Дождь, начавшийся ещё с вечера, не прекратился и к обеду следующего дня, дня её выписки из больницы. Сложив в два пакета всё, что ей принадлежало (и откуда столько всего набралось?), Женя сидела в кресле небольшого больничного холла, поджидая кого-то, кто приедет за нею. Егор уехал домой два дня назад, обещав непременно приехать на выписку, но вот что-то никого не было. Деньги у неё были (он оставил на всякий случай), но ехать на такси одной она, и не без оснований на то, как-то опасалась: как ни как, а путь не близкий, а места безлюдные, тайга кругом… мало ли что… Автобусы ходили, но лишь по трассе, от которой до их посёлка не так уж и далеко - всего-то километра три, но проклятущий дождь… Наверняка все дороги размыло так, что только на тягачах да вездеходах и то… Случалось, и они застревали, тем более на том участке, что вёл в их забытый и Богом, и всеми остальными населённый пункт, к которому и в лучшие времена никто не удосужился хоть как-то замостить путь. Уже дважды подходил лечащий врач с нелепым (а то не видит сам?) вопросом:
- Ну, что, смугляночка? Сидишь?
- Сижу… - удручённо кивала она головой, внимательно рассматривая рисунок напольного покрытия.
- Ты не переживай! – успокаивал он её – Если что, останешься ночевать в больнице, да и покормить чем найдётся!
- Спасибо! – в очередной раз отвечала она ему, всё же надеясь на то, что не придётся этого делать.
В первые дни, когда Женя пришла в себя, врачи опасались - нет ли у неё провалов в памяти или каких-то других отклонений в психике – всё-таки шесть суток пробыла без сознания, почти в коме. Расспрашивали, выспрашивали, записывали. Надоело отвечать про одно и то же… Но вскоре убедились, что причин для опасения нет, поскольку ответы разных дней, но на одни и те же вопросы совпадали полностью. Тем не менее продержали под наблюдением почти две недели, несмотря на все её возражения и громкие заявления о побеге. Кололи какие-то уколы, после которых она спала и никак не могла как следует проснуться, но вот последние дни заменили их таблетками. Никто не надзирал так уж строго за тем, пьёт она их или нет, а потому вон сколько их собралось, целый спичечный коробок. Беленькие, жёлтенькие… Маленькие, побольше. Неизвестно, какая от чего и для чего… Женя и сама не знала, зачем складывала их – проще было выбросить при посещении туалета, но вот так как-то… развлекалась…
Странное дело, вот, вроде бы всё здесь хорошо: и чисто, и кормят, и телевизор есть – смотри, не хочу, а надоело хуже горькой редьки… Домой, домой – и все дела! Знала, помнила, что там нет уже его, дома-то, нет малышей, что ещё более страшно. Боялась за саму себя, за свою реакцию… Как? Как она сможет теперь ходить мимо и смотреть на обугленные головешки?
Жить, скорее всего, придётся в одном из бараков, благо пустующих комнат хватало с избытком. Знала Женя и то, что мать уже перебралась к своему Валере. И вот именно это пугало, пожалуй, больше всего. Взгляд его наглый, под которым она всякий раз ощущала себя не вполне одетой, шепоточки его, намёки не известно на что, липкие, вечно влажные ладони, от прикосновения которых бегали мурашки по спине и по тому месту, до которого он дотрагивался, словно ненароком, невзначай…
- Ладно! – говорила она себе – Что прежде времени страху нагонять? Если что, есть баба Нина. Она не выдаст, с малышами принимала, а уж одну-то… На мать надежды не было совсем.
Эта баба Нина была их соседкой, жила в домике напротив. Добрая одинокая женщина с удовольствием помогала Ольге, матери Жени, возиться с малышами, не позволяя той даже брать больничный, когда кто-то из них или оба разом подхватывали какую-нибудь хворобу. Была ли у неё своя семья, дети, Женя не знала, и, честно говоря, никогда не задумывалась об этом. Просто всегда считала её своей родной бабушкой, к которой можно прибежать поплакаться и найти утешение. У неё всегда для них, для детей, на кухонном подоконнике стояла такая стеклянная вазочка с крышечкой в виде виноградной грозди с конфетами, которые можно было брать даже не спрашивая на то разрешения, чего, впрочем, они никогда себе не позволяли.
В запасе имелся и ещё один беспроигрышный вариант на ближайшие четыре года, т. е. до восемнадцати лет – интернат. Между прочим, Женя начала задумываться о нём уже тогда, вернее после того, как мать выгнали с работы и она совсем «съехала с катушек», стала привечать алкашей, устраивая попойки в доме. Раньше она сама куда-то уходила и приползала уже «на бровях». А как перестала ходить на работу, так и понеслось: что ни день, то праздник, что ни утро, то причина… А дети то с бабой Ниной, то с нею, с Женькой. Странно было думать, что их больше нет… И знала, и понимала, а всё одно где-то внутри теплилась надежда: а вдруг? А вдруг их на тот момент дома не было? Конечно, глупо… Егор-то уж наверное в первую очередь сказал бы об этом… И всё равно… Как ни молода была Женя, но и она понимала, что со смертью детей, мать потеряла и право на их пенсию, то есть лишилась пусть мизерного, но всё-таки источника средств существования, а потому, чтобы как-то выживать далее ей было просто необходимо срочно устраиваться хоть на какую-то работу, иначе интернат для Жени мог стать уже официально рекомендованным органами опеки местом пребывания. Девочка почему-то верила, что мать испугается потерять таким образом ещё и её, лишившись прав на совместное проживание, надеялась, что это заставит её бросить пить, опомниться, стать прежней.
А время между тем приближалось к обеду. Дождь, казалось, не только не думал прекращаться, а, наоборот, всё усиливался, всё чаще доносились раскаты грома и сверкала молния…
- Наверное, зря я тут сижу… Не приедут за мною сегодня! Ишь погода-то какая… Как бы сами не застряли где в бучиле… Хотелось плакать, то ли от жалости к себе, то ли ещё почему… И даже щипало внутри глаз, но слёз не было… сухо…
- Вот что ты, в самом деле? – принялась она молча ругать себя – Как маленькая… Не приедут сегодня, приедут завтра. Днём больше, днём меньше… Егор ни за что на свете не забудет про меня! Он – не мать!
И, словно услыхав её внутренний монолог, дверь распахнулась, и в неё чуть ли не бегом вбежал Егор:
- Привет, принцесса! Собралась? Ничего не забыла, а то примета не хорошая… - засыпал прямо с порога её вопросами.
- Кажется, нет!
- Кажется или всё в порядке?
- Всё в порядке! Ты на чём? Почему так долго? Я уже было собиралась оставаться здесь на ночёвку… - в свою очередь затараторила она.
- На вездеходе. Всю ночь чинили с Семёном. Погода-то сама видишь какая, а он, как на грех, заглох… Пошли что ли?
- Пошли…