Высказывая своё необязательное суждение о поэзии Нины Огневой, не поддержанное афоризмами плеяды мыслителей дней минувших, и рискуя прослыть дерзкой читательницей, я всё-таки отважусь пройтись смелым словом частного мнения по самолюбию автора и – будь что будет!
Откроем книгу «Я жду…», только что выпущенную в городе Таганроге издательством Кучма Ю.Д.(2006 год).
Безжалостное отношение неадаптированных строк к неискушенному читателю вводит последнего в интеллектуальный ступор уже со второго стихотворения. Ясно, что автор творит свой диалог со своим alter ego, и если читатель хочет им, этим двойником быть, то пусть смело продолжает листать книгу. Спасительное « не хочешь- не читай» в данном случае меня не спасло – я изначально хотела, уже приняв приглашение автора к сотворчеству. Поэтому, вооружившись парой словарей, я, как чуткий читатель, начала свой творческий путь познания автора и его произведений.
Вербальные ребусы и стилистические лабиринты, систематически сбивающие то с толку, то с ритма, постоянно озадачивали.
Не просто, скажу я вам, осознать, что такое «нехитрый фатум судеб», и представить себе «выползающий из анфилад шуршащий аншлаг».
Но катарсис ума, переходящий в мозговые конвульсии, у меня начался, когда я осмысливала ассоциативную лестницу в некоторой части стихотворения
«Мне не вернуться в те края…» Только компьютерная анимация может след в след пройти по образам-бликам, стремительно сменяющим друг друга:слов-узлов-углов-ртов-глаз-рот-рой…
Дорогого стоит и невинный образ Луны в интерпретации автора.
Собственно говоря, с Луны-то у меня всё и началось: я решила мимоходом понаблюдать за метаморфозами молчаливого спутника Земли в произведениях вышеозначенного автора.
Уж очень своеобычна была эта Луна в четвёртой книге Нины Огневой, и светила она в каждом произведении наособицу, что меня и заставило вновь и вновь перечитывать все стихи.
Обнаружилось, что кроме «златопенных струй апельсинового сока», «томатного сока» и «кефира», которые льёт «саттелитов лик в слизистой туч полуде», она предстаёт ещё в виде «косм асбестового льна», которыми «тряся и льня, нетрезвая луна/ с симптомами стригущего лишая/ вползает в щель/как беспризорный пёс»/.
Разглядывая «Луны паникадило», в «лоскутьях выцветшего ситца», в которые « рядится Селены пастбище», мы доходим до «кошмарного сна больного геометра», которому грезится «корчимый от ветра квадрат Луны меж призрачных колонн».
Но венцом умодробительной стилистики всё-таки была Луна в стихотворении «Я жду осенних холодов…», где «я жду безропотно. Рядится/в лоскутья выцветшего ситца/Селены лежбище. Бордов/фальшивого светила отблеск./Как лот аукциона Сотбис –/сентябрьских прописей анклав/средь орд высокоумных глав./Разверзшись, сателлита пицца/ струит из чрева кетчуп лав –/на ветошь. Шанса вивисектор/ велит планидам верный вектор –
блюсти…»
А дальше были непривычно простые слова про горемычную бабскую, пардон, женскую долю:
«Изверившись весьма, я жду, как женщина – письма,/ страшась, что – умер где-то некто…»
Но когда из моего сознания, замутнённого клипами, клише, бытовыми выраженьицами, наконец, начал пробиваться луч осмысления огневских строк, то проявившийся густой смысл их был настолько очевидно и бесспорно прекрасен, что стал казаться простым и ясным весь эзопов язык Нины Огневой.
Суженность читательского круга ввиду явной эстетской позиции автора не может рассматриваться как печальное следствие малопродуктивного творческого процесса. Скорее highbrow автора предлагает нам рифмованную инструкцию по применению наших мыслительных способностей в медленном и обстоятельном познании окружающего нас мира, где яркий поплавок внешнего смысла не всегда указывает на глубину и не определяет вектор внутреннего течения жизненных коллизий.
Её стихи –это судовой журнал сознания, дрейфующего по океану жизни, где гармония стиха живёт, будто колония кораллов, зацепившаяся, к примеру, за швабру: «Распахнуто! – от влажных половиц/ струится лоск полуденного света./У створки кафедрального буфета/поверженная швабра пала ниц…» и – разросшуюся свободно и смело вольными ассоциациями в аттол.
Накал состояния перманентен, что, вероятно, и даёт крепость внутренней структуре стиха.
А вот музыку я не слышала долго, разве что «…Не спрашивай – не скажу…» да
«Пустеет дом, звучит вдали струна.»
Ах, вот ещё изумительно органична музыка в стихах «Виноградники в Арле…» и «Рассаживайтесь по местам…»
И лишь потом, когда мной был открыт смысл, расставлены интонации, безупречно воспроизведён заданный автором ритм – вот тогда, наконец, возникла великая магия музыки и в прочих стихах.
Есть ещё сильное искушение увидеть в творчестве Нины Огневой стихи о стихах, анатомию рукописи – так обильны в её произведениях «литеры», «нонпарели», «петиты», «курсивы», «кавычки» и прочие составляющие текста:
«ярится пен серебряная ряска, взметая звёзд полуночный курсив»;
«Рассвет-кунак лудит обои,/На бронзу литер льёт припой:/Се – персонаж Caprichos Гойи,/ раба и рупор Божье воли/ и жертва пагубы слепой» и т.д.
Но – «Я на пасеке Божьей – сортировщица строк…»– не сразу с этим соглашаешься, так как мало званных, да много ряженых(моё).
Перечитывая стихи и так решая нехитрую изыскательскую задачу по осознанию огневских лун, исподволь начинаешь проникаться метафизикой её строк.
Порядком устав от космического развития незначительных тематик или микроскопического копания в микроскопической – страшно сказать – душе ,затеваемого некоторыми поэтами, я, со счастливым волнением, обнаружила у Нины Огневой все признаки духовного творчества.
Для начала отмечу её несомненно богослужебное отношение к слову – как к Слову. Для Нины Огневой, по-видимому, иногда останавливается время, настолько подробно она успевает осмотреть, запомнить и описать движение мира вокруг. Аналитически описаны все течения её мятущейся души, суетного сознания – в попытке упорядочить собственный хаос и выстроить векторы движения в вертикаль стила:
«Мне гремит небосвода никем не замаранный лист…»
А чего стоит её динамичное: «Ах, Боже мой! Когда б в твоём дворе/цепною сукой быть…/ - здесь говорит не игривый поэт, но воин.
Только Ангелом целованные в темечко поэты могут возвещать такие перлы мудрости, открытые подвижниками веры:
«Рассаживайтесь. Всяк, и всяк –/творец своего рая./Но – формулу сотворения,/Господи, упрости!...»;
«Тик-так, болтовня, пересуды в людской./Орудия вечности – ложка да миска…»;
«должок за малым: сущностно лишь то,/что разуму и чувству неподвластно./Безмерный груз никчемного балласта/мне надобен, как цирку-шапито –/ алтарный крест, как ватное пальто – галерному гребцу, а зайцу – ласты…»;
«В тоннельном искривленье пищевода,/ взъярённого глотком пустых утех,/
Страшна и суетна, как смертный грех,/ пугающе пульсирует свобода…»
Вот еще один аспект творчества, который хотелось бы обсудить. Полемизируя с Олегом Лукьянченко(ныне – гл.ред журнала «Ковчег» , изд.Конст. Мацанов, Ростов/Дон), предварившим книгу стихов своей рецензией и ссылающимся на то, что «звукоряд» поэзии Нины Огневой
«вверен пастушьей флейте», я всё-таки эти строки не стала бы класть автору на уста…
Ну нет у Огневой пасторалей – нет! А вот что автор сам императивно противопоставил «чревоточью норы – многоточье свирели», так это факт!
И ещё.Нина Огнева отнюдь не «озонатор бензинового чада дыхания современников»(О.Лукьянченко). То тут, то там у неё паучится high tech то в виде «астральной инсталляции в программе ангельских потех»,то «справляя пикселей парад в прайс-лист», а то утверждением: «ангелы ангелами, а технологии, брат, технологиями…»
Она истинная дочь города, замкнутый и отчаянный мир которой очерчен: «Взгляд упирается в цвель стены с изумленьем морской волны…», так же он упирается в закрытые двери, книги, в «рябь текста», в «квадрат окна», в «бесплотные тома», в «нетленные тома»…
Поэтесса ищет выход» «Вхожу по лестнице.Мой путь промозгл и крут…» – начинает она своё стихотворение, но книга – путевой дневник автора – перед нами: это – свет!
Везде свет: блики, свет луны, лоск, лак. Белки глаз, блёстки, блескучие искры, сквозные лучи, оконца луж, маяки, фонари, радужные переливы. Многообразный в своих проявлениях Свет пресловутой Луны, наконец.
Итак, проверено на себе: ответвления мыслей, свободный поток ассоциаций даёт при осознанном прочтении стихотворений Нины Огневой непередаваемую калейдоскопическую радужность темы, заявленной с первых строк.
Идти за автором step by step – эстетическое наслаждение, даже если в нагрузку из-под локтя будет тебе насмешливо улыбаться парочка словарей.
Динамика состояний читателя такова: отторжение, ступор, интерес, осознание, удивление, радость, сотворчество, восхищение, благодарность, ритм… – музыка!!!
Я уяснила одно: это не поэзия в общедоступном в последнее время смысле.
Это квинтэссенция мыслительной деятельности автора, выложенная литерами и частично отвербаленная, но крепко уложенная в магистраль, возможно, ведущую от мощей автора к мощи Создателя.
Я крайне далека от диагностики – отнюдь! – и меня восхищает попытка автора на собственном примере зафиксировать движения человеческого сознания, приостановить хаотичность картин, затмевающих разум. Именно подобный опыт фундаментальных религиозных адептов и привёл к спасительной практике медитации с первоначальной остановкой мысли, приводящей к очищению сознания и – богоощущению.
В христианстве – это умная молитва.
Все знают историю сотворения молитвы старцев в Оптиной пустыни: она творилась долго, совместно и порознь, в разное время, пока не приобрела тот простой и совершенный вид: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт мне наступающий день…
Здесь – попытка спеть свою молитву Слову словом из Огневой пустыни.
Галина Ульшина, 2006 г
«Давай наговоримся всласть», часть 1, Ростов/дон, журнал «Ковчег»