Cолёное море 2012

Зинаида Синявская
Это было недавно, это было давно. Да и какая разница – когда. Главное, что было.               
       Упаковала, наконец, чемодан. Утром на Мёртвое море.  На четыре ночи всего.  Два года не были. Хочу. Теплынь. Апрель.Самое время. Скоро установится жара. Сейчас только дошло, как устала. Взяла с собой  "Голубку Кордовы" и "Синдром Петрушки".
      Хорошие люди желали мне хорошего отдыха,  и сбылось. Всем спасибо.
       Отдыхали мы четыре полные ночи и три дня, плюс день приезда – отъезда. Обычно, на пятый день мне уже хочется домой. Такого отдыха мне хватает месяца на два-три, потом снова тело и душа просят немножко радости. Как вернулись, затянула обычная воронка обязанностей, да с такой силой, что не могла выкроить ни минуты времени, ни грамма силы, чтоб отписать, что хотелось. А хотелось поиграть словами и выразить то удовольствие, которое  всегда получаю от этой поездки.
       Многие не любят эту масляную горькую жидкость Мёртвого моря, похожую на глицерин, которую и водой-то не назовёшь. А я, когда попадаю в этот рассол, наслаждаюсь. Наверное, мое тело, постоянно требующее брома, брома, брома, получает то, чего ему не хватает до болезненности: и магний,  и радон, и кальций с йодом. Моё тело  умеет быть благодарным, расслабляется спина, ноги снова становятся лёгкими, я могу выслушивать чужие назойливые глупости с  улыбкой,  лениво думая: вчера бы я на этом месте взорвалась. Люблю хорошие гостиницы с отличными СПА, особенно уважаю душ под напором и джакузи. А в этот раз я, как никогда, радовалась и вкусной еде, которую не н а д о   г о т о в и т ь.
      Прочла я только «Петрушку», а «Голубку» до сих пор не начала, хочу продлить очарование. Ай да Дина наша Рубина! Ай да молодец! И какая радость, что проведя своих персонажей через лабиринты испытаний, бед, страданий, опасностей, она даёт нам вкусить радость благополучного разрешения событий.
       Любую поездку начинаю предвкушать с дороги. Уже точно не сосчитать, сколько раз ехали этой дорогой - не надоедает. Через Назарет спускаемся к Афуле, солнце на глазах плавит молочно-розовую фату на  голове красавицы Тавор, гора круглится боками, показывая сначала западную, поросшую лесом сторону, потом  южную с проплешинами, и, совсем уже оглядываясь, вижу позади её профиль, лекалом  обведенную в воздухе верхушку эллипса. Пуп на животе Земли.
       Манила меня эта гора с первых дней, как перебрались в Нацрат Иллит. А побывать привелось в тревожные дни, когда я обречённо ждала увольнения с завода. Поднимались мы на гору с туристической группой, был полдень, ворота храма закрыты. Площадь на вершине вытоптана, засыпана щебёнкой,  зной, всё залито  светом, раскалывалась голова. Я подошла к восточному склону, в насыщенном солнцем пространстве покоилась долина, расчерченная на  разной формы многоугольники зерновых и овощных полей. Закрыла глаза, пыталась настроиться на волну, связаться с Небом, просила для себя милости. Ведь не простое место.  Где-то здесь молодой Иисус преобразился, « ...и когда молился, вид лица Его изменился, и одежда  Его сделалась белою, блистающею...», что совсем не удивительно, в этой игре света, солнечных вспышек, скользящих друг о друга воздушных потоков проснувшимся ученикам не трудно экзальтированным воображением увидеть рядом с Наставником пророка Илью и Моисея.
      И моя просьба дошла, никто меня не тронул, прошло много лет, уже самого завода давно нет, но я и сейчас, каждый раз кружа вокруг Тавора,  невнятно благодарю его.
      Справа остаются горы Гильбоа, куда  в феврале надо ехать любоваться ирисами, чего я ещё никак вовремя не успела, где  первый израильский царь Саул погиб, проиграв сражение, и место это по злому слову не зарастает лесом. Эти ошмётки ранее слышанного от экскурсоводов обязательно всплывают вместе с досадой невыполненных намерений узнать историю поточнее и пошире, и запомнить покрепче.
       Местами земля покрыта созревшими зерновыми, как густой жёсткой бородой, а рядом коротко остриженные участки усеяны аккуратными скирдами. Тонконогие чёрно-белые коровы на рыжей стерне жуют, жуют – работают. Тёмная зелень горошка оттеняет  уходящие вдаль светло-зелёные ряды огурцов с жёлтыми звёздочками, баклажаны мерцают сиреневыми тупо закруглёнными граммофончиками. Из кукурузных столбиков во все стороны торчат початки, из них выглядывают пучки закудрявленных нитей. Каждая кукурузная особь увенчана развесистой короной цвета и поэтому поле, с торца зелёное, сверху застелено ажурным покрывалом нежно-салатного отлива. Промчалась  метрового роста усохшая помидорная ботва с мириадами красных крапинок.
      За Бейт Шеаном  дорога свернёт направо и пойдёт вдоль иорданской границы. Зелёное сменится жёлтым, золотым, коричневым. Русла отшумевших потоков, усыпанные мелкими камешками, умчатся налево, стремясь к невидимому Иордану,  холмы вокруг переплетены между собой, как  толстые пряди в косе, выпуклости  кажутся обмякшими ногами, боками, головами  распластанных огромных слонов, покрытых сияющим золотистым шёлком. И только у самой дороги с высоты автобуса различимы в этой драгоценной шкурке отдельные колоски, тонкие соломинки, веточки. В пальмовых плантациях в фонтанах сизых опадающих плетей бледно желтеют пучки фиников. Солёные подземные воды делают финики особенно сладкими.               
       Ещё через час появится слева голубая лужица моря, а справа, причудливыми  зазубринами  вычерчиваясь в голубом небе, нависнут, застыв, как бесконечные горбы верблюдов, рыхлые расхристанные рыже-бурые хребты с тёмными дырами пещер, обвалами и осыпями.
       Бедное-бедное Солёное Море. Пятнадцать лет назад в нашу первую встречу оно ещё было живым, но, как видно, человеческого пристрастия ему не вынести. На нашей и на иорданской стороне круглосуточно дымят заводы, в агрегатах которых море выдавливает из себя знаменитые лечебные крема, отдаёт тонны соли, белыми горами охватившие его южную часть, море уже не море, поделенное, разгороженное на сектора, оно как пациент в реанимации.
       Мы едем в пасмурный день. Плотное небо непроницаемо для солнца. Ветер несёт бурую пыль. По воде рябь.  Первая шеренга тёмных моавитянских гор отделяется от воды узкой светлой полоской, за ними, теряясь во мгле, еле угадываются мутно-коричневые дальние хребты. Комплекс гостиниц как всегда появляется вдруг, как мираж, как привидения, кажется, что переключились на другой телевизионный канал, так фантастически несовместимы пустынные пейзажи и эти многоэтажные огромные монстры из стекла, бетона, обвешанные гирляндами балконов, окружённые экзотической зеленью, цветами, бассейнами. Ну что ж, мы приехали в рай, начало второго, время пошло...