Едва он родился, называть его стали «солнышком». И было отчего: огненно-рыжие кудряшки младенца напоминали протуберанцы. И улыбался он так светло, что взрослые невольно улыбались в ответ.
Годы шли не спеша, как солнце, встающее над горами. Ребёнок резвился, радуясь бытию. Он бегал по двору с детворой, и его всегда окружали друзья – словно маленькие планеты. Разгорячённый и раскрасневшийся, он смело съезжал с ледовой горки на санках и высоко, выше всех остальных, взбирался по веткам деревьев. Всё ему было легко, везде он был лучшим и первым.
И только игра в снежки никак не давалась ему, принося огорченья: стоило взять в руку снег, он сразу же таял в ладони.
Осознав эту странность, мальчик сначала встревожился: он не похож на других! Но, подрастая, узнал, что его непонятное несовершенство с лихвой восполнялось достоинствами. В лютую стужу с ним было словно теплее, а в кро¬мешной безлунной ночи точно лучик фонарика освещал дорогу идущим, если с ними был мальчик. «Покажи твой фонарик!» – просили друзья. Он удивлялся: «Фонарик? У меня его нет». И приятели не обижались (подле него исчезали обида и зависть), лишь улыбались растерянно. А мальчик спешил домой: «Завтра так много дел! Мне надо встать до зари».
Просыпался он очень рано, легко стряхивал сон, под¬бегал к окну и смотрел: было ещё темно, ещё далеко до рассвета... Нет! Рассвет наступал тотчас же.
И мальчик спешил, потому что его ждали многие. К нему тянулись, к нему привязались все в этом городе, кому было темно и зябко. Мальчик входил в их убогие комнатки, забывшие солнце, – и в них зажигался свет. Он заглядывал к древним старушкам, у которых давно не топилась печь, – и дрова начинали уютно потрескивать в печке. Он встречал близорукую девочку, что сетовала на дождь, нескончаемый дождь в глазах, – и помогал разглядеть ей радугу.
«Как тебе всё удаётся?» – спрашивали его. А он возражал:
«Что вы! Я почти ничего не умею. Я ведь только учусь». Он всего лишь учился. Он учился у Старшего и впитывал всё, что давал ему тот.
Юноша рос, наблюдал этот мир – как холодно было в нём беспомощным существам! Сколько ещё темноты нужно было ему одолеть! И юноша рос и шагал по зем¬ле, и дни становились длиннее, а ночи – короче. Юноша двигался вдаль, и снег под его ногами темнел, оседал, пробивалась трава из-под снега, возникали цветы, раз¬растались деревья, за ним оставались полосы рощ...
Но юноша не оглядывался. Он ощущал всё сильней и сильней, как жжёт его изнутри какое-то пламя. Он знал, теперь он точно знал, что это – болезнь. Началась она с детства, с тех пор, как ему не давались снежки. Да нет, даже раньше – с самого рождения. Одна¬ко знал он теперь и другое. Ведь Старший открыл ему, говоря: «Не страшись! Эта болезнь – не к смерти, а к вящей славе Глубокого Космоса». Юноша, правда, пока не понял, что это значит, но очень хотел понять. А пла¬мя, невидимое пламя жгло его изнутри – требовательно, точно желая явить себя вовне и распространиться по всей планете.
Тогда он задумался: пламя сжигало его в те минуты, когда, видя людские страданья, он не знал, как их облегчить. В такие мгновенья ему было больно, и казалось, вот-вот он взорвётся или сгорит дотла. Но как только ему удавалось помочь другим, боль отступала. Почему?
И вдруг он понял всё до конца. Внутри него – токи энергии! Внутри него – сила тепла и света! Внутри него – солнце! И если б он жил для себя одного, оно бы давно обратило его в оплывшую свечку, в спичку, сгорбленную и почерневшую. Внутри него – солнце. А солнцем надо делиться с другими. Солнцем нельзя не делиться со всеми. А он? Он отдаёт его мало, мало.
Он стал выходить на стогны столиц, возвещая Ученье Вселенского Солнца. И тысячи тысяч, внимавших ему, светлели душой и видели, что он окружён ореолом, сиянием – ярким, точно огонь костра, который хочется наблюдать неотрывно и вечно.
А солнечный человек продолжал их учить. Он говорил – и делал. Он осушал болота и орошал пустыни; будил всё живое от спячки; высветил тёмные бездны морей и недр земли.
И осознал: его миссия здесь завершилась. Он сделал всё, и Земля в нём теперь не нуждалась.
Но пламя сжигало его, как прежде. И однажды он ощутил себя ракетой, космическим кораблём, который жаждет полёта. Пламя рвалось изнутри наружу. Тогда, опершись на огненный столп, он взлетел.
Пролетая через миры, он вытопил краешек льда из колец Сатурна и дал эту воду каналам Марса, подарил Венере цветы и отогрел коченеющие тела Урана, Непту¬на, Плутона. Солнце-звезда уходила всё дальше, и он закричал напоследок: «Спасибо Тебе, Старший! Спаси¬бо за то, что Ты поделился со мной огнём. И прости, если я помогал в трудах Твоих слишком мало!» И Старший сравнялся со всеми звёздами в Млечном Пути и исчез среди них.
А Солнце-человек внедрялся в Глубокий Космос. Он скучал по Земле, но там ему больше нечего было делать, и он продолжал улетать. Жгучее пламя внутри говорило ему, что скоро конечный пункт. Что он найдёт там? Быть может, ту цель, о которой так странно сказал ему Старший – «вящая слава Глубокого Космоса»?
И вдруг – он обнаружил себя на краю всех вселен¬ных. Была темнота, всюду чёрные дыры и вечная ночь. Когда же лучом души высветил он окружающий мрак, то ничего и никого не увидел. Здесь было Ничто, и са¬мый солнечный человек был никому не нужен. Он ужас¬нулся, он потерянно оглянулся окрест и горь¬ко проговорил: «Это – конец».
Оболочка его не выдержала напора неудержимых энергий избыточного огня – и взорвалась.
* * *
Там, где был человек, пылало гигантское Солнце. Искры его разлетались узорами новой Галактики. Свет и тепло создавали существ, крошечных и мерцающих. Они подрастали, они возрастали числом, и те, что по¬младше, были так любопытны:
– Кто это там, в синем небе над нами?
– Агнис, – отвечали большие.
– Кто он? Живой? Человек?
– Не человек, не живой. Мы – живые. Он – Солнце.
– Почему мы живые?
Большие смущались. Как им ответить на детский вопрос?.. И говорили, чувствуя всю нелогичность тако¬го ответа:
– Почему мы живые?.. Потому что в каждом из нас – Агнис.