От автора: "Данное произведение - своего рода предисловие "Сериала". Но является просто лишь моим сном. Хотя, я уже не замечаю почти, что сон а что принятая обществом реальность.
1.
Одно из моих любимых мест в городе – это книжный магазин. Он находится недалеко от книжного рынка. В центре города. Подвальное помещение. В основном, здесь можно купить практически любую книжку. Любого автора. В различных переплётах. Книжки, понятное дело, бывшего употребления. Но их ценность от этого не падает. Многие труды, в прошлом бестселлеры – здесь можно купить практически за копейки. Ну, может я немного приукрасил, но в целом, цены там раза в четыре ниже. Да, бывшего употребления. Да, порой очень бывшего употребления. Но, это разве имеет значение, если книга покупается не для сбора пыли на полке? А для того, чтоб почерпнуть информацию из неё. Ведь главное, не какая книга, а что в ней. Когда-то, в поисках, чтобы почитать, я заскочил в любимый магазин. В подвальном помещении, размером с однокомнатную квартиру, помещалась наверно тысячи книг. Полки, от пола и до потолка – были забиты книгами. Книги даже лежали стопками на полу. Ровные стопочки книг, высотой по пояс были развёрнуты так, чтоб можно было сбоку прочесть автора и название его труда. Стояли так плотно, что проход между ними можно было преодолеть проходя боком. Нет, ну в полную ширину тоже можно было преодолеть, но как правило там людей много бывает и в поиске книг не редко сталкиваешься лбами с такими же, как и ты сам. Поэтому, чтобы избежать столкновения, приходится бочком, очень осторожно проходить все ряды и стопки книг. Особенно не комфортно становится тогда, когда интересующая книга находится в самом низу стопки. Приходится ждать, когда заинтересованный в той или иной книге, на корточках рассмотрит всё, а уже после того как выпрямится проходить дальше. Здесь, в магазине, никогда не замечал ссор или ругани. Здесь, всегда было тихо. Так, будто мы не в подвальном магазине, а в какой-то дико старой и самой уважаемой библиотеке мира. Пока я рассматривал очередную стопку книг – позади меня стояло человека два и без какой-либо раздражённости, рассматривал весь масштаб магазина. Надо же чем-то заняться, пока я не освобожу проход. Без укоряющих взглядов, без колких фраз, без недовольства. Я перегородил проход, посмотреть авторов. Они ждут. Так же поступал и я, в случае если кто-то решит рассмотреть низ какой-либо стопки. Это мне дико нравилось. Место, где нет пожилых и молодых. Место, где нет богатых и бедных. Место, где нет женщин и мужчин. Место, где все мы одинаковы в поиске книг. Мы – читатели. Это выше всего, что есть там, наверху.
Я уже не помню, сколько там провёл времени. Часы сказали, что я там всего лишь полчаса. А на деле, такое ощущение что не меньше трёх часов. Уже почти на выходе, возле стола продавца, я заметил обычные листы формата А4, на вершине одной из стопочек книг. Взял в руки. Смотрю. Аккуратно сложенные, ровненько, альбомные листы. С левой стороны сшиты тоненькой верёвочкой. Так, как я когда-то сшивал курсовые в техникуме. Не знаю, сколько там было листов. Может пятьдесят, может меньше. Среди всех этих книг, твёрдых и мягких переплётов – несколько альбомных листов, перемотанных верёвочкой. Это меня заинтересовало. Судя по тому, что они были очень потёрты и уже далеко не белого цвета, я решил, что это явно не оставленный кем-то курсовой или ему подобное. Взял в руки. На первом же листке была надпись «Дневник». Автора рассмотреть, толком не удалось. Буквы были сильно затёрты. Ниже надпись: «Ты вчерашний. Ты сегодняшний. Ты завтрашний. Это всё есть я». Хм… Я бегло пересмотрел каждую страницу. Весь текст был хорошо виден. Если верить нумерации – страниц оказалось сорок. Ровно сорок, если не считать первый лист, с надписью «Дневник». Я листал, листал его, особо не всматриваясь в текст. И моё внимание привлекли такие строки, почти в самом конце «Дневника»:
«- Вот такое вот дерьмо. Иначе не назовёшь. Очень часто, в уме, мы обращаемся к себе как к отдельной личности. «Эй, ну ты же всё знал. Чего полез?! Не знаю». Или «Так, соберись, успокойся». Мы сами с собой не дружим изначально. Мы самих себя принимаем как отдельных людей. Всё решает лишь ситуация… Так вот… Какое бы имя ты (а точнее тот же я) не взял, как бы ты сильно не сопротивлялся, что бы ты не делал, помни: вокруг тебя огромное количество тебя. Других воспитаний, фантазий, мировоззрений. Это всё ты. Только ты. Твоё одиночество – истинное. Ведь кроме тебя никого нет. Везде лишь ты.
Я, пока это пишу и жду смерти – ты, другой я, не доводи всё до такого! До такого, как я! Надеюсь, мы не встретимся».
И я закрыл тетрадь.
Нет, это точно не чей-то курсовой. Явно, он не был тут оставлен случайно.
Не найдя книги своего любимого автора – я решил купить этот странный набор альбомных листов перемотанных верёвочкой. Я пошёл на кассу. Точнее, к столику, где сидел мужчина. Этот небольшого роста мужчина – чем-то напоминал Бога, которого в фильмах и мультиках обычно показывают. Невысокого роста, седые волосы и борода. Борода доходит до уровня грудной клетки. Волосы длинные, лежат на плечах. Среднего телосложения. С виду, если всё это убрать, бороду и седые волосы, то можно дать ему лет пятьдесят, не больше. Но глаза всё выдают. По ним видно, мужчине не меньше шестидесяти пяти. Может даже семьдесят. Одет он был в простые джинсы, потёртые и видно сразу, что ему они великоваты. И простая клетчатая рубашка.
- Сколько стоит эта… этот «Дневник»? – спросил я.
Старик взял его в руки, несколько секунд рассматривал, немного полистал его. Бегло пробежался по нескольким строчкам. Вернул мне.
- Сынок, я не печатаю книги, только продаю. Уверен, ты старался, но я не могу тебе помочь ничем. – ответил мне старик.
- Нет, вы меня не поняли. Я у вас нашёл его. Купить хочу. Вон, - я показал в сторону стопочки, на которой его нашёл,- на той стопочке он лежал. Сколько он стоит?
Старик вновь взял его в руки, повертел, полистал. И провёл еле заметно ладонью над ним.
- Сынок, говорю же, я не печатаю книги. Прости. Сходи вон, наверху на книжном рынке тебе помогут. Там почти в каждом ряду книжных столиков, есть люди имеющие контакты с издательствами. Надеюсь, тебе там помогут.
Тяжело было в третий раз объяснять этому старику, что не печатать, а купить хочу. Немного подумав я сказал:
- Ясно. Спасибо большое. Простите что потревожил.
Сюда я захожу не первый раз. Давно уже заприметил стоящую на столе банку. Обычная двухлитровая банка. На ней надпись: «Для ухода за книгами». Все, кто заходит в этот книжный магазин – обязательно оставляют в банке немного денег. Кто бумажные, а кто просто мелочь. Те, кто сюда ходит уже не первый месяц, знают, что эти деньги действительно уходят на уход за книгами. Каждая книга, хоть и является бывшего употребления, но всегда подклеена, всегда протёрта от пыли. Порой, можно заметить, что в книге попадаются листы разного цвета. Всё просто. Иногда, старику приносят книги в совсем плохом состоянии. Порой, в книгах уцелевшие лишь несколько страниц. Кофе пролили, под дождь попали, в пожаре побывали. Или просто дети маленькие разрисовали всю книгу фломастерами. В общем, приносят они ему эти книги, так сказать «на запчасти». Если попадаются две одинаковые книги – старик делает из них одну. Из двух трёх книг – собирает одну, целую. Хоть и разных цветов страницы, но зато он её реанимировал. Вернул из мира мёртвых. Вот на что шли деньги из банки. И каждый знал, что старик эти деньги себе не забирает.
Чтоб вновь не стараться и не отнимать время у других покупателей и у старика – я молча положил в банку полтинник. На моё мнение, этого было бы достаточно за «Дневник». Просто уйти я не мог. То, что старик не узнал свою продукцию, ещё не говорит, что я могу вот так просто взять и уйти, не оставив и копейки. Пусть этот полтинник пойдёт на благое дело.
- Всего вам доброго! – напоследок сказал я старику.
- И тебе сынок, всего доброго. - Ответил мне старик и слегка улыбнулся. – Надеюсь, тебе и твоему «Дневнику» помогут. Удачи.
Мне даже как-то очень тепло стало от этих слов. Как-то по-отечески он сказал. Да и глаза его были полны добра.
Выйдя из магазина, я сразу направился на маршрутку домой. Хорошо, что в наше время не запрещено читать. Помню, в интернете, я читал про такие времена, когда далеко не всем разрешалось читать. Да что там читать, учиться читать и писать далеко не всем разрешалось. Например, в Индии браминов грамота была распространена, кроме жреческого сословия, главным образом у кшатриев. Членам низшей касты было запрещено, как тяжкий грех, не только читать самим, но даже слушать чтение Вед. Для женщин умение читать и писать считалось позорным; приобретать его могли только танцовщицы и баядерки. Две средние касты могли учиться читать только под руководством жрецов.
Довольный тем, что умею читать и писать – мне не терпелось заглянуть, что ж за странный «Дневник» то такой. Ладно бы в нормальном переплёте. А так, Бог знает, что. Да и заинтриговали меня строчки «пока это пишу и жду смерти – ты, другой я, не доводи всё до такого!». Это не могло не заинтересовать. Что там? Так или иначе, я чувствовал, что не зря приобрёл его. У меня было странное ощущение, что написанное там – захочется прочесть и не просто прочесть, а и поделиться с кем-то. Не каждый же день попадается что-то интересное. Порой, берёшь почитать у друзей книгу. А она такая вся красочная, в твёрдом переплёте, ни единой царапинки на глянцевой обложке. А прочтёшь – зря потраченное время… Нет, ну правда, ощущение, что тебя обманули. Нет, не друзья, книга. Автор. Буквы и слова. Всё, что было на ней и в ней, книге, всё взяло и просто оставило тебя в дураках. Это как увидеть очередь в магазин, стать в неё. А спустя полчаса узнать, что это просто очередь. Не за чем-то, а просто образовалась очередь для того чтоб построить очередь. Тупо стоишь себе и всё. А я то думал, что что-то там хорошее продают и необходимое. Но с этим «Дневником» всё как-то иначе. Я почему-то уверен, что это не бессмысленное стояние в очереди. Дневник, интересный способ запечатлеть отдельные моменты своей жизни. Он больше чем фотографии может рассказать, что происходило когда-то. Я себя словил на мысли, что стал забывать очень многое. Причём даже такое, что тяжело было забыть когда-то. Теперь же, просматриваю старые фотографии и с огромным трудом вспоминаю, что в тот день происходило. Смотрю фотографии в простом альбоме. Не так, как сейчас: всё оцифровано, отредактировано. Сфотографировано на телефон или же на крутую цифровую камеру. Простой фотоальбом, с несколькими страничками, в которых фотографии сделанные «мыльницей». На глянцевой или на матовой фотобумаге.
Первые две фотографии – я с братом и другом Андреем. Смотрю и не помню даже сколько мне лет было… Вот совсем не помню… Помню ровно то, что запечатлелось на фото: я, Андрюха, брат… всё… Дальше тишина. На следующих фотографиях – я и Колян, потом Колян, потом опять Колян. Я и Колян. Димон и я. Я. Нам всем лет по пятнадцать-шестнадцать. Помню, как мы в этот день… как мы… нихрена не помню… Дальше пытается включиться логика. Может она поможет вспомнить, если буду дополнять всё тем, что изображено на фото, детали, мелочи. Судя по фотографиям – на улице зима. Потому что на некоторых видно, что Димон в футболке, рубашке и свитере. Значит зима, ага. И что дальше? А нихренашеньки. Память не даёт никаких воспоминаний. Хорошо, а что на следующих? Я, муж сестры, сестра. О! Это я точно помню! Мне тогда шестнадцать лет стукнуло! Прямо в торец. Получения паспорта. Большой праздник для парней! Помню, как раньше считалось, что по последним двум цифрам – определяется, сколько литров алкоголя выставлять и на скольких людей, при получении паспорта. Обмывание, так сказать. Хэх. На первом паспорте, я помню, мне очень повезло. А именно, последние цифры были семь и один. Семь литров алкоголя, на одного человека. Семь! Сейчас, например, в пивном эквиваленте – это пустяк. А тогда… Но всё по порядку. О прелестях и дозировках алкоголя – напишу позже.
Так вот, мой день рождения. Я, муж сестры, сестра. Фотографировал тогда мой отец. Фото, на котором видно, что на стене висит ковёр. С таким, очень замысловатым узором. В детстве, моя фантазия вырисовывала своё представление об узорах. Мне было как-то совсем плевать что производитель хотел сказать этим узором. Для меня – этот узор был смесью завода с кучей механизмов и космической станцией. Вот смотришь на одну группу узоров – один в один как элементы завода, огромного такого и серьезного. А смотришь на другую группу узоров – видно, например, как МКС стыкуется с кораблём прибывшей новой группы космонавтов. Так, возвращаемся к началу. На стене висит ковёр. Я уже не буду писать какую именно роль играл ковёр на стене у наших родителей. А точнее, у всех родителей того времени. Под ковром стоит раскладной диван, слева и справа от него - раскладные кресла-кровати. Это так же, уже привидения времён молодости наших родителей. Молодости… Моим родителям было столько, сколько мне сейчас. И у них было уже три ребёнка. По крайней мере те, о ком я знаю. А у меня есть лишь я… Но, не страшно. Значит, всё впереди. Хоть и кручу я эту мысль почти ежедневно, с радостью и надеждой. Но со стороны это выглядит как смех, звонкий смех. С бегающими по сторонам глазами. При этом поза тела непоколебимая, твёрдая, уверенная. Глаза влажные. И лишь одно спасает: вопрос не по теме. И не важно, спросил меня мой друг о детях или спросил себя я сам. Лишь бы прогнать мысль о том, что у меня есть лишь я. Ни жены, ни детей, ни даже любимого человека. Хотя, тут многие могут меня словить: «Как это нет любимого человека? Ведь есть же! Ты сам рассказывал!». И я отвечу: «Да, есть. Но вы его видите рядом со мной?»…
Так вот, дорогой дневник, я продолжу.
Ковёр, диван, кресла. На диване сижу я, муж сестры и сестра.
Фото делал отец. Ещё трезвый.
Всё…
Это всё что я помню…
Поэтому я и стал вести дневник. Чтоб однажды, когда мне станет особенно плохо – я мог посмотреть старые фотографии и с дневника узнать, что происходило в то время со мной и другими.
Я уже плохо помню, что мы тогда ели и ели ли вообще. Я помню лишь, что после небольшого застолья осталась половина бутылки вина. На фото я улыбаюсь особенной улыбкой. Сейчас, люди называют это искренней улыбкой. Сейчас вспомнил, как одна девушка, при виде такой моей улыбки – сама расцветала. Начинала улыбаться в ответ. Её лицо полностью менялось. Видно было даже, как всё напряжение уходит с её лица. После каждой такой улыбки – она всегда меня расцеловывала всего, как очень маленького и самого любимого ребёнка. Мне это безумно нравилось. Ведь видеть её в тот момент – было невероятным счастьем. В этот момент, мне казалось, что у нас появился кусочек общего счастья. Оно не определялось чем-либо. Его невозможно было описать. Просто несколько секунд общего, только нашего с ней счастья. Вдвоём, в одной оболочке. Но такая, особенная улыбка, была большой редкостью… И моменты общего счастья – были редкими…
Раньше, когда мне было шестнадцать, я видел, что все улыбаются. День рождения, все улыбаются, отец трезвый, фото с сестрой. Кстати, на мне свитер её мужа. Он с него то ли вырос, то ли он ему надоел, то ли сестра попросила его отдать свитер мне. Но свитер точно не мой, уж это я хорошо помню. Не суди меня строго, дневник. Я тогда был весьма странным ребёнком. С кучей «блокировок» психики. Для меня этот день был одним из лучших дней! Я вижу себя, счастливого. Сестра рядом, родная. Подаренный фотоаппарат. Вино. Трезвый отец. Муж сестры, как показатель принятия меня взрослым, почти равным им всем. Но теперь, я вижу немного иное. На фото нет брата. Улыбки у сестры и её мужа – не искренние совсем. И понятно почему. Ведь пока я это пишу, смотрю на фото и вспоминаю. Для меня тогда очень многое блокировалось, поэтому я просто был счастлив, не вспоминая и не замечая ничего. И если бы сейчас не вспомнил – всегда бы думал, что тот день прошёл очень хорошо и все были счастливые, не меньше меня. А вспомнил я, что отец напился и лёг спать. На диван, который уже не один десяток дней отдавал мочой. Подушки в красных наволочках – пропитаны пьяными слюнями, блевотиной и кровью из вскрытых вен. Помню, я проснулся, вышел в зал и увидел, как отец утюгом сушил диван. В очередной раз, в пьяном угаре наделав дела во сне – он, протрезвевший, старался скрыть следы своего позора. В тот день рождения, после ухода всех действующих лиц – я собрал компанию из ещё двух друзей. Пока отец спал, мы в соседней комнате выпили остатки вина, отполировали литром крепкого пива и пошли гулять по району. Будучи в состоянии пьяных соплей, мы стали распевать во весь голос песню Дельфина «Я люблю людей». И нам было плевать на всё. Мы на своём районе.
Я сейчас это всё пишу, в надежде не забыть происходящего тогда. Не забыть, что не стоит верить фотографиям. Да и многое тайны со временем раскрываются. Например, на фото ты улыбаешься, стоя рядом с красивой девушкой. Вы держитесь за руки. Её голова у тебя на плече. Вы счастливы. Уже месяц как вместе. Но потом ты узнаешь, что эта красивая девушка тайно общалась совсем с другим парнем и хотела быть с ним. А ты не знал. Тогда никто этого не знал. Лишь её лучшая подруга. Так что, на фото счастлив лишь ты. И то, от того что находишься в неведении. Это как смотреть на пса в приюте, которого должны усыпить через пять минут. Потому что хозяевам плевать на него уже. Подходишь к клетке, открываешь её. Пёс резко поднимается, начинает облизывать руки. Прыгать. Громко лаять. Крутиться вокруг себя. Его глаза мгновенно наполняются недавно угасшей от отказа хозяев преданностью. Тебе не нужен поводок. Он сам, весело бежит за тобой. Уверен, что с ним поиграют, что его погладят и накормят. Он бегает вокруг тебя, становится на задние лапы, облизывает вновь руки. В его глазах надежда. Ведь клетка открыта, позвали по имени, поводок с намордником не надевают, да ещё и изредка поглаживают за ухом. Всё прекрасно! А ты идёшь по коридору и знаешь, что его через две минуты не станет. Ставишь его на кушетку. Приказ «Лежать!». Пёс доверчиво ложится. «Сейчас меня накормят! Сейчас меня погладят! Я люблю этого парня! Я буду его оберегать! Я буду его слушаться! Никогда не предам!» - подумает пёс. Укол, минута, тишина…
Пока помню – пишу. Иначе могу забыть. Психика прекрасно знает, когда нужно отключить воспоминания. Об одном жалею, что не сохранились старые дневники. Мне кажется то, что я писал тогда – могло бы меня выручить сейчас. Так было бы проще понять, почему совершаются одни и те же ошибки. Только масштаб больше и потери болезненнее. Я мог бы многое изменить, если б помнил кажущиеся незначительными на первый взгляд мелочи. Мне кажется, что дневник помог бы мне изменить будущее. Ведь представить только, как будущий я, сидит где-то и думает: «Эх, нужно было не вестись на поводу у эмоций и не начинать отношения с той девчонкой, Мариной. Не сидел бы с раннего утра на лавочке и не ждал бы её прихода. Не нужно было так сильно ждать с ней встречи. Лучше бы пошёл и поиграл в баскетбол, например. Или поспал. И тогда бы всё было совсем иначе. Не было бы нервных срывов, бессонных ночей. В общем, дневник мне теперь служит большой опорой. И встретив себя прошлого – я смогу ему помочь.» Но, это такое. Пока не стоит, я думаю, углубляться в свои собственные воспоминания и копаться в своих дневниках. У меня есть чужой, другого человека.
Я обязательно опишу свои впечатления, дорогой дневник. А пока, я вынужден тебя покинуть. Закрыть.
Дневник.
«Вот я и решился всё это описать. Здравствуй читатель моего дневника. Мне важно, думаю, тебе будет тоже, чтоб я как можно точно и детально всё описывал. Порой это будет даже надоедать, кажущаяся чрезмерная детальность. Я давно уже задумывался, а впоследствии начал мечтать быть писателем. В детстве я много читал. Все книги, которые были в моей библиотеке – были мною прочитаны. Все. Разных писателей, разных жанров. Я читал, читал, и мне было всё мало. Это было время, когда ещё не было мобильного телефона, компьютера, интернета. Ну как, оно всё было конечно, но не у меня. Был лишь старенький кассетный магнитофон. Поэтому я как-то неожиданно для себя стал читать. Всё подряд. Помню, я всегда хотел кем-то стать. Спортсменом, художником, даже реп исполнителем. Но, как правило, это всё или получалось хреновенько или получалось, но я быстро угасал. Идея, которая владела мною некоторое время – просто меня покидала и я, бросал всё, даже имея не плохие результаты. С годами, я очень сильно заинтересовался писательством. Всё начиналось вполне безобидно. Коротенькие, небольшого объёма очерки, слов на сто – двести максимум. Как-то пробовал что-то большее, но не всегда это получалось. Сейчас же, я хочу себя попробовать в этом, в чём-то более большем, чем сто – двести слов. Начну я, пожалуй, от недавних событий, а закончу тем, что ещё осталось в памяти из детства, юношества. В общем, с конца.
Март 2018
- Как же холодно… - сказал я тихо, совсем не слышно для других и еле-еле слышно для себя самого. – Хотя, здесь никого и нет, хоть кричи, - вновь вслух произнёс и натянул воротник куртки почти до носа.
Так оно и было. В начале марта мало кто ходил по набережной в восемь утра. А точнее – вообще никто. В это утро только я гулял по ней, изредка останавливаясь, на какой-нибудь площадке и смотрел на реку, на город, на одиноко проезжающие машины по мосту, на противоположный берег. Всё как всегда. Уже больше двадцати лет прогуливаюсь вдоль реки. В основном, был на правом берегу. Смотрел на противоположную сторону и баловал глаза видом одинокого пляжа с чистым песком и обилием деревьев. Немного правее пляжа стоят несколько катеров, тихонько покачивающихся на волнах. Как слева от центрального моста, так и справа весь левый берег был покрыт деревьями. За ними, в дали, видны несколько труб заводов и чуть ближе к берегу – жилые многоэтажки. У центрального моста было два брата. Старый мост был слева от него и железнодорожный мост справа, на котором проходят исключительно поезда, в отличии от старого моста, на нём есть и автомобильный путь.
Красота левого берега заключалась в минимуме зданий и максимуме природы, в отличии от правого. Поэтому смотреть на него было особенно приятно для глаз и для души. Телом я был там, где много зданий, а взглядом – растворялся в красоте природы.
Свои прелести были и на противоположной стороне. Частенько был на левом берегу, с которого видно центр города, а немного левее – остров, с огромным памятником Тарасу Григорьевичу Шевченко на нём, с небольшой церковью и множеством деревьев, среди которых виднелось «Чёртово колесо». Над этим островом и проходил железнодорожный мост, рассчитанный на товарные поезда. Правее от центра города – недостроенный огромных размеров отель, времён наших отцов. Ещё правее, стоит здание речного порта, а ещё правее – Старый мост, под которым проходит железная дорога. То и дело там проезжают пассажирские поезда. Смотреть на них уже не доставляет такого удовольствия, как если их слушать… Закрыть глаза и слушать как поезд тихонько, но долго разносящимся звуком стучит по путям… Закрыть глаза и представить, как этот или десятки других поездов увозят тебя отсюда, во множество городов, в которых ты ещё не бывал. Стук колёс, быстро меняющийся пейзаж… Спокойствие, мир, тишина внутри себя становится родной и приятной. Новые города, новые места…
Требует не мало времени, чтоб выйти из этого состояния, когда мечты тебя абсолютно захватили и не спешат отпускать. Но я быстро вышел из него. Уже научился, как именно это сделать.
Насладившись такими мечтами, получив заряд бодрости и хорошего настроения, я решил ещё немного помечтать, но уже немного о другом. Поэтому не спеша пошёл через мост на правый берег.
Несмотря на холод, всё чаще останавливался на мосту, положив руки на поручень – смотрел на реку. Которая ещё совсем недавно была окутана льдом. Теперь же, она свободно текла вдаль.
- Вдаль! – вновь сказал я вслух, но уже громче обычного. – Звучит то как! Вдаль! – сказал и сделал многозначительный и задумчивый взгляд в сторону горизонта. Потом медленно и с улыбкой на лице – закрыл глаза. И представил себе этот горизонт немного не таким, какой он есть на самом деле.
Представил, как река медленно, не спеша уходит к солнцу. Слева и справа неё – чистые и не тронутые поля. Течёт себе река, тихо-тихо и нет ей преград и нет ей волнений. Мальчишки в полях этих бегают, собирают цветы, старательно выбирая наилучшие и отдают их девочкам, которые плетут замечательные веночки и пускают их по реке дальше. Река подхватывает их и несёт туда, где их встречает солнце. И всё сильнее и громче радуются детки.
- Красота… - сказал, краешком рта улыбаясь. – Как же красиво!
Мост, ведущий к центру города можно преодолеть минут за пятнадцать. Я же преодолел половину моста за сорок минут. Всё останавливаясь и радуя глаз красоте, открывающейся с высоты моста. Река, небо, солнце, деревья и чистые берега…
От всей этой красоты у меня стала кружиться голова. И всё чаще вынужден был останавливаться. Опираясь о поручень, уже спиной и не глядя на реку – садился на корточки и смотрел в небо. Глубоко вдыхая свежий воздух, умело подгоняемый ветром. Дышал полной грудью и радовался теперь уже небу. Чистому, ярко-голубому. И не было никакого дела до одиноко проезжающих машин. Некоторые сигналили. Сигналами они как бы спрашивали: «Парень, с тобой всё в порядке? Может, нужна помощь?» На это я отвечал взмахом руки, будто приветствуя их и показывая открытую ладонь – улыбался.
- Всё в порядке! – кричал. – Всё хорошо! – кричал и рука стала опускаться вниз.
Неожиданно я почувствовал дикую слабость. Пройдя всего половину моста и присев – ощутил слабость и усталость. Руки уже не могли шевелиться. Поэтому так и сидел, сложив руки на коленях, смотрел в небо. Мечтая и улыбаясь.
- Эй! Какого чёрта?! – нарушая мои мысли, спросил незнакомый парень. – Что с тобой опять?! – задал он снова свой вопрос и, посмотрев мне в глаза – снял рюкзак и достал оттуда бутылку начатой минералки. – На, вот, ещё выпей. Да не кривись, она тёпленькая. Тебе как раз.
Кто этот парень с минералкой? Я не мог понять… И не какая это не минералка. А так, водичка, судя по вкусу жёсткая и не достаточно очищенная. К тому же, от неё стало мутить. Чего этот парень пристал? Непонятно.
- Давай, пей! Бл***, уже литр израсходовали, пей и очнись ты, мать твою! – уже почти кричал незнакомый мне парень.
- Вот только мать мою не трогай! – закричал что есть силы в ответ. Но на выходе изо рта послышалось лишь лёгкое хрипение.
Со злостью внутри себя я всё же сделал пару глотков. Отдышался.
- Да ты вообще кто такой?! – крикнул уже полным голосом. – какого чёрта ты вообще ко мне пристал?! – гневно скривил лицо и встал в полный рост, выпрямив плечи и сжав кулаки, но, всё ещё не понимая, кто этот незнакомец с минералкой. Двойное чувство во мне вспыхнуло. Этого незнакомца я уже видел где-то и хотел спросить, где именно, но глядя ему в глаза – хотелось его убить. Без вопросов, без разговоров, просто убить. Хоть голыми руками, но во что бы то ни стало – убить!
- Твою же мать!... – сказал незнакомец. И видно было, как желваки заиграли на его слегка исхудавшем и небритом лице. Видно было, что он не спал как минимум двое суток.
- Спёкся. Глянь, зрачки пропали. Глаза стали полностью белыми. - сказала недалеко стоявшая от него девушка. Молодая, наверно, как и он сам. Но тоже с безумно уставшим лицом.
- Нет! Он ещё пробежит добрую сотню тысяч миль! – кричал, не унимаясь незнакомец. – Алекс! Твою же… Давай, блин, времени нет!
- Почему времени нет? – злость уже стала отходить в сторону, уступая место блаженному спокойствию. Мне уже было абсолютно плевать на кричащего незнакомца. Плевать на то, кто он такой и откуда взялся. Почему он кричит на меня? Это была большая загадка. Разве нельзя успокоиться и так, как и я – посмотреть на чистое небо, радоваться ему?
Я вновь присел на корточки и привычно положил, почему-то уставшие руки на колени – принялся вновь смотреть на небо.
- Почему ты кричишь на меня, незнакомец? Присядь и посмотри на небо… Красиво, не правда ли? – спросил его, и улыбка стала ещё шире. – А если ты посмотришь на реку – потеряешь дар речи. Так она сейчас красива, что дух захватывает! А дети, дети! Посмотри на них! Послушай, их смех! – улыбнулся и медленно протянул безумно тяжёлую руку в сторону берега.
Незнакомец посмотрел туда, куда тянулась моя рука. Побегав глазами по местности, не проявив никаких эмоций – вновь переключился на меня.
- Похоже приходит в себя, - сказал незнакомец девушке и не отводя глаз продолжил, - Уже видит радугу. Скоро единороги запляшут, в фиолетовых трусах и он уснёт. Можешь вернуть мне пистолет. Он, - кивнул на сидящего меня с неестественно широкой улыбкой, - не опасен уже.
- Кто опасен? Я? – вдруг включился я, с уже закрытыми глазами. – Я и не был никогда опасен. Это вы… Вы опасны. Вы губите всю эту красоту. Не видя её – губите!
Его слова не произвели должного впечатления на присутствующих незнакомых людей. И это показалось странным. Как можно не замечать всю окружавшую их красоту? Небо, река, ветер так и манили в свой мир чистоты и покоя… Дети, всё ещё бегающие по берегу, но уже с криками восторга от летающего воздушного змея. Это же так всё прекрасно! Так прекрасно! Проходящие рядом взрослые – встречают их улыбкой и машут руками…
И тут, глаза налились тяжестью, и пошло глубокое погружение в сон.
Сон мой был необычным. Впрочем, как и большая часть снов каждого из живущих на Земле людей. Мне приснилась небольшая комната, два на два метра. Одна дверь, одно окно, одна кровать, один стол. Стол стоит напротив окна, кровать стоит левее от окна. Под ней стоят тапочки, расположенные как будто под линейку. На столе сижу я и смотрю в окно. Рядом со мной, на столе, стоит алюминиевый стакан с овсяной кашей внутри. Рядом такая же, алюминиевая, тарелка с водой. Начатая пачка сигарет, на которой лежит моя ладонь. Смотрю в окно.
- Что тебе нужно от меня? Что? – говорю я шёпотом, не сводя глаз от происходящего за окном. – Что тебе нужно? Почему ты ко мне пристал? Ты лучше посмотри в окно. Посмотри. Они радуются…
За окном я вижу детей, которые бегают вокруг гаражей. Судя по их крикам – они играли в «войнушку». У каждого из них в руках палка, которую они держат как автомат. Направляя её друг на друга, кричат «Тра-та-та! Ты убит!». И потом игра приостанавливается. Ведь нужно ещё доказать, что ты убил своего соперника первым. Тогда подключаются остальные участники действия. Из-за углов дома, из кустов и подъездов, слезая с деревьев – к двум спорящим начинают подтягиваться все «воины». Спор двоих разделяет всю компанию ребят на две половины.
- Я видел, как Тоха попал в Димку! – крикнул первым из толпы паренёк, С гладко отполированным черенком и написанными на нём двумя буквами «АК». – Своими глазами видел! Так что, Димка, не придуривайся и согласись с тем, что тебя убили! – сказал он и половина компании за ним принялась гудеть в знак согласия с ним.
- А вот и не попал, - тихо, но уверенно возразил Димка. – Я бы упал сразу, если б попал. Я честно играю! – сказал он и услышав поддакивание второй половины компании – повысил голос. – И не мог он попасть! Я за гараж успел спрятаться!
Их спор быстро прерывается, когда они слышат свои имена из окон домов. Родители звали обедать. Ну что ж, война войной, а обед по расписанию, так сказать. С досадой, опуская головы компания, почти вся, стала расходиться по домам. Даже прекратив игру, никто не опускал своё «оружие». Словно и не по домам шли, а в военную столовую. У кого палка в руках, у кого черенок от лопаты, у кого небольшая веточка, помещавшаяся в ладони, видимо, символизирующая пистолет. Те, у кого был черенок от лопаты – считались главными. Гладкий черенок, иногда с вбитым гвоздём на одном из краёв. Вбитый гвоздь был «мушкой» их оружия. Обращались с оружием они как с настоящим. Протирали его время от времени. Если у кого завалялась банка краски или лака – тщательно красили и вскрывали лаком своё оружие. Каждый из них искренне верил в то, что в руках у него настоящее огнестрельное оружие, а не обычный кусок дерева, и так вживаются в свои роли, и с такой чрезмерной серьёзностью доказывают, что убили.
«Не дай им Бог им когда-нибудь познать подобное вне игры, - подумал я и медленно отвернулся от окна. – Не дай им Бог, хоть когда-то кого-то убить».
Отвернувшись от окна, я устремил свой взгляд в сторону кровати. Некоторое время так и сидел, молча слушая кого-то. После отвернулся обратно в сторону окна и сказал:
- Замолчи. Я не хочу больше тебя слушать. Замолчи и не приходи больше сюда.
***
Я проснулся от того, что над головой что-то просвистело. А спустя одну секунду произошёл взрыв. Проснулся даже не от звука взрыва. А от того, что мне на голову упало что-то не очень тяжёлое, но от этого удар слабым не оказался. Немного почесав место ушиба - принялся искать, что именно заехало по голове. Осмотрелся. Рядом, на полу, валялись смятые пачки из-под сигарет. Среди них так же валялись спички и фотография. На ней девочка, совсем маленькая.
- Нет, это явно не фотография причинила такой удар. Хотя, при воспоминании об этом человечке – случаются ещё большие ушибы. Где-то внутри, в области груди, - скорее в голове, но немного шевеля губами произнёс я.
Немного успокоившись, осторожно, чтоб не смять, положил фотографию в нагрудный карман и принялся дальше искать причину своего пробуждения. И нашёл. Это были «шары Ньютона», на небольшой пластмассовой платформе. Именно она и ударила меня по голове, ведь при осмотре было видно, что на уголке этой платформы было несколько небольших пятнышек крови. Проверив, не идёт ли кровь с головы и убедившись, что это лишь неглубокая царапина – приподнялся на постели. Не сразу заметил даже, что одет был «по форме», даже обут в придачу. Еле поднявшись полностью с кровати, поднял «Шары Ньютона» и положил их на полочку, что находилась рядом с кроватью. На этой полке практически не было места. Разве что для платформы с шарами. Пришлось немного сдвинуть лежащие там (кружку двухцветную, носочки в пакете, фото, снежинки вырезанные на бумаге, билеты с концертов групп, наклеек с общепитов, кусочки монтажной пены, билеты поездов, пустая пачка сигарет с автографом с концерта, чётки, фантики с конфет… пучок волос.. ).
- Проснулся наконец-то. – послышался уже знакомый голос. – Я то уверен был, что всё будет хорошо, а вот Крис сомневалась. Даже пистолет держала наготове. А я вот, говорил, что всё будет хорошо.
- «Ингвар»? – еле слышно произнёс я.
- Нет, твоя голая бабка на коне. А кто ж ещё, если не я? – ответил тот же голос. Но на этот раз уже с небольшим смехом. – Кто ж тебя бросит? «Грешная» сказала где тебя искать.
- «Грешная»? - прошептал я.
- Ну да. Или ты и её уже забыл? – ответил Ингвар.
И в этот момент, я вновь напряг память и потихоньку начал вспоминать. В ответ лишь немного покачал головой из стороны в сторону.
Я помню её. Я прекрасно помню, как она одна из первых пошла воевать. По крайней мере одна из первых, кого я знаю. А совсем недавно, казалось было, мы вместе работали в одном супермаркете. Помню, как однажды она практически несла меня на своих плечах. Тогда, совсем молодые были. Я был сильно пьян. Помню, как мне было плохо, и я присел на траву, упёршись на дерево спиной. Сквозь пьяные глаза разглядел только то, как она и её подруга меня охраняли. Смех смехом, но мне виделось всё именно так. Никого не подпускали и никуда не отходили. А после - взяв меня под руки – повели в сторону вокзала. Плохо помню путь. Помню лишь, что я сижу в зале ожидания, а слева и справа от меня Грешная и её подруга, крепко прижимаются ко мне и стараются отогреть. Был март. Холодно. Но они меня отогревали и никуда не отходили. Оставив меня на улице – я мог замёрзнуть и закончить не лучше, чем мой... Ну да ладно. Теперь она вновь спасла мне жизнь. И того, счёт 2:0 в пользу Грешной.
- Кстати, она скоро должна вернуться с задания. - вновь отозвался Ингвар. – И потянули же тебя детородные органы через этот мост! Нет, ну правда, за такое даже я был готов тебя пристрелить! Я на кой хрен провожу инструктаж с новоприбывшими? Какого чёрта ты не пришёл? Какого чёрта ты побежал на этот сраный мост? В нынешних условиях нельзя доверять даже детям! Так нет, ты, мать твою, полез к этому ребёнку! Если б пришёл на инструктаж – опасался бы даже маленькую беззубую собачку, на трёх лапках и с одним глазом!
- Что было на инструктаже, Ингвар? – тихонько спросил я.
Мы сидели на нулевом этаже, уже бывшего торгового центра. Всё то, что от него осталось – тяжело уже назвать торговым центром. Третьего этажа нет. На втором остались лишь остатки от бывшего кинотеатра. Разорванные и на половину сожжённые плакаты. В разных углах разбросанные остатки стульев от ресторана, куски гитар и ударных установок из музыкального магазина. Детские игровые автоматы, шары для боулинга, металлические погнутые лавочки, стулья, столы, всё это было хаотично разбросано на всём втором этаже. Разнообразная одежда, обувь, бутылки и стаканы, книги… Всё это валялось на всём втором этаже, а сверху, на весь этот уже хлам – смотрело небо. Крыши не было. Вместо неё лишь куски бетона, куски погнутой арматуры, застрявшие в обломках этажей остатки от автомобилей. Когда всё началось, не все успели выгнать с парковки свои автомобили. Теперь, мы хозяева всего ТРК. Иногда, когда более-менее тихо – мы ходим на второй этаж. Выкапываем из-под снега деревянные остатки от столов и стульев. В нынешних условиях дрова лишними не бывают. Помню, как я ещё на правах новоприбывшего был заслан на второй этаж. С нами были пара старожилов. Скорее, старооборонщиков. Их цель – в случае опасности организовывать отход к укрытиям. Координация. Как правило, с новоприбывшими, до инструктажа, ходили три старооборонщика. Это невероятные люди. Они как будто чувствовали прилёт любого снаряда. Эти парни… Нет, эти мужчины, каким-то образом успевали всё! Я помню в первый день, когда я и ещё пяток парней приехали только на место – нас сразу послали на второй этаж. Так вот. Пока я тащил стол с выгравированным на нём еле различимыми буквами «ПУЗ.Т. .А..», старооборонщики резко скомандовали отходить в укрытие. Команды их были точными и чёткими. Громкими и властными. Побросав всё, мы рванули в укрытие. И тут я услышал, как один из старооборонщиков шептал: «…Заряд…Выдох…Запуск…Выход… Полёт… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один… И тут же, сверху, легло несколько снарядов. Там, на остатке крыши с парковкой и третьем этаже послышались взрывы. Посыпались куски бетона, упал обгоревший каркас автомобиля и в завершении всего – посыпались снежинки… Раньше, многие называли плохие дни – чёрными. У кого-то не заладилось с родителями, у кого с друзьями или любимым человеком. У кого вообще всё не заладилось в определённый промежуток времени. Это многие называют чёрным днём, неделей, месяцем, годом или жизнью в целом. И идёт привязка к чему-либо конкретному. Например, это был чёрный троллейбус, успев на который ты смог (смогла) приехать домой пораньше и застать любимого человека за изменой. Или, например, чёрный дождь, который помешал тебе вовремя приехать на работу. А приехав на двадцать минуть позже – застал своего друга в уборной, стоящего на унитазе, с петлёй на шее. И ты зашёл помыть руки как раз в тот момент, когда твой друг выбрасывает докуренную сигарету на пол и на секунду задерживая взгляд на тебе – делает шаг и повисает на собственном ремне. Одна секунда и ты слышишь, как захрустели позвонки на его шее. Одна секунда и ты видишь, как у него вываливается язык, как удлиняется шея, как он уже начал испражняться в собственные брюки…
Но тут, на втором этаже, это действительно был чёрный снег… пропитанный пеплом и вновь загоревшими от взрыва остатками автомобильных шин… Команда «Встать!», «Продолжить работу!» и мы, новоприбывшие, резко срываемся. Вдогонку нам звучит «Не ссать! Минут двадцать будет тишина!». Но мы как сумасшедшие резко срываемся и хватаем всё, что можно спалить в печке, всё что может принести тепло. Кто-то может сказать, что мы не «обстрелянные», кто-то, но не старооборонщики. Те спокойно стояли и смотрели за картиной, которую можно назвать по-разному, но тема будет одна «Моральное накладывание в штаны». И всё это выполнено маслом. Не плохо.
Когда мы похватали всё что могло нам пригодиться и услышав команду «Собраться, на нулевой, две минуты!» - мне стало немного не по себе. Спустившись на первый этаж мне резко стало плохо. А точнее, закружилась голова. Я упал. Упал задницей прямо на горку снега. Не помню сколько минут, но когда я опомнился – вокруг уже никого не было. Машинально, я рукой стал выгребать снег из-под себя. Выгребая всё это чёрно-белое месиво – я нащупал металлическую основу. Выгреб спинку, выгреб даже ножки. Это была лавочка. На удивление, она была практически целой. Лишь спинка была немного погнутой. Я сел на неё. Закрыл глаза и вдохнул воздух, пропитанный дымом.
Проскочило в моей голове:
«Я подумала, что ты можешь не вернуться… И не испытала никаких эмоций…»
Я вижу, как я сижу на лавочке. На моих коленях рюкзак. Вокруг беззаботно ходят люди. Играет лёгкая мелодия. Я сижу и в основном смотрю на свои ботинки. Рядом со мной сидит девушка. Лица её не помню точно. Вижу лишь, что её лицо повёрнуто в мою сторону. Я что-то говорю.
Я встал и пошёл в сторону моста на левый берег.
- Понятия не имею, каким хреном ты проскочил мимо наших часовых, - прервал меня Ингвар, - мимо нашего патруля, мимо старооборонщиков, мимо пунктов пропуска… Чёрт его знает, как! Так же, мне не понятно почему ты повёлся на детский плачь?! Но плакать было не обязательно над ним. Это уже не ребёнок. Это оружие.
Инструктаж
- В общем, дела достаточно хреновые. Вы, прибывшие сюда, должны понимать, что можете и не вернуться. Я даже немного иначе скажу – вы должны жить здесь как те, кто никогда не вернётся домой или к любимым людям. Всё, есть лишь только вы. Нет прошлого. Нет будущего. Даже настоящее должно ставиться под сомнение. Всё то, что вы могли узнать из СМИ или из уст других людей в личной беседе – забудьте. Не обманывайте себя. Всё то, что могло к вам проникнуть до приезда сюда – это всё дерьмо. Это не есть основа. Вот что, вы, например, слышали до приезда сюда? Что? Взрывы? Да, это факт. Что ещё? Холод? Ой, прошу вас, это дико стандартно. Что ещё? Враг? Уничтожение? Да, есть такое. А вы знаете врага? Что он делает, как думает и на что способен? Вы думаете, что тут тоже стандарт? Я вам включу одно интересное видео.
Включается проектор. На нём пленные солдаты. Сидят себе смирно в углу камеры, которая ранее, до войны, использовалась как помещение для сортировки овощей в супермаркете. Оператор подходит и освещает лампой их. И они резко встают с колен, рвутся к решётке и с диким криком тянут свои руки в сторону него. Голос оператора:
«Так, для новичков, без всяких красивых сцен. Просто дам им воду из бутылки. Пусть попьют. В этой камере находятся те, которых мы взяли в плен три дня назад, может немного больше. И те, которых взяли буквально сегодня.»
Оператор протягивает несколько пол-литровых бутылок в камеру. Из семи пленных – лишь трое взяли бутылки в руки. Стали жадно пить. Голос оператора:
«Вот, смотрите, что происходит. Лишь трое взяли воду и пьют. А теперь… Ребята!... Эй, мужики! Давайте сюда! Две минуты! Бл..ь… Сюда, будьте готовы, иначе их разорвут к чертям собачьим… Минута… Всё! Открывай камеру! Держи четвёрку! Держи бл..ь!!! Тащи тройку!!! Закрывай!!! Закрывай!!!... Что там с тройкой? Порядок? Ничего, главное, что вытащили их вовремя. Держи их в поле видимости четвёрки. Пусть новички посмотрят. Пока «недавние» ловят приходы – пусть будет видна реакция «убитых».»
Камера показывает, как те, что попили воды – резко стали спокойны и перестали вести себя агрессивно. После этого, оставшиеся четыре человека попытались на них наброситься. Вовремя подоспевшая охрана их спасла. Камера продолжает съёмку. Беспрерывно. Кадр оставшейся в камере четвёрки. Четыре парня с полностью белыми глазами. Нет зрачков. Всё белое… Камера переходит на троих, выпивших воду. Двое из трёх – сероглазые. Один кареглазый. Бормочут что-то, сидят смирно, почти не шевелясь.
Голос оператора:
«Думаю, тут и так видно, что тут всё очень сложно. Ребята, вы уже тут? Эй! Просыпаемся, не теряемся! Что помним, что чувствуем? Вы знаете, этих людей, сидящих за решёткой?»
Слышен тихий шёпот. Один из тройки говорит: «Да, знаем…»
Голос оператора:
«Давай, говорливый, поведай быстро кто они и, кто вы. Как туда попали и как сюда. О чём шептались?
Тут даже шёпот прекратился…
Спустя секунд двадцать, уже второй заговорил:
- Эти, - начал он, кивком указав на оставшуюся четвёрку, - наши земляки… с одного города мы… Трое из них – мои друзья детства…
- Оппачки! Быстро отошёл, видно сразу, что не долго проходил в состоянии зомби. Это хорошо. А кто четвёртый? Тот, который пытался тебе шею свернуть? – говорит оператор.
- Это мой старший брат… - ответил второй. – Только он не хотел этого делать… Это не он делал… Это всё долбанные Liarnew…
- Долбанные кто? – переспросил оператор.
- Мы дома сидели… - продолжил второй. – когда в дверь постучали. Мать дверь открыла. Зашли трое, сказали ей, что мы что-то натворили, с братом, сказали, что нужно нас в участок отвезти. Вот… Мы приехали, нас усадили за стол и сказали, что завтра с вещами должны будем ехать. Не сказали куда. Сказали, что «если не согласимся – нашу мать найдут в компании малолетних наркоманов, которые будут над ней членами трусить.» И ещё, что «ей обеспечен разрыв места нашего появления на свет»… Мы пытались возражать… Брат первый вскочил с криками и начал набирать номер какой - то… Те, что нас привезли, лишь засмеялись…Брат у меня был не простым. Знакомые в прокуратуре, в полиции… Они не раз его отмазывали. Даже тогда, когда он по пьяни проломил голову патрульному… Он набирает, значит, ставит на громкую связь, говорит «у меня проблемы выйди на меня по телефону». А в ответ: «прости братан» и ложится трубка. Он на второй номер, потом на третий. То же самое… Те, что нас забирали из дома только смеялись в ответ. Нам пришлось согласиться ехать неизвестно куда… В тот же вечер нас отпустили домой. Матери рассказали, что да как. Она сказала, чтоб ехали. Что так нужно. Утром за нами приехали. С вещами мы вышли. Нас отвезли на другой конец города. Завели в одноэтажное здание, далее по коридору в самую последнюю дверь. Просторная комната, в которой не было даже простых табуреток. Я и брат сели на пол, подстелив под задницы свои рюкзаки с вещами. В комнате не было даже розеток. Только голые стены без обоев. Без люстры и вообще без лампочки на потолке. Был лишь небольшого размера плазменный телевизор, под потолком. И самое странное, что не было под него розетки. Провода от него вели прямо в стенку. Мы сидели около пяти часов там… С нами ещё около десятка парней… Потом, экран включился… Дальше не помню… Помню надпись «Liarnew» и всё… дальше тишина и шум…
- А эти, - сказал оператор и перевёл камеру на двух других выведенных из камеры. – чего такие молчаливые, как девочки, честное слово?
- Понятия не имею… - ответил второй парень.
Далее, проектор показывает ещё несколько видео с подобным экспериментом. После, показывается видео, на котором находятся несколько человек. Оператор говорит:
- Так, теперь ещё один эксперимент. Мы взяли сегодня ещё два человека. Из-за, сука, одного неприятного момента с нашим новоприбывшим. Но, есть плюс. С нашей стороны потерь, слава Богу, нет. Это раз. Мы вытащили этого дятла, что спровоцировал выход группы, это два. Три, это то, что мы прихватили пару подарков в обличье человека. И есть четвёртое, мы сейчас по свежему покажем, что происходит с этими, которые по другую сторону. Так вот. Что-бы было всё по-честному и без монтажа – камера выключаться не будет. И даже больше – не будет комментариев.
Камера поворачивается в сторону двух парней, лет двадцати пяти. Парни сидят в комнате, которая ранее была комнатой охраны в супермаркете. Только теперь, вместо дверей стоит укреплённая решётка. Камера поворачивается на девяносто градусов в право. Там стоят старооборонщики. Один из них – в руках держит пол-литровую бутылку минеральной воды. Швыряет бутылку за решётку. Пленные бросаются на неё. Начинают жадно пить. Допив всю бутылку – они бросают её обратно, пустую. Один из старооборонщиков подходит к камере, бывшей комнате охраны. На расстоянии в метр – пленные резко срываются с места и с диким рыком тянутся в сторону нашего бойца. Готовые разорвать. Старооборонщик отходит немного в сторону, камера держит на нём прицел. Берёт из новой упаковки ещё одну бутылку минеральной воды. Открывает её. Шипение. Сильное шипение. Показатель того, что бутылка ранее не открывалась. Передаёт человеку в таком камуфляже, как и он, но тот с чётками и распятием на них в руке. Священнослужитель. Он что-то шепчет держа бутылку в руке. После – сам идёт в сторону решётки с пленными. Подходит практически к самой решётке, протягивает бутылку с водой за решётку ставит её на пол. Двое пленных резко сорвались в сторону священнослужителя, один из них успел схватить его за рукав, но резко, буквально в течении секунды один из старооборонщиков ударом приклада ударил пленного по пальцам рук. Пленного, с белыми глазами, это даже не тревожило. Руку то он убрал. Но всё так же рвался в сторону священнослужителя здоровой рукой. А кисть второй руки свисала как половая тряпка на швабре. Но, это его не беспокоило. Все, абсолютно все отошли на два метра от комнаты. Стали наблюдать. Камера показывает, как успокоившиеся пленные по очереди стали пить воду. Голос оператора:
- Две минуты. Жека, давай отсчёт.
Все стояли в стороне, пока не прошло две минуты.
- Две минуты. Мужики, достаём их! Туда, в угол их перетащите!
Двое парней оттащили из комнаты двух новоприбывших пленных в угол. Те, всё ещё не могли толком прийти в себя. Оператор подошёл поближе, чтоб заснять крупным планом их глаза. Было видно, как потихоньку на месте абсолютно белых глаз – образуются все составляющие обычного человеческого глаза.
- Жека, давай, растормоши их немного. Покажем лица. А то всё ещё в эйфории летают. Отходят. Давай, буди их. Потом поспят. И вызови санитара. Лёха! Сюда давай! Тут кисть нужно чуваку отремонтировать! Ну что, - продолжает оператор обращаясь к пленным, - как самочувствие?
- Рука болит… Сильно… – говорит один. Здоровой рукой подтягивает травмированную руку и легонько прижимает к груди. – Рука болит. Вы убьёте нас?... – сказал он и посмотрел в сторону оператора. Прямо в камеру.
- Всё в порядке, не ссы! Лёха у нас мастер на все руки. Сделает тебе ремонт в лучших традициях. Он у нас только с виду тихий да молчаливый. А на самом деле – мастер на все руки. Даже на такие разбитые как твоя. – слышен голос оператора и последующий смех его и парней рядом с ним. – А по поводу убийства – ты не торопись. Мы Лёху не толкаем на подобные мероприятия. Если доверили ему лечить – значит человек не умрёт, и мы его не тронем. Так, имя, откуда, как попал к этим обсосам что наших парней кошмарят артой и ночными вылазками?
- Сергей… Я недалеко тут жил, пару часов езды, в городе … - начал он. – Как попал… Я просто был одним из тех, кто просто сидел дома и разлагался по-своему… Ко мне приехали и сказали, что есть на меня компромат… На меня то он и был… Я само удовлетворялся от запрещённых видео… Я любил смотреть на то, как умирают люди не получив дозы… Я искал, а в итоге нашли меня… Я любил смотреть, как парни отдаются за дозу… но не получив её – умирают. Вот именно эта смерть и являлась моим наслаждением…
- П***ец… Эй, Сэр Гей, скажи вот, ты что-то помнишь из того как мы тебя брали, как ты попёрся на нашего, на мосту? Что ты помнишь из того, что произошло незадолго до прибытия сюда, к нам?
- Не знаю… Не могу сказать с уверенностью… Мужики! Туман просто в голове… Я не знал, что это всё на самом деле… Я помню, что нас по тревоге подняли. Сказали выдвигаться. Указали координаты. Мы рванули. Нас было человек пять. Мы рванули, наготове. Это сейчас я понимаю, что всё было не так, как мы видели тогда… Анализирую, смотрю иными глазами… Нам по рации сказали «Вперёд!» - мы выдвинулись. Двое из нас со стороны пляжа. Трое выдвинулись со стороны бывшего ТРЦ. Я был в тройке… Ну как сказать в тройке… Я, ещё один боец и девчонка… Мужики! Мы не понимали, что делаем! Честное слово! – стал оправдываться пленный. Стал кричать «Мы не понимали, что делаем!» несколько раз. Резко поднялся с пола, сделал шаг и упал на стол, который стоял рядом с ними. Здоровой рукой разбил стоящий на нём небольшой аквариум и стал рукой водить по обломкам стекла на каркасе аквариума. Пока старооборонщики успели его схватить – он уже разрезал себе всю руку. Вдоль и поперёк. Уже будучи в руках парней – он всё ещё дёргал рукой так, будто всё ещё себя резал. Он смотрел уже человеческими глазами, но уже уходящими из этой реальности. Уже не сопротивлялся, но всё ещё дёргал здоровой рукой в воздухе, думая, что добивает себя стеклом. Вторая рука, как ни странно, всё ещё осталась прижата к груди, в области сердца…
Даже Лёха не смог ничего сделать. Он пришёл как раз тогда, когда пленный уже был в последних конвульсиях. Да и шить там было нечего. Проще собрать пазл из двух тысяч элементов ночного неба, чем его руку после порезов. Самое интересное, что не смотря на все старания спасти его и после вида его обездвиженного тела – все быстро успокоились. Не было криков, не было истерик. Лишь изредка, громко и крепко проносился мат. Но после содеянного пленным – в течение пяти секунд и маты прекратились. Смерть – привычное дело на войне. Тут люди не грубеют. Тут люди осознают и принимают причину, последствия и факт смерти. Именно факт тут более важен. Многие люди переживают и боятся. Многие закатывают истерику и плачь. Но не от осознания факта смерти. А от причины и последствий… Но зная факт, принимая его – причины уже не столь важны. Так уж сложилось, что рождаясь – мы уже обречены на смерть. Мы уже умираем. Смерть приходит с первых моментов зачатия. Нужно это понять.
Далее, спокойно и без дрожи в руках, камера переходит на второго пленного… Голос оператора:
- Что он не договорил?
Второй парень немного приподнял голову, не смотря ни к кому в глаза начал говорить:
- Девчонка была…
Последствия.
Это был тяжёлый инструктаж… Это ведь я виной был всему тому что там произошло…Это я попёрся на мост… Меня оттуда вытащили… Из-за меня себя вскрыл тот парень. Из-за меня всё это… Я потерял себя… Там, на этаже, когда лавочку откопал. Не понимаю, что со мной произошло… Хотя… Я помню, как мы не однократно встречались в ТРК. Гуляли. Общались. Да, тебе было тогда обидно что я считал тебя маленькой. Ты говорила о том, что уже взрослая. Что самостоятельная. Но, было такое, что мне приходилось вытирать твой носик. Так как ты не всегда замечала, что он у тебя… грязный, так сказать. Я помню, как называл тебя с улыбкой «Соплюшкин». Ты улыбалась, но тебе не нравилось это. Что такие простые моменты – а за тебя решают другие люди. Маленький взрослый человечек… Я многое помню… Понятное дело, что человек любящий – помнит лишь хорошее и милое. Он помнит и не очень хорошее, но это не является основой его жизни и воспоминаний. Не является его двигателем по жизни. И его якорем. Он просто помнит о боли. Но знает, что любит. Он просто видит шрамы. Но рад их заживлению.
Он любит…
Я помню, как я сорвался и побежал в сторону моста. Помню, как убрал дуло автомата. Помню, как…
- Мы выдвинулись… Так нам приказали… - продолжил второй перед камерой. Его как будто не тревожило что его сослуживец только что себя убил. Спокойно, не издав ни единого звука и движения. – Было приказано девчонку выпустить на мост. Мы ж то думали, что это ДРГ. Думали не меньше восьми на нас полезут. Две группы по четыре. Оборона всегда менее теряет чем атака. Мы думали увалим их. Хотя, думали – весьма пыльно обозначение. Мы тогда не думали… Телом – действовали приказам. Разумом – готовы были рвать всех. И непонятно чем, внутри себя самих – просто наблюдали. Без возможности вмешиваться… Справа от моста, два наших бойца уже подошли на позицию. Стали на ступенях к мосту, сбоку. Наготове. Мы слева, подходим к своей точке. Выпускаем девчонку. Ей тогда дали указания что да как. Выпустили. Ждём. Смотрим, девчонка подошла к середине моста. Остановилась. Недалеко от неё так же остановился парень. Некоторое время смотрел в её сторону. Молчал и не двигался. После, подошёл ближе. Стал на колено. Отодвинул автомат. Протянул руки в перчатках без пальцев. Мы стояли и ожидали нападения. А вместо него – лишь один боец. Стоит на колене. Протягивает руки девчонке. Мы тогда ещё не знали… Да и не смогли бы понять… Liarnew грёбанные… Он, ваш, стал подходить на корточках к ней. Всё держа руки вытянутыми в её сторону. Он улыбался, шевелил губами, но мы не слышали, что он говорил. Заметили лишь как он засунул руку под броник и достал из кармана формы - плитку шоколада. По стандарту, завёрнутую в простую пищевую бумагу. Я видел, он плакал, хотя на лице улыбка. Мы рванули. Побежали чтоб его уничтожить. Нам плевать было кто что и как. Мужики…не мы это делали… У нас иного выхода не было… - продолжил второй. Ещё сильнее опустил голову. Ещё более тихо стал говорить. Камера всё ещё снимала. – Нам то что… В голове лишь мысль «Убить». А как и что – такого не было. Мы побежали. Метров за пять – срабатывает детонатор. Пошёл взрыв. Нас откидывает немного. Смотрим – парень стоит с куском пищевой бумаги в руке, на колене, плачет и не шевелится… Девчонки нет… Есть лишь куски её лёгкого пальто, куски её самой и ботиночки… Такие, весенние… Для марта ещё не годные… Не стало её… Мы, под действием Liarnew – попёрли вперёд. Но нас резко схватили, оттащили назад. Вперёд попёрли «главные» …
- «Главные»? Это кто? – голос оператора.
- Те, кто имеет зрачки… Они побежали вперёд, схватили вашего и стали тащить в сторону левого берега… Сейчас вспоминаю, а тогда было всё не так… «Главные» подбежали, схватили этого… вашего… стали что-то ему показывать на планшете… Один из них специально держал пальцами веки, чтоб не закрывал глаза. Потом потащили его в нашу сторону. Я, внутри себя без права на вмешательство, внутри тела – видел, как они пробежались по останкам девчонки. У одного я даже видел, как застряла в протекторе берца заколка для волос. Схватили и потащили вашего…
- Что вы сделали с девчонкой?! ... – спросил оператор.
- Не стало её… Они, это, её взрывчаткой облепили… Бздели, думали несколько людей идут. А тут… Один. Со слезами… А потом, пока они вашего тащили и нас оттягивали обратно в барак – за спиной послышались взрывы. То ваши были… пробрались под мостом. Непонятно каким х… Лупанули нам на перерез. Уже на нашем береге… Два удара и «главные» кинули и нас и вашего. При ударе двое наших свалили в мир иной. А мы живы. Я жив. – сказал он и посмотрел на лужу крови, не далеко от стола. - Был радиоперехват. С вашей стороны говорили, какая-то «Грешная» кричала «Сука! Вырвать! Отбить бл..ь! Забрать! Центр моста! Контроль, защита и вывод нах..!»… Нас попытались вывести, но оставили. «Главные» свалили, нас оставили… Пришли ваши. По-быстрому забрали своего, а потом и нас. Помню, как один из ваших заехал мне по челюсти с берца… Потом наклонился и говорит: «Грешная» просила, она не командир, но её слово мне дороже жизни…
- Она такая… - отозвался оператор. – Это я выполнил её поручение. И если будет её воля – я тебя без хлеба на завтрак съем нах.й!
- Как вы, надеюсь, уже поняли, мы имеем дело с теми, кто подвержен был сильной обработке со стороны наших врагов. Так называемым «Liarnew». – Голос оператора. - Причём, чем дальше – тем тяжелее их вернуть. Недавних ещё можно, но других… - замолчал вдруг оператор. И секунду спустя продолжил, - в расход. Если сам Бог их не смог привести в чувство, через своих на Земле, значит стоит их отправить в Ад. Вы должны понимать, что с пустыми глазами разговор должен быть коротким. Никто не знает, сколько они такими провели времени. Есть возможность – берём в плен. Если есть хоть малейший риск – уничтожаем! Кого возможно будет спасти Свяченой водой – спасём. Кто не поддастся данному спасению, кого поздно спасать - без соплей и колебаний в расход. Ибо это те, кто не посмотрит на вас и не будет вас слушать. Это те, кто будет рвать даже голыми руками. Было даже как-то, словили одного «убитого». Он, сука, добрался каким-то хреном до спуска с моста, на нашей стороне. Так вот. Часовой наш стоял, говорит «Стою я, смотрю во все линзы, и тут слышу шорох. Автомат на изготовку, своих сразу оповестил. Стоим, ждём в полной готовности. Джек, тот вообще рвался вперёд. Говорит: что сейчас как долбану гранатой! Не рванёт, так череп проломлю! А нет, так с моим ботинком в своей заднице обратно повалит! Жалко берцоган… Но я готов пожертвовать. Так вот. Стоим, ждём. Нам передают, что в «теплике» никого не видно. Но мы то слышим шум. Еле слышно. Но звук приближается. Стоим. И тут, один еле слышно произносит «Пошёл нахер!» и вновь тишина, потом приближающийся шум возобновился. Слышно было вновь «Та отвали ты блин!», и лишь потом, когда он слабым фонарём подсветил себе под ноги – увидел, что под его ногами лежит парень. Ног у него не было. И половины задницы. При отсутствии правой, он остатком левой руки пытался схватить нашего часового. Не удивительно что «теплик» его не заметил. В нём практически не осталось крови. Конечностей. Но он был запрограммирован на убийство. А наш часовой думал, что это кот пристаёт. Таких котов тут не мало собиралось. Шум, выстрелы. Да и наши, по-доброму, всегда с ними делились едой. Бывает, очень помогает наличие животных. У нас, например, есть два пса, и уже три кота. Интересно наблюдать, как совсем ещё молодые по паспорту, но на вид уже почти старики – сидят и чешут брюшка псам и котам. Многие из них понимали, что могут умереть. Многие из них понимали, что могут убить. Животные – стали лучшими антидепрессантами. Да, ничего не меняется. Убил – убил. Убили тебя – всё. Но они, шерстяные антидепрессанты – выручали не одну голову, по круче психиатров. В общем, Добро Пожаловать!
Вот что я пропустил, и вот что я заварил. Помню, как после «Инструктажа» Ингвар мне сказал «Я вот химик в прошлом, сам знаешь. Но вот никак не пойму, какого чёрта, какая-то свяченная вода позволяет их приводить в чувство. Вот не понимаю! Но факт остаётся фактом, свяченная вода на них очень сильно действует. Дьявольская орда какая-то.» Вот так прошёл мои первые моменты на новом месте. Никогда бы не подумал. Но, отчасти был к этому готов. Почему? Мне снилось много снов на протяжении жизни. Очень много снов, которые были совсем не снами. Это были как подсказки. Я видел, как иду по мосту, ориентировочно весной, и по обе стороны моста плыли по реке трупы и остатки формы. А я шёл и смотрел на это всё. Второй сон, был почти один в один. Только зима. Через реку шли люди. Зима ведь, река вся замёрзла. По обе стороны шли люди, обходя лежащих там умерших. Пробивались, кричали и слышны были выстрелы. Приблизительно год прошёл, между весенним сном и зимним. Помню, как мне приснилось, что я выскакиваю на небольшую поляну, хватаю раненного парня и пытаюсь его вытащить с поля боя. Вокруг ложатся мины. Парень уже перестаёт кричать. Я стараюсь его тащить в укрытие и замечаю, что он уже умер… Я стою на коленях, прижимаю его и стараюсь всё ещё оттащить в укрытие… Но он молчит и повис на руках моих… Молчит, а я кричу! Кричу, держа в своих руках парня!... Что успеваю заметить, как впереди, немного правее меня легло две мины… Сзади почувствовал, как слегка меня толкнули взрывы. Помню, что я держу парня в руках, стоя на коленях, склонив голову над его грудью… и плачу… Кричу и плачу!!! Взрывы… Уже труп у меня в руках… и я на коленях… Это были странные сны. Но я всегда им верил. Всегда. Я уже убедился в том, что если мне снится – оно обязательно имеет смысл. Обязательно. А ещё, мне снилось, как я первый раз убил… И снилось, как я встретил человека, с которым почувствовал, что не просто люблю… Мне как-то приснилось, что появится девушка, которая даст толчок к множественным переменам в своём сознании. Мне как-то приснилось, что появится девушка, которая будет мной, но немного ранее. Мне как-то приснилось и постоянно ощущалось, что я не туда иду. Что нужно мне идти к ней. Мне приснилось, что она станет той, с кого стоило было начать и закончить, не теряя время ни на что иное. Но я терял… Я ещё не знал. Я помню, как мне приснилось, что будет нам поезд в помощь. Я помню, что с ней – я встретил себя. А ведь меня сны готовили к этому всему. Это сейчас я вспоминаю об этом, а раньше не придавал значения. Я раньше думал, что это просто сны. Но как оказалось – нет. Это сейчас, находясь в ситуации, когда или я или меня – я вспоминаю, что знал об этом ранее. Мне очень часто снился парень, он со мной говорил очень много. Его лицо было размытым, как во многих снах. Но говорил он уверенно. А в некоторые моменты даже просил и умолял…»
«Дневник» лёг на мои колени…
И только сейчас я заметил, что уже лежу на кровати, что уже не еду в маршрутке и не иду домой. Я просто сел в маршрутку, начал читать и всё… Дальше, видимо всё делал на автомате. Пришёл, разулся, упал на кровать, не переставая читать. Я хочу спать… Дико хочется спать, хоть и время ещё совсем не для сна… Но, у меня такое бывает. Когда нужно немного подремать. Такое бывает. Подремлю и станет лучше…
Когда я проснулся – было всё ещё светло, но солнце уже стало понемногу садиться за горизонт. Немного отойдя ото сна, я увидел, что по времени не так то и много спал. Час где-то. От силы полтора. Просто не помню во сколько именно уснул. Странное ощущение какое-то. Будто и не спал вовсе. На коленях «Дневник», и какого-то чёрта мобильник в руке. Но это не самое странное. Странное, что когда я решил пойти покурить и пошёл по привычке в туалет покурить – не обнаружил зажигалку. Нигде. Ни на пачке, ни под зеркалом, ни на столе с ноутбуком. Даже зайдя в туалет я её там не обнаружил. А обнаружил… в собственных трусах… Не знаю почему, но почувствовал себя обманутым. Прямо обидно стало. Вроде всё в порядке, уже захотелось курить, уже взял сигарету, уже включил вытяжку в туалете, примостил сигарету в губы и … всё. Момент обосранности настал! Подкурить нечем! И тут… о да, блин, вот она где значит… Уже и курить перехотелось… Но закуриваешь ли потому, что не признаешь желание обломанным. Что всё ещё хочешь курить. Чтоб обмануть себя. Это как когда хочешь само удовлетвориться, но надоели все запасы материала на ноутбуке. Открываешь поисковик, вводишь первое пришедшее на ум, например, «писька» и ищешь что-то новое, что случайным образом выдаст тебе поисковик. Чтоб это было как случайная встреча, а не привычная. И что в итоге? Запрос картинок показывает на весь экран разбомбленное не весь что на весь экран, которое даже аппетит отбивает и желание жить, не то что само удовлетвориться. Или фото покрывшегося плесенью старого комика с надписью «Ешьте кашу Геркулес! Писька будет до небес!». Куча приколов, элементы соотношения запроса поисковика и пустой бутылки пива и политики разных стран. Наступает момент обосранности. Закрываешь всё это и открываешь свои старые запасы на ноутбуке. Делаешь всё не очень то уже и горя. Но делаешь, чтоб не верить, что обманулся в желаниях. Вот так у меня и произошло с сигаретой. Курил, но уже не понимал зачем. Пока курил, я вспомнил свой короткий сон. Мне приснилось, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Моим соседом был какой-то парень. Я сидел на кровати, позади него. Говорю ему: «Послушай, если не хочешь быть здесь – просто отпусти её. Ты ведь сам понимаешь, что не нужен ты ей. Не нужен. Ты не Мастер, а она не Маргарита. У вас не та любовь, чтоб доводить вас до безумия и тем самым готовить для будущего мощнейшего соединения воедино. Она сейчас не в том теле, чтоб вы были вместе и навсегда. Пока ты будешь тут – она будет в других городах. Периодически звоня тебе. Эй, ты ещё не заметил разве где ты? Нет, то что ты в «дурке» это ещё не самое сильное. Ты – в «наблюдательной палате». Этого мало? Ты понимаешь? Решётки, небьющиеся стёкла, отсутствие другой мебели, кроме кровати. Но тебе сделали ещё и офигенный подгон – столик. Скажи спасибо другу с прошлой работы, его тёща тут работает. Тебе даже дали доступ к карандашу и листам бумаги. Правда, под присмотром. Но, ты понимаешь, как тебе фартануло? Эй, прекрати её ждать… Прошу…» и всё… я сразу проснулся. Может поэтому я так сильно хотел покурить. Короткая, слишком реалистичная встреча во сне. Я говорил с ним, а он мне лишь ответил: «Замолчи. Я не хочу больше тебя слушать. Замолчи и не приходи больше сюда». Странный сон… Очень странный. Я докурил уже без интереса, вернулся в комнату. Включил плеер с случайным списком воспроизведением.
«Здравствуй, мама
Плохие новости
Герой погибнет
В начале повести»*
Что-то знакомое в этом сне было. Дико знакомое. Солнце уже зашло за горизонт. Первые секунды после его захода и меня потянуло вновь к кровати. Там всё так же валялся мобильник и листки бумаги. Проверил телефон – пусто. Ни звонков, ни сообщений. Это меня не удивляет. Это стало нормой. Я упал на кровать. Слушал музыку. Думал о своём. Много, очень много осталось того, что так хотелось бы рассказать и поделиться – но это не нужно никому… Так много во мне, хоть пиши об этом… Только это будут лишь просто буквы, просто символы, не я. Это не будет тем, что можно было «просто взять и скопировать свои мысли кому-то ещё». Ведь смотря на тот мир что есть сейчас – мне кажется всем на всё плевать. Всем плевать что они могут чувствовать. Мне кажется, что они чувствуют лишь то, что им подсказывают книги, музыка, учения и практики, реклама и наблюдения за теми, кто живёт по подсказкам книг, музыки, учений и практик, рекламы… Они потеряли себя… они ищут себя во всём… но не в себе… Подпитка музыкой. Подпитка видео. Подпитка книгами. Подпитка от других людей. Подпитка, подпитка, подпитка!!! Кроме себя самих… Иногда, когда о подобном думаю – кажется, что я выхожу из себя. Где-то вдали слышу звук старого модема. Того, который был ещё в то время, когда к интернету подключались через телефонную линию. Только более хаотичный, искажённый, психодэличный, громкий. Я возвращаюсь в себя вновь. Хотя, в себя – весьма сомнительно. Это не я есть сейчас. Не я. Я даже не существую в принципе, так мне кажется, когда я нахожусь в своих мыслях и откидываю всё что меня окружает. Жаль, что так редко это происходит… Мне кажется, что я не существую, потому что всё вокруг меня - это и есть я… И мне больно становится что я затеваю войны вокруг. Мне больно что я не могу всех прокормить. Мне больно, что все Я не ищут меня же, а ищут чего-то выдуманного и свежего. Мне жаль, что Я теряю себя полностью и расширяю много миллионов и миллиардов себя, что рожаю всех Я на всю планету. Что сам себя во всём стараюсь обмануть и сам же себя стараюсь вернуть к себе, прося и моля руководствоваться лишь собственными мыслями, а не тем что могли создать мои ответвления в виде книг, музыки и видео. Какое-то Я могло даже придумать историю великих и умных, мудрых и саможертвенных ради кого-то. Какое-то я могло уже само стать живым и придумывать всё – лишь бы быть сладостно обманутым. Вот тебе практики. Вот тебе религии. Вот тебе журналы и сайты. Вот тебе другие Я, которые скажут тебе что да как. Вот тебе всё. Только забудь себя. Слушай других Я, это же тоже Я, только другие, тебе угодные. Уходи всё дальше от себя настоящего. Уходи. Выдумывай новое, совершенствуй старое. Делай это, потому что настоящий Я уже перестал держать этому контроль. Ему остаётся лишь плакать и призывать к собственному понятию себя. На основе себя самих. Он плачет и просит лишь, чтоб ты, ответвлённый от своего Я родителя – чтоб слушал лишь себя и не пускал ничто и никого туда…
Я вновь проснулся… Хоть и не спал, а лишь ненадолго ушёл в свои мысли. Посмотрел на часы – четыре утра… Я всё ещё не переодет, музыка на ноутбуке всё ещё играет, длинный плей-лист. Я отхожу ото сна. Машинально хватаю находящиеся рядом листки бумаги.
Читаю.
«…мне приснилось, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Моим соседом был какой-то парень. Его лицо было размытым, собственно, как и во многих снах. Он сидел на кровати, позади меня. Говорит мне: «Послушай, если не хочешь быть здесь – просто отпусти её. Ты ведь сам понимаешь, что не нужен ты ей. Не нужен. Ты не Мастер, а она не Маргарита. У вас не та любовь, чтоб доводить вас до безумия и тем самым готовить для будущего мощнейшего соединения воедино. Она сейчас не в том теле, чтоб вы были вместе и навсегда. Пока ты будешь тут – она будет в других городах. Периодически звоня тебе. Эй, ты ещё не заметил разве где ты? Нет, то что ты в «дурке» это ещё не самое сильное. Ты – в «наблюдательной палате». Этого мало? Ты понимаешь? Решётки, небьющиеся стёкла, отсутствие другой мебели, кроме кровати. Но тебе сделали ещё и офигенный подгон – столик. Скажи спасибо другу с прошлой работы, его тёща тут работает. Тебе даже дали доступ к карандашу и листам бумаги. Правда, под присмотром. Но, ты понимаешь, как тебе фартануло? Эй, прекрати её ждать… Прошу…»
Я прислушивался к нему. Не буду говорить, что да как, но этот сон помог в тяжёлых моментах. Я был рядом к возвращению в места полного одиночества. Я был рядом к местам, где я уже однажды держался за перила. Этот парень из сна – мне помог. И я хочу помочь тебе. Вот моя первая помощь: Когда первый раз убьёшь – жди встречи с ней. Она уже будет совсем рядом. Так мне сказал парень из сна. Я ему верю. Кстати, там таких собирается несколько человек. Но об этом позже. Запомни, как первый раз убьёшь – скоро придёт она. Она будет тобой. А ты – ею. Сохрани её. Она должна жить! Чтоб тебе было более понятно – что случилось, когда твой отец не уберёг маму?... Эй, парень, я хочу идти дальше. В другой, не в своей просранной жизни – хочу пойти выше. Помоги мне.»
Это одни из последних снов в последнее время. Я бы не обращал на это всё внимания, если б не моменты, в которых он упоминает маму. Её потерю и то, как халатно относился к ней отец. Это заставило задуматься. Не может быть просто так то, что я стал видеть во снах.»
Что?!...
Я судорожно перелистываю «Дневник». Вижу:
«Февраль 2018
Всё… Теперь уже точно нечего терять… Если я раньше сомневался, а стоит ли? То теперь я уверен на все сто. Я должен это сделать! Должен! И плевать, если не пропустят! Я пойду! Пойду! Теперь то что…Тебя уже нет… Я так хотел быть всегда с тобой… Мечтал о тебе… Но тебя не стало… И тебя не стало… Знаешь, мой друг, это дико тяжело терять того, кого любил ещё до его появления. Насколько я помню – уже лет в двадцать я мечтал об этом. Так хотелось исправить свою жизнь на основе новой жизни. Не совершать тех плохих поступков, с которыми я сталкивался. Дарить то хорошее, чего был лишён я сам. Так хотелось подарить всё, что во мне есть самого хорошего – другому человечку. И я старался дарить. Правда, не долго… Мне больше некуда себя деть. Я мог бы удариться в разные системы самопознания, самоусовершенствования, практики и учения, движения «против системы», куда угодно. Так обычно поступают, когда дико хотят выхода из проблем в жизни. Лезут куда угодно, но не в себя. Моё мнение: Всё что нужно человеку – находится в нём самом. Ничего извне не нужно. Тебе дана жизнь – извлекай из неё всё. Не от знакомых и друзей, не от фильмов и песен. А из себя самого. Всё что нужно, уже есть в нас. Другие мысли, чужие – лишь помеха на пути к самому себе. Я сегодня решил пойти на войну. Раз тебя уже нет…
Январь 2017
Вот такой мой январь! Я наконец-то стал отцом!...»
Момент обосранности.
Я ведь только что это увидел, мне только что это приснилось… Как это перенеслось на листы бумаги совсем другого человека?!... Почему там написано то, что я лишь сейчас увидел?! Что тут бл..ь происходит?!
Не услышал, но почувствовал, как внутри меня послышался звук старого модема. Хаотичный, искажённый, психоделичный, громкий!...
…
…
…
Я хожу по комнате. Ищу в своём сознании ответы. Ни хрена не нахожу. Ищу, ищу, ищу… Бл..ь нет их!!!. Нет, это не так просто. Листаю «Дневник» до последней записи. Вижу «Момент обосранности» и всё. Дальше пустота. Что мне нужно? Да, рюкзак, «Дневник», сигареты. Наверно захвачу с собой успокоительные. Я еду в книжную лавку. Я дождусь открытия. Я купил этот долбанный «Дневник»! Я имею право знать, что тут мать его происходит!!!
Первая маршрутка, в пять пятьдесят. Я еду. Я подожду открытия магазина. Я всё вытрушу из всех, кто там. Я читаю то, что пишет меня теперешнего! Мне нужны ответы. Нужны. Мы едем, по отремонтированному мосту. За ним остановка, от неё минута ходьбы до книжной лавки. Что? Бл..ь! Я не понимаю, но я уже еду боком… Мои наушники вырываются из ушей. Я слышу скрежет металла. Включаюсь – я уже в середине маршрутки, смотрю вокруг – водитель свисает со своего сидения. Иконы валяются под ним. Я смотрю – занавески свисают с левой стороны маршрутного такси. Мы на боку. Я смотрю – окна уже сверху. А нижние показывают асфальт. Я смотрю – я стою на шее девушки… Я смотрю – моя кофта и футболка с правой стороны стёрты. У меня от плеча течёт кровь, достигая пояса. Я смотрю, а я всё ещё стоя на шее девушки. Тишина… Я вижу, что больше никто не шевелится… Лишь я стою и смотрю на девушку, на шее которой всё ещё находится мой кроссовок… Я слышу, что она ещё жива… Но я стою… Она смотрит на меня, и сама не понимает, что как только я уберу ногу – она умрёт. Этого не понимаю и я. Я вижу лишь, что стою на шее её. Я убираю ногу с её шеи и наклоняюсь. Слышу музыку, играющую из её наушников… Беру один наушник и слушаю… Я слушаю её музыку, сижу на боковой стороне спинки её сидения и слушаю её песни… Слышу сирены…
Я помню, как вылез с маршрутного такси. Я помню, как напевал песню из плей листа убитой мной девушки. Я помню, как пришёл с «Дневником» в руке в книжный магазин. Я помню, как пришёл в книжный магазин.
- Что вы мне продали? – говорю я.
- А что ты хотел? – ответил мне мужчина, который чем-то напоминал Бога, которого в фильмах и мультиках обычно показывают. Невысокого роста, седые волосы и борода. Борода доходит до уровня грудной клетки. Волосы длинные, лежат на плечах. Среднего телосложения. С виду, если всё это убрать, бороду и седые волосы, то можно дать ему лет пятьдесят, не больше. Но глаза всё выдают. По ним видно, мужчине не меньше шестидесяти пяти. Может даже семьдесят. Одет он был в простые джинсы, потёртые и видно сразу, что ему они великоваты. И простая клетчатая рубашка.
-Что это?!... почему там написан я?!
- А чего ты хотел? Как мне ещё намекнуть, что ты должен понять, что никого кроме тебя нет? Посмотри вокруг. Кто есть? Ты, я и другие люди. Посмотри на них – это ты. Только ты – будущий парень с «Дневника». Только так ты станешь мной. А я из тех, кто если будет всё понимать – станет Богом. Но ты рядом. Ты нашёл свою жизнь на листах. Значит скоро найдёшь покой. Но покой лишь по отношению к человеческой жизни. Ты ведь убил уже кого-то? Не отвечай, и так видно по твоему плечу. Значит рядом. Я встретил её, выдержал её смерть, смерть нашего ребёнка, нашей девочки, и пошёл далее, но не пошёл на войну, убивать себя. Ведь по ту сторону – тоже я. Ты сейчас моё прошлое, решающее. Брось её, брось её сразу при встрече. Живи дальше. Не ведись на чувства, которые будут говорить «Держись за неё», не ведись… Я так близок к Богу… Позволь нам стать им… Посмотри на всех что в магазине… Вот, этот парень – пишет о ней очерки. Смотри, вон та девушка – хочет, чтоб он всегда был рядом. Посмотри на них всех… Они ищут… И сопротивляются самим себе… Друг… Дай мне стать Богом… Отбрось её…
Я вылетел из магазина… Я кинул «Дневник» на одну из полок. Выскочил и побежал туда, где я чувствовал себя хоть в какой-то безопасности. Домой. Я пил… я много пил… я стал возвращаться к тому, от чего ранее отказался… Нет, я ходил на работу. Я вроде как жил. Но уже не так. Я имел отношения, я думал, как мне казалось, о будущем. Я существовал. А потом… Я встретился с друзьями, в кальянной… Там я увидел её… Ту самую…
Я не стану Богом.
И не хочу быть им, без неё.
Кальянная, поездка в другой город, ещё поездка, отношения, ещё поездка, ещё поездка, первая пауза, первое расставание. Откровения, признания. Поездки, множество расставаний и возвращений. Множество ссор и споров, множество теплоты и страсти. Момент возможности продолжения рода, страх и принятие одного и страх другого. Множество лжи и множество слёз одиночества. Множество запутанности правды обоих. Множество алкоголя и множество уверенности в правильности действий. Множество криков и слёз в потолок. Множество реанимации и похорон. Один лишь вечер последнего примирения друг на друге и друг с другом… Положительность… Радость одного и печаль другого… Рождение человечка и смерть родившего его… Она, наша дочь прекрасна, как я и говорил… Ведь иное, чем прекрасное – мы не могли создать. И я помню, как было рождение. Но помню, как всё это прервал гул гусениц… Помню, как сказали «Время смерти…» Помню, как сказали, что у меня девочка. Взрыв! Взрыв! Взрыв! Свист, гул и ещё несколько взрывов! Помню, как побежал в военкомат. Помню, как пришлось срочно покидать больницу. Помню, как пришло MMS. В нём фото от сотрудницы больницы. На фото – наше с тобой продолжение… Наша дочь.
Я хотел нашу встречу и отношения… Ты приняла встречу и возможность отношений. Мы с тобой встречались, расставались, вновь встречались, вновь расставались, вновь встретились… И так несколько раз… И в нашу последнюю встречу – я буду спать отдельно, на отдельной кровати. Почему? Потому что если я буду спать с тобой в одной постели – ты умрёшь при родах, а я увижу, как маленькую девочку разорвёт на куски… Ту, которая могла быть и моей дочерью… Но моя ещё совсем маленькая дочь – в чужих руках. Моя маленькая крошка, может быть так же использована… И я буду до последнего не верить «Дневнику», но после первого разрыва – я прекращу всё… Чтоб ты была жива… Чтоб не умерла моя маленькая радость и твоя печаль, ведь ты так этого не хотела, но вопреки всему – так была рада появлению… Это можно назвать Оксюмороном…
«Давай, до свиданья,
Да, я - ненормальный
И ты все равно не поймешь на прощанье
Я сделаю вот что
И ты никогда не умрешь»**
18:35
Я включаю телевизор.
* Земфира – ЛКСС.
** Глеб Самойлов & The Matrixx – Ненормальный.