Я по горло в песке. Я вязну в нём и даже не могу освободить руки.
Поначалу я вообще не чувствовал рук, ног, пальцев — только воспоминания о собственных конечностях позволили мне наполнить их кровью.
Очень смутно припоминаю, как я оказался в этом положении. Кажется, кому-то что-то не отдал. Книгу, что ли… Разве за это до сих пор сажают в песок? — думаю. Впрочем, какая теперь разница. Надо решать, как выбираться.
Вопрос, собственно, был даже в другом — куда выбираться: вокруг песок — волнами, дюнами и мелкой рябью лежит до самого горизонта и лезет уже на небо. Солнце висит ровно посередине небосвода, как круглая дыра в куполе храма всех богов.
Время не движется — так мне казалось до того самого момента, когда я услышал голос у себя за спиной.
— Стыдись, — сказал голос.
Я вскрикнул от неожиданности: «Господи Боже!» — за мной стоял странного вида человек, хотя я и не вспомню, в чём была его странность. Какой-то он был серый, неприятный и в то же время знакомый.
Человек отчего-то разозлился. Он зарычал:
— Да не ори ты, дура!
Мне стало неприятно и захотелось уйти, но двинуться я по-прежнему не мог. Так и завис в песке, голова в нескольких сантиметрах от головы странного человека.
Человек шепчет мне прямо ухо:
— Не спорь с ним… Подчинись — и иди…
Я делаю так, как он сказал, и руки мои начинают двигаться — не слишком легко, даже очень медленно, но всё-таки двигаться. Оживают ноги — и я уже постепенно удаляюсь от странного человека.
Но почти сразу замечаю, что движение ничего мне не даёт и ничего вокруг меня не меняется, — и снова застреваю.
— Времени нет, — шепчет голос за спиной.
И я двигаюсь с утроенной силой, я разгоняюсь, в какой-то момент я начинаю выныривать из песка по пояс, потом целиком — и вот я уже бегу по тёплым барханам и чувствую себя невероятно хорошо, но тут же оступаюсь и падаю в песок, погружаюсь по пояс — и снова по самую шею.
Сзади раздаётся голос одной моей старой знакомой. Голос, который я зачем-то помню.
— Вот ведь… — говорит она. — Во что превратился…
В голосе у неё презрение, но мне уже всё равно — мне хорошо в тёплом песке, безопасно. Если я хочу, я могу размяться. А к чему-то бежать, куда-то стремиться — бессмысленное занятие для молодых козлов. Ощущение это радует душу.
Медленно удаляюсь от своей старой знакомой, которой не слышал уже лет десять и ещё столько же не слышал бы. И тут замечаю, что давно настала ночь, и через толщу песка пронизывает холод.
Задрожав, я проснулся и обнаружил за окном темноту. В комнате, тем не менее, включен свет. Я по горло закутан в одеяло, но мне всё равно холодно. На стуле неподалёку от меня сидит моя мать.
— Ты всю ночь раскрывался, — говорит она. — А на улице минус.
Она встаёт и уходит, и сквозняк рвёт занавеску настежь открытого окна.
Это было очень много лет назад, и в ту ночь я сделал три вещи: записал свой сон, бросил пить и ушёл от родителей.
В те годы тоже много чего происходило, и я не вздрагивал каждый раз при виде песка на пляже или в часах. И что он всё-таки означал, тот песок, — я мог только гадать: время или просто тяжёлое одеяло. Или, может быть, семейные узы?
Только сравнительно недавно я увидел сон, где с одной известной женщиной выпивал в буфете на концерте одного бесстыжего артиста. Как только я делаю заказ, женщина из любезной становится хамоватой, как будто успела набраться:
— Да что ты вообще можешь? — бросает она мне.
— Думать головой, — отвечаю я, а женщина смеётся.
Ей приносят бокал, и я вижу в нём песок. Широкий прозрачный бокал, а в нём песок вместо мартини. Но она поднимает его, как будто настоящий бокал с вермутом, выпивает и говорит:
— Это ложь.