ПРОДОЛЖЕНИЕ 15
***
Заняв место у окна, Васька оглядел полупустой вагон электрички. Бомжеватого вида мужик, перепрыгнувший турникет на Казанском вокзале, сидел рядом, на соседней скамейке.
– Зёма, закурить есть?
Васька достал из кармана пачку. Вышли в тамбур, закурили.
– Куда путь держишь, зёма?
– Туда.
– А – откуда?
– Оттуда.
Ехать до Голутвина предстояло часа два с половиной. Намолчавшись за двое суток, Васька рад был поговорить, пусть даже, хотя бы с бомжем. Просто–напросто, Васька не считал нужным говорить кому бы то ни было, кто он и откуда. Тундра кончилась. Надо было возвращаться в суровую материковую реальность. А суровая материковая реальность была такова, что Васька неспешно тащился в какой-то Голутвин. И что оно такое, этот самый Голутвин*? Впрочем, а какая собственно, разница: Голутвин, так – Голутвин. Эка невидаль.
Из разговора с бомжеватым мужиком выяснилось, что зовут его Геной и что родом он из-под Воронежа.
Деревенька Гнездилово, что в пятидесяти с лишним верстах от областного центра, была малой родиной Гены. Где-то там, во второй хате с краю, доживала свой век, позабытая всеми, Генина мама, Александра Никифоровна.
Генин папа, Максим Христофорович, благополучно сгинул, не разобравшись в ситуации, в начале 90-х. Подрядившись шустрить на федеральной трассе М4, Максим Христофорович надеялся обеспечить обеспеченное существование собственной семье. Не раздумывая долго, он вступил в наспех сформированную бригаду по отъему денег с проезжающих мимо дальнобойщиков. После второго выхода в ночь, Максима Христофоровича нашли поутру с пробитой напрочь головой, не подающим признаков жизни. С тем его и похоронили.
Гена же, едва войдя в серьезные года, избрал для себя нелегкий хлеб путешественника. О своих знаменитых коллегах, ну, хотя бы о Пржевальском* и Миклухо-Маклае* Гена не имел никакого понятия, но ни чем, особо таким, ни заморачивался.
А еще жизнь прекрасна тем, что можно путешествовать*.
Глубоко не вникая в суть фразы, Гена блудил по России без какой-либо конкретной концепции, либо – системы. И, если бы, кто-то удосужился спросить его: А для чего он все это делает? Гена навряд ли нашелся бы с ответом. Как увлекает горный поток всякие щепочки и прочие ошурки, неся их неизвестно куда; так и Гена был вовлечен неведомой для него силой в путешествие. Путешествие – длинное, как жизнь. Путешествие, в котором города и веси меняются как в калейдоскопе: быстро и непринужденно. И мотало его по стране на манер дерьма в проруби. Нигде подолгу не задерживаясь, Гена изучал географию Российской федерации. Опровергая поговорку "где – родился, там и – пригодился", Гена не пригождался нигде.
Дальше Якутии Гена добраться не успел. О Чукотке – представление имел смутное, в той связи, что на Чукотку электрички не ходят, а Гена предпочитал их всем прочим видам транспорта.
Разложив на сиденье нехитрую снедь: полбуханки черного хлеба, Васька, говоря языком сугубо армейским, приступил к приему пищи. Отрезав приличный кусок, Ваське протянул его Генке:
– Чем богаты…
Генка в ответ кивнул головой: мол, спасибо, и протянул Ваське яблоко. Самое обычное, зеленое яблоко. Глядя, как загорелись Васькины глаза, как забыв про все остальное, Макашов налег на яблоко, Генка вскользь заметил:
– Ты что, зёма, яблока никогда не видел?
– Видел… Ты его не на мусорнике подобрал?
– Да нет. Зачем – на мусорнике. У продавщицы подзанял.
Быстро покончив с едой, Васька откинулся на спинку сиденья, задремал. Подкрадывающийся из ниоткуда сон, начал крепко овладевать Васькиным организмом.
"И на хрена я спросил у него про мусорник?" – подумал Макашов, – "Не все ли равно – откуда это яблоко. Все равно – съел".