Петрович
1
Четыре «Б» определяли жизненные потребности Виталия Петровича Кузмина. Библиотека,баня, базар, бабы. Формировались эти потребности постепенно и в разные возрастные стадии приоритет отдавался тому или другому члену этой четырехчленной системы. Но система раз сформировавшись уже твердо сохранялась. И если возможно вообще говорить о внутренних стержнях формирующих личность, то эта система и была такой личностнообразующим началом для Виталия ПЕтровича. Несколько лет назад, когда вся странанеожиданно быстро и подозрительно повально сталакреститься и ходить в церкви, то и Виталий Петрович вынужден был поставить этот вопрос перед собой. Вопрос был поставлен в следующей форме: »Если я допускаю, что Бог есть, а сомниваться во вселенском пусть даже непостяжимом для ума человеческого мироустройстве было бы глупо, то в каких отношениях состою лично я с лично товарищем Богом?» И еще: как насчет всевидящего его ока? Ведь после своих семи дней творения Бог почил, то может онничего и не видет в уже раз и навсегда им сотворенном мире?Или вовсе и не почил и все видит? Ведь именно на Его всевидщее око уповал отшельник из истории первых христиан, когда дал свое согласие блуднице совершить с ней, предлагаемый ею, блуд. Но не под покровом темной ночи и за толстыми стенами ее дома, а днем и на городской площади.Блудница испугалась тогда. Они оба испытывали страх. Но отшельник пред Богом, а блудница перед людьми. Но ведь и Христос стал воплощением Бога в человеческомтеле.А потому и душа той блудницы трепетала пред очами человеческими как перед самим Творрцом, хотясама женщина этого не понимала. Или все же понимала?
Вопросы эти для Виталия Петровича оставались до сих пор открытыми. Поэтому он не спешил включать в свою смысло-потребную четверицу пятый элемент, которым могла бы стать библия как пятое «Б».
Была ли это внутренняя потребность в честности перед самим собой или это было что-то другое- такие длинные размышления по поводу собственного душевного самочувствия Виталия Петровича не занимали.
Вообще его пытливый ум всегда искал практическую составляющего любого теоритического а значит духовного напряжения. А как же иначе?
-Нафига париться если не знать что с этим дальше делать!- приблизительно такой взгляд буквально на все имел Виталий Петрович.
Его жадный самобытный мвечно жаждущий напряженной деятельности ум и его жизнь и судьба которые так были противны этой жадной потребности в напряжении составляли его внутренний конфликт.
-Алле! Это Донские бани?- сейчас Виталий Петрович сидя в прихожей с телефонной трубкой у уха, смотрел в открытый и лежащий перед ним на столике телефонный справочник,-так, хорошо, записываю, Ардженикидзе дом один, льготное время до двенадцати,сколько стоит билет? Спасибо.
Виталий Петрович положил на базу трубку
-Ну, что же, пол-цены для пенсионеров до двенадцти; затем пойдут полноценники. Чтоже Донские так Донские,- решил Виталий Петрович,-еду!
Настенные часы показывали четверть десятого. Надо было успеть собраться, замочить веник, заварить чаек и на дорогу положить минут сорок. Выходило, чтобы прибыть в баньку с учетом льготного билетика до двенадцати часов, надо было через пол часика выйти ему из дома.
Два веничка- березка и дуб были извлечены с болкона где они с осени наломаные и высушеные на даче теперь аккуратно развешеные на протянутых струнах, ожидали своего личного банного часа. Опущеные в таз с приготовленым кипятком, венечки из засушеных сплющеных блинов стали превращаться в пышные душистые букеты. Виталий Петрович любилэту процедуру. С нее начинался банный день так же как упокоениемизмученного веничка этот день заканчивался. Листочки сморщеные уже готовые рассыпаться в труху от всякого сотрясения, вдруг на глазах оживали. Они, впитывая энергию горячей воды, наполнялись второй не той своей жизнью которую они вели кога были частью больших деревьев, но другой, которая
Дышала трепетом рожденного аромата. И потом, когда Виталия Петрович доставал распаренные венички из воды и отряхал их, то казалось что и небыло вовсе тех шести месяцев. Ожившие ветки березы и дуба возвращали давно минувшее лето. Потом Виталий Петрович подносил венчки к лицу и лишь на несколько секунд позволял подышать сквозь этот клубящийся дух. Все в том числе и дышание через поднесенные венички к лицу будет там в парной. А теперь лишь предвкушение кайфа. Следующим звеном в цепочке банных приготовлений был чай. Зеленый с мятойи лимоном завареный и несколько приостывший он заливался в классический китайский термас со стекляннй колбой. Никаких металических колб с пластмассовыми пробками Виталий Петрович не признавал. Завтрык ограничился тремя кружками грей-фрукта. Приготовленая черная спортивная сумка заполнялась всем приготовленым. Мокрые веники поковывались отдельно и затем укладывались в специальны пакет. Сумка через плечо и пакет с вениками в руках вот вся банное снаряжение. Черная вельветовая куртка на синтипоновой подстежке, такая же черная вязанная шапочка, старые джинсы ишнурованые ботинки. В прихожей перед большим овальным зеркалом на виталия Петровича глядела вполне еще сносная моложавая фигура. Если не замечать морщин у глаз, двух складок идущих относа и отрезающие подбородок и рот от остального лица и прикрытую под шапочкой уже обильную седену, то все вполне еще терпимо. А на улице хотя уже чаще со спины обращаются: «Молодой человек!» Это внушает оптимизм ему пятидесяти трехлетнему мужчине. Да, это уже тот возраст когда уважение к собственноу телу настоятельно требует активного и регулярного ухода. Поэтому и баня из четырехчастной схемы четырех «Б» сейчас выходит на первое место.
В молодости когдажажда знаний ограничивалась техническим училищем со специальнстью слесаря механоспорочных работ третьего разряда и небходимостью ежедневно и тупо на заводе крутить гайки и что-нипоподя смазывать машиным маслом, тогда стала формироваться насущная потребность этой механической тупости что-нибудь противопоставить. И тогда и надолго стали конкурировать между собой два «Б»: библиотека и бабы. Районая библиотека куда Виталий Петрович записался давала книги в которых была иная реальность. Бабы давали себя. Любовь мерцала в книгах и оставалась неуловимой в постеле. Иллюзия, но при этом приятная была и там и тут Книги требовали воображения и работы ума, а с женщинами нужны были сила и безрассудность. Один лишь раз в жизни Виталия Петровича была попытка совместить эти два «Б» Этим сопряжением стала Галя Свирелькина. Девушка с такой милой фамилией могла работать только в библиотеке. И действительно она именно там и работала. В районной библиотеке одного из многочисленных подмосковных городов где тогда жил и работал молодой человек Виталик Кузьмин, Галя Свирелькина заведовала читальным залом.
Три года совместной провинциальной жизни имели свой положительный опыт. Особенно успешным сопряжением двух «Б» было в том начальном еще периуде отношений мужчины и женщины, когда вздутая романтизмом плотина чувств уже рухнула и тела как говориться дорвались друг до друга, но при этом еще сильны границ разделяющие обоих. Они еще живут порознь и секс всегда следует после культурной программы. Все дело в границах. Точнее в их наличии или отсутствии. Потом когда он переехал к Гале в ее двухкомнатную квартирку, то границы рассосались как-то сами собой. Оставались конечно же и культурная жизнь и сексу хватало места, нограниц небло. Телевизор и видик напротив широкой тахты смешивали культурное и сексуальные пространства. Поэтому было совершенно безразлично что когда и после чего будет следовать. А тогда еще до тахты с телевизором и видиком,- тогда были страстные взгляды, бурные речи, непримиримые споры в городском парке над рекой, где они любили гулять. А воскресными днями когда вся почтенная публика городка утекала на местный рынок или уезжала в Москву на все тот же но только по-более базар, они с диагнозом хронического безрассудства с книгами в сумочках и бутербродами уходили во все тот же парк. О, как же она ыла хороша, когда читала принесенную очередную повесть из «Нового Мира»! Да она и сама была в тот миг этим самым новым миром, который сиял и истекал из ее голоса, из ее глаз слетал с губ и нервно зыбко пробегал по бархатной чуть смуглой коже ее рук и ног.
От метро Шаболовская можно было проехать две остановке на трамвае или эти же две короткие остановочки пройти пешком.Хотелось пройти, размять косточки и закисшие после ночи мышцы. Но часы показывали половину двенадцатого и рисковать Виталий Петрович не хотел. Подошел трамвай. Виталий Петрович сел.Трамвай задребежжал своим трамвайным телом и застучал колесами по рельсам. От остановки где он вышел надо было еще немножко пройти вперед. Баню Виталий Петрович узнал сразу. Это было классическоесооружение банно-прачечного хозяйства еще той сталинскойМосквы. Таких краснокерпичных четырехэтажных сооружений с десятиметровыми потолками и с маршельскими парадными лестницами по которым было в пору выстелать ковровые дорожки по всей Москве было сдобрый десяток. Правда из всех них уже добрая половина была как говориться на козенном языке «перепрофелированая». А попросту гооря продана или сдана в аренду под иные далеко не банные нужды. А ведь когда-то все это московское великолепие задумывалось, как важная часть коренной культурной революции. Кстати в Москве в это же время когда строились бани строились точно такие же из красного кирпича и в четыре этажа и с такими же высокими потолками и маршальскими лестницами школы.
-Глобально мыслил товарищ Сталин,- подходя к бане, размышлял Виталий Петрович,- хрен с тем что были они атеистами! Зато о теле и насущных потребностях думу они думали крепкую! И в корень глядели! Ведь Москва-матушка она же стоит и стояла на провинции. Выросла она из провинции. И живет и досели полниться провинциальным духом А русская провинция этодеревня с избой, мужиком и баней. Вот и Москва обзавилась банями да такими что сразуже всех вшей изгнала из себя. Клопов и тараканов не сдюжила, а вшей банями да тазиками с дектярным мылом извела!
Виталий Петрович, как инвалид второй группы показал кассирше социальную карточку москвича и получив билетик за пол цены стал подниматься на четвертый этаж, где находилось мужское отделение.
Ушел он двадцатипятилетний механосборщик третьего разряда от Гали Свирелькиной. Ушел на зароботки в такую близкую и манящую из-за окрестных лесов Москву. Лес начинался почти от подъезда где в пятиэтажке на третьем этаже жила Галя Свирелькина. А заканчивался этот же лес своим сосновым упором прямо в окружную дорогу города Москвы. Тогда казалось что все это близко а годов жизненных еще так много впереди. И поэтому с легким сердцем захлопнул в тот январрский день Виталик Кузьмин фанерную оклееную клиенкой Галину дверь и под коврик бросил узенький металический ключик. Сделал он это как делал всегда когда выходил из дома. Ведь ключик был у них один на двоих. И конечно же думал что вернется скоро. Но не через месяц и не через два и даже через год он не вернулся.
-ушел по английски –размышлял Виталий Петрович,- или по свински!- стаскивая штаны додумал накатившую мысль он.
Просторное помещение было разгорожено двухместными с высокими спинками диванчиками. На этих высоких спинках были крючки на которые раздевающиеся в бане граждане могли повесить свою одежду. Диванчики тянулись рядами. Ряды пересекались перпендикулярными рядами. ОТ этого создавалось впечатление лаберинта. Хотя заблудиться было сложно. Все дорожки вели или в туалет или в мойку. Из туалета всегда пахло кислой мочей, а в мойке уже гремели тазы и слышались разные разговоры. Когда открывалась дверь то сюда где люди раздевались и отдыхали вкатывалось облако кустого пара. Оно сразу же расекалось и оседала капельками кондексации на стеы и на потолок. Затем эти набухшие капельки срывались и бацали по голым распареным телам размореных паром мужиков.
-Черт его знает!- продолжал думать Виталий Петрович,- или старею. Всякие сантименты из прошлой жизни лезут в голову. Намедне и жена покойная приснилась. С Томкой прожили почти двадцать лет. Вот уже пятый год лежит его Томка под кранитной плитой на кладбище. Эхе-хе! Грехи наши тяжкие!- Виталий Петрович последнм с себя снял нательный крестик, перекрестился и сунул его в кармашек. Сунул пальцы в шлепки, подхватил венечки и пакетик с шапочкой, подстилочкой и мылом.
-Ну, с Богом!- и виталий Петрович неспешно, прикрывая вениками свое мужское хозяйство двинулся по рядам. Он не сразу направился к двери за которой была мойка, но сделал круг почета по всему залу. По дороге он заглянул в сартир.
-Все как везде- подумал для себя .виталий Петрович и вошел в мойку.
Среди клубов туманного пара он отыскал для своей , как он выражался задницы гранитную лавочку. Затем он отыскал свободный тазик и набрав в него кипятка ополоснул и сам тазик и гранитную лавочкуВеники он сунул в таз с водой, а мыло имочалку положил рядом. На этом приготовительная часть была окончина. Можно было начинать!
Слева вдоль всей стены тянулись душевые секции. В левом дальнем углу мойки был невысокий но довольно большой басейн. Напротив него массажный сектор. А между сектором и бассейном заветная деревянная дверь. Там святая святых любой бани.Там парная! Кто знает толк в банном деле никогда не выскажется о бане до тех пор пока не поседит в парной. И пусть в раздевалке на полу стоят лужи а с потолка капают на разгоряченное тело холодные тяжелые бомбочки-капли, а в самой мойке хоть глаз выколи от клубящегося пара и тазики все кривые. Все это не в счет если парная сильная! И наоборот. Сколько сейчас по Москве таких пижонских бань, где тебе и телевизор и массажики и гриль с водкой и кабинет отдельный. А парная в таких банях отделана кафелем. И ****ец! В такие бани люди ходят другие и ходят меньше всего чтобы париться. Не любил такие бани Виталий Петрович и ходил туда с большой неохотой.
У входа в парную толпился голожопыыйнарод. Мужики с вениками в руках и в войлочных шапочках на головах стояли группками и о чем-то неспешно тихо беседовали. Ситуация была ясна. Здесь работает команда и сейчас эта команда делает пар
Виталий Петрович и сам был в такой команде в одной баньке на окраине Москвы. Дровяная татарская баня на Нижних Полях за спиной доблесной милиции. Двухэтажный ментовский участок. А во дворе этого участка на самой его околеце длинный одноэтажный барак. И еще горы березовых чурок. Баня работала лишь два раза в неделю. Суббота мужской день; воскресение день женский. И все. В остальные дни как шутилбанный люд, баню топят. Видимо эта баня некогда топилась по черному. И даже до сих пор после протопки надо было помыть парную. В раздевалке помещалось человек тридцать и туда случайные люди не приходили. И вот там он Виталий Петрович был не Виталием Петровичем а просто Петровичем. И туда, кровь из носу, а раз в месяц все они должны были приходить. И они всегда собирались.
Из парной выскочил красный волосатый ниже шеи и лысый головой мужик. Без слов он с разбегу плюхнулс в бассейн. Следом за ним из парной вышли еше двое. И один из них, тот что по коренастее и по суше телом был главным в этой команде.
-Ровно одна минутка и все заходим!- скомандывал он и так же плюхнулся в бассейн.Дверь в парную распахнулась и вся скопившаяся толпа неспешно с чувством и с толком стала входить.Виталий Петрович войдя следом за другими по лестнице поднялся на верх и отыскав на деревянной скамеечке местечко постелил войлочную подстилочку и сел.В полумраке парной каждый находил для себя местечко. Все молчали примериваясь к пару и примеривая его на себя Остро пахло полынью. Последним поднялся один из команды А лысый с волосатой грудью открыл заслонку и стал черпая ковшиком из тазика бросать в печь. Волны горячего пара прижали народ. Те кто стоял в полный рост присели. И тогда тот из команды который вошел последним снял с пирил большую мохровую простынь, сказал:
-Мужички, а ну пригнули свои головки!
И под добродушное послушное обсуждение присевших мужичков того какие головки надо бы пригнуть, он стал неспешно раскручивать над головой свой мохровый пропеллер.
-уф! Круто! Пошел парок!- потекли сквозь крехтение благодарные реплики.
Пар окутывал тело и стучался во внутрь.Проникая до самых костей пар творил с человеком чудеса. И поэтому такое преображение требовало и особенного настроя, и чутья, и неспешности. Это кто понимал тот ловил такой кайф который можно было сравнить с оргазмом которыйнакатами длиться столько времени сколько ты находишься в бане.
Виталий Петрович всегда планировал баню часа на четыре. Большую часть этого времени занимало парение и помывка. И лишь буквально несколько минут с дальнейшим красивым уходом занимала сама работа. Но об этом сейчас думать Виталию Петровичу не хотелось. Обстановку он уже оценил. И ему было все ясно. Теперь же он сидел и наблюдая как по рукам по груди по лицу и по шее набухая капельками начинал течь пот.
Когда-то первый раз привел его пацаненка отец в баню.Отец дядя Петя был инвалид войны. Пришел он с одной рукой и на одной ноге. Самоварами тогда в Москве называли инвалидовкоторые без рук и без ног обрубками катались на тележках, которые таскали их жены и дети. Или пьяными как те березовые чурки у бани волялись по всем подваротням. поэтому дядя Петя (так почему то звала отца мать и за ней стал звать и Виталька) на одной ногебыл кавалером и первым парнем на всех тогдашнх послевоенных вечеринках.Умер дядя Петя рано, а мать всегда любила рассказывать как она тогда восемнадцатилетняя работница швейной фабрики на танцах познакомилась с удалым фронтавиком. Фронтовик был в гимнастерке с одним пустым руковом заправленым под ремень. И под голефе была деревяшка. Но как хороша и кругла была его могучая грудь на которой в два ряда сияли два орддена и пять медалей! А как он танцевал!
Когда мама вспоминала свою молодость и рассказывала наверное уже в тысячный раз о том как умел танцевать дядя Петяфронтовик, виталий Петрович всегда думал- как это инвалид на деревяшке мог танцевать? Ведь он помнил отца ковылявшего по улице или тяжело как каракатица забирающегося в вагон трамвая. Зато Виталька хорошо запомнил кожаный широкий офицерский ремень в который отец заправлял пустой рукав и которым он сек витальку.
-Сек мальца и трахал мамку- думал сейчас Виталий Петрович,-жили они в комнате в коммуналке на автозаводской. Дальний угол был отделен зановеской где стояла кровать с панцерной сеткой. На этой кровати спал Виталька. А за ширмой на дощатой кровате, которую соорудил однорукий фронтовикразмещались они. И каждую ночь сколько хватало памяти у Витальки отец трахал мамку. Он это делал каждую ночь и делал до своего последнего дня жизни. Даже в ту ночь в конце которой у него взорвалось как сказала мама сердце, даже тогда все это было. Не любил свовего отца Виталька. Но когда дядя Петя лежал в гробу и потом когда его закапали и они с мамой шли добой вдруг он семилетний пацан почувствовал себя сиротой! А тот широкийкожаныйофицерский ремень до сих пор в шкафу висит у Виталия Петровича. Сейчас ему по возрасту больше годов чем было тогда отцу. Вот такие дела!
Народ в парной стал усердно охаживать себя вениками. А это значило что Виталию Петровичу вошедшему первый раз надо спускаться вниз чтобысмыть свой пеервый пот.
-Первый пот,- говорил дядя Петя,- он горький и пробивает какпробка из бутылки. Поэтому никогдаперед первой парной нельзя мыть себя мылом. Можно опаласнуться, но мылом нельзя. Лизнеш такой пот языком- он горький. ЭТО горечь жизни выходит! А когда пот станет сладеньким или на худой конец просто как водичка это значит все! Чист как младенец, легок как ангел и спокоен как Бог!
Про Бога это уж виталий Петрович добавил из личного опыта. А все остальное говарил ему отец. Вот такие дела!
После третьего пота Виталий Петрович брал в парную веники. И вот тут начиналось главное. В любой уважающей себя парной есть всегда местечко где можно растелив простынку улечься на прогретые доски. И вот с этого укладываня и начиналось банное возрождение. Там в его бане где он был просто Петровичем там было конечно иначе все. Точнее было все так и в такой же последовательности. Но когда один ложился то два других товарища из команды начинали со знанием дела охаживать его лежащего веничками. Это называлось разобрать и затем заново собрать. А в промежутке каждая жилка, каждая самая последняя косточка и самая хахудалая извилина в голове все получали такую продувку паром и прикладыванием вениками, что можно было и орать и крехтеть, но перетерпев и чуть живым сползши вниз сначала понимал лишь одно: слава Богу что остался жив! Но при этом ты уже был другим. И этот другой в тебе несказанно ликовал!
Тут же приходилось лежана подстилочке самого себя обрабатывать вениками. Сначала ноги. И в особенности пяточки! К пяточкам, веник захвативший добрую порцию пара из верхних его слоев, прикладывался.
-Так открываются каналы и чакры- увидев такуюпроцедуру творимую над собой, сказал Виталию Петровичу мужичок сидевшй напротив.
Виталий Петрович толькокрякнул и стал стегать шею и плечи.Потом бассейн и снова в парную. И так трижды. Это у Виталия Петрович называлась «тройка».Парная веники бассейн; парная веники бассейн; парная веники бассейн. А потом можно идти в раздевалку и укладываться на полчасика на диванчик. Чаек из термаса и горизонтальное положение под покровом сухой простынки и ваше сердце затихает в экстазе вечного блаженства. Ты его просто перестаешь слышать. И это в пятдесят три года.
Тему-- баня как дискуссионный клуб или неформальный и самый демократический форум на свете—здесь подробно развивать не будем. Лишь можно отметить что действительно когда человек снимет с себя галстук, часы пиджак и трусы и при этом не лезет под одеяло а продолжает прибывать в соцуме это во-первых исторически сугубо славянское ноу-хау не утратившее в веках ни своей оригинальность и самобытности; ни своей актуальности икорнавальности; и конечно же именно здесь корни русской демократии и корни русского диспотизма. Короче, это благодатная почва для созерцанияпытливого ума. И Виталий Петрович никогда не ввязывался в такие перманентные карнавализированные парламенские дибаты где все в тумане, все без штанов и все под властью и кайфом его величия Пара!
Но он лежа или на пологе в парной или на диванчике в раздевалкелюбил слушать эти диспуты.люди впуская в себя животворный пар выпускали свой перепревший парок. И потом успаокоенные и умиротворенные выпивая по сотке законной водочки совершенно по детски глядели друг другу в глаза.
Томка была восемь раз беременна. Сделала три оборта, было два выкидыша, двоих мальчишек родила мертвыми, а последняя девочка умерла в барокамере Врачи спасти не могли. Потом уже выяснилось что это у нее наследстввенное. или как сказала одна бабка: «проклятие родовое».
Томкина мать когда носила Томку болела сифилисом. Томка это знала конечно. Но сказала ему лишь перед смертью. Вот такие дела!Восемь раз и все мимо! Тут впору задуматься о самом себе.
Как у него самого все это началось? Началось это уже после смерти Томки и поэтому нет его тут вины
Четвертым «Б» в его жизненном смыслоустройстве был Базар.Базаром Виталий Петрович называл любое собрани людей. Базар начинался там где собиралось более одного человека. Поэтому базаром могла быть и семья и банная компания и племум верховного совета итот же самый настоящий базар с помидорами огурцами и квашеной капустой.У пчел это рой; умуравьев это муравейник; у волков это стая;у львов это прайд; а у людей это базар.И при всх несомненно вжных и даже необходимых формах социализации было в базаре что-то дурное, грязное и неразумное. И этим базар отличался и от бани и от библиотеке и даже от бабы.И поэтому Виталий Петрович не желая себя замешивать в общей базарной массе выбрал давно местечко как бы на обочине дороги по которой шли люди. Ведь было ясно куда или от куда они идут. И поэтому те кто это начинали понимать те сходили на обочину. С обочиныстановилось совершенно ясно что незачем идти на базар чтобы потом вернуться назад. А потом такая созерцательная позиция позволяла родится в голове может быть еще одной свежей мысли, которая одна лишь и способна была еще удивлять.
И наверное здесь и были корни того что потом развернулось в то чем занимался сейчас Виталий Петрович. Ведь если продолжать развивать тему положения человека на обочине, то во-первых сразу поднимается образ отстраненности который в случае с Виталием Петровичем и в силу исторической особенности времени в которое все это началось. Этим всем была другая жизнь. У Виталия Петровича было реально две жизни. Одна в которую он пришел по обоюдному согласию дяди Пети и его мамки и которую он как мог строил. А вторая жизнь началась без всякого согласия на то Виталия Петровича. И желание его быть созерцателем на обочине выбросило его в кювет. Этой обочиной оказалась вонючая помойка куда списали его. А по дороге жизни которую выгладили теперькатили мерседесы и каделаки в которых вовсе его не замечали белозубые люди с красивыми холодными улыбками. Возненавидить их у Виталия Петровича не хватило сил. А потом ненавидеть в одиночку это трудно. Ненавидеть можно успешно в атмосфере партийного например базара. Но базар был уже сам по себе противен Виталию Петровичу. Оставалось принять эту ситуацию. И Виталий Петрович принял правила этой волчьей игры.
Виталий Петрович под простынкой лежал на диванчике. Две тяжелые капли шлепнулись с потолка. Одна угодила ему в пузо. И то место куда она угодила зачесалось а на простынке остался след. Другую каплю Виталий Петрович приметил. Она медленно набухала и целилась ему прямо в лицо. Капля все больше и больше впитывала в себя другую влагу. Уже близка была та минута когда она от собственного веса оторветься. Но Витталию Петровичу было так хорошо лежать что совсем подниматься не хотелось. Он лишь отвернул от прямого удара лицо и закрыл глаза. Ему намедне приснилась его покойная Томка. Она ему часто снилась после смерти. Он даже несколько раз ходил в церковь. Потомсниться Томка перестала. И прошло уже года четыре. А тут пришла. И была она вся какая то совсем на себя не похожая. И волосы другие и тело другое и вся она и не она. Но при этом Виталий Петрович знал что это его Томка. Сны Виталий Петрович по пробуждению почти никогда не помнил. Так, какие-то ошметки да и то как икота черт знает зачем и когда возникает, так и ошметки этои как черти из табакерки в любой час и в любом месте бряк и встают в голове. И ты знаешь что это и от куда.Но почему это и вообще какая связь ничего не ясно.Так и сейчас. Только закрыл глаза Виталий Петрович, то перед глазами встала Томка. Точнее даже не она и не та которая совсем небыла похжа на Томку но при этом все же была ею. Это скорее было непроизвольное воспоминание вИталия Петровича. Он вспомнил что во сне Томка сказала емучто дочку она хочет назвать Лизой.
Виталий Петрович даже вздрогнул. И тут же бобмбочка шлепнулась ему влевое ухо.
-Еб…мать-выругался он.
Одевающийся сосед оглянулся.
-Бомбят- отшутился Виталий Петрович, указывая пальцем на потолок.Сосед понимающе кивнул и сталнисчего рассказывать свою историю. Виталия Петровича рассказ соседа отвлек от мыслей. Потом когда сосед пожелав легкого пара ушел виталий Петрович поднялся и пошел дальше париться. Он сделал еще одну «тройку» и помылся. Время на часах было уже три часа. За это время публика значительно переменилась. Пенсионеры-льготники рассосались, а их места заняли молодые мужики. Они приходили по двое и по трое. У них было много еды и выпивона. Они громко говорили и смеялись. Они если не жрали и не бухали то разговаривали по мобильникам. Виталий петрович ждал. Его терпеливое ожидание отодвигало его недодуманную мысль. Ноон знал что стоит ему немножко расслабиться и он все поймет и вспомнит. Но сейчас ему расслабляться нельзя.
Прошло еще полчаса и кажется вот они. Пришли и расселись в диаганальном по отношению к диванчику Виталия Петровича направлении, сразу четверо. Виталий Петрович не ошибся. Один который пришел раньше держал целое купеиз трех диванчиков. И вот теперь еще четверо. Это уже команда! И сейчас должно закрутиться дело.
Виталий Петрович читая газетку наблюдал. Всесходилось. Снаряга у них та самая. Веники классные и полно всяких баночек с приготовлеными смесями. А когда один из них взмахнул над головой хорошим пучком полыни- для виталия Петровича уже сомнений никаких небыло Это команда и сейчас они начнут делать пар.
И действительно заглянув в мойку он увидел как у парной стал скапливаться народ. Тогда Виталий Петрович подошел и в приоткрытую дверь из толпы негромко, но так чтобы усллышали те кто и должен был услышать сказал:
-Ребята, когда сделаете крикните нас из радевалки!
-Конечно, батя, позовем всех!- был ему и всем ожидающим пара, ответ.
-Ну и славно!- уходя подумал Виталий Петрович.
А это значило что наступает его вторая краткая часть выездного банного мероприятия. Это действительно было дляВиталия Петрович выездное мероприятие. Ведь его баня где была его команда, где он был Петровичем и куда приходил не на мероприятие, а по зову души и тела эта баня была на Нижних полях. А здесь именно мероприятие где он Виталий Петрович предпринимает определенные и апсолютно осознаные меры.
-Значит так,-уже как машина соображал он,-в раздевалки человек двадцать. Когда нас позовут большая часть нас поднимиться и пойдут на новый свежий пар. Это будет именно так тут к бабушке ходить не надо! Конечно кое кто останется. Я встаю и вместе со всеми иду, но не в мойку а сварачиваю к туалету. Надо успеть соориентироваться и выбрать сектор действия. А потом все как обычно. Главное без суеты. Томка мне сказала что девочку она хотела бы назвать Лизой! Но как же ? разве я это ей говорил? Но об этом потом.
Дверь в мойку за которой наблюдал виталий Петрович, распахнулась и вошедший мужик позвал всех в парную. Виталий Петрович поднялся в вслед за другими потянулся к дверям. У зеркала он задержался, поправляя шапку и осматривая себя. Цепкий вниматльный его взгляд уцепился за второй от его диванчика проход. Там сейчас поднялись два среднихлет мужика.
-Поддатые,- отметил Виталий Петрович,- и на диванчике напротив никого. Пустой диванчик.
Виталий петрович отошел от зеркала и нырнул в туалетную комнату. Зажав нос чтобы скисшая моча не обламала весь словленый кайф Виталий Петрович с минутку постоял в холодном вонючем сартире. Его невысокий рост позволял ему двигаясь в промежутках между диванчиками быть невидимым из заих высоких спинок. ОН безошибочна сделав несколько поворотов оказался перед тем самым намеченым диванчиком. На одежду была наброшена простынка. Левый угол простынки виталий Петрович сбросил. Ведь такое часто случается. Повесит человек простынку чтобы прикрыть одежду, а один конец простынки возьми да упади. Приходит хозяин и поправляет простынку.
Затем руки Виталия Петровича быстро скользнули по одежде и сразу были определены все уплотнения. Потом уплотнение определенное как лопатник было быстро исследовано. И на свет божий был извлечен он- из хорошей новенькой кожи. Пальцы Виталия Петрович извлекли две тысячные купюры после чего лопатник был снова опущен в карман на место. А купюры исчезли в войлочных глубинах руковички которая в бане просто необходима. Ибо как же без нее в крутой парной держать в руках веник и еще махать им?
Дело было на этом закончено. И Виталий Петрович пошел париться. Он успел на самый толк в парной. Народ каки везде был базарный. Кое кто спешил и уже хлстал свои ляшки вениками. Но те кто знал толк те пригнув головы и укрыв лица под полями своих войлочных шляп дышали духом распаренной палыни. Виталий Петрович присел на ступеньку. В руковичке шелестнули две купюры.
Виталий Петрович закрыл глаза.
В тот день он уже знал как они назовут их дочь. Он решил ее назвать Лизой и теперь хотел поделиться этим своим отцовским желанием с Томкой. А ее три дня назад с десятидневной девочкой забрали в больничку. И вот когда он спешил к ней и к своей дочке- его Лиза умирала. Поэтому он тогда ничего Томке не сказал. ОН в тот день напился. И пил целую неделю. Да он пил но про Лизу ничего ей не говорил. А намедне она пришла к нему и сама сказала что хотела бы назвать дочку Лизой!
Мужики спускались и поднимались. Они проходили мимо сидящего в уголку на верхнй ступеньке Виталия Петровича.Кто-то открыл маленькое винтялиционное окошко и Виталий Петрович почувствовал как сквозь его прикрытые веки пробивается в его мозг нестерпимо яркий свет. Он открыл глаза.
-Как это возможно? Солнце такое огромное и свободно гуляющее в небе сейчас все целиком вместилось в проем этого маленького винтеляционного окошечка?- щурясь от яркости света думал Виталий Петрович.
Наверное там где теперь Томка тамвсе давно раз навсегда известно. Поэтому и она все знает. И про Лизу тоже знает. И променя знает?Ну и пусть.Довольно и того что я знаю что она все знает. Мне сейчас здесь не просто хорошо, но сейчас я бы хотел умереть.
Вот такие дела!