ГЛАВА 1. БАЛАКЛАВА
Яркий солнечный день клонился к концу. Море лежало у ног высоких скал, почти не шелохнувшись. Только изредка на его гладкой поверхности возникали и тут же исчезали легкие морщинки, когда откуда-то из-за прибрежных скал вырывался озорник ветер, нарушая предвечерний покой. На фоне высокого берега, прибрежные скалы казались мелкими камешками, разбросанными на морской глади. Море дышало спокойно и умиротворенно. Несколько небольших шлюпок, на борту которых было по 2-3 человека, неслышно скользили по водной глади, никак не нарушая его покой. Это неспокойное племя рыбаков занималось предвечерним ловом, торопясь воспользоваться последней возможностью пополнить свои садки свежевыловленной барабулькой, прежде чем вернуться к причалам до захода солнца. Вдруг рыбаки, как по команде подняли головы и, вытянув шеи, стали всматриваться в горизонт. Их внимание привлек тяжелый, надрывный гул, который был явно связан с темной точкой, появившейся на горизонте, которая быстро увеличивалась в размерах и вскоре превратилась в легкий, как будто игрушечный, боевой кораблик.
– Смотрите, смотрите, – воскликнул один из рыбаков, – он почти не касается воды!
Он был недалек от истины. Это торпедный катер Антона, который он только вчера принял от командира звена, полным ходом приближался к берегу. За штурвалом катера, конечно же, стоял командир звена ТКА капитан – лейтенант Фоменко В.С. Не могло быть и речи, чтобы бывший подводник, а теперь уже и бывший инженер Сухопутных войск, мог самостоятельно выйти в море. Заметив рыбаков, он сбавил ход и, повернувшись к Антону, заметил:
– Мы приближаемся к местам, где знаменитые листригоны занимались промыслом рыбы. Кстати, Александр Иванович Куприн не раз выходил с ними в море.
Берег стремительно приближался. Рыбаки заволновались. Им явно не понравилось появление такого шустрого кораблика, оглашавшего морские просторы ревом мощных моторов. Владимир Сергеевич, сам заядлый рыбак и охотник, догадался о причинах волнения рыбаков.
– Обе самый малый вперед! – скомандовал он. – Лево руля! – явно для Антона подал он сам себе команду.
Рев моторов сразу затих и превратился в спокойное ворчание. ТКА уже был почти у самого берега и теперь тихо и плавно скользил параллельно береговой черте. Рыбаки, побросав свои удочки, с восхищением смотрели на это чудо конструкторской мысли. Да и было на что смотреть – маленькое дюралюминиевое суденышко имело мощные двигатели, позволявшие ему перемещаться по морской глади со скоростью курьерского поезда, красивые обводы корпуса и мощное вооружение, которому мог позавидовать не один командир и гораздо более солидного корабля.
– Мы уже почти дома. Сейчас поставим наш пароход к причалу и пойдем пить вино и закусывать знаменитой балаклавской барабулькой – проговорил Владимир Сергеевич.
– А где же наш заветный причал? – спросил Антон. – Что-то я не вижу никакой бухты или более – менее приличного места, похожего на причал.
– Не спеши! Всякой фрукте свое время – ответил тот. – Взгляни-ка вон на тот мыс, слева от нас, на котором красуется генуэзская башня. Это и есть мыс Каябаши, а вход в бухту Балаклава находится в нескольких кабельтовых от него.
Торпедный катер продолжал плавно скользить вдоль берега. Антон пытался обнаружить вход в бухту, но, сколько бы он ни напрягал свое зрение, ничего, кроме отвесных берегов, он увидеть не смог.
– Можешь не напрягаться, все равно ничего не увидишь. Вход в бухту прикрыт прибрежной скалой. Его можно увидеть только непосредственно у входа, – заметил Владимир Сергеевич.
Вход в бухту открылся внезапно, когда торпедный катер приблизился вплотную.
– Стоп правая! – скомандовал Володя. Стоявший на телеграфах мичман отрепетовал команду. Скорость катера стала еще меньше.
Не спеша, на одном двигателе, ТКА осторожно пробирался по узкому извилистому фарватеру.
– Интересно, как же здесь проходят подводные лодки, если даже такой маленький кораблик пробирается с трудом? – подумал Антон.
Он знал, что в Балаклаве базируются подводные лодки. Время от времени он получал весточки от своего однокашника Леши Сулика. Одно время они вместе служили на Северном Урале. Вместе мечтали вернуться на подводные лодки, но Леша оказался более везучим. Он пробыл на берегу всего два года и теперь уже был командиром минно-торпедной боевой части ПЛ. К удивлению Антона, когда их катер ошвартовался почти в центре города, рядом с плавучей базой подводных лодок «Эльбрус» у причала стояло всего две «малютки», то есть две малых подводных лодки 615 проекта.
– Володя, – обратился он к своему командиру звена, – это и есть дивизион подводных лодок?
– Да как тебе сказать… Короче, поживешь – увидишь.
Такой «исчерпывающий» ответ означал многое. Предыдущие четыре года, проведенные в Сухопутных войсках, научили Антона не задавать лишних вопросов.
Как только личный состав ТКА доложил о том, что оружие и технические средства приведены в исходное состояние, капитан-лейтенант Фоменко, назначив дежурного по кораблю и вахтенных у трапа, тут же построил всю оставшуюся команду, и приказал следовать за ним. Не успел экипаж сделать и двух десятков шагов, как Владимир Сергеевич скомандовал:
– Экипаж, стой!
Строй дружно протопал три шага и замер. Направляющий оказался прямо напротив трапа плавбазы подводных лодок «Эльбрус».
– На ле-во! За мной шагом марш! – продолжал командовать Володя и первым взлетел по довольно длинному и крутому трапу.
Мичманы, а вслед за ними матросы и старшины ТКА, дружно поднялись на борт «Эльбруса». Антон поднялся последним. Весь экипаж ТКА, не задерживаясь, следовал за командиром звена. Вскоре все матросы и старшины были размещены в кубрике. Мичманы остались с ними, чтобы проверить наличие и комплектацию всех необходимых для жизнедеятельности матросов и старшин вещей. Владимир Сергеевич и Антон поднялись на верхнюю палубу. Оказалось, плавучая база подводных лодок была не только родным домом экипажей подводных лодок, но и «гостиницей» для катерников. Вскоре они остановились перед дверью каюты, на которой красовалась бронзовая табличка: «Старший помощник командира». Володя постучал.
– Войдите! – раздался из-за двери густой бас.
Офицеры вошли. За столом небольшой каюты, похожей на купе вагона, вполоборота к вошедшим восседал высокий, широкоплечий капитан 3 ранга. Большие, темные, слегка раскосые глаза, в которых угадывалось что-то восточное, вопросительно уставились на вошедших.
– Здравия желаем, товарищ капитан 3 ранга, – улыбаясь, скороговоркой заговорил Фоменко. – Юрий Михайлович, Вы что, меня не узнаете?
– Вас узнаю, а Вашего спутника вижу впервые.
Юрий Михайлович неторопливо поднялся и пожал руку Владимиру Сергеевичу.
– Это мой новый помощник, а точнее новый командир торпедного катера, которым командовал Витька Леонов. А впрочем, Вы же его, наверное, не знаете, – добавил он.
– Старший лейтенант Родионов, – представился Антон.
– А я тоже новый старпом командира плавбазы Гиреев, недавно прибыл с Новой Земли, – пожав руку Антону, в свою очередь представился тот. – Вы, наверное, хотите пожить на плавбазе?
– Вы правы, я в Балаклаве впервые, семьи у меня нет, и каюта на Вашем корабле была бы очень кстати.
– Тогда занимайте каюту, где жил Ваш предшественник. Володя ее хорошо знает. Так что каюта № 20 в Вашем распоряжении. Ближе познакомимся вечером, а сейчас, извините, мне нужно идти на доклад к командиру.
Офицеры попрощались с гостеприимным хозяином и отправились осваивать новое жилье Антона. Володя показал Антону его каюту, рассказал, у кого и где получить белье и другие аксессуары для обеспечения хотя бы элементарных условий для жизни на плавбазе. Потом они вместе проверили, как разместился экипаж ТКА, и Фоменко заторопился домой, так как его жена и сын жили в Балаклаве.
Разместив свой нехитрый скарб по шкафам и полочкам имеющимся в них, Антон решил пойти познакомиться с городом. К его удивлению, город оказался всего-навсего одной длинной улицей, протянувшейся вдоль берега бухты Балаклава. Только ближе к выходу из бухты, как раз напротив того места, где был ошвартован «Эльбрус», параллельно набережной раскинулись еще две небольших улочки, на которых преимущественно жили семьи военных моряков. Не зря остряки называли
Балаклаву «Город – одна улица». Так что вся экскурсия заняла не более получаса. Зато, вернувшись к плавбазе и войдя в гастроном, расположенный чуть ли не у самого парадного трапа «Эльбруса», Антон получил настоящий шок: витрина магазина напоминала какую-то феерическую выставку. На многочисленных полках магазина экспонировались всевозможные продукты, разложенные с большим вкусом и в широком ассортименте. Особое удивление вызывали полки, уставленные бутылками с винами. Это были разноцветные бутылки с грузинскими винами и разнокалиберные сосуды с крымскими винами. Тут же можно было увидеть и густые молдавские вина и армянские коньяки.
Пораженный этим изобилием, Антон не удержался и набрал целую сумку этих диковинных напитков, хотя и знал, что уставом ВМФ запрещено проносить на корабль спиртные напитки. Придя в каюту он расставил их в своем небольшом буфетике, пытаясь изобразить хоть какое-то подобие феерической картины, которую он увидел в магазине.
Вечером в каюту нового жильца заглянул старпом плавбазы. Антон как раз собирался ужинать.
– А почему ты не ходил на ужин в нашу кают-компанию? – удивленно спросил Юрий Михайлович.
– Понимаете, я не успел стать к вам на довольствие. Свой аттестат я только что отдал вашему начпроду.
– Ты что, не моряк? Разве ты не знаешь, что на флоте заведено кормить всех гостей независимо от того, стоят они на довольствии или нет.
– Это я знаю. Но я также знаю, что самому приходить в кают-компанию только потому, что ты гость, неприлично. А старпом плавбазы меня не приглашал.
– Тут, пожалуй, ты прав. Что-то я совсем упустил это из виду. Извини, дорогой. Я сейчас вызову вестового. Он тебя накормит.
– Спасибо, Юрий Михайлович. Оставьте вестового в покое. Я уже купил все необходимое на ужин. Не пропадать же добру.
– Так у тебя же одни холодные закуски. А размочить есть чем?
– Конечно, не без этого, – с этими словами Антон распахнул шкафчик.
Юрий Михайлович подошел к нему, внимательно перечитал все этикетки.
– Да, у тебя губа не дура – набрал самые лучшие сорта вин. Только ты не увлекайся. Шкафы в каютах офицеров не проверяют, но чем черт не шутит, когда бог спит.
Добрых два часа они просидели за столом, дегустируя марочные вина и делясь своими впечатлениями от встречи с Балаклавой и ее жителями. Не забыли они уделить внимание и местному руководству. Юрий Михайлович оказался человеком острого ума и тонким психологом. Он емко и точно охарактеризовал и старшего морского начальника и начальника штаба бригады и командира плавбазы подводных лодок «Эльбрус». Особенно Антону запомнился рассказ о командире «Эльбруса», капитане 2 ранга Васнецове.
Васнецов окончил Ленинградское Высшее Военно-морское училище накануне начала Великой Отечественной войны. Война застала его на должности командира штурманской группы эскадренного миноносца «Сообразительный». За годы войны он сделал хорошую карьеру. Он вырос и в должности, и в звании. И сослуживцы, и командование флота прочили ему блестящее будущее.
Черноморский флот готовился отмечать первую годовщину победы советского народа над фашистской Германией. Капитан 3 ранга Васнецов всего месяц назад был назначен на должность командира эскадренного миноносца «Сообразительный», на котором он прослужил
всю войну. Старшим помощником командира эсминца был назначен капитан-лейтенант Чурбадзе. ЭМ «Сообразительный» только что вернулся из похода. На внутреннем рейде Севастополя корабли готовились к параду. Оперативный дежурный главной ВМБ приказал командиру ЭМ «Сообразительный» стать на якорь на внешнем рейде до особого распоряжения.
– Сигнальщик, передайте на пост НИС семафор: «Начальнику штаба флота. Прошу добро на сход до утра», – распорядился Васнецов.
Через несколько минут сигнальщик принес командиру эсминца ответ, в котором начальник штаба флота разрешал ему сход на берег. Командир эсминца вызвал старпома, сообщил ему, что он отпущен до 9:00 следующего утра, и приказал готовить катер к спуску на воду. Он вышел на спардек и вдруг увидел, что к эсминцу с моря приближается какой-то катер. В те времена каждый морской офицер в совершенстве владел и световым, и флажным семафором. Флажков под рукой не оказалось. Васнецов сорвал с головы мичманку, попросил у проходившего мимо него матроса бескозырку и просигналил на катер:
– Прошу подойти к борту. Командир.
Катер послушно изменил свой курс и подошел к трапу эсминца. Одновременно с катером на площадке трапа появился и дежурный по кораблю.
– Дежурный, передай Чурбадзе, чтобы сейчас катер не спускал. Завтра к 8:00 катер должен ждать меня на Минной стенке, где обычно. Я сейчас доберусь попутным катером.
Васнецов сошел по трапу в катер. Только теперь он заметил, что на корме катера полощется флаг КГБ
Дежурный по кораблю передал приказание командира старпому.
– А на чем он ушел в город? – поинтересовался тот.
– На катере погранвойск, а точнее на катере КГБ.
Лицо Чурбадзе вытянулось. Чуть-чуть подумав, он поднялся по трапу в радиорубку, связался с оперативным дежурным штаба флота и доложил:
– Командира корабля забрал катер КГБ.
В штабе флота начался переполох. Доложили в политуправление флота. Обсудив создавшееся положение, военный совет флота принимает решение назначить командиром эсминца капитан-лейтенанта Чурбадзе. Васнецова, уже бывшего командира эсминца исключают, заочно, из членов ВКП (б) как «врага народа». На следующее утро, ничего не подозревающий командир эсминца приходит на Минную стенку. Напрасно прождав около часа, он снова добирается до корабля попутным катером. Катер подходит к трапу, командир поднимается наверх. Вахтенный у трапа видит командира, но молчит, только давит на клавишу звонка вызова дежурного по кораблю. Прибегает дежурный. Увидев командира корабля, он теряет дар речи.
– В чем дело? – возмущается Васнецов. – Почему Вы не встречаете командира, как положено по уставу?
– Извините, Иван Николаевич, – заикаясь, отвечает дежурный по кораблю. – Но Вы уже не командир корабля. Командиром корабля назначен Чурбадзе.
Появляется Чурбадзе.
– Дежурный! – кричит он. – Кто позволил подняться на борт корабля врагу народа Васнецову? Я тебя на гауптвахте сгною.
– Шалико, ты что, белены объелся? Что ты творишь?
– Я ничего не творишь. Ты враг народа. Тебя уже на общем собрании корабля исключили из партии. Командиром корабля назначен ми. Спускайся в свой катер, пока он не ушел.
Несолоно хлебавши, Васнецов спускается в катер. Спустя два часа, пока катер обошел все корабли, стоящие на внешнем рейде, Васнецов высаживается на Минной
стенке и идет в штаб флота. Ошибка выясняется, но исправлять ее никто не собирается. Коммунистическая партия ошибаться не может. Она «всегда права». Два месяца его держат «за штатом», потом находят должностенку пониже в каком-то захолустье. Через год восстанавливают в партии, а через 10 лет подбирают и должность командира корабля 2 ранга.
Вася Коваль, вестовой командира ТКА, пришедший делать утреннюю приборку, удивленно спросил:
– Товарищ командир, Вы любите пить вино?
– Нет, Вася, я к таким деликатесам не приучен. Ни на Тамбовщине, где прошла моя юность, ни тем более на Севере, где я провел свои первые офицерские годы службы, мне такой красоты даже видеть не приходилось. Я купил их только из любопытства.
Вася понимающе улыбнулся. Вообще-то, он оказался очень интересным человеком. По возрасту, он был на полгода старше своего командира. По семейным обстоятельствам ему была предоставлена отсрочка по призыву. Все шло к тому, чтобы освободить его от службы в ВС СССР вообще. И вдруг, когда до заветного возраста 27 лет оставалось всего ничего, кому-то взбрело в голову призвать парня на службу. Так 26-летний колхозный агроном вдруг оказался среди молодых матросов, которым было по 18-19 лет. С первых же дней службы он зарекомендовал себя очень скромным, добросовестным и исполнительным воином. За короткий срок он в совершенстве изучил специальность комендора и стал одним из лучших специалистов в дивизионе торпедных катеров.
На следующее утро не успел Антон умыться, как в его каюту ворвался Владимир Сергеевич.
– Уже не спишь? – не успев переступить комингс дверей, как всегда быстро заговорил он. – Молодец. Давай быстро поднимай экипаж! Через полчаса спускают на воду
сторожевой катер и нам нужно успеть первыми, пока из Севастополя не пришел другой СКА. Я уже с администрацией завода договорился.
– Когда ты успел? – удивился тот.
– Кто весел – тот смеется, кто хочет – тот… напьется, – отшутился Володя.
Не успел Антон выйти из каюты, как по трансляции зазвучал сигнал побудки. Он спустился по трапу на причал. Вслед за ним, буквально через пять минут, по трапу загрохотали ботинки моряков-катерников, которым место для утренней физзарядки было отведено на пирсе. Команда плавбазы, если это был не день кроссовой подготовки, проводила утреннюю физзарядку на палубе своего корабля. Спустившись по трапу, матросы и старшины тут же построились. Последним по трапу спустился мичман Лавров, который в этот день отвечал за выполнение распорядка дня. Увидев командира катера, он как-то недобро усмехнулся и спросил:
– Что, товарищ командир, Вы мичманам не доверяете?
– А при чем здесь доверие? – удивился тот. – Стройте команду и докладывайте, как положено. Тогда дурные мысли в голову лезть не будут, – тихонько добавил он.
Торпедный катер типа «Комсомолец»
Поздоровавшись с командой, Антон сообщил ей о предстоящей операции, и приказал всем переодеться и через пятнадцать минут быть на борту ТКА. Матросы и старшины дружно закричали «Ура!» и мигом взлетели по трапу на борт плавбазы. А еще через 2 часа под умелым руководством капитан-лейтенанта Фоменко «Комсомолец» уже стоял на киль-блоках почти у самых входных ворот завода «Металлист».
– Все, командир, на этом моя миссия закончена. Сейчас я познакомлю тебя с представителем технического управления КЧФ, который курирует реконструкцию кораблей, отправляемых в Африку, и с начальниками цехов завода, а дальше рули сам.
С этими словами, сделав левой рукой приглашающий жест, Володя быстрым шагом направился в сторону конторы завода. Антон поспешил за ним, еле успев на ходу дать указания своему помощнику. Рабочие и инженеры завода, встречавшиеся на их пути, радостно приветствовали Владимира Сергеевича, вопросительно поглядывая на Антона. Володя для каждого находил и улыбку, и доброе слово и, почти не задерживаясь, умудрялся представить им нового офицера. По всему было ясно, что Володя на заводе свой человек. Когда офицеры дошли до конторы завода, входная дверь распахнулась, и навстречу им вышел плотный, довольно высокий и явно чем-то озабоченный мужчина. Увидев его, Володя резко остановился, мужчина – тоже.
– Лев Михайлович, знакомьтесь с моим новым помощником, а точнее с командиром ТКА, который только что поставлен на слипе завода.
– Старший лейтенант Родионов Антон Петрович! – представился тот.
– Очень приятно, – улыбнулся Лев Михайлович и тут же добавил: – Я буду готовить Ваш катер к передаче за границу. Моя фамилия Сучилин. Нам нужно срочно составить ведомость дефектовки корпуса, движителей и оборудования.
Пока Антон, пройдя с Сучилиным в его кабинет в конторе завода, обсуждал план подготовки катера, Владимир Сергеевич куда-то исчез, и встретились они только к вечеру. Сначала Антон немного расстроился, а потом даже решил, что так, видимо, будет лучше. Он уже по своему богатому опыту знал, что лучше всего врастать в любое дело самому, без поводыря. По крайней мере, к концу рабочего дня ему уже было предельно ясно, какие корпусные работы необходимо провести на его катере, какие механизмы, приборы и устройства подлежат демонтажу и замене в ближайшее время. Он узнал расположение цехов и административных помещений, которые могут понадобиться ему во время выполнения этих работ, а также какие документы необходимо оформить для этого. Лев Михайлович оказался немногословным, но очень толковым руководителем. Буквально за несколько минут общения с командиром ТКА он понял, что Антон в этих вещах не очень компетентен, без всякой просьбы и очень деликатно разъяснил ему суть дела, снабдил всеми необходимыми документами и, не считаясь со временем, ответил на все его вопросы.
Антон почти весь день промотался по территории завода и лишь время от времени забегал в кабинет Сучлина, чтобы поработать с бумагами. Хозяин кабинета появился в нем только к концу рабочего дня в сопровождении Фоменко. Владимир Сергеевич как всегда был деятелен и разговорчив:
– Производственное совещание, посвященное первому дню пребывания ТКА на слипе, объявляю открытым. Петрович, ты готов к докладу?
– А, может, дадим командиру немного времени на врастание в обстановку? – тактично прервал его Лев Михайлович.
– Нет, почему же? – запротестовал Антон. – Я готов подробно доложить, что сделано за сегодняшний день, и ответить на все Ваши вопросы.
– Ладно, ладно, я пошутил. Иди, отправляй команду на плавбазу и возвращайся в кабинет. Тогда все и обсудим, да не забудь забежать в буфет – хорошая закусь совещанию не помеха.
Антон отправил команду на плавбазу, забежал в магазин, прихватил бутылку коньяка, набрал всякой снеди и прибыл на «совещание». Лев Михайлович и Володя сидели в кабинете и бурно обсуждали, какая снасть лучше всего подходит для ловли ставриды. Увидев Антона, Володя завопил:
– Петрович, помогай, Михайлович совсем меня затюкал тут со своей ставридой. Как ты считаешь, какая снасть самая лучшая?
– Серебрянная, – не задумываясь, ответил тот.
– Как серебрянная? – опешил Владимир Сергеевич. – Ведь я о ставриде.
– А я о рыбе вообще, – отпарировал тот, – а еще лучше под коньячок, – закончил он, извлекая из пакета бутылку «армянского».
– А это что такое? – удивился Лев Михайлович.
– А это – представительская. Должны же мы поужинать.
– Закусить, конечно, не мешает, но зачем же так тратиться? У нас к ужину есть «шило».
– Откуда ему знать про «шило»? – вмешался Владимир Сергеевич. – В Сухопутных войсках такого термина нет, а Петрович только оттуда. Более четырех лет по-пластунски ползал.
– Может, кто-то и ползал, только не я. Я все это время занимал командно-инженерные должности и вашего «шила» у меня было «выше крыши», я мог в нем каждый день ванны принимать
«Шилом» на флоте называют спирт-ректификат, который в то время в изобилии поставлялся и в войска, и на корабли и служил не только средством для обслуживания оружия и технических средств, но и одновременно являлся своего рода валютой, при общении с местными властями и особенно с рабочим классом. Кроме того, «шило» зачастую было единственным горячительным напитком для молодых офицеров и мичманов, чья служба проходила в таких трущобах, где нормальная водка или коньяк появлялись один-два раза в году, а о винах они могли читать только в книгах. К моменту, когда Антон прибыл на завод, с этим пресловутым «шилом» на заводе и на флоте в целом началась «напряженка». Если до сих пор на корабли и в части для обеспечения работы техники поступал чистый медицинский спирт, то теперь такой спирт поставлялся только медикам, а остальным потребителям стали поставлять технический, гидролизный спирт. На заводе, как среди рабочих, так и среди офицеров и мичманов, было немало поклонников «шила». Все они знали, что заведующая заводским шхиперским складом Надя Бодрова, женщина добрая и понимающая душу поклонников Бахуса, всегда пойдет навстречу бедолаге, который вчера перебрал. По утрам, особенно в понедельник, 3-4 человека обязательно шли на поклон к щедрой хранительнице зелья и почти никогда не уходили без «медицинской помощи».
– Ладно, ребята, не будем уточнять, кто и где служил, служба есть служба. Давай, Петрович, разливай, если ты уж решился потратиться на такой царский напиток. С этими словами он, откуда-то из-за сейфа, извлек три небольших стаканчика и ужин начался.
– Первый тост я предлагаю за гордость Черноморского флота, за легендарную личность – за Льва Михайловича, за его здоровье, – торжественно провозгласил Володя. Лев Михайлович протестующе замахал руками:
– Бог с тобой, Володя, к чему весь этот балаган? Давайте лучше выпьем за знакомство и за вашу удачу.
– Одно другому не мешает, – не унимался Володя, – пусть Петрович знает, что судьба свела его с одним из организаторов обороны Одессы и участником обороны и освобождения г. Севастополя.
Чувствовалось, что Владимир Сергеевич говорит от всей души, и никто больше спорить не стал. Ужин несколько затянулся... И Лев Михайлович, и Володя оказались заядлыми рыбаками. Сколько Антон ни пытался перевести разговор на заинтересовавшую его тему обороны Одессы, это ему так и не удалось. Только один раз они отклонились от генеральной темы, когда Владимир Сергеевич решил углубить познания Антона по «шилу» и поведал следующую историю:
– Недавно любителей выпить «на шару» постигло большое несчастье. При очередном пополнении запасов спирта вместо ректификата привезли «гидролиз», причем каждую бочку украшала эмблема СС – череп и кости. Все были в шоке. В понедельник, когда страждущие пришли как обычно к своей спасительнице. Она продемонстрировала им бочки со спиртом и спросила:
– Ну что, желающие продегустировать новую продукцию есть?
Конечно же, желающих не оказалось. Мужики вышли со склада, не солоно хлебавши. Посовещавшись, они решили проверить годность продукции на животных. Вытряхнув из карманов бутерброды, они сложили их в миску и попросили Надю залить их разведенным спиртом. Потом позвали двух бобиков одинаковой масти и выставили им угощение. Собаки съели бутерброды, вылакали почти весь спирт и весело умчались по своим собачьим делам. Мужики разошлись по цехам. Через пару часов сошлись снова. Экспериментальные бобики весело резвились неподалеку.
– Надя, – весело загомонили экспериментаторы. Опыт удался. Продукция доброкачественная.
Надя, поколебавшись, выдала им поллитра спирта, и счастливцы удалились поправлять больные головы. На другое утро весь завод был свидетелем того, как недалеко от проходной завода собралась приличная толпа, окружившая мертвую собаку. Это был как раз один из тех бобиков, которого вчера угощали «гидролизом». Перепуганные насмерть экспериментаторы бросились сломя голову в заводскую поликлинику. Там их добросовестно промыли и сверху, и снизу. Надя получила хорошую нахлобучку. Когда шум немного утих, страдальцы за идею обнаружили второго бобика живым и здоровым. Его напарник просто по пьяни попал под машину.
Лев Михайлович и Антон посмеялись над этой байкой, и они разошлись.
Больше случая пообщаться в такой непринужденной обстановке не представилось. Модернизация катеров вскоре приостановилась, и Антон получил приказание прибыть вместе с командой в бухту Мраморная в распоряжение командира бригады торпедных катеров. К этому моменту все старое имущество, оружие и боеприпасы были сданы в соответствующие организации. Торпедный катер был законсервирован и сдан под охрану заводу. По прибытии в бухту Мраморную, Антон разместил экипаж в казарме, получил место в двухместном номере офицерского общежития и отправился туда «благоустраиваться». Не успел он поставить свои вещи на место, как в дверь постучали.
– Видно кто-то ошибся дверью, – подумал он. Но дверь распахнулась и в комнату вошел матрос с сине-бело-синей повязкой на рукаве.
– Товарищ старший лейтенант, рассыльный дежурного по бригаде матрос Коновалов. Вас вызывает комбриг, – четко доложил он.
Антон отпустил матроса, привел себя в порядок и отправился на доклад к командиру бригады. Командир бригады, капитан 1 ранга Шкутов Е.Г., оказался небольшого роста, худеньким человеком, с приветливым, слегка изможденным лицом и приятными интеллигентными манерами. Выслушав доклад Антона о прибытии, он предложил ему присесть в легкое кресло, стоявшее возле его стола.
– Я внимательно изучил Ваше личное дело. Мне очень приятно, что в нашу бригаду прибыл грамотный толковый офицер, прошедший суровую школу службы на Севере. Я знаю, что с Вами не очень хорошо обошлись в отделе кадров КЧФ, но, думаю, Вам не стоит на этом зацикливаться. Служба на торпедных катерах не менее трудна и почетна, чем служба на подводных лодках, да и перспективы у Вас здесь будут. К нам уже начали поступать принципиально новые и торпедные, и ракетные катера.
– Извините, товарищ комбриг, – не очень вежливо прервал его Антон, – перспективы мне хватало и в Сухопутных войсках, но мне хотелось бы реализовать себя как специалиста-подводника.
– Я Вас прекрасно понимаю, но, к сожалению, помочь ничем не могу. Найдете дорогу на подводные лодки – препятствовать не буду, но Вам же будет проще врасти в новую должность, сдать на допуск к самостоятельному управлению кораблем и не терять больше времени. Оно так быстротечно.
– Спасибо, товарищ комбриг, за добрый совет – я подумаю.
– Вот и хорошо, – подытожил Евгений Германович. – Пока решится судьба Вашего катера будете в распоряжении командира дивизиона средних ТКА капитана 2 ранга Гуревича. Зайдите к помначштаба, он вручит Вам соответствующие документы...
Капитан второго ранга Гуревич В.Г. очень подробно расспросил Антона о его предыдущей службе, поинтересовался его семейным положением и, узнав, что он холостяк, порекомендовал пока не устраиваться в гостинице:
– Она Вам в ближайшее время не потребуется. Вы сегодня же получите зачетный лист, и будете временно исполнять обязанности помощника командира катера, которым командует капитан 3 ранга Белоусов Николай Николаевич. А он завтра уходит на боевое дежурство на месяц в Донузлав.
На другой день после беседы с командиром бригады, встречи с командиром дивизиона и своим новым временным начальником, Антон перетащил свои вещи из гостиницы на средний торпедный катер. В отличие от «Комсомольца», этот катер был в два раза больше по габаритам, водоизмещению и осадке. Корпус его был исполнен из дерева прочной породы. Вместо двух главных двигателей, он имел четыре. Кроме того, на этом катере уже имелся кубрик для матросов и старшин и две крошечных каютки для командира и его помощника.
Командир ТКА, капитан 3 ранга Белоусов Н.Н., являл собой образец морского офицера. Немногословный, подтянутый, корректный и доброжелательный, он никогда не повышал голос ни при разговоре с начальниками, ни с подчиненными. Форма на нем в любой ситуации выглядела изящно и безукоризненно. Он прекрасно знал устройство катера, его оружия и технических средств и умел доходчиво и четко рассказать их устройство и боевое применение, но прибегал к этому крайне редко. Чаще всего, когда Антон обращался к нему по какому-либо вопросу, он внимательно
выслушивал и советовал взять в секретной части тот или иной документ и почитать такой-то раздел.
Боевое дежурство ТКА начинается с пополнения продовольственных запасов, получения со складов и хранилищ полного комплекта боезапаса, загрузки в торпедные аппараты боевых торпед и полной укомплектовки катера личным составом. Комиссия штаба бригады проверяет уровень боевой организации корабля и знание личным составом катера своих должностных инструкций. Конечно, больше всего, как всегда, достается офицерскому составу. С него спрашивают буквально за все: за подготовку ТКА, за подготовку команды катера, за состояние оружия и технических средств, за его собственную подготовку по всем видам деятельности корабля и так далее. При этом, с легкой руки политработников, офицер обязан лично участвовать во всех мероприятиях, проводимых на корабле, от подъема до отбоя. Резко упрощается роль и значение мичманов и старшинского состава, которые, до недавнего времени играли решающую роль в воспитании и обучении рядового и старшинского состава. Растет количество и объем отчетной документации. Всего два месяца назад, принимая должность командира ТКА, Антон наткнулся на приказ Главкома ВМФ, в котором черным по белому было сказано, что на кораблях 4 ранга ведется всего три документа: навигационно-вахтенный журнал, журнал входящих и исходящих семафоров и журнал входящих и исходящих радиограмм. Сейчас же, готовясь к выходу на боевое дежурство, он обнаружил в ходовой рубке катера целую кипу новых документов.
– Николай Николаевич, а почему у Вас так много журналов? – обратился он к командиру ТКА. – Ведь приказом Главкома их предусмотрено только три!
– Вы отстаете от жизни. Пока Вы готовились рвануть за границу, Ваши начальники уже наплодили новые
требования, чтобы служба медом не казалась, – усмехнулся тот. – Ты еще не видел, какие сюрпризы нам «политрабочие» приготовили. Теперь вместо боевой подготовки будем писаниной заниматься.
В тот же день Антон впервые в жизни заступил в дежурство по соединению боевых кораблей. Как уже отмечал в своем произведении «50 лет в строю» генерал-лейтенант Игнатьев А.А., различных нарядов в нашей армии и на флоте тьма-тьмущая. Но, пожалуй, самыми ответственными и тяжелыми являются дежурство по части (по дивизиону, по бригаде) и караул. Не зря армейские шутники говорят: «Бог придумал любовь и дружбу, а сатана – караульную службу». Служебные инструкции к этим нарядам изобилуют таким количеством обязанностей и требуют таких глубоких знаний уставов и наставлений, что голова идет кругом. Дежурный по дивизиону обязан качественно провести развод суточного наряда и вахты. Не мене двух раз в сутки, с риском для жизни, проверить четкость несения службы караулом, нарядом и вахтой. Записать результаты проверок в добрый десяток журналов и ведомостей. При этом дежурный должен умудриться не пропускать моменты прибытия в часть и убытия из нее всевозможных начальников, начиная от начальника штаба дивизиона и выше, сопровождая их громкими командами и четкими докладами. Вот как описывает некоторые моменты из жизни дежурного неизвестный флотский поэт:
Не для смеха, не для шутки
Назначается на сутки
Не какой-нибудь там сэр,
А дежурный офицер.
Он подстрижен и наглажен,
Сбоку пистолет прилажен,
В рубке боевой сидит,
На входную дверь глядит.
Как появится начальник,
Заорет во весь оральник,
Что в отсутствие его
Не случилось ничего.
От этого одиозного момента в службе дежурного по части зависит не только оценка его деятельности за эти сутки, но иногда и вся служебная карьера. После такого наряда самый крепкий офицер приходит домой настолько разбитый, как будто его три дня в ступе толкли. Антону, на сей раз, повезло. Во время его первого дежурства действительно «ничего не случилось». Отчитавшись о результатах несения службы перед комдивом, он добрался до своей каюты и проспал до утра.
Первое боевое дежурство на торпедном катере началось в глухой бухточке, расположенной в 15 милях от входа в озеро Донузлав. По замыслу руководства ММФ, это озеро должно было в скором времени стать важным морским портом. С этой целью был разрушен перешеек, отделяющий озеро от Черного моря, и прорыт канал, позволяющий заходить в озеро крупным морским и океанским судам. Как только озеро стало доступно для плавания, им тут же заинтересовалось командование ВМФ. Каждое из этих двух мощных ведомств надеялось заполучить себе этот удобный во всех отношениях стратегический объект. Началась неприкрытая конкуренция. Но как всегда заведено у славян, «паны дерутся, а у холопов чубы трещат». Эта расхожая истина как нельзя лучше объясняет появление грозного быстроходного ТКА в пресных водах озера Донузлав.
Место дислокации вооруженного до зубов катера находилось не только вдали от входа в озеро, но и вдали от какой-либо цивилизации. Даже элементарной секции причала, куда мог бы приткнуться катер, не было. Правда, в самом дальнем уголке бухты виднелся хлипкий рыбацкий
деревянный причал. Прежде чем ошвартоваться, Николай Николаевич приблизился к нему метров на 50, лег в дрейф и приказал одному из матросов надеть спасательный жилет и тщательно исследовать глубину в районе этого утлого причала. Погода стояла теплая, температура воды за бортом была около 20 градусов. Матрос взял отпорный крюк, длина штока которого была более 4 метров. Он несколько раз проплыл вокруг головной части причала, затем вылез на него, проверил прочность, тщательно промерил глубину озера, начиная от корня причала, и доложил:
– Товарищ командир, причал прочный, глубина моря около 3 метров, видимых подводных препятствий не обнаружено.
– Добро, – ответил ему командир, – готовься принять концы!
Тихонько подрабатывая одним винтом, он подвел катер к причалу, ошвартовался и тут же сошел на берег. Он несколько раз прошелся по причалу, придирчиво осматривая каждую доску и качая головой.
– Старпом, – обратился он к Антону, – что-то мне это сооружение не очень-то нравится. Сорвется ветер – вряд ли оно устоит.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – ответил тот. – Боевая готовность номер два. Оружие и технические средства в исходное состояние! – скомандовал он.
Получив доклад о приведении оружия и технических средств в исходное состояние, Антон взял двух матросов, и пошел осматривать окрестности. Вдоль берега озера валялась всякая всячина – следы деятельности рыбаков и, видимо, не одного поколения. Не прошли они и ста метров, как он увидел кусок стальной трубы длиной около двух метров.
– Это как раз то, что нам надо, – сказал он, обращаясь к матросам, – берите ее и несите к корню причала.
Труба оказалась довольно тяжелой. Матросам пришлось попыхтеть, прежде чем они доставили ее в указанное место. Посоветовавшись с Белоусовым Н.Н., трубу с помощью кувалды и пенька вогнали в землю в нескольких метрах от причала. Получился вполне приличный пал, на который они тут же завели дополнительный конец с катера на случай усиления ветра.
– Молодец, старпом, быстро решил этот важный вопрос. Донузлав – озеро с характером, в переводе с татарского «донузлав» означает «чаша ветров». Так что теперь можно стоять спокойно, – сказал Николай Николаевич.
Чуть позже Антону не раз приходилось убеждаться в справедливости этих слов, но на сей раз, эта предосторожность не потребовалась. На следующее утро командир получил шифровку, из которой следовало, что ТКА переходит во временное подчинение командира противолодочного крейсера «Москва», который проходил ходовые испытания.
В соответствии с руководящими документами автономность малых и средних ТКА колеблется от одних до трех суток. Иногда создается впечатление, что об этом знают только командиры катеров и их прямые начальники, что остальным на это наплевать. Такой вывод Антон сделал после своего первого боевого дежурства. В течение двадцати суток, лишь изредка заходя в базу, Белоусов обеспечивал ПКР «Москва». Целыми сутками, в любую погоду, Николай Николаевич на своем деревянном суденышке гонялся за торпедами, выпущенными с борта ПКР, отражал атаки наводных кораблей и самолетов «противника», ставил дымовые завесы, прикрывая ПКР от средств визуального наблюдения «противника», ставил миннные банки, выходил в торпедные и артиллерийские атаки против надводных кораблей «противника», которым чаще всего и был сам противолодочный крейсер «Москва».
Иногда к ним присоединялись другие ТКА, если по плану боевой подготовки необходимо было отрабатывать совместные действия. Тогда в управление отрядом катеров вступал, как правило, командир дивизиона торпедных катеров.
Отработка совместных действий торпедных катеров требовала дополнительных усилий всего экипажа. Больше всех доставалось командиру ТКА. Он мог сутками не отходить от штурвала. Лишь иногда, когда погода и обстановка были спокойными, Ник Ник, как за глаза называл своего командира экипаж, позволял своему помощнику полчасика постоять на руле. Оценивая мытарства, которые выпадают на долю катерников во время совместных учений, которых зачастую можно было бы и избежать, кто-то из командиров катеров из Кулеви написал:
Играла Софа на рояле,
Грузины пели «Сулико»,
А мы «противника» искали,
А он был где-то далеко.
Быть может, он уже на Минной,
А офицеры в кабаке.
Пред ними ряд бутылок длинный,
И нос в французском табаке.
Там все смешалось в дымном зале:
И рев самцов и самок вой.
Играет Софа на рояле,
А мы зачем-то рвемся в бой.
Надо сказать, на сей раз, погода баловала катерников. Только три раза за этот период волнение моря перешагивало за три балла. Для ПКР такая волна все равно, что для катерников полный штиль. Зато для последних - три балла сущее наказание. Руководители учений обычно очень хорошо помнят положительные качества ТКА – их большую скорость, мощное вооружение и маневренность. А над тем, что катерникам приходится то и дело принимать холодный душ, при любой погоде, никто не задумывается. Как только волнение моря достигает 2-3 баллов, морская вода начинает перехлестывать через козырек ходовой рубки, окатывая с головы до ног всех, кто находится на верхней палубе. Тем более никто не думает о том, что на большой скорости во время шторма катерник порой ощущает нагрузку на ноги и соответственно на позвоночник гораздо большую, чем космонавт во время разгона ракеты.
– Николай Николаевич, у Вас такие сложные условия службы, – однажды спросил Антон своего командира. – Они как-то отражаются на служебном росте и условиях жизни офицеров и мичманов?
– Отражаются, – криво усмехнувшись, ответил тот, – разве ты не видишь, что большинство катерников перехаживают по два и больше сроков в старших лейтенантах, а вместо орденов почти все имеют гаймориты и фронтиты? Я Вам больше скажу, в верхах имеется немало умников, которые считают, что у катерников не служба, а курорт. Недавно у нас в бригаде даже правительственная комиссия работала.
– Что за комиссия? Решили исследовать условия службы катерников?
– Почти. Какому-то жлобу показалось, что катерники даром получают «шишки», вот и побеспокоили высоких начальников.
Антон знал, что «шишка» – это особая привилегия катерников, а вернее, дань их чудовищным бытовым условиям. Она представляет собой сухой паек, который состоит из большой плитки шоколада, банки сгущенки, банки колбасного фарша, маленькой баночки плавленого
сыра и одной пачки галет. Вот эта-то «неслыханная роскошь» и взволновала правительственные круги, которые не стеснялись отправлять за границу сотни тысяч тонн того же шоколада, и сгущенки, и сливочного масла, и сыра неизвестно кому и зачем.
– Ну и чем же закончилось это мероприятие? – не унимался Антон.
– Нам повезло. Когда комиссия, вооруженная до зубов всякими датчиками и измерительными приборами, вмонтированными в специальную обувь, собралась выйти в море, начался небольшой штормик, около двух баллов. Только два часа Володя Фоменко покатал членов комиссии с ветерком на своем «Комсомольце», как они запросились спуститься внутрь катера. А когда они узнали, что никакого «внутрь» не существует, и даже туалета на катере нет, потребовали повернуть назад в бригаду ТКА.
Потом комиссия еще пару раз выходила на деревянном катере, и, хотя условия обитания на них гораздо лучше, вывод был один: «шишка» должна оставаться незыблемой «привилегией» катерников. Больше того, в акте комиссии было отмечено, что катерники при нахождении в море испытывают нагрузки на организм в 1,5 раза больше предельно допустимых. Три недели почти непрерывного пребывания в море в условиях приближенных к боевым позволили новому «катернику» довольно близко познакомиться с устройством катера и способами боевого использования его оружия и технических средств.