Несуны и несушки

Михаил Ханджей
         «Бедные хотят чего-нибудь, богатые - многого, алчные же – всего».
         Древнеримский философ-стоик Сенека


В стране, где было всего так много, что растащить понемногу было просто невозможно, жили-были несуны и несушки. Единой верёвочкой были они связаны, когда тайно везли, тянули и несли товары, сырьё, средства производства и прочее за пределы предприятия для нужд собственных и продажи, с целью удовлетворения потребностей своего бытия и на всякий случай.

В стране несунов и несушек жизнь кипела, и кипела в полном, обычном, ежедневном своём разгаре. Всюду непрерывное людское движение, а в час «пик» - светопреставление. В транспорт не входят, тебя туда запихают, вдавливают те, кто сзади, кто хочет, пусть в тесноте, но ехать. Несчастный водитель, чтобы закрыть дверь, выскакивает и, поминая мать, её душу, всех святых, чертей и ангелов, кроет матом, отдирая и отшвыривая одних, других запихивая за створки двери. Не всегда ему удаётся отодрать сцепившиеся друг в друга тела и закрыть дверь, и он орёт:  - Да за...ь вы все конём! - Вскакивает за руль и газует на всю катушку. Кто плохо вцепился в товарищей, дальше не поехал, а упал. Хорошо, если не далеко от остановки.

А в переполненном автобусе - смешанный гул женского и мужского общения после сумасбродной посадки. Гул угасающей перебранки, примирительного тараторства и повышающего жизненный тонус юмора.

Вот кто-то из мужиков, разряжая напряжённую обстановку, на весь автобус возмущённо просит:

- Женщина, перестаньте нахальничать задом!
И тут же голос девушки, которую мужики зажали со всех сторон так, что она, обалдев, кричит:
- Мужчины, что вы делаете?
А они:
- А что, разве давка ещё не началась?

Тем, кто едет до конечной остановки, на всё наплевать. А как же вылезти из этого клубка тел женщине с ребёнком? Ей же в детский сад-ясли надо, а потом ещё и на работу. Безвыходных положений не бывает. У деток свой приёмчик. Вцепившись в маму, он начинает орать так, что дяди и тёти вжимаются друг в друга ещё плотнее, выдавливая мамашу с её орущим чадом наружу.

Хорошо, если такая езда на работу не в лихую погоду, когда собаку из конуры не вытянешь. А если «в студёную зимнюю пору», когда на тебе барахла ворох, когда вода горячая по улице рекою из разорвавшейся трубы, когда колдобины замёрзшие повсюду? И трамвай, троллейбус или автобус набитый работягами, как сельдью, и снаружи рискачами облепленный? Кто за что мог, цеплялись и ехали. А как же иначе?

На проходной прибытие твоё отмечают. В завод, как в прорву, валит ошалевший с трамвая, троллейбуса, автобуса и прочий пешадральный люд. Главное - проскочить проходную и нарисоваться на рабочем месте, а там можно и расслабиться. Женская половина прям на рабочем месте может бигуди снять, в зеркальце полюбоваться, губки, глазки подкрасить, наскоро в туалет сбегать, а уж затем к работе приступить. Мужская ж половина с перекура начинает, а жаждущие с опохмелки.

Повсюду коллектива дух, своим всё пахнет, будь то участок, цех, отдел или завода управление. Новостями вчерашнего вечера и прошедшей ночи делятся, как с близкими, то жалуясь и со слезами на глазах, то хохоча, то просто трёпа ради.
Вот Светка Твердогрудка, как пончик смачный, молодая, незамужняя деваха начинает:

- Девки, что вчера со мною было?! Ой, что было! Я в трамвае чуть не померла!
- Да ты что? - всполошились подруги по работе.
- Вот слушайте. Вчера еду трамваем домой. Сижу у окошка. На остановке заваливает мужик, в пиджачке нараспашку, и - плюх на сиденье рядом со мной. Чуть было меня не задавил. Я промолчала. А то ж облает, как собака кошку.
А он вежливый такой оказался.

- Я извиняюсь, - говорит, - если вас толкнул.
Сидит тихо. Глазки прикрыл. А мужик амбалистый. Интересно, думаю, а там у него как? Скосила глаза на его ширинку и чуть не заорала, но сдержалась.
Девки, вы не поверите! У него из мотни член висит! Сантиметров десять-пятнадцать, не меньше, - мелькнуло у меня в голове. Я осторожненько поглядываю на него, а у самой бабский интерес - а какой же он, когда встанет? До представлялась до того, что захотелось мне с ним познакомиться. Наклонила голову к его уху и шепчу:

- Мужчина, проснитесь. У вас что-то из брюк вылезло.
Он как встрепенётся. И что вы думаете? Выхватывает из кармана пиджака ножик, и - чирк! Члена как не бывало! Он его в карман сунул. А у меня столбняк. Рот раскрылся и не закрывается, глаза под лоб закатились, язык деревянным стал, слова сказать не могу. А он, паразит, схватил меня за плечи, тормошит и говорит:
- Девушка, вы не переживайте. У меня таких целая вязанка. Я на мясокомбинате работаю. Сардельки делаю. Чего ж себе не взять? Да в впопыхах мотню не застегнул.
Вот она, зараза, и вылезла. Я вас отблагодарю. Давайте на остановке выйдем и я половину вам дам, если вы не против нашего знакомства.
Подруги захохотали:

- Светка, да такого мужика всю ночь на себе возить надо! Несун! Жених что надо!
Да и ты несушка добрая. Сколько ты ваты да марли на пупке перетаскала?! А материалу на постельное бельё? Два сапога - пара. Так что охмуривай.
- Да я то что? Я только мягенькое, а вот Света умудрилась облицовочную плитку, что в туалете отлетела от стен, в трусах выносить! Зажмёт резинкой и будьте здоровы. Натаскала столько, что на даче печку и баньку обложили. Парятся теперь с Колькой за милую душу.

- Да все мы, девки, - мелочь. Вот соседка моя на колбасном работает, так мало что дома копчённой колбасой обжираются, так она ещё и продаёт по знакомству.
- Любка, не трепись. Ну может, когда она палку колбасы и вынесет под праздничек, но не на продажу же. На проходной по запаху колбасу учуют, застукают, как пить дать.

- Ага! Она не дура. За пазухой или на пупке не понесёт. Она по три палки сервилатной колбасы засовывает в себя каждый день и никакого запаха на проходной! Правда, у неё от этого такое растяжение, что её мужик уже лет пять как импотентом стал. Зато семья не бедствует. И мужик доволен. Каждый день домой «на ушах» приходит. Да вы его знаете. Он у нас спиртик клянчит.
- Это ты про «министерского зятя?».
- Ну а про кого же?! Вы знаете, девки, этот урод вчера вечером завалил ко мне в квартиру с палкой колбасы, и что вы думаете? Начал приставать! Такую лапшу на уши вешал! Глаза у него закисшие, нос налево торчит стручком, язык заплетается, а он говорит:

- Любушка, давай бросим всё и всех, и уедем на необитаемый остров. Там для тебя будут фонтаны шампанского штрикать. На каждом дереве развешана колбаса, какой ты никогда не ела. Я всё сделаю так, чтобы один запах моей колбасы возбуждал в тебе желание ко мне. Я зажгу под каждым кустом двадцать пять тысяч свечей, чтобы все птички видели, как мы любимся.
Слушала я слушала, да и говорю ему: «Где ж ты колбасы столько возьмёшь, если от Любки уйдёшь?»  А он, придурок, отвечает: «Мы давай уедем, а потом думать будем». Дала я ему пузырь спирту за колбасу и выперла за дверь.

- Что там говорить про мясокомбинат или колбасный завод! А из нашей столовки бабы разве не несут? Томку Сметанину кто-то заложил, и её на проходной в комнате досмотра раздели. А у неё в трусах килограмм пять свиной мякоти заложено спереди, а сзади говядины ещё больше. «Ну что, протокольчик составлять будем, или как?» - спрашивает начальник караула, а сам глазки на голую Томку таращит.
- А может без протокольчика, Михаил Сергеевич, обойдёмся? Я не жадная. Поделимся. Выбирайте хоть сзади, хоть спереди, - говорит Томка ему, подмигивая.
- Засадить бы тебя, Тамарочка, да всех вас не засадишь. Так что одевайся и чеши вальсом, пока трамваи ходят, а за мясцом я завтра к тебе в столовую приду.
- А Борис её додумался до чего? - на гильотине рубит листовую медь на пластины, обвешивается ими, как бронёю, и тащит домой. Его на проходной каждая собака знает. Он всех прикормил. Его, идущего по территории завода на проходную, как завидят, кричат: «Поберегись! - броненосец «Сметанин» на рейде!»
Смех смехом, а он уже несколько тонн красной меди в утиль сдал. Бабки немалые. У них с Томкой давно коммунизм.

- Девки, а мой Витюша, - вступила в разговор Настя Копёнкина, - помешался на винтиках и гаечках. У них-то в цехе больше не хер взять. Карманы все пообрывл. Спрашиваю у него:
- Зачем тебе это надо? Ты же филфак университета закончил, и должен понимать, что железяками сыт не будешь.
- Эх, Настуся, куцо ты смотришь, а надо - вперёд. Ты же видишь - заводы закрываться стали, а кооперативчики всякие открываться. Это неспроста. Катаклизмой пахнет.
Настанут времена, когда гаечку или винтик днём с огнём хрен найдёшь. А я вот поднатаскаю маленько, лавчонку открою. Так и назову - «У Копёнкина».
Пришлось мне сшить ему сбруйку - всю из кармашек рубашку. Так теперь он своими железяками не то что все антресоли и шкафы в квартире забил, но и в подвале все полки. Может и правда - катаклизма будет…

И такая дребедень каждый день, от края и до края, от моря и до моря, и в ней несуны и несушки несут «золотые яйца» домой...