Ураганом меня занесло в посёлок. Погода свирепствовала, ливни и шквалы сумасшедшего ветра следовали один за другим, а то и дружной парой. Что-то случилось то ли в мире, то ли в небе, может, это боги ссорились между собой и в гневе кидались деревьями, градом и даже снегом?
Ехать дальше было бессмысленно, приходилось ждать. Сколько? Этого никто не знал. Я тоже.
В посёлке жили мои родственники.
Стихия заперла нас в квартире и громыхала и бесновалась за окнами. День, два, три, четыре... Все разговоры переговорили, детство, юность, бабушек и прабабушек вспомнили, фотографии пересмотрели, еду в холодильнике уничтожили и теперь слонялись в тоске из угла в угол, поглядывая через залитые стёкла на улицу, где гнулись теряющие ветки пять могучих тополей.
В небе с треском рвались тёмно-синие тучи, пугая кошек, и они прятались в дальнем углу. Свет включать мы боялись, да его через день и не было, и ослепительные вспышки молний высвечивали кошек из темноты как в диафильме. Дождь не мешал ветру, и он разгулялся вовсю, швыряя на дом целые водопады. Жуткий ветрище завывал и свистел в трубе, ему в ответ визгливо отзывались галки, сбившиеся где-то на чердаке. Металлические подоконники, дробно барабаня день и ночь, никому не давали спать. Старые стены не выдержали и промокли насквозь. С обоев закапало.
Мы уже приготовились к тому, что и крышу снесёт.
Как вдруг вчера вечером стало тихо. В полночь я вышла на балкон. Непроницаемая темнота, чёрная, сажевая, окружила меня. Я знала, что слева и справа живут люди, впереди чуть в низину сбегали дома, а за ними должен быть старый пруд, а дальше, до горизонта, сосновый лес. Ничего не было видно, ни огонька, ни движения. То ли я ослепла, то ли дом отгородили от села чёрной ширмой.
И в этой чёрной черноте не квакали, нет, не кричали, а оглушительно орали лягушки. Казалось, миллионный, неумолчный, остервенелый хор гремел со стороны пруда. Лягушачья какофония не замолкала ни на секунду, это было настолько завораживающе, что не хотелось двигаться, а только слушать, замерев и вперив глаза в сырую, дышащую свежестью темноту. Через несколько минут уже не какофония, а гармония, необыкновенная, очень музыкальная, почти совершенная, звучала в ночи, являясь единственным украшением в этом непроглядном чёрном мраке. И потом, уже лёжа в постели, я ещё долго слушала это вдохновенное пенье, которое постепенно перешло в громкие, но нежные трели, будто вдалеке верещали небывалые, размером с лягушку, сверчки.
Утром на большой луговине перед домом открылась водная гладь. Земля не смогла впитать сразу всю воду, она стояла, тепло и приветливо переливаясь на солнце. Из воды остро, как камыш, торчала трава. И думалось, что это озеро образовалось здесь навсегда, скоро появятся круглые листья кувшинок, зашныряют меж стеблей рыбки-мальки, а потом прилетят сюда дикие утки. Заснуют шустро по воде и будут искать на дне клювами корм, дрыгая оранжевыми лапками...