно, змеи выползают в дождливое время, отсюда и возникла вера в их связь с желаемой небесной влагой. Вестницей непогоды в народных представлениях считается и ворона, поэтому повсеместно был распространен обычай раз¬рушать воронье гнездо.
               
Среди обрядов вызывания дождя следует назвать широко известный на Кавказе обычай пропахивания русла пересохшей речки. У чеченцев и ингушей этот обряд исполняли раздельно как женщины, так и мужчины.

Во дворе наиболее почитаемого в селе человека, считавшегося удачливым, благодатным, они впрягались в плуг, а затем протаскивали его вдоль и поперек русла речки, при этом обливали друг друга водой, У ингушей удалось записать песню, исполняемую во время обряда:
Аьртиг — буьртиг, хьаьжк1ен буьртиг, К1е буьртиг, берца буьртиг, Дог1а делхийталахь, Даьла, Хьувкъийталахь, Везиндаьла!
Аьртиг — зерно, кукурузы зерно, Пшеницы зерно, проса зерно, Дай дождя, Даьла, Уроди урожай, Великий Даьла!

В наиболее полной форме этот обряд записан нами у кистин. Когда долго не бывало дождя, кистинские женщины начинали подготовку к пропахиванию дна речки. Плуг собирали во дворе дома одной из женщин, исполнявшей роль руководителя обряда — готана нана /мать плуга/. Затем одевали в белую одежду са¬мую старую и почитаемую женщину и сажали ее в плуг. Она произносила молитву и давала обет держать пост во время до¬ждя и разговеться только дождевой водой. В плуг впрягалось от двух до шести женщин. Процессия во главе с этой «упряжкой» отправлялась к речке; по дороге все ее участники громко молились, о дожде.

Сидящая на плуге женщина /а чаще всего в роли таковой выступала на памяти наших информаторов женщина по имени Оле/ пела нараспев обрядовую песню:
Дог1а даийтал, ва Дела Кхаш хьенъитал, ва Селе Ц1а веце хьо ц1а воле, Ц1а веле хьо 1о хенал, Цицкан таса лукум дац, Ж1алена дотта доьша дац!
Дай дождя, Дела,
Поля урожайными сделай, Села, Если тебя нет дома, то приди домой, Если ты дома, дождь пролей, Кошке бросить, крошки нет, Собаке налить, капли нет!
Придя к речке, женщины два—три раза протаскивали плуг по ее дну, при этом сами падали в воду и обливали друг друга, а также норовили столкнуть в речку проходящих мужчин. Затем женщины, бывшие в «упряжке», ходили по селу, их обливали водой и одаривали деньгами или продуктами.

 На собранные деньги они покупали жертвенного козленка /считалось, что козленок также поможет вызвать дождь/.
Наряду с обрядами вызывания дождя вайнахам были из¬вестны и обряды вызывания солнца, еще практиковавшиеся в начале нашего столетия. Если длительное время шли дожди, то устраивались  общественные  моления,   сопровождавшиеся жертвоприношениями. Каждая хозяйка варила кукурузу, мясо, кипятила молоко и раздавала соседям. Во дворе выставляли за-копченный медный котел, да и всю медную посуду, опроки¬нутую вверх дном. Часто люди всем селом выходили на поиски утопленника или какого-нибудь другого незакопанного трупа.

Считалось, что пока труп не будет закопан, дождь не прекра¬тится. Закапывали раскрытые в свое время с целью вызывания дождя могилы, кости, убирали в склепы выставленные на солнце скелеты. Выравнивали поваленный надгробный памятник, ка¬менный крест. Широко был распространен обычай резать
козленка и подвешивать его вниз головой.

Существовал и другой обычай выписывать на листе имена больных паршой и подве¬шивать этот листок на шесте в центре села, чаще всего у мечети. На шесте же помещали и волосы, вылезшие от парши, счита¬лось, что выполнение такого обряда поможет «высушить» небо. С той же целью выносили под дождь первенца, кипятили в котле дождевую воду, пока она не выпарится, и др.
В горных районах Чечни с целью прекращения дождя, как и в случае засухи, устраивали процессию с ряженым. Иногда вместо него использовали куклу в виде шеста с перекладиной, на ко¬торую навешивали зеленые ветки и растения. Теперь в ряженого вместо воды бросали золу, землю или какие-нибудь сухие предметы, при этом говорили

Къоршкъури х1ара ю, Екхийта, Дела!
Это есть «къоршкъури», Проясни, Дела!

Во время длительных дождей дети исполняли песни с целью вызывания солнца:
Малх—малх кхетийтахьа, Дела! Хьозуна яй кхеектийтайхьа, Дела! Къига б1аьриг балийтахьа, Дела! Беллараш г1овтийтахьа, Дела!
Пусть покажется солнышко, Пусть закипит птичий котел Дела. Пусть ослепнет ворона, Дела, Пусть оживут мертвые, Дела!

В настоящее время эта песня потеряла магический смысл и сохранилась в детском фольклоре. Она имеет свои варианты:
например, во второй строчке произносят «хьозуна хье» /птичий мозг/, а в третьей — «Къига б1аьриг кхьолийтахьа» /пусть по¬меркнет глаз вороны/.
Еще одна песня записана нами в Чеберлоевском обществе Чечни:
Газана ма1а ч1еч1къалац, Хьозуна хье хьехкалац, Цицка мотт баккхалац, Малх хьажийталахь, Дела!

Пока козий рог не расплавится, Пока птичий мозг не закипит, Пока кошачий язык не вывалится, Пусть светит солнце, Дела!

Праздники, связанные с началом уборки урожая и сенокоса
 В след за летней заботой об охране урожая шла уборочная страда — сенокос и жатва. Необходимость тщательного и своевременного проведения этих работ была очевидна, от этого зависело дальнейшее благополучие людей.

Периоды сено — коса и жатвы часто совпадали во времени, поэтому и праздник начала сенокоса и жатвы был фактически один, хотя каждый имел свое название: мангал боьду де /день выхода косы/ и марс тосу де /день выхода зерна/. Празднование происходило в месяц Этинга /в народной этимологии — месяц коровы, от «етт» — «корова»/ или Мангал бутт /месяц покоса/. Перед началом жатвы и сенокоса вайнахи приносили жертвы, закалывая обычно овец. Приносить в жертву козла опасались, так как считалось, что это вызовет ветер, который помещает работе.

Из этих же соображений ингуши, например, не работали в пору покоса и жатвы по понедельникам; ведь этот день был посвящен Матери ветров и его следовало соблюдать, иначе она разгневается, и напустит ветер. Чеченцы обязательно приносили жертву мангал саг1а /жертва покоса/ в каком-либо традиционном месте /на краю села, вершине горы и др./, ингуши — у святилища, а кистины, у которых праздник носил название «этинга», отмечали его часто совместно с соседними грузинами в их хати /святилище/.

Сельские старейшины устанавливали время начала сенокоса и жатвы. Они внимательно осматривали траву, колосья и со зна¬нием дела объявляли, что теперь самое время убрать урожай и заготовить сено, при этом выбирали благоприятный для начала таких работ день. Для чеченцев таким днем был понедельник или четверг, в чем сказалось влияние ислама, а для ингушей и кистин — воскресенье.

Начало сенокоса и жатвы, так же как и другие важные сель¬скохозяйственные работы, поручалось специальному лицу — беркате стаг, каде стаг — человеку благодатному, скорому на руку. Сенокос обычно начинал мужчина, а жатву — женщина, которая, приступая к работе, говорила: «Хьалхара кхиийта, т1аьхьара дадийта, де до бузийта, наьна ага дузийта» /буквально: «Пусть передо мной урожай созревает, пусть за мной он по¬спевает, пусть амбар отца наполнится, пусть люлька матери на¬полнится»/.

 После этих ритуалов приступали к работе все сель¬чане. Считалось, что любое нарушение этого порядка могло принести вред, помешать успешному приведению сельскохо¬зяйственных работ. Пучки первой скошенной травы, первые колоски, первые початки кукурузы подвешивались в самом по¬четном углу дома и хранились до следующего сенокоса и жатвы.

Пресса прошлого столетия донесла до нас интересные све¬дения о праздновании ингушами начала покоса. Ингуши моли¬лись различным местным божествам. Так, например, в районе с. Эрзи Мецхальского общества обращались к Болам—Даьла. Ему было посвящено специальное святилище. Ежегодное празднество в его честь, связанное с началом покоса, продолжалось в течение трех дней и трех ночей. Для совершения обряда жрец выбирал трех девушек и шесть женщин, которые в течение трех дней держали строгий пост, даже не пили воду. Во время молитвы жрец держал в руках деревянный молот и доску; справа стояла старшая из трех девушек, а другие две помоложе — слева, все шесть женщин становились позади двух девушек слева в ряд.

 Жрец ударял молотом по доске, а девушка справа выходила вперед и делала три круга на месте, остальные кричали: «Даьлой, Голой!» А жрец просил Болам—Даьла о ниспослании благодати, так повторялось несколько раз. Затем резали баранов, ели, ве¬селились. Старшей девушке, принимавшей участие в обряде, дарили пшеничный хлеб в виде колокольчиков и целые ляжки от каждого барана. Празднества в честь Болам—Даьла повторялись и в других местах. Интересно, что в отдельных местах участ¬вующие в молитве жрец, девушки и женщины гадали, бросая башмак правой ноги в воздух: если башмак падал подошвой вверх — это предвещало несчастье, вниз — счастье.

В том же Мецхальском обществе перед покосом устраивали празднество в честь божества Мецхали, святилище которого находилось неподалеку от с. Мецхали. На празднике присутст-вовали мужчины и женщины, ритуал празднования был обыч¬ный: заклание животных, молитва, трапеза, увеселения и др. В конце XIX в. этот праздник уже был оставлен.

В с. Оздик Хамхинского общества перед покосом молились какому-то святому Ерды в так называемый «ветряный поне¬дельник», когда на работу был наложен запрет. Вполне может быть, что Ерды в с. Оздик считался божеством ветра; во время молитвы его просили: «Без времени иней не посылай нам, по¬сеянное возрасти, откармливаемое умножь, день начала работы сделай успешным. Великий Даьла, у тебя наше дело, Великий Даьла, о золотой Ерды! Доведи до конца нашу рабочую страду. Извлекаемое нами из листьев и травы сделай жирным. Быстрому вихрю не дай дуть». Почитание данного Ерды было распро¬странено и в Мецхальском обществе.
Праздники перед началом сенокоса и жатвы широко зафик¬сированы и у других кавказских народов.

 Лакцы, например, о начале «выхода серпа» извещали накануне. Из зерен первых трех снопов делали муку и пекли лепешки. Адыгейцы приносили в жертву иногда до 50 баранов, здесь же приносили в жертву и козлов. Карачаевцы и балкарцы, приступая к уборке, делали ритуальные пироги и раздавали соседям, те произносили молитву, чтобы новый урожай послужил на радость и счастье. Выход на жатву хлеба назывался «выход на серп».

Праздник урожая

В последним в году земледельческим праздником вайнахов был. праздник урожая. Он не имел определенного дня, а праздновался произвольно, в зависимости от времени завершения сельскохозяйственных работ, а, следовательно, и по¬годных условий года. Праздник известен под названием «марс пхьора» /жатвенный ужин/; отмечался он каждой семьей от¬дельно по окончании жатвы.

Во время ужина умершим родственникам делалась передача, т. е. символически пересылалось угощение и произносилась при этом молитва «Дай бог, чтобы у них /покойников/ урожай был хороший от того, что мы передаем, пусть будет им польза». По свидетельству первого ингушского этнографа Чаха Ахриева, ингуши считали, что умерший жнет солому на загоне своих родственников, пока те не сделают по окончании жатвы марса пхьора.

Ужин сопровождался следующей церемонией: поставив возле очага ужин, самая старшая женщина в семействе брала в руки щипцы и, дотрагиваясь ими до каждого блюда, говорила: «Да будешь пищей такому-то /называлось имя покойника/. Обойдя таким образом, все яства, она выливала около очага брагу из чашки, находящейся у нее в руках. Затем уже все члены се-мейства принимались за трапезу. К «жатвенному ужину» по¬давались лучшие блюда, брага, пиво, арака, ибо люди верили, что все это будет достоянием их умерших родственников.

Особое место в этом обряде, как мы видим, занимала старшая женщина, которая по традиции у всех горцев считалась хра¬нительницей очага. Данное обстоятельство указывает на древ¬ность праздника, который можно отнести к эпохе материнского рода. В основе «жатвенного ужина» лежал культ мертвых, от которых, по верованиям народа, во многом зависело благополучие. Подобно многим другим народам, вайнахи обычно воздер¬живались от употребления нового хлеба до праздника урожая. Из зерен первых срезанных колосьев готовили бублик /ч1ург/, который подвешивали в доме на самом почетном месте /баьрччехь/.

Пищу, изготовленную из зерна нового урожая, должны были сначала попробовать либо хозяйка, либо первенец или наиболее удачливый член семьи: считалось, что это обеспечит благополучие всей семье. Кстати, подобное поверье бытует до настоящего времени. У вайнахов бытовал также обычай по окончании уборки урожая готовить большой пирог с говяжьим или бараньим салом, который они делили по числу членов семьи и от их имени раздавали соседям.

На Кавказе осенний праздник по случаю окончания полевых работ в прошлом справлялся довольно широко. Например, черкесы после уборки хлеба в первый же день благодарили бога за сотворение хлеба и плодов земных. Праздник окончания жатвы сопровождался приношением благодарственных жертв божествам или духам предков, покровителям семьи. Адыгейцы по¬свящали осенний праздник богу Тхагаледжу — покровителю земледелия, при этом резали лишь одну козу или барана. Упот¬реблять хлеб нового урожая можно было только после приготовления обеда из нового хлеба, на который приглашались ближайшие соседи и родственники. Праздник сбора урожая отмечался многими народами нашей страны и являлся завер¬шающим земледельческим праздником.

  У вайнахов, как и у других народов, к окончанию полевых работ обычно приурочивалось время свадеб, вечеринок, а также проведение различных видов работ, требующих помощи родст-венников, соседей, друзей /постройка дома, заготовка дров на зиму, чесание шерсти, изготовление сукна, войлока и войлочных изделий/.
Обычаи и обряды, связанные с животноводческим бытом

Летне-осенний цикл календаря включал в себя и обычаи и обряды, связанные со скотоводством. Возвращение стад с летних пастбищ проходило в месяц, именуемый Жа аренга лохку бутт /месяц перегона овец на плоскость/. Этот же месяц был известен и под другими названиями: Жа лоргу бутт /месяц стрижки овец/, т1арг1а буътту бутт /месяц стирки шерсти/;
соответствует примерно 22 сентября — 22 октября. Событие это тоже имело важное значение и отмечалось как семейное тор¬жество. В каждой семье, в зависимости от состоятельности, старались сделать ц1е саг1а /кровавые жертвоприношения/. В жертву со стад приносили лучшего барана или даже двух — трех.

Оставшееся после трапезы мясо раздавали бедным и си-ротам. Бытовал и такой обычай: встречать стадо с подносом ч1епалгаш, которыми угощали пастухов и присутствующих де¬тей. Принесение жертвы и устраивание трапезы было обязательным. Несоблюдение этого обряда, по мнению народа, могло привести к падежу овец.
Обрядами вайнахи сопровождали не только перегон живот¬ных, но и стрижку, а также выпуск баранов в отару.

Для про¬ведения стрижки вайнахи устраивали белхи. Утром для стри¬галей готовили ч1епалгаш, в обед давали мясную еду, а вечером устраивали общественную трапезу с приглашением ближайших родственников и соседей, сопровождаемую плясками и пением. К трапезе обязательно готовили обрядовые печенья текъа— маш/текъаргаш, а если позволяли средства — резали и барана. Бытовал обычай сохранять первую срезанную шерсть тханка до следующей стрижки. Перед употреблением новой шерсти да¬рили соседям небольшое количество шерсти. Обряды, связанные со стрижкой овец, были известны и другим народам Кавказа: например, адыгейцы устраивали специальные скачки для стри¬галей, а карачаевцы завершали стрижку жертвоприношением.



Древние виды спорта чеченцев и ингушей

(Из работы Л. И. Краснова «Физическая культура и спорт в Чечне и Ингушетии»)
Первые состязания
   История возникновения и развития физической культуры и спорта в Чечено-Ингушетии своими корнями уходит в далекое прошлое. Уже в период расселения чеченцев и ингушей на горной территории, прилегающей с юга к Закав¬казью, с севера к обширным Северокавказским степям, прово¬дились состязания по бегу, прыжкам, борьбе и скачкам.

Так, в записках епископа Зихийской епархии Долмана (VI век нашей эры) имеется упоминание о проводившихся во II веке состязаниях пловцов, победитель которых — горец — был на¬гражден венком и «римской», то есть византийской, парчой. Кроме этого, в них говорится, что за год до отъезда Долмана на Константинопольский вселенский собор (525 год) состоялись состязания по бегу, борьбе и скачкам в честь какого-то знат¬ного иностранца. Победителям по каждому виду состязаний были преподнесены подарки.
 
Из-за, отсутствия достоверных исторических данных трудно сказать, кто были эти указываемые нами победители. Но не исключена возможность, что они являлись представителями пле¬мени гаргареев — предками чеченцев и ингушей, о которых говорят знаменитый римский географ Страбон, а позднее исто¬рики Плутарх и Плиний Младший. Вполне возможно, что это были представители народа, называемого Страбоном в своей «Географии» хамекитами или исадиками, являющиеся древними предками вайнахов — садоевцев и вайнахов — хамхоевых.

Чеченцы, ранее жившие в горах, расположенных в верховьях реки Аргуна, и ингуши, занимавшие территорию, прилегающую к юго-востоку от Военно-Грузинской дороги, осуществляли физическое воспитание главным образом в труде, охоте и в подготовке к этим процессам.

 Предания чеченцев и ингушей указывают, что молодое поколение горцев готовилось более опытным взрослым населением к охоте путем тренировки по¬падания в цель из лука первоначально по недвижущимся, а затем передвигающимся мишеням, изображенным в виде зверя, на которого готовилась охота.

Физическое воспитание у чеченцев и ингушей в раннем средневековье было связано с подготовкой отважных охотников, а также скотоводов и землепашцев. Постоянные столкновения чеченцев и ингушей с враждебными племенами требовали от них также умения отстаивать свою территорию в бою с врагами.

В связи с преобладанием в это время в экономике чеченцев и ингушей скотоводства физическое воспитание было полностью связано с трудовой деятельностью скотовода.
Местный этнограф и историк У. Лаудаев, который первым из чеченцев написал на русском языке о своей еще так мало из¬вестной многострадальной родине, указывает, что «как вообще все первобытные народы, чеченцы на плоскости занимались преимущественно скотоводством, как необходимым средством для своего существования.

 Скот их множился на привольной и девственной земле, они в изобилии получали молоко, сыр, ма¬ло». В материалах за этот период мы не встречаем никаких сведений о проведении состязаний по бегу и кулачным боям. По этому поводу кабардинский ученый — просветитель Ш. Ногмов отмечает, что «упражнения в искусствах, принесенных греками и введенных под влиянием христианской веры, утрачены и за-быты». Все игры — «ловзар» (слово, обозначающее на чеченском и ингушском языках во что-либо или на чем-либо иг¬рать) проводились главным образом на лошади.

Период жизни чеченцев и ингушей со второй половины XIV века многочисленными источниками и авторами освещается как период скотоводческой деятельности народа, в совершенстве владеющего искусством верховой езды и охоты.

Ученый-кавказовед Ф. И. Леонтович, составивший «Адаты кавказских горцев», в своей рукописи «Быт и воспитание горцев», акцентируя внимание на адыгейских племенах, вместе с тем приводит весьма интересные сведения о быте и о состоянии физического воспитания чеченцев и ингушей с древнейших времен, а именно начиная с VI века до нашей эры, кончая XIX столетием. Ф. И. Леонтович указывает, что в ранний период существования у горцев благодаря торговым отношениям их со странами Востока встречаются аналогичные греческие элементы физических у¬ражнений и состязаний5. Позднее во время национальных праздников (пасха или троица) после сытых обедов вызывали наиболее сильных юношей из горцев, которые под завывающие звуки зурны или под аккомпанемент другого национального инструмента начинали борьбу. Победителем считался тот, кто бросит своего противника на землю.

 Ни правил борьбы, ни судейской, коллегии не было, судьей являлся самый владетельный родовитый князь или старший рода, который и присуждал победу по своему усмотрению.

В празднествах устраивалось также метание—толкание камня в цель, а впоследствии толкание на дальность. Имеются сведения о проведении в этот период состязаний по метанию стрелы «кто выше», «у кого метче глаз», то есть упражнения в попадании в цель из лука во время скачек. Это свидетельствует о том, что наряду с выявлением победителя состязания служили и проверкой готовности воинов бороться.
Следует отметить, что физическое воспитание чеченцев и ингушей было аналогичным физическому воспитанию кабардинского, балкарского, грузинского и других народов Северного Кавказа.
Это свидетельствует о постоянных сношениях племён, живущих в предгорьях Кавказа.
Из средств физического воспитания среди ингушей и чеченцев были распространены борьба, метание камня, метание копья, прыжки с шестом, прыжки через бурку, то есть прыжки в высоту, лазание, плавание и особенно верховая езда — скачки.
Скачки

 Многочисленные источники указывают, что очень рано начали проводиться состязания наездников — скачки.
Важное место в системе народных игр и физических упражнений, культивируемых среди чеченцев и ингушей, занимали «скачки до обрыва».
Указанные скачки, вырабатывающие решительность, смелость и уменье в совершенстве управлять своим боевым другом-конем, проводились следующим образом: за 15 — 20 шагов не доходя до пропасти, намечалось черта (линия), до которой всадник, изъявивший желание продемонстрировать свое умение управлять лошадью, должен был скакать в полную силу. Только лишь доскакав до линии, он мог останавливать своего скакуна, стараясь, чтобы лошадь остановилась как можно ближе от черты, не доходя до пропасти.

Наиболее искусные джигиты добивались того, что лошадь останавливалась сразу же (за 6 — 8 шагов), минуя линию. С этой целью во время тренировки лошадь приучали падать — садиться на задние ноги, оставаясь только на передних ногах. Собравшиеся многочисленные зрители из многих аулов с волнением и тревогой следили за этими скачками до обрыва. Нередки были случаи падения лошади и всадника в пропасть. В скачках джигитов «до пропасти» принимали участие только взрослые опытные наездники. Дети и юноши не допускались к участию в этих состязаниях.

Широко были распространены как среди ингушей, так и среди чеченцев скачки на приз «оружия, лошади, сбруи и оджды» умершего джигита. Характерной особенностью этих скачек являлось то, что чем богаче, опытнее и прославленнее был умерший джигит, тем количество желающих принять участие в скачках было больше. В скачках на приз оружия, лошади и одежды умершего джигита принимали участие дети и юноши различных возрастов. Дети обычно участвовали в скачках, в которых разыгрывалась одежда умершего.

Они допускались к участию в скачках, где разыгрывалась лошадь и сбруя. А оружие умершего джигита (кинжал, шашка, винтовка, пистолеты) разыгрывалось среди наиболее метких стрелков, поражающих цель во время скачки на лошадях. Аналогичные заезды проводились и во время розыгрыша оружия. Шашка разыгрывалась среди наиболее опытных рубак — наездников в совершенстве владеющих этим грозным в то время видам холодного оружия.

Кинжал разыгрывался среди наиболее искусных всадников, показывающих ловкость и изящество в джигитовке. Обязательным условием во время розыгрыша приза «кинжал» являлись эле¬менты джигитовки с кинжалом в зубах участника этих состязаний. Последним видом состязаний на приз вещей умершего джигита являлись скачки, дистанция которых нередко устанавливалась в десятки километров.
В этих скачках чаще всего участвовали мальчики—подростки от 12 до, 15 лет. Головной убор являлся почетной наградой победителю указанных скачек. «Я ничего не видел увлекательней этой скачки, — указывает непосредственный наблюдатель. — Редкая скачка подобного рода обходится без несчастья, так как мальчики очень часто падают с лошади, убиваются, и за одними поминками следуют другие, кончаясь теми же головоломными скачками»6.

 Похороны джигита превращалось в «праздник», на котором демонстрировались народные виды физических упражнений: лихие скачки, джигитовка, стрельба и рубка лозы. Подобного рода состязания устраивались также и во время свадеб и народных праздников.

В середине XIX века скачки во время поминок умершего, по-прежнему сохранив традицию розыгрыша одежды и обуви горца, получили иное содержание. Во время поминок не разыгрывалось оружие горца — ни холодное, ни огнестрельное, а также не выдавался приз — головной убор. Одежда и обувь разыгрывались не те, которые имелись при жизни горца, а специально купленные для этой цели, новые. Джигитовка про¬водилась не только с целью получения приза, но и с целью раз — влечения многочисленных зрителей, прибывших на поминки из разных аулов.
 
Образованный житель Ингушетии Чах Ахриев специально посвятил статью проводимым во время поминок умершего скачкам. В этой статье он пишет, что «похороны по-прежнему составляют важное событие в горах, поэтому быстро разносился слух о смерти кого-либо».
Рассказывая о приготовлении поминок, устраиваемых родственниками умершего, Чах Ахриев пишет: «Им нужно было резать больше скотины, баранов... Нужно еще приготовить пиво и араки, нужно к тому же исправить черкеску, бешмет, башлык и вообще весь горский костюм для приза тем, которые пускают своих лошадей на скачку в честь покойника. За день до поминок должен явиться к родственникам покойного всякий, желающий пускать свою лошадь на скачку.

 Родственники отбирают у них лошадей, предназначенных для этой цели, и назначают призами для первой выскакавшей лошади черкеску, для второй бешмет, для третьей башлык и ноговицы, а для четвертой рубашку и штаны. Выбирают лошадей и отправляют их за день до поминок в какой-нибудь дальний аул, к своему родственнику или знакомому с проводником. На следующий день, рано утром, они выезжают от него в обратный путь, причем проводник их меняет свой значок.

Сначала они едут шагом, а когда остается верст 15 до аула, где делают поминки, то пускают своих лошадей во весь опор. Между тем, каждый из хозяев отправленных лошадей собирает наездников, чтобы встретить с ними свою ло¬шадь... Обязанность встречающих состоит в том, чтобы подго¬нять скачущую лошадь... От большого пространства, назначен¬ного для скачки, все скачущие лошади обыкновенно сильно утомляются... Еще до прибытия скачущих лошадей родственник покойника ставят мишень, и тот, кто попадет из ружья в цель, получает за это козла.

После стрельбы в цель и после скачек весь народ, который собрался на поминки, рассаживается группами по 5 человек каждая. Когда народ кончает есть и пить, в то время родственники покойника приглашают хозяев лошадей, бывших на скачке, чтобы каждый из них подвел отдельно свою лошадь к старику, который умеет посвятить их покойникам.

 Старик этот держит в одной руке чашку пива, а в другой три чурека и кусок баранины. Когда подводят к нему первую выскакавшую лошадь, он начинает позорить, что хозяин этой лошади «позволяет» по¬койнику, в честь которого устроена была скачка, называя его по имени, свободно ездить на этой лошади на том свете куда угод¬но, и заставляет лошадь пить пиво. Хозяину же ее он отдает кусок баранины и три чурека».

После этой церемонии ездокам выносят ветвистые палки, на которых навешены яблоки и орехи, и они джигитуют перед на¬родом в продолжение часа... Этим заканчиваются поминки, называемые постельными. Потом делаются через два года, так называемые, большие поминки, если покойник был женат, то вдова его должна носить траур, по крайней мере, три года, после чего может снять траур и выйти замуж за брата покойника или за его родственника.


Физическое воспитание женщин

Следует особо указать, что в прошлом среди горцев Северного Кавказа физическое развитие женщин мало чем отличалось от мужчин. Женщины на полном скаку стреляли из лука и метко попадали в цель, ходили на охоту, выполняли почти все тяжелые в хозяйстве работы. Иностранный путешественник Де—Ля—Мотре, посетивший горцев в начале первой половины XVIII века, пишет, что «их женщины такие же хорошие всадники, как и они, настоящие джигиты... Подобно муж¬чинам ходили на охоту и не менее ловко стреляли из лука». И далее он указывает: «Это достаточно подтверждает истинную или ложную историю амазонок. Действительно, я в дальнейшем видел множество всадниц с колчанами за плечами и с луком в руке или с хищными птицами на руке.

Всадницы мчались гало¬пом, сидя верхом, как мужчины». Упоминание иностранца о том, что женщины сидели верхом на лошади, как мужчины, от¬личало именно чеченских и ингушских наездниц от упоми¬нающихся мифических амазонок. Об этом свидетельствуют не только предания, но и исторические материалы, которые ука¬зывают, что в прошлом чеченские и ингушские женщины были прекрасными наездницами, в совершенстве владеющими конем и боевым оружием.

В период матриархата, как и у всех народов земного шара, у предков чеченцев и ингушей главную роль в производстве ма¬териальных благ и в известные периоды в управлении родом играла женщина. В сказаниях Нартского эпоса, посвященных женщине—горянке, легко прослеживаются черты матриархата. После матриархата наступил патриархат, так как при скотоводческом хозяйстве, где главными орудиями производства были лук, стрела, копье и аркан, главную роль стал играть мужчина.

 С изменением производительных сил изменялось и физическое воспитание людей. Женщина в период матриархата по своим физическим силам не отличалась от мужчины. Многие века женщины—горянки играли в обществе такую же роль, как и мужчины.
А. Пасынков, опубликовавший в 1925 году статью «Быт и игры кавказских народов», указывает, что, «судя по историче¬ским материалам, на Тереке девочки оставались в кругу амазо-нок, укреплявших всем своим полувоенным строем идею мат¬риархата, т. е. правление женщин вместо мужчин. Мальчиков амазонки отдавали отцам».
М. Ю. Лермонтов в поэме «Измаил—Бей» вывел замеча¬тельный образ Зары — девушки—воина, участвовавшей в боях в отряде Измаил—Бея.

 Этот образ исторически правдоподобен: горянки участвовали в боях рука об руку со своими братьями, отцами и мужьями. «В 1842 г, — пишет профессор Л. П. Семе¬нов, ссылаясь на статью Е. Г. Вейденбаума в иллюстрированном прибавлении к «Тифлисскому листку», — в числе пленных близ селения Большой Яндырки с партией горцев была взята девуш¬ка, одетая в мужской костюм. Оказалось, что она уже более десяти лет участвовала в военных делах. Ее в национальном воинском платье возили на показ Николаю I. Затем она была от¬правлена в крепость Грозную». Видимо, не только одна Зара участвовала в боях совместно с мужчинами. Надо полагать, что таких, как она было много.

В преданиях и в народной памяти горцев сохранились сведе¬ния о физической силе, отваге и военном искусстве чечено-ингушских женщин, являющихся верными помощницами мужчин в труде и в ратном деле. Один из самых старых людей в СССР, житель аула Мержай Берам Ачхой — Мартановского района Чечено-Ингушской АССР Арсгири Хазитов, рассказал очень интересный эпизод из боевой жизни чеченок. Во время нападения хевсуров на чеченские аулы, расположенные в вер¬ховьях реки Аргуна, не оказалось дома мужчин, так как они ушли в поход. Хевсуры, отобрав весь скот, решили забрать в плен оставшихся в ауле жителей.

Женщины—чеченки, вступив в бой с многочисленным и хо¬рошо вооруженным отрядом хевсуров, разбили его наголову, отобрали свой скот и пленили многих воинов. Арсгири Хазитов рассказал, что большинство женщин сражалось с хевсурами на лошадях. Причем они владели оружием не хуже мужчин. Ока¬зывается, что в прошлом физический труд, физическое воспи-тание и военно-прикладная подготовка женщин — горянок часто осуществлялись наравне с мужчинами. Чеченцам и ингушам, живущим в суровых природных условиях гор, лесов и постоян¬ной угрозы нападения со стороны враждебных племен, приходилось всегда быть готовыми к борьбе. В борьбе с природой и врагами женщины — горянки всегда были вместе с мужчинами.

О правовом равенстве женщин чеченок и ингушек в прошлом имеется много сведений, которые стали известны нам благодаря систематическому изданию «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа», а также благодаря сохранив¬шимся в народе преданиям. Так, в одном из «Сборников» за 1897 год помещена чеченская сказка «О храбром Назнае», на¬ходящаяся в ближайшем литературном родстве с напечатанными в XIX веке кабардинскими, грузинскими, аварскими и другими кавказскими сказками. Чеченская сказка «О храбром Назнае», широко распространенная в народе, показывает силу и решимость чеченской женщины, которая не боится мужчины, а, на¬оборот, проявляет по отношению к нерешительному мужу свою полную независимость и власть.

В предании-сказке говорится о том, что жена Назная «выгнала его вон» после того, как он отказался идти бить поя¬вившегося вблизи аула носорога, который поедал людей. После этого «на тот же аул напало войско, чтобы его завоевать. Опять послали нарты человека к Назнаю: выходи, мол, сражаться! Но посланный опять воротился с ответом, что Назнай не поехал, а его лишь прогнал: ступай, мол! Однако жена «героя» взяла длинный тростник и выгнала мужа из дома»14.
Благодаря решительным действиям жены Назнай помог од— ноаульцам убить носорога и разбить вражеское войско, напав¬шее на аул.

Сюжет предания не сложен, но он повествует нам о том, что в прошлом чеченская женщина была полноправным членом семьи и могла проявить волю по отношению к своему мужу.

На наш вопрос, почему в чеченской сказке говорится о женщине, которая прогнала своего мужа, правдиво ли это? долгожители отвечали: «В далекое время женщина в обществе имела большой вес, потому что от нее зависело благополучие семьи и богатство народа, так как она выполняла такую же ра¬боту, как и мужчина, и, кроме этого, она одевала, обувала и кормила семью». Старики говорили и о том, что в прошлом женщине разрешалось садиться на коня и участвовать в скачках.

 К сожалению, нам не удалось найти письменных данных под-тверждающих это. Правда, в 1907 году доцент Я. И. Фролов, путешествующий по Кавказу, в ингушском ауле Таргим записал рассказ стариков об участии женщин Таргима и других близ-лежащих аулов в скачках с мужчинами. Победителем в скачках старики назвали девушку Тамару Мальсагову. По утверждению стариков, скачки проводились примерно после победы русских над французами, то есть в первой четверти XIX века.

Самый старший из рода Мальсаговых даже пропел Фролову речитати¬вом песню о девушке Тамаре, победившей в скачках мужчин. Кроме того, там же Я. И. Фролов узнал, что много женщин от¬правлялось на летние пастбища верхом на лошадях, так как в это время основным занятием горцев было скотоводство.   
Лошадь - верный друг горца
 В связи с тем, что одним из главных занятий чеченцев и ингушей являлось скотоводство, а основным родом войск была конница, такие виды физической тренировки, как бег и прыжки, уступали место упражнениям, связанным с ездой на лошадях.

Любовь к своему верному другу коню у всех кавказских на¬родов, в том числе у ингушей и чеченцев, была беспредельна. Конь для джигита был дороже всего. Об этом говорят много-численные источники.

Характерным в этом отношении является высказывание генуэзца Георгия Интериано, относящееся ко второй половите XV века, который сообщает: «Часто они готовы отдать все свое имущество за хорошего коня, который им приглянется, и нет у них вещи, драгоценнее хорошего коня»15.

Великий русский поэт М. Ю. Лермонтов, глубоко изучивший быт чеченцев, во многих бессмертных творениях воспевает безграничную любовь горца к своему коню. Так, в замечатель¬ном произведении «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтов в поэтической форме приводит рассказ удалого джигита Казбича о своем любимом коне Карагезе:
Золото купит четыре жены, Конь же лихой не имеет цены, Он и от вихря в степи не отстанет, Он не изменит, он не обманет.
Среди жителей Кавказа особенно славилась кабардинская порода лошадей. Лошади этой породы являются самыми быст¬рыми и выносливыми. Однако и у чеченцев и у ингушей были свои замечательные породы скакунов.

Лошади разводились главным образом для верховой езды, а все хозяйственные работы проводились на быках. Хороший уход за лошадью и заботливая, умелая ее подготовка к различного рода походам и состязаниям превращали обыкновенного жере¬бенка в красивого, выносливого и быстрого скакуна, способного пробегать в трудных условиях по 80 — 100 верст в день.

Лошадь чеченца и ингуша славилась необыкновенной преданностью своему хозяину. Она как хорошая собака за охотником. В про¬шлом ни чеченцы, ни ингуши не подковывали лошадей и ни¬когда не употребляли шпор. Они считали, что боль, причиняемая лошади шпорами или тяжелой нагайкой, утомляет ее, делает нервной и невыносливой.

Чеченцы и ингуши старались иметь хорошее седло, которое отличалось своим изяществом, красотой, легкостью, и прочно¬стью. Оно никогда не натирало спины лошади, если даже не снималось по целым неделям.
Чечено-ингушская лошадь много месяцев содержалась на подножном корму и только при подготовке к состязаниям ее кормили зерном. Тренировали на различные дистанции под попонами, тщательно чистили скребницей, щеткой и купали по несколько раз в день. У горцев с детства прививалась любовь к коню. Поэтому обычно при подготовке лошади к состязаниям уход за нею поручался подросткам, которые под наблюдением старших кормили и тренировали ее.

Тренируя лошадь на выносливость и силу, горцы учили ее преодолевать различные препятствия. Наблюдая подготовку горских лошадей, Семен Броневский писал: «Смелые наездники приучают своих лошадей бросаться стремглав с утесов и с кру¬тых берегов рек, не разбирая высот оных.

Такой отчаянный навык, подвергавший всякий раз жизнь седока—джигита вместе с лошадью видимой опасности, нередко спасает от опасности попасться в руки неприятелю при случае близкой погони»16. Тренировка лошади и конные состязания, приучавшие молодых чеченцев и ингушей к приемам кавалерийской езды и развивавшие в них силу, ловкость и отвагу, играли весьма важную роль в физическом воспитании народа.

Нартский эпос, предания и археологические материалы ука¬зывают, что народы Кавказа с древнейших времен имели ло¬шадей, которых использовали в быту и в военном деле.
Красивое зрелище представляла езда горца на лошади среди дикой природы. Русские и иностранные путешественники всегда восхищались умением чеченца, ингуша, кабардинца, осетина держаться на коне.

Н. Харузин, ехавший в 1888 году из Влади¬кавказа в Грозный, так описывает картину встречи горца в этих местах: «Необозримая гладь тянулась перед нами... Иной раз вдали покажется всадник — это горец, спешащий за чем-нибудь в город или из города. Лошадь бежит его шибко и ровно;
лица его различить невозможно, но во всей его фигуре столько мужественности и, вместе с тем, столько грации и изящества, что невольно любуешься им»17. Удобная, свободная и гордая посадка чеченца и ингуша в седле обусловливалась длительной его тренировкой в этом деле. С 2 — 3—летнего возраста горцы приучали детей держаться на коне. В прошлом большую часть своей жизни горец посвящал коню, так как в скотоводческом хозяйстве без него нельзя было обойтись. Верховая лошадь в горах являлась ничем незаменимым средством передвижения. Вот поэтому горец чувствовал себя в седле во время езды на лошади так же уверенно, как и во время ходьбы по земле.


Оружие горца


Оружие горца было его гордостью. Оно всегда было вычищено и блестело. Даже бедняки, обремененные тяжелыми сельскохозяйственными работами, старались иметь оружие лучшего качества. Всегда хорошо пригнанное, оно не мешало всаднику не только во время тихой езды, но даже при бешеной скачке и джигитовке. О наличии оружия у бедных горцев ука¬зывал в 1848 году офицер царской службы Л. Зиссерман, по¬рывавший в тот год в аулах горной Чечни. Он писал: «Бедность жителей самая крайняя, за совершенным отсутствием не только пахотной земли, но даже удобных пастбищ: все ущельице почти ряд голых неприступных скал... все достояние жителей — ору¬жие да несколько коров и коз»

У.Лаудаев также указывает, что «оружие составляло необхо¬димую потребность чеченцев с давнего до нашего времени. Прежде они не были уверены и за один день своей жизни, по — чему не делали без него ни шагу, как на работах, так и дома и, даже засыпая, осматривали, исправно ли оно. И теперь, даже когда спокойствие их ограждено законом, любовь к оружию, как и прежде, владеет ими, почему они тратят много денег на его приобретение и украшение. В минувшие времена случалось, что за ружье или шашку платили 200 баранов, или столько же рублей, или же холопа с холопкой»19.

Имеются данные о количестве качественного оружия у че¬ченцев за первую половину XIX столетия, собранные Ю. Сафаровым. В 1856 году перешел на сторону русских грамотный житель аула Аллы Юсуф Сафаров, ранее занимавшийся строительством крепостей на территории, подвластной Шамилю. Ю. Сафаров пятилетним мальчиком отправился с отцом в Мекку, где тот и умер.

Сафаров через несколько лет поступил в Турецкий корпус, на¬ходившийся в Египте. Там он изу¬чил арифметику, инженерное ис¬кусство, устройство крепостей и траншей,   положил   основание многим городам и проводил воду к ним. Знал хорошо арабский и ту¬рецкий языки. Написал правила для войск, как конных, так и пе¬ших, научился делать подкопы для взрыва крепостей, знал 10 Кавказско—горских языков. Среди ма¬гометан он слыл за ученого.

 В 1840 году, приехав из Египта в аул Ал¬лы, начал служить в войсках Ша¬миля, где считался первым среди наибов. «Но его превосходство перед Шамилем в науках заставило последнего сделаться врагом Сафарова. Из зависти и корысти, желая унизить Сафарова перед народом и овладеть его имущест¬вом, обвинил его в измене — в доставлении князю Барятинскому секретных сведений о поло¬жении дел в горах — и отправил Сафарова в ссылку в селение Тинди, называемое Сибирью, где он находился в темнице 3 года.

Находясь в ссылке столь долгое время и не надеясь на милость Шамиля в будущем», Сафаров в 1856 году сумел бежать из заточения под покровительство русских, надеясь отомстить Шамилю, Во время пребывания у Шамиля Сафаров составил Но не только в конце XVIII и в XIX веках у чеченцев и ин¬гушей было много оружия.

Многочисленные источники ука¬зывают, что с древнейших времен горцы Северного Кавказа имели большое количество оружия, которое по своим боевым качествам превосходило оружие, имевшееся у других племен. А. Веселовский в своей работе «Несколько географических сведе¬ний о древней России из рассказов итальянцев» помещает отзыв генуэзца Георгия Интериано о несравненном качестве стрел, которыми пользовались горцы Северного Кавказа на охоте и в битвах с врагом. Георгий Интериано отмечает: «Они (горцы ) сами делают свои стрелы...

И в целом мире не найти стрел, которые летали бы так далеко и имели бы столь закаленное острие». У чеченцев и ингушей луки были больших размеров, с двумя тетивами. Человек, поль-зовавшийся луком, должен быть физически сильным и вынос¬ливым. Хорошая координация движений способствовала меткой стрельбе из лука. Она играла особенно большую роль при стрельбе из лука на лошади. Физически слабо развитый человек, не имеющий достаточной координации движений, на полном скаку не мог метко стрелять в цель.

Из поколения в поколение горцы передавали секреты и об¬разцы изготовляемого ими оружия и ставили на них свои отли¬чительные знаки — марки. Далеко за пределами Чечни и Ин¬гушетии были известны чеченские шашки — волчки, за которые даже русские офицеры платили большие деньги. По поводу изготовления этих шашек в 1856 году майор царской службы Властов писал: «В центре чеченского народонаселения сохра¬нились оружейники, которые по неизменяемому обычаю своих отцов (видимо, и прадедов.) подделывают шашки, назы¬ваемые волчками, с изображением волка»23. Неизвестно почему русские назвали лучшие образцы чеченских шашек «волчки».

 У чеченцев и ингушей эти шашки назывались «терсмаймал», то есть шашки, на которых изображена обезьяна. У. Лаудаев, от¬мечая высокое качество чеченских шашек, писал: «Лучшими шашками считаются те, которые имеют на клинке изображение зверя. Неизвестно почему чеченцы опознали в этом изображе¬нии обезьяну, по-чеченски маймал, и назвали шашку «терсмаймал». Русские это изображение признали за волка и назвали такую шашку «волчок». В Персии чеченские шашки также назывались «шашки—обезьяны». Кроме этой шашки, у чеченцев славилась старинная хорошая шашка «калдам», имеющая изо¬бражение креста. В связи с тем, что у чеченцев были свои хо¬рошие шашки, среди них не славились ни персидские «хоросанки», ни турецкие «дамасски».

В пореформенный период выработка оружия у горцев резко сократилась. В этот период, как указывает В. И, Ленин, « ... шло вытеснение туземных вековых «кустарных» промыслов, па-дающих под конкуренцией привозных московских фабрикатов. Падало старинное производство оружия под конкуренцией привозных тульских и бельгийских изделий, падала кустарная выделка железа под конкуренцией привозного русского продукта, а равно и кустарная обработка меди, золота и серебра, глины, сала и соды, кож и т. д., все эти продукты производились дешевле на русских фабриках, посылавших на Кавказ свои изделия».

Образцы горских шашек экспонируются в оружейной палате и в других музеях страны. О чеченских шашках, изготовляемых атагинскими мастерами, певцы слагали песни и сказания. В казачьих песнях также воспевалось высокое качество чеченских шашек.
 Для физического воспитания горцев шашка была необходимым предметом, посредством которого проделывались разнообразные физические упражнения. Фехтование у чеченцев и ингушей проводилось на саблях.

Вначале детей учили фехтовать на деревянных шашках, затем обучение проводилось на боевых, о чем будет сказано ниже. В руках опытного горца шашка являлась весьма грозным оружием. Не менее грозным оружием в рукопашной схватке являлся кинжал. Кинжал использовался не только для вооруженных схваток, но и как предмет для выполнения разнообразных физических упражнений. Чеченцы и ингуши широко использовали кинжал в труде, для метания в цель и в танцах. Танец с саблями был самым популярным танцем среди них.

После сближения чеченцев и ингушей с русским народом воин—всадник вооружается не только малым холодным оружием — луком со стрелою и саблей, но и палицей, топором, а затем появляется и огнестрельное кремневое оружие.
В праздник юноши устраивали имитацию боя двух всадников, причем изображавший врага одевался в костюм, характерный для мнимого противника. С появлением огнестрельного оружия юноши устраивали охоту на серн, дикого козла, оленя и других диких животных, живущих в горах Кавказа. Убивший зверя раньше других возвращался с добычей в селение, и его встречали все жители восторженными криками и стрельбой.


(На основании исследований кандидата исторических наук, прекрасного учёного Зуры Мадаевой)