Случай на белореченской. небольшой эпизод из росси

Сергей Царапкин
(документальный расказ)


1

9 августа 2008г.мы  сидели на пироне туапсинского вокзала и поджидали поезд. Поезд Адлер-Владикавказ должен был увезти нас от теплого моря, от жгучего солнца. Мы уезжали в Кисловодск. Хотя я и покупал билеты за три недели, но кроме общего вагона нам ничего предложить не могли. Восемь часов ночного времени в удушливой глубине высоких изогнутых кресел в горячем пространстве железного ящика, где   наличие сломанного кондиционера насмешкой дополнительного издевательства заменялось тяжелым шумным и апсолютно бесполезным воем винтилятора.
Поезд прибыл на туапсинскй вокзал аккуратно согласно расписанию. Проводница двенадцатого вагона предупридила, что наши места могут быть заняты, и Поэтому тем кто будет сидеть  надо передать , что проводница сказала освободить места.
Нам это показалось странным. Мы были уверенны, что цыфры указаные в наших билетах уже есть достаточное основание для нас расчитывающих занять эти места.
Наши места были свободны. Но лишь как только  мы забросили под кресла и на верхи сумки, то сразу откуда-то сбоку выскочил один а потом еще двое молодых людей.
-Это что ваши места?- спросил тот что оказался ближе к нам.
Катюха, уже устраивавшаяся у окошка, забыв про цыфры в билетах, стала виновато лопатать о том что проводница нам что-то там сказала.
Я, оглушенный нестерпимой духотой, ничего сразу сообразить не мог.
Первым из нас троих включился Кирил.
А крепкие молодые ребятишки, достаточно впрочем вежливо, попросили Светлану выйти из приоконного закутка. Они хотели забрать свои вещи. Мы стояли в проходе и ждали. Но вместо этого ребятишки  выдвинули в проход  из под кресел наш рюгзак и сумку. Большой черный ппакет Катюхи, стоявший на кресле, был вскользь осмотрен.
-Это ваш пакет?- обратился загорелый  в шортах к Катюхе паринек.
Онемевшая Катюха продолжала теребить в руках наши билеты.
-Извините.- сказал шортоносец. Он еще раз осмотрел верхние полки над креслами и ниичего не обнаружив из своих вещей, вышел в проход.
-Молодые люди,-обратился Кирил,- может назад вы все же наши вещи поставите?
-Тут нет ничего!- крикнул по вагону кому-то шортоносец.
Второй включилась Катюха. Молчать продолжая, она стала быстро затаскивать наши сумки назад под кресла. Катюха это делала очень поспешно, боясь чтобы что-то не изменилось.
Поэтому пока крепконогий шортоносец кому-то по вагону сообщал, что тут нет их вещей, Катюха волоком перетащила сумку и рюкзак назад.
-Извините!- еще раз повторил крепконогий и добави,- пожалуста!


2
Кроме нас в Туапсе в двенадцатый общий вагон сели еще несколько человек. ВидиИмо и им была проводницей сообщена та же предупредительная информация.
Их места были действительно заняты и молодая женщина с спящим ребенком на руках стояла в проходе, пока муж ходил разбираться. Места, которые должны были они  занять,  находились перед нашими креслами.
Мужчина, ходивший за проводницей, вернулся и сказал что она подойдет, когда поезд тронется и все устроит.
-Она на пироне проверяет билеты,- виновато добавил он и покосился на двух спящих на их местах.
-Сядте пока сюда,- я встал  и предложил женщине с ребенком  сесть на свое место.
-Безобразие!- возмутился мужчина.
-Спасибо,- усаживаясь, сказала женщина.
-Пойдем покурим,- кивнул я Кирилу.
-Где общаг там беспредел!- закуривая  сказал Кирил.
-Что ты имеешь в виду?
-Я имею в виду стойкие пережитки нашего общего социалистического прошлого. «Все вокруг колхозное- все вокруг мое!» Мышление беспредельщика.
-Ты думаешь, что в вагоне едут левые пассажиры?

-Именно так я и думаю.
Кирил покосился на проводницу.
Проводница крашеная сороколетняя блондинка бегло болтала с молодым кавказцем.
-На каком она языке говорит?- спросил я Кирила.
-На грузинском или на абхазском или на чиченском… Я откуда знаю?
-Мне показалась она русской,- пожал плечами я,- блондинка и чисто по русски говорила с нами.
С нами чисто по русски, а с ними чисто  на их кудлатом! И вагон набила сверхнормы этим молодняком.- Кирил отвернулся и стал глядеть, задрав голову, в небо.
-Хочу, давно хочу стать птицей небесной! Чтобы летать вон там и срать на головы всем этим блондинкам!
Я по примеру Кирила задрал голову и увидел в ярком вечереющем небе парящую точку. Птица летела видимо очень высоко. Но ее мощь чувствовалась даже на таком расстоянии.
-Горный орел!- приложив к глазам ладонь, рассматривал птицу Кирил.
Я же вспомнил, как видел в кисловодском парке множество таких же орлов. Они сутками напролет сидели под нестерпимым солнцепеком с цепью на лапах. У них были подрезаны крылья а клювы перевязаны скочем. Рядом в тенечке сидел с фотоаппаратом хозяин. Лишь только дикий и бешеный  взгляд птицы выдавал  ее гордость и непокорность.


3
Поезд тронулся. Пришла проводница. Она быстро,сразу же на двух языках, как двумя шпагами виртуоз   своего дела, подняла спавших из кресел и рассадила стоящих.
Чудеса в решете!- удивлялся  Кирил.
И действительно, еще минуту назад вагон заполненый беспорядочными с своих движениях  ворчащими пассажирами, превратился в тихое пустое просранство. Было слышно, как под потолком надрывно гудит винтелятор, внизу под полом стучат колеса, а в открытые форточки  густо и неохотно вплывает остывающий воздух улицы. Волнистым однообразием казалось разбрелись по вагону и вдруг застыли спинки зеленых кресел. И было непонятно- куда делся весь этот, только что топтавшийся народ?
Мы, как и все другие пассажиры, утопив тела в глубинах кресел, жадно ловили ничтожные порции свежего воздуха.
-Пойду погляжу рассписание,- сказал я.
Ближайшей после Туапсе большой станцией где поезд стоит двадцать три минуты была Белореченская. На Белореченскую поезд прибывал в начале одиннадцатого т. е. Через час с лишним.
Напротив просторного купе проводника у окна на скамейке плотно сидело четверо девиц. Было душно. Я вышел в тамбор. Обе наружные дввери- левая и правая были настеж открыты. Свежий вечерний воздух здесь резво и беспряпятственно гулял. В тамборе на полу вдоль стен на корточках сидели молодые люди. Было их  семь человек. Они о чем-то говорили, луща прямо на пол семечки. Когда я вошел тот который в эту минуту говорил замолчал и подняв голову поглядел на меня. Я насколько смог пробрался к левой открытой двери. Здесь было действительно хорошо и прохладно.Я стоял уперевшись руками в поручни и чуть подавшись вперед с наслождением отдал всего себя ветру.
Мимо и назад, как длинный бесконечный кадр кинопленки тянулся однообразный гористый ростительный пейзаж. Густые и даже на расстоянии ощущаемые острыми и жесткими,  шаршаволистые лесопосадки высвеченые огнями нашего поезда тут же холмисто отбежав назад,  исчезали в плотной внезапно опустившийся ночи. И эта ночь, как опущеный театральный зановес, скрыла в себе и яростное солнце и раскаленную землю и вереницы дальних и ближних гор. Воздух, разбавленый ее густо-черным раствором из своих уже совершенно невидимых глубин сочил и наполнял мое дыхание скупым ароматом этой южной земли.
За спиной продолжался тихий едва различимый в шуме несущегося поезда разговор. Видимо, говорил   все тот же речь которого я прервал своим появлением. Даже если бы я хотел, то вряд ли, мог бы из-за стука колес слышать о чем  говорят молодые люди. Но все таки некоторые слова  до моих ушей долетали. Речь велась переменно, то  на русском, то на кудлатом. На русском  произносилось  больше сдержаной матершины среди которой  звучали слова:»грузины, война, осетины, Цхенвли, русские…»
Даже по этим словам мне было ясно о чем идет речь. Вчера( восьмого августа), когда мы после моря вечером ели на терассе арбуз и смотрели телевизор, то конечно как и все сто сорок миллионов граждан России узнали о чудовищной агрессии которую осуществила Грузия против Южной Осетии. Телевизионная картинка с горящим Цхинвалом, стреляющие грады, беженцы- женщины и дети, раненные и убитые, ополченцы-осетины уходящие в леса и коментаторское негодование- все это в течении последних суток на разные лады методично барабанило по мозгам. А сегодня утром, когда мы пошли перед отъездом покупаться и позагарать, то уже весь поселок Агой только об этом и говорил. В умах и настроениях местных жителей царили тревога, возбуждение и ожидание чего-то близкого и неминуемого. Реакция эта, видимо, было закономерно, ведь все о чем писали и показывали российские средства массовой информации   все это реально происходило всего лишь в нескольких десятков километров от Агоя. Всякая малость, всякое локальное событие на Кавказе сразу же и очень быстро получает общекавказкий резонанс.
Рынок, через который мы шли к морю, как улий гудел о начавшейся войне. Создавалось впечатлениеот разговоров на рынке, что войны все ждали и теперь обсуждались подробности происходящего с потенциальном прицелом на участие каждого в ней.
Мы стали свидетелями сцены, когда одна торговка овощами отругивала  подвыпившего и с утра уже веселого
Мужичка:
-Ты вон с утра водки нажрался и ходишь да ***м груши околачиваешь! А там  люди воюют и гибнут!
Мужичек хмурился, морщился, пытался отшучиваться. Но было  по нему видно, что и для него все это небезразлично.
-Да я инвалид… А то бы тут околачивался?- в конце концев выкрикнул он и махнув рукой отошел в сторону.
 А вот, реакция отдыхающих была несколько иной. Война, как  супер-экстримальное событие  бударажила умы. Но толи от того что каждый приезжий,  вольно или невольно, идентифицировал себя с тем местом от куда он приехал, ( а сами эти места были так безопасно далеки от событий), то ли сознание уже научилось воспринимать за реальность лишь то что написано или показано и так же приспособилось этим написаным и показаным ограничивать присутствие этой реальности? Но, как-то само собой разумелось, что весь пыл священного негодования следовало, конечно же, выплескивать. И выплескивался он в длинных разговорах.
Вот и теперь, стоя перед открытой дверью в текущую мимо вагона ночь, я слышал  отрывки вероятно подобных разговоров.


4
В течении этого часа до Белореченской, где можно было выйти из вагона и целые двадцать три минуты провести не в железных душных стенах, а на прохладной ночной платформе с холодным пивом, я и Кирил мы трижды выходили в тамбор, трижды курили и трижды до наших ушей доносились все те же обрывки разговоров. И даже, когда воцарялась в тамборе тишина, то и тишина молчала об этом же. Иногда в тамбор заглядывала одна из тех девиц, что тесно сиделе на  лавочке перед купе проводницы. Тогда поднимался с корточек один из сидящих и выходил. Потом он возвращался, а девица снова усаживалась на скамейку. Девицы лущили семечки и пили миниральную воду. Из всего этого нетрудно было сделать вывод, что и эти парни и эти девицыв находятся здесь во-первых вместе, а во-вторых- это «все левый зароботок» нашей проводницы.
-Все очен просто и по простому нагло в лоб!- ворчать продолжал Кирил,-десять человек… ОТ Адлера до Владикавказа это штука рваных с рыла… арифметика простая- Одна  ходка и десять штук в карман. Жить можно!
-Почему ты думаешь что они едут до Владикавказа?- зачем то спрашивал Кирила я.
Кирил морщился:
-Какая хер разница нам! Хоть в жопу… Пусть тогда она их засунет всех к себе в купе. А то ведь они нашим воздухом дышат.
-Тебе что воздуха жалко?
-Мы заплатили и за кондишен между прочим и заплатили, чтобы… Да ну тебя! Ты что дурак? Или еще есть силы хохмить?
Конечно же, я понимал о чем говорил Кирил. В добавок, меня раздражали эти подселенцы. Раздражало, черт знает почему, меня все в их облике. Даже когда они молчали и сосредоточено  лущили семечки. А как они двигались! Это надо было видеть! Иногда из одного конца вагона, от тамбора где они расположились и до туалета, который находился в другом конце, по проходу мимо кресел с отпавшими в осадок удушливого оцепинения пассажирами, двигались по одиночке или парами шортоносцы на крепких мускулистых ногах .
О их сосредоточеных лицах со сведеннми бровями и каменными в никуда взглядами, я уже упоминал. Теперь же, когда эти тяжелые неподвижные маски проплывали на опасно двигающихся плечах, то начинал вибрировать окружающий воздух. Эти ритмично  двигающиеся плечи и скульптурно вылепленые руки вместе с лицами-масками были посажены на короткие волосатые ноги. Создаваемое всем этим ощущения, навивали что то бескомпромисное, жесткое- все то что видимо и рождало в моей душе бессознательный протест в форме непрекращающегося раздрожения.
Наверное, что-то подобное испытывал и Кирил. Он, если не дремал, то ворчал. Эти наши состояния мы относили на счет духоты и жары, которые размазывали всех в их креслах.
Но вот за окнами в кромешной темноте, которая, казалось, вязко и навсегда влипшей в окна вагона, замелькали огоньки. Поезд загремел на стыках разветвляющихся рельс. А это подсказывало, что поезд въезжает на крупную станцию. Потом     послышался станционный голос, сообщивший, что поезд Адлер-Владикавказ прибывает на второй путь.
-Белореченская. Пойдем.- Тряхнул меня по плечу Кирил.
-Пойдешь?- спросил я Катюху.
-Ага,- кивнула она и сняла с крючка сумочку.
Мы поднялись и стали вслед за другими пассажирами продвигаться к выходу.
Поезд очень медленно проплывал вдоль платформы. Вот он будто во что-то невидимое уткнулся и встал. Было слышно, как проводница опустила подножку и в следующую минуту все пассажиры как горох посыпались из вагона.
Впереди меня шла полная женщина с таким же полненьким мальчиком. Мальчику было навид лет двенадцать. Я двигался  за пышным бюстом и огромным задом мамы. Мне казалось что при неосторожном движении вся эта роскошная вибрирующая под тканями масса грудей, живота и ягодиц, может прорвав и эти белые шерты и эту белую перетянутую от напряжения тенеску вывалиться. Я представлял как этот студень растечется тут же у меня под ногами, и я инстинктивно стал чуть выше чем надо, поднимать их.
Мальчик в таких же белых как у мамы шертах и тенеске шел за ней и два пальца левой руки засунул, зачем-то, ей в задний карман.
-Наверно там лежат деньги на мороженку с газировкой?- думал я.
и тут же я думал как мне душно и жарко, и как я хочу холодного пива, и как неудержимо плавяться мои мозги.
Мне уже удавалось  создавать ощущение некоторого отчуждения самого от себя. Мне начинало казаться, что и за этой полной теткой и за мальчиком с пальцами в кармане мамы и за самим мною слежу я сам.
На платформе нас всех сразу же как мухи облепили торгующие. Предлагали буквально все и сразу. Тут же можно было съесть горячей кортошки с малосольними огурцами, закусить домашней колбасой, салом и копчеными окорочками. Пиво водка, самогон  пирожки с кортошкой, мясом, и капустой, яблоки, сливы,зачем-то  пунцовые розы и мохнатые персики, сигареты, миниралка и снова водка и пиво.
От одного только гвала и неприкращающегося крика уже кругом шла голова. Казалось, что ты уже тяпнул и водки и самогона и пива.
Кирил торговался с теткой за двухлитровку пива. Катюха доставала сигареты и присматривалась где бы можно встать по- удобнее. А я?
Я оказался неожиданно в эпицентре в общем то ничтожного события о котором  этот рассказ.
У самых колес вагона перед мною топталось и громко ржало кодло тамборных шортоносцев. Они все гуртом соскочив первыми на платформу, уже тянули из банок купленное пиво.
Катюха отошла  к противоположному краю платформы и я увидел как она пустила белый дымок. Кирил выбирал в сумке тетки похолоднее бутыль. На правом фланге моего бокового зрения тамборные ребята продолжая ржать с кем-то и о чем-то разговаривали. Там же мелькали их девчонки. Один, тот что  чаще других говорил в тамборе, теперь держа в левой руке банку пива другой брал из ведерка сливы и как семечки забрасывая  их по одной в рот, тут же себе под ноги выплевывал черные косточки. Ведро, из которого он выхватывал сливы держала на уровне своей груди невысокая рыжая женщина. Из-за ведра я видел лишь жиденькую коротко остриженную челку под которой в свете вокзального фонаря блестели очки.
Кирил подошел и протянул мне двухлитровую бомбу.
-Живой дон. Твое любимое!
-Холодное?- принимая  бутылку поинтересовался я.
-Как заказывали, сэр!Нормалек! Пойдет.

Я жадно   сделал несколько хороших глотков.
-Где Катька?- спросил Кирил.
Я кивком головы  указал.
-Будешь?- и Кирил  сделал ей жест предложения бухнуть. При этом он поднял над головой надпитую бомбу.
Катюха сигаретой сделала жест отказа.
-Она прилюдно не употребляет.-сказал я
-Напрасно. А вот мы употребляем и кайф получаем!- И Кирил опрокинул вверх ддном бутылку.
-Ты сначала заплоти, а потом жри!
Я оглянулся.
-А чо такое?- ржал шортоносец. Он продолжал выхватывать из ведра сливы.
-Пошел ты на х-й!- рванула на себя ведро  очкастая челка.
-Поддатенькая видимо,- успел подумать я.
И в следующую секунду шортоносец  с банкой пива и с улыбкой пофигизма под сросшимися бровями коротко и резко ткнул очкастую челкув в ее ведро.
-Ты что козел!- заорала она.
И тогда, уже на отмашь своего разгуляй-плеча, шортоносец  врезал ей прямо в лицо свой кулак.
Я видел как ее очки блеснув металической оправой полетели под колеса вагона.  Женщина  с ошеломленными и широкораспахнутыми глазами отлетела на два метра. Она удержалась на ногах, но ведро со сливами выпало из ее рук. Ведро звякнуло об асфальт. Сливы черными шариками раскотились по всей платформе.
Женщина быстро оправилась и тут же двинулась в атаку.
Но видимо, ощутив отсутствие очков на лице и плоъхо от этого  видя окружающее, стала неловко оступаясь пятится то вперед, то назад.  Она при этом кричала и махала руками. ЕЕ жесты являли более не угрозу, а беспомощнось слепого человека.
-Козел! Ты разбил мои очки… Я ничего не вижу… Где мои очки?
Она незрячими глазами озиралась  пытаясь увидеть того кто ее обидел.
А шортоносец уже забыл про  рыжую торговку. Он стоЯ к ней спиной  о чем-то говорил    своей девушке. Девушка пила  миниралку и смеялась.
-Пусть он заплатит за разбитые очки!- кричала рыжая торговка. Кто-то  отыскал ее очки. Оба стекла были выбиты.  Теперь, когда она одела их себе на нос, они дыряво  кривобоко и нелепо  там висели.
Это было бы комическим зрелищем если бы не слезы градом текшие из ее глаз.
Все случившиеся длилось несколько секунд. Никто из стоявших на платформе ничего толком не понял. Но все  замерли в оцепинении. Наверное, если бы этот мордобой продолжился, то оцепинение сменилось активным возмущением. Но все быстро произошло и так же быстро прекратилось.
Рыжая торговка Продолжала плакать и кричать.
-Милиция! Милиция!- то и дело выкрикивала она и все озирались будто  ожидали что вот-вот из под вагона откуда были излечены разбитые очки, придерживая фуражку, вылезет постовой.
И постовой действительно появился. Худой и длинный как швабра  в застираной гимнастерке и фуражке сдвинутой на затылок, он нарисовался из дальнео мрака неосвященной платформы. Попав в круг света вокзального фонаря, он, казалось, ничего не слыша и ни кого незамечая, шел прямо, в каких-то ему одному ведомых милицейских мыслях. Я глядел и мне казалось,что вот он подходит  и подойдя так же сам в себе пройдет мимо нас сквозь всех.
Это было так естественно из всего его вида и поэтому я удивился когда постовой подошел  и молча остановился перед проводницей.
Продолжала выть взывая к спроведливости рыжая торговка, продолжали стоять  пассажиры на платформе у вагона и стоял рядом с проводницей  молчаливый милиционер.
Таким образом пообщавшись с проводницей все так же невозмутимо милиционер двинулся дальше по платформе. И лишь когда он вышел из освященного вокзальным фанарем пятна, рыжая торговка с разбитыми очками на носу, подхватив пустое ведро, быстро пошла вслед.
Еще некоторое время было слышно затихающее привывание ушедшей за милиционером избитой  , а у вагона как ни в чем нибывало продолжала вестись торговля. Вот только женщины из числа пассажиров  , казалось,глазами неопределенно что-то искали в  полутьме, а мужская часть сосредоточенно курила.
Мне стало не по-себе. Будто ни этот жлоб а я дал несчастной пьянчужке в репу.
-Мам, мам,- теребил полный мальчик маму,- за что дядя ударил ее?
Мама пожимала плечами:
-Не знаю, сына.
-Спроси у проводника,- продолжал теребить маму сын.
Подожди, сейчас спрошу…
И она чуть продвинулась к ступеням вагона.
Кирил отошел к Светке и я видел как та прямо из горла тянула пиво.
Я махнул им и направился  чтобы зайти в вагон.
У вагона вокруг проводницы сгруппировались кроме полной мамы с сыном еще несколько женщин.
-Они,- проводница указала глазами на шортоногое кодло пьющее все на том же месте пиво,- они едут на войну… а она его на х-й послала!
Это было ее объяснение случившегося. Проводница замолчала и только развела руками.
-И действительно, думал я поднявшись по лестнице в вагон и теперь пробираясь к своему креслу,-он собрался на войну а она его на х-й! Бестолковая бабенка! Ей бы отдать воину и все сливы да и себя в придачу! А она «На х-й!»


5
Поезд, наконец,тронулся. В свое кресло плюхнулась и тут же заснула или сделала вид что заснула Катюха; Кирил в своем кресле долго ворочался, крихтел и ворчал; я же чувствуя себя буквально обосраным не находил себе места.
Я вставал и шел в тамбор, но уже не туда где продолжали, по всей видимости, сидеть шортоногие воины, а туда где был туалет. Я запирался в сартире и по-долгу смотрел в зеркало на свою рожу. Потом я пытался просунуть голову в узкий проем открытой форточки чтобы наглотаться до одурения острого ветра. Но проем был слишком узок и опухшая голова застревала где-то на середине.
-Что же это такое произошло?- думал я,- с одной стороны, все выстроилось в понятную и вполне объяснимую картинку:
В осетии идет война.Цхинвал обстрливают грузины. Все местное мужское здоровое население ушло в горы партизанить. А в поезде Адлер-Владикавказ едут братские осетинам по оружию и целям воины-добровольцы.Это, действительно, может быть единственный путь по которому они через Россию, через северную Осетию могут попасть  туда. Это понятно мне. Понятно и их нелигальное положение в вагоне, и их сосредоточеные лица, и даже эти походки «от плеча». И даже как-то стал объяснимый мордобойный поступок. Ведь это почти уже законы военного времени. Ведь и проводница и все кому она рассказывала и даже милиционер  с этим согласились. Что же тогда гложило меня?- продолжал рассуждать я,- может то что я оказался в некотором смысле трусом и следовательно соучастником избиения?Наверное и это тоже.
Но я чувствовал что это признание самому себе  еще было не окончательным ответом. Скверна, засевшая в душе, продолжала все равно саднить.
-Тогда что?
Я чувствовал что произошло что-то, пусть маленькое, но очень страшное и непоправимое. И это маленькое  было чем-то очень похоже на все то большое, громкое и всеобщее, что в течении последних суток  закипающей волной, могло вот-вот захлеснуть всех нас разом. И тогда… Тогда все позволино? Ведь это закон военного времени.
Что же произошло на Белореченской? Воины ополченцы едут на помощь своим братьям.  Они едут чтобы защитить убиваемых женщин и детей; помочь отстоять  независимость и отомстить тем, кто посягнул на жизнь и свободы  народа. И при этом эти воины по пути на священную и справедливую войну считают возможным избивать беззащитных  женщин… Что же это такое? Что произошло в мозгах людей, если все это оправдано?
Наверное, где-то в этих пределах своего мыслительного вакуума я и уснул. Меня разбудил Кирил.
-Просыпайся,-тряс он меня за плечо,- подъезжаем к Минводам.
Уже рассвело. Вагон спал. Лишь те кому как и нам надо было сходить, пробирались к выходу.
-Ты как?- поглядев на сидевшую в углу и молчавшую Катюху, спросил я.
-Что как?
-Ты немного поспала?
-Поспала.
-Пойдем,- и я поднявшись, сгреб с верхней полки ее сумку и свой рюкзак.


6. Послесловие
Сегодня, когда пишутся эти строки, на дворе 19 августа. Большой двунадесятый   праздник - Преображение Господне.
Маленькая война закончилась. Два христианских народа грузины и русские обвинили друг друга в агрессии и генациде. Оба государства  Россия и Грузия назвали себя победителями. Бряцание оружием и там и здесь  преобразилось в бряцание словами.
Если это наше преображение, то оно во-истину  не от Христа.
Я понимаю, что неизбежно надо вставать на одну из сторон конфликта и я, как гражданин и патриот сердцем на стороне России. Ведь, в конце концев, там пролили кровь и погибли наши ребята.
Но почему все еще тихо продолжает саднить душу та белореченская рана?


19- 21 августа 2008.