Путь надежды

Р. МАЛКОВ







      Путь
      надежды










                ГАВРИЛОВ-ЯМ
                2016
 
ББК 84(2Рос = Рус)6
   М 19







Малков Р.К.

М 19 Путь надежды. Роман. Гаврилов-Ям Ярославской области: ООО                2016. – 220с.

ISBN


М ---------------------- без объявл.















© Малков Р.К. 2016
 
 

ПУТЬ НАДЕЖДЫ

Глава первая

– 1 –

Вот и сыграли свадьбу Любе – племяннице жены Владимира Миланова, стало поспокойнее у него на душе, но не надолго. В том же месяце устроился Владимир при помощи свояка на стройку поселкового коммерческого центра и первым делом навестил Федулиных. Мать Саши встретила его без восторга, но разрешила остановиться на постой, взяв обет молчания насчет эксперимента по восстановлению мозгов шизофренички дочери из безумия к осознанию женской доли. Пришлось ему смириться с ролью шприца и изображать перед весенней любовницей постороннего человека. Это проделать удалось довольно легко, поскольку он целыми днями пропадал на стройке и виделся с Сашей редко. Однако мысль об отцовстве вынашиваемого повернутой девахой ребенка не давала Владимиру покоя, заставляя озаботиться за дальнейшую судьбу своей тайной пассии.
Коль скоро в качестве постояльца Федулиных Владимир Миланов избегал общения с Сашей, то после рабочей недели он тотчас поехал в город и в вагоне электрички разговорился с напарником по работе, избегая в дружеской беседе затрагивать любовные темы. Но Рудольфу Милкоеву вздумалось перевести разговор на воспоминание про путешествие по весенней реке в таежное урочище своего старшего брата, которое закончилось для Владимира Миланова любовными перипетиями.
– Узнала она тебя? – поинтересовался он о Саше.
– Не осталось у нее никакого понятия, – досадливо проговорил Владимир и уставился в окно.
Отметив изменение состояния своего товарища с оживленного на мрачное, Рудольф дипломатично углубился в содержание газеты. Владимир же тем временем мысленно костерил себя за прежнюю откровенность перед другом о своих любовных приключениях. Надо было ему весной по совету Анастасии Петровны Федулиной не мечтать о возобновлении интимных взаимоотношений с ее дочерью. Только ведь сердцу не прикажешь. Благодаря встрече с таежной спасительницей-Синильгой – как для себя прозвал Владимир Миланов Сашу Федулину – проснулось в нем вечное излюбленное влечение мужчины к женщине, беззаветно отдавшей себя своему избраннику. Теперь при одной только мысли о случившемся на него накатывала волна светлой грусти.
Надежда Миланова моменты грустной задумчивости мужа объясняла его тягой к литературному творчеству и не считала нужным беспокоиться, памятуя, насколько легко и мудро решает Владимир в периоды творческого горения любые житейкие проблемы. Вот и сейчас, лишь только муж приехал с работы, завела она с ним разговор о наболевшем:
– Взял бы Толю с собой хотя бы на недельку.
– Нет, Надя, – поспешно возразил Владимир, да вовремя спохватился и с озабоченным видом принялся объяснять жене мотивы своего решения: – На стройке в его возрасте опасно, а без дела там болтаться негде и не с кем.
– Боюсь, за лето без тебя он развольничается, – вздохнула Надежда.
Владимир прикинул в уме ситуацию, представил себя на месте пасынка, проговорил с улыбкой:
– Не развольничается.
Заметив, что жене не до улыбок, он полуобнял ее за плечи и принялся излагать свою точку зрения:
– Казалось бы: Сплошное баловство, что твоя мать подарила внуку на шестнадцатилетие иномарку. Да ведь машина-то подержанная, требует постоянного ухода. Тем не менее Толя с удовольствием занимается ею, изображая перед бабушкой бывалого шофера под присмотром дедушки. Так что ничего с ним не случится, потому что без деда ему далеко не уехать.

– 2 –

На стройке пошли перебои со стройматериалами, у Влади-мира Миланова появилось свободное время, и однажды по просьбе квар¬тирной хозяйки он с утра взялся за изготовление деревянной подставки под ведра. Деревообрабатывающий инструмент в доме нашелся, да оказался в таком состоянии, что на его наладку и заточку ушло почти полдня. Естественно, что женщине столь неспешное выполнение заказа показалось проволочкой дела. Стесняясь выказать квартиранту неудовольствие затяжкой работ, Анастасия шумнула на дочь, которая после завтрака вновь улеглась на свой диванчик досматривать сны.
– Хватит дрыхнуть! Иди у коровы навоз убери, – распорядилась она.
Однако приказной тон матери Саше с некоторых пор стал не по ду¬ше. Потому-то от окрика она демонстративно повернулась на другой бок лицом к спинке дивана.
– Иди, моя хорошая, вычисти стойло, пока корова пасется на привязи, – сменила хозяйка тактику, и Саша тотчас поднялась и направилась на выход. Поскольку спала она в одежках, то в прихожей лишь сменила туфли на сапоги, а на плечи поверх кофты надела куртку.
– Куда ты вырядилась! – удивилась Анастасия. – На улице теплее, чем в избе.
– Сама-то весь день в фуфайке ходишь, – возразила на это Саша и вышла. Вскоре хозяйка, сняв-таки фуфайку, пошла на огород. Оставшись один, Владимир сноровисто сработал немудреное изделие. Когда хозяйка вернулась готовить обед, по ее одобрительному взгляду он догадался о высокой оценке своего труда.
Сготовив обед и накормив работника, Анастасия ушла в переднюю комнату. Тем временем Владимир присел в прихожей на только что сработанную подставку. Здесь он расслышал со двора мычание коровы, сопровождаемое возгласом Саши: – Стой, кому говорят! – Затем звякнула цепь, скрипнула входная дверь.
Саша заявилась на порог, и мать вышла к ней в прихожую.
– Ты зачем корову завела? – попеняла она.
– Ее пауты замучили.
– Попаси у реки, где ветерок.
– Там трава плохая, она не ест, а дальше на луг я боюсь гнать.
– Отведи тогда ее хоть на заулок. Пусть на цепи попасется, – посоветовала мать дочери.
– Да! Удержишь ее! – возразила Саша. – Вбей хоть какой штырь, все равно вырвет, если вздумает домой убежать.
– Экая здоровущая холера! – вскричала тетка Настя. – Это пото¬му, что второй год миндальничает и не телится. Все прошлое лето раз¬гуливала как барыня, с быком только по осени походилась. Поэтому ны¬нче ей срок телиться среди лета. Наплевать, пусть хоть в зиму, лишь бы отелилась. Вот по времени близко уже, а признаков что-то не ви¬дать. Молоко-то должно бы уже горчить. Хорошо, хоть не стала запус¬кать. Много ли вчера вечером надоила?
– Трехлитровую банку, – отвечала хозяйская дочь в полном осоз¬нании беседы на тему животноводства.
– И я утром не более того, – сокрушается хозяйка перед нею и начинает объяснять, какие признаки стельности коровы надо знать.
Однако Саша дальнейшие рассуждения матери слушать не пожелала и прошла на кухню, чтобы отобедать.
Оставив дочь в покое, Анастасия прошла в комнату. Но как только та после обеда пришла на свой неизменный диван, она вновь прйступила к ней с вопросами:
– Куда булку хлеба из кастрюли извела?
– Нежданке скормила.
– Совсем с ума сошла! Этак молоко золотое будет. Для коровы летом лучший хлеб – трава, а зимой – сено. Не хочешь ее пасти, по¬коси ей травы.
Саша согласилась с доводами матери и отправилась на улицу.
– Она косить умеет! – вступил постоялец в разговор, как только за вышедшей закрылась двер.
– Прямо! – возразила Анастасия. – Тяпает, как попало.
– А ведь она стала все понимать, – задумчиво проговорил Владимир и загрустил от мысли о безвозвратности былого любовного безрас¬судства Саши.
– В восьмом классе с нею случилось, – пустилась тетка Настя в откровения. – Она со школьной подругой была очень близка, а та весной переехала в город. Вот Саша и затосковала, запсиховала: какая-то раздражительность у нее появилась и агрессивность. То с мальчишками подерется, то еще чего вытворит. Мне сказали, что дочь надо свозить в город, а там ее сразу забрали на лечение. Поначалу я к ней ездила каждую неделю. Вроде, спокойнее она сделалась, но стала ко всему равнодушная. Через четыре года забрала я Сашу домой. Ведь из нее бессмысленную скотину делали! Разве это лечение!
Выслушав сию повесть, Владимир Миланов вздохнул и отправился на стройку. Когда он в летних сумерках вернулся на ночлег, то застал хозяйку за перетаскиванием досок от баньки к дому.
– Хочу крыльцо переделать, – похвалилась она.
Обговорив заказ, Владимир вошел в предбанник и, включив свет, увидел на столике бутылку водки.
– Это откуда? – вышел он с бутылкой в руке.
– За сегодняшнюю работу, – последовал ответ.
– Ну, знаешь! Я помогал не из-за бутылки, – возмутился он.
– Заработал – бери, – вынесла хозяйка окончательный вердикт.
– Ладно, спасибо, – ответил постоялец с кислой миной.

– 3 –

При очередном срыве строительных работ на Владимира Миланова навалилась зеленая тоска, и он поехал в город. Явился он на городсую квартиру среди бела дня, но жена оказалась дома, и ему пришлось с порога объяснять причину внепланового приезда.
– Что случилось? – всполошилась Надежда.
– Да-а! – раздраженно выдохнул Владимир в ответ. – Твой Приваров поломал нам весь рабочий график.
После этого сообщения он разулся и спокойно прошел в ванную ком¬нату, не обращая внимания на помрачневшую жену, у которой слова мужа вызвали гамму чувств. Подготовив смену белья, она прошла к нему, села на край ванны, спросила с подначкой:
– А вы что же без Владимира Петровича работать не можете?
Владимиру из-за мыльной пены, попавшей в глаза, не до разговоров, и он буркнул в ответ: – Наш свояк кирпич со стройки кому-то в город отправил, – и тотчас уловил, как от его сообщения жена аж дышать перестала, а потому срочно обмыл лицо, чтобы взглянуть на свою благоверную. Увидев, что Надежда сидит, словно набрав в рот воды, он, с целью вывода ее из шокового состояния, принялся объяснять технологию строительных взаимоотношений: – Кирпич на следующей неделе нам завезут, и каменщики вернутся.
Ситуация с работой мужа прояснилась, Надежда ожила и, не говоря ни слова, ушла на телефон. Едва набрав номер, она выкрикнула:
– Владимир Петрович! – затем добавила спокойнее: – Это я.
В ответ телефонная трубка донесла радостный голос Приварова.
– Надежда! Рад тебя слышать, – бодро приветствовал он свояченицу. – Какие у тебя заботы? Какие проблемы? – посыпались дежурные вопросы.
– Володя приехал, говорит, что работы приостановлены, – приня¬лась Надежда объяснять суть своих огорчений. Но на другом конце связи как только уловили слово «работы», так немедленно удалились в иной разговор с каким-то посетителем. И все же голос Приварова вернулся к позвонившей, но лишь для того, чтобы сообщить: – Подожди: Надо срочно по сотовому позвонить.
Когда Надежда дождалась возвращения телефонного собеседника, того словно подменили.
– Да, слушаю тебя! – сухо прозвучало в трубке.
– Володя говорит... – вновь взялась она изливать душу.
– А-а, Владимир! – вспомнил Приваров. – Где он?
– Моется в ванной, – призналась Надежда. – Это правда насчет кирпича? – спросила без обиняков.
– Так надо, – твердо отвечал телефонный собеседник. – За зарп¬лату мужа не переживай. По осени мы ему сделаем повышение и возьмем в фирму на постоянную работу, – пообещал он и распрощался.
Успокоившись заявлением Приварова, Надежда ушла по делам. Владимир же остался без обычного внимания жены, а потому после ванной почувствовал себя неуютно. Однако вскоре жена ве¬рнулась с сынишкой, и тот быстро поднял настроение, подбежав к отцу и попросившись на руки.
Андрейке исполнилось два года, и он очень любил поговорить. Сейчас о чем-то пролепетав, он соскользнул с рук отца на пол, выудил из своей кроватки машинку, приволок ее, стал что-то объяснять. Тут обнаружилось, что ребенку необходимо сменить штанишки.
– Кто пись-пись будет проситься? – упрекнул папа сына, переодевая его.
– Пись-пись, – подтвердил карапуз, цепляясь рученками за покрывало на диване и ускользая из рук отца. Не ребенок, а юла.
Пока сын отвлекал отца от мрачных дум, Надежда прошлась по магазинам. Вернувшись с покупками, предложила мужу:
– Погуляйте, а я в квартире приберусь..
Владимир молчком собрал Андрея и вышел из дома. Идут они по тротуару, держась за руки, вернее отец держит ручонку малыша, не позволяя ему падать. Сынишка же семенит ноженками, не поспевая за папой, тем не менее поминутно отвлекается то трещинкой в асфальте, то камушком, на который следует наступить.
– Что тебе не идется спокойно! – сердится Владимир на сына, беря его на руки. Ему бы гулять с ребенком да радоваться, но засела в голове у него мысль, что не рада жена его внезапному приезду, а потому надо ехать обратно. С этим решением дозвонился он с телефон-автомата до напарника по поселковому строительству и повел речь о сенокосных делах.
– А тебе зачем? – удивился Рудольф.
– За постой Федулиным хочу отработать. Все равно на стройке пока делать нечего. Сегодня соберусь и поеду. Жене скажу, что созвонился с тобой, и ты велел начинать отделочные работы внутри первого этажа.
– Отделкой без нас займуться, – возразил Рудольф. – Однако поезжай, коли надо. Михаил сенозаготовку еще не начинал. Ему Павел должен скосить трактором. Так что лови момент, – весело проговорил он и, хмыкнув, повесил трубку.
Скомкав прогулку с сыном, Владимир вернулся домой и вскоре выехал в путь.Всю дорогу досадовал он на себя из-за необходимости шефствовать над Сашей Федулиной и скрывать от жены свои благие намерения ради сохранения мира в семье. Мысль о том, что благородные дела не вершатся с помощью обмана и лжи, бередила совесть. И припомнились ему религиозные понятия насчет совести человека, которая является духовной субстанцией, вкладываемой в душу каждого, чтобы человек имел возможность обращаться за советом и помощью к Богу.

– 4 –

С Павлом Милкоевым Владимир договорился быстро, и на следующий же день с утра явились они на тракторе в фермерское хозяйство Михаила. А тот давно чаял помощи брата. Проинструктировав сына насчет сенокосных дел, он повел Павла в дом. Так что Владимиру пришлось работать на тракторе «Беларусь» на пару с Петром Милкоевым. Вернулись они после косьбы усталые, но довольные результатами своего труда. На подворье их поджидала хозяйка с домашними ватрушками. Как Петр ни отнекивался, Наталья Дмитриевна настояла на своем.
– Успеешь к выпивке, сначала поешь, – попеняла она сыну.
Владимир незаметно для Натальи Дмитриевны подмигнул напарнику и поддержал ее, посоветовав: – Действительно, куда спешить, – но, как только она ушла, проговорил: – Давай сюда. По себе знаю, что на сытый желудок пить муторно.
– Ты совсем не пьешь? – поинтересовался Петр.
– Прямо! – промямлил Владимир. Он уже жевал только что испеченную лепешку с творожным верхом, недоумевая: как можно отказываться от подобной вкуснятины.
– Мое изделие попробуешъ? – предложил ему хозяин после того, как с ватрушками было покончено.
– Какое изделие? – не понял Владимир.
– Там отец с дядей Пашей весь день самогон дегустируют, а у тебя тут уже и места нет, – рассмеялся Петр, легонечко ткнув Владимиру Миланову пальцем в живот.
– Для пары рюмашек место всегда найдется, – улыбнулся Владимир.
Они, весело переговариваясь, вошли в дом, где два братца Милкоевых после обеда поджидали их, как предлог для очередного застолья. Дело у Михаила с Павлом за выпивками не единожды доходило до песен, однако сейчас гармошка и балалайка отдыхали вместе с певцами. Но вот вернулись с покоса работники, хозяйка накрыла общий стол, и после принятия по рюмашке первача братья вспомнили о музыкальных инструментах.
– А ведь Владимир не слышал твоей песни, – обратился Павел к стар¬шему брату, беря в руки гармошку.
– Начинай, – предложил Михаил гармонисту. Сам он уже подобрал на балалайке нужный мажорный аккорд и, переждав проигрыш к мелодии песни «Ярославские ребята», запел:

– Мы – таежные ребята с берега глухой реки –
Были юными когда-то. Эх! А теперь вот старики.
Старики – народ бывалый. Им всегда во всем почет,
А в любви вот почему-то. Эх! Абсолютно не везет.
Слушал Владимир песню Милкоевых внимательно и с удовольствием, подмечая, что у Михаила получилось нечто незамысловатое, но ядреное.

– В поле встретил я Дуняшку, там она полола лен.
Как увидел толсту ляжку. Эх! Стал в Дуняшку я влюблен.
Начинаю речь с подходом: Говорю – все в мире тлен.
А она мне отвечает: – «Убирайся, старый хрен».
А с другой договорился, сразу стала жизнь мила.
Но на свиданье не явился. Эх! Поясница подвела.
Манька встретилась у речки. Воду шла она носить.
Что-то дрогнуло сердечко. Я решился попросить.
Говорю ей: Дай! Родная! Говорит: – «Сейчас я дам».
И дала мне, озорная. Эх! Коромыслом по зубам.
Проклиная день и место, зажимая рот и нос,
Я домой к себе на место семеню, как битый пес.
Пристает жена упорно: – «Где ты, старый, так попал?»
Говорю: Сидел в уборной и нечаянно упал.
Говорит жена с презреньем: – «Полно, старая беда!»
Сама смотрит с подозреньем: не в дерьме ли борода.
Спать ложусь с своей старухой, приласкать ее спешу.
Она шепчет мне на ухо: – «Лучше спину почешу».
От такого обращенья хоть коровою реви.
Нет нам, старым, утешенья. Эх! Нет порядочной любви.*

– Вот это стихи! – воскликнул Владимир, желая польстить автору.
От похвалы Михаил заерзал на стуле, затем сообщил:
– Этой зимой написал. В Троицу у Павла спели, а поселковые спрашивают: «Кто сочинил?» Братан им ответил: «Михаил». Они недоумевают: «Лермонтов, вроде бы, таких стихов не писал». А Павел и говорит: «Это мой брат Михаил написал».
В подтверждение такого факта Павел вновь наполнил стопки самогоном, тотчас выпив свою порцию. Видя это, Владимир засомневался насчет осуществимости сегодняшнего отъезда с Павлом в поселок. Однако стоило Наталье Дмитриевне намекнуть деверю, что пьяным лучше не ехать и остаться у них до утра, как Павел поднялся из-за стола и отправился к трактору. Он привычно завел двигатель, без проблем взобрался в кабину, дождался пассажира и, включив фары, осторожно тронулся в путь. Основательность его опьянения проявлялась лишь в излишней осторожности и медлительности при управлении техникой. Благодаря этому трактор шел строго по утренней колее, замедляя свой бег перед каждой мало-мальской канавкой.

– 5 –

По возвращении с покоса Владимир сразу завалился в постель и уснул, как провалился. Проснулся он ни свет ни заря с раскалывающими голову похмельными болями да с ощущением горькой сухости во рту. Угораздило же его вчера набратъся! А все из-за того, что уж очень легко пился «КВН» Милкоевых. Только ведь что входит в человека голубком, то чаще всего выходит чертом, и у него сейчас, как говорится, горели колосники. Выбравшись из-под одеяла, он долго пил воду прямо из ведра. Вскоре малость полегчало, и мысль заработала в направлении похмелья, однако было еще очень рано. Пришлось Владимиру снова забраться в постель, где у него появились размышления насчет того, что в нынешние времена за самогон не ругают, и не пора ли переименовать этот налиток из «КВН» в «КВД» – коньяк, выгнанный днем. Долго лежал он в полудреме, думая о подобной чепухе, пока ни вспомнил, что на стройке сегодня делать нечего, и можно повторить заезд на заимку. Взбодрившись от такой перспективы, он тотчас поднялся с постели, умылся из ведра, потом побрился в предбаннике и вышел на заулок, чтобы встретить новый день.
День вызревал теплым. Сейчас он только-только подымался под купол безоблачного неба первыми отблесками зари. Но вот показалось солнце, и под его лучами каждый листочек деревьев, каждая травинка лугов заискрились капельками росы, задышали свежестью летнего дня. Люди в поселке тоже поднимались ото сна и в заботах о хлебе насущном привычно вписывались в гармонию сенокосного дня.   Сосед Федулиных, затарахтев мотоциклом, тем не менее не нарушил сельской идиллии, коль скоро к нему вышла жена, уселась в люльку, и они укатили по сенокосным делам.     Вот на подворье Анастасия Федулина громыхнула помойным ведром, затем звякнула цепью, направляясь с коровой к околице, чтобы оставить ее пастись на привязи. Вернувшись, она заглянула к бане, где сидел созерцатель природы.
– Много ли вчера накосил? – спросила она.
– Всю твою луговину, – равнодушно ответил постоялец, думая о своем.
– Слава богу! – облегченно вздохнула крестьянка, с радостной тревогой думая, что при качественной сушке корове сена хватит на всю зиму.
– А с сушкой нам сегодня поможешь? – робко попросила она.
– Ах, теть Настя! – вздохнул Владимир. – Я ведь сегодня планировал гульнуть.
Тем временем к дому завернула крестьянская телега, влекомая мослатым мерином. На видавшей виды подводе сидел долговязый чернобровый мужик и круглолицая баба, разрез глаз которой свидетельствовал, что татаро-монгольское нашествие и в Сибири принесло свои плоды.
Анастасия явно ожидала этого визита, коль скоро сразу подошла к приехавшим с деловым разговором, в результате которого возница выторговал у нее бутылку водки и передал ей вожжи со словами: – Вечером на обратном пути заберу, – а его жена засуетилась на ступеньках крыльца, где по приезду расположилась с хозяйственной сумкой. Пошарив в недрах потрепанной кошелки, она извлекла стакан и кусок хлеба. Мужчина, по опыту семейной жизни не надеясь на большее, изобразил на лице недоумение и попросил:
– Петровна! Дай закусить.
Анастасия вынесла пару бутербродов из запасов, приготовленных для питания на покосах. Посетители опорожнили бутылку и отправились каждый в свою сторону: женщина – домой, а мужчина – на пригородную в районное лесничество. После их ухода Анастасия заспешила со сборами, между делом оживив постояльца опохмелкой. Затем она разбудила дочь, и все вместе они выехали в путь. День обещал быть жарким, но доехали они по утренней прохладе и по приезду, оставив выпряженного коня у телеги перед охапкой травы, вышли с шевелилками в руках на луговину, где скошенная трава лежала на стерне ро¬вными лентами, где ее требовалось разбить, поворачивая к солнцу непросохшей стороной.
Ах, сенокосная пора! Сколько о ней песен сложено, сколько прозой написано! Каждый год приходит она к сельскому труженику желанной необходимостью заготовки фуражных кормов, при которой не обойтись без косы и шевелилки. Эти ручные орудия труда в космический век воспевать, вроде бы, не логично. Те же конные грабли да конные косилки появились более ста лет назад. И все же при любом развитии техники без литовки не выкосишь укромные бугристые места, без ручных грабель не соберешь сено в копны, а шевелилка и вовсе является самым древним орудием сенокосных дел. Сейчас Владимир Миланов шел с нею в руках, вспоминая детские навыки работы, орудуя этой рогулькой, сработанной из стволика молодой березки, сноровисто продвигаясь по своему рядку вслед за женщинами.
К полудню все было перешевелено, и сенозаготовители выехали домой. На подъезде к поселку проселочная дорога шла параллельно железнодорожному пути. Проезжая мимо железнодорожного переезда, Владимир посмотрел на панораму строительства торгового центра. Он знал, что Рудольф Милкоев начал внутреннюю отделку здания силами двух щуплых шабашников, однако сейчас на площадке ходили люди с солидными фигурами.
Не сказав Федулиным ни слова, Владимир спрыгнул с телеги и направится за переезд на стройплошадку.
– Куда это он? – удивилась Саша.
– Видишь! Начальство приехало, – догадалась ее мать.

– 6 –

Поднявшись в верхнюю часть поселка, Владимир Миланов прошел к возводимому сельмагу через пустырь, примыкавший к железнодорожной насыпи. Людей на стройплощадке он не обнаружил, но у ее обочины приметил две автомашины. Зная, как Милкоев Рудольф жаждал приезда приемной комиссии, чтобы опроцентовать объемы выполненных работ, он поспешил на строительный объект. На подходе к зданию он был остановлен возгласом жены, призывно махавшей рукой из легкового автомобиля. Почувствовав себя пойманным с поличным, Владимир медленно направился в ее сторону. Ему предстояло объяснение по поводу отсутствия на рабочем месте, а потому он на ходу лихорадочно придумывал ответы на возможные вопросы. К счастью, жена в машине была с сыном, который сидел за рулем с закрытыми глазами в позе уставшего бывалого шофера.
Оценив позу парня, Владимир предложил жене:
– Пойдем на стройку, пусть отдыхает.
Надежда с улыбкой выбралась из салона автомашины и сразу взяла мужа под руку, но от вопроса не удержалась:
– Где ты был? – полюбопытничала она.
– На покосе. Помогал брату Рудольфа, – выдал Владимир правдоподобный ответ, ускоряя шаг в направлении к возводимому зданию в надежде уйти от дальнейших расспросов. И ему это удалось, потому что из здания показался Рудольф, который только как освободился от комиссии. При виде напарника по работе, идущего с женой под руку, он быстро оценил ситуацию, поспешив на помощь с вопросом:
– Как у братана дела?
Мысленно поблагодарив друга за сообразительность, Владимир сооб¬щил достоверное:
– Скосили все. Осталось высушить.
Теперь можно было не опасаться расспросов жены, однако расслабляться тоже не следовало, а потому надлежало переключить внимание Надежды на семейные проблемы.
– Ты зачем заявилась? На кого Андрейку оставила? – насел Владимир на супругу с тревожными вопросами.
– Владимир Петрович попросил, а Андрея из садика мама заберет, – отвечала Надежда с таким видом, словно на уме у нее было что-то более важное, чем забота о младшем сыне.
Для Рудольфа ситуация с Милановыми прояснилась, и он со спокойной совестью ушел к машинам, чтобы забраться в УАЗик. В его отсутствии Владимиру совершенно не улыбалось беседовать с женой о подробностях личного времяпровождения, и он направился было внутрь здания, но Надежда притормозила его за руку.
– Ты знаешь, что Владимир Петрович хочет с тобой поговорить о работе? – сообщила она с видом заговорщика.
– Насчет чего? – встревожился Владимир.
– Парень, который директором, уходит из фирмы. На его место Владимир Петрович хочет предложить тебя. Ты соглашайся, – попросила жена.
А Владимир Миланов давно согласен взвалить на себя любое ответственное дело. Но в данный момент нельзя ему бросать Федулиных с сенокосом на произвол судьбы.
– Будем думать, – проговорил Владимир с озабоченным видом, на что от жены получил незамедлительно: – О чем тут думать!
Возмутившись нерешительностью мужа, Надежда смотрит на него с недоумением, а он весело смеется ее возмущению, поскольку так приятно сознавать, что жена мечтает о том же, о чем мечтаешь сам.
– Хорошо, – поспешил Владимир успокоить жену, – но, чур, с бумагами будем вместе разбираться.
– Господи! Да за деньги я тебе хоть в чем помогу! – вдохновенно откровенничает Надежда и тем самым вновь веселит супруга и продолжает говорить, не обращая внимания на его смех.
– Нет, ты посмотри, как моя сестра живет с Владимиром Петровичем, и как у нас в квартире! – восклицает она с горечью, и Владимир хмурится. Он согласен с женою. Живут они, вернее, жили до этого года за чертой бедности, перебиваясь случайными заработками да помощью родителей. И все же более по инерции, чем осознанно, он возразил ей: – Не в деньгах счастье.
– Без денег счастье может быть только у повернутых, – ответила на это жена. Одернув мужа, она смотрит в сторону автомашин, где за рулем легковушки сидит ее старший сын. Сейчас у матери одно на уме: сын закончил десятилетку, парня надо обуть-одеть в соответствии с возврастом, и все это легко осуществится, если муж возьмется за дела фирмы.
– Может, сейчас поедешь с нами в город? – предложила она.
– Зачем? – удивился он.
– Ну, здесь без тебя обойдутся, а там ты с Владимиром Петровичем занялся бы оформлением на должность, и за этот месяц тебе уже бы шел директорский оклад.
Ах, Надежда! Владимиру Миланову самому не терпелось заполучить доступ к расчетному счету фирмы. Однако на ближайшие дни у него запланировано нечто другое, а потому он отнекивается довольно аргументировано:
– Не думаю, что в таком вопросе спешка уместна. Пусть Приваров за текущий квартал бухгалтерский баланс составляет с прежним директором.
– Как хочешь, – легко соглашается жена, поскольку уже добилась главного.
Тем временем приемная комиссия закончила осмотр возводимого объекта и нарисовалась у его входа с намерением проследовать к автомашинам. Они прошли бы мимо Мллановых, даже не заметив их, если бы не Приваров, который после ликвидации Новосибирского коммерческого банка с председателей правления банка перешел на работу в мэрию, а потому теперь лично взялся за дела частной строительной фирмы, зарегистрированной на имя сына от первого брака. Владимир Петрович шел первым под руку с крупным, не в меру располневшим мужчиной предпенсионного возвраста. Обменявшись с Надеждой взглядом и уловив ее утвердительный кивок, Владимир Петрович потянул своего шарообразного спутника в сторону ее мужа со словами:
– Иван Иванович! Позволь познакомить тебя с будущим директором фирмы «Поиск».
При такой аттестации Приваров взял правую руку Миланова и впихнул ее в руки своего спутника.
– Отъедалов, – отрекомендовался шарообразный мужчина на ходу и покатился к маши¬нам, быстро перебирая ножками.
Тем временем двое других членов комиссии не последовали за ним, а подступили к Миланову с заинтересованным видом. С ними остался и Приваров.
– Влад Исакович! – обратился он к одному из них. – Тебе, как председателю поселкового совета, полезно иметь знакомого директора строительной фирмы.
При этих словах Приваров легонечко хлопал Миланова рукой по спине, приглашая к беседе, и тому пришлось начать разговор. Коль скоро он после известия жены уже прикидывал возможности фирмы насчет наращивания и расширения строительных дел, то сейчас решил воспользоваться ситуацией:
– А что, Влад Исакович! – начал Миланов, едва обменявшись с подошедшими рукопожатием. – Не заняться ли нашей фирме после строительства торгового центра благоустройством пустыря!
Делая такое предложение, Миланов рукой показывал на ручей и нишу водовода в железнодорожной насыпи. И эта его напористость в качестве претендента на кресло директора строительной фирмы всем понравилась. Даже только что подошедший от машин Милкоев, который благодаря приваровской рокировке превращался из бригадира – начальника над Милановым, в бригадира под его подчинением, даже он улыбнулся, подумав: «Правильно, бери быка за рога». А мужчина, отрекомендовавшийся директором местного совхоза, просто-таки восхитился дальновидностью нового знакомого.
– Что вы имеете в виду? – с волнением поинтересовался Зингель Виктор Генрихович, коль скоро Миланов предлагал воплотить в жизнь ту мечту по благоустройству поселка, которую он – директор местного совхоза – вынашивал всю жизнь.
– Если ручей заключить в водовод, и засыпать ложбину, то здесь мимо торгового комплекса пройдет центральная улица поселка, и поселок объединится с пристанционными постройками в единый архитектурный ансамбль, – объяснял Миланов собравшимся свое предпринимательское видение расширения объема строительных работ, обводя округу широким жестом руки.
Увидев такую жестикуляцию, к Миланову подошел Отъедалов с пузатым под стать хозяину портфелем в руках.
– Я тебе то же самое предлагал, – попенял подошедшему директор совхоза, но Отъедалов привычно огрызнулся:
– Поселковое благоустройство к торговле не относится. Это вот его забота, – кивнул он в сторону председателя поселкового совета, и взоры присутствующих вновь обратились к Загребалову, но тот молча поглядывал вдаль. Наконец он все же сообщил:
– Который год прошу райкомхоз, да ведь такой объем работ районным бюджетом не поднять.
– В будущем все образуется, – оптимистично заметил Приваров, облегчая участь пыхтевшего от полуденного зноя Отъедалова тем, что забрал у него портфель, весело пикировав в адрес его хозяина: – Со временем Иван Иванович на пустыре еще что-нибудь возведет, а заодно ручей под землю замурует.
Однако дальнейшие планы райпотребсоюза Отъедалов обсуждать не пожелал:
– Пойдем, подпишем акт, да мне пора ехать, – обронил он в ответ, и все направились к УАЗику.
 
– 7 –

В город Надежда возвращалась окрыленной мечтами о лучшем будущем и, в предвкушении его наступления, расположилась со свояком на заднем сиденье.
– Ну, директорша! – игриво заговорил тот. – Когда дела будешь принимать?
– Володя согласен с октября, – весело отвечала она в тон собеседнику.
– Хм, интересно! – с беспокойством промолвил Приваров. – Что это он вздумал канитель разводить! Али не рад по-вышению в должности?
– Нет, он рад и доволен. Значит, так надо, – вступилась Надежда за мужа. – Знаешь, он у меня какой? – хвалится она: – Если кому что пообещает, то будь спокоен.
– Это хорошо, – успокоился шеф фирмы.
– Владимир Петрович! – обратилась к нему собеседница. – А почему ты не хочешь, чтобы бухгалтером оставалась твоя жена?
– Ни к чему фигурировать фамилии Приваровых и в учредительных документах и в управлении фирмы, – ответил тот и посоветовал: – Ты предложи мужу бухгалтером мою падчерицу.
– Любу!? – удивилась Надежда. – Но она только что со школъной скамьи да замуж. Что она соображает?
– А ей и не надо соображать, – заявил отчим Любы.
– Но что на это скажет ее муж? Быть может, у Александра свои планы трудоустройства жены! – вслух обдумывала Надежда предложение Приварова не без зависти к племяннице.
Услышав такое суждение, Приваров на мгновение задумался, однако быстро пришел в себя, выдав свое мнение в манере безапелляционного юмора:
– Какие могут быть планы у лейтенанта внутренних войск! Того и гляди, что командируют его или в Таджикистан, или в Чечню, а с семьей там делать нечего.
– Неужели в Чечню введут войска? – встревожилась Надежда: – Ведь там Дудаев провозгласил независимость, – округлила она глаза.
– Мало ли что они провозгласили, – усмехнулся Приваров.
– А как же право наций на самоопределение?
– Это при сталинской конституции было, – хохотнул Владимир Петрович и закруглил беседу.
Разговор родственников возобновился лишь при въезде в город, когда Приваров перед выходом из машины обратился к свояченице в официальном тоне:
– А что, Надежда Сергеевна! Не явиться ли тебе с мужем в этот выходной ко мне в гости!
– Но по какому поводу? – обеспокоилась она неожиданностью при¬глашения.
– Разве нужен повод сестрам, чтобы встретиться семьями? – усмехнулся Приваров, затем пояснил: – В поселок будет поставка стройматериалов. Владимиру следует оформить доверенность на свое имя и разместить груз.
– Ладно-ладно, – поспешно согласилась Надежда и распрощалась со свояком, весело улыбаясь, но как только тот вышел из машины, расслабленно откинулась на спинку сиденья, устало прикрыв глаза. Однако она быстро пришла в себя, обратившись к сыну бодрым голосом:
– Меня вези прямо домой.
– Ма! Заедем к деду с бабушкой! – предложил Толя. – Все равно Андрей там.
– Нет, мой мальчик, – без энтузиазма возразила мать. – Мне сего¬дня надо белье постирать, а ты завтра утром Андрейку привези ко мне прямо в садик.
– Тогда я дома останусь. За Андреем утром вместе за¬едем, – решил парень, соскучившийся за время пребывания у дедушки с бабушкой по общению с матерью.

– 8 –

Как только начальство уехало, Владимир Миланов отправился на квартиру. После предложения Приварова возглавить фирму он размечтался о перспективах ведения строительных дел. Однако вид домохозяйки, понуро сидевшей на ступеньках крылечка, быстро вернул будущего предпринимателя с небес на землю.
– Ну, что с коровой? – удосужился он спросить крестьянку о самой насущной крестьянской заботе.
– В прежней поре, – ответила та и заговорила о сенокосных делах. – Завтра я с Сашей пойду на покосы с ночлегом. Ночевать попросимся к Михаилу Милкоеву. За коровой соседи обещают присмотреть.
– Я могу для ночлега шалаш сделать, – предложил Владимир.
– Так ты завтра не на стройку! – обрадовалась женщина.
– Сено важнее, – проговорил постоялец уверенно, затем сообщил о Саше: – Осенью устрою твою дочь кладовщицей стройматериалов нашей фирмы. Надо ей готовиться к самостоятельной жизни, и пора на нее оформить трудовую книжку.
– Дай бог, чтобы у тебя получилось, – заметила мать девушки, направляясь в дом.
Вечером Анастасия пригласила Владимира отужинать за семейным столом, где угощала его, как дорогого гостя. А он принимал ее знаки уважения без ханжества и ложного стыда. Ведь ему от Саши ничего не нужно. Лишь бы она выздоровела и родила пол¬ноценного ребенка. Пусть она так и не узнает правду о его отцовстве, только не случайно же в природе существует мужское начало. Если ты рожден мужчиной, то будь им. Так что он не позволит, чтобы житейские проблемы с детства калечили судьбу их ребенка.
Вот с какими тревожными мыслями улегся Владимир тем вечером в предбаннике на ночлег, тем не менее заснул довольно быстро и спал как убитый, лишь под утро разметавшись в сновидениях. Растревоженные в течение дня чувства за ночь в его подсознании переплавились из сцен семейной жизни в ощущения интимной близости с Сашей Федулиной, и от всплеска оргазма он уплыл.
Проснувшись от случившегося, Владимир выскользнул из постели и побежал на пруд, досадуя на то, что интимное действие произошло всего лишь во сне. После утреннего купания он вернулся в постель, надеясь понежиться в дреме. Однако сделать этого не удалось, потому что в доме хозяйка уже поднялась ото сна и затеяла сборы на покос.
Анастасии настолько не терпелось продолжить сенозаготовку, что она и сама встала ни свет ни заря и дочь разбудила, затем зашла в баню за постояльцем. Сагитировав своих помощников выйти на луговину пораньше, довела она их до укосов по утренней прохладе. Передохнув с дороги, взялись они за шевелилки, чтобы взъерошить подсохшие, но не дозревшие до кондиции сена скошенные травы.
День разгорелся жарким, и к полудню сено дозрело. Сразу после обеда женщины взялись за грабли, а Владимир за топор, чтобы сделать из срубленных березок основания под стожки на предмет перетаскивания их волоком. Затем Владимир с Сашей долго перетаскивали копны к местам зародов стожков, используя в качестве носил две жердочки. За этой работой они так пропотели, что чувствовали себя наподобии выжатой губки.
Летний день догорать не спешил, но они, обмывшись в местной речушке и поужинав, расположились на ночлег, чтобы набраться сил для работ нового дня. На правах строителя сенокосного жилища Владимир забрался в шалаш первым, угнездившись с края подстилки, завернувшись в байковое одеяло, словно гусеница в кокон. После изнурительной работы, после купания в речушке он во всем теле чувствовал такую легкость, словно стал невесомым. Тело отдыхало каждой клеточкой так, что и дышать не хотелось. Свежий воздух, настоянный на разнотравье, словно бы сам растекался по крови сладким дурманом. Не мудрено, что Владимир быстро впал в дрему, но на грани сна и яви уловил громкий шепот Анастасии, попенявшей дочери:
– Что ты ко мне жмешься! Жмись к нему.
Возмутившись таким откровенным предложением, Владимир сначала подумал: «Экая сводня». Однако тотчас к нему пришла иная мысль. Ведь Анастасия не затем билась за пробуждение сознания дочери, чтобы учить ее разврату. Коль скоро ненормальный ребенок для родителей является упреком и напоминанием их необдуманных поступков, то мать Саши, видимо, мечтает исправить какую-то ошибку своего женского своеволия. Теперь вот у Саши стало пробуждаться сознание, и Анастасия размечталась развить в ней все че¬ловеческие чувства.
Прокрутив в голове подобные мысли, Владимир спокойно заснул, справедливо полагая, что утро вечера мудренее. Когда он проснулся, утро было в разгаре, а женщины ждали его к завтраку.
После завтрака Анастасия засобиралась домой.
– Без меня застогуете, – заявила она, поглядывая при этом то на дочь, то на постояльца.
– За корову беспокоишься, а дочь наедине с мужчиной оставлять не боишься, – намекнул Владимир на пикантность ситуации единственно из желания подыграть намерениям матери разбудить в дочери понятия самости.
Саша словно очнулась от его слов и с испугом посмотрела на мать.
– Чего ей тебя бояться, – возразила Анастасия, успокоительно поглядывая на дочь. – Ты нам не чужой, и лучшего любовника ей не най¬ти, – выдала она материнский наказ.
Владимир нахмурился от беспардонности предложения, но вовремя вспомнил о своем решении шефствовать над Сашей при любых обстоятельствах ради восстановления ее психики во имя рождения полноценного ребенка. Поэтому он более не обмолвился с хозяйкой ни единым словом и сразу после ее ухода предложил Саше: – Ну, что ж. Пора заняться делом.
Он вел речь о стоговании сена, но заявил об этом в двусмысленном тоне, чтобы проверить реакцию своей подопечной.
Саша уловила двусмысленность предложения и ушла от шалаша к ближайшему зароду, отчужденно усевшись на копну сена. Отметив верность реакции своей подопечной, Владимир не столько обрадовался пробуждению в ней женской логики, сколько раздосадовался от ее невысокого мнения о своей персоне.
«За кого же она меня принимает, если думает, что я способен на циничное поведение!» – мелькнула в нем раздраженная мысль и потерянно улеглась от чувства вины перед Сашей за скрываемую от нее правду. Волна жалости к ней вытеснила в нем все другие ощущения. Он подошел к Саше и, тяготясь необходимостью говорить беременной женщине прописные истины, хмуро пояснил:
– Ни твоя мама, ни кто-то иной не вправе распоряжаться твоими же¬ланиями. Козе понятно, что мужчина наедине с женщиной только и думает, как бы подобраться к вожделенному сексуальному объекту для удовлетворения интимного желания. Да ведь у разумных людей без взаимного влечения ничего этого не совершается. Тебе меня бояться нечего, потому что только скоты способны на сексуальное насилие. Хотя ты мне давно нравишься, но я к тебе даже приставать не буду.
Саша взглянула на напарника по работе, словно видела его впервые. Осознав смысл сказанного, она встала с копны, сходила к шалашу за трехрогими вилами, подала их Владимиру.
– Давай стоговать, – предложила она.
Они дружно взялись за дело, но состояние отчужденности не оставляло их. Лишь после полудня, когда солнце уж очень стало припекать, по-свойски обратился Владимир к напарнице с предложением: отложить стогование сена до вечера, чтобы закончить дело по вечерней прохладе, а пока покупаться да позагорать. Однако от столь разумного совета Саша вновь уселась на копну в одеревенелом состоянии. Тогда Владимир не нашел ничего лучшего, как прикрикнуть на нее:
– Хватит париться! Разденься и иди купаться!
После этого он у шалаша скинул с себя рубашку, снял брюки и в плавках отправился к ручью, досадуя на прямолинейность мышления своей подопечной. Не далее, как вчера, он в плавках шевелил сено, и Саша работала в купальнике, и не было между ними интимных условностей. Ах, как захотелось ему сейчас нырнуть с разбега в воду! Да в здешней речушке едва нашлось немелководное место, где он плюхнулся плашмя.
Вскоре Саша все же появилась на берегу в пляжном наряде. При ее появлении Владимир отправился к шалашу за одеялом. IIо стечению природных обстоятельств местная луговина не имела комаров. У уреза речной воды порхали лишь бабочки да стрекозы, и загорать здесь было сплошным удовольствием. Владимир на одеяле расположился поближе к воде и принялся украдкой наблюдать, как Саша вымыла голову, затем искупалась. Когда она вышла на берег, он окликнул ее:
– Иди сюда! Здесь подстилка.
Она подошла к нему, уселась на одеяло и, собрав на голове мокрые волосы в тугой узел, непринужденно улеглась на освободившееся место. Он же присел на краешек одеяла, однако в бездействии просидел не долго. Сначала вздумалось ему еще раз искупаться, затем взбрело в голову сорвать травинку, чтобы подобраться ею к отдыхавшей женщине и пощекотать ей за ухом.
Поначалу Саша не реагировала на мужские заигрывания. Но через некоторое время она принялась отмахиваться от назойливой былинки. Затем ей вздумалось поймать травинку, и это у нее легко получилось.
Оставшись без былинки, Владимир улегся на самый краешек одеяла, чтобы протянуть к Саше робкую руку, которая принялась бродить пальцами вокруг да около ее плеча. Постепенно его рука осмелела до легких прикосновений и попыток пробраться в подмышку к женщине, а женщине явно нравились его ласковые мимолетные прикосновения. Вскоре она вступила в игру, препятствуя проказам его руки.
Разыгравшись, Саша захватила назойливую мужскую руку в плен, прижав грудью к земле. Это случилось столь неожиданно, что Владимир обмер и затих. Однако мгновение спустя он принялся с притворной беспомощностью высвобождать руку из упругости захвата, при этом шаря ладошкой по женской груди. Но Саша не возмущалась наглостью плененной руки, видимо, в пылу боръбы не придавая ее прикосновениям интимного значения. Однако для Владимира все происходящее имело определенный смысл. Коль скоро Саша позволяла его руке такие вольности, да к тому же вскоре поднялась со словами: – Хватит загорать, – и направилась к шалашу, он воспылал желанием к ней и, свернув одеяло, последовал за нею. К его удивлению напарница сенокосных дел вопреки мужской логике у шалаша одевалась для продолжения стогования.
Смутившись видом своих плавок, Владимир надел брюки да рубашку и отправился за напарницей по работе на луг. Они дружно взялись за дело и вскоре завершили второй стожок. Владимиру виделось, что при таком темпе работы они сегодня успеют застоговать и третий стожок. Но ему мечталось остаться здесь с Сашей до утра, а потому он после завершения стожка заявил: – Последний завтра застогуем, а ты сиди на этом всю ночь.
Сказал он это в шутливом тоне, предполагая услышать в ответ от Саши либо шутливое возмущение, либо твердый протест. Однако не последовало ни того, ни другого. Женщина просто-напросто улеглась на верхушке стожка, с любопытством поглядывая сверху вниз на своего кавалера. Тогда он, отчужденно усевшись под стог и забродив взглядом по безоблачному небу, надумал испытать ее терпение. Небосвод выглядел девственно чистым. Тем не менее Владимир вскоре зацепился взглядом за инверсионный след самолета, забравшегося в морозный воздух стратосферы, который был настолько стерильным, что и при точке росы не мог сконденсировать излишки влаги туманом или снежинками ввиду отсутствия изначальных точек конденсаций, а потому сейчас жадно отдавал избыток влаги на пылинки выхлопных газов самолетных моторов, образуя облачный шлейф, разраставшийся и оседавший к земле. В более теплых слоях атмосферы лента облачного инверсионного самолетного следа редела и постепенно испарялась, а пыль продолжала оседать, развеиваясь над землей.
Проследив за самолетом до западной кромки горизонта, Владимир заметил там аквамариновую дымку, увенчанную белесым облачком. То были теплые грузные испарения жаркого дня, которые достигли стратосферных высот и от охлаждения заструились сиреневым туманом. После отдачи влажных испарений конденсатом тумана воздух земли стремительно врывался в стратосферу, где охлаждался до высева влаги мельчайшей белесой изморозью. Тем временем грузная синева тумана, оседая вниз, охлаждала новые потоки теплых испарений, создавая новые порции облегченного от влаги теплого воздуха, устремленного в высь. Эти струи нисходящего и восходящего воздушного потока раскручивали жернова грозового фронта, вырабатывая электрические заряды.

– 9 –

Долго Владимир наблюдал за рождением дождевой синевы, пока та ни заволокла собою полнеба. Тогда он встал из-под стожка и поднял руки к его верхушке.
– Ты там не заснула? – спросил он Сашу.
– Заснула, – ответила она.
– Слезай. Скоро будет гроза, – проговорил он, и она тотчас уселась на макушке стожка.
При стоговании Владимир помогал напарнице спускаться с завершенного стожка, втыкая в его бок вилы, используя черенок в качестве опоры. Сейчас же он протянул ей навстречу руки. И Саша доверчиво заскользила в мужские руки, а он ловко поймал ее, и отпускать из объятий не спешил. А она настолько равнодушно отнеслась к этому, что он принялся бесцеремонно тискать ее, надеясь вызвать возмущение женщины. Владимир напрашивался на получение от своей подопечной оплеухи, но Саша выказывала бесчувственность и бестрепетность к мужским прикосновениям. Тут-то ему и подумалось: «а нужны ли вообще этой безмозглой Саше Федулиной обнимки-обжимки!» От предположения ее безразличия к сексуальным заигрываниям руки его опустились сами собой, и он ушел в шалаш, где тотчас улегся на свое место. Он не был ни возмущен, ни раздосадован, лишь легкая печаль от невозможности достижения взаимопонимания с женщиной нахлынула на него. В таком состоянии он заснул и не слышал ливня, набежавшего с дождевой тучей.
Дождь заставил Сашу забраться в шалаш, который выдержал ливневый напор. Затем она угнездилась на ночлег рядом с безмятежно спящим мужчиной, игривые домогательства которого разбудили в ней давно забытые чувства любовного влечения. Долго лежала она, вспоминая юность и ожидая чего-то неведомого, заснув перед самым рассветом.
Владимир проснулся с первыми лучами восходящего солнца, заглянувшими в шалаш через просвет шалашного лаза. Приподняв голову, он увидел спавшую Сашу, разметавшуюся во сне среди вороха постельного белья. От мысли, что рядом с ним спит женщина, доверенная ему судьбой для пробуждения к осмысленной жизни, на душе у него сделалось легко и радостно. «Надо полагать, не должно быть в человеческих взаимоотношениях ничего скотского», – думал он, прислушиваясь к ровному дыханию спящей. Будь Саша вчера не столь амебно-равнодушной к мужским домогательствам, он не остановился бы на полпути. «Значит, у мужчины интимная тяга к женщине зависит от манеры поведения сексуального объекта», – подумал он.
Понежившись в таких размышлениях, Владимир присел перед шалашным лазом, чтобы полюбоваться, как с поверхности земли под напором солнца дождевая влага уходит в небо струями тумана. Наконец он встряхнулся от созерцательности, сбегал на речку умыться, вернувшись, сбрызнул с ладошек на лицо Саши, разбудил, спросил участливо:
– Как спалось?
– Хорошо, – отвечала она сонным голосом.
– Вставай. Позавтракаем, да надо раскидать верхушки копен на просушку, затем застоговать, – предложил он план работ.
Саша послушно поднялась, но повела себя отчужденно. Так и работали они в тот день, словно были едва знакомы и, завершив стожок, сразу отправились домой.
С вилами через плечо, с поклажей за спиной Владимир понуро шел за Сашей, проклиная ее норов. А она, словно испытывая его, промолчала всю дорогу, но на подходе к поселку все же обратилась с вопросом:
– Это всегда мужчины с женщинами так обращаются?
– Нет, – ответил он на ходу, – так «обращаются», когда в юности не имеют никаких понятий, а потому за грубостью приставаний скрыва¬ют свою неуверенность. А еще, – запнулся он на полуслове, но все же решил договорить, – так мужчина обращается с женщиной, если любит или жалеет ее.
От подобного объяснения Саша остановилась и посмотрела на спутника во все глаза. Они шли по заброшенной проселочной дороге, по которой лишь весной поселковые мостостроители таскали волоком хлысты берез для прогонов временного летнего моста. Сейчас Владимир, увидев ее остолбенение, уселся на такое, брошенное, бревно, мысленно помянув при этом недобрым словом Анастасию Федулину, благодаря которой оказался он в положении тайного врачевателя ее дочери. С какой радостью поменял бы он навязанную чужой волей линию лживого поведения на определенность правды, пусть и неприглядной. Однако ж сейчас следовало хоть как-то объясниться со своей подопечной! Вот она подошла к нему, спросила с недоумением:
– Так, значит, ты меня любишь!
– Я люблю свою Надежду, – ответил он с откровенной безжалостностью, – и в тебя маленько влюблен, – добавил утешительную выдумку, хотя сейчас не испытывал к своей тайной пассии ничего, кроме раздражения необходимостью объясняться за свое поведение.
– Любовь ведь разная бывает, – заговорил он задумчиво, – Иногда случаем с кем-нибудь и переспишь, а все равно в момент всплеска эмоций представляешь себя с любимой.
– Да, это верно, – подтвердила Саша, пораженная смыслом его слов.
– Ты-то откуда знаешь? – осведомился он с усмешкой.
– Я вчера вспомнила школьную подругу, – призналась она, позабыв, о чем и перед кем откровенничает, но Владимир из ее реплики ничего не уяснил.
Вот и вернулись они в дом, где на подворьи Анастасия Петровна окончательно разобралась со своей коровой.
– Зажирела, а потому не оплодотворилась, хотя была под быком два раза, – объясняла она корове причину несостоявшегося отела, мысленно упрекая себя за то, что закормила свою любимицу. Вспомнилось Анастасии, как досталась ей эта кормилица, как «не было бы счастья, да несчастье помогло». И все благодаря тому, что той осенью на ферме местного колхоза пошел падеж телят из-за возникшего в головах колхозников ветерка перестройки. Колхозные буренки, бро¬шенные на произвол судьбы рыночных взаимоотношений, от недокорма сбавили удои, а молодняк и вовсе захирел. Когда дело дошло до падежа телят, колхозное правление приняло решение распродать кол¬хозникам походившихся телок по ценам мясозаготовок. Но Анастасия Федулина в колхозе не числилась. Зато она за долгую жизнь досконально изучила поведение хозяйственников страны строителей коммунизма. Приобрести худую телку живым весом по цене мясопоставок ей было по карману, и она написала председателю колхоза заявление, перечислив в нем все свои заслуги перед социалистической родиной. Когда колхозное правление проигнорировало ее просьбу, она принялась писать в район жалобы и разоблачать колхозные порядки. В кляузах была всем известная правда о том, что скотники гуляют и не хотят работать за трудодни, а председателю на все наплевать, потому что он смотрит в свой карман. Кляузы сделали свое дело. Не желая выслушивать замечания по партийной линии, председатель колхоза дал распоряжение бухгал¬терии продать Федулиной походившуюся телку по ценам мясозаготовок. Таким образом и оказалась худая телка на личном подворье, где через год превратилась в добрую корову, выдавая заботливой хозяйке крутолобых телят для откорма на мясо и обеспечивая ее молоком. Но на седьмом теленке у коровы случился сбой стельности, вынудив¬ший хозяйку принять нелегкое решение о продаже заяловевшей коровы на мясо.
Крестьянское сердце крепко прикипает к делу рук своих. Сейчас Анастасия все крутилась возле коровы, все щупала у нее мышцы на крестце, прикасаясь ладонью к подхвостице, проверяя признаки стельности. Корова в ответ тянулась к хозяйке, на¬сколько позволяла цепь, накинутая на ее шею и прикрученная к вбитому в стену двора желе¬зному крюку. Она готова была лизать хозяйке руки, подол платья и все, что попадется под язык, но хозяйка отстранялась от коровьих ласк. Когда же в ответ на прикосновения ладони к подхвостице корова дове¬рчиво оттопыривала хвост, хозяйка сочувственно поясняла:
– Где я тебе его возьму? Кирпичевы продали своего в колхозное стадо, а то подпустила бы тебя, пусть и для баловства.
В сей момент с покоса вернулись работники, и Анастасия пошла в дом. Не найдя во взаимоотношениях дочери с постояльцем теплоты, она решила действовать наверняка. Сославшись на необходимость ночью караулить в предбаннике отел коровы, она попросила Владимира переночевать в избе, дочери же наедине высказала упрек:
– Что ты от него морду воротишъ?
– Я была согласна, а он подумал плохо, – призналась Саша и рассказала, как было дело.


Глава вторая

– 1 –

В октябре на Владимира Миланова навалились предпринимательские заботы, и он потерял счет времени. Хождение по инстанциям для оформления изменений в учредительных документах фирмы переполняло его чувством ответственности за порученное дело. Атмосфера вживания в шкуру предпринимателя была чертовски волнующа. И наиболее торжественным актом из процедуры вступления в должность директора частной фирмы оказался момент принятия печати из рук шефа фирмы. В тот день заявился Миланов на работу к Приварову в назначенное время с чувством благодарности за выдвижение на пост директора фирмы, но без желания афишировать свое душевное состояние.
– Не мог дома встречу организовать? Здесь нам и поговорить спокойно не дадут, – с порога попенял он свояку.
Приваров бросил на родственника быстрый взгляд кошачьих глаз, зрачки которых тревожно расширись и тотчас сузились. Он уловил показную неудовлетворенность посетителя и успокоился.
– Иванович! Все идет по плану, – весело приветствовал он начинающего бизнесмена и, достав из ящика стола газету «СПИД-ИНФО», передал ее со словами: – Изучай пока безопасные приемы секса, а я малость поработаю.
При последних словах хозяин кабинета отодвинулся от стола вместе с креслом к аппарату селекторной связи, а Миланов с газетой уселся за журнальный столик, однако в сей момент ему было не до чтения. И все же для вида он уткнулся в некую статью, повествующую о лесбиянках, исподволь наблюдая, как Приваров левой рукой роется на столе в бумагах и между делом набирает на телефонном аппарате номер, придерживая телефонную трубку у левого уха прижатием щеки к плечу:
– Здравствуй, Максимович! – проговорил Приваров в трубку. – Это я. Насчет кирзавода беспокою. Сегодня от них обещался быть начальник снабжения. Я оформлю им десять тонн по лимиту, а тридцать тонн отдам по бартеру с фирмы. Насчет бартера сейчас подъедет директор фирмы и подтвердит.
Не успел Приваров положить трубку, как в кабинет вошел высокий молодой человек с портфелем в руках.
– Кирилл! А ты легок на помине! – по-свойски приветствовал Приваров посетителя и тотчас распорядился: – Позвони на склад Максимовичу. Там на хранении остаток угля нашей фирмы. Скажи, чтобы отдал его кирзаводу.
Парень сделал звонок, затем передал Приварову содержимое портфеля в соответствии перечня документации фирмы. После этого он ускользнул восвояси.
– Молодежь вечно спешит, – с усмешкой обронил ему вслед Приваров, направляясь к двери кабинета, напевая на ходу, – Где мои тридцать лет и где мой черный пистолет?
У двери он на миг задержался, затем распахнул ее в приемную и обернулся к Миланову:
– Владимир Иванович! Обрати внимание, какая у нас симпатичная секретарша! – похвалился он.
Девица, сидевшая в приемной перед компьютером, была и впрямь не дурна. От похвалы начальника она смутилась, но работу не прекратила. А Приваров, вогнав ее в краску, прикрыл дверь и вернулся к столу, где торжественно вручил Миланову печать фирмы вместе с портфелем документации. При этом, не теряя времени даром, он тут же принялся обучать новоиспеченного директора азам предпринимательской деятельности:
– Остаток денег на расчетном счету сейчас мизерный, но через месяц перечисления фирме будут, и все перечисленные деньги необходимо израсходовать до конца года, иначе вылезет прибыль. За¬дача моя состоит в том, чтобы обеспечить фирме выгодные подряды и проконтролировать своевременное поступление денег, а твоя забота, как директора, состоит в отчетах о деятельности фирмы. Прибыль в отчетах показывай мизерную, потому что из нее придется отдать деньги налогом на прибыль, за большими зарплатами работникам тоже не гонись, поскольку сверх суммы оплаты труда тотчас накручиваются налоги, которые приходится платить в первую очередь. Так что изыскивай другие способы обналичивания денег. Первым делом перечисли вот на этот лицевой счет восемь миллионов рублей, – подал Приваров бумажку с за-писью банковских реквизитов.
– Что по договору купли будет фигурировать? – робко осведо¬мился Миланов, ошарашенный смелостью финансовых решений.
– Приобретение моего металлического гаража на баланс фирмы в качестве склада для хранения стройматериалов, – пояснил шеф фирмы.
Не известно, что еще поручил бы Миланову организатор липовых договоров, да в кабинет вошел ожидаемый снабженец, и Приваров занялся с ним. Проявив желание ускорить оформление документации по отпуску товара, он взял у клиента доверенность, а также деньги, после чего отправился в бухгалтерию, вернувшись оттуда через несколько минут с нарядами на получение товара и квитанциями об его оплате.
– Здесь десять тонн из гортопа, и тридцать переадресовал с одной фирмы, – объяснил он получателю, передавая два квиточка прихо¬дных кассовых ордеров.
Распрощавшись с клиентом, Приваров вознамерился было продолжить разго¬вор с Милановым, да звонок городского телефона остановил его.
– Приваров слушает! – с поспешностью взял он трубку, выказывая тем самым, что ждал этого звонка. Услышав желанный голос, он засветился в улыбке, бодро сообщив, – Светлана Ивановна! Всегда рад тебя слышать.
Делая свое заявление, Приваров зафиксировал телефонную трубку на левом плече прижатием щеки и достал из кармана записную книжку.
– Конечно, помню... Будет сделано, – заверил он позвонившую таким тоном, словно ничего более важного, чем ее заботы, для него не существовало. Однако, стоило зазуммерить селекторной связи, как он, оставив записи, взял правой рукой трубку селекторного телефона, быстро примостив ее на правое плечо под наклон головы, одновременно подхватив левой рукой соскользнувшую с левого плеча трубку городского телефона. Проговорив в трубку левой руки: – Подожди минуточку, по селекторному надо ответить, – Приваров положил трубку левой руки на стол, полистал перекидной календарь и, повернув лицо к правому плечу, продиктовал в трубку правой руки:
– В путевом листе укажи централизованную доставку за счет райкомхоза, те задолжали кирзаводу по автоуслугам.
Телефоны умолкли, и Приваров, предупредив секретаршу, чтобы его не беспокоили посетители, запер дверь. После этого он открыл рядом с дверью замаскированную нишу в облицовке стены. Здесь из холодильника он достал бутерброды да бутылку коньяку и принес на журнальный столик, кивнув Миланову пересесть за свой рабочий стол.
– Пока я сервирую, посмотри в своих папках бланки фактур и приходных кассовых ордеров, – предложил он разделение труда. – Прош¬тампуй несколько бланков печатью фирмы, – подсказал дальнейшее. – В процессе работы у тебя будут появляться остатки стройматериа¬лов, и мне здесь сподручнее пустить их в дело, – пояснил суть совершаемых операций, забирая из рук доверчивого свояка бланки с оттиском печати.
Отправив бланки в ящик стола, Приваров подошел к нише с холодильником, над которым был вделан сейф, замаскированный под хлебницу, В него он незаметно для Миланова переправил из кармана пиджака пачку денег снабженца кирзавода, похудевшую после бухгалтерии ровно на четвертую часть суммы. После этого он вернулся к журнальному столику, налил в рюмки коньяк и торжественно провозгласил:
– Ну, Владимир Иванович! За совместную работу на ниве предпринимательства.

– 2 –

По вступлении в должность директора фирмы Владимир Миланов первым делом взялся за изучение бухгалтерии, решив вникнуть в премудрости отчетности на примерах работ, в которых когда-то принимал личное участие. Поскольку офиса у фирмы не было, он одну из комнат квартиры превратил в подобие конторы, и Надежда не возражала этому, потому что давно мечтала повернуть мужа от бесплодных литературных увлечений к прибыльному бумаготворчеству. Она с удовольствием приняла роль директорши, радуясь устремлению Владимира к познанию специфики работы руководителя. Однако вскоре она заметила, что по мере освоения директорских обязанностей муж теряет жизненный тонус и интерес к делам возглавляемой организации. Временами он выказывал чуть ли не брезгливость к изучаемым бумагам, и это не могло не тревожить. Надежде хотелось хоть как-то поучаствовать в работе мужа. Но это было возможно лишь при инициативе с его стороны, что и произошло однажды вечером. Случилось, что она мыла посуду, а Владимир не ушел к себе в комнату и стал помогать ей. Тут он и затея разговор о своих догадках по поводу нечистоплотности ведения финансовых операций в фирме.
– Похоже, что Петров не случайно ушел из директоров, и Твердозубов Кирилл раскусил-таки твоего любимого свояка, – попенял он жене.
Надежду обидела и озадачила колкость мужа, но желание узнать причины его тревог побороло намерение бросить в ответ едкую реплику из-за слов «твоего любимого свояка».
– Почему же он – мой? Он – муж твоей любимой свояченицы, – ответила она в шутливом тоне.
– Ладно-ладно. Сдаюсь! – рассмеялся Владимир и, присев к столу, принялся излагать свои выводы о методах работы возглавляемой организации.
– Помнишь, мы с тобой при Петрове в тайге на деревообрабатывающих станочках облицовочную дощечку фуговали? – поинтересовался он, пристально глянув на жену.
– Конечно, помню, – отвечала Надежда. – Тогда Иван Сидорович все хвалился, что чистота обработки древесины на его станочках выше международных стандартов.
– Так вот, – оживился муж от ее поддержки. – По документам в тайге проводилась расчистка бурелома и распиловка валежника, но не на облицовочную дощечку, а на тарную. Попутно, оказывается, фирмой был ликвидирован лесной пожар, который тогда под дождем на соседней сопке сам заглох. По документам же в огне стихийного бедствия у фирмы сгорели и станочки и не отгруженная дощечка и два жилых вагончика, которые Приваров установил за основу первого этажа своей дачи. А за, яко бы, устройство встречного пала фирме были перечислены деньги, и немалые.
– Так что из того? – возразила на это жена. – Теперь даже ми¬лиция не гнушается прикарманить то, что плохо лежит.
– Забраться в карман государства, обворовавшего за счет прива¬тизации свой народ, быть может, и не грешно, – угрюмо заявил Владимир. – Однако подставлять под закон других людей ради достижения своего благополучия всегда считалось верхом подлости. Приваров и вагончики и станочки списал с баланса фирмы актом рабочей комиссии, в которой членами фигурируем ты да я, да еще его жена, – закончил он сообщение раздраженным тоном, внимательно наблюдая при этом за реакцией жены.
– Я никаких актов не подписывала, – твердо заявила она.
– И я не подписывал, – проговорил он с нажимом, продолжая смо¬треть на нее с пристальным прищуром синих глаз.
– За меня Томка могла расписаться. Она хоть какую подпись скопирует, – с неохотой поведала Надежда о криминальных способнос¬тях своей старшей сестры.
– Ладно, наплевать, – закруглил Владимир разговор на неприятную тему, после чего отправился в комнату, где его ждали те самые бухгалтерские бумаги, к изучению которых он когда-то так стремился. И теперь, несмотря на горечь от их изучения, у него не было сомнения: а стоит ли ворошить дела минувших отчетных периодов. Он решил до конца испить горькую чашу познания методов работы перестроечных новорусских. Учредители фирмы «Поиск» оказались из когорты рвачей без совести и чести. Проворачивая через фирму подряды сомнительного свойства, они не гнушались оформляться исполнителями работ, подделывая подписи работников фирмы не только в технических актах. Роль директора сводилась к составлению всевозможных производственных бумаг для обоснования законности получения денег в отчетах перед фискальными органами.
Досадна показалась Владимиру Миланову мысль насчет своей роли директора-стрелочника, и решил он при первой же возможности порвать с Приваровым всякие отношения. Однако сначала следова¬ло завершить отчетный год. А поскольку его положение преемника липовых дел было незавидным, то следовало до времени ни в чем не пере¬чить свояку. Поэтому, при поступлении платежа за ремонтные работы фирмы на реконструкции здания шахтоуправления в Кузбассе, он искусно разыграл роль простака, вызвавшись немедленно съездить в командировку, чтобы взять с заказчика акт выполненных работ с необходи¬мыми подписями, которые предшественник-директор по молодости лет просто забыл собрать.
Приваров от наивных предложений Миланова был не в восторге, но инициативы его не пресекал.
– Деньги в фирме есть, съезди, – с неохотой согласился он, хмуро пояснив: – Общий ремонт здания шахтоуправления вел их ремстройцех, а мы числились на отделочных работах. Так что к высокому начальству там не суйся. Возьми у начальника ремстройцеха черновик общей сметы ремонта, и на долю нашего участия в их работах акт мы здесь сами сообразим.
С этим заданием Миланов и поехал, убедившись в той командировке, насколько в теневых взаимоотношениях незыблемо правило: «Ты – мне, а я – тебе». Он искал, за что же фирме «Поиск» перечислили дармовые деньги, и нашел. Ему удалось узнать облицовочную дощечку, кото¬рая когда-то по документам сгорела вместе с деревообрабатывающими станочками. Именно за этот подарок руководству шахтоуправления и были перечислены деньги фирме. Миланову же требовалось теперь перед налоговыми органами показать достоверность участия фирмы в выполнении проплаченных объемов работ.
«Вот и сработал капкан на подставное лицо, – с грустью размышлял он. – Лопух Миланов принял дела фирмы без акта аудиторской проверки ее деятельности за текущий отчетный период, и за все денежные операции уходящего года отвечать перед налоговой инспекцией предстоит ему одному. Значит, придется оформлять подложные договорные обязательства и трудовые соглашения. Это ж даже представить страшно, в какое скверное дело он вляпался! На протяжении всей жизни он не позволял себе не то, чтобы изменить хотя бы слово в какой бы то ни было официальной бумаге, но не сдержать обыкновенного устного обещания. А теперь он должен был взяться за подделку официальных отчетных документов этой криминальной фирмы. С другой сто¬роны: если сдать свояка с его теневой деятельностью, то никто из официальных лиц правоохранительных органов не поверит в столь дремучую доверчивость новоиспеченного директора фирмы, коль скоро участвовал он во всех ее прежних делах. Таким образом, за махинации отчетного периода скорее всего посадят директора, а не учредителей фирмы. В сложившейся ситуации ему оставалось одно: до мелочей продумать нюансы отчетности по оплаченным фирме работам и отчитаться перед налоговой инспекцией по итогам года в соответствии с требованиями действующего законодательства».
Понимая, что без Приварова в столь нечистоплотном бумаготворчестве не обойтись, Миланов стал успешно изображать перед свояком туповатого исполнителя всех его замыслов, подогревая тем самым мечту шефа учредителей о полном подчинении его воле всех действий директора фирмы. Предполагая не долго быть в таком состоянии, Миланов мечтал после годового отчета уйти с руководящей должности.

– 3 –

Пришел декабрь, и зазеленели городские улицы импровизированными базарами с елочками-сосеночками. Однако горожане, надеясь на снижение цен от затоваривания предпраздничного рынка хвойными украшениями, не спешили с приобретением новогодней символики. Не спешил с зеленой покупкой и Владимир Миланов, но не из-за денежного расчета. Сейчас он только тем и занимался, что вел затратные платежи фирмы, снижая показатель прибыльности дел возглавляемой организации. Сегодня он с утра шел в недавно приобретенный офис – обыкновенную однокомнатную квартиру на втором этаже стандартной пятиэтажки – и на подходе к подъезду дома столкнулся с давнишним знакомым, работавшим в коммунальной службе НИИ. .
– Ну и работницу ты мне подсунул, – попенял тот Миланову при рукопожатии.
– Чем тебе не понравилась Александра Федулина? – озабоченно поинтересовался Владимир, хотя прекрасно знал о причинах претен¬зий хозяйственника.
– Ей в феврале рожать, а уборщиц к весне и без того не хватает, – уныло пояснил начальник ведомственного ЖЭУ.
– Да ведь надо же кому-то и рожать! – выдал Владимир со смехом, но, заметив, что знакомому не до веселья, предложил: – В наше время с рабочими руками нет проблем, были бы деньги, а деньгами я тебе помогу, потому что мать этой Саши у меня в фирме числится, у фирмы же по итогам года лезет сверхприбыль. Так что составь-ка на этой неделе смету по ремонту нашего офиса, и я перечислю деньги на расчетный счет ЖЭУ предоплатой. Зайди, посмотри, – показал он рукой на подъезд и повел своего знакомого в офис.
Осмотрев квартиру, коммунальщик развел руками.
– Здесь ремонт пока не требуется, – авторитетно заявил он.
– Определить стоимость работ по побелке и покраске помещения ты сумеешь! Сумеешь, – возразил заказчик подрядчику и, в порыве откровенности, высказался начистоту: – Мне от тебя нужны лишь бумаги, а ты помоги Федулиной с пособием по декретному.
Посетитель давно ушел, и хозяин офиса давно расставил офисную мебель по местам, но душа его все еще была не на месте. Он в задумчивости сидел на угловом диване, вспоминая картины любовного безумства своего, не испытывая угрызений совести от факта отцовства. Что случилось, то случилось, и произошло это по воле небес. Разве волен человек над своими чувствами? И как объяснить разумом извечное стремление мужчины к романтическим приключениям с незамужними женщинами? Так что не имеет права Миланов быть судьею тому же Приварову в его сердечных делах, хотя и задумал тот использовать директора фирмы прикрытием своих любовных свиданий. Да ведь перед ним свояк и не таился и откровенно признался, что на день Рождества по католическому календарю необходимо подготовить офис для загула, и на неделе ради воплощения этой задумки заезжал к нему домой, чтобы изобразить перед Надеждой помощника ее мужу по завершении годовой отчетности. Миланов-то знал, для чего потребовался шефу фирмы, но жене вида не подал, и сейчас был даже доволен собою за оказываемую свояку помощь в любовных мероприятиях. Что ж, в офисе вполне можно гульнуть под видом поездки на поселковую стройку, и тем оказать шефу фирмы мужскую солидарность.
Когда Миланов с Приваровым собирались в загул под видом командировки, то при женах поговорили насчет цепей на ведущие колеса «Жигулей». Но, конечно же, никуда они из города не поехали, а сразу закупили и завезли в фирменный офис кучу закусок да выпивки. После этого Приваров съездил за дамой сердца, и вместе с нею привез свою секретаршу – девицу именем Наташа. Он был хитрым змием, давно подметив, что его секретарша нравится Миланову.
И вот разгульный вечер начался, и Приваров в тот вечер преобразился. Он с превеликим удовольствием помогал дамам сервировать стол, при этом весело и талантливо изображая раба любимой женщины. И Светлана Ивановна, которую Миланов видел впервые, без принуждения подыгрывала ему.
Превращение Приварова из солидного чиновника в любовника-шалуна было столь разительным, что оставалось лишь завидовать его способности безоглядно отключаться от забот текущей жизни. Миланов так перевоплощаться не умел. Он даже не сумел скрыть раздражения тем обстоятельством, что пришелся не по нраву случайной подруге своей. Потому-то и пребывал он весь вечер в отвратительном настроении, мысленно ругая Приварова за то, что тот вынудил его терпеть присутствие молодой павы с ногами, растущими от шеи. Да разве б не сумел он ради дела провести этот вечер третьим лишним, и вовремя удалиться на кухню! А тут обхаживай молодую мымру, согласившуюся на сомнительное время провождение с мало знакомым мужчиной, но изображавшую из себя недотрогу.
Вот с какими мыслями гулял в тот вечер Миланов, потому что за короткое время сверхприбыльного предпринимательс¬тва убедился в продажности всего и вся. Сейчас в секретарше Приварова ему виделся пример именно такого плана, а потому он все более раздражался показной скромностью ее поведения. Ему было совершенно ясно, что она и слыхом не слыхивала о нормах духовности и нравственности человеческого общения, гласивших, что за деньги можно купить пищу, но не аппетит; роскошь, но не культуру; квартиру, но не семейный очаг; секс, но не любовь. Так что, с какой стати терпеть ему занозистое поведение этой прагматичной девицы!
Убедив себя в порочности воспитания случайной подружки, Миланов решил не церемониться с нею, и как только любовная парочка вышла на кухню, обратился к ночной бабочке с жестким вопросом:
– Что Приваров наобещал тебе за согласие прогулять со мной всю ночь?
От беспардонного обращения девица вспыхнула, как маков цвет, гневно сверкнула глазами и едва не расплакалась.
– Вы всегда хамите сотрудникам? – спросила она с дрожью в голосе.
– Извини, дело не в тебе, – опомнился Миланов от вида бездоказательно презираемой Наташи и переключился мыслями на себя, лихорадочно размышляя насчет собственного двусмысленного положения в истории с загулом. Получалось, что он выглядел куда отвратительнее секретарши Приварова, поскольку под видом дружеской попойки тот покупал его холуйство. Во всяком случае, в сегодняшнем распределении ролей работница всесильного шефа была совершенно не виновата.
Разобравшись в своих мыслях, Миланов заговорил с девушкой в примирительном тоне:
– Я тоже всецело завишу от Владимира Петровича. Потому-то мы с тобой и оказались рабскими исполнителями его воли, – пошутил он с унылым видом, но, заметив, с каким вниманием его слуша¬ют, решил искать в секретарше Приварова союзника.
– Если уж так получилось, то надо нам быть заодно, чтобы не навредить друг другу по службе. Так что обращайся при гулянках ко мне на «ты», хотя мне под пятьдесят, а тебе всего ничего. Коль мы вынуждены действовать в соответствии задумок нашего работодателя, то будем подыгрывать ему. Как говорится: хочешь жить – умей вертеться.
Откровения Миланова оживили собеседницу, вызвав ее ответные признания:
– Мне тоже не нравится, как он распоряжается, – заявила она о Приварове. – Пусть я была замужем, но не люблю такие гулянки. Сейчас живу с бабушкой, которая и устроила меня секретаршей. А Владимир Петрович за сегодняшнее оформит доплату, как обычно.
Как обычно! – возмутился Миланов. – Он что же, прода¬ет твою привлекательность? Этак ты за деньги и в постель согла-сишься!
– У тебя денег не хватит, – ответила на это Наташа, поднимаясь из-за стола и спокойно направляясь в коридор.
Отметив ее «ты», Миланов улыбнулся ей вслед, а в это время из кухни вернулись два любовных голубка, которые ничуть не смутились его улыбкой, но весело приветствовали этот факт, проговорив почти в один голос:
– Наконец-то он улыбается?!
Вспомнив о договоренности с вышедшей Наташей не вредить друг другу, отметив дружеское настроение вернувшихся, Миланов решил воспользоваться моментом.
– Знаете, почему я хмурился? – спросил он с видом покаяния и, показав рукой на Приварова, заверил его даму, – Вот он знает.
Ничуть не обрадовавшись подобной похвале, Приваров стер улыбку с лица, сухо проговорив:
– Какие у тебя проблемы?
– С шахты я привез лишь смету к акту выполненных работ, а для балансового отчета кроме этого нужен акт сверки годовых взаиморасчетов, – тотчас сообщил Миланов.
Несомненно, Приваров был в курсе таких требований отчетности перед налоговыми службам, а потому размышлял над информацией Миланова всего несколько мгновений и то, как тому показалось, для поднятия собственного престижа в глазах любимой дамы.
– Ты вот что, – важно заметил он свояку. – Выпиши суммы платежей и дай их мне с банковскими реквизитами фирмы. Мне скоро предстоит командировка на Кузбасс по поставкам угля. Там я буду обмениваться протоколами выполненных обязательств и включу в акт взаиморасчетов мэрии данные по фирме «Поиск». Ты же в отчетах сошлись на договор сотрудничества с гортопом.

– 4 –

Не умеем мы жить без проблем, а потому они не обходят нас. Не успел Владимир Миланов вернуться из командировки, то бишь с загула в офисе, как от жены услышал, что на дом к нему вчера приезжали по претензиям кирпичной кладки складских помещений поселкового магазина. Но не это известие испортило ему настроение, а разведывательные вопросы супруги, которая от посетителей выведала, что те перед отправкой в город Приварова с Милановым в поселке не видели.
Ошарашенный осведомленностью Надежды и мыслями о том, что на воре шапка горит, Владимир решил не выказывать своей растерянности и стоять на своем.
– Мы к Загребалову приехали после обеда, – заявил он уверенно, а чтобы повернуть мысли жены на прозу дня, выложил ей пачку денег за, яко бы, оформление на ее имя объема выполненных работ по уборке поселкового торгового центра от строительного мусора.
Деньги были как нельзя кстати. Надежда немедленно при-нялась за составление перечня предновогодних покупок, а Владимир вызвался помочь ей в их приобретении и тотчас собрался ид¬ти по магазинам, предполагая где-нибудь с телефона-автомата позвонить Приварову. Когда он дозвонился до свояка и услышал, как тот принялся мямлить в трубку: – Хорошо… Правильно сделал… – то подумал, что от семейного скандала их может спасти лишь немедленная поездка в поселок к Загребалову, которую можно провернуть под видом расследования прете¬нзий фирмы лифтомонтажников по кирпичной кладке подвальных помещений.
Заявив свои соображения Приварову, Миланов уловил, как голос свояка ожил и повеселел.
– Ты вот что, – обрел тот дар речи, – ты к Загребалову съезди, поздравь… – споткнулся он на последнем слове звуком «э», после чего заговорил без запинки, – еще раз с наступающим. Но по претензиям кирпичной кладки не вникай, не пачкайся по подвалам. Сбрось монтажникам лифтов платеж в сумме стоимости исправления дефектов, и дело с концом.
– Хорошо, так и сделаю, – пообещал Миланов свояку, но вешал он трубку с решением докопаться до сути строительных дефектов и разгадать, каким образом удалось фирме сэкономитъ на этой стройке и кирпич и цемент. Однако прежде следовало встрети¬ться с руководством лифтомонтажной фирмы и закрыть вопрос по оплате их дополнительного объема работ.
Не откладывая дела в долгий ящик, Миланов тотчас поехал в АО лифтмонтажа. С директором он договорился быстро и в соответствии договора субподряда составил текст платежа, чтобы впечатать его на платежное поручение, пару бланков которого с подписью бухгалтера через копирку в соответствии требований банковской службы прихватил с собой.
– Как это вам бухгалтер подписи доверяет? – удивился директор АО лифтмонтажа.
– Без доверия мы не работаем, – похвалился Миланов, хотя вос¬торги от свободы ведения предпринимательства в нем давно сменились тревогами. Ведь за все платежи фирме ответ перед налоговой инспекцией предстоит держать директору, и если бы только кто знал, какими липовыми бумагами прикрыто большинство яко бы выполненных работ фирмы «Поиск»! Так что он, в качестве директора, прикрывал действия учредителей фирмы, сумевших подобраться к бюджетному потоку финансов, чтобы направить в свой карман маленький денежный ручеек. Теперь Миланов связан в поступках предпринимательства по рукам и ногам. Однако знать всю подноготную истинного состояния дел фирмы ему никто не мог запретить. Так что на следующий же день он в поселке тщательнейшим образом проверил кладку стен подсобных помещений выстроенного магазина, немало удивившись тому, что две стены общего коридора подвального блока совершенно не пригодны для несения нагрузки направляющих стоек грузовых лифтов.
Как эти древние, рыхлые от пребывания в земле, стены уцелели при рытье котлована под нулевой цикл здания, как вписались в план подвальных складов магазина, мог знать лишь тот, кто вел привязку проекта строительного объекта к местности и кто работал на выемке грунта под закладку фундамента. На землеройных работах по трудовому соглашению числился Павел Милкоев, и Миланов направился к нему. Однако тот и слушать не захотел о подробностях дел давно минувших дней и, сославшись на занятость, укатил в своем «Беларусе» с землеройным ковшом на гидроподвязке. Оставалось за разъяснениями обратиться к Загребалову, к которому Миланов приехал совершенно с иным заданием. Потому-то при встрече он первым делом повел речь о просьбе Приварова с алиби, солидарно посмеявшись над выкрутасами шефа фирмы, затем повернул разговор на нюансы проектирования здания поселкового магазина, заметив, как председатель поселкового совета при его вопросе потускнел взглядом.
– Та земля принадлежала колхозу, – отчужденно пояснил он и тотчас принялся дозваниваться в город, а дозвонившись до Приварова, сходу насел на него:
– Ты зачем прислал Миланова? Твой директор в подвале торгового центра обнаружил какую-то допотопную стену.
Но не успел городской собеседник что-либо объяснить поселковому, как тому в телефонной трубке зазвучал женский голос, и перед дамой Загребалов снизил тон.
– Тамара Сергеевна! Рад тебя слышать, – проговорил он теплым голосом. – В субботу мы припозднилисъ с делами, и я их отговорил ехать на ночь глядя.
Видимо, женщина поверила объяснению, потому что в телефонной трубке вновь возник голос Приварова, а в поселке трубку передали Миланову, который сейчас казнил себя за обращение для прояснения темного дела к тому, кто всего скорее и организовал строительный подлог. Взяв трубку из рук Загребалова, он предполагал услышать от Приварова упрек за настырность в выяснении причин строительных дефектов, но свояк, избавившись от подозрений жены, заговорил с ним в дружеском тоне:
– Чего тебе, Иванович, вздумалось разводить канитель? Ты там, случаем, не обморозился? Там все же повосточнее, да еще ветер с сопок. Что за археологическую стену обнаружил ты в подвале магазина? Она что, влияет на фундамент здания?
– Дело не в этом. Фундамент по всему периметру выложен бетонными блоками, – приступил Миланов к объяснению увиденного. – Все сделано в соответствии проекта, только вот сквозной коридор складских помещений оказался из стен старой кладки, которые не годны для крепления к ним лифтоподъемников.
– Ты исполнителям работ по усилению стен в местах крепления лиф¬тов деньги перечислил? – интересуется городской собесе¬дник, ничуть не смутившись известием о дрянных стенах в подвале но¬вого здания, построенного его фирмой.
– Да, – подтвердил поселковый собеседник.
– Вот и не переживай. Сделал дело – возвращайся смело. На неделе сходим в баню и отмоемся от всех грехов, – шутит Приваров и вешает трубку.
После телефонного разговора вышел Миланов от Загребалова с тоскливой мыслию: насколько же спелись эти два деятеля с организацией подлога качества строительных работ, если даже он, как директор фирмы, в их теневых взаимоотношениях играет роль всего лишь колесика-паразитки, выполняющего функцию изменения направления вращения. Проще говоря, увидел он себя обычной шестеркой в колоде козырных тузов, а потому почувствовал такую обиду, что померкли прелести зимнего дня вместе с трудовыми «прелестями» городских взаимоотношений с Приваровым. И решил Миланов сегодня не возвращаться в город, благо предстояло еще зайти к Федулиным, где можно было спокойно переночевать. Пока шел он из верхней части поселка за железнодорожный переезд, день догорел, загустев вечерним воздухом настолько, что по вечерней хмари белесые столбы печных дымов все ближе подбирались к небу, а ночное небо все ниже опускалось к земле. Однако Миланову было не до созерцательности. Сейчас он был в состоянии самоуничижения от осознания той роли, какая отведена ему фактическим положением дел, забыв о своей значимости директора для работников возглавляемой организации, хотя шел к Федулиной с получкой за ее работу кладовщицей.
Обрадовав Анастасию деньгами, Владимир просидел с нею весь вечер за чаепитием, отходя душою от пакостей предпринимательских взаимоотношений. Перед знающей цену деньгам женщиной не пришлось объяснять мотивы, побудившие его лично взяться за проверку качества строительных работ, а вот о городском житье-бытье ее дочери говорить пришлось.
– Не хочет она ехать домой даже на выходной, – сообщил он неутешительный вывод.
– Значит, понимает, что дома из-под коровы чистить заставлю, – обрадовалась мать Саши осознанному поведению бывшей шизофренички.
Подивившись сердцу матери, способному амебный эгоизм детей возводить в ранг достоинств, повернул Миланов разговор на работу фирмы, и принялся расспрашивать Анастасию о былом виде поселка.
– Не помнишь ли, что прежде находилось на пустыре, где теперь возведен торговый центр? – спросил он о том, чем более всего интересовался.
– Как не помнить! – обиделась женщина предположением насчет своего беспамятства. – До войны там стояла рига. Потом построили зерносушилку, – заявила она с уверенностью очевидца.
– И что это было за сооружение? – подводил Миланов собеседницу к описанию конструкции колхозной зерносушилки, но она заговорила об ином:
– Рига стояла на краю гумна. В нее свозили хлебные снопы, которые после сушки молотили, расстилая по гумну.
– Цепами что ли? – удивился собеседник.
– Когда-то было, и цепами, – подтвердила рассказчица.
При дальнейшем разговоре Анастасия Петровна поведала, что до замужества ей довелось поработать и в риге и на зерносушилке, когда вся техника заключалась в колесном тракторе, которым крутили вентилятор для подачи горячего воздуха на просушку зерна. Однако Миланову требовалась информация другого плана.
– Не помнишь ли, что за здание было у зерносушилки? – поинтересовался он.
– Не было никакого здания, – огорошила его рассказчица, но, задумавшись на мгновение, сообщила, – Просто стоял длинный навес на деревянных столбах.
– Однако зерно-то где-то да хранилось? – допытывался любопытный слушатель.
– Зерно загружали в короба с мелким сетчатым дном, короба вешали над траншеей, по низу которой гнали от печи горячий воздух, а потом зерно сразу увозили. – последовал обстоятельный ответ.
«Это траншея», – догадался Миланов, узнав из дальнейшей беседы, как зерносушилка оказалась не у дел после постройки пристанционного зерносклада, куда и забрали сушильное оборудо¬вание. Столбы и крышу зерносушилки колхоз пустил на строительство коровника. На пустыре оставалась сушильная печь кирпичной кладки, которую помаленьку растащили местные жители на кирпич. О траншее зерносушилки бывшая колхозница не обмолвилась ни единым словом. Следовательно, бесхозная траншея кирпичной кладки заросла бурьяном и гнила в земле до тех пор, пока ни нашелся пройдоха приваровского типа, сумевший привязать проект поселкового магазина к стенам бывшей траншеи, сумевший гнилые стены старого сооружения превратить в стены подвального коридора нового здания.


– 5 –

После той поездки в поселок Владимир Миланов долго не мог взяться за дела фирмы. Безотрадность работы подставным директором становилась все очевидней. Однако отчет за истекший год был еще не составлен, и перед Приваровым ему пока надлежало изображать готового ко всему исполнителя чужой воли. Это у него выходило не хуже, чем по указу Петра Великого, гласившему, что подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство. Однако перед самим собой не умел он хитрить, а потому жена давно подмечала в нем все возрастающую угнетенность.
Зная о негативщине, свалявшейся на голову мужа при изучении документооборота фирмы, Надежда рассчитывала, что со временем все образуется, и муж успокоится. Но вот Владимир сдал в налоговую годовой отчет и тем не менее остался в прежнем безрадостном состоянии. Не находя причин для дальнейшего пребывания супруга в унынии, она встревожилась и решила при первой же возможности поговорить с ним начистоту. Такая возможность возникла, когда они, погостив у ее родителей, оставив на каникулы детей у деда с бабушкой, вернулись к себе. В тот день, едва переступив порог квартиры, Надежда насела на Владимира с вопросами:
– Ты чем все время озабочен? Ходишь, как автомат; ешь и пьешь, как автомат; остается только, чтобы с женой спал, как автомат.
Нахмурившись было от раздражительности тона любимой супруги, Владимир по поводу последнего замечания заулыбался до ушей и был благодаря улыбке прощен ею за былую отчужденность поведения. К тому же он сейчас повел разговор в манере полной доверительности:
– Знаешь, Надя! Я решал с фирмой закругляться.
– Как «закругляться»? – всполошилась она. – Ведь по итогам года все прошло гладко! Ведь мы никогда не жили так обеспеченно, как живем теперь!
– Мне надоело разгребать грязь чужих афер, которые совершаются за моей спиной без моего ведома! – загорячился Владимир с ответом, но, заметив укоризненный взгляд жены, сбавил тон: – Видела, каким гоголем сидел Приваров на юбилее тестя? Словно он – герой дня, а не жулик, на котором клеймо ставить негде, – проговорил он с раздра¬жением.
– Он вынужден жульничать, потому что по законам рынка выживают сильнейшие, – спокойно возразила Надежда.
Услышав от жены такое высказывание, Владимир заходил по комнате, собираясь с мыслями. Обмозговав ответ, он усадил свою половину семейного союза на диван и сам уселся рядом с нею.
– Разве для того дается человеку жизнь, чтобы за счет подлых дел добиваться личного материального благополучия? – глухо обронил он и пустился в рассуждения об аморальности подобного поведения: – При социализме нашему поколению выпала безбожная жизнь, когда сознание общества формировалось исключительно на идеях материализма. Теперь вот при свободе предпринимательства и устремились бездушные люди к обогащению за счет обнищания народа.
Речь Владимира лилась спокойно и уверенно. Но Надежда никак не могла взять в толк, к чему все это говорится. Кому нужны сейчас экскурсы в историю формирования общественного сознания? И все же она решала воздержаться от возражений, спровоцировав тем самым мужа на дальнейшие рассуждения о безнравственности поведения новорусских.
– Ты считаешь Приварова сильным мира сего, – переключился Владимир на разговор с конкретными данными, – а этот деятель недавно вновь оформил через фирму приобретение еще двух новеньких УАЗиков, списанных с военной базы, как прошедших эксплуатацию в зоне боевых действий на Кавказе. Вот как наши материалисты перестраиваются из коммунистов в капиталистов. Воистину: для кого-то война – это война, а для кого-то – мать родна.
И опять Надежда пропустила рассуждения мужа мимо сознания, хотя слушала и слышала его. Она видела лишь одно: Озабоченность мужа за материальное обеспечение семьи сошла на нет. Он, видите ли, надумал бросить сомнительную и хлопотную, но прибыльную работу и подводит под свое решение базу. Его послушать, так теперь все заврались и заворовались именно потому, что в мозгах материалистов отсутствуют духовно-нравственные понятия об истинном предназначении человека. Это, по мнению мужа, происходит из-за того, что лидеры различных партий думают не о перестройке, а о завоевании мест в Государственной думе. Однако Надежда так не считает. Ей, скажем, нравятся выступления лидеров КПРФ и ЛДПР, которые режут правду-матку о неурядицах перестроечной жизни. Владимир же называет их разными сторонами одной медали под названием: «Вешать людям на уши лапшу».
Вот с какими мыслями слушала Надежда рассуждения мужа, уловив для себя лишь то, что он более не намерен играть в фирме роль мальчика для битья налоговыми органами. Из этого следовало, что от своего решения бросить фирму муж не отступится. Следовательно, – прощай обеспеченная жизнь, и для их семьи вновь наступит время полуголодного существования. От одной мысли о подобном повороте судьбы у нее навернулись слезы на глаза. Неожиданно для самой себя Надежда громко всхлипнула, как будто ставя точку в грустной повести о невозможности построения счастливой семейной жизни.
Всхлип жены прозвучал для Владимира Миланова громом среди ясного неба. Подобной реакции на свои откровения он никак не ожидал. Однако слезы в любимых глазах были наяву и оказались настолько жгучими, что смыли его решимость расстаться с нечистоплотным бумаготворчеством. Проговорив: – Ну, что ты! Ведь это я только размышляю, – он легкими поцелуями осушил жене глаза и щеки, затем клятвенно заверил, что ради семейного благополучия стерпит любые пакости предпринимательской работы. Намереваясь поскорее успокоить супругу, он разоткровенничался перед нею о своих манерах дальнейшей деятельности в качестве директора частной фирмы:
– Я буду действовать методами Приварова. Офис фирмы только что приобретен и числится на балансе, как ведомственное жилье. Так что эту квартиру можно будет со временем оформить кому-нибудь из родственников.
Разговорами о перспективах приватизации ведомственного жилья Владимир добился того, что жена повеселела. Желая продемонстрировать ей полную доверительность в методах дальнейшей своей деятельности, он тотчас занялся решением текущих дел. Тут-то он и позвонил Светлане Ивановне с просьбой о помощи витаминными уколами Саше Федулиной.
Уловив содержание этого телефонного разговора, Надежда встревожилась. Женская интуиция подсказывала ей, что здесь есть что-то из об¬ласти интимных интересов мужа. Но такая мысль была настолько горька, что она поспешила отделаться от нее.

– 6 –

Подозрения насчет тайных интимных интересов мужа со временем не только не уменьшались, но нарастали. Поэтому Надежда решила узнать о некоей Саше Федулиной всю подноготную, надумав ради этого нанести визит своей сестре. С этим в выходной она и поехала к Приваровым. От остановки «Березовая роща» пошла она к девятиэтажке родственников напрямую через метрополитеновскую стройку, ведущуюся здесь открытым способом и развалившую улицу глубокой траншеей на два берега. Вездесущие пешеходы давно проложили тропу поперек этого рукотворного оврага, Тропа полого спускалась на дно траншеи, шла у кромки котлована под станцию метро, затем взбиралась по противоположному склону траншеи к уровню городских улиц. И именно у котлованного обрыва оступилась Надежда на протаявшей от весеннего солнца снежной тропе. В момент падения в снег у нее мелькнула мысль, что этак можно съехать вместе со снегом в котлован, выбраться из которого женщине без посторонней помощи было бы затруднительно. Однако она благополучно застряла в снегу и быстро пришла в себя. Достав из сугроба свою сумочку, она уселась на тропу, взяла из сумочки зеркальце с помадой, подвела губы, встала и продолжила свой путь.
В подъезде дома Надежда окончательно пришла в себя, с трудом возвращаясь мыслями к цели визита. Таким образом заявилась она в гости при аморфном отношении к теме ревности, тем не менее сразу поинтересовалась у свояка о витаминных уколах.
– Мать этой бабенки у него в кладовщиках ходит, – объяснил Владимир Петрович свояченице мотивы поведения ее мужа и на этом уклонился от дальнейшей беседы на медицинские темы под предлогом: оставить сестер наедине. И все же ему вздумалось выказать свою осведомленность пикантными деталями случившегося.
– У этой Саши при родах почки отказали, но ее все же выходили, а вот ребенка спасти не удалось, – сообщил Приваров перед выходом из комнаты конфиденциальную информацию с видом человека, для которого в городе не существует тайн. Однако тут он сообразил, что эта информация вызовет у жены подозрения насчет источника его осведомленности больничными технологиями, а потому, прежде чем закрыть за собой дверь, он сделал отвлекающий маневр:
– Если ищешь след симпатии своего любимого мужа, то загляни ко мне в приемную.
Такой версии Надежда не придала большого значения. Тем не менее, оставшись наедине с сестрой, она тотчас поинтересовалась о секретарше ее мужа.
– Не слушай ты этого старого козла! – неожиданно вспылила та. Озадаченная резкостью комментария, Надежда поспешила сменить тему разговора, но Тамару прорвало раздражением:
– Это он за каждой смазливой юбкой бегает, а твой далек от подобных увлечений, – уверенно заявила она, язвительно обронив. – Всего скорее про приемную он брякнул, чтобы от себя отвести подозрения, значит, у самого рыло в пушку.
– И как же ты живешь? Ведь ты ему не веришь! – возмутилась младшая сестра лицемерности семейных взаимоотношений старшей сестры.
– Да ведь мне с ним вольно, – призналась та.
– Ах, сестренка! – вздохнула Надежда. – Я без веры жить не смогу.
– С нашими деньгами можно жить и без веры, – высказалась Та¬мара в соответствии своего мировоззрения.
Не желая обсуждать подобные соображения, Надежда поспешила с разговором иного плана:
– На операцию не отдумала ложиться? – поинтересовалась она.
– В этом году обязательно сделаю, – заверила сестра, пояснив мотивы своего решения: – Надоело все время думать о какой-то гры¬же.
На этом их разговор иссяк, но вскоре Тамара вернулась к обсуждению затронутой темы, высказавшись в том смысле, что в нынешние времена за деньги можно что угодно провернуть. Затем она обратилась к сестре с доверительной просьбой:
– Удели недельку своего отпуска, сдай за меня анализы в поликлинику, а то год назад участковый врач определила плохое содержание крови и не выписала мне направление на операцию.
– Слушай! Ведь врачи зря не скажут! – заговорил в младшей сестре голос благоразумия.
– Если бы им перепали деньги от платной операции, они бы выпи¬сали мне направление без анализов, – выдала Тамара презрительное резюме.
– Хорошо, – пообещала Надежда, хотя в глубине души не одобряла решение сестры. Но ей было совершенно ясно, что ту при своевольности характера да денежном достатке ничто не остановит.

– 7 –

Дела частной фирмы Владимир Миланов вел, не увольняясь с основного места работы. Это было возможным благодаря тому, что на государственных предприятиях работников пытались удержать и при сокращенном объеме работ, оформляя людей в административные отпуска. Благодаря этому в институте предприимчивые сотрудники сумели развернуть частную деятельность на рабочем месте. Но Миланов не намеревался создавать подобный симбиоз из-за утраты веры в необходимость деятельности фирмы «Поиск». Поэтому при появлении в институте он не откровенничал перед сослуживцами о своей бизнес деятельности. О его успехах на ниве частного предпринимательства здесь знал лишь производственный мастер Милкоев. Но тот в числе инженерных работников попал под сокращение. Так что Владимир Миланов при эпизодических появлениях в институте изображал из себя рядового полубезработного. Однако ему мечталось пооткровенничать с Рудольфом, и если бы он только знал, насколько его друг увлекся изучением норм божественного мировоззрения.
Ушел Рудольф Милкоев из мастеров на пару с Леонидом Гвоздевым в научное подразделение института слесарем на испытательный стенд. Он быстро освоил премудрости слесарно-монтажных работ, и у него появилось много свободного времени для занятий литературным творчеством. И полюбились ему размышления о перипетиях перестроечной жизни, и пришел он к выводу, что период социалистического воспитания привил людям иждивенческие инстинкты жизни за счет показухи идейности и атеизма. Именно материалистическое мировоззрение вытравило из общественного сознания понятия богобоязненности и ответственности за всё, греховно совершаемое. Не мудрено, что с подобными понятиями новорусские в целях личного обогащения используют эгоистические методы хозяйствования. Российским предпринимателям явно не хватает познаний божественного мировоззрения и понятий о взаимосвязи личного благополучия с благополучием всего общества.
Размышления о пользе религиозного воспитания привели Рудольфа к убеждению, что советы его старшего брата насчет изучения и выполнения заповедей Священного Писания не только не архаичны, но очень даже актуальны. А потому решил он изучить религиозную тематику и для этой цели приобрел на книжной ярмарке каноническую Библию и Коран в переводе академика Крачковского. Однако для постижения сути христианской и мусульманской религиозной практики этих книг было явно недостаточно.
Милкоев Рудольф вырос в православной семье, а потому кое-что знал из премудростей христианской религиозной практики. Но об исламе у него не было ни малейшего понятия. Пришлось ему посетить городскую мечеть, вновь служившую мусульманам для совершения общих пятничных молитв. Здесь под предлогом работы над религиозными очерками ему удалось приобрести многие брошюрки о исламском мировоззрении и о порядке совершения молитвы-намаза.
Углубляясь в содержание текстов Торы – пятикнижия Моисея – и сверяя их с текстами Корана, Рудольф поражался тому факту, что Коран подтверждает истинность библейских событий. Знамения текстов арабского Корана даны пророку Мухаммеду в седьмом веке так, как было предсказано пророком Иисусом Христом. Многие предначертания гласа небес сбылись при жизни Пророка Мухаммеда, и это обстоятельство отменяло вопрос о доверии к тем сведениям, которые излагались в Библии. Если до прочтения Корана можно было скептически относиться к библейским сказам Ветхого Завета, если канонические тексты Нового Завета, дополненные по настоянию императора Константина положением о Святой Троице, можно было посчитать вымышленными от начала до конца, то свидетельство Корана о сотворении пророка Христа подобно Адаму по Слову Бога игнорировать было нельзя. Ведь тексты Корана сохранились в том виде, каком были записаны со слов пророка Мухаммеда его сподвижниками. Исходили эти тексты из его уст в соответствии предсказаний пророка Христа о Духе истины, который будет говорить не от себя, а что услышит.
После смерти Мухаммеда арабы перенесли тексты Корана на пластины кож, выделанные из шкур кабарги. С тех времен воспроизведения арабских текстов Корана повторяют написание слов Священного Писания вплоть до запятой. Созданный при халифе Османе к пятидесятым годам седьмого века первый экземпляр Корана и поныне хранит пятна крови этого правителя, зарубленного саблей противниками его правления при чтении Хранимой Скрижали гласа небес.
После уяснения истории возникновения ислама Рудольф не находил никаких оснований для православных священнослужителей считать богоравными Пророка-Спасителя и Праведную Деву. Вот ведь глас небес текстами Корана ясно говорит о том, что люди Писания ни на чем не держатся, пока не установят прямо Торы, Евангелия и того, что ниспослано пророку Мухаммеду. А Тора – пятикнижие Моисея – свидетельствует о недопустимости делать изображения и поклоняться им. И в Евангелие пророк Христос при искушении его сатаной свидетельствует, что поклоняться следует только Богу Единому. Так что любые дополнения и нововведения в религиозную практику, не подтвержденные текстами Священного Писания и противоречащие указаниям пророков, совершаются людьми по наущению лукавого.
При изучении основ исламской религиозной практики Рудольфа всё больше поражало то обстоятельство, насколько прямолинейно искажено мусульманское вероисповедание решениями сподвижников пророка Мухаммеда после его смерти. Принятием летоисчисления мусульманской эры по лунному календарю, год которого короче солнечного на одиннадцать дней, запретами переводить арабские тексты Корана на государственные языки неарабских стран праведные халифы допустили нововведения в ислам, противоречащие сути содержания текстов Хранимой Скрижали Корана.
Никогда прежде Рудольф не углублялся в религиозную тематику, ибо был воспитан в эпоху социалистического атеизма, отрицающего наличие духовной основы во всех проявлениях материального мира. Теперь же он все более убеждался в лживости теории эволюции живого вещества. По мере изучения исторических фактов, изложенных текстами Священного Писания, он убедился, что божественное мировоззрение в отличии от материального имеет научное подтверждение. Критерием божественного познания является не только ощутимое и фиксируемое физическими приборами, но всё незримое, если оно подтверждается причинно-следственными событиями истории. Воздействие незримого духовного мира столь вездесуще, что воспринимается как дар природы. А ведь первичность духовного и вторичность материи видна из факта неспособности создания человеком живого вещества хотя бы в виде амебы или зернышка злака. Даже скопировать живое вещество методами клонирования не дано человеку, ибо получается при этом нечто не одухотворенное, не способное к воспроизводству живой материи.

– 8 –

Не легко менять свой характер, подстраиваясь под веяния времени, и все же Владимир Миланов решился на это. Смиряя угрызения совести мыслию, что старается не ради личного обогащения, а для тех, за кого болеет душой, он продолжал работать в фирме. Душа его была полна чувства тревоги за своих детей. И вот в один прекрасный день предстал он перед дочкой от первого брака с предложением устроиться к нему на фирму. Он намеревался со временем вырешить ей офис в качестве приватизированного жилья.
Катена, естественно, обрадовалась такому варианту трудоустройства и на радостях разоткровенничалась:
– Тогда я выйду за Женьку замуж.
– Невесте с однокомнатной квартирой можно будет не такого жениха выбрать, – вмешалась было мать Кати, но Владимир не позволил бывшей жене перехватить инициативу.
– Сколько твоему парню лет, и кем он работает? – живо поинтересовался он.
– После армии Женька на нашей фабрике второй год работает слесарем-наладчиком, – весело сообщила дочь.
– Вы со свадьбой не тяните, – посоветовал ей отец. – Если по весне распишетесь, я вас обоих зачислю на летние работы и осенью оформлю протокол учредителей о выделении вам ведомственного жилья от фирмы, как молодоженам.
– Ой, папка! – только и отвечала дочь, обнимая отца так, что тому стало жарко, и он стоял, раскрасневшийся, на глазах бывшей жены, подмечая ее готовность на подобное же проявление чувства благодарности.
Весной семейные дела у Владимира Миланова пошли в соответствии его замыслов. Только вот Саша Федулина все еще не выходила из головы. В конце-концов он решился повторить сенокосное приключение и, не мудрствуя лукаво, в лето лично возглавил строительство поселковой садоводческой остановочной платформы, а квартироваться напросился к Анастасии Петровне. Однако Саша и не думала появляться к матери, так что пришлось ему в городском общежитии нанести ей визит. При встрече он намеревался высказать девушке не только просьбу мате¬ри к дочери о помощи по домашнему хозяйству, но и свое согласие к возобновлению их интимных взаимоотношений. Однако Саша в комнате бы¬ла с подругой да двумя кавалерами, и Владимиру пришлось изображать из себя обычного посыльного. И все же задумку свою он выказал путем агитации бывшей пассии за благородный крестьянский труд.
– Чем тебе понравилось здешнее существование? – насел он на Сашу с упреками после того, как отрекомендовался перед присутствовавшими в комнате ее друзьями директором частной фирмы. – Ведь это чёрт-те что получится, если все устремятся к урбанизации.
Не дождавшись на свое заявление реакции, Владимир принялся развивать затронутую тему:
– Деньги ведь без товаров теряют свой смысл. Об этом даже Пуш¬кин говорил, давая в «Евгении Онегине» характеристику главному герою: «Он был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет».
Своими заумными разглагольствованиями Владимир добился от Саши категоричного заявления:
– Нечего мне в поселке делать.
– Да ведь и в ЖЭУ тебе скоро нечего будет делать, – пообещал он разгульной подружке, вкусившей прелести городской бездумной жизни, реальную рабочую перспективу. В текущем году отраслевое ЖЭУ из института передавалось в районное управление коммунального хозяйства, а там у Миланова знакомых не было.
– Пойду торговать в киоск, – не испугалась выправившаяся от шизофрении Саша Федулина угроз безработицы. – Я и сейчас подрабатываю у него, – показала она на одного из присутствующих в комнате мужчин.
– Но матери трудно одной, и она на лето ждет тебя! – воззвал Владимир к ее совести.
– Нечего мне там делать, – повторила Саша свое решение, и фактом своей эгоистичной самостоятельности не столько порадовала бывшего любовника обретенным умением здраво рассуждать, сколько огорчила.

– 9 –

Строительство железнодорожной платформы было на носу, Владимиру Миланову для работы требовался напарник, и он поехал к Рудольфу Милкоеву. А тот словно ждал его и при появлении друга немедленно приступил к организации застолья. Поскольку в холодильнике у него было – шаром покати, принялся он готовить жаркое. Миланов впервые наблюдал своего товарища в роли кулинара и с интересом смотрел за его действиями: как тот хозяйничает у электроплиты по пояс обнаженным и босиком, положив домашние тапочки на табурет, приставленный к плите. Своей фигурой Рудольф сейчас демонстрировал, что перестроечная жизнь за счет физического труда полезна даже в его возрасте. Он сбросил лишний вес и выглядел мускулистым стройным мужчиной. Но не только внешние перемены заметил Владимир в своем единомышленнике по литературным увлечениям. Еще из прихожей увидел он через дверной проем комнаты на журнальном столике хозяина квартиры подборку книг религиозного содержания. Не представляя, каким образом от газетных очерков о достижениях социализма, которыми с юности грешил Милкоев Рудольф, мож¬но переключиться на религиозную тематику, Владимир решил сегодня при беседе с ним ограничиться обсуждением вопросов по предстоящей совместной работе, не затрагивая темы литературных увлечений.
– Куприянович! Ты чем сейчас промышляешь? – начал он кухонный разговор в намерении обозначить цель своего визита, но Рудольф словно не слышал обращения, продолжая неспешно колдовать над сковородкой, в которую только что отправил к ужарившимся кабачкам мелкое крошево лука да картошки. Посолив жаркое, прикрыв сковородку крышкой, он все же ответил на вопрос:
– В родном НИИ тружусь монтажником на авиационном стенде.
– Ну, и как работа, как платят? – подводил Владимир базу для приглашения друга на летние приработки.
– Как платят, так и работаем, – усмехнулся тот, и все же мгновение спустя, признался: – Оплата повременная, выходит чуть больше, чем пенсия.
– Вот и давай на лето ко мне! – обрадовался гость. – Наша фи¬рма рядом с поселком будет строить железнодорожную остановочную платформу. Деньги железнодорожники перечислят в объеме сметы, а щебенку завезут и разровняют садоводы по отработке благоустройства своего общества.
– Вот и бери председателя общества в напарники, – последовал незамедлительный ответ Рудольфа.
Озадаченный его отказом, Владимир принялся гадать о причинах столь скоропалительного решения друга.
– В административный не отпустят? – любопытничал он.
– Дело не в этом, – возразил Рудольф. – Оформляй отпуск без содержания хоть на полгода, никто и не хватится.
Обескураженный безразличием, с каким друг воспринял предложение на участие в выгоднейшей шабашке, Владимир недоуменно уставился на него. А тот как ни в чем не бывало продолжал неспе¬шно исполнять кулинарное дело. Даже разложив жаркое по тарелкам, он не спешил расстаться с выключенной электроплитой, чего-то выжидая. Вдруг он схватил с табурета тапочек и нанес им несколько скользящих ударов по конфоркам. В результате столь решительных действий хозяина на полу оказался поверженный таракан.
– Развелись паразиты, – прокомментировал кулинар свою воинственность, сметая труп насекомого на лист бумаги и отправляя его в мусорное ведро. – Не боятся ни порошков, ни морозов, – пожаловался он. – Всю зиму на кухне держал форточку открытой, так они обосновались в электроплите.
– Попробуй какой-нибудь мелок, – посоветовал гость, хотя ему сейчас было не до тараканьих проблем.
Наконец друзья уселись за стол, где Владимир в соответствии с русским обычаем выставил на стол приобретенную для визита бутылку водки. Однако уже после первой рюмки пришлось ему перейти на чай, поскольку черт его дернул за язык пошутить: – Не хочешь со мной поработать, будешь остальное допивать без меня. А Рудольф не возразил на это ни слова.
«Как безрадостна жизнь, когда друзья отворачиваются от твоих замыслов», – с грустью думал гость при чаепитии, после которого заговорил о погоде, затем стал собираться восвояси, однако при выходе с кухни не сдержался:
– Признайся, какой зуб на меня держишь? – напрямую спросил Владимир хозяина.
– Дело не в тебе, – возразил Рудольф. – Просто не вижу поря¬дочности в прикарманивании дармовых денег. К тому же в поселке мне делать нечего.
Подивившись высказываниям своего товарища насчет поселка в духе бывшей шизофренички Саши Федулиной, Владимир потерянно прислонился к косяку кухонной двери. Перед встречей он рассчитывал, что Рудольф с радостью примет его предложение именно из-за возможности весь летний сезон поработать в родном краю, и никак не предполагал упрека насчет дармовых денег. Во всяком случае следовало напомнить этому чистоплюю, что люди сейчас не отказываются от выгодного приработка, потому что при безработице работодатели стремятся выжать из исполнителя работ максимум труда за минимальную плату. Именно это Владимир и высказал Рудольфу. Но тот в ответ повел речь о том, как безнравственно обеспечивать личное благополучие за счет труда других.
Выслушав друга, Владимир, сбавив тон, продолжил речь о своем:
– Мне нужен напарник не на все лето! – пояснил он, – И тебе не обязательно останавливаться у поселковой родни. Тебе вполне мо¬жно пожить на заимке у старшего брата, потому что остановочная платформа будет строиться в той стороне.
– Нет, отпадает, на работе пьянки надоели, – проговорил Ру¬дольф с решительным видом, после чего, надумав разъяснить линию своего поведения, пригласил гостя в комнату, сдвинул штору, висевшую перед самодельным книжным стеллажом, взял с полки две книги: Библию и Коран и, прикинув их на ладонях, торжественно заявил:
– Хватит концентрироваться на материальном аспекте, надо думать о духовном предназначении нашего земного пребывания.
– С чего это ты стал таким религиозным? – удивился Владимир.
– А знаешь! Всё началось с упрека моего старшего брата о важности изучения и выполнения заповедей Моисея, – признался Рудольф. – Помнишь наше путешествие на заимку и застольные наставления моего поселкового брата? – осведомился он.
– Как не помнить, – отвечал Владимир. – Только ведь святым духом сыт не будешь, – мягко возразил он.
– Материальные устремления губят в человеке душу, – отвечал бывший атеист, возвращая книги на место. – Когда у чело¬века нет духовной цели и нет понятий о нравственных законах бытия, тогда человек устремляется к удовлетворению материа¬льных инстинктов своей плоти и уходит в пьянство, проституцию, наркоманию, совершая во имя животного образа жизни безумные дела. Ты присмотрись, куда мы катимся! По телевидению сплошь да рядом голопузая реклама да голосистые эстрадные женщины. А дворовые кампании! Пьющие и курящие женщины бомжуют наравне с мужчинами.
– Народ сейчас брошен на само выживание, а потому нам не до жиру, быть бы живу! ~ возразил Владимир. А еще ему захотелось сказать, что легко чесать языком о высоких материях, когда у тебя нет забот о жене и детях, требующих постоянных материальных затрат.
– Быть бы живу во имя чего? – гневно заговорил Рудольф, затем продолжил более спокойно: – Этак вот мы и дожили при социализме на идеях материализма до методов хозяйствования: «Даешь выполнение плана любой ценой!» Теперь вот у наших детей, то бишь новорусских, подобные понятия стали целью жизни: «Даешь личное благополучие любой ценой!» Вот и устремились они к захвату собственности любой ценой, потому что бездуховному поколению людей не привиты понятия божественного мировоззрения.
Владимиру подумалось, насколько же Рудольф увлечен чтением религиозных книг, если из него так и лезут праведные рассуждения.
Рудольф же повел разговор начистоту:
– Ты веришь в Бога? – спросил он.
Бестактный вопрос возмутил Владимира Миланова до глубины души. Вырос он в религиозной семье и не единожды сталкивался с лицемерной показухой веры людьми, соблюдающими церковные обряды. Он мог бы простить глупость безграмотной богомолке, но всегда с непри¬язнью относился к всезнайству проповедников церковных догматов. «Неужели и Рудольф способен на христианское лицемерие?» – с горечью подумалось ему.
– Ты забыл, что я – писатель? – глухо спросил он и усмехнулся, затем заговорил без тени иронии. – Ты ж тоже надумал писать прозу, и тебе легко понять, что без Бога не напишется ни единой дельной строчки, и ни один гений человечества не состоялся без божественного озарения. Ты, не иначе как, нахватался из Евангелия религиозных толкований о Человеко-Боге, а я иду к Всевышнему без религиозных подсказок церковного ханжества.
– Что религии подвержены людским домыслам – я знаю, – не сму¬тился Рудольф отповеди друга. – Вот мне и хочется познать Бога в конкретном образе, – проговорил он задумчиво.
– Ну, знаешь! – удивился Владимир наивности такого намерения. – Ты что же, считаешь возможным представить Всевышнего в виде конкретного материального образа? Ведь, если Богом создана вся Вселенная, то Он необъятен и незрим, а человек на Земле по масштабам Космоса меньше таракана в твоей печке!
– В том-то и дело, что никто не знает, как выглядит Небесный Творец, – проговорил Рудольф со вздохом. – Потому-то мы и не умеем понять, каким образом божественное начало заложено в материю.
При этих словах Рудольфа Владимир понял, что друг не собирался умничать, но всего лишь разоткровенничался с ним, как с равным.
Рудольф тем временем пустился в рассуждения:
– А что, если Бог имеет вид поля гравитации? – спросил он и сам же построил ответ: – Это поле вездесуще, но принцип его действия не понятен.
Выслушав эти рассуждения друга, Владимир потерянно потупился и тихо произнес:
– Зачем ты забиваешь голову подобными размышлениями?
– Такой у меня возраст, – отвечал Рудольф с улыбкой, однако речь продолжил с самым серьезным видом, – Пора жить своим умом, и нелицемерному человеку нет лучшего ориентира в сознательной жизни, чем высказывания пророков. По сути дела все у человека в личной жизни зависит от его позиции и верности избранного пути. Если будешь по-доброму относиться к окружающим людям, то можешь рассчитывать на ответное доброе отношение.
– Не думал, что ты столь верно умеешь рассуждать, – похвалил Владимир Рудольфа.
– Сам не думал, да безработица довела, – признался тот и пус¬тился в объяснения состояния своей души: – Когда бьешься о стену жизненных неурядиц, задумайся о предназначении человека на земле. Не может быть, чтобы мы были созданы мыслящими лишь для того, чтобы существовать за счет инстинктов и условных рефлексов самовыживания. Так что, когда в материальном мире чувствуешь стену безысходности жизни, то задумайся о предназначении человека. Мыслящий быстро придет к выводу, что стена материальных забот – это вовсе не стена, а ступенька для духовного роста. Повышая духовный уровень своей жизни, поднимешься на новую ступеньку духовной лестницы, и откроются новые горизонты бытия. Конечно, материальные заботы от этого не исчезнут, но они окажутся не заслуживающими того, чтобы из-за них терять жизненный тонус, и будут решаться безболезненно, скажем, за счет урожая со своего огорода.
– И все же после сбора урожая удели время, чтобы нам вдвоем будку на новой остановке построить, – с улыбкой попросил Владимир.
– Ладно, хорошо, – пообещал Рудольф.
– И еще вопрос на засыпку. Какую религию ты считаешь правильной?
– Ту, что лишена лицемерия и не нарушает смысл Священного Писания, – тотчас ответил Рудольф. Он словно ждал этого вопроса, ибо сразу заявил: – Дана такая религия текстами Корана, но искривили её сподвижники пророка Мухаммеда нововведениями в мусульманскую религиозную практику. Нововведения необходимо отменить.
– Так что же надо менять в исламе? – заинтриговался Владимир Миланов смелостью высказываний собеседника.
– Все, что не находит подтверждения содержанием текстов Корана, – отвечал Рудольф Милкоев и принялся излагать суть проблемы: – В наши времена каждому есть возможность изучить содержание текстов арабского Корана по дословным переводам на  русский. Ниспосылались откровения гласа небес Мухаммеду с момента возложения на него ангелом Гавриилом миссии посланника Бога. Произошло это событие весенним месяцем рамадан 609-го года по арабскому календарю времен жизнедеятельности пророка Мухаммеда, что соответствует марту месяцу 610-го года. После смерти Мухаммеда, его сподвижники взялись за составление сводов Корана, знамения текстов которого пророк изустно излагал проповедями, поскольку не умел писать. Но последователи пророка записывали всё, что говорил он со ссылкой на глас небес. Когда к пятидесятым годам 7-го века были завершены записи текстов видом Хранимой Скрижали Корана сурьмой на пластины выделанных кож, получилось страниц-кож Корана ровно 610 штук. Это – знамение о дате начала эры ислама               
 Однако первые халифы – ближайшие соратники пророка – узаконили летоисчисление эры ислама с 622-го года, посчитав момент переселения первой мусульманской общины из Мекки в Медину основополагающим событием в деле становления ислама на земле. Ко времени создания первого экземпляра Корана выросло поколение арабов, соблюдавших мусульманскую религиозную практику по датам лунного календаря из двенадцати месяцев. А по Корану предписано считать года и вести счёт по знамению дня
Рудольф сделал паузу, бросил на Владимира многозначительный взгляд. Но тот никак не отреагировал, ибо был ошарашен сведениями из истории становления ислама, о которых не имел ни малейшего представления. Видя его состояние, Рудольф принялся разъяснять то, о чем только что поведал:
– Эти исторические факты невозможно фальсифицировать. Привычный арабам лунный календарь сдвигает даты, но утвержден для религиозной практики в  638-ом году. Первый экземпляр арабского Корана записан на пластины кож к пятидесятым годам седьмого века и поныне хранится в Мекке с пятнами крови на страницах.
     При чтении только как созданного Корана видом Хранимой Скрижали был в 656-ом году зарублен саблей халиф Осман египтянами. С тех пор не изменено в текстах арабского Корана ни единой запятой. Только вот религиозная практика ислама так и пошла по лунному календарю, год которого короче астрономического на одиннадцать дней. А ведь сдвижка дат на срок иной запрещена гласом небес по текстам Корана. И поныне всё у мусульман происходит с оглядкой либо на решения первых халифов, либо на решения улемов – мусульманских богословов. Все подстраиваются под устоявшиеся традиции религиозной практики ислама. Эра ислама началась с момента возложения на Мухаммеда в марте 610-го года миссии посланника Бога. Без этого события не было бы Корана и не было бы ислама. Коран же предписывает по новолуниям определять сроки дел и сроки хаджа, но не летоисчисление.
– Ну, проповедник! – восхитился Владимир ясностью изложения сложной темы. – Ты взялся за искоренение религиозного формализма. Ведь если бы арабы не затуманили нововведениями в ислам суть ниспосланного Священного Писания, верующие христиане давно бы признали Коран и пророка Мухаммеда. Ведь о его приходе предсказывал пророк Христос, как об Утешителе и Духе истины, Который будет говорить не от себя, а что услышит. Если бы не было нововведений в ислам, он бы утвердился в сознании людей. Значит, за нарушения предписаний Священного Писания, ниспосланного текстами Корана, наказывает Бог в современном мире мусульман. Ведь непродуманными нововведениями первые халифы узаконили нарушение Корана о летоисчислении.
– Нет у меня желания хоть что-то говорить в осуждение тех, кто сумел сохранить арабские письмена Корана неизменными, – возразил Рудольф. – А вот современных мусульманских богословов, подстраивающихся в истолковании смыслов текста Корана под сложившуюся мусульманскую религиозную практику, я бы отлучал от ислама.
– Ну, ладно. Мне пора домой, – улыбнулся Владимир горячности Рудольфа. Попрощавшись, вышел он от друга в приподнятом настроении. И шел он после встречи с близким по духу человеком окрыленным, и чувство просветленности не покидало его.

Глава третья

                – 1 –

Лето – пора надежд, и для восемнадцатилетнего парня они кажутся легко осуществимыми. Толя Огнев, пасынок Владимира Миланова, мечтал служить в десантных войсках. Интересно, что тогда о нем подумает Милкина Ирка, по прозвищу «Милка»? В классе все ребята были влюблены в нее. Вот бы на ней жениться! Только она за него не пойдет. Это стало ясно после девятого класса, когда по весне играли в бутылочку. У мальчишек горлышко пустой бутылки, раскрученной на земле, обязательно показывало на кого-нибудь из девчонок, тогда как у девчонок при ведении игры бутылка капризничала. В тот день бутылка у Милки показала на Толю, но она с поцелуем подошла к Лидке, которая весь день крутилась возле него. И Толя из обиды, назло Ирке-недотроге открыто пошел провожаться с Лидкой, и после этого Ирка перестала обращать на него внимание.
Вспомнил Толя этот эпизод из школьной жизни, когда ехал на машине в поселок за отчимом и представлял себя не за рулем юркой иномарки, а за рычагами бронетранспортера, сброшенного на парашюте для боевых действий. В армии так и произойдет. Он будет настоящим солдатом, и тогда дед перестанет спрашивать у отчима, сидя с ним на кухне за бутылкой водки: «А, скажи-ка, кампот, во что превратились наши доблестные войска, если кавказских бандитов уничтожить не в состоянии?»
Отчим, конечно, примется оправдываться: – Они не бандиты. Мы са¬ми спровоцировали их на террор.
– Это кто провокаторы? – уставится дед на зятя. – А хочешь знать, что раньше за такие слова ты бы схлопотал?
– Ясное дело, – согласится отчим.
– Ты, Владимир, того, – обрадуется дед, – зря этих чеченцев защищаешь. Будь Сталин жив, от них сейчас мокрого места не осталось бы.
– Это верно, Сергей Павлович, – ответит отчим утвердительно, а сам с ухмылкой тихо добавит, – Порядок прежде всего.
Ради таких разговоров дед и приезжал в гости, чтобы уединиться с отчимом на кухне, и мать не вмешивалась в мужское застолье, а на Толю любители дискуссий не обращали внимания. Таким образом оказал¬ся он свидетелем, как отчим однажды долго возражал собеседнику, за¬кончив свою речь словами: «Именно благодаря однопартийному тоталитарному режиму нормой поведения наших правителей стало лицемерие, показушность и бесчеловечность».
Дед, внимательно выслушав зятя, остался при своем мнении:
– Там мутят воду проходимцы и бандиты, и Россия должна быть единой, – многозначительно заявил он.
– Не такими же методами! – возражал отчим. – Национальные проблемы должны решаться не силой оружия, а силой разума.
Вот ведь как врезались те слова Толе в память, что даже после окончания школы пришли на ум, казалось бы, в самый неподходящий момент. Сейчас он ехал не на прогулку, а по делам, однако мыслями был далеко от работы. Зато благодаря отвлеченным воспоминаниям знакомый путь сегодня показался много короче. Когда он подъехал к дому Федулиных, отчим на заулке решал какие-то дела с квартирной хозяйкой. А на приехавшего – ноль внимания. Все же через некоторое время он подошел, поприве¬тствовал шутливым вопросом: – Как дела, студент прохладной жизни? – затем распорядился, – Отдохни, пока я с Анастасией Пет¬ровной закончу дела.
И ни слова больше, и зачем такая самостоятельная жизнь, если Владимир Иванович теперь только директор, а не родственник. Сиди у машины и жди его, коль ты – шофер. Только ведь заработок шофера отчим отдает матери. У матери денег на дискотеки выпросить труднее, чем у деда с бабушкой. Ну и ладно, скоро в армию. Оттуда Толя вернется совсем другим человеком. Это так бабушка говорит.
– Ты числишься в фирме зав. складом, вот и пусть брус полежит у тебя на заулке до весны, – донеслись слова отчима из беседы с теткой Настей.
– Зачем мне чужое охранять. По приходу в фирме числится лишь кирпич да щебень, – возразила та.
– Ну…, напиши приход на десять кубов пиломатериала и отдай в бухгалтерию, – говорит Владимир с усмешкой.
– Тогда давай фактуру, – стояла на своем строптивая кладовщица.
– Петровна! Ты почему такая буквоедка? Этот брус мне достался по бартеру, и я не собираюсь проводить его через фирму, чтобы накручивались налоги, – объясняет Владимир упрямой работнице свой интерес, и та сдается.
– Так бы сразу и сказал, – ворчливо заметила она, – а то: «ты зав. складом».
– Ладно-ладно, – улыбнулся Владимир во все зубы, – ты для меня помощник и друг, но в общежитие я больше не пойду. Твоя Саша торгует на базарчике у черномазого дружка и ходит расфуфыренная.
Толя сидит на полешке возле машины и видит и слышит весь разговор, впрочем, слушать такой базар ему нет ни малейшего желания. Одно его задевает: отчим ведет себя с какой-то колхозницей на равной ноге, тогда как с ним почти в официальном тоне.
Закончив беседу, Владимир уселся в машину, и они поехали. Вот уже миновали гряду сопок, за которой дорога вышла на трассу Кузбасса, а он не проронил ни словечка. Интересно, о чем он все время думает?
– Батя! Бронетанковые войска надежные? – все же осмелился Толя нарушить молчание.
– Пока в голове нет порядка, никакое оружие не может быть надежным, – выдал Владимир без запинки свое суждение, но от обращения пасынка насторожился. Давно не слышал он от него слово «батя». Мальчишка последнее время замкнулся в себе, и не известно, что у него на уме.
– Был у меня один знакомый-фронтовик, – начал Владимир задуше¬вный разговор в то время, как Толя, обиженный предыдущей репликой, замкнулся в себе, но скорость машины держал в пределах семидесяти, хотя дорожное покрытие позволяло и большую. Он вполуха слушал повесть отчима о неком Михаиле Яковлевиче, тем не менее интуитивно представлял себя на месте описываемых событий.
– Всю войну провоевал Михаил рядовым и ни разу не был ранен, – рассказывал Владимир о достоверном. – Как начал он в сорок первом бронебойщиком, так и закончил в сорок пятом с бронебойным ружьем, заработав за четыре года несколько орденов и медалей. Я у него интересовался: чем же ему запомнилась война? Он ответил, что запомнилась земля, потому что при каждой смене позиции требовалось в темпе окопаться, и чем глубже, тем лучше. Спрашивал я и про награды, и он про Красную Звезду рассказал: «При Берлинской операции окопались мы на берегу реки, по которой немцы наладили паромную переправу. В створе реки их видно, но до самоходного парома километра полтора с гаком. Я стал из бронебойки ежедневно стрелять по парому, пока ни поджег машину». Видишь, как он делал? Он не по людям стрелял, а по технике. Убивать людей безвинно всегда считалось аморальным делом и причислялось к великому греху. В жизни есть «Золотое правило» человеческого поведения: «Как хотите, чтобы с вами обращались люди, так поступайте вы с ними». Так что, воюя на чужой территории, помни об этом. Ведь и у солдат противника есть папы-мамы, дедушки-бабушки. Поэтому надо стремиться в войне не к убийству людей, а к выводу из строя военной техники противника. Безжалостно убивать следует лишь бандитов, вторгшихся в пределы твоей страны.
Рассуждения отчима Толю не столько убедили, сколько удивили. Но разговор на равных отозвался в нем чувством благодарности, и он с удовольствием свернул по просьбе отчима на проселочную дорогу к близлежащему березовому колку. Он думал, что Владимир решил продолжить до-верительную беседу на лоне природы, и без воодушевления принял предло¬жение, – Давай в этом лесочке посмотрим грибы.
И вот они ступили под сень деревьев, где был совершенно другой мир. Владимир достал из рюкзака маленькое ведерко и штормовку, ведерко подал пасынку, а видавшую виды штормовку надел на себя, шутливо пояснив, – Тихая охота требует маскировки, иначе грибы попрячутся.
– Куда они денутся, – проворчал Толя в ответ, поскольку не испытывал ни малейшего желания лазать по лесным зарослям. Тем не менее он покорно шел рядом с отчимом, который продолжал разговор на ходу:
– Мне с детства в грибную пору родители не позволяли бездельничать. Вот и приходилось каждый божий день бывать в лесу. Так что для меня лес – родной огород, – сообщил он, направляясь в кустарниковые заросли, показав при этом пасынку на опушку березового колка. Таким вот образом и обследовали они весь колок, где Толя посшибал множество мухоморов, а заодно и прочие, уже одряхлевшие грибы, и все же наткнулся на пару крепких грибочков. Тем временем Владимир собрал целый выводок бледно-рыжих лисичек, однако удаче пасынка обрадовался больше, чем своей.
– Счастливый ты. В конце лета белые – большая редкость, – весело поприветствовал он грибника и, усевшись возле машины на траву, продолжил разговор по душам:
– Тебе только что исполнилось восемнадцать лет, – торжественно заявил Владимир. – По закону ты уже самостоятельный человек. Теперь сам думай, как прожить свою жизнь, и береги честь смолоду, потому что за каждый неверный шаг придется отвечать самому. Старайся жить своим умом, не подчиняясь стадному инстинкту и общественной шумихе. Вот сейчас даже политики чешут языками во вред людям, и что им стоит ваше молодое поколение превратить в пушечное мясо, если они год назад даже народный парламент расстреляли из пушек к херам!
Заметив, что при матерке Толя бросил испуганно-удив-ленный взгляд, Владимир с улыбкой пояснил:
– Нецензурные выражения допустимы в мужской компании. Вот ведь при беседах Максима Горького с Львом Толстым молодого писателя поразило, как маститый литератор, посмеявшись его рассказам о забавных случаях из личной жизни (а Горький был мастер и рассказывать и писать), заговорил с ним про различные истории из своей жизни, метко употребляя при этом отборные народные выражения. Горький подмечал это и не знал, как к этому отнестись, поскольку ничего подобного о Льве Николаевиче ему не было известно. Лишь со временем Алексей Максимович понял, что Толстой откровенной беседой открывался перед ним, как себе подобным по литературному мастерству. А мне хочется видеть тебя подобным себе в понимании идиотизма теперешней жизни.
Высказав свое намерение, Владимир задумался о путях его реализации. Крайне необходимо хоть как-то объяснить подрастающему поколению истоки нравственности частного предпринимательства, где хозяину конкретного дела приходится строить личное благополучие на основе благополучия и процветания всего общества. Ведь при социализме о капитализме говорилось только самое плохое, и никогда не объяснялась экономическая заинтересованность владельцев производственных кампаний в воспроизводстве талантливого работоспособного населения. Зато много говорилось о кулаках, как мироедах и врагах народа, о необходимости подчинения личных интересов интересам государства, о превращении труда на благо общества в ежедневный праздник, и много еще чего говорилось, сводя права и свободу отдельной личности к нулю. И вот, после искоренения из сознания народных масс понятий о благородстве частного созидательного труда на благо общества, нас бросили в рыночные взаимоотношения.
Озадачившись видением трудностей переходного периода от социализма к капитализму, Владимир решил объяснить пасынку механизм возникновения высокогуманных взаимоотношений между капиталистом и работающими на него людьми.
– Тебе же нравится содержать свою машину в полном порядке! – заметил он Толе и развил свою мысль: – А если бы у тебя вместо машины был личный завод, ты бы очень быстро понял, что главную ценность твоего дела составляют работающие на нем люди, и стал бы о них заботиться сильнее, чем когда-то крестьяне заботились о своей лошади да корове. Ты бы стал заботливо обучать своих работников знанию новой техники и думать о внедрении высокопроизводительных технологий.
Однако Толя никогда не мечтал о каких-то технологиях и не собирался о ком-то заботиться. Ему нравилось ездить на машине и не думать о жизненных проблемах завтрашнего дня.
Заметив равнодушие парня к затронутой теме, Владимир скомкал разговор и собрался в дорогу. Уединившись на заднее сиденье, он задумался о том, а готово ли общество, воспитанное на понятиях атеизма, перестроить сознание предприимчивых людей с иждивенческих устремлений на заботливое отношение к своему конкретному предпринимательскому делу.

– 2 –

Приехав в город, Владимир первым делом заехал в офис, где не был более месяца, а потому как бы заново увидел рабочую комнату. Отметив здесь полный порядок, он тем не менее чему-то встревожился. Подобное чувство возникало у него разве что на охоте, когда при кажущейся близости добычи ловушка на самом деле оказывалась пустой. Теперь вот в офисе с этим же чувством следопыта осмотрел он коридорчик и ванную, затем заглянул на кухню, где в окне наткнулся взглядом на распахнутую форточку. Поспешив в комнату, он устремился к сейфу и нашел его аккуратно вскрытым, а внутри перевернутым вверх дном. Поскольку в сейфе хранились лишь отчетные бухгалтерские бумаги да бланки с оттиском фирменной печати, то грабители остались явно разочарованными.
Чувство тревоги передается от человека к человеку неведомым обра¬зом. Толя в офисе ходил за отчимом по пятам и при виде вскрытого сейфа тотчас предложил:
– Надо позвонить в милицию.
– Сначала съездим домой. Касса и печати у меня хранятся в книжном шкафу, – признался отчим.
Так началась городская рабочая неделя, запомнившаяся Владимиру Миланову неприятностями, которые пошли с момента встре¬чи с Приваровым. Поскольку тот держал фирму вод постоянным контролем, то при встрече сразу поинтересовался:
– У тебя от железнодорожного заказа что-нибудь останется?
– Трудно сказать, – отвечал Миланов уклончиво. – Еще не доделаны стены, готово только помещение кассы.
– Тебе что, сложно по чертежам определиться с кирпичом и пиломатериалами? – насел патрон фирмы на директора, не подозревая, как тому осточертело изображать из себя туповатого исполнителя его воли.
– Почему же? – возразил директор. – Если делать без подлога каче¬ства, то останется разве что щебенка.
Миланов смело отказывал свояку в кирпиче и досках и не боялся быть уличенным во лжи, поскольку по документам уже свел концы с концами, вписав излишки стройматериалов фирмы в акт выполненных работ по строительству остановочной железнодорожной платформы. Он давно овладел приемами приваровщины. Он был уверен, что при сдаче в эксплуатацию готового объекта ни одна приемочная комиссия не поинтересуется конкретным содержанием акта, если сходятся итоговые цифры. Вот он и не упустил возможности занижения затрат по зарплате, завысив долю затрат по материалам. Стройматериалы требовались лично, ему, и он не собирался отдавать их Приварову.
– Тогда сделаем вот что, – заговорил тот в приказном безапелляционном тоне. – Оплати через фирму по гортоповским расценкам поступление пятидесяти тонн угля. Как только уголь подорожает, я продам его по цене приобретения одной знакомой фирме вместе со щебнем. Тогда и возьму с них все мне необходимое.
– Уголь я переадресую, но щебень мне самому потребуется, – пос¬ледовал категорический отказ Миланова.
– Зачем он тебе? – недоуменно уставился Приваров на свояка.
– Взял в поселке у одного деятеля сорок соток приватизирован¬ной земли, – пояснил тот. – Есть задумка организовать свое подсобное хозяйство. Хочу построить капитальную усадьбу, – признался он.
Чужие планы Приварова никогда не интересовали, поэтому с его лица исчезло добродушное выражение, а желтые глаза насторожились, и весь он подобрался, словно тигр перед прыжком.
Заметив в облике родственника столь разительные перемены, Миланов тем не менее продолжал стоять на своем:
– Что можно собрать с дачного участка в пять соток? – вопро¬шал он сам себя. – К тому же обрабатываемых урывками! А в поселке можно будет жить летом семьей и такой огород организовать, что хватит на зиму всей родне и на продажу останется.
– Твой огород – фирма, – многозначительно изрек Приваров.
– Фирма – это туфта! – поднял Миланов правую руку и на слове «туфта» махнул ею с брезгливой миной.
– Ладно, – хмуро согласился оппонент, – в наше время заводить собственность не грешно.
«Не все тебе заводить», – мелькнула у Миланова раздражающая мысль, а вслух он сказал, – Так что щебень я заберу на фундамент сво¬ей фазенды.
– У тебя печать с собой? – переключился Приваров на другую тему и, при утвердительном жесте свояка, вынул из ящика стола па¬чку бланков, передав их со словами: – Поставь на них.
Попросив штемпельную подушку, Миланов проставил оттиск печати на бланках фактур, но бланки иного формата вернул без изменений и, глянув на хозяина кабинета в упор, спокойно заявил:
– На доверенности, на квитки кассовых приходных ордеров печать ставить не буду.
– Что с тобой? – вскинулся Приваров, но не загорячился. – На бланках доверенностей уже стоит угловая печать другой фирмы. На твою круглую никто и внимания не обратит, – миролюбиво пояснил он.
– Знаешь, что! – возвысил голос Миланов, цепенея от нахлынувшей решимости высказаться, – я не хочу больше из-за тебя краснеть в налоговой инспекции, – выплеснул он накопившуюся боль и перешел на звенящий шепот:
– Хватит того, что они при балансовом отчете фирмы за прошлый год обвинили меня в занижении показателей реализации продукции, когда выявили левую продажу тридцати тонн угля в адрес кирзавода. На первый раз я отделался административным штрафом, сославшись на безответствен-ность ведения учета предшественником, и по итогам года добавился лишь налог на прибыль.
– Это они случайно выловили, – отнекивался Приваров. – И потом, кто не рискует, тот не пьет шампанское.
– Рискуй, но не за счет других, – тихо, но твердо сказал Миланов. Приложив указательный палец к губам, он добавил еще тише, – Все подделки моей подписи я знаю и веду свой учет.
Увидев, как от этого сообщения щеки Приварова пошли бурыми пятнами, Миланов поднялся со стула и молча покинул кабинет. Выйдя на улицу, он тотчас позвонил бухгалтеру фирмы с предложением явиться в офис, что и произошло на следующий же день.
Цветущий вид Любы Рамаевой, явившейся на работу с неким майором внутрен¬них войск, вызвал у Владимира Миланова раздражение. Он подчеркнуто официально поздоровался с нею и, оставив в комнате подписывать запас бухгалтерских бланков, вышел с военным во двор. Его сейчас переполняло чувство ревности за Сашу Рамаева, самоотверженно во¬юющего на Северном Кавказе, в то время как жена без смущения прини¬мает знаки внимания другого мужчины. Потому-то он обратился к военному с раздражением:
– Ну, как? Дали вам чеченцы в Буденовске по мозгам?
– Это форменные бандиты, для них нет ничего святого, – отвечал тот, бросив на собеседника изучающий взгляд.
«Тоже мне, нашелся Папа Римский», – сердито подумал Миланов, однако чувство обиды за Сашу Рамаева сменилось в нем чувством любопытства ситуацией на Северном Кавказе.
– Что же святого в действиях федеральных властей, спровоцировавших чеченский народ взять суверенитета по своему желанию, но потом затеявших военные разборки? – спросил он напрямую, однако не дождался от вояки ответа и принялся рассуждать вслух:
– Дудаев, конечно, перехлестнул с отделением республики от России, но надо бороться с сепаратизмом, а не с мирным населением.
– Я в Чечне находился до официального ввода войск, – заговорил майор с хрипотцой в голосе. – Уже тогда было видно, что никакие до¬говоренности с ними невозможны, и любые предложения разбивались о стену озлобленности.
– Да-а, – вздохнул Миланов. – Что чеченский народ озлобился из-за гонений при сталинском режиме – это факт. Но ведь не враги они русскому народу, а братья по несчастью от последствий бездарного эксперимента построения земного коммунистического рая.
На этом разговор иссяк, и мужчины вернулись в офис, где Люба давно завершила свое дело, но продолжала сидеть за рабочим столом, бездумно поглядывая в окно. И опять при виде бухгалтерши Миланова кольнуло раздражение, и захотелось ему спросить ее про службу Саши, да вовремя пришла на ум мысль: «Кто я ей? Отец? Свекор?» Так что вместо нравоучений выписал он на ее имя расходные кассовые ордера по зарплате бухгалтера за весь летний период. И что же? Люба молча расписалась, молча пересчитала деньги, и, хотя на руки ей досталось меньше половины вписанной в документы суммы, она даже не поинтересовалась, для каких целей директор фирмы обналичил столько денег.
А деньги Владимиру Миланову потребовались для расчета за приобретенную в поселке землю, и не мог он постоянно закрывать большие заработки только на свое имя. Однако и на разгульное поведение племянницы своей жены смотреть равнодушно он тоже не мог, поэтому, как только она с кавалером ушла, он позвонил ее матери.
Тамара оказалась дома и сама повернула телефонный разговор в нужную сторону.
– Скоро ли Надежда с дач приедет? – спросила она Владимира, едва уяснив, что на телефоне именно он.
– Путевка у нее до середины сентября, а что? – встревожился он.
– Я ложусь на операцию, а Любу не на кого оставить, – сообщила Тамара, и Владимир, едва дождавшись паузы в ее речи, едко посоветовал: – Оставь на майора, – тотчас получив занозистый ответ:
– Какой ты «догадливый», – после которого наступил миг глухого молчания, затем послышался вздох Тамары, после чего она пояснила: – Это Сашин сослуживец заезжал сообщить, что Саша попал в плен. А Любе в этом году предстоит рожать, и ее следует оберегать.
– Вот оно что! – повинно вымолвил Владимир в трубку, краснея за свои необоснованные подозрения насчет легкого поведения Любы. – Давай завтра съездим к Надежде, там все и обговорим, – предложил он свояченице, и та согласилась.
После поездки к жене Владимир сразу заехал к Любе. Теперь-то ему была понятна причина ее равнодушия ко всему на свете. Вот и в квартире не нашел он даже намека на разгульное поведение молодой женщины. Разве что в корзине для грязного белья топорщились несколько пододеяльников, да ведь их стирать – все руки вывернешь.
Оценив обстановку, прошел Владимир на кухню, где хозяйка затевала чаепитие.
– Я заехал к тебе, потому что узнал о Саше, – робко начал он душевный разговор и тотчас заметил недоверчивый взгляд Любы, а потому поспешно пояснил: – Вернее, из-за ребенка, который бу¬дет у вас.
Он говорил и видел, что Любе безразличны его слова официальной утешительности. Она давно замкнулась в себе под косыми взглядами мещанского окружения, с завистью подмечавшего беззаботность и обеспеченность жизни молодой женщины, и со временем перестала общаться с соседями и остерегалась откровенничать даже перед подругами. Сейчас Владимир догадывался о ее состоянии и посчитал себя просто обязанным растопить ледник ее отчужденности. Ведь Люба воспитывалась без отца на примере своевольной эмансипированной мамы, а для самостоятельной семейной жизни такое воспитание несет одни огорчения.
– Я встречался с твоим отцом, когда понятая не имел о твоем су¬ществовании, – проговорил он вкрадчиво. – Ты похожа на Александра: такая же доверчивая и исполнительная. Не обижайся на меня, что я с весны косо глядел на тебя. Это потому, что ты не отговорила Сашу от командировки на Кавказ.
– Я ему не советовала, но он не послушался, – досадливо, но не без гордости за мужа сообщила Люба.
– Знать, такова судьба красивых женщин: любить непокорных сме¬лых мужчин, – выдал Владимир чуть ли не афоризм, а заметив, как от его слов Люба загрустила взглядом, поспешил повернуть разговор на другое: – Женщинам в положении уныние противопоказано, и тяжелую работу делать нельзя. Я сейчас тебе пододеяльники постираю, – пообещал он и тотчас занялся стиркой и успешно справился с нею, а, развесив белье на просушку, вернулся на кухню и все говорил утешительное:
– В жизни человека многое зависит от его мировоззрения и умения отстаивать свою точку зрения. Нам пора научиться понимать других людей. Я возьму у Рудольфа Коран, чтобы изучить нравственные нормы ислама, и мы с тобой съездим за Сашей. Не может быть, чтобы чеченцы были бездушными зверьми. Просто они привыкли надеять¬ся только на самих себя, поэтому в ответ на государственный террор развязали бандитский террор. Это такой своевольный народ, и у них есть чему поучиться: скажем, умению держаться друг за друга. Так что, Люба, если не хочешь на время родов жить у матери, то приходи к нам. Большая комната все равно пустует, а Надежда ждет тебя и бу¬дет тебе хорошей советчицей.
Родственное участие оживило Любу, и она спросила Владимира о со¬кровенном:
– А могут они послать письмо о выкупе на адрес его матери?
– От них всего можно ожидать, – выдал он на ее конкретный вопрос абстрактный ответ.
– Надо будет узнать у Ксении Викторовны, – озадаченно проговорила она.
– Это ты свекровь зовешь по имени-отчеству! – возмутился Вла¬димир. – Тебе же приятно было бы, если жена твоего будущего сына называла тебя «Мама».
– Я с нею не общаюсь, – последовал отчужденный ответ.
– Почему? – возразил он и поинтересовался: – А про ребенка она знает?
– Ни она, ни муж, – проговорила Люба с унылым видом. Однако че¬рез мгновение она собралась с духом и, наморщив лоб, твердо пообе¬щала: – Я ей расскажу.
– Обязательно! – обрадовался Владимир. – Сначала расскажи про Сашин плен, про то, что мы от фирмы все равно его выкупим, затем порадуй предстоящим рождением внука. Вот и будет у тебя еще один бескорыстный друг.

– 3 –

Летнее время прошло незаметно, доказав в конце августа унылым осенним дождем верность утверждения насчет быстротечности благодатной поры. Однако Владимир Миланов с Милкоевым Рудольфом к тому времени уже вели отделку помещения остановочной железнодорожной кассы и не опечалились прохудившемуся небу. Ежедневно с утра отправлялись они на стройку, возвращаясь в поселок лишь на ночлег. Поскольку Рудольф квартировался у племянника, переехавшего с заимки к поселковой бабенке в частный дом, то за ночь он на печи превосходно просушивал все одежки для ра-бот нового дня, и сам успешно отогревался на печной лежанке. По его примеру Владимир перебрался у Федулиных из предбанника в избу, где с разрешения хозяйки приделал к печи полати.
У Федулиных печь была выложена на манер русской, только меньших разме¬ров, с прямоугольным устьем и плоским сводом. Служила она более все¬го для выпечки хлебных изделий, а для обогрева дома предназначался печной подтопок, рассчитанный на каменный уголь. И все равно печ¬ная конструкция занимала едва ли не четвертую часть избы, распланировав ее пространство на переднюю комнату, прихожую и кухню. Владимиру, выросшему в тех краях, где русская печь является основой крестьянского хозяйст¬вования, понятны были особенности здешней печной конструкции. Понятны ему и старания хозяйки, когда та долго подбирает полешки дров по размерам с тем расчетом, чтобы они прогорели одновременно. У нее нынешнее лето гостили внуки от старшей дочери, уехавшие в город в преддверии учебного года. Для них она частенько устраивала постряпушки, при которых умудрялась сжечь всего каких-нибудь шесть полешек, но так прокалить чрево печи, что выпекала целый выводок противней с пирогами, ватрушками, булочками.
По сложившейся практике летнего гостеприимства сегодня Анастасия тоже возилась у печи, в то время как постоялец лежал на печи и не собирался вставать, поскольку на свой поселковый участок можно сходить и после обеда, а напарник по работе уехал по своим делам. Проснулся Владимир в привычное для себя время и сейчас дремал вполуха, а потому ле¬гко уловил приход к Анастасии ее давнишней подруги Екатерины Безу¬гловой, жившей своим домом на соседней улице.
– Здравствуй, матушка! – приветствует она хозяйку. – Смотрю: у тебя из трубы дым с утра, – говорит посетительница крепким альтовым тоном и направляется от порога к кухонной перегородке, где с кряхтеньем садится на скамеечку, сделанную подставкой для ведер. – Вот решила тебя навестить, – объявляет она цель визита бодрым голосом, по которому никак не дашь ей семидесяти девяти лет.
Бабка Катя – большая сплетница, и тетка Настя отлично знает это, а потому не спешит вступать в разговор со своей старшей подругой.
– Внучек-то отправила? – спрашивает посетительница, – а для чего тогда печь затопила? Иль не жалко дров? – ведет она допрос.
Для оборотистой тетки Насти достать дрова через загульных шофе¬ров не является проблемой, но у нее все равно каждое полешко на счету, и топит она печь по веским причинам.
– Решила простоквашу поставить на творог, – сообщила она, показывая на ряд кринок со скисшим молоком, но о намерении испечь пирог к церковному празднику дня Усекновения главы Иоанна Крестителя говорить не захотела. Прежде Анастасия относилась к религии равнодушно, как большинство жителей поселка, образованного из двух смежных деревень благодаря строительству железной дороги. Ро¬сла она атеисткой и комсомольской активисткой, всю жизнь прорабо-тав на местах, связанных с материальной ответственностью. Но вот случилась беда с младшей дочерью, и обратилась она к Небесным Силам, и так страстно молила Бога о помощи, направляя каждое волеизлияние своей ненормальной дочки, что та выправилась и стала жить своим умом. Теперь вот Анастасия хотела бы жить с Сашей, как прежде, имея в ее лице безотказную помощницу, и не говорить сель¬чанам о ее выздоровлении, чтобы по-прежнему получать на дочь посо¬бие по инвалидности. С тем и ездила она в город, но Саша наотрез отказалась вернуться домой. Когда же мать упрекнула ее за разгуль¬ную жизнь, она просто отдала паспорт со словами: – Пусть снимают с меня инвалидность, я без пособия проживу.
– Давай съездим на перекомиссию, оформим хотя бы третью группу инвалидности, – просила мать. – Ведь торговля – дело ненадеж¬ное: подловят твоего дружка, и останешься ты на мели, – предполагала она вполне реальное, но Саша заупрямилась, и Анастасия в райбольницу поеха¬ла одна. Она и прежде иногда появлялась перед медицинской комисси¬ей без шизофренички-дочери, и районные врачи историю болезни Федулиной Саши за долгие годы ее учета изучили как на пациентке, так и со слов ее матери. Так что очередные жалобы Анастасии Петровны на ненормальную дочь были выслушаны медкомиссией с пониманием.
– Думала, родит и на поправку пойдет, – объяснялась мать за от¬сутствующую дочь, – да бог не допустил: ребенок мертвым родился. А ей как с гуся вода, ничего у нее не изменилось. Пристроила было ее через добрых людей уборщицей в город, так кто бесто¬лочь держать будет! – сообщала она достоверное, поскольку Сашу де¬йствительно уволили из ЖЭУ.
– Что она сама-то говорит? – поинтересовался психиатр.
– Говорит: «Я не дура, инвалидность мне не нужна».
Такие достоверные сведения вызывают у врачей улыбку сочувствия. Кто же из нормальных людей отказывается от социальной помощи!
– Сделайте, как она просит, или третью группу дайте. Может, куда-нибудь пристрою ее на работу, – говорит тетка Настя опечаленно, вызывая своей покорностью судьбе чувство сострадания.
– Как же вы проживете в нынешних условиях? – вздыхает предсе¬датель комиссии.
– Как-нибудь, лишь бы она осталась довольна, – ведет Анастасия свою линию.
В результате такой политики получила она на дочь бессрочную справку и удостоверение инвалида второй группы. Так что теперь ее задача заключалась в том, чтобы поселковые соседи по-прежнему считали Сашу ненормальной. Поскольку Екатерина Безуглова как нельзя лучше подходила на роль распространительницы слухов, то следовало использовать ее посещение, но не проговориться.
– Телевизор-то вчерась смотрела ли? – повела Екатерина разговор.
– Ну его к лешему. Ничего путнего не показывают, – с чувством отвечала Анастасия, поскольку телевизор у нее капризничал.
– А я про Думу люблю передачи, – сообщает гостья. – Ведь у них иной раз дело до драки доходит.
– Наплевать на них, – выдает хозяйка свое резюме, но не из-за пренебрежительного отношения к Думе, а из-за нежелания вести никче¬мную беседу о том, о чем она не имеет понятия. Однако Екатерину Безуглову трудно остановить от обсуждения любых новостей, подвернувшихся ей на глаза и услышанных пусть даже краем уха. В поселке бабка Катя тем и известна, что распространяет были и небылицы, за¬частую выдумывая их. Ночуя как-то по случаю у Федулиных, она среди ночи переполошила Анастасию сообщением: – Вставай скорее! Слышишь, у тебя на заулке дрова колют и грузят!
Когда Анастасия спросонок выскочила на улицу, то сообразила, что в темноте колоть дрова невозможно. Зная способности своей подруги нести околесицу, относилась она к ее сообщениям с поправкой: «Екатерина-то! Она если и слышала звон, то не знает, где он».
– Вчерась этот в Думе заявил, что если прозеваем, то будет война, – начинает посетительница выдавать увиденную по телевизору информацию.
– Так что прозеваем-то? – сердится на нее тетка Настя.
– Не знаю, матушка, что прозеваем, – сокрушается бабка Катя и признается: – Я не поняла, – затем утверждает: – Только быть войне. Так что теперь жди ухудшения.
– Уж куда хуже-то, – ворчит хозяйка в то время, как гостья на¬ходит новую тему для разговора:
– Чтой-то давно не видать твоей Сашки? – любопытничает она.
– В город уборщицей ее пристроила, но нет в ней толка, – сообщает Анастасия то, что считает нужным.
– А где ейный ухажер, ты говорила, что от него она понесла?
– Владимир-то Востриков! В Чечне убили его этим летом, – врет тетка Настя как по-писаному.
– Господи! Без войны людей убивают, – удивляется далекая от ре¬альной жизни бабка Катя.
– Да что ты городишь! – возмущается тетка Настя. – Как это «без войны», когда на Кавказе с прошлого года бои идут!
– Из-за чего же они бьются? – недоумевает посетительница.
– Наверное, из-за нефтяной трубы, – предполагает хозяйка.
– Так перетащили бы трубу к нам! – рекомендует старая калоша.
– Попробуй-ка теперь от них перетащи, – возражает другая. – Нефтепровод – это тебе не шутка. И народ там за свое крепко держится.
А Екатерина, похоже, вела эти разговоры всего лишь прелю¬дией к деловому предложению.
– Сеном-то запаслась ли? – заботливо спрашивает она хозяй¬ку. – Я нонче пудов сорок насушила. Может, Кирпичевы возьмут, но тебе в случае чего отдам в первую голову.
Екатерина Безуглова давно не держит скотину, но по привычке прежней жизни с целью продажи ежегодно по мере сил заготовляет сено.
– Без Сашки где мне справиться! – вздыхает Анастасия. – То¬лько половину осилила, да с постояльцем договорилась: притащит он трактором с хутора два стожка, мне и хватит. А ему по плану будущим летом опять у меня питаться.
– Ну! Вишь ты как! – чрезмерно восторгается бабка Катя, в душе костеря постояльца Федулиных на чем свет стоит, поскольку из-за него и на эту зиму Анастасия у нее сено брать не будет.
После паузы в беседе хозяйка заводит речь о Миланове.
– Уж такой деловой квартирант попался, что поискать, – хва¬лится она. – Ведь директор АО по строительству, но все равно по¬всюду сам работает. Этим летом взял в поселке землю, задумал дом ставить и подсобное хозяйство вести, – слышится ее доверительная речь, и Миланову становится ясно, что хозяйка забыла о его при¬сутствии, что считает его ушедшим на работу. Не желая выглядеть подслушивающим, он притворился спящим, хотя в избе увидеть чело¬века, лежащего на печи, невозможно. Тем временем на кухне хозяйка продолжала расхваливать его:
– Мне-то по весне и невдомек, почему он захотел научиться доить корову. Ведь научился и корову доить и теленка выпаивать!
– Эка невидаль, – возражает бабка Катя, которая за годы рабо¬ты дояркой столько передоила коров, сколько Миланов не износил рубашек.
– Так ведь мужик! – защищает Анастасия квартиранта, – притом городской.
– Ну, и мужики доят, – стоит Екатерина на своем.
– Так ты заставь-ка своего сына! – сердится Анаста¬сия на несговорчивую подругу. – Он у тебя постарше его, a все лето болтается без дела да за бутылкой ударяет.
Упрек был справедлив. Единственный сын Екатерины Безугловой от перестроечной безработицы оказался отправленным городской семьей в сельскую обитель к престарелой матери и жил на ее счет.
– Замучилась я с ним, – тотчас пожаловалась она. – Делать ничего не хочет, а есть давай, а с пенсии на бутылку давай.
Однако грустным размышлениям бабка Катя предавалась не долго.
– Так, говоришь, убили Сашкиного ухажера! – возвращается она к щекотливой теме. – Родителям, поди-ка, горе!
– Он – детдомовец, а погиб с экипажем бетеера, на котором командовал, – уверенно заявляет бабка Настя, продумавшая все подробности сюжета жизни и смерти мифического зятя.
– Это танк что ли? – удивляется бестолковая старуха.
– Нет, бетеер похож на броневик, – утверждает более толковая.
– Неужели не похоронили? – интересуется посетительница.
– Всех доставили самолетом и похоронили с воинскими почестями, – спокойно продолжает тетка Настя вешать бабке Кате на уши лапшу. – Водитель-то жив остался, он и рассказал, как было дело с их командой, – сообщает она подробности невесть от кого услышанной истории: – Когда они шли на бетеерах через ихнее селение, где и домов-то уцелевших не было, то из какой-то лачуги вышел подросток и выстрелил из гранатомета по первой машине, а с другой машины мальчишку этого сразу взорвали вместе с лачугой.
– Господи! Какие страсти творятся, – ужасается посетитель¬ница и добавляет назидательно: – Вот как там детей распустили.
Отметив одностороннюю жестокую сострадательность рассуждения престарелой женщи¬ны, Владимир вмиг лишился чувства симпатии к ней. Пусть сюжет, изложенный Анастасией Федулиной, в чем-то выдуман, все же он харак¬теризует чеченский народ с превосходной стороны, и бабке Кате, выросшей в эпоху социалистического бездушия, не понять меру нравс¬твенности и безнравственности поступков людей, защищающих свой семейный очаг.
– 4 –

В октябре пришло письмо из Кузбасса по поводу прекращения договорных взаимоотношений шахтоуправления с фирмой «Поиск», но оно не испортило Владимиру Миланову настроения, поскольку иной реакции от Приварова после стычки с ним он и не ожидал. Однако даже с прекращением доходных поступлений в фирме по итогам года намечалась прибыль, и Миланов расстарался обналичить определенную сумму денег, чтобы держать ее под рукой на случай выкупа му¬жа Любы Рамаевой из плена. Он готовился к предполагаемой поездке на Кавказ как в материальном, так и в духовном плане, а потому решил постичь суть Ислама. С этой це¬лью он и взялся за прочтение Корана в переводе академика Крачковского, и для начала прочитал всю книгу сплошным чтением, но мало что уяснил из ее содержания. Текст Корана, в отличие от текста Евангелия, показался ему сухим и корявым, как говорится, написанным «левой ногой». Лишь по мере выписки из Корана из¬речений, относящихся к теме войны и пленных, Миланов осознал, на¬сколько гуманна эта книга. Теперь-то он знал, что говорить бое¬викам, захватившим Сашу Рамаева в плен:
– Да, я верю, что нет во всей Вселенной никакого божества, кроме единого Бога. Именно это утверждает и Мессия Христос: «Ис¬тинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его» (Ев. от Иоанна. гл. 13, п. 16). Слова истины, сказанные Пророком-Спасителем, сохранены в Евангелие и взывают к разуму верующих людей, разоблачая велеречивость домыслов евангелистов о бого-сыне: «Иисус сказал ему, что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог» ( Ев. от Луки. гл. 18, п.19).
Чеченцы тогда скажут: « Так почему же вы в религии заврались с бого-сыном! Можете ли вы понимать душу другого народа, если в своей душе разобраться не умеете! Ведь если вам наплевать на слова Пророка-Спасителя, то нечего ждать от вас выполнения его заповеди: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними».
Придется тогда Владимиру Миланову говорить вот что: – Я за других не ответчик. Поступите со мной по Писанию: отнеситесь, как к самим себе. Ведь и в Коране говорится: «И воздаянием зла – зло, подобное ему. Но кто простит и уладит, – награда его у Аллаха. Он ведь не любит несправедливых!». Простите Сашу Рамаева. Он не преступник, а всего лишь подневольный человек. Пусть в голове у него нет пока еще своих понятий о духовной справедливости, но доброта вашего шага освобождения из плена разбудит в нем душу.
Они на это возразят: «В Коране четко обозначено: «О те, которые уверовали! Предписано вам возмездие за убитых: свободный за сво¬бодного, и раб – за раба, и женщина – за женщину».
Тогда он напомнит: – Почему же до конца не договариваете? Там дальше идут слова: «А кому будет прощено что-нибудь его братом, то – следование по обычаю и возмещение ему во благе». Отпустите Сашу Рамаева, и я вам возмещу во благе.
Они скажут: «Вы нам не братья, а Рамаев взят в плен с целью об¬мена на наших братьев из вашего плена».
Он предлежит: – Почему бы вам не поступить, как написано: «О, пророк! Скажи тем, в руках которых пленные: «Если Аллах узнает про добро в ваших сердцах, Он дарует вам лучшее, чем то, что взя¬то у вас, и простит вам; Аллах прощающ, милосерд!»
Они ответят: « Вы же со времен Сталина надеялись сравнять нас с землей! Так почему ты после этого просишь у нас милосердия? Прочитай в Коране: «Разве же после того, как вас постигнет бедствие, – а вы причинили двойное, – вы сказали: «Откуда это»? Скажи: «Это от вас самих», – поистине Аллах над всякой вещью мощен!»
Он им тогда расскажет: – Никто вас сравнять с землей не собирается, но ваши заскоки с отделением ни в одном государстве не стерпели бы. Сейчас всем россиянам тяжело, поэтому следует держать¬ся друг за друга и вместе преодолевать трудности. Говорится же в Коране: «О, вы, которые уверовали, терпите и будьте терпимы, будьте стойки и бойтесь Аллаха, – может быть, вы будете счастливы!»
Они заявят: «Об этом мы без тебя знаем, однако отдавать ваших во¬як из плена без обмена на наших боевиков не будем. По-доброму можно относиться к тем, кто творит добро. Ведь Евангелие тоже учит терпению и доброте. А что вы вытворяете с нами! То выселили с земли наших предков, то навязываете свои законы жизни».
Он на это ответит им откровенно и искренно с тем пониманием исто¬рии завоевания Россией кавказских народов, какое пришло к нему:
Не народ вытворял, а пришедшие к власти идейно повернутые вдохно¬вители бездуховности. Разве враги друг другу народы наши! Ведь мы теперь – братья по несчастью последствий тоталитарного режима. Вот что следует уяснить в первую голову! И со временем это все поймут. Так что и в теперешней заварушке надо помнить об этом. Следует про-щать друг другу накопившиеся обиды и не превозноситься один перед другим. История распорядилась так, что и с духовной точки зрения мы стали одинаковыми, потому что в материальной жизни являемся де¬тьми общего эксперимента по созданию человека коммунистической фор¬мации. Нам следует вместе преодолевать идиотизм нашего воспитания, и если не искать в трудный период истории опоры друг в друге, то чем тогда дышать и жить! Один академик утверждает, что ни одна жи¬вая особь не может существовать в собственных испражнениях. Человек создан Богом из двух начал: материального и духовного, и сейчас нам приходится жить в идейно-политических отходах материали¬стического социализма, смешанных с отходами религиозного фарисейст¬ва. Во имя праведной жизни мы обречены на совместное устремление к познанию истины, иначе теряется смысл человеческой жизни. Наступа¬ют новые времена. Они наглядно показывают, как страдает человек от разлада своей души, как бездушие людей ведет их к скотскому потре¬бительскому существованию. Так что пора нам одуматься и встать на путь духовного возрождения человека.
Ответ воображаемых собеседников Миланов сформулировать не успел, поскольку зазвонил телефон, и женский голос на чистом русском языке попросил пригласить к аппарату Владимира Ивановича Миланова. Когда же на том конце связи женщина удостоверилась, что говорит именно с тем, кому предназначался звонок, она глубоко вздохнула и за-явила:
– Надеюсь, что вы без трагизма примете наше известие.
– Какое известие? – выдохнул Владимир недоуменный вопрос.
– Ваша жена Надежда Сергеевна скончалась при повторной операции.
– Здесь какая-то ошибка! – громогласно возмутился он, поскольку сегодня поутру перед уходом на работу поцеловал свою драгоценную, находящу¬юся в полном здравии.
– Вы примите этот факт с мужским самообладанием, и можете забрать тело жены прямо из палаты частной больницы вместе с документами; мы работаем ежедневно, так что ждем вас сегодня и завтра. Дольше держать не имеем права и отправим тело в морг, – тараторила женщина, не слушая его.
– Хорошо! Я сейчас займусь! – кричит Владимир в трубку и на том прекращает разговор. Не медля ни минуты, он позвонил на работу к жене, и та подошла к телефону. Сообщив ей о яко бы ее смерти, Влади¬мир слышит вздох сквозь слезы и шепот:
– Это Тамара. Она легла на операцию по моему паспорту.

– 5 –

Похороны скоропостижно скончавшейся Тамары Приваровой проходили по всем правилам ритуальных услуг. Прохожие во дворе девятиэтажки, где жила она, дивились обилию цветов, брошенных под ноги похоронной про¬цессии, дивились цветущему виду покойницы, которая за время пребыва¬ния в больнице не успела выболеться и была как живая. Говорят, бабий век – сорок лет, но Тамаре Сергеевне не было и сорока.
Владимиру Миланову пришлось взять на себя хлопоты по организации траурной церемонии, но во времена конкуренции за право обслуживания клиентов это оказалось несложным. Труднее было прийти в себя от не¬лепости случившегося. Даже Надежда, знавшая, что сестре врачи делать операцию не рекомендовали, даже она была в шоке от подобного итога элементарного хирургического вмешательства.
В свое время Тамаре удалили послеродовую грыжу, на месте которой образовалась киста. Ее-то участковый врач и не советовал вырезать по причине слабой сердечной деятельности пациентки и из-за понижен¬ной свертываемости крови. Но так устроены люди, что склонны переоценивать возможности своего организма, и Тамара легла на операцию с анализами сестры, обойдя участкового врача. Таким образом на операционном столе врачам досталась нестандартная пациентка. У больной после операции случилось внутреннее кровотечение, после которого пошло бурное развитие перитонита. В довершении всего назначенные для его лечения импортные антибиотики оказались отечественной подделкой. Так что от антибиотиков больная впала в шок, затем в кому и умерла, не дав врачам возможности поправить дело.
Смерть итожит жизнь человека, и Миланову впервые подумалось на эту тему при похоронах женщины, к которой он был неравнодушен. Пос¬кольку его сердце переполняла жалость к Тамаре, то он с неприязнью подмечал, насколько спокойно отнеслись к ее смерти и родители, и муж. Прямолинейный Сергей Павлович даже не удержался от реплики: «Допры¬галась наша вертихвостка», после которой за время похорон не проро¬нил ни слова. Но Люба была явно потрясена смертью родительницы. И вот у могилы перед спуском гроба взметнулся ее крик: «Ведь это мамка моя!», и по¬лились ее слезы. Тут-то свекровь Любы оказалась как нельзя кстати. Ксения Викторовна приняла сноху в объятия, приговаривая: «Доченька! Не расстраивайся так. Ты тоже скоро мамой станешь».
Врезались Владимиру Миланову в память те сцены, заставив озаботиться за оси¬ротевшую племянницу жены. Пусть Люба нашла в лице свекрови вторую мать, но обе одинокие женщины нуждались в мужской опеке, а такая опека Владимиру была по силам лишь при руководстве фирмой, в пред¬принимательской деятельности которой он давно разочаровался. Тем не менее после похорон он лично ездил с приемочной комиссией сдавать в эксплуатацию построенную остановочную железнодорожную платформу. Та была выстроена на совесть, и комиссия, подписав акт, укатила на встречной электричке в город. Ему же вздумалось сходить в поселок по де¬лам минувших дней. И вот, пока он шел, с неба пошел мокрый снег, а потому пришлось зайти обсушиться к бывшей квартирной хозяйке.
Войдя в дом Федулиных, Владимир увидел Сашу, лежавшую на своем излюбленном диванчике.
– Привет! – по-свойски поздоровался он с тайной пассией своей, которую не видел все лето. – Молодец, что приехала. Это ж для Анастасии Петровны большая радость, – говорил и говорил он одобрительное, пряча за словами чувство досады за несостоявшиеся встречи с нею.
Но Саша на появление своего прошлогоднего любовника отреагировала лишь открытием правого глаза, видневшегося над подушкой, в которую она уткнулась лицом.
Видя ее отчужденность, Владимир сник и спросил тоном посто¬роннего:
– Где Анастасия Петровна?
– Ушла к сестре, – буркнула Саша в ответ.
– Я у вас обсушусь, – полувопросительно проговорил он, разоблачаясь из мокрых одежек и развешивая их за печную занавеску по бровке печи. Вслед за одежками Владимир и сам забрался на печь и на горячих кирпичах быстро отогрелся. Вскоре горячая печь вынудила его сместиться с кирпичей на полати, где от нечего делать он сдвинул печную занавеску, чтобы наблюдать Сашу. Потому-то, когда в избу вошла Анастасия, он оказался тайным свидетелем разговора матери с дочерью:
– Согласилась твоя крестная, – заговорила мать, едва переступив порог, но в ответ Саша даже не шелохнулась. Анастасия же, раздевшись, подошла к ней и принялась рассуждать вслух:
– Детей у нее нет, а ты для нее все время была любимой племянни¬цей, – анализировала она логику поведения своей младшей сестры. – Верка-то у нас хоть и прижимистая, но за добро всегда отплатит до¬бром, – убеждала Анастасия более себя, нежели дочь. – Она в эту зиму обещает переписать дом на твое имя, но ты до лета побудь со мной. Мне в холод доить корову все труднее.
Высказав свои соображения, Анастасия хотела было заняться делами домашнего хозяйства, да вспомнила про городского сына.
– Костю давно видела? – спросила она у дочери.
– На прошлой неделе братец заходил ко мне в общежитие денег за¬нимать, – сообщила та язвительно.
– Неужто дала? – удивилась мать. ,
– Не дала, конечно, – отвечала дочь. – Это его ГАИ на год лишило водительских прав, вот он и побирается, – пояснила она.
– Значит, это он, – делает Анастасия предположение. – Где-то, значит, сейчас в поселке у друзей ошивается, а матери стыдится по¬казаться на глаза. То-то на той неделе смотрю, а настойка листьев столетника стала слабая, как вода. Это он, паразит, подобрался и для вида настойку водой разбавил.
Следует сказать, что Анастасия лечит ревматические проявления в руках водочной настойкой листьев алоэ, которую принимает перед едой по столовой ложке три раза в день. Поэтому у нее в доме постоянно присутствуют цветочные горшки с целебным южным растением, а также имеется запас лекарственной настойки. И вот сейчас на печи Миланов случайно услышал ее дедуктивный метод расследования испарения спир¬товой составляющей из лекарственной бутылки и, чтобы не расхохотать¬ся вслух, закусил нижнюю губу. А хозяйка тем временем повела речь о нем, да в таком ключе, что мужчинам лучше не слушать:
– Этим летом берись за ремонт дома своей крестной, – строит она план действий дочери. – Денег у нас на стройматериалы нет, так что держись поближе к постояльцу. Он на будущий год надумал в посел¬ке себе дом ставить. Веди дело так, чтобы все было шито-крыто. Не дай бог его жена узнает и устроит скандал.
Саша поднимается с диванчика и, зная о присутствии на печи Миланова, заявляет:
– У меня есть в городе любовник.
– И много ты от него поимела? – с ехидством спрашивает тетка Настя: – Разбитую морду да выбитые зубы, – констатирует она.
Присмотревшись, Владимир даже с полатей разглядел у Саши на ве¬рхней губе рубец шрама. Когда же она заговорила, стало заметно отсутствие пары верхних зубов.
– Он попался, ему срочно потребовались деньги. Я отдала сережки и кольцо с условием, что он потом купит новые. Но когда ста¬ла требовать, он обозлился, и мы подрались.
– Была дурой, дурой и осталась, – подытожила мать. – Теперъ на беззубую придурку никто не позарится, – в сердцах попеняла она.
– Зубы можно вставить, – уверенно заявила Саша.
– На зубы я денег дам, – пообещала Анастасия, – но с тем ус¬ловием, что ты с Владимиром летом сделаешь тетке ремонт дома.
Выдав дочери ценные наставления, Анастасия отправилась на двор управлять корову, Владимир же в ее отсутствии счел за благо убрать¬ся восвояси. Но перед выходом он попросил Сашу:
– Скажи матери, что я только в сей миг заглянул к вам и сразу пошел к Милкоевым, но ночевать буду у вас, – и, решившись подыг¬рать замыслам тетки Насти, шутливо объявил: – Жди меня, и я ве¬рнусь, – но вышел из избы с твердым намерением подрядить Павла Милкоева срубить за зиму баньку, чтобы в дальнейшем не квартироваться у Федулиных. Пробыл он у Павла недолго и вполне успевал к вечерней электричке в город, однако пошел на ночлег в тот дом, где истратил частичку своей души. Ему захотелось испить всю горечь осознания меркантильности женской любви. А потому за весь ве¬чер не выказал он перед Анастасией Петровной и грана своей осведомленности о ее перспективных планах. Лишь поутру перед отъездом в город сделал он ей, как кладовщице, намек на грядущие перемены специфики деятельности фирмы ввиду изменения состава учредителей. Он не хотел более держать ее в работницах и подводил к мысли о предстоящем увольнении.

– 6 –

В отличие от мужа, ушедшего в заботы предпринимательства, Надежда Миланова жила думами только о се¬мье. Она принимала самое живое участие в судьбе племянницы, но тревоги за Любу не шли ни в какое сравнение с тревогами за стар¬шего сына, которого осенью забрали в армию. Отныне Надежда с неизме¬нным беспокойством вылавливала сообщения о Кавказской войне, страшась мысли: как бы ее Толя не оказался в зоне боевых дейс¬твий. И, хотя он попал служить в технические войска сибирского округа, страх не оставлял ее даже после поездки с мужем к сыну на день присяги. Ах, как рвалось ее сердце мимо контрольно-пропускного поста! Владимир – мужчина, ему неведомо, насколько разры¬вается сердце матери при тревоге за детей. Но вот в казарме, раз¬деленной на кубрики, наконец-то увидела она своего мальчика и ус¬тремилась к нему, однако Толя при людях сдержанно принял ее лас¬ки. Выглядел он, несмотря на армейскую форму, взъерошенным, и На¬дежде подумалось, что ее хрупкий самостоятельный сын в армии то¬же ершится. Ведь он никогда не робел перед сверстниками, и тем не менее легко заводил дружбу. «Ничего страшного. Они выясняют взаимоотношения между собой, а он умеет постоять за себя», – уте¬шилась она верою в сына, выгружая на его тумбочку содержимое сум¬ки с домашними приготовлениями. Когда же присутствующие в тесной комнатушке ребята отвлеклись угощением, которым Надежда оделила всех, обняла она свою кровинку, и Толя не сопротивлялся материнс¬кой ласке. Потом его отпустили, а в комнате посетителей он сразу завалился на койку да так и проспал все время свидания. Так что из того! Мать была счастлива видом безмятежно спящего сына-солдата. По правде сказать, от всей поездки к сыну в ее памяти сохранилась именно эта комната да утро с заснеженным плацем, где мальчишки, облаченные в шинели, лихо выходили к знамени и произносили вызубренные слова присяги.
Вернувшись домой с заверениями командира части об искоренении в армии дедовщины, о невозможности непосредственного участия технических войск в боевых действиях, Надежда все равно не могла оставаться равнодушной к кавказским событиям, и мысли о нелепос¬ти происходящего не покидали ее. Той зимой прониклась она трево¬гой всех матерей за своих сынов, вынужденных держать оружие в руках. Те¬перь, когда муж при встрече у ее родителей ввязывался в застольные дебаты с тестем, она жадно ловила рассуждения мужчин о войне.
– Хороши наши омоновцы. Чем бы завязать с захватчиками бой и вызвать подкрепление, они себя предложили в заложники, – выдал как-то ее отец Владимиру раздраженную реплику.
– Завязать бой среди безоружных людей, чтобы сложить свои головы, прихватив подвернувшихся под пули мирных дагестанцев! Так по-твоему! – возмутился Владимир.
– Они же опозорили себя! А живыми их все равно теперь не от¬пустят, – досадливо поморщился Сергей Павлович.
Надежда, кое-что усвоившая из мировоззрений мужа, увлекшегося изучением Корана, подключилась к разговору:
– Новосибирские омоновцы совершили мудрый мужественный посту¬пок. Горцы уважают самостоятельность мышления и ценят готовность принести себя в жертву во имя спокойствия мирного населения..
– Во! Еще один политик объявился! – шутливо возмутился Сер¬гей Павлович высказыванию дочери.
Полюбились Надежде такие беседы, потому что стала она понимать логику рассуждений мужа, и понравились ей поездки семьей в дом родителей, где мать всякий раз расстарается с каким-нибудь угощением, где Андрейка примется играть и бегать за бабушкой, а муж с отцом непременно заведут разговоры.
– А ведь Дума все же приняла постановление об обмене плененных в Да¬гестане чеченцев на новосибирских омоновцев! – с изумлением сообщил отец при очередной встрече с зятем..
– Мудрость России прирастать будет Сибирью, – скаламбурил муж в ответ и добавил свое – наболевшее, – если бы не настойчивость руководства нашей области, списали бы вояки наших ребят на боевые потери при штурме дагестанского поселка Первомайское. Ведь ты же прогнозировал, что живыми их не отпустят! И подобным образом мы¬слят многие, кто не понимает благородства простых людей, воспитанных в религиозном духе.
– Опять ты, кампот, агитируешь за этих головорезов! – возму¬тился Сергей Павлович рассуждениям зятя.
– Я агитирую за духовное возрождение россиян, – возразил Владимир. – В случае с освобождением омоновцев горжусь инициативной настойчивостью нашего губернатора.
Вот в таких родственных беседах и прошла вся зима, уступив мес¬то весенней слякоти. Вскоре наступил огородный сезон, но в том го¬ду самым продолжительным оказался сезон политический. Однажды, ед¬ва Надежда заявилась с семьей к родителям, как отец насел на зятя с вопросами:
– За кого будешь голосовать, – поинтересовался он.
– Не знаю. Надо с женой посоветоваться, – ответил Владимир, предварительно подмигнув ей.
– Мне нравится Явлинский, – подыграла она мужу.
– А кто он такой! – тотчас завелся отец.
– Ты, конечно, за коммунистов вне зависимости от их лидера и программы, – со вздохом промолвил Владимир.
– А разве плохо нам жилось при коммунистах! – взвился Сергей Павлович. – Кому ваша перестройка принесла пользу? – кипятился он, сверля взглядом зятя. – Союз развалили, дружбу народов по¬рушили, экономику угробили, казну разворовали.
Надежде доводы отца кажутся неопровержимыми, поэтому она с нетерпением ждет возражений мужа.
– Это все лежит на поверхности, – миролюбиво отвечал Владимир. – Но вообще-то надо бы прибавлять слог «ся», – предложил он: Развалилися, порушилися, угробилися, заворовалися.
– Мы что ли с тобой всем этим обделалися? – съязвил отец.
– Именно все мы, потому что выросли на идеях материализма, выт¬равивших в людях понятие о Боге мечтаниями жить за счет ограбления природы, не дожидаясь ее милостей, – отвечал муж уверенно. – Вместо духовного воспитания нас напичкали глупостями наподобии той, что че-ловек развил свой разум из животных инстинктов человекообразной ско¬тины за счет материальной эволюции тела путем совершенствования интеллекта при усложнении ручного труда. О космических истоках чело¬веческой души напрочь забыто, и теперь мы пожинаем плоды нашего во-спитания, – закончил он с опечаленным видом.
– Опять ты за свое, – проворчал Сергей Павлович.
– Ну как ты не поймешь, что все проблемы общественного обустройства решались бы много легче, не будь в наших мозгах подобных мате¬риалистических сдвигов! – загорячился Владимир. – Пора ведь нам и в духовных материях разбираться! – продолжил он более уравнове¬шенным тоном и похвалился: – Я, скажем, вникаю в библейские описания истории возникновения человечества и сверяю их с содержанием текста Корана.
– И что же! – вскинулся собеседник.
– В духовно-религиозных нормах нет разногласий, но люди постоянно разногласят при толковании информации, получаемой через проро¬ков. Предсказывал же Нострадамус, что из мечты народной вышел зверь, но никто и ухом не повел.
– Это вам, дуракам, Америка специально подбрасывает идеологические бомбы, чтобы развалить Россию и сделать ее сырьевым придатком капиталистических стран, – заявил в ответ Сергей Павлович.
Владимир поморщился от такого выпада, но продолжил разговор в ми¬ролюбивом тоне:
– Американцы уже на практике прочувствовали взаимосвязь благо¬получия всего общества с всесторонним совершенствованием института частной собственности. Мы же строили нечто цельное и монолитное без частичек и личностей. Потому-то лидеры КПСС и докатились до жизни при коммунизме в отдельно взятом обкоме.
– Разве это лидеры! Это предатели интересов революции, – загорячился отец так, что Надежда сочла нужным идти за матерью. – Ра¬сплодились продажные шкуры, пустили достижения социализма псу под хвост. Сейчас и молодежь-то думает лишь о том, как выгоднее продать заморские отбросы, – все более распалялся он.
– А кто виноват, что заморские «отбросы» нам с тобой больше глянутся, чем отечественный ширпотреб! – возмутился Владимир и, пока Надежда ускользала из кухни, разошелся не на шутку: – это вы при Брежневе приловчились выполнять план за счет дерьмовой продукции. Но теперь дерьмовое ничего не стоит. Потому-то коммунистам и тоскливо в новой жизни от необходимости работать своими руками, потому что в рынке за идеологическую болтовню не платят.
– Что это все на нас ополчились! – удивился Сергей Павлович рассуждениям зятя. – Случилось на неделе в пригород с ручной теле¬жкой ехать, – повел он рассказ. – Бензин, сам знаешь, до¬рогой, и машину жалко бить по пустякам. В вагоне электрички было свободно, но я расположился у дверей. Говорю сидевшей здесь жен¬щине: Пересядь подальше. Она послушалась, а в вагоне ехал какой-то ветеран с орденами во всю грудь и говорит ей: «Видишь, как коммунисты привыкли командовать». Вот ведь старый черт! Я ему, естественно, ответил: А кто тебе ордена-то вручал? Или ты их на то¬лчке купил? А вот надо будет проверить, как ты их заработал.
– Сергей! Посмотри, что-то вторая программа не показывает, – появилась на кухне Анастасия Матвеевна с внуком на руках. Направив Андрейку к Владимиру, она увела мужа. Тем временем на кухню из комнаты вернулась Надежда. И хотя Владимир уже что-то рисовал сынишке на листе бумаги, она не сдержалась:
– Тебе что! Трудно уступить? Все равно никого не переделаешь.
К вечеру мужчины после домашней баньки уселись за бутылку и за¬были о политических разногласиях. Надежда тоже сходила в баньку, сама помылась и ребенка вымыла. Потом она с матерью побеседовала о жизни.
– Знаешь, какой Владимир романтичный! Он решил объединить все религии и говорит, что пора нам иметь четкие понятия о Боге.
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, – возразила Анастасия Матвеевна.
– Но, мама! Надо же нам не только экономику переделывать!


– 7 –

Вновь весна вдохнула в людей надежды на лучшую жизнь, и потянулись горожане на садоводческие участки для выполнения планов самовыживания, и закишели улицы деловым народом, среди которого попадались и побирушки, и проститутки, и бомжи. За десять лет перестройки кое-что из плодов воспитания общества на идеях материализма явно перезрело, явив миру примитивных эгоистичных предпринимателей да беспомощных в делах рынка рядовых потребителей жизни. Таким образом при полубезработном существовании в человеке социалис¬тической системы воспитания выработались инстинкты по устремлению к наживе за счет мошенничества. Ведь у бездушных людей при опьянении обретенными свободами предпринимательства отсутствует чувство стыда, и вид чужой нужды не вызывает сочувствия.
Сердце Надежды Милановой было отзывчивым. Когда-то ей удавалось поддерживать свой жизнен¬ный тонус тем, что она шла в уличный людской муравейник, чтобы найти какую-нибудь немощную нищенку и одарить ее постряпушками собс-твенного кулинарного рвения, чувствуя себя при этом не последней спицей в колеснице жизни. Однако вскоре ее материальное положение стало столь приличным, что потребность в подобных порывах души ис¬чезла, зато появилось в ней чувство тревоги. Приписывая состояние душевного дискомфорта обстоятельству службы сына в армии, ловила она сведения о Кавказских событиях с регулярностью телевизионных передач. Когда Чеченская война повернула на мирные переговоры, а ощущение неправильности текущей жизни не ослабло, Надежде стало не по себе. Присмотревшись, она заметила, что муж тоже чем-то постоянно угнетен. Это ей казалось нелогичным потому, что дела у него шли хорошо. На что отец – критик рыночных реформ, а одобрил деятельность зятя, заявив, что предприниматели, гребущие имущество себе, а не за границу – патриоты своей родины. И вот, чем прибыльнее проворачивались в фирме личные дела, тем Владимир становился замкнутее. Не было в нем ни прежней неж¬ности в мгновения интимной близости, ни игривой шаловливости. Раз¬мышляя над причинами подобной метаморфозы поведения супруга, вспо¬мнила Надежда его рассуждения о том, как быстро человек привыкает к обеспеченной жизни, а дармовые деньги убивают радужность чувств. Но она не собиралась терять душевность супружеского взаимопонимания ни за какие деньги, и с болью в сердце догадывалась, что муж безоглядно уходит от нее в дела бизнеса. Последнее время eгo уже не радовали ни часы семейного досуга, ни дружеские беседы.
Однажды отец заехал к ним узнать о службе старшего внука, посмотреть на младшего, и за чаепитием как всегда разговорился:
– Сработала-таки наша пятая колонна, – заявил он об итогах лет¬них президентских выборов.
– Голодной куме одно на уме, – неприязненно пробормотал Влади¬мир в ответ.
– Разве я не прав? – загорячился отец. – Разве не предатели эти демократы? – вопрошал он, с прищуром поглядывая на зятя, – Им позарез нужен капитализм, чтобы превратить народ в рабочее быдло.
– Тебе же все ясно, – обронил муж равнодушно, затем с усмешкой добавил: – Невзирая на мои доводы ты все равно в своих рассуждени¬ях скачешь на одной ноге: ноге материализма, а надо идти на двух.
Надежда поежилась от грубых слов мужа, ожидая ответных резкостей отца. Однако тот не вспылил, но не отказал себе в удовольствии ед¬ко уколоть зятя:
– Все в нашем мире продается и покупается. Переметнулся же на выборах этот гусь, и прошел твой любимец.
– Послушай-ка, что я тебе скажу, – бесцеремонно прервал Влади¬мир тестя. – Дело-то не в любви или ненависти, а в крайней нужде идти по пути преобразований до конца. Время выдвинуло в лидеры откровенного нелицеприятного правителя, не испугавшегося реформ. Именно такой правитель и нужен, который не прячется от действительности за мечты обещаний, – заявил он и не дал возразить слушателю, сделав жест рукой, как бы отстраняя всякую попытку прервать свою речь, и продолжил монолог с прежним подъемом:
–А насчет продажности у тебя мысли работают по опыту жизни при формировании общественного мнения в эпоху развитого социализма, когда невозможно было понять, как это правители ведут нас туда, не зная куда, и говорят то, не зная что.
После этой тирады Владимир вздохнул, затем отпил из чашки глоток чая, а Надежда сидела в ожидании, что отец воспользуется паузой для возражений, но Сергей Павлович промолчал.
– Вот ты терпеливо и с уважением слушаешь меня, – вновь заговорил муж, – а все потому, что я пока на гребне материального ус¬пеха. И ничего с нашим воспитанием не поделаешь, коль скоро вся идеоло¬гия материализма построена на первичности материи и вторичности сознания. Отсюда развилась наша бездушная нравственность: Деньги есть – Иван Петрович, денег нет – паршивая сволочь, – глухо обро¬нил он, затем снова вздохнул и добавил следующее:
– Если бы не мои литературные увлечения, я бы так и не понял, что бытие определяет сознание на уровне скотских инстинктов. Вот проявление такого сознания мы и наблюдаем, и без перестройки запудренных мозгов идеями марксизма-ленинизма нам не обойтись.
Владимир замолчал и спокойно принялся за чай, но у Надежды сердце так и затрепыхалось от предчувствия жизненных перемен. Из моно¬лога мужа она выловила слово «пока», и ей сразу стало понятным, почему он в последнее время ходит удрученным. Значит, он на что-то решился в своей фирме, но с женою своими задумками поделиться не желает.
Между тем Владимир допил чай и возобновил беседу:
– Не прими, Сергей Павлович, мои слова на свой счет, но именно коммунисты приучили наше поколение к эгоизму и лицемерию, потому что даже идея равенства далека от справедливости. Человек любит получать и должен получать заработанное в объеме выполненного труда. Вы же, идеологи равенства и братства, поголовные любители жить за чужой счет, урезая нормы труда и спихивая дерьмовую произведен-ную продукцию в плановом порядке по талонам и профсоюзным спискам. И вы же запугиваете народ капитализмом. Но именно рыночные отношения заставляют думать о качестве и стоимости выпускаемой продукции, и не надо никого агитировать за повышение производительности труда. Наверное, лишь недоумки могут ратовать за возврат к цент¬рализованному государственному планированию всего и вся. Bедь даже Ленин говорил, что НЭП – это всерьез и надолго, что только в эконо¬мическом соревновании выявится окончательная победа социализма. Но Сталин усвоил ленинскую установку лишь в смысле экономической победы и добился реформирования государственной экономики за счет про¬паганды идей социализма, помноженной на страх за личную жизнь ее строителей. Тогда-то бредовая идея первичности материального и вторичности духовного была доказана, потому что за счет энтузиазма народных масс небывалыми темпами завершили индустриализацию страны, и наголову разбили фашистского агрессора. После этих свершений, воистину, казалось все возможным всего лишь за счет обыкновенных материальных устремлений, и о духовности у нас напрочь забыли, как будто лю¬ди живут лишь ради того, чтобы пить и есть. Теперь вот жизнь и по¬казывает, что за счет голого материального интереса невозможно воспитать высоконравственного человека. Первые же ша¬ги в рыночную экономику наглядно показали, насколько социалистическая система воспитания лицемерна, если именно бывшие радетели со¬циалистического образа жизни в новых условиях первыми лихо гребут себе из общего государственного котла тот кусок, что пожирнее. В свободе перестроечного предпринимательства неудобства для них лишь в том, что за словоблудием здесь не скроешься, и свое к себе им приходится грес¬ти не чужими, а своими руками. Вот почему они не прочь повернуть колесо истории. К сожалению, у них пока есть козыри за агитацию к возврату социализма. Перестроечная действительность наша насто¬лько неуютна, что люди готовы поддаться на любые посулы. А все потому, что сейчас для человека возникла масса требований профес¬сионально-нравственного плана, и бездумное существование в социализме вспоминается как беззаботное счастье от получки до аванса. Потому-то нам все еще не удается понять, что предпринимательство не способно развращать людей труда, коль скоро оно лишь высвечивает истинную сущность человека. Ведь в российском бизнесе из каждого полезло не капиталистическое нутро, а то, что давно копили мы при социализме в тайниках своих душ. Но души наши столь¬ко лет развращали обожествлением материализма и отрицанием божес¬твенного сознания, что дальше ехать некуда!
Выговорившись, Владимир вновь принялся за чай, но Надежде было не до чая. Она сидела за столом между мужем и отцом в ожидании того, что все равно отец ответит на такой обвинительный монолог, даст волю своим эмоциям и наговорит разгорячившемуся зятю кучу ре¬зкостей. Сколько она помнила, Сергей Павлович никому не давал в спорах спуску, и для тех, кто шел против его мнения, всегда нахо¬дил весомые аргументы в отстаивании своих понятий. Но на сей раз он молчал, изредка бросая на Владимира острые взгляды, словно пытаясь просквозить его всевидящим оком. Наконец, промолвив с выдохом: – Да-а, – он вышел в ванную и, судя по всплескам воды, долго умывался, видимо, приходя в себя от услышанного.
Как бы там ни было, а на душе у Надежды после услышанного тоже стало неспокойно. В этом состоянии она сготовила обед и не знала, говорили ли мужчины в ее отсутствие. Но, когда она пригласила их отобедать, отец, проходя на кухню, бросил реплику: – Силен твой Владимир, и быть ему министром.
Сказал это Сергей Павлович для дочери, однако зять уловил его слова и едва заметно ухмыльнулся. Надежда же была просто счастли¬ва мирным исходом нудного мужского разговора.

– 8 –

В том месяце Любе – племяннице Надежды Милановой – пришло извес¬тие, что ее муж, Александр Рамаев, погиб в плену под артобстрелом, поэтому все родственники немедленно собрались на квартире Милановых. Обсудив подробности поездки Ксении Викторовны на Кавказ за телом сына, повернули женщины разговор на жестокости времени. Тут-то у Надежды и сжалось сердце в тревоге за своего Толю, а в глазах матери Саши Рамаева появились слезы, и потянулась она к снохе, дер¬жавшей на руках шестимесячную Анютку. Но Люба отстранилась от нее, раздраженно заявив: – Не прикасайся ко мне. Твой сын испортил мне всю жизнь.
Ошарашенная этой сценой, Надежда переглянулась с мужем, и тот от¬правил к ней Андрейку, а она передала ребенка своей матери со словами: – иди-ка, сыночка, пусть бабушка тебя искупает, – и Анастасия Матвеевна отправилась с внуком в ванную комнату. Таким образом, теперь Любе некого было стесняться, и она принялась выплескивать свое раздражение. Желая урезонить племянницу, Надежда за¬явила ей: – У тебя еще вся жизнь впереди, – а та в ответ чуть ли не швырнула дочурку на диван со словами: – Какая мне жизнь с этаким хвостом, – и, крутанувшись, выбежала на кухню. От вида распсиховавшейся снохи Ксении Викторовне сделалось плохо. Тогда Сергей Павло¬вич, кивнув зятю на диван, принялся приводить сватью в чувство. Вла¬димир же поспешил к внучатной племяннице, которая к счастью не уши¬блась и как ни в чем не бывало сучила ноженками, восторгаясь ощу¬щением свободного полета. В распашонке Анютка была трогательно мила своей беззащитностью и беспомощностью. Владимир смотрел на ребен¬ка и не мог понять, как подобный цветочек рода человеческого может быть помехой женскому материнскому счастью. И как это Люба умудрилась пройти мимо чувства родительского долга, не говоря уж о долге являть покой и утешительность близким людям. В глубокой задумчивости взял он ма¬лютку на руки, боясь ненароком сделать ей больно. Не представляя, как собравшимся выйти из скандальной паузы, он посмотрел на жену, показав взглядом на кухню, и Надежда пошла к Любе.
Между тем Сергею Павловичу удалось привести в чувство свою подо¬печную, но разговор в комнате не возобновлялся. Лишь когда вернул¬ся после купания Андрейка и вышли из кухни Надежда да Люба, возни¬кло оживление, перешедшее в беседу после восклицания Владимира при передаче Любе дочурки: – Ах, какие у нас две красавицы!
Люба распахнула взгляд навстречу говорившему, ожидая услышать от него много ласковых слов, но он заговорил о благородстве материнс¬тва, и ей вновь стало грустно.
Вдруг Владимир выдал и вовсе непонятное, почти кощунственное с точки зрения устоявшейся общественной морали:
– А ведь что Бог ни делает, – все к лучшему, – тихо проговорил он, однако был всеми услышан, потому что его слова показались, мягко говоря, неуместными не только для ушей матери погибшего. Лишь Надежда уловила в состоянии мужа нечто, давно желаемое. Сейчас он сбросил с себя груз предпринимательской озабоченности и говорил в любимой eю манере искренней доверительности:
– Пусть Саша погиб в расцвете сил, осиротив жену, мать, дочур¬ку. Пусть с точки зрения материального мира такое событие кажется несправедливым и жестоким, но надо посмотреть на итог его жизни и с духовной точки зрения, – предложил он.
Для собравшихся его предложение прозвучало диссонансом общепринятых понятий о жизни, а потому все потерянно молчали. Тогда Владимир то¬ржественно объявил:
– В соответствии религиозных норм человек служит Богу во имя спасения души, и внезапная легкая смерть – это награда за правильно прожитую жизнь. Вот душа Саши, как невинно убиенного, и очисти¬лась от грехов. Так что матери можно гордиться сыном, который не за¬пятнал свою душу насилием над мирным населением и не предал порученное дело; жене можно гордиться мужем, оставившем в дочке частичку самого себя, и хранить его светлый образ для ее воспитания.
Нравоучительность такого рассуждения была очевидна, и Сергей Павлович не удержался от реплики:
– Силен твой Владимир, – выдал он дочери.
– Лучше скажи, что быть мне Патриархом, – улыбнулся тот.
– Вполне может быть, – ответил Сергей Павлович.
– Ты же неверующий! – напомнила Надежда мужу.
– Был неверующим в мифы официальных религий, – признался Влади¬мир. – Только чем пристальнее изучаю истории расцвета и гибели земных цивилизаций, тем яснее вижу, что духовная сущность человека куда важнее материальной оболочки человеческого тела. Сейчас уже и офи-циальная медицина не отрицает наличия в человеке некоей биологической энергии, покидающей его тело при клинической смерти и возвращающейся в него при возвращении человеку сознания. Современная наука давно догадывается о взаимосвязи нашего разума с потоками космической инфо-рмации, так что душа у человека есть.
Ах, как хорошо он говорил, смягчая смыслом сказанного в сердцах собравшихся боль утраты. Жаль, что в буднях он снова ушел в себя, замкнулся на работу, а при попытках Надежды погово¬рить по душам в лучшем случае отшучивался: «Никто не служит двум господам: Богу и мамоне».
Его отговорки раздражали и наводили на подозрения определенного ви¬да. Однажды она не сдержалась, спросила напрямую:
– Что ты за мужчина, если тебя хватает только для фирмы! Если сомнительный бизнес убивает в тебе жизнелюбие, организуй свое чест¬ное дело без воровства и обмана и не ходи с отрешенным видом, будто в воду опущенный.
Владимир не предполагал от жены подобных резкостей. Собравшись с мыс¬лями, он принялся объяснять ей свое душевное состояние и понимание требований времени:
– Видишь ли, Надя! Похоже, что сейчас в России заниматься пред¬принимательством без воровства невозможно, потому что из всех форм социалистического хозяйствования лишь колхозы соответствуют организа¬ционным требованиям акционирования частного капитала. Поэтому их лег¬ко перестроить на рыночный лад. Так что же мне теперь прикажешь: в колхоз отправляться? – закончил он шутливо.
Надежда из этих разъяснений мужа мало что уловила.
– Почему бы тебе не начать свое дело по выполнению ремонт¬ных услуг населению, живущему в частном секторе? – посоветовала она с нажимом. – Теперь у тебя есть опыт производственного управления, а сейчас все мечтают иметь личный бизнес, чтобы самому быть при за¬работке и безработных обеспечивать приработком.
Владимир слушал предложение жены с плохо скрываемым раздражени¬ем. Тем не менее он не вспылил, но решил без обиняков выложить ей свои соображения насчет эгоистичности подобных предложений.
– После ликвидации Приваровской фирмы нам перепадут некоторые дивиденды, достаточные для организации чего-то подобного, – подтвер¬дил он ее соображения. – Только изображать из себя благодетеля без¬работных, привлекая их к труду с нищенскими заработками, я не буду. Лучше жить честным бедным подметалой, чем респектабельным жуликом. Мечтать о развитии личного бизнеса за счет эксплуатации народа мо¬гут лишь дебилы да негодяи.
Насчет эксплуатации Надежда ничего не поняла, однако главное в высказываниях мужа она все же уловила: муж сломлен угрызениями совести от необходимости покрывать жульничество учредителей фирмы. Подобное душевное состояние супруга было чревато дальнейшими семейными разладами. Но жить без супружеской близости не имело смысла, и следовало покончить с практикой взаимного отчуждения, а для этого требовалось поступиться заработками мужа.
Владимир не вдруг заметил, что у жены глаза на мокром месте, а, за¬метив ее состояние, он не всполошился, как бывало прежде.
– Что тебе опять не нравится? – хмуро поинтересовался он.
– Мне не нравится, что ты с каждым днем все более отдаляешься от меня, – всхлипнула Надежда. – Мы потеряли атмосферу сердечной до¬верительности. Похоже, что у нас теперь только квартира общая, а ин¬тересы и помыслы у каждого свои.
– Вот те на! – оживленно воскликнул Владимир. – Для атмосферы сердечности необходимо взаимопонимание и желание помогать друг другу, безропотно преодолевая любые трудности жизни, – заявил он с пафосом.
– Я согласна, – призналась она.

– 9 –

Когда Владимир Миланов решился на закрытие возглавляемой конторы, он был уверен, что Владимир Петрович Приваров не осмелится оспорить факт самоликвидации фирмы после получения на руки справки городской регистрационной палаты. Он, скорее всего, побоится огласить подделку подписи сына, поскольку сам с подписями столько натворил, что по нему давно плакала тюрьма.
На момент самоликвидации в соучредителях фирмы кроме сына Приварова числилась Люба, унаследовавшая долю акций своей матери, да Ми¬ланов, которого в учредительный договор вписал сам Приваров, наде¬ясь пятнадцатью процентами акций связать бывшего свояка по рукам и ногам. С тех пор Миланову случалось в качестве директора не единож¬ды обеспечивать своего благодетеля бланками бухгалтерской отчетнос¬ти с оттиском печати фирмы, а при всплытии приваровских афер изоб¬ражать в налоговой инспекции верблюда. Этих афер хватало для заведения уголовного де¬ла на руководство фирмы. Но Миланова пока спасало прошлогоднее заявление о попытке ограбления офиса и пропажи бланков бухгалтерской отче-тности с оттиском печати. Однако ощущение омерзительности пособничест¬ва примитивному жульничеству было все острее и, наконец, прорвалось в нем решением закрытия фирмы.
Успех любого дела напрямую зависит от решительности людей, его совершающих. Стоило Владимиру Миланову взяться за само¬ликвидацию фирмы, и все пошло в русле задуманного. Офис под видом ведомственного жилья отошел его дочери, складские помещения с остатками строймате-риалов достались сыну Приварова, а черный «нал» под видом поступления доходов от продажи офиса отошел Любе. А той давно хотелось избавиться от забот бухгалтерской отчетности, и она с удовольствием помогала Владимиру в оформлении документов по самоликвидации фирмы. Так что Владимир все чаще заглядывал в будущее, где не было подлой предпринимательской нервотрепки, где близкие сердцу люди были довольны результатами его своеволия. Сейчас он действовал без оглядки и стоял на том, что относил свои действия к разряду справедливых, поскольку благодаря его реши¬мости прикрывалась воровская контора. Неважно, что результаты расп¬ределения имущества ликвидированной фирмы подпадали под поговорку: «Вор у вора дубинку украл», важно, что эта дубинка более не могла быть использована.
В своих действиях Владимиру не нравилась лишь необходимость приме¬нения для достижения благородных целей жульнических методов. Но он был вынужден освобождаться от нечистоплотного бизнеса при помощи нечистоплотных документов. И он шел на это, становясь по мере освобождения от дел все веселее, радуя жену возвратом искренности суп¬ружеских чувств. Он словно помолодел от свободы действий, от возмож¬ности заниматься тем, чего жаждет душа. А душа его после гнусностей предпринимательских афер жаждала мудрости Евангелия.
«Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух», – вы¬читал он изречение, соответствующее его настроению, и верил, что его ликвидационные дела, рожденные душевным порывам, справедливы.
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», – на¬шел он в писании еще одно подтверждение своей правоты и радовался, что действует по взятому на себя Слову.
Тяга мужа к литературе ничуть не тревожила Надежду. Ведь благода¬ря мукам творчества он становился искренним и откровенным, и без утайки делился своими мыслями, чтобы затем взвешенно изложить их на бумагу. То¬лько сейчас вот время шло, а Владимир не спешил браться за перо, но все чаще обращался к религиозным книгам. Подобные увлечения Надежде казались неправильными, а потому она стала наседать на супруга с во¬просами. Однако он в ответ либо отмалчивался, либо отмахивался от ра¬зъяснения причин своего интереса к библейским темам, заявляя довольно обидное, – Это тебе не по зубам.
Подобные отговорки огорчали ее, но она терпела, надеясь со време¬нем все прояснить. И однажды ей удалось вызвать мужа на откровенный разговор совершенно безобидной репликой:
– Не зря папа говорит, что всезнайка ты.
– Ничего я не знаю, – грустно возразил на это Владимир, поскольку в спорах с тестем более всего искал не славы знающего человека, а ответы на те вопросы жизни, по которым не имел своих убеждений.
– Однако папа говорит, что ты мыслишь правильно, – похвалила Надежда мужа, решив во что бы то ни стало развить разговор. Но муж в ответ на ее заявление лишь хмыкнул. Тогда она выдала занозистое:
– В общем-то для критики ума не надо.
– Причем здесь критика! Я хочу понять причины, породившие без¬нравственность наших перестроечных взаимоотношений, – обиделся Вла¬димир ее заявлению, а поскольку жена слушала его возражения с улыб¬кой доброжелательности, он заговорил о том, что наболело:
– Во всех религиях духовное начало стоит выше материального. По религиоз¬ным понятиям человек рождается для совершенствования души за счет праведного служения Богу, а не для удовлетворения прихотей жизни. И пора бы уже нам задуматься об истоках человеческой нравственности и на-править усилия человечества к познанию духовного мира!
Видеть мужа разговорившимся было сплошным удовольствием, а потому Надежда решила подтолкнуть его на дальнейшие дебаты.
– Такие мысли никому не интересны, – притворно заскучала она.
– Знаю, что не интересны, – согласился Владимир.
– Ну, хорошо, – встревожилась она от такого поворота в его наст¬роении. – В материальной жизни ты, конечно же, разбираешься и знаешь, что критиковать. Но почему ты не любишь священнослужителей?
И до чего же приятно Владимиру видеть, насколько жена неравноду¬шна к его увлечениям! Только бы хватило у нее терпения выслушать его, и он без утайки выложит все, что лежит на душе.
– Похоже, что заврались люди и в духовной сфере не меньше, чем в материальной жизни, – начал он изложение своих взглядов. – Ска¬жем, христианство зародилось и развилось благодаря проповедям рыба¬ков-апостолов, видевших невероятные события из жизни Мессии Иисуса и толковавших их в меру своего разумения. И вот что один из них изрек в Евангелии: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». И представь себе, что на подобных бездоказательных рассуждениях религиозных деятелей построена вся церковь, провозгла¬сившая Пророка-Спасителя Богом, а праведную деву Марию – Богородицей. Вот ведь как полюбилось христианским деятелям измышление о богоравенстве человека
Надежде непонятны рассуждения мужа, Но ей нравится слушать его, а потому она шутит:
– Разве коммунизм хуже христианства?
Подобная аналогия возмутила Владимира. Он чуть было не сорвался на окрик: «Глупая ты баба», да вовремя опомнился и при¬нялся терпеливо объяснять:
– В Нагорной Проповеди Христа, записанной апостолами, есть сле¬дующее высказывание:
«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные; по плодам их узнаете их. … не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.»
Вот на основании этого изречения я говорил твоему отцу, на¬сколько безнравственны идеи марксизма-ленинизма, коль скоро на их основе расплодились эгоистичные безбожные рвачи, поголовные любите¬ли жить за счет народа да за счет взятия милостей у природы. Вот почему я делаю вывод, что все дерево материализма – худое дерево.
Выговорившись, Владимир бросил взгляд на свою Надежду, которая почему-то загрустила. Так и не догадавшись, отчего супруга впала в тоску, он взял да погладил ласково ладошкой ее склоненную голо¬ву, а когда она очнулась, приблизился губами к ее губам.


Глава четвертая

– 1 –

Осень для Миланова пролетела в хлопотах по самолик-видации фирмы. Лишь в ноябре вернулся он в родной институт, напро¬сившись работать слесарем по монтажу авиационной техники, и уга¬дал попасть напарником к Рудольфу Милкоеву. Работа на монтаже металлоконструкций оказалась не из легких, а потому после трудовой смены в конце дня возвращался он домой основательно вымотанным. Вот и се¬годня вышел он из проходной на исходе дня уставшим до умопомрачения. А на улице его поджидала ранняя зима с тихим снегопадом, с мягким пушистым снегом, с белесой дымкой снежной облачности, опустившейся на город. И захотелось ему в этой обстановке идти до дома пешком, созерцая зимнее убранство города, развесившего по завод¬ской улице редкие ночные фонари, в свете которых ленивые снежин¬ки вспыхивали разноцветными бабочками.
Словно по заказу для отдыха человеку природа создала извечную зимнюю сказку, и в этой сказочности представилось Владимиру, что идет он хозяином своей судьбы по родной улице мимо завода и проходной, давшей многим путевку в жизнь. Идет человек, вальяжно раскачиваясь, разминая в походке ус¬тавшее от монотонной работы тело, идет по своей земле к своему до¬му, где его любят и ждут. Когда же до родной пятиэтажки было ру¬кой подать, показалось ему, что сзади его кто-то окликнул, да принял он этот звук за отголосок стоявшего в ушах производственного шума. Продолжая свой путь с прежней раскованностью, неожиданно обнаружил он рядом с собой двух попутчиков в камуфляжной форме во-еннослужащих внутренних войск.
– Вы пьяны, пройдемте в штаб, – требовательно предложил один из бдительных стражей порядка.
Едва не взорвавшись возмущением от наглости предложения, Владимир вмиг представил картину задержания солидного пожилого мужчины, идущего с работы в приподнятом настроении от чувства выполненного трудового долга, от осознания своих возможностей жить и преуспевать в жизни за счет созидательного труда. Он не знал, поймут ли эти ребята, воспитанные в эпоху эмансипации весь идиотизм сцены, когда защитники народа, живущие за счет народа, тренируются над своим народом в отработке навыков борьбы с терроризмом. И все же у стен родного дома он решил дать свой бой.
– По каким признакам определяют пьяных? – с трудом выдавил Владимир из себя несколько слов, поскольку в горле стоял ком обиды.
– Кто шатается, от кого запах спиртного, – бойко отвечал инициатор задержания.
– И что же... от меня есть запах? – повернулся задерживаемый лицом к патрульному.
– Есть, – отвечал тот, твердо глядя задерживаемому в глаза.
У Владимира засосало под ложечкой, потому что ребята из поколения перестроечной неприкаянности отрабатывали свой милицейский хлеб на совесть. Сейчас перед ними оказался одинокий прохожий с подозрительной походкой, а потому пригодный для выполнения плана по задержанию подозрительных лиц. Жаль только, что объект задержания шел к подъезду пятиэтажки, объясняя свое состояние:
– Я сегодня мантулил всю смену. Меня шатает от усталости, и вот мой дом, – показал он рукой на подъезд.
– Мы только протокол составим и отпустим вас, – пообещал бой¬кий страж порядка.
– Никуда я с вами не пойду, – спокойно и твердо заявил задерживаемый. – Если желаете убедиться в моей трезвости, зайдите ко мне. Жена не рассердится: у нее сейчас сын тоже в армии, а у пле¬мянницы этим летом мужа в Чечне убили.
– Я шесть месяцев в Чечне был, – подхватил разговор общительный патрульный, в то время как его напарник молча убирал игрушку мобильной связи в карман бушлата.
– И там научился качать права над мирным населением? – сорва¬лся с губ Владимира едкий вопрос.
– Там нет мирного населения, там террористы и бандиты, – огры¬знулся парень, заученно шагнув к оппоненту.
– Это немножко не так, только вы – люди подневольные и выпол¬няете приказ, – сбавил Владимир тон, но не из-за страха перед воя¬ками, а из-за щемящего чувства вины перед детьми многострадальной страны своей, которые вынуждены с молодых цветущих лет заниматься внутриполитическими разборками. Вот стоят в пятне света от ла¬мпочки, висевшей над входом в дом, двое ребят в камуфляжной форме защитников Родины. На обветренных мужественных лицах их удивление того, что местный мужик при стычке с военным патрулем ведет себя как дома за столом да еще говорит назидате¬льное:
– Я ведь тоже в ваши годы чуть было ни напросился в Афгани¬стан, потому что считал необходимым бить всех не наших.
– Правильно вы думаете, – включился в беседу молчаливый солдат и пояснил: – Террористов и бандитов надо уничтожать.
– Все это истинно, – возразил задерживаемый, – Оста¬ется лишь в каждом случае отделить бандитов от защитников своего народа, – проговорил он со вздохом и замолчал, но заметив, что ли¬ца слушателей вытянулись от недоумения, поспешил заговорить вновь, спрятав за улыбку сарказм:
– Как это вам посчастливилось встретить именно меня! – спросил он шутливо, затем пояснил: – Последнее время я увлекся религиозной литературой, поэтому говорю сейчас не отсебятину. Что бы там ни говорили материалисты, а заложен в че¬ловека божественный импульс, и получаем мы информацию из Космоса. Иначе как объяснить, что даже мне, человеку средних способностей, удается понять причины общечеловеческих заблуждений благодаря прочтению книги, данной человечеству почти полторы тысячи лет назад.
– Что это за книга? – поинтересовался участник чеченской войны.
– Коран. Священная Книга Ислама.
– Вот оно что…! – проговорил он неодобрительно.
– Я и Евангелие читаю и сравниваю благовестие христианских апо¬столов с информацией Пророка Мухаммеда, – пояснил Владимир.
– И что же? – следует равнодушный вопрос.
– Нравственные нормы, высказанные Моисеем, Христом, Мухаммедом полностью совпадают. Разногласят люди при истолковании смысла изре¬чений Пророков, – последовал твердый ответ.
– Христос не пророк, а бог, – усмехнулся собеседник.
– Вот-вот, – усмехнулся и проповедник. – Полюбуйтесь, до чего до¬шли домыслы людей, если они провозгласили Богом того, кто является лишь крохотной частичкой эха духовной воли Единого Творца. Ведь ни один образованный человек не называет солнечный зайчик солнцем!
– Но наша вера совсем другая! – возразил молчаливый патрульный. – Мне бабушка говорила, что Христос учил смирению и непротивлению, а у них кровная месть и обязательно, чтобы око за око.
Владимир слушал и радовался. Не все в душах подрастающего поколе¬ния вытравлено пропагандой первичности материальных инстинктов, ес¬ли помнят они духовные наставления дедушек-бабушек.
– В религиях сложно разобраться, – заговорил он с воодушевлени¬ем. – И все же надо четко понимать предназначение Посланников Все¬вышнего. Если Моисей и Мухаммед несли информацию о праведном пове¬дении человека в земной жизни на пути преданного служения Единому Богу, то Христос явил пример спасения души человека через отказ от земных благ и достижения таким путем вечной жизни в Небесном Царстве.
– Ты лучше расскажи про Коран, – перебил его бойкий страж поря¬дка. – Что в нем говорится о войне? – любопытничает он.
Видимо, патрульным ребятам надоело мотаться по улицам притихшего вечернего города, и они решили скоротать время в беседе с рели¬гиозным прохожим. Владимиру же, затеявшему нравоучительный разговор, волей-неволей пришлось держать марку проповедника.
– Умеющему мыслить там все понятно, – смело отклик-нулся он на занозистую просьбу. – В состоянии войны неверных одо¬бряется убивать повсюду, но как только противник склонился к миру, следует принять мир, и нет после этого пути к убийству. Постоянная борьба с неверными тоже одобряется, но только имуществом и душами. А у них дошло до террора и торговли людьми. Нарушают они ислам.
Проговорив это, Владимир задумался всего лишь на миг, чтобы повернуться мыслями к обсуждению второй стороны медали Кавказского конфликта.
– В Чечне разбушевалось пламя сепаратизма, и мы с военными методами выглядим там отвратительно, – заявил он и пояснил: – Ни в Библии, ни в Коране не одобряется применение насилия! Только добром можно сдержать ра-сползание зла, только дружеское участие и сердечное сочувствие смогут погасить ненависть.
Владимир искренне изливал свое понимание религиозных норм поведения. Но патрульные слушатели смотрели на него недоверчиво, словно им заго¬варивали зубы, и, пока он ни открыл дверь подъезда своим ключом, не тронулись с места. Поднимаясь на свой этаж, он подумал об этом недоверии к себе и нео¬жиданно ощутил укол совести: мол, легко наводить критику на других, а у самого-то рыло тоже перед кем-нибудь в пушку. С этим чувством он и вошел в квартиру, но жены с сыном дома не увидел, зато заметил записку, сообщавшую, что они на выходные будут у родни.
Воспользовавшись одиночеством, Владимир весь вечер перебирал в памяти свои поступки в уходящем году, выискивая грехи. И тут он натолкнулся мыслию на Сашу Федулину, которую бросил на произвол судьбы, отказав ей по весне с ремонтом дома грубыми словами:
– Поищи с мамой другого помощника, тебе безразлично, с кем любовь крутить.

– 2 –

Поутру, едва проснувшись, Владимир вспомнил о Саше. Сколько ни пытался он представить себя по отношению к ней посторонним человеком, все равно выходило, что именно он должен обеспечить нормальную жизнь своей бывшей любовницы. Но это бы¬ло возможно лишь при удачном замужестве Саши, а потому он подумал о Рудольфе, который жил холостяком. Поразмыслив на этот счет, Владимир поехал к другу в гости, и, едва переступив порог, затеял с ним разговор по существу задуманного.
– Ты как всегда один! – приветствовал он Рудольфа заготовленным вопросом, после чего порекомендовал: – Пора тебе жениться.
Ошарашив хозяина таким заявлением, Владимир прошел за ним на кухню с надеждой услышать на свое абстрактное предложение конкретные соображения. Но Рудольф молча усадил его за стол, а сам занялся приготов¬лением кофе. За этим занятием он выслушал рассказ гостя о стычке с ночным патрулем, оживившись лишь при его словах о пользе религиозного воспитания молодежи.
Поскольку Рудольфу Милкоеву религиозная тема не давала покоя. он заговорил о необходимости объединения всех мировых религий в единую систему богослужения.
– Это бесполезная затея, – остановил Владимир его размышления, хотя раньше одобрял богословские увлечения друга. – Даже обычного человека сложно повернуть от привычных религиозных заблуждений на изучение божественной истины. А ты размечтался устыдить деятелей всех систем вероисповедания напоминанием о необходимости покаяния и решения взяться за очищение религиозной практики от наслоений нововведениями. Но ведь это для них все равно, что предложить предпринимателям рубить сук материального успеха, на котором сидишь.
Рудольфа огорчил выпад своего единомышленника, однако он решил выслушать его критические замечания до конца. Но Владимир повернул разговор на прозу дня:
– Чем заниматься религиозными теориями, возьми в жены простую женщину типа Саши Федулиной и вложи в ее голову свое понимание человеческого предназначения на земле, – повел Владимир речь о сокровенном: – Именно через мировоззрение матери получают дети пример для ведения своей семейной жизни. Вот и вложи в голову Саши свое понимание человеческого предназначения на земле, а она передаст усвоенное от тебя духовное кредо жизни детям, – посоветовал он и вздохнул.
Оценив верность такого мышления, Рудольф раздосадовался тем, что даже перед ним друг скрывает свои чувства к Саше и плетет околесицу. А ведь мог бы откровенно сказать, что переживает за судьбу своей бывшей любовницы и хочет пристроить ее замуж. Тогда Рудольф признался бы, что знает семью Федулиных давно. И сейчас он – свидетель тайной любви Владимира и шизофренички Саши Федулиной, выздоровевшей благодаря эликсиру любви, очень даже понимает его замысел. Но в настоящий момент у Рудольфа другое на уме, и разговор о женитьбе не ко времени.
Принес Рудольф из комнаты на кухню две общие тетради со своими записями, проговорил, подавая первую:
– Возможно, мой замысел насчет обновленного ислама смахивает на мечты о торжестве равенства и братства всех народов. Но я не забыл рассказы и даже написал целый сборник, – заявил он, положив на стол вторую тетрадь.
Заметив его обиду, Владимир поспешил углубиться в чтение той рукописи, о которой имел неосторожность отозваться как о бесполезной затее. Рукопись Рудольфа Милкоева называлась «Евангелие от писателя», и построил он ее содержание на выдержках и цитатах из Бхагавад-гиты, Евангелия и Корана. Взгляд Владимира при чтении наткнулся на текст следующего содержания:
В наши времена появилась возможность получения любой информации. И благодаря переводу Бхагавад-гиты на европейские языки мы можем прочитать, как пророк Кришна демонстрировал своему ученику Вселенскую форму Бога:
«Если бы сотни тысяч солнц взошли на небе одновременно, то их си¬яние могло бы напомнить сияние Высшей личности в этой вселенской форме.»
Из этих слов можно сделать вывод: Бог настолько невообразимо велик и всеобъемлющ, насколько солнце невообразимее солнечного зайчика. Тексты Бхагават-гиты содержат достоверные сведения, и человеку полезно руководствоваться при жизни на Земле следующим изречением:
«Всегда занимай свой ум мыслями обо Мне, стань Моим бхактой*, вы¬ражай Мне почтение, падая ниц передо Мной, и поклоняйся Мне. И так, полностью погруженный в Меня, ты, несомненно, придешь ко Мне.»
Религиозной литературы теперь предостаточно, а рели-гиозных деятелей и того больше. Человеку, верующему в Бога, приходится противостоять многочисленным выдумкам людей. Так индусы провозгласили пророка Кришну Богом, якобы периодически являющим себя в человеческом образе путем инкарнации. А евангелисты посчитали Иисуса Христа сыном Бога, равным Богу. Подобные измышления тем печальнее, что сам Мессия ничего подобного не говорил, и для понятия истины достаточно услышать его слова, донесенные евангелистами в текстах четырех осно¬вных Евангелие. Анализ этих текстов полезно начать с описания сцены крещения Иисуса Христа Иоанном Крестителем. При сем событии вряд ли присутствовали евангелисты Матфей, Марк, Лука. А вот при¬сутствие евангелиста Иоанна – любимого ученика Иисуса Христа – неоспоримо, поскольку этот евангелист последовал за Христом по совету Иоанна Крестителя. Вот что сообщает этот евангелист со слов Иоанна Крестителя:
«И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем;
Я не знал Его, но Пославший меня крестить в воде сказал мне: «на кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым».
Из приведенного текста следует, что не было никакого гласа небе¬сного о провозглашении Иисуса Христа Возлюбленным Сыном Бога. Выдумавшие эту душещипательную ложь сами сбились с пути истины и сбили других толкователей произошедшего, подрывая тем самым веру в Бога Единого, сея сомнения в достоверности библейских событий. К счастью и археологические раскопки и тексты Корана подтверждают то, что происходило в действительности, а факты – вещь упрямая. Да-да! Сброс небесной информации, передача человечеству Небесной Книги через явление ангела безграмотному бедуину Мухаммеду – этот исто¬рический факт произошел в седьмом веке нашей эры. Тексты Корана записаны при жизни Мухаммеда со слов пророка его сподвижниками. Кроме Корана соратники Мухаммеда записали множество изречений это¬го человека, получившего от Бога знания и мудрость.
Удивительна история жизни пророка Мухаммеда, жившего в детстве сиротой у родственников среди варварства и невежества того време¬ни. В зрелом возрасте Мухаммед занимался торговлей, но не увлека¬лся развратом да пьянством. К сорока годам сомнения в отношении справедливости существующего уклада жизни и идолопоклонства одолевают его, заставляя уединиться для раздумий о Боге. И глас божий нисходит к нему, и небесный образ ангела Гавриила является Мухаммеду, возвещая о возложении на него миссии Божьего апостола. И вот он, исторический факт. Сорокалетний торговец, известный лишь тем, что на него можно положиться в лю¬бом деле, вдруг объявляет себя посланником Бога Единого и ведет такие страстные проповеди, что смысл его речей не могут оспорить служители идолопоклонства. В конце-концов че¬рез тринадцать лет проповедования Мухаммеда изгоняют из родного горо¬да на чужбину. Нo у него уже появились сторонники, но мудрость небесной информации, донесенная до людей этим пророком, уже завладела их умами. И начинается история небывалого преобразования Аравии, и после во¬сьми лет пребывания на чужбине Мухаммед становится не только духов¬ным лидером арабов, но и их предводителем в сражениях за объединение полудиких племен в единое государственное образование. Став правителем, Мухаммед продолжал являть собой образец скромного, преда¬нного Богу человека, живя при выстроенной мечети мусульманином**.
Мухаммед явил миру предсказания Пророка-Спасителя Иисуса, что придет Утешитель, Дух истины, который будет говорить не от Себя, а что услышит. Именно так донес Мухаммед людям содержание текстов арабского Корана, записанных его сподвижниками, поскольку сам он писать не умел.
Не дочитав богословское сочинение, Владимир продолжил разговор о том, ради чего приехал:
– Религии – религиями, а тебе надо жениться на Саше Федулиной, потому что, если Бог создал женщину из ребра мужчины, то ты из Са¬ши создашь послушную жену.
– Я уже насоздавался, – возразил Рудольф с грустной улыбкой.
– И что же? – поинтересовался негаданный сват.
– То же, что и у большинства, – отвечал новоявленный жених.
– Вот и хорошо. У тебя есть опыт, и тебе весь след снова жениться, – продолжал Владимир свою агитацию.
– Ну, разбежался, – хохотнул Рудольф, однако слушал предложение о женитьбе не без интереса. – Ты забыл, что мне уже за пятьдесят пе¬ревалило? – спросил он, весело поглядывая на друга.
– А Саше перевалило за тридцать, – возразил тот, – и такая разница в возрасте для семейного союза очень даже хороша. Ведь Саша после выздоровления от помешательства только-только начинает осознавать хитросплетения жизни, а в теперешней действительности и здоровому-то крепкому на психику человеку не долго свихнутся от перестроечной вакханалии. Ты кoгда-то говорил, что в первом браке мечтал о дочери! Вот и будет тебе Саша и за жену и за набирающуюся yмa дочь.
– Было дело, – возразил Рудольф. – Но при виде современных молодых пьющих и курящих женщин я очень даже рад, что у меня вырос сын и пошел в отца.
– Да ведь Саша-то не чета перестроечным вертихвосткам, предлагающим себя в жены любому, лишь бы пожить за счет интимных услуг, – возразил Владимир.
– Ладно, летом посмотрим, – отвечал Рудольф, – а пока почитай-ка рассказы да подскажи, как мне издать их отдельной книжечкой.

– 3 –

В поселке жизнь тем временем шла своим чередом. Саша Федулина по осени перешла жить к своей тетке и усваивала премудрости поведения свободной женщины под руководством многоопытной родственницы. Поскольку Вера Петровна после неудачного замужества так и не обзавелась семьей, то являла для племянницы образец современной эмансипированной дере-венской бабы, сумевшей при всех трудностях жизни не проносить лож¬ку с похлебкой мимо своего рта. Ее способность поставить себя пе¬ред людьми в лучшем виде так понравилась Саше, что она принялась во всем копировать родную тетю. Теперь даже перед матерью при посе¬щениях в помощь дойки коровы старалась она держаться гордо и неза¬висимо, подражая взаимоотношениям своей тети и родной матери, сложившимся за долгие годы их жизни в одном поселке на одной улице.
Но отношения между двумя сестрицами-пенсионерками давно жела¬ли быть лучшими. Еще со времени девичества не было между ними родствен¬ной теплоты и взаимопонимания. Даже теперь, когда Анастасия Петровна оста¬лась довольна тем, что дочь перешла жить к Вере Петровне и под ее мудрым влиянием быстро набирается ума-разума, даже сейчас находила она в сложившейся родственной идиллии отрицательные стороны. И полу¬чалось по расчетливым соображениям, что хитро-мудрая Верка опять ее объегорила. Для вида она правильно наставляет племянницу на регуля¬рную помощь матери в дойке коровы, только ведь Саша кроме дойки ни¬чегошеньки более не делает, а каждый раз уносит баллон молока. Ана¬стасия же ведет весь уход за скотиной, но молока ей достается мень¬ше половины. А самое обидное в сложившейся ситуации – видеть, как равнодушно воспринимает теперь дочь материнские наставления и ведет себя подобно коту в басне, который слушает да ест.
Поскольку у Веры Петровны своих детей не было, к выздоравливаю¬щей племяннице она относилась весьма доброжелательно. В Саше виде¬лась ей не только наследница всего нажитого, но преемница манер и линии поведения независимой женщины.
– Гляди-ка! Молока дочери пожалела! – порицала Вера Петровна старшую сестру. – А кто ей сена-то накосил? Ты, Саша, к соседу летом вов¬ремя подъехала. Так и надо. Этот Николай – мужик расторопный, и жена у него не ревнивая. Одно плохо – числишься ты в девках. Была бы вдовой или хотя бы разведенкой, тогда меньше спроса, – уверяла тетя племянницу по опыту своей жизни. – Я ведь когда-то как начинала! – вспоминала она: – Замуж угораздило выйти с пузом, а мужик попался ни «тпру» ни «ну». Хорошо, хоть ребенка родила как и ты: через Кесарево сечение, и он дня не пожил. Но все равно хлебну¬ла я семейных забот, так что вспомнить тошно. Первым делом пришлось самой хлопотать участок земли под постройку дома, и случилось погулять с председателем поселкового совета. Жила я с мужем у свекрови, и сноровка требовалась большая. Когда начали строить дом, то на мне оказались все заботы. В те времена строительных материалов не было в свободной продаже. Бревна, доски – все доставала через мест¬ный совхоз. Потом нанимала плотников, потом печника. Муж-то работал на железнодорожной станции обходчиком и редко был дома, но все же стал меня ревновать. Начались скандалы, и я развелась, пока дом не достроили. Строился-то этот дом на мое имя, так что от свекрови я сразу сюда перебралась. Если муж не ревнивый, жить за его спиной надежнее. И все равно тащить за двоих все семейные дела одной бабе не с руки, и этак лучше жить одной.
– Может быть, вовсе замуж не выходить? – делает Саша вывод.
– Ну, почему же! – возражает Вера Петровна. – Но надо искать делового мужика, чтобы не задирать подол перед другими по каждому пустяку. И как ни говори, одной жить скучно, – признается она. – Се¬йчас цивилизация, жить стало много легче. Тут тебе и телевизор, и те¬лефон, и разные магазины. А прежде-то разве так жили? Наша мама, бывалоча, рассказывала, как было в ее времена. Ведь вечерами лампу за-жигали только по великим праздникам: керосин жалели.
– Какую лампу? – не поняла Саша.
– В прежние времена электричества не было. Когда-то в те времена богачи для освещения в домах жгли восковые свечи, а бедняки вечерами сиде¬ли при лучине. Керосиновые лампы появились при развитии промышленно¬сти, – делала Сашина тетя экскурс в историю, затем пояснила: – В ла¬мпе пламенем на фитиле горит керосин, точно так же, как у меня в лампаде перед иконой горит деревянное масло, только лампа много больше лампады, и пламя у нее закрыто стеклом вроде бан¬ки без донышка.
Разговорилась, разоткровенничалась Вера Петровна перед племянницей, и пронеслись перед ее внутренним взором годы детства, девичества, не¬удачного замужества. Вспомнились отец и мать, припомнились материнс¬кие наставления, когда на неудовлетворенность жизнью и жалобы детей мать пеняла им: «Избаловала вас советская власть. Пожили бы в преж¬ние времена, так гонору-то поубавили бы». После такого выговора мать обычно переходила к рассказам о житье-бытье дореволюционной поры. И вот теперь эти сведения передавала Вера Петровна своей племяннице и благодарила Бога, что на старости лет повезло ей обзавестись не толь¬ко покорной слушательницей, но помощницей во всех делах по хозяйству.
– Ведь как жили-то! – ведет она дальнейшее повествование: – Ни тебе радио, ни кино. Мама рассказывала, что в зимние вечера женщины и при лампе занимались рукоделием. Но мужики работали только в светлое время суток, а вечерами играли в карты да самогонку пили. Проигрыва¬ли – пропивали не только выручку с базара. Мама рассказывала, что один хозяин корову проиграл. И жена не моги мужу перечить. Вот какое было неравноправие. Сейчас-то, поди-ка, все законы на стороне женщи¬ны. Жаль только, что мужики пошли несамостоятельные.
За подобными беседами проводили племянница с теткой все свободное время, ничуть не тяготясь отсутствием работ по домашнему хозяйству. Вера Петровна давно не держала скотины. На дворе у нее жили лишь с десяток кур, да промышлял мышей любимый кот. Теткины рассказы о да¬леком прошлом Саша слушала с замиранием сердца, а потому все более тяготилась наставлениями да поучениями матери. Она теперь раздражалась родительским надзором за своим поведением, хотя догадалась, что строгость матери носит показной характер. В ми¬нувшую осень к ней из города зачастил сын, который оказался полубез¬работным. Мать, за глаза нещадно ругавшая Костю, при встречах ни разу не сделала ему не то что упрека, даже намека на неудовольствие его иждивенческими повадками не выказала. Такая логика поведения Сашу заинтриговала. Она упорно пыталась представить себя на месте мате¬ри, иногда вспоминая про мертворожденного ребенка своего. По ее представле¬ниям получалось, что ребенок для матери – частичка ее тела, живущая своей жизнью, но несущая родительнице постоянные тревоги. К тому же женщинам не понятны мужские завихрения мозгов, потому-то для матери сыновья и взрослыми остаются неугомонными детьми. Мать постоянно говорит о Косте, словно это ее больная рука, которая к непогоде непременно напомнит о себе. Зато, когда сын рядом, она ходит спокойная, а при его отъезде начинает разгадывать да вспоминать те поступки, которые он вытворял, будучи рядом с нею. Вот и получается, что у кого чего болит, тот про тот и говорит, и Саше давно ясно, к кому из детей более всего прикипело сердце ее матери. Поэтому она надумала, было, после переезда на жительство к родственни¬це вовсе не появляться в родительский дом, да те¬тя настояла на обратном. Однако теперь Саша при посещениях матери старалась ее родственные но¬тации пропускать мимо ушей.
Заметив отчужденное поведение дочери, Анастасия Петровна ни в ко¬ей мере не отнесла это к факту самостоятельности ее мышления, но за¬подозрила младшую сестру свою в настраивании племянницы против род¬ной матери. Зловредность характера Верки она отлично помнила со времени девичества и досконально изучила по опыту жизни в одном посел¬ке, и теперь не считала нужным скрывать свои мысли на сей счет. Быть бы очередной серии разборок Анастасии Петровны с Верой Петровной самой затяжной, да непредвиденный случай повернул их взаимоотношения на мирные рельсы.
В один прекрасный зимний день Анастасия обратила внимание, как из печной трубы над домом Екатерины Безугловой не появлялся дым. Когда и на следующее утро дым над домом ее престарелой подруги не нарисовался, Анастасия отправилась к ней с визитом. Не обнаружив у крыльца ни единого следа на свежевыпавшем снегу, она не на шутку встревожилась и заспешила в дом. И вот у домовитой бабки Кати изба оказалась не заперта и выстужена так, что на бревенчатых стенах проступил иней. В этой холодной избе увидела Анастасия спящую на топчане хозяйку, с головой укутанную под ватным одеялом.
Откинув одеяло, потрогав лицо подруги, Анаста¬сия убедилась, что та мертва. Екатерине было за восемьдесят, и ее ко¬нчина не казалась неестественной. Вызывало беспокойство лишь отсутствие ее сына, да ведь и это было не в диковинку, поскольку шаромыжный сыночек Екатерины Безугловой частенько пропадал у подоб¬ных себе бомжей.
Решив хоронить подругу без помощи ее сына, направилась Анастасия на кухню к шкафчику, где хозяйка при жизни держала документы. Требо¬валось выправить справку участкового врача, и нужен был паспорт. На кухне посреди стола увидела она недопитую бутылку самогона. Поскольку для спившегося сыночка бабки Кати такое равнодушное отноше¬ние к спиртному было невозможным, сердце тетки Насти заныло от недо¬брого предчувствия. Она сунулась в прихожую, затем заглянула за пе¬чную лежанку, где и нашла сына несчастной подруги своей, стоящим на коленях с преклоненной в ременную удавку головой. Брючный ремень лишь са¬мую малость стянул тощую шею алкаша, так что конец ремня, зацепленный за гвоздь, вбитый в стену, даже не согнул столь неосновательную зацеп¬ку. Рядом с коленопреклоненным удавившимся забулдыгой валялась пустая бутылка, а в руке его был за¬жат старенький кошелек покойной матери.
Взяла Анастасия из руки удавившегося кошелек и в намерении предстоящих расходов пересчитала деньги, убедившись, что из пенсии матери сын истратил всего лишь на две бутылки самогона.
Для милиции дело было очевидным, для односельчан – тоже, и на следующий день для организации похорон Анастасия перебралась в дом умершей подруги. Среди ее переписки с родственниками нашла она адрес снохи, по которому дала телеграмму о дне похорон свекрови и мужа, однако сноха протелеграфировала, что не приедет. Столь нелепо погибших мать с сыном в последний путь провожали лишь поселковые знакомые, да нанятые на копку могилы друзья повесившегося алкаша. На отшибе сельского кладбища опустили в мерзлую не освященную землю сначала гроб с телом старушки-матери, прожившей жизнь атеисткой и акти-висткой, затем гроб с телом ее сына, повесившегося в пьяном угаре от подлости своего образа жизни.
За поминальным столом печалиться было некому. Лишь Анаста¬сия Федулина, организовавшая похоронную церемонию, хмурилась и взды¬хала, но молчала. И все же напоследок она высказалась в привычной для себя манере мрачных выводов:
– Скоро и меня такая же участь ждет.
– Что ты на родню всегда городишь напраслину! – одернула ее младшая сестра. А ведь прежде при людях Вера Петровна не позволяла грубых высказываний в адрес старшей сестры и сейчас очень удивила собравшихся своей несдержанностью: – Нашла с кем сына ровнять! По¬стыдилась бы хоть людей! Костя у тебя не забулдыга. Если и выпива¬ет, то не больше других, – упрекала она сестру так, что та смутилась и в то же время порадовалась лестной оценке поведения своего сына.
Родственная отповедь пошла Анастасии Петровне впрок, так что вскоре взаимоотношения между сестрами улучшились.

– 4 –

Люди, что звезды, а земля – небосвод для проявления духовной сущ¬ности человека. Однако Рудольф понял это лишь благодаря изучению ре¬лигиозных преданий, когда стал смотреть на жизнь своими, а не зашторенными прелестями цивилизации глазами. К нему пришло осознание своего земного предназначения, и чем пристальнее анализировал он прожитую жизнь, тем отчетливее видел свои прегрешения в этой жизни. Много в его судьбе сложилось бы иначе, не будь он воспитан в православном окружении, когда духовное лицемерие христианства прочно слилось с материальными устремлениями правителей мира сего. Разве вел бы он себя, скажем, при женитьбе столь чопорно, а при разводе с женою столь горделиво, если бы нравственный климат общества формировался на изречениях из Корана:
«Развод – двукратен: после чего – либо удержать, согласно обычаю, либо отпустить с благодеянием. И не дозволяется вам брать из того, что вы им даровали, ничего».
«Если же он дал развод ей (в третий раз), то не разрешается она ему после, пока не выйдет она за другого мужа, а если тот дал ей развод, то нет греха над ними, что они вернутся, если думают выпо¬лнить ограничения Аллаха».
По мере изучения духовно-нравственных норм земной жизни Рудольф все более убеждался в необходимости искоренения из общества эгоистических материальных устремлений. Именно из-за материалистического мировоззрения жила Россия в эпохе безбожия и поругания над душами людей. Так разве не пришло время таких деяний, ради которых призван человек в этот мир! И если с точки зрения духовных возможностей человек создан по образу и подобию Бога, то его творения должны быть божественны. Следовательно, человек должен свершать добрые дела и обязан жить по справедливости, воспитывая детей своих без лицемерия и лжи. Вот ведь как сурово трактует Писание степень греха человеческого за неискренность:
«Обрадуй лицемеров вестью о том, что им – мучительное наказание, тех, которые неверных берут друзьями вместо верующих! Не ищут ли они у них величия?»
Читая и перечитывая Коран, Рудольф частенько вспоминал о своей суровости при воспитании сына, когда тот по подсказке матери зачастил к нему в поисках ответов на вопросы жизни. Получалось на поверку у него так, как трактовалось текстами Священного Писания. А ведь он при наставлениях сына всего лишь вычислял линию родительского поведения из опыта своего трудного детства.
Но логику поведения людей перестроечного времени Рудольфу никак не удавалось понять. Тут-то и вздумалось ему понаблюдать за взаимоотношениями Владимира Миланова с одним из перестроечных активистов-общественников – их общим знакомым, работавшим с ними в одной бригаде. Поскольку отношение к человеку труда в рабочем коллективе зависит от спосо¬бности работника самостоятельно и качественно выполнять порученный объем работ, то в бригаде монтажников-верхолазов быстро заметили, что Владимир Миланов словно рожден для сложной работы по монтажу авиационной техники. Бригадир монтажников не долго присматривался к новому работнику, через неделю определив Миланова помощником к Гвоздеву Леониду Степановичу словами:
– Ты, Степанович, знаешь Владимира давно, вот и займись с ним нaпaру установкой опор для испытания двигателей ТУ-154.
Следует сказать, что испытываемые в авиационном НИИ самолеты подвешивались над бетонным полом испытательного стенда на металличес¬ких тягах, словно куклы на нитках. Для такого монтажа требовалась расчетливая работа монтажников-верхолазов. Но самым трудоемким и головоломким был монтаж металлоконструкций от бетонного пола к подвешенному самолету, чтобы с помощью приспособлений подобраться к нужной зоне испытания самолетных конструкций. Гвоздев за пару лет работы в совершенстве освоил специфику этого дела, а потому был в бригаде на хорошем счету. К тому же он ходил в профсоюзных активистах научного подразделения и чувствовал себя в бригаде на равной ноге с бригадиром. Так что, когда тот за общим обеденным столом высказал свое распоряжение, он и ухом не повел. Когда после употребления принесенных из дома кушаний все взялись за чай, набирая кипяток из титана, бригадир вновь повторил распоряжение, на что Гвоздев возразил:
– Кузьмич! Дай мне в напарники Рудольфа.
Сидевшие за столом заметили при этой реплике Гвоздева мимоле¬тную улыбку Владимира Миланова, который в свое время осточертел Леониду Степановичу, как председателю совета трудового коллектива производ¬ственного подразделения, высказываниями о бесплодности работы но¬вой общественной организации. Но те их трения здесь никому, кро-ме Рудольфа, не были известны. Впрочем, бригадир монтажников и не собирался вдаваться в подробности былых взаимоотношений членов бригады, настояв на своем решении тем, что отправил новичка мон¬тажных дел за бутылкой спирта. Поскольку выпить на дармовщинку пожелали все, то новое назначение бригадира было обмыто в тот же день. Так что давнишним знакомым Леониду Гвоздеву и Владимиру Миланову пришлось работать бок о бок в одной связке, а Рудольфу Милкоеву довелось наблюдать за развитием их трудовых взаимоотношений.
При выполнении совместных заданий дружеского взаимопонимания ме¬жду двумя работниками не замечалось, а вот дух соперничества яв¬но присутствовал. Вопреки предзабастовочной атмосфере в коллекти¬ве научного подразделения из-за мизерных оплат труда новичок гру¬ппы монтажников рьяно взялся за порученный объем работ. Гвоздев, как старший по звену, волен был не выказывать оперативной работы в соответствии с общим настроением коллектива, но запретить напарнику работать в полную силу он не мог, и выглядеть менее тру¬доспособным по сравнению с ним тоже не хотел. Таким образом, отно¬шения между ними складывались сложными и никем не одобряемыми. Никому в голову не приходило, что Миланов с удовольствием брался за физическую работу из-за того, чтобы забыться в ней и поскорее избавиться от груза воспоминаний о руководстве фирмой Приварова.
Поскольку Миланов четко представлял, как сложно дирекции научной организации сохранить работоспособный костяк инженерно-научных кадров при мизерном бюджетном финансировании только лишь за счет договорных работ, он не лил масла в огонь недовольства коллектива условиями оплаты труда. Сейчас он работал монтажником в бригаде НИИ и радовался, что так легко удалось распрощаться с фирмой «Поиск». И все же в нем жила тревога ожидания расплаты за своеволие при самоликвидации фирмы, хотя прощальное объяснение с бывшим свояком прошло до¬вольно миролюбиво. Во всяком случае с фактом самоликвидации фирмы без ведома основного соучредителя Приваров смирился легко, равнодушно повертев в руках справку городской регистрационной палаты о исключении фирмы «Поиск» из реестра действующих. После этого он предупредил секретаршу, что за¬нят с посетителем, и закрыл дверь кабинета. Миланов ожидал от шефа учредителей ликвидированной фирмы резкостей, но тот не оспорил ни единой строчки в ликвидационном протоколе, где все недвижимое имущество фирмы было налицо, где в соответствии доли акций сыну Приварова отошли два капитальных гаража да металлический склад. Разговор шеф бывшей фирмы повел о другом.
– Чего тебе не работалось? – отчужденно спросил он Миланова.
– Я ж тебе год назад объяснял, что противно быть подставным лицом и разгребать чужую грязь, – спокойно ответил тот.
– Все мы в этом мире играем роль подставного, – выдал Прива¬ров философское изречение.
– Одно дело – играть роль добровольно, и совсем другое ощуще¬ние, когда разгребаешь чужое дерьмо непредвиденных пакостей, – возразил собеседник. – Полюбуйся-ка на протоколы о штрафных санкциях налоговой инспекции за время моего директорства! – предложил он, однако Приваров даже не взглянул на бланки протоколов, проворчав: – Это – обычные издержки бизнес деятельности.
– Обычные! – взвился Миланов. – Через фирму «Поиск» кормилось жулье почти всего Кузбасса, – проговорил он с брезгливостью.
– Эх, Иванович! – усмехнулся Приваров. – А ты – чистоплюй! На Руси испокон веков все дела организовывали благодаря личному интере¬су людей, их совершавших. Ты вот встал в позу, закрыл фирму, a благодаря ее посредничеству от добычи угля кормились достойные люди. Кроме того, фирма способствовала решению общегосударственной зада¬чи обеспечения населения топливом.
– И потому доставался населению местный уголь с Кузбасса втридорога, поскольку по бумагам холдинговой поставки везли его в Сибирь аж с Кипра! – негодующе выдохнул Миланов.
– Ну и что из того! – отвечал непробиваемый творец темных дел, глядя собеседнику прямо в глаза. – Наш народ испорчен деше¬визною общественных благ. Дай человеку дешевый уголь, половина его пропадет без пользы. А так и производство угля поддерживает¬ся, и режим бережного потребления соблюдается. Ладно, хватит об этом, – решил повернуть разговор теоретик прикарманивания чужого труда, заявив: – Ты не привык думать о людях, а мне по должности положе¬но заботиться о благосостоянии вверенного коллектива и об оздоро¬влении экономики в области энергетики. Так что посредническая фи¬рма нужна для гибкости управления, и она будет открыта.
– Только, чур, без меня, – усмехнулся Миланов.
– Да уж, ясное дело, – усмехнулся и Приваров, но тотчас задумался, посоветовав: – А о закрытии фирмы «Поиск» ты все же сооб¬щи в Новокузнецк.
– Да ведь с ними на текущий год договор не возобновлялся! – не понял Миланов логики предложения.
– Ты все же отправь им письмо, предупреди о прекращении действия договор¬ных обязательств, – настаивал на своем хозяин кабинета.
– У меня нет проштампованных бланков писем, – отнекивался по¬сетитель, хотя при закрытии фирмы он оставил несколько бланков с оттиском угловой и круглой печатей.
– Это не проблема, – заявил Приваров, извлекая из стола требуемый бланк фирмы «Поиск» с оттиском печати в нужном месте.
– Сам бы и написал, – продолжал Миланов отнекиваться. Смутное чувство опасности и установившаяся неприязнь к Приварову заставляли его отнекиваться от плевого в общем-то дела. Чтобы придать хоть какую-то оправдателъностъ своему упрямству, он посоветовал:
– Заодно распишись моей подписью.
– Не думал, Иванович, что ты такой злопамятный, – хохотнул При¬варов в ответ. – Я ж уже забыл, что ты ликвидационный акт подписал за моего сына его подписью, – добавил он укоризненно.
– И я забыл, что ты на всех учредительных документах расписался за сына его подписью, – уязвил-таки Миланов бывшего свояка, однако от его слов успокоился, взял чистый лист бумаги, написал несколько строк официального письма, подал Приварову со словами: – От¬дай своей Натали, пусть отпечатает.
– Натали не моя, а твоя, – вновь хохотнул Приваров, направляясь из кабинета в приемную.

– 5 –

Сколько ни пытался Владимир Миланов после визита к Приварову представить, что за аферу задумал этот пройдоха при помощи обыкновенного делового письма, так ничего и не сумел разгадать. И хорошо, что в бригаде НИИ можно было отдохнуть от предпринимательских дрязг. Но это удавалось лишь благодаря тому, что он не принимал участия в разборках научного коллектива с начальством НИИ по поводу своевременных выплат заработка.
Следует сказать, что задолженности по зарплате сотрудников научной организации копились несколько лет, а потому ситуация, с учетом ежегодных инфляционных скачков, не лезла ни в какие ворота. Так что, привыкший за годы перестройки к всевозможным подлостям экономики, народ роптал справедливо. Мало того, что платили за работу гроши, так и те выда¬вали с годовыми задержками, подбрасывая людям для выживания скудные денежные авансы. Ко всему прочему при рыночных условиях ведения дел бухгалтерия не выдавала так называемые расчетные квитки, и сведения о сумме денежных начислений те¬перь работники получали из уст руководителя своей группы. Но слово, как говорится, к делу не пришьешь, а многие уже были согласны дать делу ход, чтобы судебным разбирательством принудить администрацию к выдаче задолженностей по зарплате по всем истекшим периодам пусть даже и ценой распродажи имущества предприятия. Недовольство трудового коллектива росло на глазах, но Миланов к общему справедливому требованию не присоединял свой голос. А вот при высказываниях на сей счет напарника по работе, он всякий раз сводил рассуждения Гвоздева к мнению члена профкома, каковым в действительности тот и являлся.
Наблюдая поведение друга, Рудольф никак не мог взять в толк, зачем Владимир старается сгладить резкость высказываний своего напарника в адрес администрации? Почему при спорах на больную тему он стремится разрядить накал страстей шутливыми замечаниями? Скажем, бригада соберется на перекур, в том числе и Гвоздев с Милановым, что не первый день подбирают¬ся с помощью металлических стоек-колонн на пятиметровую высоту к хвосту самолета, чтобы установить в той зоне гидроцилиндры для создания имитации тяги работающих двигателей. Соберется бригада на перекур, и Миланов непременно потянется к пачке Гвоздева за сигаретой.
– Ты ж не куришь! – проворчит тот, но сигарету все же даст.
– За компанию и жид удавился, – ответит Владимир, и кто-то из подошедших к железному ящику, сваренному из отходов металла подобием обшей урны курильщиков, непременно усмехнется. Сюда, на самодельную лавочку, шли порассуждать о пенсиях да зарплатах. Всем надоела нужда, и каждый жил с копейки, потому что почти во всех семьях были безработные, потому что заработков едва хватало свести концы с концами даже без инфляционных скач¬ков, и вопрос о своевременной выдаче заработанных денег стал самым злободневным.
Член профкома Леонид Степанович Гвоздев с удовольствием участ¬вовал на перекурах в разговорах о заработках, несмотря на то, что второй год являлся пенсионером и пенсию получал без за¬держек. Только ведь на пенсию шибко не разбежишься, и он работал, и на правах защитника требований трудящихся в беседах о повыше¬нии оплат труда неизменно подливал масла в огонь общего неудовольствия. Рудольфу, скажем, порядком надоели бесплодные дебаты о деньгах, которых у государства не было, но ему полюбилось наб¬людать, как Миланов при разглагольствованиях Гвоздева сбивает накал страстей шутливыми подначками. Скажем, к тому подошел очередной знакомый по работе, спросил:
– А что, Леонид Степанович, слышно по выплатам задолженностей зарплаты за прошлый год?
Гвоздев с подъемом начинает объяснять:
– Вопрос о зарплатах в повестке заседаний профкома стоит да¬вно, и на дирекцию давно наседаем, но с них, как с гуся вода.
– Вопрос – не х..., стоять может долго, – подал реплику Миланов себе под нос, ни к кому не адресуясь, но был услышан всеми.
И хотя рабочую гвардию трудно удивить подобными шуточками, но напряженность беседы идет на убыль, поскольку каждый про се¬бя с улыбкой вспомнил что-нибудь из личной жизни. Однако Гвоздев, воодушевленный общим вниманием, продолжал раскручивать денежную тему:
– Bсe мы живем от получки до получки, деньги же от инфляции быстро обесцениваются, поэтому задержки по зарплатам у нас в про¬фкоме взяты под жесткий контроль. Только вот никто из начальства не проясняет ситуацию, и я предлагаю организовать протест общим собранием.
– Надо бастовать, – говорит Миланов задумчиво, и Гвоздев смо¬трит на него одобрительно, – потому что от задержек зарплаты и через девять месяцев ничего не родится, – констатирует взявший слово с самым серьезным видом, но бригадир монтажников, тоже лю¬битель пошутить, хлопает себя по бокам руками и хохочет.
Допек-таки Миланов своего напарника подобными шуточками, и однаж¬ды тот за общим обеденным столом насел на него:
– Ты какого черта приперся к нам? Чтобы воду мутить? Мало в цехe агитировал за демократию, теперь здесь демагогию разводишь!
– Вот и доагитировался, – отшутился Миланов.
– Вот-вот! – сбавил тон Гвоздев. – Посмотри, как наши дерьмократы даже заработанные деньги выплатить не в состоянии.
– Ну, предположим, дерьма-то в каждом из нас не меньше, – ответил Миланов, и все присутствующие с неудовольствием посмотрели на новичка в бригаде, который так едко возражает старшему и всеми уважае¬мому члену трудового коллектива. А кто он такой, этот Миланов? Ни¬кто здесь, кроме Рудольфа, не знает о его подкованности в делах пре¬дпринимательства, зато краем уха наслышаны о его литературных увле¬чениях, то есть склонны считать за литературного болтуна, каковыми, по мнению тружеников переходной эпохи от социализма к капитализму, являются перестроечные писаки.
– И поэтому ты свое при себе не держишь! – идет Гвоздев на ска¬ндал, чувствуя в напряженном внимании бригады поддержку.
– Вот что я тебе скажу, – отвечал Миланов с видом человека, уве¬ренного в своей правоте: – Жизнь пошла, конечно, не пряник. Но уж очень много развелось любителей критиковать нынешние порядки, не вдаваясь в суть дела. Любят люди показать себя оппозиционерами, по¬скольку в бардаке перестроечной экономики такая позиция беспроиг¬рышна: критикуешь – значит соображаешь и борешься за справедливость. Но в нашем-то случае не трудно встать на место администрации и пос¬мотреть, а смог бы ты в их шкуре сделать хоть на йоту больше!
– Где уж нам уж встать на место дирекции, – ерничал в ответ Гвоздев. – Нам не дано подняться до такого уровня, чтобы меньше, чем за год загранкомандировок заиметь иномарку.
– Ну, конечно же! – усмехнулся Миланов. – Это-то мы видим и ве¬дем негласный учет. А то, что благодаря загранкомандировкам дирекции мы худо-бедно, но обеспечены заказами – это не в счет.
При этих словах Миланов тихо вздохнул, затем продолжил:
– Предположим, настоим мы на своем: добьемся банкротства НИИ. И что дальше? – спросил он с нажимом, но никто не собирался упра¬жняться в логике его размышлений, и он закончил свою мысль сам: – Вместо развешанных на испытательном стенде металлических «пти¬чек» мы без науки сумеем создать, разве что, курятник.
Доводы эти были очевидны, однако в бригаде все равно склонялись к мнению Гвоздева, потому что устали люди от безденежья, и не ну¬жно им такое руководство, которое не в состоянии работающим выдать их мизерные зарплаты.
Трудовой конфликт в научном подразделении созрел к весне, одна¬ко заботы о посевной приостановили его прорыв. Но Рудольфу с зате¬ей издательства сборника своих рассказов было не до грядок. Он держался поближе к своему единомышленнику по литературным увлечениям и бывал у Милановых почти ежедневно. Однажды он стал свидетелем нелицеприятного разговора супругов. Как-то явились они с Владимиром после работы к нему с бутылкой в намерении отме¬тить окончание трудовой недели, и Надежда встретила мужа упреком:
– Что-то ты, дружок, последнее время пристрастился. Хоть было бы с чего! А то скоро придется на хлеб сбережения тратить.
– Вот что, моя разлюбезная, – отвечал Владимир без стеснений присутствием Рудольфа. – Деньги ты экономь для поселковой стройки. Скоро Толя вернется из армии, и моя задача этим летом построить в поселке дом.
– Поэтому тебе сейчас надо пить! – иронизирует жена.
– Ну, потерпи, – улыбнулся Владимир. – Работа у нас такая. Кру¬гом железо, а в помещении ниже нуля. Вот летом возьму администра¬тивный, найму на стройку напарника, и будет не до пьянок.
– Если не против, в напарники я пойду, – поддержал Рудольф на¬мерения друга.

– 6 –

Поскольку Ру¬дольф Милкоев не бросал слов на ветер, то с мая вслед за Владимиром Милановым он оформил адми-нистративный отпуск. По замыслам Владимира им на поселковой усадьбе следовало за лето не только дом возвести, но и вспахать участок земли под картошку. Причем землею следовало заняться в первую очередь, а для вспашки земли требовался трактор. Рудольфу вздумалось привлечь для этих работ своего брата. Однако он не поддерживал родственных отношений с Павлом аж со времени памятной застольной перепалки. Так что ему теперь предстояло решить вопрос примирения с родственником. Задумавшись о степени вольной и нево¬льной вины своей перед братом, Рудольф пришел к выводу, что когда-то по молодости лет через чур активничал в деле приближения светло¬го коммунистического будущего. Потому-то однажды и написал он в качест¬ве внештатного корреспондента областной газеты розовый очерк о дос-тижениях социалистического образа жизни, разрисовав в нем некую поселковую трактористку преемницей Паши Ангелиной. Однако та жен¬щина не блистала трудовыми успехами, тогда как брат Рудольфа в те времена слыл одним из лучших механизаторов района. Так что не случайно запало на ум Павлу газетное пустозвонство младшего братца.
Что было, то было. Во времена юности Рудольф не размышлял о пра¬ктической стороне своих литературных увлечений. Ему нравилось печататься в местных газетах и мечтать о скоре¬йшей победе социализма. Он ведь действительно верил официальной тарабарщине о равноправии мужчины и женщины. При женитьбе он на полном серьезе вознамерился создать се¬мью на принципах эмансипации. Бог знает, до че¬го бы он дошел в своих поисках невиданных взаимоотношений, если бы жена не выпряглась и не подала на развод. Лишь теперь, благодаря вдумчивому отношению к ре-лигиозным нормам человеческого бытия, пришло к нему понимание, что недопустимо требовать от женщины проявления тех способностей и ка¬честв характера, которые в ней не заложены природой. Так что именно из-за юношеского ослепления идеологией материализма испортил он ли¬чную жизнь, и не только свою. Вот ведь с его подачи та поселковая трактористка прославилась на всю область и оказалась в числе показателей социалистических достижений тружеников села. Поэтому зачастила она на слеты передовиков сельского хозяйства и пристрастилась к ра¬згульному образу жизни, так и не создав своей семьи.
Теперь вот сумел-таки Рудольф разобраться со своими просчетами юности. Од¬нако с тех пор много воды утекло, и не видел он затруднений для во¬зобновления взаимоотношений со своим братом. А потому не долго думая, саги¬тировал он городских сестер на традиционное празднование дня Победы в гостеприимном доме Павла, и сам загодя поехал в поселок к ста¬ршему из братьев, чтобы именно с Михаилом заявиться к общему родс¬твенному застолью. И все у него получилось, как задумывалось, и при встрече с Павлом обошлось без взаимных колкостей. Однако тот день преподнес новые доказательства отсутствия между ними взаимопонимания.
Когда стараниями женщин был накрыт праздничный стол, все поспеши¬ли к застолью. Однако не успел хозяин дома произнести первый тост, как к нему заявился вальяжный посетитель. То был Владимир Петрович Приваров, который купил в поселке частный домик и решил к приобретенному под дачу поселковому домику прирубить нечто наподобие крестьянского двора. Для выполнения своих задумок он выбрал Павла Милкоева, разглядев в нем работящего исполнительного, не равнодушного к общественному вниманию деревенского мужика. Потому-то и заявился он к хозяину дома в момент общего застолья и с важным видом прошел прямо к нему, не обращая ни малейшего внимания на притихших при его появлении гостей, заговорив тем не менее с подрядчиком тихим голосом. И вот, пока хозяин слушал важного заказчика, полнясь чувством собственной значимости в любом деле сельского хозяйствования, забытые родственники за столом притихли и прислушивались к словам посетителя о рубленном приделе, о необходимости немедленно заняться этой работой, о щедрости оплаты и о возможности авансирования данного заказа. С самым доброжелательным видом посети¬тель обещал за подряд два миллиона рублей. Да только ведь предлага¬емых работ было на все лето, а названная сумма денег тянула лишь на месячный заработок, потому что в России конца второго тысячелетия при галопе инфляции появилось множество работающих миллионеров, влачащих скудное существование у черты бедности. Значит, посетитель умышленно нажимал на звучность цифр, зная, что в по¬ру безработицы наличные деньги творят чудеса.
Итак, новорусский делец сбивал сельского труженика бросить семей¬ные обязанности и немедленно заняться выполнением его дела, а под¬ряжавшийся к нему труженик с важным видом обдумывал предложение, забыв об обязанностях хозяина застолья. Более того, сейчас хозяин всем видом своим подчеркивал важность разговора с негаданным посе¬тителем, который хотя и был высоким начальником, но именно его выб-рал исполнителем своих работ. Не мудрено, что застолье полнилось обидой от пренебрежения своим присутствием. Родственники Павла си¬дели в бездействии, однако Рудольф все же решился подать голос.
– Думаешь, ему больше делать нечего, как рубить твою пристрой¬ку? – обратился он к Приварову на правах знакомого по работе в бы¬тность Владимира Миланова директором приваровской фирмы. Рудольф решил прервать нудную беседу назойливого посетителя и тем самым ос¬вободить брата для выполнения праздничных обязанностей. В то же вре¬мя ему ни в коей мере не хотелось спугнуть выгодного заказчика, а потому он стал пространно объяснять, насколько в летний период Павел загружен делами.
– Тогда возьмись ты! – подсел Приваров к Рудольфу на свобод¬ный табурет, оставив хозяина в покое, и тому можно было возглавить праздник. Однако Павлу не глянулась конкуренция в лице младшего из братьев.
– Ему, видишь ли, виднее, чем мне заниматься в первую очередь, а что оставлять на потом, – бросил он в адрес Рудольфа ироническую реплику, апеллируя к сидевшим за столом, но никто не поддержал его, лишь жена озадаченно вздохнула. За годы совместной жизни Валентина Ивановна досконально изучила своего драгоценного муженька и видела, насколько тому втемяшилось показать свою незаменимость и основательность при выполнении строительных работ.
Рудольф тем временем полнился горечью мысли, что его речь приня¬ли всего лишь за хвастовство знания уклада сельской жизни.
– Я уже подрядился другу на усадьбе строить дом, – веско зая¬вил он Приварову, и тот нахмурился.
Но вдруг богатого посетителя поддержала младшая из сестер Милкоевых. Пусть Ирина была ровесницей Приварову, однако общительной привлекательностью вряд ли уступала его молодой жене, некоей Свет¬лане Ивановне, которую случаем видела.
– А вы наймите и Павла и Рудика, – порекомендовала она заказ¬чику, проигнорировав слова Рудольфа, что он будет занят на строи¬тельстве дома. На этот пункт не в меру общительной сестре указала реалистичная Августа, но Ирина уже привычно взялась изображать из себя деловую решительную женщину.
– Друг твой может подождать, – порекомендовала она Рудольфу, затем обратилась к Павлу: – Вы же здесь прилично заработаете, а по хозяйству на этот период мы с Августой сможем помочь.
Поскольку избалованная городской жизнью Ирина понятия не имела, как управляться со скотиной, то трудолюбивая Августа все более хму¬рилась от ее инициативы. Рудольфа же просто коробило от вмешатель¬ства словоохотливой сестры в сугубо мужские дела. Вот и Павел, ко¬торого устраивало предложение с помощью по хозяйству, напомнил о мужской принципиальности: – Если пообещал, то слово надо держать.
Разговор на строительную тему был исчерпан, тем не менее Приваров продолжал сидеть у стола и уходить не собирался. Его навязчивое пребывание было столь вызывающим, что в глазах старшего из брать¬ев Милкоевых, сидевшего через стол от Рудольфа, появилась искорка раздражения. Но незваный гость вряд ли заметил ее, полнясь досадой из-за несостоявшейся сделки. Он давно привык к беспрекослов¬ному подчинению людей, и сейчас уходить без исполнения своего желания не собирался, потому что долгом своей испорченной чести считал необходимым во что бы то ни стало добиться от хозяина дома обещания об исполнении своего заказа.
– Возьмитесь вдвоем за три миллиона, – предложил он Рудольфу.
– Выйдем, обговорим это дело, – резко встал тот из-за стола. Уже невыносимо было смотреть, как исходит паром тушеная со све¬жей говядиной картошка, остывают домашнего приготовления пельмени, сохнут в тарелках различные салаты и маринады, испаряются градусы в открытых бутылках водки, и Рудольф героически покидал свое место. Он, конечно же, понимал, чем жертвует, однако не видел иного спосо¬ба избавить собравшихся от навязчивого посетителя. Они собрались сегодня семейным кругом, а известно, что наседка уводит хищника от гнезда, изображая из себя легкую добычу. К тому же можно было вер¬нуться и наверстать упущенное, и Рудольф на крыльце поспешил изба¬виться от Приварова, посоветовав ему либо зайти попозже, либо отло¬жить разговор на другой день. Но заказчик на это ответил, что ему ответ нужен сегодня.
– Конечно же, Павел сумеет сделать такую работу, – обнадежил его Рудольф, открывая дверь крыльца на выход. – Быть может, и я ме¬жду делом смогу ему помочь, – пообещал он и посоветовал: – Приходи через часок, тогда решим окончательно.
Вернувшись к столу, Рудольф сходу поддержал очередной тост, но развить застольный успех не сумел, потому что буквально через пару минут все тот же Приваров заявился с новым предложением:
– Возглавь это дело за три с половиной миллиона.
– Я ж объяснял тебе, что занят! – возвысил Рудольф голос в надежде, что за столом возмутятся навязчивостью работодателя. Однако го¬сти дипломатично занялись закусками, и лишь Михаил изредка посматривал в сторо¬ну Приварова, возможно, вспоминая дни своей молодости, когда на ис¬ходе войны не попал на фронт, но был призван в НКВД, где прослужил более десяти лет. Рудольф знал о нетерпении старшего из братьев к про¬явлениям наглости и предугадывал его реакцию на выходки городского вельможи. А тот явно испытывал свою застольную судьбу.
– Хорошо, даю четыре миллиона, – предложил он.
– Что ты деньгами трясешь! – вскипел Рудольф, живший последнее вре¬мя приработками, то есть за чертой бедности. Его оскорбило намерение бо¬гача во что бы то ни стало купить бедного человека. И все же он не был на сто процентов уверен, что прав в своем гневе, а потому после выкрика потупился, ожидая неудовольствия в свой адрес со стороны старших. Но за столом все молчали, лишь на руке, лежавшей по кромке столешницы, почув¬ствовал он руку Михаила, которую тот протянул через стол в знак сдерживания раскипятившегося младшего братца. Тогда Рудольф решил уйти с Приваровым, лишь бы увести его от стола.
– Пойдем, обсудим твой заказ, – предложил он.
На сей раз заказчик последовал за ним не столь охотно, а Павел встал из-за стола, чтобы вернуть их. Видя такое намерение завистливого к чужой популярности хозяина дома, Рудольф поспешил открыть посетителю дверь на выход из избы, бросив ему в лицо:
– Меня из твоей бригады можешь вычеркнуть, а Павел как хочет.
– Ладно, возьмусь, – согласился тот.
Не успел Рудольф глазом моргнуть, как Приваров развернулся и проследовал за Павлом, усевшись за стол с видом победителя как раз напротив Михаила. Далее произошло то, чем Рудольф гордился, радуясь, что благода¬ря приобретенной за перестроечные годы стройности стал более похож на Михаила, нежели на грузноватого Павла. Старший их брат, который молчал все время застольного инцидента, которого с юности знали за забияку, ко¬торому шел семьдесят второй год, о котором жена рассказывала манеры смелого человечного поведения с конвоируемыми заключенными, коль скоро при службе на Колыме, доставляя зеков самолетом АН-2, Михаил позволял им в полете под честное слово лететь не связанными, чтобы не замерзнуть, согреваясь за счет движений, с которым Рудольф безбоязненно ходил в городе по глу¬хим злачным местам с целью составить кампанию пристрастившемуся к спир¬тному брательнику, так вот, старший брат сейчас встал и через стол тол¬кнул правой рукой Приварова в плечо. От неожиданности ли, или толчок в самом деле был хорош, но Приваров слетел с табурета и вместе с табуре¬том, словно его за столом и не было. Поднялся женский визг. Хозяин застолья тотчас поспешил к поверженному посетителю. Рудольф тоже подошел к нему. Надо было видеть, с каким недоумением поднялся Приваров. Он настолько привык к жизни с апломбом, что совершенно не предпо¬лагал афронта своему высокопарному поведению от семидесятилетнего пенсионера.


– 7 –

Не состоялось у Рудольфа примирение с Павлом, и пришлось ему летом вместе с Владимиром Милановым квартироваться у Федулиных. Тут-то Владимир и не преминул обговорить с Анастасией Петровной свою задумку о женитьбе Рудольфа на ее дочери.
Поскольку Анастасия Петровна была рада отдать чудом избавившуюся от помешательства дочь в любые надежные руки, а Милкоевых она давно знала именно за таковых, принялась она при каждом удобном случае намекать дочери на возможность этого замужества. Но Саша-то жила у своей тетки и мало прислушивалась к советам своей матери. Рудольф тоже не предпринимал инициативы. Он всецело занимался работами на поселковом участке своего друга. И хотя один из них выступал в роли работодателя, а другой в качестве наемной рабочей силы, совме¬стные заботы того лета очень сблизили их.
Когда по осени друзья вернулись в НИИ, то нашли там все те же не¬удовлетворенности трудового коллектива условиями оплаты труда. Назревал трудовой конфликт. Теперь вместе с рабочими открыто роптали и инженерные работ¬ники. Лидером по выражению общих требований к администрации от рабочих выступал все тот же Гвоздев, а от научных сотрудников вы-двинулся некий инженер Новиков. Однако при столь многообещающей фамилии ничего нового в тактике борьбы за удовлетворение справед¬ливых требований трудящихся он не предлагал, зато активно подби¬вал людей к подаче коллективного иска в суд, чтобы вырвать от ро¬дной организации недополученные заработки за счет распродажи ее недвижимого имущества.
Вскоре коллективный протест приобрел форму документа, и сбор подписей под общим заявлением Гвоздев начал со своей бригады. Предло¬жил он и Миланову подписать коллективное обращение в судебные инстан¬ции, но тот отказался, даже не ознакомившись с текстом. Этот демарш был всеми замечен, и бригадир, окрестивший по осени Миланова «поэтом», немед-ленно прошелся по ситуации репликой:
– А наш «Тургенев» опять чем-то недоволен.
Бригадир был начитанным человеком и наверняка знал, что Тургенев писал не только прозу, и прозвище поэта Владимир Миланов получил заслуженно, поскольку летом написал поэму «Ода огороду»:

Отзвенела пора золотая,
Осень бал затевает в саду.
Ну, а я, перестройкой шагая,
В огород к урожаю иду.
Перевернуто все в нашем мире:
Есть земля, да пустует казна.
К общепиту народ приучили:
Без работы – тюрьма иль сума.
Неужели кормилицу-землю
Мы забудем на стыке веков!
Деревенскому голосу внемля,
Труд любой прославлять я готов.
Не к лицу нам к помойкам стремиться
И разыгрывать немощь бомжей.
Если летом на грядках трудиться,
Соберешь урожай овощей.
Репа, Тыква, с Морковкою вечной
Трудовой выручали народ.
А Картошка! С Капустой конечно!
Кабачок, Лук, Чеснок – все пойдет!
Вот и все. Пусть возносится ода
Силе духа, труду и уму,
И смекалке простого народа,
Что кормил города в ту войну.

Но насчет прозы никто Миланова всерьез не принимал, и никто его повесть не читал. Только вряд ли он думал об этом, взяв-таки из рук Гвоздева заявление со словами:
– Я эту галиматью подписывать не буду и другим не советую.
Установилась недобрая пауза, после которой бригадир посоветовал:
– Ты, Володя, подредактируй текст, и Леонид Степанович перепишет.
– Что тут исправлять, если нет закона об индексации, нет статьи об ответственности за задержку выплаты заработка! – проговорил Миланов столь уверенно, что ему никто не поверил. – Вот этот Новиков с нашим Гвоздевым ставят вину дирекции в том, что налоги предприятием заплачены, а на зарплату, видишь ли, денег не находится, – усмехнул¬ся он и пояснил: – Ну, явная инерция в мышлении прежними категория¬ми и безграмотность в познании современных требований! Да ты попро¬буй не отчитайся за ежемесячные перечисления налогов, так на пред¬приятие посыплются штрафы, и включат «счетчик» по начислению пени. Зарплату же работников можно безнаказанно вписывать в балансовые отчеты предприятия, как его кредитные займы.
– Ну-ка, дай сюда! – забрал Гвоздев заявление из рук говоривше¬го, размышляя, как много развелось трепачей, желающих показать, что они тоже не лыком шиты.
Бумага пошла по рукам, и руководство научного подразделения, где разгорелся весь сыр-бор, сочло за благо провести общее собрание кол¬лектива для встречи с дирекцией. Поскольку директор НИИ был выходцем из данного подразделения, то именно его хотели послушать собравшие¬ся. Директор не заставил себя ждать и, пройдя к авансцене красного уголка, даже не поднявшись на нее, стал рассказывать о финансовом состоянии дел. На вопрос собрания о погашении долгов зарплаты по суде¬бному решению, он пояснил, что судебные исполнители при процедуре банкротства конечно же найдут возможность пустить с молотка компьютерную технику, и долги по зарплатам люди получат, но без вычислитель¬ной техники про автоматизированную систему испытания летательных аппаратов можно будет забыть. Так что, стоит ли рубить сук, на ко¬тором сидишь.
Выступление руководителя научной организации сплотило коллек¬тив на работу, и лишь инженер Новиков подал в суд иск о немедле¬нном погашении ему всех долгов по зарплате. Решение суда он получил, но денег на работе получить не смог, потому что ни один бю¬джетный заказ текущего года еще не имел финансового подкрепления. Лишь по статье сокращения штатов дали ему полный расчет, да сок¬ратили мятежного инженера без согласования с профкомом, членом которого он числился, поэтому спустя некоторое время он через тот же суд восстановился на свое рабочее место. Однако в прежнем кол¬лективе теперь он оказался не у дел, и к выполнению внеплановых исследовательских работ его никто не приглашал. Вскоре при очере¬дном сокращении штатов уволили настырного инженера с согласия проф¬кома, но он и после этого не сложил оружия правдоруба, выводя де¬йствия дирекции научной организации по самовыживанию вверенного коллектива на чистую воду логики законов времен социалистическо¬го хозяйствования.

– 8 –

После общего собрания отношение работников научного подразделения к Владимиру Миланову изменилось в лучшую сторону. Тем не менее при первой же возможности перешел он работать в производственное подразделение, лишь изредка навещая бригаду монтажников, где Гвоздев однажды попенял ему:
– Съели хорошего человека, оставили без работы.
– Возьми его себе в напарники, – предложил Миланов в ответ, да подобный оборот дела в бригаде никто не поддержал, потому что все здесь знали: Новиков был хорошим инженером и плохим слесарем-монтажником.
Уловив нежелание присутствующих работать на дядю, Миланов за¬говорил о наболевшем:
– Пока такие говоруны не научатся своими руками делать конк¬ретное дело, не видать нашему обществу процветания. Вот они – представители дерьмократии. Ведь это они лезут в воду, не зная броду или с це¬лью завоевать популярность, или из намерения выучиться при разбо¬рках хоть что-то соображать в новом порядке жизни, а о последст¬виях своего активничания не задумываются. Предположим, заварили бы у нас кашу с проверкой деятельности руководства НИИ, выявили при ревизии нарушения в отражении объемов выполненных работ, тогда бы предприятию насчитали налог добавочной сто¬имости и предъявили штрафные санкции. Так вот: даже если оштрафуют истинных виновников неграмотного ведения бухгалтерского учета, нам от этого – облегчение, как рабу в индийской притче, которого наказали плетьми и привязали на продление мук от укусов гнуса. И вот какой-то прохожий, пожалев несчастного человека, нежно смах¬нул с изъеденной спины страдальца насосавшихся кровососов. Раб возмутился и послал прохожего подальше, а когда тот обиделся, пояснил: «Те, что сидели на спине, уже наелись и мешали голо¬дным добраться до моей кровушки. Не можете отменить наказание, так не суйтесь в то дело, в котором не соображаете».
Миланов замолчал в ожидании высказываний собравшихся, но никто из слушателей не собирался говорить. Тогда он подытожил свое вы¬ступление сам:
– У нас вся страна сейчас истерзана от своеволия власть предержащих отпрысков социализма. Только ведь в этом конкретном конфликте нельзя считать кого-то кровожадным, потому что мы все тянем одну лямку.
– Значит, пусть начальство ест наши спины? – съязвил Гвоздев.
– Не о том речь, – возразил Миланов. – Коль скоро государство бросило человека труда на произвол судьбы, то надо в производственных взаимоотношениях быть заодно с руководством родной организации.
Не понравилась Рудольфу последняя фраза друга, поэтому не стал он после его ухода возражать Гвоздеву по поводу слов, что суждения Миланова зависят от мнений начальства. За перестроечные годы в Рудоль¬фе накопилось столько раздражения на действия властей всех уровней, что любые слова одобрения в их адрес казалась неуместными. При оче-редной встрече с Владимиром Милановым он высказался по этому пово¬ду, но Владимир в ответ отшутился: – «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…»
На цитату из Евангелие Рудольф не нашел возражений, зато заметил, насколько Владимир чем-то угнетен и пытается скрыть это. Рудольфу захотелось вникнуть в причины подавленного душевного состояния сво¬его единомышленника по литературным увлечениям. Наверняка Владимир тоже борется с самим собой, с отголосками былой веры в идеологию материализма. Рудольф, скажем, полжизни прожил послушным исполните¬лем чужой воли, не предполагая, что в глубине души у него есть источник силы, смелости и счастья. Имя этому источнику – вера в предназначение человека жить для добродеяния по законам богобоязненности, повышая свой интеллектуальный уровень и духовно-нравственный уровень общественных взаимоотношений. Однако перед Владимиром Милановым при той встрече он не стал обсуждать эту тему, тем не менее принялся все пристальнее приглядываться к нему, подозревая се¬бя одной из причин ухудшения жизненного тонуса своего товарища. Ведь именно Владимир помог Рудольфу, как автору сборника рассказов, оформить заказ на издание книги. И вот литературные труды Рудольфа Милкоева скоро издадут, но денег по оплате полиграфических затрат с ликвидированной фирмы «Пoиск» издательство никогда не получит. Быть может, Владимир и пережи¬вает из-за этого! Об этом следовало переговорить, что Рудольф и сделал при первой же возможности.
– Чем это ты последнее время озабочен? – поинтересо-вался он у друга. – Если из-за гарантийного письма в полиграфию об оплате изготовления моей книги, то ведь объясняться насчет неупла¬ты придется мне, а тебе жить да радоваться.
Владимир в ответ бросил грустный взгляд и потупился. Тогда Рудольф принялся строить догадки о причинах его угнетенности.
– Дома у тебя все нормально, в поселке тоже полный ажур. Летом я тебе там в выстроенном доме такую печь сложу, что будет почище федулинской.
– В поселке-то у меня и нет ажура, – чуть слышно проговорил Владимир, но вдруг встрепенулся в горьком высказывании: – Сколько живу, не перестаю ужасаться злопамятству людей. Попробуй помешать человеку в его амебных устремлениях к материальному благополучию, он не задумается об исправлении своих эгоистических намерений, а вот вмешательства в его бездуховную жизнь тебе вовек не простит.
Рудольф никак не предполагал, что производственные неприятности так сильно расстроят друга.
– В бригаде поняли твою правоту, – поспешил он его успокоить.
– Я не о бригаде, – возразил тот. – Приваров на меня с лета на¬седает. То новокузнецких дружков подговорил предложить мне органи¬зовать на поселковой усадьбе перевалочную базу, то недавно подос¬лал местных крутых ребят с требованием выделить им на моем приватизированном участке площадку для установки коммерческого киоска.
– На каких правах он на тебя наезжает? – поинтересовался Рудольф.
– Нет у него ничего, кроме обыкновенного письма, известившего одну новокузнецкую фирму о самоликвидации фирмы «Поиск».
У Рудольфа отлегло на сердце, но ощущение опасности не исчезло.
– У тебя в поселке считай полгектара земли. Вот и отдай им пару соток, – дал он дружеский совет.
– Если я поддамся на эту уловку, то снова окажусь на крючке у Приварова, – возразил друг.
Не зная, что еще предложить, Рудольф потерянно замолчал. Тем временем Влади¬мир принялся рассуждать вслух о благоро¬дстве сельского труда, когда человек живет на своей земле не време¬нщиком, а хозяином. Эта вековая мечта раскрепощенного крестьянина о личном наделе передалась Владимиру Миланову от родителей, кото¬рые с детства любили крестьянский труд на благо своей семьи, одна¬ко всю жизнь проработали в колхозе за трудодни. Но тем не менее не исчезла в крестьянстве тяга к земле ни от хрущевской смычки деревни с городом, ни от брежневской политики шефской помощи города деревне. Однако эксперименты социализма никак не способствовали воспитанию в человеке навыков предпринимательства. Потому-то в перестроечной жиз¬ни не гнушался Миланов никаким трудом, чтобы набраться опыта ведения частного дела, научиться новому мышлению, познать меру ответственно¬сти честного бизнеса, понять требования свободного рынка. Земля по любому представлялась ему самым надежным объектом капиталовложения, и приватизированный участок виделся той основой, которая давала воз¬можность работать на своей земле на благо своей семьи.
– Что может быть благороднее жизни человека трудом рук своих на лоне природы! – с пафосом восклицал он. – Поработал лето на своей усадьбе, собрал урожай, и трудись зиму в городе на производстве, – проговорил мечтательно и вдруг задумался. Через мгновение он добавил: – Но мой бывший родственничек ведет свою игру, а на меня у него давно горит зуб, – Здесь он загрустил глазами, тихо подытожив: – Возможно, в чем-то он и прав.
Уяснив тревогу друга, Рудольф задумался всего на несколько секунд. За эти мгновения перед его внутренним взором пронеслась вся жизнь, которая была пока всего лишь ожиданиями лучшей доли. Много желаний юности умерло в нем, и стоит ли об этом жалеть, коль скоро лишь бла¬годаря переосмыслению духовно-нравственных основ жизни понял он справедливость закона человеческого общежития: «Относись к людям так, ка¬кого отношения ты желал бы на их месте для самого себя.»
– А ведь я тоже давно мечтаю о своей земле, – заявил Рудольф, и Владимир тревожно-радостно распахнул глаза. – Ты в стихотворении ве¬рно подметил, что избаловались мы, забыли труд землепашца и без рабо¬ты в городе да своевременной зарплаты не умеем свести концы с конца¬ми, – заметил он теплым голосом, затем, засветившись лицом, предложил: – Отдай свою поселковую усадьбу в обмен на мою однокомнатную квартиру, а земельный участок мы поделим пополам.
– А как же твое писательство? – осведомился Владимир с хмурым видом, в то же время едва сдерживаясь от восторженных проявлений благодарности другу за жизнеутверждающее предложение.
– Без литературного творчества я себя теперь не мыслю, – призна¬лся Рудольф с печальной просветленностью, – однако ж благородное жи¬вое дело никогда не мешало творчеству, – уверенно заявил он, затем развил свою мысль: – И вообще задумка насчет того, чтобы летом труди¬ться в поле, а зимой – в городе, очень верна, и мне весь след жить подобным образом, – закончил он с самым решительным видом, и вдруг весело рассмеялся.
Владимир посмотрел на него взглядом человека, которому давно не до смеха, да только ведь состоявшийся разговор был столь судьбонос¬ный, что он за компанию тоже улыбнулся.
А Рудольф, оборвав смех, заговорил о состоянии своей души, о своей тяге к процессу творчества.
– Ты вовремя отошел от писательства, – заявил он все еще улыбав¬шемуся другу. – Мне сейчас пришло на ум описать наши начинания по освоению сельской целины, – признался он.
– Опиши, – буркнул Владимир в ответ, погасив улыбку. В свое вре¬мя он предостаточно намучился с созданием повести, потом насмотрелся, с каким трудом Рудольф доводил до ума свои рассказы, и понял, что ли¬тературная работа не для него. К тому же сбылась мечта заиметь свою землю и трудиться на ней для себя. Сегодня вот посчастливилось услышать от Рудольфа заманчивое деловое предложение, и Владимир поспешил ухватиться за него.
– Если ты согласен на обмен, то лучшего варианта трудно приду¬мать. Ведь твоя однокомнатная городская квартира расположена на первом этаже, и это идеальный плацдарм для открытия магазина по торговле сельскохозяйственной продукцией и для нашей совмест¬ной коммерческой деятельности, – заверил Владимир друга, протянув ему ру¬ку для рукопожатия в знак состоявшейся сделки.

– 9 –

Встав на путь предпринимательства в сотрудничестве с Владимиром Милановым, Милкоев Рудольф всё чаще обращался мыслями к перипетиям не сложившейся жизни своей. Рыночные взаимоотношения без обиняков показывали невозможность партнерства в бизнес деятельности без взаимопонимания партнеров. Следовательно и супружеские взаимоотношения нельзя строить без взаимопонимания супругов. Насколько же самонадеянным был он, когда при женитьбе вознамерился воспитать молодую жену по своим понятиям жизни. Он и в мыслях не держал, что покладистая в девичестве Светлана Маурина, обретя статус Светланы Милкоевой, будет строить семейную жизнь по обычаям своих предков. И всё бы ничего, да восходили генетические корни Светланы Александровны к представителям исчезнувшего в результате царского геноцида кочевого народа Мури, принадлежавшего к угро-финской группе. Светлана знала о подвиге Данко – юного Мури-Хан-Ко – не из романтического произведения Алексея Максимовича Горького, а из семейных преданий.
Кочевой народ Мури обитал на степных просторах прикамья аж со времен древнеегипетской цивилизации. Мури кочевали с табунами лошадей до берегов Нила и возвращались на берега Камы при первых признаках весеннего тепла, даруемого богом солнца Ра, которому поклонялись. Мури были вольный свободолюбивый народ, не признававший оружия, кроме плети и аркана. При образовании Российского государства они не покорились царю и не приняли христианство, и участь их была решена. Народ Мури был обречен на истребление еще и потому, что при нашествии татаро-монголов они обеспечивали Чингиз-Хана породистыми скакунами и лучшими наездниками для конной разведки. Не спасло Мури от царского гнева то, как во времена Батыя, затеявшего поход на Европу за Дунай, они не стали воевать против своих братьев Мури, когда услышали среди мадьяр их песни, а тайно познакомились с ними. И отпросились Мури – выходцы из прикамья – у Батыя на Каму под предлогом обновления в его войске измученных старых коней молодыми скакунами. Но на самом деле они срочно откочевали в северные края приуралья из опасения мести со стороны Батыя. В этих краях потом и настиг их карающий меч русского царя, о чем есть сведения по 3-й книге С.М. Соловьева «История России с древнейших времен», Москва, Голос, 1993. В книге говориться, что «В июне Морозов вместе с воеводой Федором Салтыковым выступил в новый поход, за 50 верст не дошел до Вятки; ратники его брали в плен одних женщин и детей, мужчин всех побивали».
После актов геноцида остатки народа Мури растворились среди других народностей. Но в памяти его представителей сохранились предания о героях своего народа. Так что Светлана Маурина по праву гордилась своей родословной и, благодаря восприятию духа народа Мури, полностью разделяла взгляды мужа о создании семьи со свободными равноправными взаимоотношениями супругов. Однако идиллия взаимопонимания Рудольфа Милкоева и Светланы Мауриной продолжалась лишь до свадьбы. В замужестве из потомственной Мури получилось то, чего никак не предполагал увидеть Рудольф при выборе в жены веселой общительной девчонки, только как вступившей на трудовой путь. Послушная покладистая молодая жена после рождения ребенка до такой степени развольничалась в роли молодой матери, что напрочь отбила у мужа мечтания о создании с нею счастливой семейной жизни. Пошли у них вместо взаимопонимания супружеские разборки. В результате жене опротивели нотации мужа, омерзели ханжеские сплетни его сестер, и она подала на развод.
Поскольку Рудольф Милкоев имел понятия о семейной жизни на примере рано овдовевшей матери своей, свято верившей канонам единобрачия, то при разводе в нем долго боролись чувства родительского долга с чувством оскорбленного самолюбия верного супруга для жены, которая развольничалась до такой степени, что не единожды советовала мужу заиметь женщину на стороне и не мучить жену сексуальными домогательствами в периоды ее плохого самочувствия. Так что развод состоялся, и Рудольф сбросил с себя груз супружеской непорочности. Лишь годы спустя, благодаря работе с религиозной литературой, осознал он идиотизм своего воспитания. Ни в одном из Священных Писаний не нашел он положения о святости соблюдения единобрачия. Напротив, последнее по времени ниспослания Писание, данное арабским Кораном, прямо предписывает верующим мужчинам брать в жены и двух, и трех, и четырех осиротевших представительниц слабого пола, чтобы заботиться о них, либо брать в жены тех , которыми уже овладели. Одну жену предписано иметь тем, кто не находит в себе способности быть одинаково справедливым ко всем женам.
Шло время. Рудольф увлекся литературным творчеством и чтением религиозных писаний. Тогда-то при изучении содержания текстов Корана и убедился он в том, что обычаи российских мусульман расходятся с религиозными нормами, предписанными Небесной Книгой. Мусульманские деятели при истолковании смысла текстов Корана явно прогибались под законодательство своей страны. Некоторые предписания гласа небес они и вовсе относили к обстоятельствам прошлого. Но ведь Небесное Писание низводилось через пророков всему человечеству на все времена. Следовательно на примере решения нравственных проблем первой мусульманской общины при пророке Мухаммеде гласом небес даны нормы высоконравственного поведения человека любой общественной формации.
Со временем полюбилось Рудольфу размышлять на тему благородства норм поведения, прописанных текстами Корана. Всякий раз в беседах со своими сестрами, регулярно посещавшими церковь, заводил он речь о необходимости жить по исламу. Ведь Коран предписывает нормы поведения на все случаи жизни. Вот сказано: «Сражайтесь на пути Господнем только с теми, кто воюет с вами, но не преступайте грань дозволенного. Воистину, Бог не любит тех, кто преступает. И убивайте врагов, где их настигнете, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас: ведь искушение смуты губительнее убийства!» Это сказано о нормах поведения во время войны. Но о принципах поведения при военном положении говориться следующее: «А кто в отмщении за обиды способен защищаться, то им не следует излишествовать, и тогда нет за ними вины. Вина за теми лишь которые несут обиды людям, злодействуя по земле. Для них – мучительная кара». Говориться и о принципах мирного существования: « Но если не сражаясь с вами, они от вас отступят и предложат вам мир, то Бог не дает вам никакого пути против них». Так что нет на людях греха, если они действует согласно данных положений Священного Писания. Однако куда благочестивее улаживать конфликты мирным путем «И воздаянием зла – зло, подобное ему. Но кто простит и уладит, тому награда у его Бога. Ведь Он не любит несправедливых!» Из этих текстов следует вывод, что чеченские боевики до вторжения в Дагестан по праву рассчитывали на помощь Аллаха. Но после нарушения всех норм ислама превратились они в смутьянов и террористов, ищущих долларовой подачки из-за рубежа, а не награды от Бога.
Разглагольствованиями о справедливости норм дозволенного, данных арабским Кораном, Рудольф добился того, что старшая сестра как-то спросила его: «Так в какого же Бога ты веришь!» Подобная постановка вопроса возмутила Рудольфа. Обозвав сестру многобожницей, он перестал общаться с нею. Однако неприятие и непонимание русскими людьми текстов Корана в переводе советского академика И.Ю. Крачковского было налицо. Следовательно, подобными переводами с озвучиванием имен пророков и слова «Бог» на манер звучания по-арабски совершается в души россиян диверсия затуманивания сути религии, низведенной арабскими письменами. Человеку, поверившему в истинность этого Писания, приходится постигать религиозную сущность его содержания по дореволюционному переводу Корана Г.С. Саблуковым.
Всецело занимаясь литературно-богословскими делами, Рудольф не вдруг заметил, что на кухне у него расплодились тараканы. Взялся он систематически истреблять теплолюбивых паразитов всеми возможными средствами и вскоре убедился, что не действуют на них ни порошки, ни мелки. Тараканы превосходно адаптировались к любым ядохимикатам и не собирались погибать. Это вгоняло Рудольфа в уныние, и не видел он перспективы избавления от вездесущих тварей, потому что квартира его располагалась на первом этаже, а в подвальных помещениях было тепло и сыро. От бессилия в решении столь прозаической проблемы, отвлекающей от литературных занятий, однажды он в сердцах про себя воскликнул: «Господи! Если Ты есть, то избави меня от этих тварей!» И при таких мыслях провел он остатком мелка на кухне по плинтусам и вокруг электроплиты. Провел, не надеясь на действие мелка и намереваясь в дальнейшем еще что-нибудь приобрести из арсенала борьбы с тараканами. Но на следующий день он заметил, что тараканы-то на кухне полезли шибко искореженными, словно их снедал некий недуг. А через неделю от тараканов на кухне не осталось и следа.
Рудольф верил и не верил свершившемуся чуду. Но вот пришло весеннее тепло, и тараканы расплодились у него за деревянной подставкой под раковину. Тогда кольнула его мысль в соответствии слов из Корана: «Вспоминайте же Меня, и Я вспомню вас; будьте благодарны Мне и не будьте отрицающими Меня!»
С мыслями о Боге отодвинул Рудольф из-под раковины деревянную подставку и принялся уничтожать тараканов механическим способом , ибо не было у него под рукой противотараканьих средств. Да разве ж заберешься во все щели самодельной подставки! А потому вернул он подставку на свое место с чувством неудовлетворенности своими действиями. Каково же было его удивление, когда к вечеру из щелей подставки полезли уцелевшие тараканьи особи наружу. И лезли они от мал до велика, словно что-то гнало их.
Исчезли тараканы во всех потаенных местах кухни. И убедился Рудольф, что благодаря его мольбе даровано ему наводить взглядом некое поле, создающее смертельные условия для тех паразитов, которых он возненавидел.
Долго не покидало Рудольфа чувство стыда за былое отрицание Бога. И принялся он по приобретенной в мечети книжечке «Порядок совершения молитвы – намаза» изучать молитвенные слова из Корана и ритуальные движения при совершении намаза. Однако тексты мусульманских молитв заучивал он в переводе на русский язык, ибо был убежден, что Богу угодны праведные мысли и добрые дела человека, а не показуха веры зубрешкой молитв арабским текстом.
Когда Рудольф Милкоев в один из апрельских дней поднялся на второй этаж деревянного здания городской мечети и, разувшись, прошел в молитвенную залу, никто из служителей этого заведения не вышел ни из бытовых комнат первого этажа, ни из кабинета имама. И мелькнула в голове Рудольфа горькая мысль: Насколько же надоел он здесь своими посещениями с просьбами помощи исламской литературой, с предложениями издания своих рассказов на религиозные темы, с разговорами о необходимости молиться на государственном языке своей страны. И при этом не посещал он пятничные общие молитвы, не вникал в заботы завершения строительства городской Соборной мечети. Ясно, что мусульманам здешней общины нет нужды в подобном прихожанине.
С такими вот мыслями встал Рудольф лицом к молитвенному коврику, поднял ладошки рук к голове и, прикоснувшись большими пальцами рук до мочек ушей, развернул ладошки в сторону вознесения молитвы и мысленно произнес: «Господь величайший!» Он знал, что при любом посещении мечети верующий обязан совершать молитву (намаз) в два ракаата, что слова молитвы следует произносить по-арабски. Но вместо арабского «Аллах акбар» он прошептал по-русски «Господь величайший» на родном государственном языке своей страны. После этих слов он положил ладошки рук на живот правая поверх левой и повел текст дуа (мольбы) шепотом русскими словами, то есть в переводе с арабского на родной государственный язык своей страны:  Слава Тебе, о Боже! И хвала Тебе! Благословенно имя Твое, превозношу величие Твое, нет бога, кроме Тебя!
Вслед за мольбой полагалось произнести основную мусульманскую молитву текстом суры Аль-Фатиха. И ее Рудольф шептал тоже в переводе на родном государственном языке с полным осознанием сути произносимого текста: «С именем Бога Милостивого, Милосердного! Хвала Богу, Господу миров! Милостивому, Милосердному, Царю в День Суда! Тебе мы поклоняемся и у Тебя просим помощи: веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, на которых не раздражался, и которые не заблудились».
Вел Рудольф молитву и по опыту своей прежней жизни активиста-атеиста понимал, что никому из людей материалистического мировоззрения не нужны его прозрения насчет необходимости соблюдения норм Священного Писания, низведенного гласом небес. Отвернулись от него православные родственники, и мусульмане в мечети не желают прислушиваться к его мнению о произнесении молитв на государственном языке своей страны. Горько сделалось Рудольфу от осознания своего бессилия в деле исправления религиозных искривлений. А потому при шептании текста коротенькой суры: «С именем Бога Милостивого, Милосердного! Скажи: «Он – Бог – един, Бог вечный; не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один!» почувствовал он комок в горле. Когда же вслед за поясным поклоном со словами: «Слава Господу моему Величайшему! Бог слышит тех, кто возносит Его! Наш Господь! Мы Тебе поклоняемся. Господь величайший!» пошел он на земной поклон и, уткнувшись носом и лбом в пол, устланный коврами, зашептал слова: «Слава Господу Величайшему!», то слезы подступили к его глазам: слезы успокоения , после которых он с чувством закончил все позиции, положенные при выполнении намаза.
               
                – 10 –

Убедившись в наличии взаимосвязи материального и духовного миров, Рудольф Милкоев решил далее жить по Корану, потому что поверил в необходимость построения жизни в соответствии религиозных законов. Он с радостью взялся бы за соблюдение христианских норм религиозной практики, если бы церковные деятели отделили в христианской религии божественные предначертания от людских вымыслов. Но увы! Церковь обожествляла постулаты Единства Святой Троицы, взятые не из текстов древних рукописей Евангелие, а принятые путем голосования Первым Церковным Собором. Из-за этих несуразных домыслов о Всевышнем Творце всего сущего порвали в свое время первые христианские общины (т.н. дохалкидонские церкви) с Православным Константинополем всякие отношения. Теперь же при общение с Православным Форумом через интернет и Рудольф убедился в невозможности достучаться до сознания православных деятелей божественными истинами, коль скоро они скрывают факт того, что повеления гласа небес запрещают придавать Богу сотоварищей в деле свершения Его творений, что Христос – только посланник Бога, сотворенный по Его Слову. Запрещают Священные Писания какое бы то ни было обожествление кумиров. Посланники Бога являются всего лишь исполнителями Божественного повеления и сами по себе ничего не могли творить. Из этого следует, что грех молиться перед изображениями божеств, что следует очень задуматься над словами из Евангелие о узких вратах в обитель Рая для идущих по пути веры с именем Господа Христа на устах. Грех великий придавать Богу равных и почитать божествами кого-либо помимо Бога Единого. В христианстве, разве что, протестанты-лютеране соответствуют требованиям единобожия, ибо служат Богу без обожествления праведной девы Марии, без поклонения перед иконами и без возвеличивания святых угодников. Но люди, экзальтированные проповедями о чудотворных иконах, действительно способны совершать подвиги. Только ведь верующие должны очень поразмыслить: чья же помощь приходит к тем, кто нарушает заповеди Священного Писания.

Материальный мир полон сатанинских искушений. Если порок Христос в конце своего земного пребывания сказал апостолу Петру: «Отойди от меня, сатана! Ты мне соблазн, потому что думаешь не о том, то Божие, но что человеческое!» И церковь, основанная на откровениях апостолов,  служит наущениям сатаны, мамоне изображениями богоравными пророка Христа и праведной девы Марии. Сказано в Коране: «не прощает Бог чтобы Ему придавали сотоварищей, но прощает то, что меньше этого, кому пожелает. А кто придает Богу сотоварищей, тот измыслил  великий грех.
На ложных домыслах не построишь праведную жизнь. Из худого семени не вырастет доброе дерево. Разуверился Рудольф в искренности поведения людей православного вероисповедания. А по мере изучения ислама разуверился он и в искренности истолкования смысла арабских текстов Корана людьми, воспитанными в мусульманской среде. Поэтому решил он в дальнейшей жизни своей руководствоваться нравственными нормами поведения, прописанными текстами Библии и Корана, не копируя манеры поведения мусульман. Пришел Рудольф к выводу о необходимости воссоздания семейных отношений с бывшей женой браком по-мусульмански. Ведь именно Светлана Маурина стала матерью его сына, а теперь вот для внука заменила мать. Так что он просто обязан наставлять через нее отпрысков своих на путь истины. Озаботившись новым пониманием роли мужчины в семье, вышел Рудольф субботним апрельским днем из дома и отправился в гости к бывшей жене. Предстоящее объяснение следовало обмозговать, а потому несколько остановок городского пути шел он пешком и даже решил заглянуть к старым знакомым, жившим на той же улице у городской окраины частным домом.
      С бутылкой в кармане, приобретенной по пути, заявился Рудольф к старым знакомым, застав дома лишь хозяина. Рудольф теперь избегал выпивок, позволяя себе при праздниках лишь рюмку коньяку. Но сейчас при встрече с давнишним знакомым он выпил бутылку водки на двоих. Иначе он поступить не мог, ибо сказано в Коране, что горе верующим тем, кто небрежет в своих молитвах и тем не менее ставит свою веру напоказ. Говорится в Небесной Книге и о том, что нет греха на тех, которые уверовали и творили благие дела, в том, что они вкушают, коль они богобоязненны, и веруют, и добрые дела творили, потом были богобоязненны и делали добро. Поэтому он и не стал афишировать свои обретенные религиозные убеждения. Он по себе знал, как не легко человеку атеистического воспитания повернуться к соблюдению норм божественного мировоззрения. Каково будет его давнишнему знакомому наблюдать резкую перемену поведения Рудольфа Милкоева по непонятным для материалистов постулатам веры в первичность духовного мира и вторичность его материальных проявлений. Вера приходит благодаря обретения божественного мировоззрения. Верующему человеку следует избегать показухи веры.
С такими мыслями шел Рудольф от знакомого по захолустной улочке городской окраины, поглядывал по сторонам и не верил, что эта тихая улочка через пару сотен метров приведет его к высотным зданиям, взирающим своими фасадами на людской муравейник городской барахолки.
Улочка не спешила в субботний день нарушать режим отдохновения от трудов истекшей недели. Но всё же и на этой безлюдной улице нарисовалась некая старушка с собачкой, И Рудольфу вздумалось обогнать столь медленную попутчицу, шедшую несколькими метрами впереди его. Но вот навстречу бабке из переулка выскочили две собаки покрупнее, яростно облаивая ее, в то время, как собачонка радостно завиляла хвостом при их появлении. Собаки демонстрировали свое злобное отношение к незнакомому пешеходу.
Рудольф сбавил ход в надежде, что старушка с собачкой свернет в переулок, а с нею уйдут и злые собаки, которых поддерживали солидарным лаем все цепные шавки местной округи. Но вот бабуля ушла в переулок, а две злые собаки остались на улочке, и пешеходу сделалось не по себе. Тут мелькнула в голове Рудольфа мысль о том, что Бог близок, отвечает призыву зовущего, да не был он уверен в дозволенности обращения с мольбою к Богу при подпитии. Но тотчас он устыдился мысли насчет Священного Писания, говорящего о недопустимости показывать спину перед лицом агрессии.
Засунув руки в карманы, пошел Рудольф неспешным шагом пешехода прямо на собак. И собаки разбежались в стороны при виде его спокойной походки. Однако он ощущал, что они пристраиваются к нему сзади. А потому собрал он всю волю в кулак и шел, не делая лишних движений. Тем не менее собачьи зубы хватанули его одновременно за обе ноги. Но он не ощутил боли от их укуса. Это можно было объяснить и тем, что сегодня обул он сапожки, поверх которых выпустил штанины брюк. Однако правую-то ногу собачий клык достал через штанину по живому месту выше сапога!
Видимо, сказалось нервное состояние ожидания пакостного нападения собак на мирного пешехода. Рудольф четко отметил момент этого нападения и именно при укусе резко развернулся к собакам, выхватив правую руку из кармана.
– Это что такое! – гневно бросил он в собак слова, ибо рука его была пуста. И вот от окрика и от его взгляда обе собаки столь стремительно бросились наутек, что в мгновение ока исчезли с улочки. Тотчас как по команде смолкли все цепные собачонки, заливавшиеся до этого лаем поддержки нападавшим шавкам. На улочке установилась гробовая тишина. В окнах домов заколыхались занавесочки любопытствующих зрителей.
– Экие трусливые твари, – подумал Рудольф, продолжая свой путь.
В квартире Светланы Рудольф не обнаружил через дверь ни малейших признаков жизни. Подсунув под дверь записочку, чтобы ждали его в следующую субботу, он отправился восвояси. На неделе сходил в поликлинику для проверки на предмет бешенства укусившей его собаки. Но все обошлось. Ранка от укуса затянулась и не вызывала беспокойства. Так что всеми помыслами он готовился к предстоящей встрече субботнего дня, но в пятницу бывшая жена сама заявилась к нему с внуком на руках.
– Какими судьбами! – радостно приветствовал Рудольф их появление.
– Ходили к педиатру, по пути зашли к тебе, – сообщила Светлана, опуская внука с рук на пол. Тот немедленно посеменил по коридору к двери ведущей в комнату. Здесь в дверном замке торчал ключик, и малыш сосредоточил все внимание на нем, потянувшись к нему.
– Двери и замки – его любимое занятие, – усмехнулась Светлана, проходя мимо внука в комнату.
Рудольф не видел внука около года, и разница в поведении ребенка была поразительна. Тогда этот карапуз только начинал ползать, а сейчас ходил и действовал. Однако Рудольфу следовало бы помнить о поразительных изменениях своего «я», которые отразились даже на его внешнем виде.
– Ты что, аэробикой занялся! – отметила Светлана эволюционные изменения во внешнем виде Рудольфа.
– Нет не аэробикой. Это благодаря моим религиозным занятиям, – признался он, потому что не собирался утаивать от Светланы изменений в своей душе и намеревался агитировать ее на построение семейных взаимоотношений согласно религиозных норм.
Пока Рудольф собирался с мыслями, Светлана прошла на кухню, проговорив:
– Нас в субботу дома не бывает. По выходным я подрабатываю на барахолке, а с Колей сидит моя мама.
Сообщив эту информацию, Светлана без паузы перешла на другое:
– У тебя картошка есть! – спросила она.
– Есть покупная. Своя давно кончилась, – отвечал Рудольф машинально, потому что намеревался говорить совершенно о другом. И вот, сбитый с мысли, он обронил в адрес бывшей тещи: – Не лень ей возиться с правнуком. Мало ей досталось внуков нянчить.
– Коля у нее самый любимый, – хохотнула Светлана.
– Потому что маленький, – возразил Рудольф.
А Светлана, не беря во внимание его реплику, вела свое повествование:
– Этой весной, только-только сделалось тепло, и мама решила прибраться на балконе. Коля был рядом с нею, но в комнате. Вот он шурудил да дергал задвижку балконных дверей и запер ее на балконе, – рассмеялась рассказчица. – И принялась мама на балконе куковать: – Коленька, солнышко! Открой бабуле дверь! Уговаривала-уговаривала, и он все же сдвинул задвижку, впустил ее в комнату.
– В кого он такой рыжий! – усмехнулся Рудольф.
– Мама говорит, что у нее таким же был рыжим дядя по линии отца.
– Этак-то и у меня есть одна двоюродная сестра: рыжая и конопатая по линии отца. Отец тоже был с рыжими усами, – вспомнил Рудольф, – в общем есть в кого, – подытожил он.
Пока Светлана с Рудольфом беседовали, их внук оставил дверь комнаты ввиду невозможности завладеть ключиком врезного замка и пробрался к входным дверям, где вовсю щелкал самодельной задвижкой. Но из-за тугоухости Рудольф не слышал этого. К счастью входная дверь у него открывалась со скрипом. Светлана уловила скрип двери и устремилась мимо Рудольфа, как угорелая. Несмотря на фигуру приземистой пышки, она вмиг оказалась в коридоре.
– Коля! Нельзя, – увлекла она ребенка.
Рудольф понял ее тревогу, прошел к входным дверям и помимо задвижки запер дверь на врезной замок.
– Зачем ты заезжал в субботу? – поинтересовалась Светлана, когда он вернулся в комнату.
– Я пришел к вере в Бога, – заявил Рудольф без обидняков. – поэтому решил далее жить по Корану. Надеюсь найти в тебе помощницу такой линии моего поведения. Если по судьбе было суждено, что именно ты являешься матерью моего сына, а теперь вот и внуку заменяешь мать, то сам Бог направляет меня к тебе для заключения семейного союза на духовной основе во имя воспитания наших отпрысков. Если бы у меня при нашем разводе были правильные понятия о соблюдении религиозных норм поведения, то не было бы нашего развода. Ты тогда была близка по взглядам на взаимоотношения супругов к нормам Корана. Поэтому нам теперь следует оформить брак по-мусульмански. Брак, заключенный в мечети, не дает в нашей стране никаких имущественных гражданских прав. И нужен он нам для духовного самосовершенствования, для воспитания себя и детей в рамках порядочности поведения, в рамках соблюдения высоконравственных норм общежития при любых условиях общественной жизни.
Своим заявлением Рудольф огорошил Светлану, и она от удивления плюхнулась на диван. А он, видя ее состояние, продолжил объяснение:
– Не думай, что этот, так называемый никях, нужен мне для сексуальных отношений. По Корану можно иметь и двух, и трех, и четырех жен. Была бы возможность у мужчины содержать их.
– И на скольких жен хватит твоего достатка! – осведомилась Светлана.
– Не хватит и на одну, – вдохнул Рудольф. – Но дело не в этом, – заговорил он убежденно и страстно. – При любых материальных условиях необходимо жить в соответствии религиозных норм, потому что они низведены на землю Космическим Разумом. Все библейские события, все сведения из Корана подтверждаются открытиями современной науки. Вот в Коране сказано, что Бог все живое выводит посредство воды, что человек при сотворении является каплей воды из семени источаемого и создается в трех мраках. И что же! В двадцатом веке научно установлено, что при оплодотворении яйцеклетки мужской сперматозоид не проникает в нее, а лишь передает ей капельку жидкости, в которой содержится вся информация о зарождаемом человеке. Установила новейшая медицина и то, что плод ребенка в утробе матери действительно проходит три стадии развития. Вот тебе и Коран, тексты которого не изменены с момента написания ни единой запятой! Или возьми Библию, тексты которой иудеи могли в чем-то изменить. В ней совершенно четко говориться, что небеса являются твердью. То есть из космоса на землю идут все повеления о сотворении земных условий проживания. Сейчас ученые всего мира взялись за изучение великой тайны воды. Вода-то, оказывается, обладает памятью и воспринимает от внешних воздействий всю информацию. Структура воды меняется от механических воздействий, от магнитного поля, от звуковых колебаний. Так что святая вода получается не столько из-за ионов серебра, сколько за счет молитв. И лечение святой водой – это не миф. При испарении и при замерзании вода избавляется от полученной информации. Когда я это узнал, то понял смысл слов о том, что Бог утвердил свой трон на воде.
– И это говорит бывший зам.парторга по идеологии, – хмыкнула Светлана, уловив из речи Рудольфа лишь его пристрастие к вере.
– Бывший зам.парторга гнилой идеологии материализма, – возразил ей Рудольф и продолжил рассуждения: – Все библейские события имели место быть. Согласно мусульманским преданиям Адам и Ева встретились на земле в окрестностях горы Арафат, которая поэтому и является местом для ритуальных посещений при совершении паломничества в Мекку. Бог простил им их прегрешения и даровал Белый камень для обозначения места вознесения молитв Богу. Так что люди поклонялись Богу Единому со времен пророка Адама. Но люди расплодились и развратились, и от грехов человеческих Белый камень превратился в Черный.
Теперь посмотри на потоп, в наличии следов которого на земле уже никто не сомневается. Лишь строят предположения: каким же образом была осуществлена эта божья кара. Есть гипотеза, что в землю врезалась комета льда углекислот, пылевое облако которой сначала обволокло небосвод и вызвало конденсацию влаги из земной атмосферы. А затем ядро кометы упал в Атлантический океан и выплеснуло его на сушу. Это объясняет слова из Священных Писаний, что волны при потопе были как горы.
После потопа люди на земле вновь расплодились и развратились в измышлениях идолов. Тогда из среды идолопоклонников явился юноша, предавшийся служению Богу Единому. Пророк Авраам пришел к единобожию путем размышления и разума. Когда у Авраама родился сын-первенец Исмаил от служанки Агарь, когда после рождения Исаака Сарра настояла на выселение Агари с четырнадцати летним Исмаилом в пустыню, когда Исмаил вырос и возмужал, глас божий повелел Аврааму возвести основы молитвенного Дома на земле. И открыл Бог Аврааму местонахождение Черного камня, который был когда-то Белым камнем, дарованным Адаму для вознесения молитв Богу. Вмуровал Авраам Черный камень в угол возводимого Святилища Кааба, и сохранился этот камень в строении кубической формы высотой пятнадцать метров до наших дней, хотя за многие тысячелетия Кааба не единожды ремонтировалась. Это Святилище со временем оказалось в руках все тех же идолопоклонников, потому что после Авраама и его сына Исмаила среди арабов-кочевников не было пророка. Лишь со времен пророка Мухаммеда стала Кааба истинным направлением для вознесения молитв Богу.
Рудольф с радостью делился обретенными сведениями из истории зарождения ислама, но Светлана слушала его вполуха, и лишь только он закончил повествование на духовную тему, задала вопрос на прозу дня:
– У тебя деньги есть?
– Тебе зачем! – нахмурился Рудольф.
– Внуку на питание.
– А что же отец! – спросил Рудольф с нажимом. – Или Никита думает всю жизнь с дубинкой воздух пинать!
– Никита ушел из милиции шофером в фирму к другу, а там у них пока не получается с заработками.
– Это другое дело, – одобрил Рудольф изменение профессиональной деятельности своего сына. – пора ему обеспечивать свою жизнь за счет конкретного созидательного труда, а для этого нужны навыки.
– Тогда дай денег внуку! – с улыбкой остановила Светлана воспитательную речь бывшего супруга своего.
– Конечно, какой разговор! – воодушевился Рудольф. – На той неделе нам выдали зарплату за первый квартал, – похвалился он. – Обещают в течение первого полугодия и прошлогодние долги отдать.
При этих словах Рудольф достал кошелек, взял себе запланированное и передал остальные деньги Светлане, которая, похоже что, не ожидала столь положительного результата от своего обращения.
– Если что, летом мы тебе поможем, – пообещала она.
– Мне по любому проще выкрутиться, чем вам, – возразил Рудольф. – У меня до сих пор есть прошлогодние соленые грузди, – похвалился он.
Когда Рудольф с внуком на руках и Светлана с авоськой картошки в руках заявились к ней на квартиру, там хозяйничали двое мужчин смуглой внешности, устанавливая по коридору коробки с фруктами. Отметив это, Рудольф тотчас вышел на лестничную площадку. Оставив сумку, вышла к нему и Светлана. Здесь она сообщила, что пустила на квартиру торговцев из Таджикистана, и заявила:
– У тебя насчет религий каша в голове. Эти мусульмане только и знают произносить «Аллах окбар».
– Аллах акбар по-арабски означает «Господь величайший», – возразил Рудольф и принялся объяснять историю распространения ислама. – Это арабы приучили их заучивать молитвы по-арабски, оставив мусульман неарабских стран после распада Османской империи без переводов текста молитв и всего Корана на язык их стран. Откуда же нашим мусульманам знать содержание текстов арабского Корана! Они верят истолкованию текстов знатоками Корана и мусульманской практики. А в религиозной практике ислама арабы после Мухаммеда навыдумывали таких нововведений, что дальше ехать некуда. Ввели летоисчисление мусульманской эры не со времени возложения на Мухаммеда пророческой миссии, а с момента переселения первой общины мусульман из Мекки в Медину. Ввели лунный календарь, ввели запрет на перевод текстов Корана. И в современной жизни они продолжают нарушать предписания религии истины. Вот, скажем, предписано по Корану женам пророка и верующим женщинам сближать на себе покрывала, чтобы не быть узнанными и не подвергнуться оскорблению. Но вместо скромности и скрытности пошла мода на показуху веры манерными одеждами, и вот уже мусульманские представительницы арабских стран для показухи веры отстаивают в европейских странах право на ношение платка. А ведь платок обязателен только при молитве, а ведь выставление веры напоказ грешно. Или взять тех же террористов. Библия и Коран предписывают совершать кровную месть в соответствии причиненного зла, потому что в этом заложена сохранность жизни. Тем не менее месть по Корану не поощряется. В нем прямо говорится, что кто простит и уладит, тому награда от Бога. Знают ли об этом террористы, совершающие слепой террор! Знают ли смертники, что, взрывая себя, они губят свою душу! Ведь они верующие и, убивая себя, убивают верующего человека. А это по Корану влечет проклятие Господне. Ах, Света, если бы арабы жили по Корану, не наказывал бы их Бог современными неурядицами жизни, Тоже самое наблюдается и у мусульман неарабских стран. Где уж нашим мусульманам внедрять в жизнь высоконравственные предписания гласа небес, если они пытаются отнести некоторые тексты Корана всего лишь к описанию обстоятельств жизни первой мусульманской общины. Предписано Кораном иметь двух, трех, четырех жен,- необходимо добиваться такого общественного обустройства, чтобы верующие мужчины могли заботиться о тех женщинах, с которыми повязаны судьбой. Поэтому, Света, давай жить по Корану, чтобы заключить брак по-мусульмански. Я и любовницу проведу через никях.
– Вот и начни с любовницы, – прервала Светлана речь Рудольфа. – Если ты говоришь, что от этого никях твое отношение к нам не изменится, то зачем мне ради показа твоих религиозных задвигов брать на себя роль преданной мужу жены.
– Это у тебя каша в голове, а не у меня! – возмутился Рудольф заявлению бывшей жены, передавая ей внука. – Конечно, я буду помогать вам при любых обстоятельствах, – твердо пообещал он. – Вот хотел с получки купить брюки и рубашку, да вам деньги нужнее. Но ты прикинь, как без твоего участия мне прививать своим отпрыскам религиозно-нравственные понятия ведения жизни! В общем, если ты так и останешься бывшей, то внук подрастет, и я заберу его к себе.
При последних словах Рудольф крутанулся и пошел восвояси.
После той встречи к Рудольфу на неделе заехал сын Никита. Он вручил сверток со словами: – Мать просила тебе передать.
В свертке оказались две рубашки и пара брюк из гардероба Никиты.
– Хорошо, что ты моего роста, – одобрил Рудольф родственный жест сына, но Никита не поддержал его приветливый тон.
– Говоришь «заберу внука», а кто еще позволит забрать! – выдал он заученное и вышел.
Рудольфу от этих слов сделалось и горько и радостно. « Дай Бог, – подумалось ему, – чтобы ты впрягся в воспитание своего сына так же, как я когда-то впрягся в твое воспитание».


Глава пятая

– 1 –

Воскресным февральским днем по заснеженной улочке городской окраины медленно продвигался легковой автомобиль. Когда он остановился у тропинки, ведущей к дому с четырьмя окнами по фасаду, из его салона нарисовались три молодые женщины, а с переднего сиденья к ним присоединился высокий стройный парень. Приехавшие были здесь явно не впервой, а потому их появление не вызвало любопытства в окнах домов пустынной улицы. Но Рудольф, ме¬льком глянув в окно на шум машины, прилип к стеклу. Ему показалось нечто знакомое в парне, оставшемся в машине за рулем, и он подумал о сыне, с которым не виделся больше года. Сын, конечно же, не знал, что отцу при обмене квартиры на поселковую усадьбу достался придел дома родителей Надежды Милановой, куда Рудольф и въехал пару недель назад. Здесь он только-только обживался, а потому сейчас, заметив среди приехавших летнюю поселковую знакомую, постеснялся выйти на улицу.
Так и не определив, кто же остался в машине, Рудольф отошел от окна к двери, чтобы посмотреть на приехавших. Вот ему и пригодился дверной глазок, вделанный здесь по привычке прежней жизни. Порадовался Рудольф и тому, что на веранде из перевезенной мебели оставил лишь старенький кухонный столик. Именно около стола и остановились посетители. Благодаря этому Рудольфу удалось даже в дверной глазок разглядеть: насколько привлекательно выглядела женщина, которая отправилась за входную дверь дома, сделав жест попутчикам подождать. В ее отсутствие молодой мужчина сразу загрустил, а две подружки уеди¬нились у стола. Таким образом интересовавшая Рудольфа особа оказалась как раз напротив дверного глазка.
То была Саша Федулина, которая заехала с Любой Рамаевой в частный дом ее родственников, потому что тянулась к напарнице по работе, желая перенять от нее навыки поведения молодой самоуверенной женщины. Сейчас, поджидая возвращение Любы, она и думать не могла, что за невзрачной две¬рью придела дома находится тот, которого летом в поселке все прочили ей женихом. И мать и тетка хвалили Рудольфа Милкоева, помогавшего своему другу благоустраивать поселковую усадьбу. Они находили в нем массу достоинств и открыто предлагали Саше Рудольфа претендентом в мужья. Но она отмахивалась от их намеков, потому что была увлечена город¬ским дружком. Когда же по осени ей так и не удалось помириться с любовником, она задумалась о неприглядности жизни женщины одиночки.
Рудольфу тоже не удалось создать семейные взаимоотношения со своей бывшей на основе брака по-мусульмански, и зимой он сожалел о летней своей инертности в отношении Саши Федулиной. Так что не из праздного любопытства сейчас уселся он на табурет перед дверным глазком, но из желания понаблюдать свою заочную избранницу.
И вот Рудольф увидел, как парень, заскучавший после ухода с веранды симпатичной попутчицы своей, достал из кармана пальто тряпичный сверток, похожий на кисет, свернул из полоски газеты самокрутку и набил ее некоей травкой.
Сделав пару затяжек, парень с ухмылкой протянул самодельную сигаретку женщинам. У Рудольфа, наблюдавшего за дверью через глазок эту сцену, сжалось сердце. Однако предложенную сигаретку взяла та, что стояла рядом с Сашей, и на сердце у Рудольфа отлегло. Но вот наркоманка, войдя в радужность от принятой дозы наркотического дыма, с ухмылкой предложила курнуть своей соседке, и у Рудольфа вновь перехватило дыхание. Задышал он лишь после протестующего брезгливого жеста Саши.
Долго Рудольф не мог прийти в себя после увиденного. Уже давно вернулась на веранду та, что приезжала к хозяевам дома с визитом, давно уехала вся ком¬пания за пределы тихой улочки, а он все сидел перед дверьми своей ко¬мнаты, и прелесть солнечного дня померкла для него. Наконец он очнулся, собрался и поехал к Милановым отдохнуть в атмосфере дружеского общения.
Когда Рудольф рассказал друзьям о своих наблюдениях перекура наркоманов, он не заметил на их лицах и тени беспокойства.
– Это школьная подруга Любы, – догадалась Надежда о личности ку¬рившей женщины. – Верка на той улице живет. Она пока только покурива¬ет и не колется. А вот отец у нее всю жизнь на игле сидел. Мать-то у нее нормальная, но она после гибели непутевого муженька привечает наркоманов и алкашей, и сама стала попивать.
– А тот хлыщ! – тревожился Рудольф. – Люба-то ваша, похоже что, с ним дружит!
– С Кириллом все дружат, – возразила Надежда, с усмешкой взгля¬нув на Владимира, н тот тоже усмехнулся, но промолчал. Тем временем жена его продолжила прояснять ситуацию:
– Этот Кирилл надумал держать торговый киоск зимой в городе, а летом в поселке, и Люба устроилась к нему работать на пару с какой-то деревенской девахой.
Слушал Рудольф достоверные сведения своих друзей и потерянно молчал. Не нравилось ему, с каким спокойствием говорят Милановы о подозрительной работе родственницы и не осуждают ее дружбы с нарко¬манкой Веркой. Ведь это черт-те что может произойти, если не пресе¬кать контактов с подобными людьми! Не нравилось и то, что Владимир при обсуждении щекотливой темы отмалчивался, a Надежда столь хлад¬нокровно рассуждала о неприглядных действиях молодежи, словно стре¬милась показать при этом собственную осведомленность спецификой затронутой проблемы и свою непричастность к подобному образу поведения.
– Люба знает цену этой Верке, – нарушил-таки Владимир мол¬чание. – Она хоть и ведет без мужа разгульную жизнь, но меру соблюдает: не запилась и не опустилась. Во всяком случае деньги от соуч¬редительства ликвидированной фирмы все до копеечки оформила по вкла¬ду на совершеннолетие своей дочурки, – одобрил он племянницу жены.
– И Анютку свекровке спихнула тоже, наверное, до совершенноле¬тия, – проехалась Надежда в адрес племянницы.
– Как у тебя дела с издательством? – обратился Владимир к другу, проигнорировав мнение жены в отношении родственницы.
– Книга издана, – поведал Рудольф о своих творческих успехах так, словно не он неделю назад при получении авторских экземпляров чуть ли не прыгал от счастья, которое омрачали лишь рыночные трудности из¬дания. Но о трудностях сейчас говорилось с самым без¬заботным видом: – И насчет оплаты тиража был разговор. Я признался о невозможности оплаты заказа по тиражированию книги, сославшись на банкротство фирмы спонсоров. Короче, подписал весь тираж в пользу издательства для реализации книги по их усмотре¬нию, – сообщил новоявленный писатель итоги своей творческой деятель¬ности с таким видом, что по его лицу невозможно было определить, ка¬кое море радости бушует в нем из-за признания первой же его книги в качестве товара.
– Это же замечательно! – восхитился Владимир успехам Рудольфа еще и потому, что его сообщение закрывало дело о письме насчет гарантии оплаты типографских затрат, составленном на бланке с печатями после закрытия фирмы «Поиск». Поэтому сейчас он предложил: – Надо это дело отметить, – затем, обняв Рудольфа за плечи, объяснил жене: – У него вышла в свет книга не каким-то самиздатом, а с официальной издательской регистрацией, и теперь ее бу¬дут читать в библиотеках.
– Я не против, – поддержала Надежда мужа. – Да только у нас в хо¬лодильнике пусто, – призналась она. – Так что пойдем-ка вдвоем по ма¬газинам и сделаем запас. А Рудольф пусть побудет здесь, пока Андрей спит в своей комнате.
Но тут пятилетний сын Милановых, словно услышав слова матери, поя¬вился из детской, протирая кулачонками заспанные глаза. Однако он не обеспокоился сбором родителей на улицу, и с удовольствием согласился побыть с дядей Рудом. Ведь мама и папа этого дядю тоже любят. Сейчас мама вернулась от дверей и подала дяде Руду несколько листов бумаги, прого-ворив с улыбкой: – Прочитай вот, пока мы ходим.
Оставшись с ребенком, Рудольф не нашел лучшего занятия, как читать предложенный текст вслух. Он нисколько не усомнился в пригодности данного литературного произведения для детских ушей, поскольку оно было озаглавлено как сказка A.C. Пушкина с комментариями поэта-любителя В.И. Миланова.
– Сказка: Царь Никита и сорок его дочерей, – начал Рудольф гро¬мко, но по мере чтения все сбавлял голос и чуть было не перешел на шепот:

(Пушкин сказки пел открыто про царей. И вот Никиту
Выбрал он в цари-герои, повесть дивную построил
И поведал скромно нам: Как любили раньше дам.
Наше время не богато на любовь. И от разврата
Многих Бог не уберег. Всем известно, что меж ног
Женский род горазд на ласки, дыркой, созданной для встряски.
Пушкин это тоже знал, но намеками писал.
В наш безбожный век мы вправе гений Пушкина прославить.
Не любил поэт лукавить. Но хоть капельку прибавить
Надо в сем повествованье, чтобы дать всему названье.
А чтоб с Пушкиным не спутать /для меня уж слишком круто
Заявление такое/, я не пел его героя.
Просто кое-что подправил, дописал и в скобки вставил.)
Царь Никита жил когда-то праздно, весело, богато,
Не творил добра, ни зла, и земля его цвела.
Царь трудился понемногу, кушал, пил, молился богу,
И от разных матерей (от придворных дам-****ей)
прижил сорок дочерей.
Сорок девушек прелестных, сорок ангелов небесных,
Милых сердцем и душой. Что за ножка – боже мой,
Ум – с ума свести бы мог. Словом, с головы до ног
Душу, сердце все пленяло; одного недоставало.
Да чего же одного? Так, безделки, ничего.
Ничего иль очень мало, все равно – недоставало.
Как бы это изъяснить, чтоб совсем не рассердить
Богомольной вашей дуры слишком чопорной цензуры.
Как быть... Помоги мне Бог! У царевен между ног...
(Не было одной безделки: просто дырки в виде щелки,
Чем гордятся все девицы и мечтают пригодиться
Милым пламенным дружкам, превращаясь в пылких дам).
Нет, уж это слишком ясно и для скромности опасно,
Так, иначе как-нибудь: Я люблю в Венере грудь,
Губки, ножку особливо, но любовное огниво –
Цель желанья моего... Что такое? … Ничего!...
Ничего иль очень мало... и того-то не бывало
У царевен молодых, шаловливых и живых.
Их чудесное рожденье привело в недоуменье
Все придворные сердца. Грустно было для отца
И для матерей печальных. А от бабок повивальных
Как узнал о том народ – всякий тут разинул рот.
Ахал, охал, дивовался, а иной хоть и смеялся,
Да тихонько, чтобы в путь до Нерчинска не махнуть.
(Ни к чему всему народу знать, что новую породу
Наплодил развратный царь. Да такое даже встарь
Не случалось в этом мире, чтоб у женщин вместе были
Две дыры в одном проходе. Как тут быть? С таким исходом
Призадумаешься вдруг: Это чудо иль недуг?)
Царь созвал своих придворных, нянек, мамушек покорных.
Им держал такой наказ: «Если кто-нибудь из вас
Дочерей греху научит, или мыслить их приучит
(Что среди придворных дам можно принимать армян),
Или только намекнет, что у них недостает,
Иль двусмысленное скажет, или кукиш им покажет,
То – шутить я не привык – бабам вырежу язык,
А мужчинам нечто хуже, что порой бывает туже.
Царь был строг, но справедлив, а приказ красноречив;
Всяк со страхом поклонился, остеречься всяк решился,
Ухо всяк держал востро и хранил свое добро.
Жены бедные боялись, чтоб мужья не проболтались.
Втайне думали мужья: «Провинись, жена моя».
/Видно, сердцем были гневны/. Подросли мои царевны.
(Ноги, бедра как у всех, но не знали женский грех.
А их бедные мамашки свои стертые мохнашки
Не казали дочерям. И для всех придворных дам
Был неписаный закон: Не встречаться нагишом,
В туалет ходить отдельно, чтоб не видели царевны,
Что у баб у всех меж ног щель да кучерявый мох.
Так и жили б те, бедняжки, хуже, чем в скиту монашки.)
Жаль их стало. Царь в совет: изложил там свой предмет:
Так и так – довольно ясно, тихо, шепотом, негласно,
Осторожнее от слуг.
Призадумались бояре, как лечить такой недуг.
Вот один советник старый поклонился всем – и вдруг
В лысый лоб рукою брякнул и царю он так вавакнул:
«О, премудрый государь!
Не взыщи мою ты дерзость, если про людскую мерзость
Расскажу, что было встарь.
Мне была знакома сводня. / Где она и чем сегодня?
Верно, тем же, чем была./ Бабка ведьмою слыла,
Всем недугам пособляла, немощь членов исцеляла.
Вот ее бы разыскать;
Ведьма дело все поправит: А что надо – то и вставит»,
– «Так за ней сейчас послать! – восклицает царь Никита,
Брови сдвинувши сердито: – Тотчас ведьму отыскать!
Если ж нас она обманет, чего надо не достанет,
На бобах нас проведет, или с умыслом солжет,
Будь не царь я, а бездельник, если в чистый понедельник
Сжечь колдунью не велю: И тем небо умолю».
Вот секретно, осторожно, по курьерской подорожной
И во все земли концы были посланы гонцы.
Они скачут, всюду рыщут и царю колдунью ищут.
Год проходит и другой – нету вести никакой.
Наконец один ретивый вдруг напал на след счастливый.
Он заехал в темный лес. / Видно, вел его сам бес/.
Видит он: в лесу избушка, ведьма в ней живет, старушка.
Как он был царев посол, то к ней прямо и вошел,
Поклонился ведьме смело, изложил царево дело:
Как царевны рождены и чего все лишены.
Ведьма мигом все смекнула... В дверь гонца она толкнула,
Так промолвив: «Уходи поскорей и без оглядки,...
Не то бойся лихорадки...
Через три дня приходи за посылкой и ответом,
Только помни – чуть с рассветом».
После ведьма заперлась, уголечком запаслась,
Трое суток ворожила так, что беса приманила.
Что отправить во дворец, сам принес он ей ларец,
Полный грешными делами, обожаемыми нами.
Там их было всех сортов, всех размеров, всех цветов.
Все отборные, с кудрями...
Ведьма все перебрала, сорок лучших оточла,
Их в салфетку завернула и на ключ в ларец замкнула,
С ним отправила гонца, дав на путь серебреца.
Едет он. Заря зарделась... Отдых сделать захотелось,
Захотелось закусить, жажду водкой утолить:
Он был малый аккуратный, всем запасся в путь обратный.
Вот коня он разнуздал и покойно кушать стал.
Конь пасется. Он мечтает, как его царь вознесет,
Графом, князем назовет. Что же ларчик заключает?
Что царю в нем ведьма шлет?
В щелку смотрит: нет не видно, заперт плотно. Как обидно!
Любопытство страх берет и всего его тревожит.
Ухо он к замку приложит –
Ничего не чует слух; нюхает – знакомый дух...
Тьфу ты пропасть! Что за чудо! Посмотреть ей-ей не худо.
И не вытерпел гонец... Но лишь отпер он ларец,
Птички – порх – и улетели, и кругом на сучья сели.
(Даже песню засвистели, шлепая смешно губами
с кучерявыми усами.)
Наш гонец давай их звать, сухарями их прельщать:
Крошки сыплет – все напрасно / видно, кормятся не тем/.
На сучках им петь прекрасно, а в ларце сидеть зачем?
Вот тащится вдоль дороги, вся согнувшися дугой,
Бабка старая с клюкой. Наш гонец ей бухнул в ноги:
«Пропаду я с головой! Помоги, будь мать родная!
Посмотри, беда какая: не могу их изловить.
Как же горю пособить?»
Вверх старуха посмотрела, плюнула и прошипела:
«Поступил ты хоть и скверно, но не плачься, не тужи…
Ты им только покажи – сами все слетят, наверно».
«Ну, спасибо!» – он сказал…И лишь только показал –
Птички вмиг к нему слетели и квартирой овладели.
(Тут гонец наш не зевал. Он мужское дело знал.
Сразу сорок одному не случалось никому.
Потому поочередно натянул он их свободно
и сложил в ларец пустой.)
Чтоб не знать беды другой, он без дальних оговорок
Тотчас их под ключ все сорок и отправился домой.
(Лишь царевны получили это чудо, то решили
По совету старых дам обратиться к лекарям,
Чтобы вшили те зануды им меж ног мужское блюдо.
И когда мечты свершились, от любви сердца забились.
Так что разные послы в них влюбились, как ослы).
Царь на радости такой задал тотчас пир горой:
Семь дней сряду пировали, целый месяц отдыхали;
Царь совет весь наградил, да и ведьму не забыл:
Из кунсткамеры в подарок ей послал в спирту огарок
/ Тот, который всех дивил /,
Две ехидны, два скелета из того же кабинета…
Награжден был и гонец, вот и сказочке конец.
Многие меня поносят и теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу? Что за дело им? Хочу...
(Ну, а я скажу к тому же: не ищи здесь дикий ужас,
Пушкин говорил в свой срок: «Сказка – ложь, да в ней намек,»)

Сказка была не для детских ушей, но Рудольф прочитал ее вслух до конца, посмеиваясь в местах удачного комментария.
А что же маленький слушатель?
Андрей был польщен тем, что уважаемый его родителями взрослый дядя ведет себя с ним на равных и читает ему самые настоящие стихи с непо¬нятными, наверное, ругательными словами, на которые взрослые были бо¬льшими мастерами. Некоторые матерки Андрей уже слышал, но смысла их понять не мог, а сейчас и вовсе запутался в разгадывании новых слов. Последнее время взрослые все чаще удивляли его обилием знаний всевоз¬можных непонятных выражений. Особенно в песнях у них встречаются со¬вершенно невнятные слова. Этой осенью понравилась ему песня на свадьбе у соседей, которую так красиво горланили гости: «Когда б имел златые горы и реки, полные вина». Андрей сразу запомнил, как ее петь, только вот со словами сладить никак не мог и произносил их автомати¬чески по запомнившемуся звучанию: «Когда б имел златые горы и реки, полные вина, сегодня был салазки в горы, и ты младенец мой всегда».
Однажды мама прислушалась к его пению и позвала папу, и они вместе смеялись и тискали его. Но после этого случая Андрей стеснялся гром¬ко петь ту песню. Из прочитанной сказки он тоже ничего не понял, по¬этому, когда вернувшиеся папа с мамой стали разговаривать и смеяться с дядей Рудом над прочитанным, он ушел заниматься своими машинками.
Взрослые в отсутствии ребенка быстро организовали застолье, где Владимир похвалился перед Рудольфом своими предпринимательскими дела¬ми и предложил:
– Впрягайся и ты. Вдвоем мы твою квартиру быстро переделаем под магазин и к лету развернем торговлю овощами. Я под бизнес-план хлопо¬чу безвозвратный кредит, так что можно будет и уличные палатки орга¬низовать.
– 2 –

Разговор с Милановыми не изменил мнение Рудольфа о легкомысленнос¬ти поведения молодого поколения. Картина увиденного беззастенчивого перекура наркоманов на веранде дома потрясла его сознание, заставив задуматься о причинах утраты обществом морально-нравственных норм воспитания человека. Он все пытался провести параллель между временем своей комсомольской юности с временем теперешней молодой поросли. Как ни горько было думать, но получалось, что именно его поколение, вос¬питанное на идейно-материалистической тарабарщине отрицания семьи и частной собственности для построения коммунистического общества, и выт¬равило из людей понятие об истинном предназначении земной жизни.
Разобравшись с мерой ответственности родителей за нравственную сто¬рону воспитания своих детей, он на неделе заехал к сыну. Однако того дома не оказалось. Светлана же поведала Рудольфу, что их сын минувшие выходные работал на грузовой машине. Убедившись, что в воск¬ресенье за рулем легковой машины сын находиться не мог, Рудольф поинтересовался у бывшей жены о внуке. По ее словам получалось, что внук в данный момент спит в соседней комнате, и тревожить его нельзя. Поскольку иных тем для беседы с бывшей женой у Рудольфа не было, он, оставив сыну запис¬ку с адресом своего нового места жительства, поспешил с кухни на выход. И тут в коридоре он увидел у входной двери рыжеголового малыша, вов¬сю шурудившего дверным шпингалетом в попытках сдвинуть его.
– Ах, мое солнышко! – ринулась к малютке бабушка в обгон посети¬теля, не забыв по пути прикрыть дверь комнаты, распахнутую разбегав¬шимся несмышленышем. И все же Рудольф успел заметить в комнате молодого муж¬чину, сидевшего перед экраном телевизора.
– Это друг Никиты, – заверила хозяйка бывшего супруга, который от неловкости нарушения идиллии чужих взаимоотношений поспешно склонился к внуку.
Хозяйка тоже склонилась к ребенку, целуя его в щечку и приговаривая: – Кто это к Коленьке приехал? К Коле дедушка приехал.
Она ворковала над малышом, и тот, протянув к Рудольфу рученки, надумал признать деда.
– А бабушка у Коли где? – поддержал Рудольф родственный разговор, беря притихшего мальчонку на руки.
– Там, – замахал тот правой рукой в неопределенном направлении.
– Он бабушкой зовет мою маму, – смеясь, сообщила бабушка ребенка.
– Где же у Коли мама? – поинтересовался дед, предполагая услышать: «мама тю-тю», но внук показал на свою кровную бабушку, четко проговорив: – Вот мама.
Рудольфу не глянулось, что внуку преподносят ложные понятия, и он отправил его с рук на пол.
– Человек обязан знать о существовании родной матери, какая бы она ни была, – упрекнул он бывшую жену, затем склонился к несмышле¬нышу с вопросом о папе, ожидая в ответ услышать: «Папа уехал на сво¬ей бибике», но малыш выдал другое:
– Вот папа, – отвечал трехлетний мальчонка, направляясь к двери общей комнаты и натыкаясь на предусмотрительную бабушкину ногу.
– Иди к маме, – взяла она внука на руки.
– Все ясно, – проговорил Рудольф, выходя из квартиры в сопровож¬дении внука на руках бабушки и жестко выговаривая ей: – Если бы не сын, я бы давно забыл к тебе дорогу.
И тут он глянул на маленького родненького человечка, и добавил мно¬го мягче:
– То, что ты внуку заменила мать, тебе зачтется. Однако нельзя воспитывать детей во лжи. Думай не о своем тщеславии, а о том, как бы не нанести ребенку душевную травму фактом запоздалого знакомства с блудной родительницей, бросившей его на произвол судьбы.
– Подрастет, тогда и расскажем, – отвечала на это бывшая жена Рудольфа, самоотверженно предавшаяся инстинкту материнства.

– 3 –

Чем основательнее знания, тем сильнее желание применить их на пра¬ктике жизни. Полюбилось Рудольфу Милкоеву по мере изучения рели¬гиозных Писаний мечтать о создании государства с равными возможностями его гражданам иметь счастливую жизнь на основе душевного покоя. Все беды материальной жизни проистекают из-за игнорирования людьми божественных норм поведения. Общество, провозгласившее целью своего совершенствования материальные достижения технического прогресса, обречено на духовную деградацию. Обретенные свободы в таком обществе воспринимаются за вседозволенность. Тогда как свобода личности необходима для осознанного выбора методов предпринимательской деятельности. При капитализме свобода частного предпринимательства священна не во имя золотого тельца, а из-за возможности создания при рыночных условиях таких общественных взаимоотношений, при которых процветает бизнес деятельность, основанная на высоконравственных принципах хозяйствования. Когда российские предприниматели осознают взаимосвязь благополучия своей бизнес деятельности с благополучием жизни общества, тогда и установятся справедливые общественные взаимоотношения, Тогда каждый человек сможет добиться земных благ за счет конкретного созидательного труда, и обрести надежду на счастливую долю в жизни будущей за счет своего добродеяния и высоконравственного поведения по законам богобоязненности.
Вот какими категориями научился мыслить Рудольф Милкоев. Со временем религиозный образ мышления превратился для него в норму, став его мировоззрением. Анализируя пагубность разнузданного поведения людей через призму божественного мировоззрения, пришел он к выводу о необходимости строить дальнейшую жизнь свою по Корану. Но при воплощении этого решения в практику жизни столкнулся Рудольф с неприятием близкими людьми его благих намерений. Наиболее остро это выявилось при его попытке узаконить взаимоотношения с бывшей женой на основе брака по-мусульмански. Вот почему теперь он даже Владимиру Миланову не признавался, что стал соблюдать мусульманскую религиозную практику.
В делах предпринимательства у Рудольфа Милкоева не было от Владимира Миланова никаких тайн. Он помогал компаньону во всех его начинаниях по организации частного дела и не отказывал ему в помощи при решении вопросов личной жизни. Когда Владимир при реконструкции бывшей квартиры Рудольфа под овощной магазин предложил Рудольфу взять совместное шефство над племянницей своей жены, тот охотно поддержал его.
– Нам осталось в магазине побелить да покрасить. А это логичнее сделать после того, как мы оборудуем выход на улицу, – обосновал Владимир необходимость передышки в строительстве и пошутил: – Заморозим нашу стройку до весеннего тепла. – Затем он поведал следующее:
– Давно собираюсь съездить к Любе, и жене не единожды намекал о необходимости такого визита, но она даже слушать не хочет. А тем временем ее племянница второй год без роди-тельского присмотра болтается по жизни, словно дерьмо в проруби.
Рудольфу понравилась озадаченность друга судьбою родственницы, и они отправились с визитом, даже не позвонив той, к которой ехали. К счастью, Люба оказалась дома. Впустив их в прихожую, она не выка¬зала негаданным посетителям и грана радости, и Рудольфу показалось, что она чем-то встревожена. Так что, пока Владимир, отрекомендовав его компаньоном и другом, распространялся перед Любой насчет предс¬тоящего юбилея ее бабушки, Рудольфу подумалось, а не ее ли визи¬теров только что спугнули они у подъезда дома, когда при их поя¬влении во дворе какой-то мужчина выглянул из кабины грузового «Москвича» с так называемым шиньоном, чтобы сделать знак рукой шоферу, грузившему в кузов машины картонные коробки, и тот быстренько зак¬руглился, сел за баранку и поспешно укатил, и это было похоже на бегство.
Тем временем Владимир, агитировавший Любу на юбилей своей тещи, после ее слов, что до шестидесятилетия ее бабушки впереди еще целая неделя, перевел разговор на 8-е Марта, предлагая завтра отметить всем родственницам этот праздник опять же у его тещи, и такая идея Любе понравилась. Более того, она не возражала, чтобы посетители ради знакомства начали отмечать женский праздник сейчас и здесь, а потому пригласила негаданных гостей на кухню, направившись туда первой, отметившись по пути перед зеркалом и задернув штору, откры¬вавшую вид в комнату.
Рудольфу прежде не доводилось в обыкновенной однокомнатной квар¬тире наблюдать такое обилие штор. Шторы были в прихожей перед входными дверьми, перед нишей в стене, приспособленной под раздевалку, шторами отделялся проем комнаты от общего ее пространства, и они же делили длинную узкую комнату поперек на две части. И все же, несмотря на шторы, Рудольфу удалось заметить в комнате вдоль стены за шифоньером ряд картонных коробок, а на диване спящую жен¬щину. Зато на кухне он не нашел и намека на шторы. Здесь даже окно было украшено всего лишь легонькой занавеской. Тем не менее кухня ему показалась уютной и чистой вопреки неприбранной со стола по¬суде. Возможно, на радужность его впечатлений действовало то обсто¬ятельство, что он бросал взоры на хозяйку, на стройный гибкий стан ее с цыганскими движениями и увертками во время ходьбы. А ее креп¬кие стройные ножки, то и дело интимно проглядывавшие в мгновения волнения полы халата, застегнутого всего лишь на пару верхних пуго¬вок, могли свести с ума. Не мудрено, что Рудольф глядел на хозяйку, и не только на ее привлекательное лицо, излучающее задор молодой же¬нщины: кровь с молоком, таившей в дымчатых, с темно-вишневыми зрач¬ками, глазах томность и загадочность женской натуры.
Люба, конечно же, знала себе цену. Сейчас она была уверена, что этот Рудольф втюрился в нее с первого взгляда, а потому вела себя в духе избитых фривольностей, свойственных женщинам, потерявшим веру в порядочность жизни. Она и до замужества подозревала о силе женского обаяния, а овдовев, быстро усвоила практику ди¬алога между мужчиной и женщиной, когда мужчины от всплеска интимного вле¬чения при намеке приглянувшейся женщины на доступность теряют самообладание вместе с верностью супружескому долгу.
Заметив, что между Любой и Рудольфом вспыхнул взаимный интерес, Владимир решил разыграть эту карту и стал изображать из своего дру¬га богатого респектабельного мужчину. Заговорив на те¬му выпивки под хорошую закуску, он вынудил Любу показать, что у нее в холодильнике пусто.
– Так ты отправь Рудольфа по магазинам! – предложил он таким тоном, словно тот был давнишним ее дружком. – И сама с ним пройдись, да держись к нему поближе. Сейчас большая редкость встре¬тить холостого богатого мужчину.
Своими речами Владимир вогнал друга в краску, зато молодой хозяйке понравилось и предложение родственника и смущение Рудольфа.
– А хоть и женатый, лишь бы был богатый, – отвечала она с улы¬бкой.
Таким образом Рудольф оказался в довольно щекотливом положении, потому что в кошельке у него было как всегда тоскливо, но перед лицом прекрасной дамы признаться в этом он не хотел.
Затаив на Владимира обиду за то, что выставляет бедного компань¬она в идиотском виде при наличии в собственном кармане кругленькой суммы только что полученного на организацию индивидуального частно¬го предприятия безвозвратного кредита, Рудольф небрежно обронил:
– У меня с собой всего двадцать, – и вынул кошелек с та-ким видом, словно дома лежали миллионные суммы, а эту ничтожную мелочь не хотелось даже доставать.
Однако зря Рудольф заподозрил Владимира в коварстве. Тот вовсе не собирался его компрометировать. Он тотчас вынул из записной кни¬жки с десяток пятитысячных купюр и вручил их Любе, затем сходил в прихожую к пальто за кошельком, из которого взял четыре новеньких пятидесяти рублевки, протянув их Рудольфу, как одну, при этом погля-дывая на Любу. Но надо отдать должное женщине, которая даже не взг¬лянула на чужие деньги, удовлетворившись собственными. Шел год рублевой деноминации, съевшей с денежных купюр лишние нули, однако денежные знаки с добавкой трех нулей пока тоже были в ходу.
В замешательстве от происходящего, Рудольф не спешил брать день¬ги, и Владимир стоял с ними в протянутой руке, продолжая беседовать с Любой.
– На диване у тебя отдыхает не Анастасии ли Федулиной дочка? – поинтересовался он.
– Да, – подтвердила Люба. – Это Саша Федулина.
– То-то гляжу: вроде как видел ее в поселке, – изображал Владимир из себя в отношении бывшей любовницы постороннего, затем спросил тоном праздного любопытства:
– Она что, живет у тебя?
– Нет, – возразила Люба. – Она меня на работе в киоске подменя¬ет, затем передает товар другой бригадной паре. Вот и зашла сразу после своей смены.
– Бригадный подряд, – хмыкнул Владимир, продолжая держать пе¬ред Рудольфом деньги.
– Да бери же! – воззвал он к нему. – Это твой заработок по ре¬конструкции квартиры под магазин. Все в соответствии бизнес плана.
Рудольфу эта зарплата была манной с неба. Взяв деньги, он тотчас украдкой, по привычке хоть что-то иметь в кошельке на черный день, пару купюр сунул в потайное отделение, а сам все с благодарностью смотрел на друга, который тем временем агитировал хозяйку быстрее идти по магазинам. Вскоре дело у них дошло до обсуждения покупок, причем Владимир грозился пить только водку, тогда как Люба настаивала на портвейне.
– Возьмем и то и другое, – вмешался Рудольф, прекратив тем самым их веселый спор.
– Что ж, пошли! – поддержала Люба его решение, тотчас прижав¬шись грудью к его плечу в попытке взять у Владимира хозяйственную сумку, которую тот давно намеревался eй передать, но теперь держал подальше, с улыбкой поглядывая на осчастливленную деньгами пару. И все же Люба изловчилась выхватить сумку из рук родственника и направилась с нею в прихожую, а Рудольф остался стоять на кухне в состоянии оцепенения от женских прикосновений, разбудивших в нем прилив горячих сил, со¬шедших было от перестроечной жизни на нет. Но мужские силы за истекший летний период вернулись к Рудольфу в полном объеме, быть может, благодаря советам Владимира: пить чай с добавкой зверобоя. Так или иначе, а сейчас в нем взыграла кровь, приведя его в замешательство.
Одевшись, Рудольф вышел вместе с Любой на улицу. Той все было ясно насчет его состояния, а потому она без робости взяла его под руку и принялась раскручивать по магазинам на всю кату¬шку. И, по ее наблюдениям, ей это удалось, и, убедившись в послушнос¬ти доверчивого кавалера, повела она его в некое заведение полупод¬вального типа, куда уважающие себя женщины предпочитают не заходить. Но Люба привычно спустилась по лестнице в подвальчик, в интерьере которого оказались всего лишь три деревянные стола с деревянными же скамейками, а вдоль стены от окошечка киоска по продаже на разлив вина и пива шла грубо сработанная полка, служившая столом для пью¬щих стоя.
Вот в какое злачное место вошла Люба, как к себе домой, и ее при¬ход был тотчас отмечен завсегдатаями бара. Во всяком случае, находи¬вшиеся здесь три разгульные, бабенки немедленно подошли к ней. Возг¬лавляла их та самая Верка, которая в дверной глазок на веранде дома показалась Рудольфу привлекательной. И при ближайшем рассмотрении Верка выглядела симпатичной, несмотря на помятости лица, венчавшиеся синяком под левым глазом.
– Ах, Люба! – выдала она радость от встречи с одноклассницей, словно не виделась с нею несколько лет.
Изобразив восторг от встречи с подругой, приглядевшись к Рудольфу, Верка без обиняков перешла к делу:
– Возьми нам по стаканчику, – обратилась она к бывшей однокласснице.
Однако Люба зашла сюда не с целью тратиться, а из желания похвалиться своим новым почитателем. Так что в ответ на обращение своей подруги она весело заявила:
– У меня на всех денег не хватит, – и продемонстрировала дамскую сумочку. Лишь Рудольф знал, что у Любы деньги есть, а потому посмотрел на нее чуть ли не с восторгом.
– А у него? – поинтересовалась одна из Любиных знакомых.
– У него денег – куры не клюют, – спровоцировала Люба Рудольфа к новым тратам. Он заказал три стакана вина, а по подсказке Любы доплатил и за четвертый, все еще не веря, что та будет в кругу алкашек смаковать рассыпуху, как в годы его молодости прозвали деше¬вые вина, продаваемые на разлив. Пока Люба за милую душу пила вино с похмельными знакомыми, Рудольф с хозяйственной сумкой в руках скромно стоял у выхода из этого злачного заведения.
В бар тем временем вошел мужчина средних лет да пенсионного вида женщина. Мужчина сходу прошел к пьющей группе женщин, а пенсионерка задержалась у киоска, заказав стаканчик и выпив его не отходя от ка¬ссы. Лишь после этого она присела к ближайшему столу и перевела дух. В это время Верка за соседним столом, продемонстрировав подошедшему мужчине свой пустой стакан, принялась агитировать Любу на новую порцию выпивки.
Тем временем одна из алкашек подсела к опохмелившейся пенсионерке.
– Что, баба Аня! Отремонтировал твой дед электроплитку? – по¬вела она разговор.
– Надолго ли, – отвечала та со вздохом облегчения, рожденного опохмелкой.
– Хочешь, я еще принесу! – напрашивалась подсевшая к пенсионер¬ке на выполнение платной услуги.
– Мой опять заругается, – отнекивалась та.
– Ну, тогда займи нам пятерку! – принялась клянчить молодая алкашка у пожилой. – Вам же вчера пенсию дали, – упрекнула она бабу Аню так, словно пенсию той выдали из кармана забулдыжных посетителей пивных заведений. Деньги шаромыжка занимала без отдачи, тем не менее баба Аня послушно полезла рукой во внутренний карман пальто.
– Пятерок теперь нет, – сообщила она. – На десятку, да возьми и мне стаканчик, а то вставать не хочется.
Тем временем Рудольф у выхода переминался с ноги на ногу. Покинуть сомнительное заведение без своей спут¬ницы он не мог, а присесть на лавочку к пьющей старухе не хотел. Та-ким образом, выглядел он сейчас чопорным богатым лопухом, талант¬ливо раскрученным Любкой, которая была здесь своя в доску. Отлично понимая это, вовремя вспомнив, что их ждут дома, он решительно прошел в зал за своей подружкой. И Люба откликнулась на его призыв, тотчас направившись на выход, даже не притронувшись к только что заказанной порции вина. Компания оценила этот жест и не задерживала ее, лишь Рудолъфа тормознула все та же Верка просьбой «закурить». Но он был готов к чему-то подобному, и на ее просьбу отреагировал тем, что поплотнее сомкнул авоську с покупками, затем свободной рукой до¬стал из кармана рублевую монетку нового образца и всучил разгульной бабенке, порекомендовав с грустной усмешкой: – Купишь сама.
Выйдя на улицу, Рудольф облегченно вздохнул, вызвав улыбку своей спутницы, давно заметившей его напряженное состояние. А ему действи¬тельно было не по себе. Все увиденное в баре напоминало пору его молодости с той лишь разницей, что в застойный период социализ¬ма подобные заведения были излюбленным местом времяпрепровождения для пьющей рабочей молодежи, тогда как в перестроечные годы здесь большей частью ошивались шаромыги да бомжи.
Никуда более не заходя, пошли они домой, где Владимир за время их отсутствия приготовил из картошки жаркое. Можно было накрывать стол, и за это дело взялась сама хозяйка. Наши друзья тем временем отправились в коридор, не решившись пройти в комнату, где спала та, о которой сейчас оба думали, стесняясь признаться в этом даже самим себе. Вскоре они вернулись на кухню к столу, где Владимир, сбросив задумчивость, принялся дурачиться и соблазнять Любу выпить водки. Однако та предпочитала по¬ртвейн, в итоге выпив его целую бутылку. Мужчины опорожнили бутылку водки на двоих и чувствовали себя превосходно. Нельзя сказать, чтобы Люба после сегодняшней выпивки была пьянее гостей, и ей сейчас было забавно подмечать их ожидание симптомов ее опьянения, потому что сегодня она выпила лишь половину того, что не единожды случалось ей выпивать без каких-либо последствий для са¬моконтроля. Но застольные кавалеры не знали этого, а потому при уборке посуды принялась она изображать поддатую женщину, то и дело наты¬каясь на них грудью. Когда же оба мужика вошли в смущение от ее упругих прикосновений и принялись помогать ей, передавая тарелки со стола из рук в руки, она умудрилась «случайно» плюхнуться поочередно тому и другому на колени. Если во Владимире нашла она волевую сдержанность, то его друг ответил мужской твердостью. Убедившись в полной победе над новым знакомым, оставила она его в покое, взявшись донимать непоко¬лебимого родственника. Когда в ответ на ее агитацию сходить еще за выпивкой Владимир ответил отказом, она надулась и ушла в комнату, плюхнувшись там на диван, разбудив тем самым свою сменщицу.
Таким образом Саша Федулина проснулась на квартире своей напарницы по работе в тот момент, когда Рудольф с Владимиром выходили из кухни. Немало удивившись их появлению, она подхватилась с дивана, где спала одетая, но босая, и тотчас пошлепала в коридор, хлопнула дверью ванной комнаты, громыхнула мусорным ведром, зажурчала в ра¬ковине водопроводной водой. Bсe это она проделала столь стремительно, что два друга успели лишь переглянуться. Она их не поприветствовала, и теперь им не оставалось ничего иного, как убраться восвояси.
Уже будучи одетым, Владимир вернулся в комнату и принялся агитировать Любу перейти работать в нему.
– Зачем сутками просиживать в киоске, если можно работать опре¬деленное время за просторным прилавком! – принялся он разрисовывать условия работы в своем магазине, но не дождался от родственницы ответа, а потому поспешил повернуть разговор на праздни¬чную тему:
– Так ты завтра обязательно приезжай к бабушке, – напомнил Владимир племяннице жены об их договоренности. – Кстати, Рудольф живет в их доме и занимает придел, – соблазнял он родственницу, но та молчала.

– 4 –

– Ну, как тебе наша Люба? – поинтересовался Владимир у Рудольфа, едва они вышли из квартиры. Тот не знал, что и отвечать, пос¬кольку видел Любу впервые и понятия не имел о прогрессе в ее склон¬ностях к выпивке. Зато Владимиру метаморфозы родственницы в освоении алкашных навыков были очень заметны. Кроме того, сегодня он заподозрил в ней и иные пагубные наклонности, а потому с раздражением объявил:
– Вот что значит наследственность папы алкаша и разгульной мамы.
– Не слишком ли ты строг к ней? – возразил Рудольф.
– Строг? – возмутился Владимир, замедляя шаг, и Рудольф тотчас остановился, чтобы выслушать его. Они были на выходе из пустынного двора, но Владимир все равно с опаской достал из внутреннего карма¬на пальто бумажный пакетик формата упаковки лаврового листа и подал оппоненту.
– Открой, посмотри, – предложил он хмуро.
В упаковке оказалась сушеная травка с запахом конопляной дури.
– Гашиш! – удивился Рудольф, возвращая пакет.
– Или афганская анаша, – возразил Владимир. – А ты говоришь: «строг», – упрекнул он собеседника, убирая пакет в карман, хотя Рудольф молчал, ошарашенный увиденным.
– Я еще во дворе, когда увидел, как при знаке Приварова Твердозубов Кирилл на «Москвиче» дал ходу, заподозрил неладное, – приступил Владимир к рассказу, удивив Рудольфа своей зоркостью, поскольку тот тоже видел все это, но на расстоянии не разглядел их общих знакомых. Владимир же, оказывается, все подметил, однако вида не подал и сейчас сообщал удивительные вещи: – Пока ты с Любой ходил по магазинам, я вскрыл в комнате одну из коробок, что стоят за шифоньером, – сообщил он с ви¬дом брезгливости. По всей видимости, в нем всколыхнулось чувство отвратительности своего поступка. Пусть и ради торжества истины дейст¬вовал он в соответствии идей материализма: «Цель оправдывает средс-тво ее достижения», и поступил по-воровски, то есть подло.
– Этикетка на коробках: «Сухофрукты, Таджикистан» – для отвода глаз, – сообщил он результаты вскрытия. – На самом деле в коробках вот такие пакетики оранжевого цвета, замаскированные компотной сме¬сью.
– Может быть, Люба не знает, что в коробках! – сделал Рудольф предположение. Уж очень не хотелось ему думать о симпатичной женщи¬не столь погано.
– Нынешняя молодежь все знает, – возразил на это Владимир и до¬бавил: – А ведь при самоликвидации фирмы я предупреждал ее, чтобы она больше не связывалась с Приваровым.
Далее говорить им было не о чем, потому что оба почувствовали себя окунувшимися в дерьмо.
– Придется мне прекращать это дело, – промолвил Владимир с уны¬лой задумчивостью, после чего долго шел молча. И только перед расс¬таванием он заговорил снова: – Ведь люди, жирующие на грехе наркома¬нии, порочнее самих наркоманов. Те, бедолаги, своим пагубным пристрастием себя же и низводят до безобразного образа жизни.
Слушал Рудольф друга с восхищением из-за его намерения: встать на защиту молодого поколения от наркотической заразы. Скажем, Рудольф тоже давно знал про пагубность наркомании, но никогда не помышлял противостоять темным силам наркобизнеса. Вырос он в такой местности, где дикорастущая конопля повсеместно встречалась по уре¬зам сопок. Мальчишками они конечно же баловались махоркой, но некоторые его сверстники пробовали-таки и коноплю, и кое-кто закончил свою жизнь наркоманом. Вспомнилась сейчас Рудольфу юность и то, как после третьего класса летом пасли они с одноклассником ме¬лкий скот, а потому имели в кармане спички, поскольку они считались атрибутом профессии пастуха. В подражание взрослым бывала у них в кармане и махорка. А конопля! Эта наркотическая травка встречалась аж рядом с поселком, однако они и в мыслях не держали соприкасаться с преступным баловством. Даже за махорку Рудольфу от родителей так влетело, что запомнилось на всю жизнь. В тот период детства он чувс¬твовал себя вольно, коль скоро отец умер, и мать с горя ходит сама не своя. И все же однажды она обнаружила в кармане брюк младшего сы¬на щепотку махорки. Она не взялась за ремень, да и поздно было, пос¬кольку по сельским понятиям работающий мальчишка считался добытчиком. Словно очнувшись к жизни от накатившей на нее новой беды, мать спро¬сила: – Ты не курить ли начал? – и Рудольф сжался от ее вопро¬са, но не от страха наказания, а от жалости к ней. Тогда он матери твердо пообещал: – Курить я не буду, я буду выпивать, – и выполнил свое обещание. На его жизненное решение повлияло то, что оба старших брата только как осознанно бросили курить.
Всколыхнулись в Рудольфе картины детства, и вспомнились последствия наркомании на судьбе его сверстников. Один его друг юности с конопли перешел на самодельный опиум, однако за годы армейской слу¬жбы сумел уйти от наркотической зависимости. И все равно поплатился он за разврат молодости тем, что не дотянул даже до сорока лет жиз¬ни. Так что Рудольф отлично знал, как все начинается с безобидного, казалось бы, курения наркотической травки. Тем не менее, увидев в дверной глазок перекур наркоманов, он не восстал против зла, а огра¬ничился контролем за сыном. Владимир же решился на искоренение исто¬чника наркотической заразы во имя спасения многих.
– Что ж, действуй, но будь осторожен, – посоветовал Рудольф другу и пояснил свою точку зрения: – Официально разоблачить бывшего ро¬дственника ты не сумеешь, потому что рычаги местной власти на его стороне, а вот навредить близким людям сможешь.
Заметив, что эти слова подействовали на Владимира удручающе, Рудольф сменил тональность высказываний:
– Поступай в соответствии своих духовно-нравственных понятий и помни, что мы с тобой – единомышленники, то есть – братья по убеждениям, и это выше родства по крови. Так что в случае чего за тебя найдется кому отомстить.
Заручившись такой поддержкой, Владимир твердо решил довести задуманное дело до конца. Едва дождавшись рабочей недели, отправился он в мэрию и подгадал подъехать к началу рабочего дня, однако Приварова в кабинете не застал, но узнал, что Владимир Петрович с утра на планерке и будет через час. Слоняться столько времени по коридорам мэрии с пакетом анаши в кармане Владимир Миланов не мог, а потому с самым сердечным видом попросил у давнишней знакомой Натали разрешения подождать хозяина кабинета в его же кабинете. Секретарша Приварова имела о Миланове самые благородные впечатления и позволила ему расположиться у входа в кабинет за журнальным столиком, дав почитать детектив.
Миланов присел у входа в логово своего врага и принялся читать произведение, которое к литературе относилось так же, как мультфильм относится к художественному фильму. Современная детективная писанина его давно не привлекала, однако сейчас требовалось убить время, а потому он бездумно глотал сногсшибательное повествование с непритязательным сюжетом о столичных воровских разборках, замешанных на чеченской теме. Когда повествование дошло до описания намерений главного героя в один прием разделаться с главарями соперничающих банд, и до попыток героини заразить своим СПИДом очередного богача, в коридоре послышались шаги.
В приемную вошел Приваров и сходу прошел к секретарше сделать какое-то поручение, а Миланов за его спиной подошел к Натали отдать книгу. Мельком взглянув на посетителя, хозяин кабинета молча ушел к себе. Когда же Миланов без стука вошел в кабинет, то оказался с ним лицом к лицу.
– Чем могу быть полезен? – с сарказмом спросил Приваров вошедшего, не спеша направляясь к рабочему столу, всем видом показывая, что не желает знать бывшего свояка. Ведь не кто иной, а именно Миланов являл для него диссонанс привычных деловых отношений, где своеволие подчиненных не прощается.
Однако Миланова не смутил холодный прием, оказанный добрейшим отзывчивым Приваровым, каким слыл тот среди сослуживцев, обеспечивая круг своих знакомых всевозможными дефицитами. Когда время выдвинуло в дефицит наличные деньги, Приваров решил и эту проблему, организовав источник поступления черного нала. Играя в коллективе тип так называемой «доброй мамы», он своей вовсе не бескорыстной добротой порабощал окружающих людей, заставляя их пребывать в чувстве постоянной благодарности ему и в готовности оказать любую услугу. В свое время Миланов именно с подачи «добряка» Приварова подставился в омерзительном деле прикарманивания чужого труда, и вот сегодня он приехал предъявить этому организатору теневого бизнеса обвинение в пособничестве наркотической контрабанде. Не было у него прямых улик и руководствовался он логическим умозаключением насчет Кирилла Твердозубова, работавшего когда-то в фирме Приварова и дружившего с его сыном. А поскольку сын Приварова служил в таможне, поскольку во дворе Любы Приваров появлялся с Кириллом на грузовом «Москвичонке», то все сходилось. Так что, пока не поздно, должен он остановить этого гада ползучего, этого безнравственного выкормыша социализма, уже отрастившего щупальца капиталистического спрута.
Достав из кармана пакетик с конопляной дурью, Миланов положил его на стол хозяина кабинета, искоса поглядывая на него. Он давно изучил выражение его лица и сейчас готов был поклясться, что Приваров узнал пакетик, хотя тщательно скрывал это. Так что как ни пытался Миланов спровоцировать бывшего свояка на испуг тем, что с таинственным видом прикрыл пакетик на его рабочем столе листом бумаги, заговорщицки поглядывая при этом на дверь кабинета, тот не дрогнул ни единым мускулом. Более того: он спокойно взял со стола пакетик, повертел в руках, вскрыл, понюхал содержимое и вернул Миланову.
– Ты что же, анашу покуриваешь? – спросил он с едкой усмешкой.
– А ты что? Через своего подручного анашей всю Сибирь снабжаешь? – в тон ему ответил Миланов.
– А ну-ка! Вон отсюда! – прошипел Приваров, побагровев лицом от с трудом сдерживаемого желания заорать на посетителя.
– Не кипятись, – посоветовал Миланов резким тоном. – Вот если не уберешь коробки с квартиры Любы, тогда покричим при свидетелях.
– Да как ты смеешь! – возвысил голос хозяин кабинета, тем не менее сбавив тон при окончании восклицания. – Я сейчас вызову охрану, и ты загремишь с коробками вместе со своей Любой, – пообещал он, усаживаясь за селекторный пульт и берясь за трубку.
От реальности столь плачевного финала борьбы с наркобизнесом у Миланова засосало под ложечкой. Он не знал, как далеко зашла Люба с сухофруктами, загаженными запретным зельем. Вполне могло быть, что она понятия не имела, через кого Кирилл достает эти коробки. «Влип я, как кур в ощип», – тоскливо подумалось ему, но внутренний голос неизбежности торжества справедливости придал мужества. «Придется напомнить Приварову прежние грехи», – мелькнула в голове верная мысль, и Миланов поспешил остановить звонок хозяина кабинета.
– Вызывай, – посоветовал он с олимпийским спокойствием, прибирая пакетик в портмоне, как закладку, – только на тебя достаточно улик еще со времени работы фирмы твоего сына. Налоговые инспекции наверняка хранят отчетную документацию ликвидированных фирм, и я на первом же суде смогу показать товарные операции фирмы в их истинном значении, так что тебе светит статья о хищениях государственного имущества в особо крупных размерах.
– Ты... Иди отсюда, – устало махнул Приваров рукой, но теле¬фон оставил в покое.
– Будь по-твоему, – возразил Миланов. – Только дай своему подручному указание, чтобы не втягивал Любу в ваши дела.
Проговорив это, он спокойно покинул кабинет, но в коридоре noчувствовал, что по спине идет испарина. Следовало перевести дух, и с этой целью зашел он в туалет респектабельного заведения, встретивший его белизной керамической облицовки стен. Похоже, что это отхожее помещение было не для посетителей, потому что вслед за Милановым сюда тотчас зашли покурить два солидных мужика, и ему после писуара пришлось ретироваться. С мыслью о слежке он быстро вышел из здания на улицу, где переулком прошел к трамвайной остановке, воз¬ле которой знал мусорные баки.
Лишь избавившись от злополучного пакетика, задышал Владимир Миланов спокойно и во всю грудь. Никогда прежде не испытывал он чув¬ства полной незащищенности и тотального страха перед своеволием сильных мира сего, а потому счел бой с бывшим свояком безнадежно проигранным и дома ни словом не обмолвился жене о визите к Приварову. Надежда же не стала докучать супругу вопросами, потому что за время организации мужем индивидуального частного предприятия привыкла сдерживать женское любопытство. Сегодня, заметив в нем угнетенность, она сочла нужным отправить его погулять с сыном, а сама принялась за уборку детской комнаты.

– 5 –

Наступил воскресный день, и Надежда с утра отправилась к родите¬лям, чтобы помочь организовать праздничный стол по случаю юбилея матери, на который из посторонних приглашались чета соседей по ули¬це да жилец в приделе дома. Этот Рудольф в минувший выходной 8-го марта всем здесь понравился, когда поздравил женщин букетиком гвозди¬ки. Потому-то Люба со своей подружкой Веркой в подпитии и напросились к нему в гости под предлогом отдохнуть, а он терпеливо принял молодых разгульных бабенок, проявив к их пьяным вы¬крутасам выдержу и ничем не потревожив их отдых. И хорошо хоть сегодня Люба по просьбе бабушки обещалась прийти без развратной Верки.
Ближе к полудню к теще на юбилей подъехал Владимир с сынишкой. Оставив ре¬бенка у родственников, зашел он к Рудольфу. Его подмывало рассказать другу о своем визите к Приварову, да уж очень плачевным был результат той встречи, а потому завел он разговор о приглашенных на юбилей тещи соседей по улице. По его наблюдениям чета пенсионеров – друзей его тестя и тещи, были любителями посплет¬ничать, и в их присутствии следовало держать ухо востро.
– Это верно, – подтвердил Рудольф выводы друга и рассказал о не¬давнем знакомстве с этими пенсионерами, жившими своим домом. Они до 8-го марта не замечали нового поселенца здешней улицы. Но вот на неделе, проходя мимо их дома, Рудольф был остановлен хозяином, постоянно маячившим у своей калитки, вопросом о погоде. И тотчас из дома вышла его жена, пригласила Рудольфа зайти к ним, объяснив порыв своего гостеприимства словами:- Мы все-таки теперь соседи с вами.
Рудольф вынужден был уважить просьбу пожилых людей: Посмотреть как они живут.
Едва он вошел за хозяевами во двор, как у его ног нарисовались с полдюжины кошек всевозможных мастей, которые принялись ластиться и к хозяевам и к посетителю. Пока хозяин зазывал кошек на веранду, называя каждую по имени, хозяйка выманила из дома грузную овчарку черной масти, которая из старческой лени не проявила к постороннему никакого интереса и, получив из рук хозяйки конфетку, тотчас убралась восвояси. Наконец муж с женой вве¬ли посетителя в дом, чисто прибранный и скромно обставленный. Только ведь Рудольфу было очень заметно, что не для экскурсии при¬глашен он сюда. Так что, повосторгавшись домашним уютом, похвалив хо¬зяев в выборе марки телевизора, заспешил он на выход. Тут-то хозяин, еще на улице отрекомендовавшийся Виктором Александровичем, и перешел к разговору, ради которого затеял знакомство.
– Зачем ты пускаешь к себе этих проституток? – осведомился он с доброжелательной улыбкой.
От беспардонности высказывания соседа по улице Рудольф не вдруг сообразил, что речь идет о дне 8-е марта, когда к нему напросились отдыхать пьяные внучка хозяев его дома с разбитной подружкой. Он-то не придал то¬му случаю никакого значения, а вот соседей по улице, оказывается, распирало любопытство насчет подробностей такого гостеприимства. Име¬нно из желания выведать пикантные детали время провождения одинокого мужчины с двумя поддатыми холостыми бабенками и затеял Виктор Александрович знакомство с Рудольфом, аттестуя его пьяных посетительниц самым вульгарным образом:
– Это такие оторвы, что драть их надо в хвост и гриву.
От такой рекомендации у Рудольфа зашевелилось в груди возмущение не столько из-за порнографических предложений, сколько из-за необос¬нованных предположений, что он согласится «драть их» в бесчувствен¬ном состоянии. Однако своего возмущения он соседу по улице при той встрече не выказал, но порекомендовал не обсуждать поведение внучки хозяина дома, хотя бы до дня юбилея его жены.
Сейчас, рассказывая этот случай Владимиру, Рудольф вдруг подумал, а правильно ли сам-то он поступает, пересказывая другу нелицеприятное мнение людей о его родственнице!
– Ну, Верка – это подруга отпетая. Но неужели и Люба способна на бездумную связь! – усомнился он в выводах Виктора Александрови¬ча с целью показать Владимиру свое хорошее мнение о племяннице его жены.
– Нынешняя молодежь на все способна, – ответил на это Владимир общей фразой, хотя лично у него подозрения насчет бездумного поведе¬ния родственницы сильно поубавились после того, как Приваров столь спокойно пригрозил сдать Любу следствию вместе с коробками. Однако сейчас он промолчал о своих соображениях, потому что они обосновывались на впечатлениях от встречи с бывшим свояком, подробности которой не хотелось вспоминать.
Выговорившись, друзья отправились к застолью, где тон беседам за¬дали пенсионеры. Не успели отзвучать поздравительные тосты в адрес хозяйки дома, как хозяин перешел к воспоминаниям о годах своей юности, когда небо было лучисто, и жизнь шла наезженной колеей трудового ритма. После этого он перешел к рассуждениям текущего мо-мента жизни, в которой нет ничего хорошего и определенного, где люди брошены на произвол судьбы, и каждый тянет в свою сторону. Значит, кем-то давно задумано и кому-то выгодно превратить российский народ в бездумных потребителей заграничных товаров, чтобы постепенно отучить общество от хозяйственной самостоятельности, и превратить Россию в сырьевой придаток им¬периалистических держав.
– В том-то и дело! – подхватил Виктор Александрович рассуждения хозяина дома. – Крепко у нас сработала пятая колонна, – заявил он на¬зидательно. – Это ж насколько гениально Ленин предвидел, что социали¬стическому государству не страшны происки внешних врагов, но всего опаснее враг внутренний. Вот сейчас и идет все одно к одному, и ника¬кой бы интервент не додумался так вредить трудовому человеку на ка¬ждом шагу. Представь себе, у моего кума садоводческий участок на бе¬регу Оби прошлым летом опять затопило, – приступил рассказчик к изло¬жению фактов. – Ну, по весне – понятное дело. Так подгадали сделать сброс воды из водохранилища в июле, чтобы у садоводов, имеющих участки на берегу ниже плотины, погубить урожай. Вот теперь скажи: разве это не враги? Конечно, враги народа. И никак я не пойму наш народ. Эти демократы развалили Союз, промышленность пустили на самотек, и они же хвалятся демократическими преобразованиями. Их расстрелять ма¬ло, а мы слушаем, развесив уши, – вздохнул он сокрушенно, добавил за¬думчиво: – Они-то себе наворовали разных акционерных обществ, но для простого человека их политика: чем хуже – тем лучше.
– Это точно, – подтвердил Сергей Павлович. – Цены прямо на глазах растут. Уголь вот опять подорожал.
– В этом году три тонны угля будут за мой счет, – тотчас заявил Рудольф, поскольку придел дома обогревался батареей от общего парового котла.
– Я не к тому говорю, – возразил Сергей Павлович и обратился к Анастасии Матвеевне с тостом: – Ну, дорогая моя! Живи до ста лет.
На некоторое время за столом прекратилось словесное общение, ус¬тупив место перезвону рюмками, покашливанию мужчин после выпитого, хрусту салатов на зубах жующих. Однако вскоре пенсионеры возобновили обсуждение проблем текущей жизни. Отношения между гостями к тому времени дошли до вполне дружеского общения. Тут-то Сергей Павлович и решил привлечь Рудольфа к беседе о внутреннем положении в стране.
– Стоит ли говорить про политику на пьяную голову, – попытался тот отказаться, вызвав своим заявлением всеобщий протест.
– Это кто пьяный? – дружно возмутилось застолье, и Рудольфу подумалось, что в таком приподнятом настроении людям легче выслушать горькую правду о том, как воплощенные в жизнь идеи ленинизма и практика сталинизма явили на божий свет лю¬дей с первобытными инстинктами оголтелого устремления к прелес¬тям земного бытия.
– Что ж, – заговорил он. – Начну и я с Ленина, потому что именно благодаря ему были воплощены в жизнь идеи голого материализ¬ма. Это по его логике государственная машина всей мощью служит инте¬ресам угнетателей трудового народа, а вот при социализме будет все во имя человека да на благо человека, и не нужны коммунистическому обществу ни семья, ни частная собственность. Но теперь-то невооружен¬ным глазом видно, что социализм не развил в человеке интеллекта, зато воспитал людей, живущих на материальных инстинктах. Сейчас вот дана возможность каждому проявлять любую инициативу. Так проявляй ее на благо родины и трудо¬вого народа, как учили по марксизму-ленинизму! Ан, нет. Не умеем мы работать по капиталистически, не приучены быть честными, законы у нашего государства все, видите ли, не такие,. В общем, нам всегда что-то ме¬шает, как плохому танцору. А пора бы понять, почему при частной со¬бственности в развитых странах капитала хозяин своего бизнеса в первую голову бережет своих работников, и заботится о них почище, чем когда-то у нас крестьянин-частник заботился о своей кормилице-лошади. У нас же и предприниматели-то – выродки социалистической системы воспитания. Вся их логика состоит в том, чтобы разбогатеть за счет во¬ровства у государства, за счет обмана своих работников или за счет афер с рабочей силой при найме с испытательным сроком, чтобы выкинуть через пару месяцев временно нанятых, не оплатив их труд под предлогом несоответствия их мастерства требованиям фирмы. Это мы так воспитаны потому, что в устремленности построения материальной базы коммунизма начисто отвергали божественное мировоззрение, и за это теперь нас наказывает Бог скудоумием мышления.
Речь Рудольфа лишь у Владимира наша отклик в душе. Пенсионеры бы¬ли настолько недовольны его высказыванием, что Виктор Александрович не удержался от восклицания:
– Ты что, издеваешься над нами? Какой может быть бог, если кто смел, тот и съел.
– Нет-нет, – вмешалась в разговор его жена. – Что-то есть в при¬роде, нам неведомое.
– Это все выдумки церковников да религиозные мифы, – стоял Вик¬тор Александрович на своем.
– Но почему тогда религиозные мифы подтверждаются историческими фактами? – спросил Рудольф с доброжелательной улыбкой.
– Какие факты? – возмутился Виктор Александрович.
– Долго рассказывать, – отклонил собеседник желание соседа перей¬ти к обсуждению конкретных данных. – Поверьте мне на слово, как представителю все той же системы социалистического воспитания, что чем больше соприкасаюсь с религиями, размышляю и сопоставляю скупые исто¬рические сведения о явлении человечеству пророков, тем тверже укрепляюсь в вере насчет наличия Косми¬ческого Разума. Человеческая душа является частичкой духовной энергии Космоса, и каждому пора осознать это.
Свое богословское высказывание Рудольф проговорил с огоньком воодушевления в глазах.
– До чего же он хорошо говорит! – прошептала Надежда на ухо мужу.
– Я давно знаю, что Рудольф – гений, – тихо ответил ей Владимир.
– Теперь мне понятно, откуда ветер дует, – вступил в разговор Сергей Павлович. – То-то мой зять последнее время мне всё мозги пудрит религиозными темами! – усмехнулся он, но при слове «зять» почтительно сделал жест рукой в сторону Владимира. – Значит, нынешним демократам вздумалось вместо парткомов строить храмы и подкармливать духовенство, – сделал он предположение. – Только за¬чем менять шило на мыло, и что нового даст религиозная идеология!
– Мой разговор немножко о другом, – возразил на это Рудольф.- Нашему обществу следует усвоить для воспитания подрастающего поколения нравственные нормы поведения, а не демонстрировать в эстрадных представлениях голосистых и почти голопузых певиц. А храмы Богу тоже надо строить и не разделять в них людей по религиозному принципу. Храм божий необходимо возводить на основе  понятий о Боге Едином, сотворившем небеса и землю.
– Молодец, Рудольф! – воскликнул Владимир. – Я полностью поддерживаю такую идею. Вот закончим с магазином и возьмемся за строите¬льство храма... Ну, пусть не храма, пусть будет часовня, которая украсит наш поселковый участок. Будет у нее четыре фронтона с изображением символики мировых религий. Купол часовни сделаем сверкающим. Он будет символом солнца. Над куполом будет глава символом земного шара. Над главой изобразим полукольцо двух серпов месяца, с видом лотоса.
– Да почему же часовню, а не церковь! – рассмеялся Сергей Павлович мечтаниям зятя, но Владимир замялся с ответом.
– Потому что в часовне не нужны священнослужители, – ответил за него Рудольф. – Здесь каждый будет волен молиться Богу в соответствии своего верования.
– Ну, два сапога – пара, – проговорил хозяин застолья с улыб¬кой снисходительности. – Так ты, поди-ка, тоже за чеченцев, как и Владимир? – спросил он у Рудольфа.
– Я за мусульман, – отвечал тот с твердостью и, заметив недоу¬мение на лицах слушателей, пояснил: – Если словом «мусульманин» называют человека, предавшегося Богу осознанно, то я осознанно взял¬ся за писательство с намерением служить истине, а не людским стра¬стям. Пусть богослов из меня не получится, но хоть частичку истины о взаимосвязи духовного и материального мира постараюсь рассказать людям. Сказал же Иисус Христос в Евангелие от Иоанна: «Бог есть дух, и поклоняющийся Ему, должен поклоняться в духе и истине». И там же Пророк-Спаситель говорит: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете».
– Так ты что же, всерьез решил изображать мусульманина! – удивился Сергей Павлович.
– Не надо ничего изображать, надо верить текстам Священного Писания и жить по заповедям гласа небес, – глухо проговорил Рудольф, затем пояснил, чеканя каждое слово: – Лишь неверно верующие изображают божества в виде скульптур, идолов, икон. Не разумеют они суть Священного Писания и не способны понять, что Бог Един для всех народов и миров. Нет божества, кроме Бога. Каждый может это уразуметь…
– Враки все это, – бесцеремонно прервал Виктор Александрович проповедь Рудольфа. Ему надоело слушать двух молодых умников. Вместо того, чтобы как все нормальные люди в застолье заняться пьянкой и песнями, те развели бодягу на давно пройденные темы.
– Написать что угодно можно, – поддержала мужа Марта Михайлов¬на, своим заявлением отбив у Рудольфа желание к дальнейшим откровениям. Он замолчал и отвлекся закусками, предоставив Владимиру возможность поупражняться в теологическом споре. Сам он решил далее не слушать застольные дебаты. Однако прислушаться к спорщикам его заставило восклицание Сергея Павловича:
–  Писатель у меня зять!
– Какой из меня писатель, – смешался Владимир. – Вот кто настоящий писатель, – кивнул он на Рудольфа. – Такие рассказы пишет, что зачитаешься.
Никак не ожидая сейчас и здесь обсуждения своего творчества, Рудольф вздрогнул, но не вступил в беседу. А хозяину застолья понравилось смущение зятя и нерешительность его друга, потому-то он вздумал покритиковать обоих разом.
– Так, значит, Владимир с тебя пример берет? – обратился он к Рудольфу.
- У него своя голова ясная – спокойно возразил Рудольф, а Владимир ввязался в спор:

– Да как ты не поймешь, что кровная месть – это благородно и справедливо! Представь се¬бе вот какую ситуацию, – по-свойски обратился он к тестю, и было заметно, что тому нравится дружеское обращение зятя. – Скажем, отсутству¬ет в человеке все святое, нет у него ни стыда, ни совести, не боит¬ся он ни черта, ни бога, и вся жизнь видится ему ареной для устрем¬лений к удовлетворению чувственных желаний. Готов такой человек ра¬ботать хоть киллером, лишь бы побольше платили. Когда же у челове¬ка есть твердые понятия религиозной нравственности, в соответствии с которыми нельзя предаваться страстям и служить им, то такой человек никогда не позволит насилия и слепого террора. Зато свой долг во имя торжества справедливости он неизменно выполнит. Скажем, ввязал¬ся я в борьбу с мафией. Случись что со мной, и никто из вас не су¬меет отомстить за меня по законному суду, потому что официальные правоохранительные органы имеют склонность к балансу интересов. В этом случае кровная месть станет единственно верным путем неотвра-тимости наказания. Толь¬ко Рудольф сможет отомстить за меня, потому что он строит свою сознательную жизнь no нормам Корана, а мы с ним – братья по духу.
          – Ну, вот что, дорогие братья и гости! – взяла Анастасия Матвеевна застольные бразды правления в свои руки, – мы здесь собра¬лись не для споров, – мягко упрекнула она сидевших за столом и по¬казала дочери глазами на полупустые бутылки. Надежда отправилась на кухню пополнять сервировку стола, а юбилярша обратилась к мужу:
– Сергей! Возьми гармошку да спой что ни будь.
– Что теперь тебе петь? – с улыбкой спросил тот. – Развe эту, как её: если даже будешь бабушка, все равно для меня ты останешься ладушкой–бабушкой, – шутливо исказил он слова песни и положил на плечо жены руку в попытке встать из-за стола, однако в этот момент с улицы вбежал внук.
– Они идут, – выкрикнул Андрейка, быстро разделся и устремился к матери. Ему надоело во дворе забавляться снежными сугробами, поэтому он был рад предлогу заявиться к взрослому столу. Вслед за ним появилась любимая внучка юбилярши с напарницей по работе. Обняв бабушку, Люба прощебетала что-то поздравительное, и Анастасия Матвеевна немедленно усадила обеих пришедших за общий стол. Что ж, молодые женщины не отказались ни от штрафной рюмки, ни от дальнейшей выпивки и вскоре устроили танцы. За столом сделалось весело, и Люба выглядела веселее всех. В тот день она хотела избавиться от горечи разрыва с Кириллом, который взъелся на нее из-за коробок с компотом.

– 6 –

Конец марта выдался морозным и хмурым. Лишь при солнечных днях вовсю капало с крыш, а от асфальта и мусорных куч поднимались испа¬рения. Но за ночь все оттаявшее замерзало вновь, да еще сверх того выпадал новый снежок, так что жителям частного сектора приходилось ежедневно очищать от снега свой двор. Однако Рудольф после юбилея ни разу не видел хозяина дома за снежными работами, хотя дворик кем-то регулярно прочищался. В прежние времена Сергей Павлович и без снега частенько занимался возле дома делами, и теперешняя его скрытость показалась Рудольфу преднамеренной. Заподозрив охлаждение отношений хозяина дома к своей персоне, он намеревался нанести ему визит, да все прояснилось само собой. Как-то утром проснулся Рудольф раньше обычного. Он быстро выбрался из-под одеяла, чтобы сделать физзарядку на веранде. Тут-то он и увидел, что во дворе снеговой лопатой вместо хозяина дома орудует его жена. Вернувшись в придел, быстренько одевшись, Рудольф вышел помочь женщине.
– Что это вы за мужскую работу взялись? – проговорил он и, заб¬рав лопату, размялся за полезным делом, а вернув ее, спросил:
– Хозяин со снегом воюет только до восьмого марта?
– Что-то приболел он, – отвечала Анастасия Матвеевна. – Пятый день гриппует. Вот уже и температуры нет, а он все равно ничегошеньки не ест.
Смутившись от необоснованности своих подозрений насчет вздорности характера соседа, Рудольф принялся расспрашивать его жену нас¬чет самочувствия больного. При этом он пространно рассуждал о том, что при лю¬бом заболевании повышение температуры тела является показа-телем борьбы организма с недугом.
– Была у него температура, – возразила Анастасия Матве-евна. – В первый день была, а потом сошла на нет. Вот и голова у него уже не болит, но все какие-то боли в животе чувствует, и аппе¬тита нет.
– Что он пьет?
– Не пьет он таблетки, говорит, что химия одно лечит, а другое калечит.
– Это точно, – одобрил Рудольф такое мнение и пояснил: – Я имел в виду: пьет ли он соки или чай.
– Он любит чай с лимоном. На одном чае и жив, – поведала жена.
– Ну, так я знаю, что у него за болезнь, – заверил Рудольф хозяйку и отправился в свою комнату, ра¬змышляя насчет того, что человек является частичкой природы, так что в соответствии йоги следует понять организм и помочь тем орга-нам, которые позывами боли взывают о помощи. Разве медитация и ко¬нцентрация мышления на заданную тему не являются инструментом самосовершенствования человеческого интеллекта! По симптомам, высказанным женой больного, у того благодаря неожиданному сеансу голодания и пристрастия к чаю с лимоном шла интенсивная очистка кишечника от шлаков, после которой можно было приступать к очистке печени от накопившихся в ней отживших свой срок эритроцитов, от которых организм не сумел избавиться самостоятельно через выбросы желчи. Все это Рудольф в свое время прошел на себе, пробуя различные сеансы голодания для снижения веса. Тогда-то он случайно и выяснил чудодейственное свойство самодельного рябинового вина гнать из ор¬ганизма желчь. А поскольку и в этом году он по осе-ни засыпал в полутора ведерную бутыль трехлитровый баллон мороженой красной рябины с таким же количеством сахарного песка, затем залил эту смесь крутым кипятком с предосторожностями резкого перегрева стек¬ла, то перебродившее вино сейчас у него стояло в бутыли.
Откупорив бутыль, налив трехлитровую банку, Рудольф пошел к соседу. Тот лежал в постели с полным безразличием к жизни, однако очень удивился совету посетителя: пить принесенное самодельное ви¬но натощак по стакану утром и вечером.
– У меня весь день натощак, – грустно признался он.
– Теперь появится аппетит, – заверил его Рудольф.
Выслушав диагноз своего заболевания, уяснив суть предложения по очистке организма, Сергей Павлович решился-таки за компанию с до¬морощенным лекарем пропустить стаканчик, однако осилил всего пару глотков.
– Фу, какая горечь, – удивился он, затем прислушался к себе, с опаской поглядывая на самозванного эскулапа.
– А почему в желудке так жжет? – спросил он с испугом.
– Все правильно, – успокоил Рудольф пациента, доливая его ста¬кан до краев. После этого он закрыл банку крышкой, поставил ее на стол и порекомендовал: – Сегодня тренируйся по глоточку, но завтра пей натощак залпом целый стакан три раза в день.
– Градусы в нем все же есть, – подытожил Сергей Павлович реак¬цию организма на пару глотков самодельного вина.
– Подожди, распробуешь, и сам будешь ставить, – заверил сосед больного. – У тебя сегодня проснется аппетит, – пророчествовал он насчет дальнейшего самочувствия своего подопечного, – но ты ешь по¬маленьку, и все тщательно пережевывай, потому что каждый крупный ком пищи будет ощущаться так, словно ползет наждак.
Представив наждачный камень, Сергей Павлович с сомнением посмот¬рел на самодеятельного врача.
– Да ты не бойся, – поспешил тот подбодрить его. – У тебя будет слазить внутренняя слизистая оболочка кишечника, как у змеи шкура. Если на то пошло – можно сидеть недели три на одних кашах без хлеба, тогда, может быть, и вовсе ничего не ощутишь, – милости¬во разрешил врачеватель.
И вот в роли врачебного консультанта Рудольф буквально за неделю поднял больного соседа на ноги, а тот вместо благодарности принялся теперь при случае подмечать у своего спасителя дурные стороны характера. Не мог он даже мысли допустить, что этакий непрактичный человек, витающий в облаках писательских замыслов, способен в применении столь элементарного продукта, как самодельное вино, обойти бывалого хозяйственника. Ведь Рудольфу и во сне не снилось многое из того, с чем приходилось сталкиваться Сергею Павловичу и успешно преодолевать благодаря природной смекалке да силе воли. В свое время за счет своих способностей создал он и положение на работе и домашнее хозяйство, когда после армии попал работать в заводской гараж автослесарем, затем после окончания вечер¬него техникума добился должности механика, и вскоре был избран ос¬вобожденным парторгом. Что у этого писателишки из нажитого имущест¬ва кроме книг! Ничегошеньки нет. А у Сергея Павловича дом – полнешенек, да в гараже стоит «Москвич» и иномарка внука. Еще у него есть металлический гаражный придел с металлическими стеллажами, на кото¬рых чёрт ногу сломит от всевозможных, так сказать, отходов производ¬ства. Но хозяин-то знает, куда и как можно использовать любую де¬таль от автомашин тех марок, какие имели распространение в бытность его работы механиком заводского гаража. Так что по деловой хватке не может быть и речи о сравнении Сергея Павловича с соседом, не на¬жившим ни кола, ни двора.
Вот в каких размышлениях пребывал Сергей Павлович после гриппа, поскольку характер имел завистливый и самонадеянный. Свой характер он выработал из практики жизни, никогда не разделяя бытие на мате¬риальную и духовную составляющие. Всю жизнь це¬нил он в людях умение жить обеспеченно, потому-то и показалось ему зазорным быть обойденным в практических познаниях человеческого ор-ганизма совершенно не практичным соседом. Вот он и решил подвес¬ти Рудольфа к мысли, что тому следовало бы научиться жить, как все, а не умничать на религиозные темы, и поменьше выставлять напоказ свои знания.
Когда банка опустела, зашел Сергей Павлович к соседу за очеред¬ной порцией целительного вина и, заполучив наполненную банку в ру¬ки, затеял нравоучительный разговор.
– Ты что же, бобылем собираешься прожить всю жизнь? – поинте¬ресовался он после того, как с банкой в руках встал поближе к выходу.
– Почему же? – возразил Рудольф. – Видишь, повесил шторы по¬перек комнаты, – похвалился он, продемонстрировав их зашторивание и объясняя суть нововведения: – Стоит задернуть, и получается прихожая. И переднюю часть комнаты поделю шторами вдоль на мужскую и женскую половину, затем приведу хозяйку, – заявил он о своих меч¬тах так, словно все зависело от его решения.
– Это что-то в духе Чернышевского, – хмыкнул Сергей Павлович с чувством неодобрения. Не понравилась ему самоуверенность соседа. Оказался тот не лучше своего друга, а от Владимира хозяину дома, как тестю, довелось выслушивать много обидного.
– Что ж, буду брать пример порядочности отношения к жене с предвестника социализма, – высказывался тем временем Рудольф с лу¬кавой улыбкой, но Сергея Павловича кольнуло раздражение, и он решил показать этому умнику, кто есть кто. Никогда в разговоре с людьми, которых он считал ниже себя по общественному рангу, не давал он от¬ступного. А потому сейчас вознамерился он продемонстрировать перед Ру¬дольфом широту своих знаний, которые у него накопились благодаря чтению классической литературы, однако большей частью не находили применения подобно запасным частям к автомашинам устаревших оте¬чественных марок.
– В чем же ты видишь прелесть описанной Чернышевским семей¬ной жизни! Где ты встречал, чтобы хоть кто-то из настоящих му¬жиков добровольно отдал свою бабу другому, да еще инсценировал при этом самоубийство? – занозисто поинтересовался он.
– Насчет инсценировки самоубийства Лопухова у Чернышевского задумано для показа, как надежнее революционеру уходить в подполье. И отказ высоконравственного человека от личного благополучия ради счастья любимых людей в порядочном обществе был не в редкость во все времена, – вспомнил Рудольф кое-что из уроков литературы.
– Эти задвиги у тебя из-за твоих увлечений религиоз¬ными теориями, – проворчал Сергей Павлович. – Возлюби ближнего сво¬его, или как там: подставь другую щеку... Кому польза от такой по¬рядочности, – задумчиво обронил он, затем поведал мен¬торским тоном: – Блаж христианского благородства и порядочности бы¬ла в моде при декабристах, когда они восстали не во имя завоевания себе новых дворянских привилегий, а для ущемления интересов правящего строя. И вот эта бравада самоунижения понравилась народникам, вздумавшим облагородить народные массы светом знания. Но истинные-то цели пролетарской борьбы только Ленин сформулировал, соединив в своем учении идеи Маркса и Бакунина. Но что-то ни в одной программе партии, тем более в партийном уставе, не было положения о жертвах ради счастья своего ближнего. Подобные темы только писате¬ли любят мусолить, как Достоевский. Ну, ему уже при жизни были почет и уважение от церкви. А что ты поимеешь со своими ре-лигиозными взглядами? «Я – православный мусульманин», – передразнил Сергей Павлович высказывание Рудольфа. – Ну и наплевать на пра¬вославие вместе с мусульманством любому материалисту, – выдал он на¬зидательное откровенное мнение и хотел было ретироваться с банкой из комнаты, потому что по его логике хозяину следовало бы гнать та¬кого посетителя в шею. Однако тот смотрел на разговорившегося кри¬тикана с улыбкой добродушия и тем остановил его.
– Как хорошо, что в своей критике ты отнесся ко мне искренне и неравнодушно! – весело воскликнул Рудольф и нестандартностью реак¬ции на нелицеприятный разговор смутил собеседника. – Ты только вслу¬шайся в это слово! Не равно душно. Это же куда прекраснее, чем мо¬лчаливое безразличие человека к человеку! – продолжал он восторга¬ться состоявшейся беседой, затем выдал задумчивое резюме: – На све¬те нет зла страшнее, чем равнодушие и тупость.
Слушал Сергей Павлович соседа и смущенно думал, что тот, пожалуй, прав. Если бы не было в душе признательности этому Рудольфу за уча¬стие в преодолении болезни, не стал бы он читать ему нотации. И все же что-то мешало согласиться с доводами оппонента вслух; однако возражал он теперь не столь категорично.
– Не верю я в благородство людей, – сознался Сергей Павлович и пояснил: – Вот ведь дети в отношении родителей всегда эгоистичны. А родители нынче пошли! Только и глядят, как бы спихнуть заботы о детях на шею государства.
– Так что самое время заняться перевоспитанием общества с идей голого материализма на духовный образ мышления, – подхватил Рудольф размышления посетителя, повернув тему разговора на сто восемьдесят градусов и выдав утверждение: – Порядочные люди были, есть и будут во все времена. Даже сейчас тебе они встречаются в повседневной реальности, да ты не замечаешь их, потому что большое видится на расстоянии.
Своим заявлением Рудольф хотел повернуть внимание Сергея Павло¬вича на Владимира, который столь ревностно соблюдал правила честного предпринимательства, но сосед понял его по-своему.
– Чтобы тебе стать благородным писателем, к которому будут относиться с уважением, надо показать свое умение жить, а не сидеть на одной картошке, – заявил он и с тем ретировался из комнаты.
Усмехнувшись вслед ушедшему, Рудольф тем не менее задумался над его словами, ярко показывающими невозможность перевоспитания людей, зомбированных идеями материализма, на идеи божественного мировоззрения с признанием семьи и частной собственности за основу построения справедливого общества.

– 7 –

Наконец-то городские тротуары избавились от снега, и Рудольф с Владимиром принялись обустраивать вход в магазин. За общими дела¬ми у них пошли дружеские беседы, в которых ни тот ни другой не во¬зобновляли разговора о шефстве над Любой, и на это каждый из них имел свою причину. Владимир не хотел вспоминать о провале миссии устрашения Приварова по отношению к племяннице жены, а Рудольф за последнее время почти что возненави¬дел эту Любу. Дело в том, что Люба, случайно распробовав у деда самодель-ное рябиновое вино соседа, зачастила к родственникам, всякий раз заглядывая к Рудольфу с просьбой о баночке вина. Когда бутыль у не¬го опустела, она стала клянчить на выпивку деньги. И горьки же показались Рудольфу мысли о том, что молодая привлекательная женщина использует свое обаяние с целью удовлетворения алкашных потребностей, и перестал он пускать ее на порог.
А Люба и не собиралась скрывать того, что к Рудольфу у нее чисто меркантильный интерес. Она не обращала внимания на его, растущую к ней, неприязнь. Дело было в том, что она в тот период была поглощена горечью разрыва с любимым и совершенно не следила за своим эгоистичным поведением. Но как только Люба помирилась с Кириллом, жизнь для нее вновь наполнилась разнообразием чувств. Теперь, вспо¬мнив пренебрежительное к ней отношение Рудольфа, она придумала продемонстрировать перед ним свое женское превосходство и сагитировала Сашу Федулину заявиться к нему в гости. Прихватила она для ком¬пании и свою разгульную подругу, вспомнив вежливое отношение Рудо¬льфа к Верке в день 8-го марта.
Когда три молодые женщины нарисовались на пороге жилья одинокого мужчины, тот с радостью принял их, потому что мечтал соединить с од¬ной из них свою судьбу. К тому же, если прежде Люба приходила с целью раскрутить Рудольфа на выпивку, то сегодня она заявилась с баллоном покупного разливного вина. Так что Рудольф быстро организовал застолье, за которым решил отметить открытие частного магазина «Сельская горница». Ведь они с Владимиром уже повесили над входом в магазин вывеску, и пройти мимо этого факта за об¬щим столом он не мог. А гости и не возражали против такого предло¬жения, выражая полное одобрение его предпринимательским делам. Од¬нако Люба, почувствовав себя с банкой вина героем дня, вскоре принялась сводить застольные разговоры к интимным темам, намекая при этом на близость взаимоотношений с хозяином застолья. Своими выдумками она добилась того, что Рудольфу пришлось нарочито не обращать на ее треп никакого внима¬ния. Однако при проезде Любы в адрес Владимира он насторожился, а после очередной двусмысленности в адрес друга строго посмотрел на разболтавшуюся женщину, пытаясь остановить ее непристойные намеки.
Поскольку Люба под воздействием выпивки вошла в раж критики мужского сословия, то в ответ на строгий пристальный взгляд Рудольфа тотчас переключилась на него.
– Вот ты тоже корчишь из себя паиньку, а сам согласишься перес¬пать с каждой из нас, – заявила она, твердо глядя ему в глаза, за¬тем подытожила: – Все мужчины одинаковые, – и посмотрела на подруг в ожидании поддержки, а те кивнули в знак согласия с такими выводами.
Женская экспансия смутила Рудольфа. Ведь при средс¬твах защиты он, действительно, не отказался бы даже от наркоманки Верки. Однако ж нельзя инстинкты человека возводить в основу его характера, а потому он посчитал нужным дать отпор разболтавшейся гостье. Сдерживая расту¬щее к ней раздражение, он миролюбиво подтвердил: – Конечно, с таки¬ми молодыми симпатичными бабенками любой мужчина согласится лечь в постель, – затем грустно посмотрел на Любу, покачал укоризненно го¬ловой и проговорил: – Но трепаться об этом женщине в присутствии му¬жчины непозволительно.
– Это я треплюсь? – взвилась Люба. – Да тебе стоит только пока¬зать, и ты не будешь возражать, – заявила она.
Рудольфа возмутила женская наглость. Ему захотелось врезать в прекрасный женский лобик, маскирующий убогую женскую настырность и своеволие эмансипированной красотки. Он бросил ей в лицо: – Похоже, что в твоей голове нечего показывать, – а на очередную ответную реп¬лику Любы: «И в твоей голове не больше, чем в моей», – быстро накло¬нился к ней через стол, ухватил двумя пальцами правой руки ее левое ухо, приподнял гостью за ухо из-за стола, обвел вокруг стола, вывел на веранду, выкрикнув ей в лицо: – Иди отсюда и больше не приходи.
– Дурак, осел, идиот, – выдала Люба в ответ и, поглажи¬вая рукой ухо, пошла одеваться к деду с бабушкой. За нею из комнаты ушли ее подруги, и Рудольф остался один. Он не находил себе места, с трудом отходя от аффекта, какого прежде не испыты¬вал. Он сейчас досадовал на себя за несдержанность и жалел эту бедную неприкаянную Любу, которая поплатилась ухом только потому, что была чертовски привлекательна. Ведь на иную страхолюду за подобную развязность он бы и пальцем не пошевелил.
Вскоре в комнату заглянула Саша с искренним недоумением на лице, и Рудольф тотчас вышел к ней на веранду, поинтересовавшись: – Где она?
– Ушла к Верке, – отвечала та, не решаясь о чем-то заговорить.
– Ухо-то цело? – угрюмо осведомился он.
– Цело, но покраснело, – отвечала она без эмоций и вдруг про¬говорила с надрывом: – За что вы ее так!
Рудольф не знал, как объяснить словами свой порыв, и не ведал, сможет ли Саша с девственностью своего мышления понять подспудные чувства мужского самолюбия! Но ему следовало именно сейчас озвучить причины своего поступка, потому что нагрубил он не только Любе, а и ее родне, живущей с ним под одной крышей.
– Она не умеет вести себя за столом и матерится при старших, – объяснил он свой порыв, как умел, но даже себя не убедил такими доводами, а потому выдал после паузы искреннее: – К тому же она мне нравится, и очень больно разочаровываться в человеке, которого готов полюбить.
– Да, это верно, – согласилась Саша, задумчиво поглядывая в ок¬но веранды. – Я в прошлом году тоже испытала сильное разочарование одним человеком, – призналась она, мельком взглянув на собеседника, но Рудольфу сейчас было не до чьих-то откровений. И все же у него мелькнула мысль о рассуждениях Владимира Миланова насчет прогресса в самостоятельности мышления Саши. «А ведь она и вправду выправи¬лась от помешательства. Вишь, как толково рассуждает», – подумал он, но вновь заговорил о только что произошедшем инциденте.
– Ты Любе скажи, что она мне все равно нравится, – попросил Рудольф Сашу, хотя в данный момент это было далеко от правды. Однако он посчитал полезным озвучить именно такой вымысел.
– А мне всех сильнее нравится мой первый возлюбленный, – разот¬кровенничалась Саша в ответ на его доверительность. – Не верю, что он погиб, чувствую: однажды заявится мой милый и скажет: «Здравст¬вуй. Я пришел к тебе, чтобы прожить вместе всю жизнь».
– Да как ты его узнаешь? – осведомился Рудольф с иронией, по¬тому что со слов друга знал о ее безрассудном беспамятстве во время тае¬жной встречи.
– Я у реки отдала ему кольцо, – сообщила она единственное, что осталось в ее памяти от встречи с Владимиром Милановым.
– И ты запомнила?! Ты ж была совершенно чокнутая! – удивился Рудолъф, сообщая известное всему поселку прежнее состояние Саши, а ей в его восклицании послышалось нечто другое.
– Откуда ты знаешь? – удивленно уставилась она на него.
– Об этом знал весь поселок, – смутился Рудольф под ее взгля¬дом и принялся объяснять логику ее несостоявшегося счастья: – Потому-то твой возлюбленный и не захотел далее встречаться с тобой.
От такого сообщения Саша обиженно потупилась, а ему стало стыдно за столь безжалостное откровение и жаль ее.
– Когда окончательно выправишься мозгами, тогда вернется к тебе твой любимый, – грубо пообещал он, все еще находясь под впечатлением от стычки с Любой, но уже переключаясь мыслями на Сашу, думая о том, что она давно выправилась, и он согласился бы стать ее возлюбленным.
– Я так и знала, – тихо обронила она в ответ и молча ушла, ос¬тавив его в глубокой задумчивости.
При первой же встрече с Владимиром Рудольф рассказал ему о Любе и о Саше. Тот посмеялся над резкостями друга в отношении Любы, за¬тем поведал следующее:
– Было дело, – признался он в отношении Саши. – Когда я в ее одежках отогрелся, когда допил твое НЗ, стало мне совсем хорошо. Денек разгулялся, ветер успокоился, одежки мои у костра просохли. Стал я переодеваться, а эта ненормальная принялась делать то же са¬мое. В общем, на берегу реки оказался поддатый мужик и податливая баба, – грустно усмехнулся Владимир, тем не менее продолжил свое повествование веселым голосом: – Пошли мы в поселок бок о бок, но она принялась дурачиться: то отстанет, то вперед забежит; сломи¬ла березовую веточку и стала ею замахиваться на меня, потом сняла с указательного пальца вот это кольцо, – достал Владимир из потайного отделения кошелька самодельное серебряное колечко, – и говорит: «Ты мой жених, это тебе, так мне мама говорила». Сунула мне кольцо в руку и убежала вперед, размахивая веточкой березы, на которой то-лько-только проклюнулись почки. И сама она была ни дать ни взять, как весенняя березка, очнувшаяся от зимней спячки к весенней жизни. Я потому и прозвал ее Синильгой, что запомнилась та веточка. Помни¬тся, в семидесятые годы туристы любили петь песню: «Ведь только однажды, однажды Синилъга березовой веточкой машет нам вслед».
– На, возьми, – отдал Владимир кольцо другу.
Рудольф примерил серебряное колечко, оказавшееся как раз на безы¬мянный палец.
– Что же теперь делать? – обратился он к Владимиру, который хо¬тя и был тремя годами моложе его, но в вопросах создания семьи мно¬го мудрее.
– Замужнюю женщину греют воспоминания о романтичности обстояте¬льства своего решения выйти замуж, о роковом повороте судьбы при вы¬боре претендента в мужья, – отвечал Владимир с уверенностью. – Если Саше хочется, чтобы возлюбленный явился к ней с этим кольцом на ру¬ке, то явись, – посоветовал он.

– 8 –

Весь день Рудольф с Владимиром занимались обустройством в магазине бытового уголка. Во время установки старенькой газовой плиты у двер¬ного проема квартиры, заложенного кирпичом и оштукатуренного, зазум-мерил входной звонок.
– Кто-то к тебе, – кивнул Владимир на все еще не демонтированный дверной электрический звонок, захлебывающийся требовательной трелью, и Рудольф поспешил на улицу в подъезд дома, из которого навстречу ему вышла женщина с сумкой через плечо, полной писем и газет.
– Не подскажете, где хозяин этой квартиры? – спросила женщина, показав рукой на окно магазина, – Милкоев, – уточнила она, заглянув в одно из отделений почтовой сумки.
У Рудольфа сжалось сердце, потому что о перемене местожительства он не сообщал лишь поселковой родне.
– Я – Милкоев, – с неохотой признался он.
– Вам срочная. Распишитесь вот здесь, – подала почтальонша кви¬танцию, затем вручила бланк телеграфного сообщения.
Предчувствие не обмануло его. Телеграфировал старший племянник о смерти отца, и это для Рудольфа явилось полной неожиданностью. Ког¬да по осени Михаил переехал с хутора на квартиру от поселкового ка¬рьера, взявшего его усадьбу под базу водоснабжения вновь заработав¬шего бетонного завода, выглядел он превосходно. Тем не менее извес¬тие о кончине брата было налицо, и Рудольф был ошеломлен этим. Он не без помощи Владимира вышел из оцепенения, и сразу отправился домой, чтобы с утра выехать в поселок. Ночью сон долго не шел к нему. Па¬мять, взбудораженная печальным сообщением, заговорила картинами ра¬ннего детства, в котором Рудольф смутно помнил отца, поскольку тот после фронтовой контузии часто болел и умер, едва дав ему жизнь. За¬то братья да сестры теснились в его памяти, а Михаил, как старший из них, более других помнился ему. Именно от него Рудольфу в детстве перепадали оплеухи и нотации воспитательного характера, пользу которых он оценил лишь будучи взрослым.
Углубившись в воспоминания детства, Рудольф выудил из памяти и во¬все невероятное впечатление. Ни много ни мало, а возникло в нем то ощущение, как лежал он на животе и радовался предвкушению полета с печки на пол к работавшему там отцу. Даже постепенное сползание по¬душки от всплеска руками и ногами вспомнилось, но сам полет на подушке не запо¬мнился. Но именно его последствия носил Рудольф с детства на лбу видом шишкообразного нароста кожи. Сейчас, потрогав то место рукой и, вроде бы нащупав утолщение кожи, он успокоился и вскоре заснул с улыбкой благодарности за щедрость памяти.
С первой утренней электричкой Рудольф приехал в поселок, где по¬сле траурных мероприятий остался у овдовевшей снохи, по¬тому что уж очень переживала Наталья Дмитриевна кончину мужа. Умер Михаил от отравления спиртом благодаря алкогольным пристрастиям да благодаря тому, что достать выпивку в поселке оказалось намного проще и дешевле, чем на заимке.
На следующий же день после похорон Рудольф сагитировал сноху к родственному занятию овощеводческими работами на своем поселковом участке. После этого он загорелся желанием проверить сохранность прошлогоднего урожая картошки, который они с Владимиром по осени заложили в наспех вырытый погреб. Не теряя времени, отправился он на свою поселковую усадьбу.
Открыв погреб, не взломанный и не разграбленный под маскировкой отходов стройматериалов, увидел Рудольф печальное зрелище: затопленную талыми водами яму. Достав из месива грязи ведро картошки, порезав несколько клубней, он убедился, что картошка насквозь пропиталась ржавыми разводами и не годна для кулинарии. Ее следовало неме¬дленно реализовать в местный колхоз на корм животным. На решение этой проблемы ушел весь день, и не обошлось без содействия Анаста¬сии Федулиной, перед которой Рудольф между делом поделился своей задумкой по поводу любовного объяснения с ее дочерью. Но вот карто¬шка была реализована, можно было возвращаться в город, который те¬перь ждал его реальными перспективами налаживания семейной жизни. Однако ему вздумалось уделить денек зимней рыбалке, потому что ре¬ка была под рукой. Хотя лед на ней давно приподняло, но он продол¬жал лежать на воде стылым панцирем до поры, когда ап¬рельское небо избавится от весенней хмари, когда солнце сгонит с полей все снега талыми водами.
Экипировавшись в одежки брата, прихватив старенький рюкзак, отправился Рудольф с утра на реку. Перебравшись по весеннему припаю на коренной лед, он принялся разгуливать по его сухой сахарно-белой поверхности и проверять заброшенные рыбацкие лунки. Так рыбачил он, продвигаясь по льду вверх по течению реки все ближе приближаясь к речной насыпи, служившей дорогой для переезда через реку и имевшей проем для стока воды, над которым по¬сле паводка, после спада воды ежегодно пробрасывался деревянный мост. И сейчас прошлогоднее мостовое перекрытие еще было цело, но через ре¬ку уже никто не ездил, поскольку вода местами шла поверх низе¬нькой насыпи плотины. В проеме же плотины теперь шел полноводный сток весенних вод, быстро подтачивая ниже по течению зимнюю толщу речного льда. Видя это, Рудольф предусмотрительно сместился к противоположному от сброса воды берегу. Следовало бы и вовсе под¬няться на берег, чтобы обойти плотину, а затем выше ее сойти на лед, да беpeг в данном месте был обрывист, и вместо берегового припая шла от¬крытая вода. Так что решил Рудольф идти по льду до насыпи плотины, надеясь, что перетекающие через нее струи воды не представляют для пешехода в болотных сапогах непреодолимой преграды.
Отогнув голенища сапог, расстегнув на всякий случай фуфайку, пере¬кинув обе лямки рюкзака на одно плечо, пошел он в избранном направ¬лении, ориентируясь по летней песчаной отмели, примыкавшей к плоти¬не, а сейчас обозначившейся огромной полыньей в поле всплывшего вы¬ше отмели льда. Следовало обойти эту полынью и по льду подобраться к насыпи плотины. Но как ни хитрил Рудольф, зи¬гзагами продвигаясь по пропитанному талыми водами льду лагуны, он все же вскоре провалился под лед. Поскольку нечто подобное не исключалось им с самого начала продвижения по сомнительному маршруту, то при погру¬жении в воду он быстро развернулся, выбросив руки на лед в том мес¬те, по которому только что прошел.
Оказавшись неожиданно в воде и не встретив при этом ногами дна мелководной лагуны, Рудольф испугался, но не запаниковал, потому что надеялся на силу своих рук. Не зря же ежеднев¬но по утрам делал он физзарядку и уже свободно подтягивался на перекладине. И это в его-то возрасте и склонности к полноте. Так что сейчас с первой же попытки вытянул он свое тело из полыньи по пояс и попытался опереться коленом о лед, да кромка льда обломилась под усилием рук. Однако он сумел вновь выбросить руки на лед, завис¬нуть в воде на его кромке и с удивлением ощутить приличное под¬ледное течение в безобидной летом лагуне, к счастью поджимав¬шее его грудью к ледяному полю, в то же время затягивающее под лед. Такая ситуация не предвещала ничего хорошего, а потому он немедленно предпринял новую попытку выбраться из воды при помощи все тех же рук. И хотя на сей раз выжимался он много медленнее, но лед под руками все равно обломился, едва нагрузка на него достигла веса тела.
Зафиксировавшись в очередной раз вытянутыми руками на кромке льда, переведя дух, Рудольф с ужасом подумал, что энергии у него оста¬лось в лучшем случае на пару силовых выжимов, тогда как участок сомнительного льда простирался довольно далеко и вел к зоне ос¬новного речного русла. «Неужели мне конец!» – мелькнула в его голове фатальная мысль с такой ясной определенностью, словно речь шла не о личной жизни, а о сюжетном повороте в судьбе литературного героя. Между тем тонул-то он, и утонуть в такой ситуации было вполне ре¬альным, потому что перемолотить весь участок рыхлого льда лагуны по направлению к берегу не хватит никаких сил, а звать на помощь здесь не имело смысла. Вспомнилось ему, как именно здесь, чуть выше пло¬тины, по весне тонули двое пьяных рыбаков. Говорят, они долго взыва¬ли о помощи, барахтаясь среди крошева льда, но никто не осмелился предпринять хотя бы какую-нибудь попытку их спасения.
Смирился Рудольф с волею небес, не работая ни ногами, ни руками, и вспомнились ему религиозные понятия насчет того, что душа челове¬ка, устремленного думами к Всевышнему, избавляется от мук ада. «Значит, так Богу угодно», – подумал он без сожалений об оставляемой жизни, надеясь на достойную жизнь в будущем.
В созерцательной прострации Рудольф находился не более минуты и вдруг обнаружил, что его никуда не тянет, и подледное течение поч¬ти не ощущается, видимо, из-за крошева льда, подмятого руками под живот и под кромку ледяного поля. Осознав это, он вернулся мыслями к реалиям жизни на земле, вспомнил советы бывалых людей о необходимости в случаях вынужденного купания немедленно избавляться от обу¬ви. Не мешкая и не горячась принялся он нога об ногу снимать рези¬новые сапоги, но как только те съехали на взъем ноги до голенища, он подумал о плачевности результата пешего похода босиком по льду. Зафиксировав сапоги на ногах, он мысленно отметил хладнокровие и рациональность своих действий при столь гибельной ситуации. Некая расчетливая программа руководила каждым его действием. Вновь стал он осторожно выжи¬маться из полыньи на вытянутых поверх льда руках, а, как только вы¬тянулся по пояс, лег животом и грудью на кромку льда, не решаясь далее действовать ни руками, ни ногами. Через несколько мгновений он собрался с духом и принялся с нажимом грести руками по льду подобно снегоубороч¬ной машины, прозванной «тещины руки». Так по тюленьи и вытащил он себя на лед.
Когда Рудольф сошел со льда на берег в том месте, где утром пере¬брался на него, на небе вовсю светило солнце, с пригорков бежали проснувшиеся ручейки талых вод. Но вдоль реки тянул холодный вете¬рок, поэтому решил он не тащиться в мокрой одежде до поселка. Оты¬скав в прибрежных кустах тихую протаявшую поляну, раздевшись дона¬га, растерся он полусухим шарфом, просунул ноги в сухие рукава фу¬файки и угнездился на ней, обвязав грудь все тем же шарфом, расстелив вокруг себя мокрые одежки. Под напором тепла от солнечных лучей одежки сохли на глазах, но для него главным были спички, чудом не расквасившиеся в кармане пиджака и сейчас разложенные поштучно на сухой лист репейника. Как только с помощью подсохших спичек удалось развести костер, почувствовал он себя спасенным даже от простуды.
В скором времени Рудольф сидел у костра, одетым во все сухое, прогреваясь до приступов чихания, с трудом веря, что совсем недавно то¬нул в родной реке, знакомой с детства каждой отмелью, каждым береговым изгибом. Не было в нем сейчас ни злобы, ни ненависти к безжалост¬ной водной стихии, чуть было ни поглотившей его, но возникло чувство, схожее с гордостью за реку, вовремя сделавшую ему предостережение, наказав его за настырность и самонадеянность, не причинив при этом ни морального, ни физического вреда. Река по-родственному предупреждала его об опасностях и подледных течениях на предпринима¬тельском поле деятельности, где для успеха личного дела нет иного средства, как взвешенное честное отношение к партнерам по бизнесу.

– 9 –

Купание в весенней реке среди крошева льда прибавило Рудольфу решительности при объяснении перед Сашей Федулиной по сюжетам ее тае¬жного беспамятства. Поскольку она давно ожидала подобного поворота судьбы после своего выздоровления, то без колебаний приняла его пре¬дложение, и через месяц они устроили свадебную вечеринку. Таким образом, летом они в качестве молодоженов занимались совместно с семь¬ей Милановых овощеводством. Старания сдружившихся семей на посел¬ковом участке земли были вознаграждены урожаем всех возделываемых культур, поэтому по осени Саша с Надеждой встали за прилавок, a Pудольф и Владимир занялись обустройством в магазине подсобных помеще¬ний для хранения овощей. Несмотря на постоянные предпринимательские расходы, соизмеримые с торговыми доходами, друзья все более убеждались в правильности избранного пути и пребывали в хорошем настроении. Они работали на благо семейного бизнеса, и ничто не предвещало беды, сва¬лившейся на их головы с первым же осенним снежком, выпавшем в том го¬ду довольно поздно.
Когда в начале ноября у дома свалили КАМаз угля, Рудольф поспешил к хозяину отдать свою долю оплаты за отопление придела дома. Однако Сергей Павлович наотрез отказался взять деньги и даже помощь в пере¬таскивании угля к углярке не хотел принимать. Насчет денег его жест можно было отнести за проявление сочувствия семье молодоженов, все лето перебивавшихся с хлеба на квас, но отказ в участии совместных работ был совершенно непонятен. Своим недоумением по поводу странности поведения хозяина дома Рудольф поделился с Владимиром, а тот чему-то встревожился и предложил на пару дней оставить все дела, что¬бы немедленно заняться этим подозрительным углем. Таким образом друзья на следующий же день носили уголь в углярку, путь к которой проходил мимо металлического гаражного придела, почему-то закрытого на замок. Придел вместо оконца имел узенькую смотровую щель. Однако Владимир сумел разглядеть в нем знакомые картонные коробки.
– Так это Приваров подарил ему уголь в обмен на предоставление помещения для хранения своей контрабанды, – сделал он предположение и, приложив палец к губам в знак молчания, продолжил работу. Дело у друзей спорилось до тех пор, пока ни нарисовался хозяин до¬ма. Бросив подозрительный взгляд на непрошеных помощников, но не заметив за ними любопытства к гаражному приделу, Сергей Павлович поздоровался общепринятым «бог на помощь», затем занялся делами в гараже. Только ведь его присутствие чувствовалось во дворе, а потому Рудо¬льфу пришло на ум прерваться на обеденный перерыв. Когда они с Влади¬миром уселись за стол, то первым делом обменялись мнением о сложив¬шейся ситуации.
– Ты уверен, что это те самые коробки? – высказал Рудольф сом¬нение в надежде на мирный вариант развития событий.
– Все сходится, – твердо возразил Владимир, – и мою догадку лег¬ко проверить, – заявил он с хмурым видом.
– Это ж получается, что твой тесть и меня замазал контрабандой. Ведь живем-то мы с ним под одной крышей! – сделал Рудольф неутешительный вывод. Вспомнилось ему рассуждение Достоевского в романе «Бесы» насчет умения руководителя подпольной организации подчинять своей воле участников революци¬онного кружка путем пачкания их общей кровью за счет убийства отошедшего от их дел бывшего сотоварища.
Горькие мысли не давали Рудольфу покоя, и он высказал их Владимиру, едва они выбрались из-за стола:
– Получается, что я попался на добром отношении твоего тестя, и теперь живу в его доме измазанным по уши в дерьме.
– А он в свою очередь попался на доброте Приварова, – подхватил Владимир эту мысль.
– И что же нам теперь делать? – горестно вздохнул Рудольф.
– Что-то надо делать, – ответил Владимир с видом человека, уже принявшего решение.
Отдохнув, друзья в прежнем темпе взялись за работу. Ближе к вече¬ру им стало ясно, что весь уголь сегодня перетаскать не получит¬ся, и они сбавили трудовой ритм. Когда из дома вышла хозяйка, она застала их беседующими о житье-бытье.
– Что это ты не заглянешь к нам? – попеняла Анастасия Матвеевна зятю, но Владимир в ответ лишь улыбнулся, проговорив: – Не по¬скупился бывший зять на уголь, – и показал рукой на углярку так, словно был свидетелем сделки Сергея Павловича с Приваровым.
Услышав такое заявление, Анастасия Матвеевна удивленно вскинулась и кивнула головой.
– А Люба коробки сухофруктов в придел гаража на хранение завез¬ла зимой или летом? – спросил Владимир с озабоченным видом, слов¬но был ответственен за сохранность данного товара.
– В мае, – ответила теща. Ошарашенная осведомленностью зятя подробно¬стями бартерной сделки, она тотчас ушла в дом.
На следующий день, лишь только Владимир подъехал к Рудольфу, лишь только они взялись за угольные ведра, во двор вышел хозяин дома.
– Ты что же не зайдешь к нам? – сходу насел он на зятя.
– Вот с углем закончим, тогда зайду, – пообещал Владимир, за¬тем спросил: – Говоришь, Приваров за машину угля уговорил тебя пере¬дать фирме Кирилла Твердозубова металлический придел гаража в аренду под складирование картонных коробок?
– Причем здесь коробки! – возмутился Сергей Павлович.
– Притом, что в этих коробках контрабанда, – заявил Владимир.
– А мне до фонаря, что в них! – вспылил тесть Миланова, доста¬вая из кармана аккуратно сложенную бумагу. – Вот договор о сдаче по¬дсобного помещения фирме для складирования товаров, где черным по белому написано, что хозяин арендуемого помещения не несет ответст¬венности ни за сохранность, ни за качество складируемой продукции, – подал он документ.
– Экое скотство лезет из людей коммунистической закваски благо¬даря плодам материалистического воспитания! – возмутился Владимир таким заявлением. – Моя хата с краю, и я ничего не знаю, – добавил он с едкой усмешкой. – А что, если в тех коробках контрабанда наркотиков, или пластиковой взрывчатки? – спросил он с нажимом.
– Ну, пошло-поехало, – проворчал Сергей Павлович, однако на зя¬тя посмотрел без укоризны. – Если ты повернулся жить по-капиталисти¬чески, то живи без дураков, отвечай за свое конкретное дело, и не су¬йся в дела других, – пояснил он с нотками назидательности в голосе, затем добавил с уверенностью правоты своих рассуждений: – Пусть за наркоту отвечает тот, кто ее производит, пусть наркоманов ловят те, кому за это деньги платят, а мне на пенсию прожить невозможно, да еще приходится заботиться о детях-внуках.
Упрек был сделан потому, что личный бизнес Владимира Миланова по¬ка не давал дохода, так что его Надежда опять обращалась за помо¬щью к родителям.
– Ты представляешь капиталистов как сборище рвачей, которые дальше денег ничего не видят, – повел Владимир речь глухим, но спо¬койным голосом. – Возможно, при первоначальной стадии капитализма это так и есть, о чем наглядно свидетельствуют наши рыночные взаи¬моотношения. Однако истинная человечность и нравственность институ¬та частной собственности давно бросается в глаза. У нас вот при со¬циализме личное благополучие одних слоев населения допускалось за счет поругания и peпpecсий инакомыслящих, a капиталисты поче¬му-то заботятся о процветании всей нации и о благосостоянии своих работников. Дело здесь, конечно, не в том, что капиталисты такие добрые от избытка личного богатства, а в том, что им выгодно воспи¬тывать высоконравственный физически здоровый товар «рабочая сила», чтобы далее, при новом поколении трудящихся, развивать и совершенс¬твовать производственные технологии. Потому-то они и не жалеют денег для приобретения человеческих умов из любых уголков мира.
Высказав свои высокие соображения, Владимир круто повернул разго¬вор на прозу дня.
– Когда Кирилл обещал быть за очередной партией товара из тво¬его придела? – спросил он тестя.
– В эту субботу, – тотчас ответил тот, и вдруг стушевался, но было уже поздно.
– Вот что мы сделаем, – весело заговорил Владимир в манере рас¬суждений вслух: – Коль скоро ты заботишься о детях-внуках, а мой пасынок для тебя любимый внук, и ему после армии повезло устроить¬ся шофером в милицию, то есть получать деньги за борьбу с бандитизмом, то пусть Толя и займется деятельностью своего деда.
– Ты что, совсем сдурел? – удивился Сергеи Павлович логике рассуждений зятя и, не сказав более ни слова, ушел в дом.
Заявление Владимира показалось Рудольфу из рук вон, однако он мо¬лча взялся за уголь и лишь после окончания работы высказал свое со¬мнение насчет допустимости втягивать детей в подобные разборки род¬ственников. На это друг заявил, что не допустит официального разби¬рательства, а предпримет свои меры. Таким заявлением он настолько заинтриговал Рудольфа, что тот с нетерпением ждал субботнего дня. Но в субботу Владимир подъехал один. Едва поздоровавшись и попро¬сив друга без нужды не выходить на улицу, он ушел в дом к тестю с тещей. Таинственностью своего поведения он взвинтил Рудольфа, и тот устро¬ился у окна наблюдать пустынную улицу на окраине города, по которой как говорится, не ходили ни петух, ни курица. Однако вскоре к дому подъехал видавший виды грузовой «Москвичонок», из которого появи-лась Люба, а за нею шофер. Как только они прошли за калитку, Рудольф выскользнул на веранду. Здесь он за¬метил Владимира, уткнувшегося в окно веранды, открывавшее вид на хозяйственные постройки. Тот внимательно следил за поведением визитеров, а потому вышел во двор тогда, когда Лю¬ба открыла гаражный придел.
Появление Владимира у открытого склада было для приехавших пол¬ной неожиданностью. Во всяком случае Рудольф ясно видел, как при его появлении напрягся шофер, а потому счел необходимым выйти к дру¬гу на помощь.
В тот день Твердозубов Кирилл – а это он был за шофера – действи¬тельно никак не ожидал встретить сейчас здесь кого-либо из посто¬ронних. Однако у него предусматривался подобный вариант, а потому он спокойно взял пару коробок с сухофруктами, и, проговорив Любе: – На сегодня хватит, – понес их к машине. Люба вознамерилась немедленно закрыть придел, да Владимир остановил ее:
– Сходи, позови деда, – распорядился он, и она послушно ушла в дом.
– Узнаешь? – кивнул Владимир другу на коробки.
Не успел Рудольф что-либо сказать, как вернулся Кирилл и преспо¬койно закрыл двери придела гаража. Однако ключ от замка был у Любы, числившейся в его фирме кладовщицей, поэтому ему пришлось остаться у дверей.
– Говоришь, у тебя в коробках сухофрукты! – по-свойски обратил¬ся к нему Владимир.
– Так точно, – с шутливой улыбкой отвечал тот, извлекая из кармана фактуру.
– А проверить можно? – с видом недоумка попросил Владимир.
– Пожалуйста, – ответил Кирилл и повел любопытствующих друзей к «Москвичонку», где преспокойно вскрыл обе коробки, в которых вслед за Владимиром заглянул Рудольф, но ничего, кроме компотной смеси не обнаружил.
Тут Рудольфу подумалось о чрезмерной подозрительности друга. Возможно, вовсе не Кирилл был тогда во дворе дома Любы, а она, наве¬рное, и знать не знает ни о какой контрабанде.
На улицу вышли Люба с Сергеем Павловичем. Кирилл, тотчас усевшись за руль автомашины, попросил кладовщицу:
– Закрой придел, да нам пора ехать.
– Там у вас всего пятнадцать коробок, а у меня свой магазин, и есть лицензия на торговлю продовольственными товарами, – вмешался в их разговор Владимир, причем прозвучало его заявление ни к селу ни к городу вроде того, что в огороде бузина, а в Киеве дядька.
– Моя фирма не нуждается в услугах по реализации товаров, – су¬хо возразил Кирилл. После его слов Люба собралась было идти закры¬вать гаражный придел на замок, да Владимир придержал ее.
– У тебя фактура на всю партию сухофруктов? – поинтересовался он с доброжелательным видом.
– Да, – подтвердила та, достав бумаги из женской сумочки. Владимир взял фактуру из рук Любы, достал из кармана ручку со своими бумажками, выписал приходный кассовый ордер, отсчитал из другого кар¬мана пачку денег и передал их Любе в обмен на фактуру. Пока он за¬нимался этим, подъехал на своей машине его пасынок. Толя сегодня хотя и взял выходной, но по просьбе отчима приехал в милицейской фор¬ме, пристегнув к поясному ремню пустую кобуру. Не мудрено, что его появление придало торопливости действиям Кирилла. Он поспешно выбрал¬ся из кабины «Москвича», подошел к Любе.
– Я ж сказал, что эта партия сухофруктов обещана другим! – рез¬ко бросил он в лицо Владимиру, затем повернулся к Любе с приказом: – Забери у него фактуру и верни ему деньги.
Однако было yжe поздно, потому что Владимир преспокойно направил¬ся во двор к приделу гаража, и все последовали за ним. На правах хо¬зяина только что приобретенной продукции он принялся выносить злополучные ко¬робки и ставить их поверх рампы, служившей хозяину дома для осмотра ходовой части автомашины. Когда коробки были выставлены на всеобщее обозрение, он вскрыл их и в каждую заглянул, затем взял пустое вед¬ро, в которое выгрузил из каждой коробки по две пригоршни сухофрук¬тов. После этого он при всеобщем молчании собравшихся взял из гара¬жа тестя канистру с бензином, облил коробки горючим и поджег. Не ус-пела Люба от удивления его действиями прийти в себя, как из прогорев¬ших коробок, числившихся у нее с сухофруктами, посыпались горящие оранжевые пакетики, распространяя дымный запах дурмана.
Достав из углярки совковую лопату, Владимир выгреб из костра несколько тлевших пакетиков, притушил их, взял один в руки, высыпал его содержимое на ладонь и сунул Любе под нос.
– Видишь, чем торгует эта фирма? – спросил он, пристально заг¬лядывая родственнице в глаза, но та была явно шокирована увиденным.
– И ты, деда, знал об этом? – с надрывом обратилась она к угрю¬мо наблюдавшему за происходящим Сергею Павловичу.
– Что ты, внученька! Откуда мне было знать, – понуро проворчал тот и ушел в дом от греха подальше. Между тем от возмущения увиденным Люба не находила себе места.
– Это ты все подстроил! – бросила она в лицо Твердозубову Ки¬риллу и, влепив ему пощечину, убежала в дом. А тот, получив оплеуху от любовницы, крутанулся и вышел со двора, резко хлопнув калиткой.

– 10 –

Спустя неделю после случившегося Люба стояла за прилавком магазина Милановых, подменив Надежду, которая на зиму пошлa работать в детс¬кий сад. Торговала Люба на пару с Сашей, в будние дни подменяя друг друга и устраивая себе выходные. А вот Рудольф с Владимиром работали в магазине без выходных, потому что торговля овощами по осени шла бойко, потому что следовало обустроить под магазином подвальное овощехранили¬ще. В этот период магазин для их семей превратился в излюбленное ме¬сте для свободного времени провождения. И в тот злополучный день Рудольф подъехал сюда с Сашей задолго до начала работы, но семья Милановых все-таки опередила их. Те сейчас экономили даже на электроэ¬нергии, а потому предпочитали столоваться на работе и готовить на газовой плите.
При появлении Милкоевых Надежда тотчас усадила их к столу, а за чаепитием напомнила мужу о полупустом газовом баллончике.
– На этой неделе должны заменить, – пообещал Владимир жене, за¬тем шмыгнул носом от простуды, заработанной при перетас¬кивании угля во дворе тестя. Аналогичный звук издал и Рудольф, да к тому же громко чихнул, рассмешив всех солидарными с другом симптома¬ми насморка.
Чаепитие закончилось. Надежда со6раласъ по делам, оставив млад¬шего сынишку на попечение отца. После ее ухода все взялись за подго¬товительные торговые работы, закончив их задолго до официального от¬крытия магазина. От нечего делать они вновь располо¬жились в хозяйственном закутке за гостеприимный стол. Однако сыниш¬ке Милановых не сиделось со взрослыми, и он стал проситься на улицу.
– Может, с дядей Рудом погуляешь? – предложил ему отец. Андрей с радостью засобирался, и Рудольф, одевшись, вышел с ним во двор, убранный белизной свежевыпавшего снега. Снег был мягкий и мокрый, а потому ребенок с взрослым дядей принялись катать его в сне¬жные комья. За этим занятием они не видели, как во двор въехал «Жигуль», как шофер достал из багажника пятикилограммовый газовый баллон и отнес его в магазин.
Когда Рудольф заметил отъезжавшую от магазина машину, он чем-то встревожился и, оставив снежные занятия, поспешил в помещение. Одна¬ко в магазине было все спокойно: Саша прихорашивалась перед зеркалом в предвкушении общения с покупателями, а Владимир подсоединял привезе¬нный баллон к газовой плите. Не желая выглядеть ревнивым супругом, Рудольф выпил глоток чая и отправился на улицу. И вот не ус-пели они здесь с Андреем накатать второй снежный ком для снеговика, как от магазина донесся глухой взрыв, похожий на вздох чудовища.
Врыв на окраине города никого не встревожил. Но Рудольф взметнулся от его вздоха и бросился в магазин, подмечая на бегу, на¬сколько пострадали окна и входная дверь. И все равно вопреки логике он надея¬лся на чудо, а потому, когда в помещении увидел Сашу за опрокинутым прилав¬ком лежащую на полу во весь хлыст, то подумал об обмороке. Опустившись перед женой на колени, смахнув носовым платком пыль с ее лица, он приподнял ей голову, чтобы подложить под затылок свою куртку. Тут-то он и обнаружил у жены в затылке глубокую рану.
Догадавшись, что Саша при падении пробила голову о реб-ро батареи отопления, Рудольф все равно не хотел поверить, что она мертва, а потому принялся делать ей искусственное дыхание с массажем груди в области сердца. Но ни пульс, ни дыхание у жены не восстанавливались.
Суровая реальность случившегося медленно но верно вошла в его сознание, да так, что он несколько мгновений сидел перед трупом жены в одеревенелом состоянии, затем встал и с полнейшим рав¬нодушием ко всему окружающему отправился в хозяйственный закуток к эпицентру взрыва, предполагая найти там своего друга растерзанным на куски. Однако Владимир предстал пе¬ред его взором живым, хотя и крепко пригвожденным к стене опрокину¬той газовой плитой. В момент взрыва он сидел перед плитой на корточ¬ках, и она спасла его от растерзания. Тем не менее Рудольф сразу понял, что друг не жилец. Дело было не в оторванной по локоть левой руке Владимира, а в его лице. Оно взрывной волной выше носа было превращено в иссеченный крошевом взрывчатки бесформенный кусок мяса. И вот на бесформенном кровоточащем лице жили гу¬бы, и подбородок, и рот, который открывался в намерении что-то сказать.
Картина говорящего смертельно изуродованного лица потрясла Рудольфа.
– Володя! Это я! – хрипло выдохнул он и склонился к другу и тотчас услышал:
– Возьми к себе Андрея, Надежду.
При мысли, что человек в момент смерти думает не о себе, у Рудольфа слезы брызнули из глаз. Но умирающий не мог видеть этих слез и все шептал завещание беззвучными губами, потому что в сдавленной груди не было больше воздуха.
– Все сделаю, мой милый! – громко и торжественно пообещал Рудольф, не выирая своих слез, а всецело наблюдая за губами друга. Но губы Владимира после услышанного обещания успокоились. Через несколько мгновений он затих с безвольно поникшей изуродованной головой.
Душа Владимира Миланова покинула его тело так торжественно, что Рудольф благоговейно уселся на пол рядом с ним со словами: «святой человек». Затем он снял с руки погибшего обручальное кольцо, затем и со своей руки снял заветное серебряное колечко, которое когда-то в таежном беспамятстве именно Владимиру подарила Саша-Синильга. Что ж, смерть расставила все по своим местам, и Рудольф, выполняя волю судьбы, надел на безымянный палец уцелевшей руки друга серебряное колечко своей погибшей жены.
– Дядя Руд! Кто нашу дверь бабахнул? – послышался детский воз¬глас.
Рудольф встрепенулся, быстро поднялся с пола и, вытерев лицо, направился к ребенку.
– А когда мы снег катать будем? – встретил тот его вопросом.
– Этой зимой обязательно докатаем, – пообещал Рудольф приемышу, трепетно беря мальчонку на руки, словно это было все, что ему осталось не поверженным от прошедшей жизни. Зная, как важно отвлечь ребенка от реальностей случившегося, он предложил:
– А сейчас, сыночка, надо идти позвонить маме, потому что бабахнуло твоего папу и тетю Сашу.
– Я хочу посмотреть! – захныкал Андрей, но Рудольф лишь крепче прижал его к груди.
– Сейчас приедут врачи и будут лечить папу. А нам надо быстрей идти к маме, – уговаривал он несмышленыша, при этом словно со стороны наблюдая себя, удивляясь своей способности выдумывать небылицы. Однако для ребенка такая ложь сейчас была благом. Поэтому Рудольф с легким сердцем продолжал наговаривать Андрею, как быстро вылечат его па¬пу, как снова все вместе они будут ходить в папин магазин, играть здесь во дворе и кататься с горки.


;
                СОДЕРЖАНИЕ


                Путь надежды

Глава первая……………………………………….             3
Глава вторая ………………………………………           30
Глава третья………………………………………..          65
Глава четвертая…………………………………….         107
Глава пятая…………………………………………         161

МАЛКОВ
Рафаил Константинович
Путь надежды
роман

Редактор Н. К. Герасимова
Художественно-технический редактор Р. К. Малков
                Корректор     И.В. Горгулько   


Подписано к печати                Формат 84х108 1/32.
Бумага газетная. Печать офсетная. Уч-изд. л. 15,31.
Тираж                Заказ №

Отпечатано ООО
630007,  19/1