То чистое, но не обтесанное.
То настоящее,
пусть жалкое и корректурное.
То изъявленное и беспомощное,
подобно выкорчеванному эмбриону,
больному раком после очередной химиотерапии или наркоману при абстинентом синдроме.
Одновременно.
То бесхребетное и безмолвное «я».
Я
стремился
найти
в каждом из мелькающих лиц.
Чтобы вразумить и воздать пониманием. Обогрев их плечи
руками, речами ли.
Став экзо-скелетом.
Отдельным пластом земли,
лишенным чего бы то ни было, кроме.
Вакуумом.
Застелив собой прошлое, пересадив собственный позвоночник, а если нужно, и мозг.
Чтобы наконец полюбить
того, кого погубил.
Подставив подножку и сбросив. На мгновение лишь, задержав того над обрывом.
Чтобы запомнить.
Те мерки, по которым стану снимать других. Те глаза, которыми стану смирять других. Те мысли, по которым стану сводить других.
Вырезая,
размер в размер.
Высекая каждый квадратный миллиметр. Лезвием, розгой ли
по лицу.
Выжигая им имя, как то, что зовут клеймом.
В дань тому,
кого предал.
В день, когда
И
только на лбу.
«Все мы становимся теми, кого боялись» - говорит он.
Прежде, чем я отпускаю.
Оборачиваясь. В тугой серый чулок. Облачаясь во все то, чем облучился. С чем обручился.
Покончив с собой.
С тем собой,
которому отдал бы все.
Но вот только.
Как водится, предсказуемо, очевидно:
.Сейчас.
Как раз-таки -
у могильной плиты.
Осознавая.
Сколь бесценен и незаменим был этот урок.
Триггер.
Флеш-бэк.
О котором бесполезно, бессмысленно сожалеть.
Примеряя одну и ту же рубаху на всяком, кто походил: разрезом глаз,
шрамов ли.
Родинкой
или
лишайным пятном.
С залатанным воротом
или
ртом.