Дом, некогда гостеприимный и шумный, жестоко страдал одиночеством.
Хозяина дома, Владимира Иосифовича, год как не стало. А перед тем за три года умерла Вера Сергеевна, сестра тёщи. Именно они, в давние времена, сложив имеющиеся средства, построили этот дом.
В доме жила только Алевтина Ильинична, женщина весьма преклонных лет. Уже много лет дом держался ей стараниями. Теперь, когда её мать, тётка, муж умерли, а дети ещё раньше разъехались, дом потихоньку ветшал.
Армейская дорога на финише привела Алексея Владимировича служить в гарнизон в 30 километрах от родительского дома. Выйдя на пенсию там, в городе он и осел. На родину приезжал два-три раза в месяц обиходить-помочь старикам.
Калитка неслышно закрылась. Алексей Владимирович прошёл вдоль окон дома, завернул за веранду и громко поприветствовал:
- Ма-а! Я приехал!
Бросил сумку на широкую деревянную лавку и зашёл в летнюю кухню. Вода в кране была холодной и приятно освежила.
Отворилась дверь веранды. Держась за створку и притолоку, в дверной проём стала протискиваться мать. Крепко щурясь и раскачивая корпусом, она вышла на ступеньки.
Алексей успел скинуть дорожное платье и облачиться в старенькие шорты и майку.
-Привет, ма! Как дела?
-Как ты доехал? Как детвора?
-Нормально. Как тут?
-Лучше всех. Вчера вот, Лидка на улице…
-Ма! Потом.
-Так ты ж, послушай!
-Потом, потом!
-Матери уже и слова нельзя сказать! Ни поговорить, ни послушать!
-Мам! Я – в огород пока светло.
Женщина обиженно замолчала и, развернувшись, пошла в дом. Пакет с гостинцами остался лежать на кресле, что стояло под навесом.
Алексей крякнул с досады, подхватил оставленные с прошлого раза рабочие перчатки и направился в огород. Лучше всего ему думалось и вспоминалось здесь. Недавняя пора, когда только-только стронулись почки и все деревья вдруг приобрели малахитовый цвет, прошла. Прошли весенние дожди, а летние ещё не начались. Что положено отцвело. За неделю трава поднялась едва ли не до колена. Грунт подсох и местами – изрядно.Шланг протянут к грядкам томатов и огурцов. Мотор в колодце глухо урчит. Алексей, став на четвереньки, начал прорывать траву.
Баба Вера ушла на девяносто пятом году. Возраст. Только последние три-четыре года стала слаба на ноги и всё больше сидела в кресле или лежала на диване. Пару раз Алексею пришлось топтаться в нетерпении перед дверью, ожидая, когда бабуля пройдёт в комнаты или из них. Наконец нашёл выход. Подхватив бабу Веру на руки, он доставлял её к месту назначения и шёл по своим делам. С тех пор так и пошло. Те два дня, что Алексей был в родительском доме, он выносил на свежий воздух, устраивал попить-покушать, заносил в дом бабу Веру. Мать, в остальные дни обихаживавшая двух стариков, получала небольшую передышку, а с отъездом сына, вновь впрягалась и колотилась, готовила-стирала-гладила. Отец помогал, но, преимущественно, с домашней птицей, огородом.
Со временем, бабу Веру определили в летнюю кухню. Тому были понятные обстоятельства и причины. Все тяготы по обслуживанию лежачей больной старухи достались матери. Плюс ко всему все домашние работы оставались за ней. Хворать-жаловаться и закисать времени не было, и мать держалась "молодцом". Каждый приезд она напоминала сыну:
-С бабой Верой поздоровайся!
Алексей шёл в кухню, здоровался, угощал свежей водичкой, рассказывал недолго свои новости. Баба Вера внимательно слушала, иногда перебивала вопросом:
-А весна в этом году была?
или что-то в эту тему, платочком вытирала уголки слезящихся глаз. На прощанье подслеповато тянула руки, перехватывала ладони внука и целовала их. В этом были одновременно и благодарность и щемящая беспомощность. В бормотании разобрать что-то внятное было сложно, да и особого желания у пятидесятилетнего мужика, признаться, не было. О молодости? О старости? Кто теперь скажет наверняка?
Осенью бабу Веру похоронили.
Алексей Владимирович рвал траву, не замечая колючек и порезов.
Мать сдала в два месяца. Когда потребность в её заботах сократились втрое и резко, она, будто остановившись, замерла, едва ли не впав в спячку. Упало зрение, прыгнуло давление.
Ещё через год она почти ослепла. Теперь отец хлопотал вокруг матери.
Сестра звала к себе родителей. В былые времена проведать-погостить ездили с удовольствием, но всегда возвращались домой. Ехать "стариковать за тыщу вёрст" категорически отказались. Не видя окружающие предметы, мать по памяти передвигалась по дому, грела себе чай, обихаживалась. А в другом доме? Проблема. Когда не стало отца, на зиму, мать уговорили погостить у дочери. Встречали-устроили её выше всех похвал, но возвратиться домой мать была настроена категорически.
Пробовали подобрать компаньонку. Да характер такой, что не всякий памятник выдержит натиск, а те, кто выдерживал, уже ушли. Вот слепая старушка за семьдесят пять и жила одна. Вечерами выходила "погулять" на лавочку перед двором. Заодно с соседскими девчонками (уже на пенсии) поболтать.
Смеркалось. Алексей выключил мотор, свернул шланг, припрятал перчатки и направился к дому.
Под навесом у крыльца в кресле сидела мать. Алексей забежал в кухню, вымыл руки, прихватил из холодильника бутылочку пива и устроился на лавке.
-Ну, мам, рассказывай!
-У Лидки куры в среду все повылетали из курятника. Всей улицей ловили.
-Это самое главное?
-А что у меня здесь может быть новостью и главной? Ты редко ездишь. Внуки,
так вообще глаз не кажут.
-Так ты же их сама и распугала.
-Чем же я их пугала?
-Мам! Тебя интересует результат или процесс? Ты просила покрасить забор. Что важнее: чтоб был забор покрашен, неважно кем, чем, когда или чтобы ты наблюдала как внук именно этой кистью, а не валиком, именно в такой последовательности и только вечером покрасил штакетник? Каждый остался при своём. Ты вечером можешь смотреть на некрашеный забор, а внук по вечерам в городе "тусит" с компанией.
-Ничего, ничего! Ещё лизнёте с шила патоки…
-Зря обижаешься. Думается, что ты покапризничала и осталась ни с чем.
-Давай, давай мать воспитывай. Своих до ума доведи.
-Ладно, расскажи лучше про наших родичей.
Алексей не хотел обид и, зная слабость матери, вовремя сменил тему разговора.
Последующий час Алевтина Ильинична смакуя подробности, перебивая не по разу сама себя, рассказывала семейные предания, начиная со своего прадеда. История захватывала Алексея не в первый раз. Получалось, что родственников у него восемь-десять фамилий общим числом за полторы сотни. Под сигаретку и пиво он наслаждался эпизодами давней старины времён последней русско-турецкой войны. Запах пыли, высохших степных трав забивал дым пожаров и пороховой гари. Он окунался в мальчишеский восторг и осознавал, что это и сейчас - причина и основа его бытия.
Наговорившись мать замолчала. Двор был погружён в глубокую тьму.
-Ну, пора.
Алексей подхватился, поддержал немощно поднимающуюся из кресла мать, помог ей сориентироваться и подвёл к двери.Алевтина Ильинична пожала ладонь сына, потом перед тем как войтив дом неожиданно поцеловала её.
-Спасибо, сынок…
На выдохе Алексей осел вдоль створки. Что ли гланды внезапно распухли и передавили горло, что ли в затылке потяжелело и вышло из глаз слезой? Прохрипел:
-Срок?…И мне когда-то руки целовать…