Екатерина Ивановна Барышникова трудилась в планово-финансовом отделе N-ского НИИ более тридцати лет, из которых второй десяток руководила отделом и слыла работником опытным, ответственным и незаменимым. Молодым специалистом поступила она сюда после окончания института да так и прикипела к НИИ, к отделу. Руководство было ею весьма довольно и чувствовало себя за спиной сурового начфина, как за каменной стеной. Сметы расходов Екатерина Ивановна самолично выверяла до последней копеечки, от поставщиков оборудования выбивала хорошие скидки, готова была лечь костьми за сохранение стоимости институтских разработок, а свободные деньги выгодно размещала на депозитах в надёжных банках. Потому при достижении Екатериной Ивановной пенсионного возраста ей предложили остаться в прежней должности, что и было принято ею незамедлительно и с удовольствием.
Екатерина Ивановна не относилась к числу красивых женщин, также, как и симпатичных, милых или хотя бы просто привлекательных. Это и стало причиной её позднего брака, а следовательно, и поздних родов. Семейная жизнь не сложилась, муж оставил молодую мать с годовалой дочкой на руках и ушёл к другой. Создать новую семью не удалось.
Всё это превратило Екатерину Ивановну в женщину недобрую, склочную и завистливую, одним словом, стервозную. От её острого язычка с успехом можно было пострадать как на совещании у руководства, так и в институтской столовой или лабиринтах его коридоров. Но более основательно она «задавала перцу» своим непосредственным подчинённым. Так уж сложилось, что планово-финансовые подразделения, как правило, женские по своему составу. Не стало это исключением и для отдела, возглавляемого Барышниковой. И жилось ей здесь, как щуке среди миролюбивых рыбёшек. «Рыбки» со стажем попривыкли к её террору, молодняк предпочитал по-тихому пересидеть рабочий день в своём омутке и не высовываться (себе дороже!), а после поскорее уплыть восвояси на просторы города...
Выходки «матери-начальницы» в отделе старались не принимать близко к сердцу и посмеивались над ними, за глаза, разумеется. К примеру, как без смеха можно было наблюдать ежедневную, забавляющую всех картину? Здание НИИ представляло собой новострой и находилось на окраине города. Сотрудницы отдела, как и большинство тружеников института, добирались до места работы автобусом одного и того же маршрута. А так как излишне усердных среди них было меньшинство, то в основном институтский народ прибывал точно к началу рабочего дня. Этого же распорядка придерживалась и Екатерина Ивановна. За пару остановок до нужной она запускала в ход свои локотки, бойко расталкивала попутчиков, пробиваясь к выходу, забыв о своем возрасте и хронических недугах. Далее пулей неслась в отдел, чтобы на минуту-другую быть там раньше подчиненных и упасть в своё кресло. Но на этом спектакль одного актёра не заканчивался. Когда сослуживицы по одному или щебечущей стайкой заполняли кабинет, Екатерина Ивановна (а она восседала лицом ко всем), запыхавшаяся и взъерошенная, как воробей после драки, уже сосредоточенно смотрела в монитор своего ещё не включенного компьютера:
– Долго спим, милочки! И спешить не соизволим! Тянешь тут лямку одна за всех, а другие только премии горазды выпрашивать!
«Милочки» дежурно здоровались с начальницей, рассаживались по местам, не реагируя на её утренние выходки. После первой «взбадривающей» инъекции Екатерина Ивановна изымала из недр стола косметичку, чтобы придать своему тусклому «фасаду» благообразный вид. Традиционно эта процедура состояла из трёх четких с годами отработанных действий. Редкие худосочные волосы собирались на затылке в старомодную кичку. Белесые брови щедро подводились чёрным карандашом, чем и спасались от полного исчезновения. Спелая вишня позавидовала бы яркости густо накрашенных прямых губ.
Раздав задания, Барышникова уходила, как говорили в отделе, в дальнее плавание: пройтись по институту, собрать последние сплетни под чашку другую чаю или кофе - это кто чем богат. По возвращению «шефиня» с самым деловым видом сообщала, что была на важном совещании у руководства, где как всегда загрузили только её одну-единственную, бедную и разнесчастную:
– И кто всё это разгребать будет? Не знаю, не знаю... Опять я?! – театрально возмущалась «мученица от финансов». Её маленькая прилизанная головка опечаленно моталась из стороны в сторону, бровки озабоченно поднимались домиком над оправой очков, губки обиженно, по-детски складывались бантиком. Казалось, ещё секунда, и кремень-начальница заплачет от досады.
Но всё это было безобидной шалостью и цветочками. Ягодки были куда горше, а порой и ядовиты...
День зря прожит, если не испоганит кому настроение! Ну, разделить бы вздорной начальнице радость коллеги, так нет!
– Милочка, я вас умоляю! Только не с вашими ногами надевать юбки!
– Деточка, носить это платье с вашей фигурой – просто сумасшествие!
Всё это оглашалось прилюдно, бесцеремонно, тоном, не предусматривающим возражений. И ведь известно было, что Барышникова нередко тут же просила своего заместителя Домну Кузьминичну узнать, где покупалась только что обхаянная ею вещь, чтобы незамедлительно сообщить о ней своей дочери для приобретения. Известно потому, что Домна Кузьминична, слывшая в институте как «домна», низкого роста, чрезмерно полная, и оттого постоянно потевшая, помешанная на различных диетах дама предпенсионного возраста, однако всё еще мечтавшая занять место своего шефа и открыто пресмыкающаяся перед ним, выполняла эти указания по-солдафонски топорно.
И сколько бы протекала так жизнь отдела, если бы не случилось того, что случилось...
ххх
– Здравствуйте, солнышки мои! Здравствуйте, лапушки! Екатериночке Ивановне моё персональное почтение! – начальник отдела кадров института Геннадий Петрович Блинов внёс со своим появлением здоровую энергетику, приятное оживление и аромат хорошего мужского парфюма.
– Здравствуйте, Геннадий Петрович!
– И вам бодрости духа, Геннадий Петрович!
Чего-чего, а последнего Генаше или Блинчику, как меж собой любя прозвали кадровика здешние дамы, было не занимать. Небольшого роста, с приличной уже залысиной, он перемещал своё упитанное тело, смешно переваливаясь с боку на бок, и был похож на суетливого пингвина. Будучи известным женским угодником, Генаша был готов уделить внимание каждой сотруднице: одарить персональным комплиментом, поцеловать ручку, приобнять, лучше за талию, а если повезет, то и ниже. При этом ему были совершенно безразличны возраст, должность и степень привлекательности предмета своего внимания. Проделывал он это так учтиво и с таким кротким видом, что обижаться-то на него было, вроде как, и не за что. Проделал бы и на сей раз, если бы не присутствие строгой начальницы. А потому, к глубокому сожалению Генаши, все его любвеобилие ограничилось лишь ею одной.
– Екатерина Ивановна! Милые дамы! Разрешите представить новую сотрудницу вашего замечательного отдела Одинцову Екатерину Ивановну! Прошу любить и жаловать!
Не каждый конферансье смог бы сделать это с таким изяществом, как Геннадий Петрович. Присутствующие оторвались от дел и бесцеремонно принялись разглядывать новенькую. А посмотреть было на что...
Молодая женщина лет двадцати семи – тридцати с первого взгляда привлекала к себе внимание. Она была из тех, о которых принято говорить «броская и эффектная», на которых заглядываются мужчины и оборачиваются им вслед. Безукоризненный светло-голубой брючный костюм и чуть тесная блузка под распахнутым пиджаком подчеркивали её стройность, очертания и изгибы фигуры. Роскошные волосы волной падали на плечи, и наметанный женский глаз вмиг угадывал приложенную здесь руку мастера высокого класса. Искренняя открытая улыбка украшала и без того красивое лицо. Во взгляде отсутствовало заискивание, присущее людям, не уверенным в себе. Напротив, от неё веяло спокойствием и достоинством. С появлением незнакомки казалось, что в кабинете, где единственным украшением был стоящий возле стола начальницы старомодный фикус, болезненный от постоянного наличия негативной энергии своей соседки, стало уютнее и даже светлее.
«А колечка-то обручального нет. Или ещё не закольцована, или скрывает...»
«Красотка! Ну, мужики институтские, держитесь!»
«Со связями дамочка, раз мимо нашей мымры устроилась. И чья же она протеже? Но хорошенькая, что сказать! Надо спросить о её парикмахере...»
«Вот чёрт принес! На кой она мне нужна, цаца такая?! И что они там в своей дирекции думают? Руководители хреновы! Мне работники нужны, пахари, а не дом моделей! Вот и пусть катится, откуда пришла!»
Воспользовавшись паузой, Генаша переместился к креслу Барышниковой. Застыв, как змея перед броском, она будто гипнотизировала свою будущую жертву. Брови её сошлись над переносицей и скрылись под оправой очков, зло поджатые губки-черточки стали едва заметны: в кои времена в возглавляемый ею отдел принимают работника без согласования с ней и без её высочайшего позволения?!
– Екатериночка Ивановна! Сам в последний момент узнал! Перед фактом поставили, всеми святыми клянусь! – крестясь, Геннадий Петрович скороговоркой оправдывался на ушко начальницы отдела. – Сам директор распорядился! Это дочь его старого друга, в институте вместе учились. Отец-то её потом по военной линии пошёл. Полковник! Генерала скоро получит! Наши разработки у него испытываем... А с образованием и опытом у неё всё в порядке: диплом с отличием и замначальника профильного отдела уже поработала...
– В Мухосранске... – грубо прервав оправдательно-рекламную речь кадровика, Барышникова вскочила с кресла, точно в атаку, и почти вплотную приблизилась к девушке:
– Так как же, значит, нас звать-величать, милочка?
– Екатериной Ивановной, – чуть кивнув, приветливо ответила та.
– Надо же! И меня Екатериной Ивановной! Не запутаться бы!
– Очень приятно! Думаю, не запутаемся...
– Да уж, в этом будьте уверены! До Екатерины-то Ивановны вам ещё потеть и потеть, как медному самовару! А пока побудете Катей, простенько и со вкусом!
– Спасибо, что не Катькой! Правда, Екатерина Первая тоже с Катьки начинала...
– Ох ты, на что бьёшь! – покрывшись красными пятнами, наконец, взорвалась Барышникова, не привыкшая к подобным пререканиям. – Широко шагаешь, милочка! Смотри, что бы брючки не лопнули!
– А я, вообще-то, платья люблю - с разрезом от бедра! И ещё, мы уже на «ты»?
Кабинет притих. Кто-то из женщин имитировал деятельность. Кто-то, напротив, с интересом наблюдал за происходящим. Обескураженный кадровик, сняв очки, нервно протирал их носовым платком...
Упавший на пол увесистый справочник вывел всех из оцепенения.
– Извините... – полушёпотом извинилась нерасторопная сотрудница, поднимая спасительную книгу.
– Так-с, Катюша! В общем, как говорится, милости прошу к нашему шалашу! – начальник отдела кадров, волнуясь, не с первой попытки надел очки. – А вот и ваш столик! Станок, так сказать, орудие производства!
Кадровик подошёл к свободному столу и постучал по столешнице.
– Не поранься только! А то боба будет! – процедила сквозь зубы Екатерина Ивановна-старшая и выбежала из кабинета, с силой захлопнув за собой дверь.
Генаша вновь снял очки и, волнуясь, кое-как попал ими в накладной карман пиджака. Перетаптываясь, исподлобья виновато посмотрел на девушку:
– Ну, Катюша, вы тут потихоньку обживайтесь, а я к себе – дел невпроворот! Заходите ко мне, если что, не стесняйтесь... – пробормотал себе под нос и бочком выскользнул из кабинета.
За ним тут же протопала и Домна Кузьминична.
– Это что же такое? Ты всё видела?! Всё слышала?! Хамка какая! – на одном выдохе, словно горячий пар, выпустила из себя Барышникова. – Это дело я так не оставлю! Это дело надо поправлять! Краля блатная!
Домна Кузьминична, семеня шаг, едва поспевала за ней по длинному институтскому коридору:
– Да уж, Екатерина Ивановна! Да уж, голубушка! – угодливо поддакивала взбешённой начальнице Домна. – Да не берите вы всё так близко к сердцу! Поправим! Воспитаем! Может, валидольчика?
– Ей припаси! Ну, гадина! Ну, тварь офицерская! Посмотрим еще, кто кого! Ничего, такого Кузьму я и сама возьму! Значится, так и запишем: никакой помощи ей, никаких сюсюканий! Так девкам и передай! А кто ослушается – всех сгною, всех уволю к чертям собачьим!
Знала бы всемогущая начальница, как развернутся дальнейшие события, и чем всё это для неё закончится...
ххх
– Девчонки, внимание! Есть предложение сегодня в обеденный перерыв отметить мой первый рабочий день в составе вашего славного коллектива! – объявила Екатерина Одинцова, зайдя утром следующего дня в кабинет и продемонстрировав несколько увесистых пакетов. – Надеюсь, что кусочек-другой торта не испортят ваши фигуры? Или уже безнадёга?
– Катюшка! Безнадёга не безнадёга – это наши промблемы!
– И кусочек, и другой, и третий! Не пугай! Как бы тебе не пришлось в магазин возвращаться за прицепчиком!
– Катюш! До пляжного сезона ещё далеко, можно и расслабиться!
Градус хорошего настроения в кабинете внезапно повысился: женщины шутили наперебой, положительно восприняв инициативу и дружелюбие новенькой, предвкушая сладкий обед. Вдруг всплеск восторга сошёл на нет – не сговариваясь, все перевели взгляды на начальника отдела, которая уткнулась в экран монитора, делая вид, что происходящее в кабинете её совершенно не касается.
– Екатерина Ивановна, извините, что отвлекаю. Есть предложение сегодня во время обеда отметить моё вхождение в коллектив, – повторилась Катя. – Не возражаете?
Выдержав паузу, Барышникова нехотя оторвала взгляд от экрана и секунду-другую всматривалась в доброжелательное лицо возмутителя спокойствия, будто вспоминая, кто стоит перед ней и что, собственно, от неё хотят?
– Ну, попробуй-попробуй... – вполголоса ответила изображающая занятость начальница и вновь погрузилась в свои дела.
Ближе к обеденному часу в кабинете стали наблюдаться действия, понятные лишь его обитателям. Кто-то из коллег делал Кате знаки, постукивая по своим часам (пора мол, подруга, пора!), кто-то многозначительно подмаргивал ей. Склонность лишний раз посудачить о том о сём, слабость перед сладостями (при всём сопротивлении этому соблазну) отличали женское сословие во все времена, и дамы планово-финансового отдела не были оригинальны в этом...
С детства спорой на любое дело Кате хватило и пяти минут, чтобы её рабочий стол превратился в стол по изыску достойный любого ресторана. Импозантное французское шампанское и орденоносное марочное вино, экзотические фрукты и блестящей мозаикой рассыпанные по столу конфеты, выполненный на заказ торт...
– Прошу! – приглашение секунда в секунду совпало с началом обеденного перерыва. Коллеги, в шутку потирая руки и причмокивая, расселись вокруг Катиного стола: прощай, фигура!
– Режьте торт, разбирайте остальное, а я на правах молодого сотрудника и дочери солдата открою вино! – взяв бразды правления в свои руки, командовала Катя.
– Не хило ныне солдаты дочек балуют! Твой-то, наверное, не ниже енерала будет?
– Ох, хватили! Куда нам – всего лишь полковник! – отшучивалась Катя. – Екатерина Ивановна, вас ждем!
Екатерина Ивановна вновь не преминула показать свою загруженность:
– Вы начинайте, а мне в дирекцию надо. Я скоро!
Уговаривать никого и не пришлось. Женщины дружно налегли на угощение, в душе радуясь отсутствию начальницы.
– Где это видано - Моёт Шандон пьём из пластика! Грех это, девушки! – в шутку сострила Вероника, под стать Кате красивая шатенка. Будучи близкой родственницей одного из руководителей института, она была вне поля обстрела со стороны Барышниковой и вела себя достаточно независимо.
– Таки придется согрешить ради меня, – парировала виновница торжества, разливая искрящееся шампанское в пластиковые стаканчики.
– Ну, Катюшка, в добрый путь! Обживайся, в дело побыстрее врубайся и в начальство выбивайся! – под всеобщее одобрение продекламировала экспромт Вероника.
– И жениха тебе здесь найти! Сколько у нас мужичков-то умных, перспективных да холостых! – продолжила Домна Кузьминична, забыв о диетах и лихо опустошая стаканчик с вином, закусывая щедрым куском торта.
Могли бы знать женщины о пророчестве своих пожеланий!..
Посиделки удались. Катя не успевала отвечать на вопросы коллег, которых интересовало буквально всё о её жизни. Где родилась, что случилось с мамой? Почему отец не женился более? Как ему одному удалось вырастить и воспитать дочь, мотаясь по гарнизонам? Почему не замужем? И было бы ещё множество других самых дотошных вопросов (женщины есть женщины, и только попадись им под их всё просвечивающий рентген!), если бы... Если бы не вернулась Екатерина Ивановна в сопровождении начальника службы безопасности института...
– Вот, полюбуйтесь, Григорий Константинович, чем у нас молодежь занимается!
Молодежь, разгоряченная вином и душевным разговором, была застигнута в момент обсуждения пикантного и на её взгляд очень важного вопроса: должен ли овдовевший мужчина жениться вторично? Женщины, кто с бокалом в руке, кто, закусывая, с нескрываемым недоумением смотрели на свою руководительницу и её подкрепление. При этом Домна Кузьминична, секунду назад принимающая живейшее участие в застолье, вмиг освободилась от «вещественных доказательств» и, по-монашески смиренно опустив глаза и сложив ладони на груди, ретировалась на рабочее место.
– А вот и организатор сего бордельеро!
Екатерина Ивановна победоносно смотрела на Катю. Это был её триумф! Раскрасневшаяся, словно тащила начальника СБ на аркане, с надменно закинутой головой и поджатыми губами, она была смешна и страшна одновременно. Она ликовала – попалась птичка!
– Да уж, прогрессируем! – во всеуслышание оценила действия Барышниковой Вероника. – Всякое здесь видали, но таких подстав ещё не бывало...
– А вас, милочка, не спрашивают! – Екатерина Ивановна чуть не подпрыгнула, будто воробей-задира, готовящийся к схватке со своими соплеменниками.
– Вообще-то у нас обеденный перерыв! В чём проблема? – не успокаивалась Вероника.
– С распитием спиртного на рабочем месте?! А завтра и мужиков приведете?! – провизжала жаждущая крови начальница, брызгая слюной и вконец теряющая над собой контроль.
– А зачем приводить? Сами придут. Вот – первый! – Вероника, очищая киви, мило улыбнулась блюстителю институтского порядка. – Григорий Константинович, присоединяйтесь! Вот, нового работника в коллектив принимаем, слово доброе скажите...
Кому бы другому такое панибратское обращение не сошло с рук. Но службист был не один год знаком с Вероникой, да и небольшие шалости красивой женщины вписывались в его понимание. К тому же давно оценил содержание стола и при других обстоятельствах присоединился бы к застолью с пребольшим удовольствием!
– Всё понимаю, но порядок есть порядок - пронос спиртного на территорию института запрещен, – обратился он уже к Кате Одинцовой, замеревшей с бутылкой вина в руке. – Вот сейчас и вас наказывать надо, и вахтера. Так что первое и, надеюсь, последнее предупреждение. Договорились? А вообще, с вхождением в коллектив и всего наилучшего! Обед разрешаю продолжить, а спиртное уберите...
СБэшник коротко, по-офицерски, кивнул и не глядя на Барышникову вышел из кабинета. Женщины молча помогали Кате прибраться за столом.
– Екатерина Ивановна! Что ж вы так...
Катя смотрела на Барышникову, как смотрят на человека, который беспричинно ударил тебя, походя, просто так, и как ни в чём не бывало проследовал далее. В уголках глаз, вопреки её воле, блеснули набежавшие слезинки незаслуженной обиды. Но Катя не позволила себе оголить свои чувства - не то воспитание. Ненависти не было, ещё не было, но что-то кислое подступило к горлу. И видя перед собой самодовольное с ехидной улыбочкой лицо начальницы (А вот так!), почувствовала к ней отвращение и брезгливость:
– ...подло?
После инцидента с испорченным торжеством к Кате подошла Вероника:
– Ну, Катюха, держи ухо востро! На этом дело не закончится! Сейчас наша вобла начнёт прессовать тебя основательно, хорошо её знаю! Чтобы избавиться от тебя, на любую подлость пойдет! Уже пошла. Не возлюбила она тебя. Хотя, кого она любит-то? Может быть тебе директору шепнуть, коль у вас чуть ли не семейные отношения? Чтобы отстала от тебя.
Катя с благодарностью пожала руку своей новой подруги:
– Спасибо тебе, Вероничка! Беспокоить Павла Анатольевича по такой ерунде считаю не стоит, у него своих хлопот – полон рот! Сама разберусь. Да и та, думаю, перебесится и успокоится...
Но ошибалась Катя. Переоценила своего шефа. И действительно, следующего коварства со стороны уязвленной руководительницы ждать пришлось не долго…
ххх
– Девчата, кто степлером выручит, тому ничего не будет! – Катя по-дружески окликнула присутствующих в кабинете коллег.
– Кажется, я у Барышниковой видела. У неё спроси! – подсказал кто-то из женщин.
– Так «оне» на совещании, как всегда, и будут не скоро... – забросила камешек в огород начальницы Вероника.
– Она степлер в стол положила, я видела, – уточнила Домна Кузьминична. – Возьми, если надо!
– Неудобно как-то – без хозяйки... – смутилась Катя.
– Так мы комиссионно, сообща, при свидетелях! – подбодрила заместитель и открыла стол Барышниковой, где действительно находился степлер.
Остаток рабочего дня не предвещал ничего необычного. Отдел готовил материалы к годовому отчёту, как вдруг...
– Оба-на, милые мои! И кто это порылся в моём столе?! – вернувшаяся на рабочее место Екатерина Ивановна нарушила деловую атмосферу отдела.
Вопрос на секунду-другую завис в тишине кабинета, колючий, как шип, не предвещающий ничего хорошего.
– Прикажете отпечатки пальцев снимать?
Барышникова всматривалась в лица сотрудниц, расстреливая их злым едким взглядом. Предчувствуя неладное, женщины отложили свои дела и в напряжении ожидали развития дальнейших событий.
– Я.. – отозвалась Катя, чуть привставшая от такого неожиданного оборота. – Мне нужен был степлер, вот и...
– Милочка! А кто вас такую образованную учил по чужим столам шарить?!
– Я не шарила. Мыс Домной Кузьминичной вместе...
– Ой-ой! Я вас умоляю! Только не нужно меня впутывать в ваши делишки! Я ничего не знаю и знать не хочу! – заерзала на стуле возмущённая Домна Кузьминична.
– Так как же так?! Я ведь...
Не дав договорить, Барышникова напрочь оглушила Катю своим следующим вопросом:
– Чёрт с ним, со степлером! Где пять тысяч рублей?!
– ???
– Бумажечка такая, красненькая! Здесь лежала? Так что же, будем признаваться или мне охрану вызывать?
Катя заставила себя собраться с мыслями. Она покадрово прокрутила в сознании своё «вторжение» в стол начальницы: «Нет! Абсолютно точно – денег там не было! Ни пяти тысяч, ни ста рублей! И я ничего не брала! Провокация? Конечно же! И Вероника предупреждала. Ловко сработали подружки! Какая же я дура! Нашли на потеху лохушку! Нет уж, девочки дорогие, хватит с меня! Повеселились, а сейчас моя очередь посмеяться!»
По-военному быстро разобрав предложенную ей партию, Катя окончательно успокоилась и даже повеселела. Очередной вызов начальницы был принят. Контуры плана контратаки уже вырисовывались в её голове. Коллеги ждали ответного хода...
– Ну что ж, Екатерина Ивановна, два ноль в вашу пользу! Пока два ноль... Денег ваших, конечно же, я не брала, и вы это прекрасно знаете. Но если это ваш способ пополнять свой семейный бюджет, то я помогу вам. До завтра потерпите?
– Это надо же! – подскочив в кресле, взвизгнула Барышникова, явно не ожидавшая такого оборота. – Посмотрите на неё, она ещё и хамит! Хорошо, жду до утра! А хамство своё оставьте для своих ухажеров! Своё требую, не милостыню прошу!
– Ох, не зарекайтесь! – смотря в глаза начальнице, выдохнула Катя.
– И пугать меня не нужно, пуганая уже! – Екатерина Ивановна с силой задвинула ящик стола и покосилась на свою подельницу, ёрзавшую по стулу в нетерпении обсудить с шефом удавшееся мероприятие.
– И вообще всему есть предел. Пять литров в трёхлитровую бутыль не нальешь – выльется... Не хотела я, но, видимо, придётся выводить свой бронепоезд с запасного пути, – вполголоса, больше для себя, завершила Катя и подмигнула слышавшей это Веронике...
На следующее утро, зайдя в кабинет, Катя тут же направилась к столу начальницы. Та, по своему обыкновению, уже была на месте и прихорашивала себя, кокетливо поглядывая в зеркальце.
– Пять тысяч. Одной бумажкой. Чтобы вам не пересчитывать... – Катя через стол протянула руку с банкнотой.
Екатерина Ивановна вспыхнула багрянцем, но сдержалась от эмоций. Выдержав паузу, снисходительно удостоила своим вниманием «воровку»:
– Да не нужны мне эти деньги! – огрызнулась начальница, брезгливо сделав упор на «эти», и вновь принялась за свою нехитрую прическу.
– И мне не нужны эти деньги! – Катя сознательно избежала формулировки «ваши деньги», иначе признала бы факт их хищения.
– Милочка! Эти деньги, видимо, вам были очень нужны, и я дарю их вам! Так что не стойте здесь, как соляной столб! И не нужно благодарности!
То, что произошло далее, было неожиданным и для Барышниковой, и для коллег, откровенно следивших за словесной баталией. И, наверное, для самой подозреваемой в хищении: Катя разорвала купюру в мелкие клочья и сдула с ладони в лицо начальницы отдела...
Всеобщее «а!» пронеслось по кабинету и повисло где-то под потолком. Огорошенная начальница попыталась что-то произнести, но её хватило лишь на редкие нечленораздельные возгласы. Так, с застывшим ужасом на лице, в пёстром «конфетти» и с расчёской в волосах, и выскочила из кабинета...
– Финита ля комедия! Браво! – одиночные аплодисменты Вероники несколько привели всех в чувство. – А вы что сидите? Догоняйте свою мамочку!
Домна Кузьминична, стерев пот с лица, выпучив глаза и на сколько могла, вытянув короткую шею, как сова в поисках добычи, сканировала реакцию сотрудниц на произошедшее. Прочитав на их лицах брезгливость и осуждение к Барышниковой и к ней самой с угрожающим: «Ууу! Доиграетесь!» – выскочила вслед за «униженной и оскорблённой»
– Давай-давай, топай отсюда! Получили по мордам, интриганки! А ты, Катюха, молодец! Пятёрка тебе с плюсом! – и Вероника под одобрительные взгляды коллег торжественно вскинула над собой большой палец руки...
ххх
Со временем страсти улеглись. Общение Барышниковой и Одинцовой свелось к минимуму. Общались в крайних случаях, да и то, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Большей частью посредником между ними была Домна Кузьминична. Враждующие женщины затаились и ждали своего часа. И ежели Екатерина-старшая, встретив отпор от Екатерины-младшей и увидев в ней человека с сильным характером, полагалась на удачно представившийся случай, то её оппонентка расчетливо планировала свой ход. Месть блюдо холодное...
Катя нередко оставалась после окончания рабочего дня подогнать дела, спланировать завтрашний день. Поначалу коллеги подшучивали над ней: «Выделяешься из общей массы трудящихся, Катерина, в начальницы метишь? Себя коллективу противопоставляешь?» Но потом попривыкли и отстали. Сами понимали, что, оставшись одной, за час можно было сделать больше, чем за два в рабочее время. Да и что ей, молодой да не семейной? Так оно и было. Но после последнего конфликта с Барышниковой истинная причина Катиных сверхурочных задержек круто поменялась...
Приёмная директора института находилась в шаговой доступности от кабинета планово-финансового отдела. Мария Ильинична, секретарь директора, покидала свой пост минута в минуту по окончании рабочей смены, и по ней можно было сверять часы. Директор же, как правило, вечеровал: занимался своими нескончаемыми делами, настежь открыв дверь из своего кабинета в приёмную. Это не могло остаться не замеченным Катей, и было использовано ею для реализации своих далеко идущих планов...
Глубоким вечером, когда в полутёмных коридорах института главенствовали шумные уборщицы, Катя зашла в приёмную, и была замечена директором.
– Здравствуй, Катюша! А ты что поделываешь в нашем богоугодном заведении в столь поздний час? – директор, конечно же, узнал дочь своего старинного друга и был искренне удивлен её столь позднему визиту.
– Добрый вечер, Павел Анатольевич! Извините, что побеспокоила! Финансовый год закрываем, вот и задерживаюсь. А зашла к Марии Ильиничне на огонёк – таблетку от головной боли попросить.
– Что ты, Катюша, шутить изволишь? – директор приятно рассмеялся. – Наша Ильинична, поди, уже бигуди накрутила и ко сну готовится! Сейчас у себя посмотрю.
– А вы почему не дома?
– Так, Катюш, это и есть мой дом! Да и к докладу в министерстве подготовиться надо. Поэтому и засиделся. А вот и таблетки...
– Павел Анатольевич! А хотите, я вам чаю заварю, зеленого, элитного? Моего любимого. Меня папка им снабжает.
– Узнаю Ивана! – директор лукаво улыбнулся и на секунду задумался, вспоминая что-то приятное (были времена, покуролесили с другом!) – Он хоть человек и военный, но в напитках, причём во всех, знаток!
Час-полтора воспоминаний о развеселых студенческих временах и разговоров о жизни вообще пролетели незаметно. Ароматный чай заменил таблетки, некогда так необходимые Кате, а доклад директора вдруг оказался вполне готовым для озвучивания в верхах...
К своему дому Катя была доставлена на служебном автомобиле и галантно сопровождена до подъезда директором.
На завтра, в тот же вечерний час, Катя зашла в директорский кабинет, чтобы вернуть унесённую с собой коробку с таблетками. И опять задержалась там. Затем был уютный сербский ресторанчик. Приятный вечер, перешедший в новые сутки, был так же, как и предыдущий, завершен возле Катиного подъезда. С первым поцелуем и долгим прощанием...
Приближался Новый год – время всеобщей суеты и приятных хлопот. Не обошла стороной предпраздничная чехарда и коллектив планово-финансового отдела. Подарки купить, холодильник заполнить, наряды обновить – и всё это было бы желательно «провернуть» в рабочее время. А тут ещё на носу годовой финансовый отчёт и бюджет на следующий год, дамокловым мечом повисшие над отделом. И за всем этим как-то остался в стороне факт появления директора института (!) в скромном подразделении финансистов, чего доселе никогда не случалось. Якобы зашедшего по каким-то неотложным делам к его начальнице. И то, что эти дела стали возникать у него достаточно часто...
«Сколько веревку ни вить, а концу быть» – гласит пословица. Так вышло и в отношениях Кати с Павлом Анатольевичем.
Институтский новогодний вечер удался как никогда! Руководство НИИ не поскупилось на богатый закусками и горячительным стол, профессионального ведущего и другую эстрадную публику, умело держащую празднующий народ в тонусе. Но даже «средь шумного бала» было трудно не заметить особые отношения директора института с одной из работниц финансовой службы. И если это дало повод лишь к шепоткам и косым взглядам, то решение жюри под председательством Павла Анатольевича об объявлении Екатерины Одинцовой королевой бала насторожило сотрудников всерьёз.
Екатерина Ивановна Барышникова откровенно негодовала в кругу своих престарелых подруг. Праздник для неё был испорчен окончательно и бесповоротно:
– Вы посмотрите, что она вытворяет! Да она просто стелется под директора! Шалава!
Особо раздражал возмущенную начальницу смелый разрез на шикарном вечернем платье Кати, обнажавший её красивые загорелые ноги. «Так вот он – её любимый разрез от бедра!» – вспомнила она свою первую встречу с неугодной подчиненной. – «Специально для меня вырядилась, дрянь!»
Внезапное обоюдное исчезновение директора и «королевы» расставило все точки над «i» ...
ххх
– Ну и стерва же ты, Катюха! Или вас сейчас по имени-отчеству называть? Я давеча в канцелярии приказ интересный подсмотрела. Значит, нашу мымру переводят тебе в консультанты, а ты на её место перебираешься? Поздравляю! Быстро же ты её свалила! – Вероника по-мужски наотмашь пожала руку вновь испечённого начальника планово-финансового отдела.
– Спасибо, подруга, коль не шутишь! В замы ко мне пойдешь? Мне ведь, час придёт, в декрет уходить. На кого отдел оставлю? А вернусь и выше расти надо...
– Ну, ты молодца! Всё спланировала! Такого мужика хапнула! Красавец! Ален Делон – не менее! Бездетный. Квартира - машина - дача. Доктор наук! Сколько баб ему глазки строили и всё без толку! Тебя ждал, наверное? За предложение, конечно, спасибо. Только оно мне надо? Домна ещё в должности. Да и Барышникова перед глазами маячить будет.
– Так это дело поправимое! Сейчас поправимое...
Новая должность заполнила рабочие будни Екатерины Ивановны Одинцовой новыми проблемами, но это было ей только по душе. Возможность самостоятельного принятия решений, что называется, расправила ей крылья. Помощи у своей бывшей начальницы она не просила, более того, попросту не замечала её. С остальными работниками отдела (на радость им) сложились нормальные рабочие и человеческие отношения: без тирании и былых оскорблений.
Однажды в обеденный перерыв Катя осталась в отделе по рабочей необходимости. Настойчивый звонок по общему городскому телефону вынудил её взять трубку.
– Здравствуйте! Барышникова Екатерина Ивановна?
– Здравствуйте! Нет. Она на обеде.
– А с кем я разговариваю?
– С её начальником.
– Передайте ей, что звонили из N-ской больницы. Её дочь попала в автомобильную катастрофу и находится у нас. Жива, но состояние тяжёлое. По сотовому телефону Барышникова не доступна, так что передайте, пожалуйста!
По возвращению Барышниковой, Екатерина как ни в чем не бывало выждала несколько минут, и лишь затем обратилась к Барышниковой, впервые за долгое время. От такой неожиданности та вздрогнула и вжалась в свой стул.
– Да, Екатерина Ивановна! Чуть не забыла. Звонили из больницы, просили передать: ваша дочь разбилась...
Всё это было произнесено между прочим, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном, повседневном, не отрываясь от монитора своего компьютера. Так, что присутствующие в кабинете даже не сразу отреагировали на сказанное. Женщины смотрели на Катю и будто впервые видели её: «Вот тебе и наша Катюшка!»
Более Барышникова в институт не вернулась. А в скором времени заявление на увольнение подала и её бывшая заместительница...