Северное лето короткое – в июне в тени деревьев еще лежит снег, а в конце сентября зачастую выпадает уже новый снег. Поэтому за этот короткий период надо подготовиться к бесконечно долгой зиме, и сделать запасы рыбы, ягод, грибов и орехов, чтобы хоть немного «разбавить» довольно однообразный рацион, состоящий, в основном, из мяса и рыбы.
Как только поспевают ягоды, женщины с детьми устремляются в лес собирать душистую малину, а мужчины организуют небольшие бригады и уходят подальше в лес «шишковать» - собирать кедровые шишки. Невысокие хвойные деревья, которые здесь называют кедрач, располагаются на склонах горных хребтов, и собирать шишки можно прямо с земли, или с помощью небольших лестниц, которые делаются из стволов тонких осин в лагере, где обосновались на пару недель «шишкари».
Мужчины тоже берут с собой детей постарше, чтобы они собирали шишки с верхушек кедровых деревьев, забираясь туда с помощью этих довольно хлипких лестниц. Случалось так, что ступенькинаскоро сколоченных лестниц отваливались, и ребенок кубарем летел вниз, обдирая руки и ломая ветки деревьев. Кедровник был невысокий и кроме небольших ссадин и царапин, которые заживали на мальчишках через несколько дней,каких-либо других повреждений у них не было.
Прибыв на место, мужчины ставили палатки, очищали место для костра, убирая старую хвою и листья, чтобы огонь от костра не перекинулся в лес. По краям будущего костра вбивали колья с рогульками на конце, на которые клали длинную палку – и походная кухня была готова. Утром на этой палке над костром висел большой чайник и котелок, где варилась каша, а в обед и вечером готовили что-нибудь более серьезное – уху или мясо. Еду готовили все по очереди, и дежурный «кашевар» днем ходил на горную речушку ловить гольцов для ухи и настрелять уток, которых в это время года было очень много.
С собой в такой поход брали минимум продуктов: соль, сахар, хлеб и крупу, а остальное «пропитание» можно было достать в избытке в тайге. В палатке на землю кидали хвойный лапник, на него летний спальный мешок – и постель была готова. Единственной неприятностью были комары и мошкара, от которых нигде не было спасения. Когда сидели у костра, то в огонь бросали срубленные с деревьев наросты коры, которые тлели на углях, издавали резкий запах и разгоняли комаров. В палатках на ночь тоже ставили жаровни с этими кусками коры, которые тлели всю ночь и давали выспаться уставшим за день «шишкарям.
Работа была поставлена на «конвейер»: ребятишки срывали шишки и складывали их в приготовленные мешки, несколько мужчин относили полные мешки в лагерь для последующей переработки. Для организации этого процесса очищалась довольно большая площадка, в углу которой стоял примитивный механизм, который дробил кедровые шишки. Основой этого приспособления был круглый деревянный вал, как на колодце для подъема ведра с водой, с ручками с обеих сторон. Вся поверхность вала была утыкана гвоздями, и он был похож на какого-то редкого зверя или дикобраза. Этот вал вставлялся в конусообразный ящик с узкой щелью внизу, и механизм был готов к работе. В нижнюю внутреннюю часть этого деревянного конуса тоже были вбиты гвозди, между этими гвоздями и гвоздями на валу и попадали шишки.
Мешок с шишками высыпали в этот ящик, а два крепких парня брались за ручки, крутили вал, шишки падали на гвозди, с хрустом разваливались на мелкие кусочки и высыпались через узкую щель ящика на постеленное на земле покрывало. Когда под ящиком образовывалась достаточная куча перемолотых шишек, все это относилось подальше от механизма и раскладывалось на покрывалах для просушки. Свежий ветерок и осеннее солнышко за пару дней высушивали эту кучу сырья, и можно было приступать к следующей стадии - непосредственного отделения орешек от прочей шелухи.
Подсушенные орешки вместе с шелухой сгребали в отдельную кучу, чтобы освободить место для следующей партии, и приступали, пожалуй, к самой неприятной работе – просеиванию размельченных шишек и выделению из них чистых орешков.
Вооружившись небольшими ситечками, сделанными из металлической сетки с небольшими отверстиями и деревянными бортиками по краям, «обработчики» орехов насыпали в них подсохшую массу и начинали трясти свои ситечки над другим одеялом или брезентовой подкладкой. Ячейки в сетке ситечка были такого размера, что орешки проскакивали сквозь них, а более крупная шелуха оставалась. Когда орешков уже не оставалось в ситечке, шелуху выбрасывали в отдельную кучу и набирали новую порцию.
Работа была очень утомительная из-за своей однотонности, да еще мелкая и довольно резкая по запаху пыль от кедровой шелухи лезла в нос и горло, и раздирающий кашель постоянно стоял над поляной, где чистили шишки. Время от времени «старатели» отставляли свои ситечки, подходили к ведру с водой, смывали с лица едкую пыль, полоскали горло, и опять возвращались к своим рабочим местам. Со стороны они, в самом деле, напоминали старателей на золотых приисках, промывающих в лотках грунт, в котором оставались крупицы золота, а у «шишкарей» вместо золота в лотках-ситечках оставалась шелуха, а орешки падали через ячейки сетки вниз.
Крупную шелуху выбрасывали, а в оставшейся куче орешков было еще много мелкого мусора, от которого тоже надо было избавиться. Для этого брали две алюминиевые миски, зачерпывали одной орешки с частичками мусора и, подняв ее повыше, пересыпали содержимое в нижнюю миску, причем стать надо было так, чтобы ветерок относил в сторону легкую шелуху. После того, как эта операция была проделана несколько раз, в миске оставались только чистые коричнево-золотистые орешки, которые высыпались в отдельный мешок. За две недели кропотливого труда набиралось несколько мешков очищенных от шелухи ядреных орешков, и пара ребятишек в сопровождении взрослого отправлялась в деревню за лошадьми, а оставшаяся часть бригады занималась ловлей рыбы в горной речушке, да стреляла уток.
Однажды они, возвращаясь с рыбалки, присели отдохнуть на лужайке под высокой скалой недалеко от своего лагеря. Неожиданно сверху посыпались мелкие камушки, и они подняли головы вверх посмотреть, кто же там может находиться. Не увидев ничего интересного, они продолжили свой отдых, как сверху снова посыпались камни, и они увидели на самом краю огромного лохматого медведя, стоящего на задних лапах, уставившего свой взгляд на рыболовов и раскачивающегося из стороны в сторону, как бы говоря,что же ему с ними делать?
По сложившейся традиции, а может и наученные горьким опытом жизни в такой глухомани, местные жители никогда не отходили далеко от деревни без оружия, а если женщины ходили собирать ягоды, то их обязательно сопровождали хотя бы два вооруженных охотника. Наши «шишкари», хотя и ходили ловить рыбу, все-таки имели с собой оружие: два винчестера, и две двустволки для охоты на уток.
Увидев на вершине скалы хозяина тайги, они решили слегка припугнуть его и выстрелили из двустволки в воздух – обычно этого было достаточно, чтобы он ушел от того места, где были люди. Но этотмедведь, услышав звук выстрела, перестал покачиваться и уставился на расположившихся внизу людей. Теперь выстрелили из двустволки из двух стволов, и не в воздух, а по верхнему краю скалы, и было видно, как выбитые из скалы мелкие камушки полетели прямо на медведя. Тут хозяин тайги взревел и рассердился не на шутку – вместо того, чтобы поскорее убраться от человека, как это всегда и бывало, он приблизился к краю скалы и стал приноравливаться, как бы ему удобнее спуститься со скалы и подобраться к этим двуногим, которые осмелились побеспокоить его.
Некоторое время он неуклюже топтался на самом краю скалы, потом повернулся к охотникам задом, и, ворча, начал медленно перебирать ногами, выискивая точку опоры для своих косолапых ног. Дело в том, что передние ноги медведя короче задних, и при спуске с горы он всегда разворачивается и спускается задом.
Охотники сразу поняли серьезность намерения хозяина тайги, и приняли единственно правильное решение – остановить медведя с помощью прямого выстрела. Обычно в это время года на медведя не охотятся, так как он еще не набрал перед зимней спячкой достаточного веса, да и хранить мясо было негде, ведь в то время холодильников еще не было. Один из охотников устроился поудобнее, положил свой винчестер на камень, тщательно прицелился и выстрелил. Стрелял он, как в тире, по почти неподвижной мишени, и промахнуться не мог. После выстрела хозяин тайги взревел, но от намерения добраться до людей не отказался, и продолжил свой спуск.
Охотник удивился, что медведь не упал после его первого выстрела, и выстрелил еще раз, но и этот выстрел не остановил хозяина тайги. Он с диким, леденящим душу ревом, продолжал свой спуск. Отдыхавшие охотники взяли в руки свои ружья и подошли поближе к своему товарищу, который уже стал не на шутку беспокоиться, так как был уверен, что все его пули попали в медведя, а тот продолжал спускаться. Охотник с близкого расстояния всадил в медведя еще две пули, но тот только ревел и опускался все ниже, с каждым шагом приближаясь к стоящим внизу людям.
Вот после этого охотников охватил ужас – они видели, что все пули попали в цель, а медведь был до сих пор живой и продолжал свой спуск. Если бы он достиг основания скалы, где сгрудились охотники, им было бы несдобровать – при всей своей кажущейся неуклюжести медведь очень подвижен, быстро передвигается и убежать от него невозможно.
Все ружья были направлены на медведя, а лежавший за камнем охотник сделал еще два выстрела. Медведь, продолжая реветь, спускался вниз, наводя ужас на охотников. Они стали думать уж не бессмертный ли этот «хозяин тайги», и приготовились одновременно выстрелить ему в голову, как только он спустится на площадку под скалой. Медведь уже не искал уступы в скале, чтобы поставить свои лапы, а просто скользил вниз, цепляясь за скалу своими большими и острыми когтями, оставляя на скале белые и красные полосы – от его когтей и льющейся из ран крови.
Наконец, задние лапы медведя коснулись ровной земли, он в последний раз рыкнул, растянулся во весь свой немалый рост и замер. Напуганные охотники постояли некоторое время, выжидая, не выкинет ли этот необыкновенный зверь еще какой-нибудь фокус, и потом медленно стали приближаться к нему. Убедившись, что «хозяин тайги» не подает признаков жизни, они перевернули его и увидели шесть отверстий от пуль, каждая из которых была для зверя смертельной, а медведь двигался вниз по скале только под тяжестью своего тела, чем очень напугал охотников, которые впервые столкнулись с таким случаем.
Осмотрев внимательно медведя, они поняли причину, по которой он пытался наброситься на людей – из правой лопатки, недалеко от шеи торчал обломок копья. Иногда местные охотники или эвенки ставят на тропе, по которой постоянно ходят медведи, самострелы и лежащий на траве хозяин тайги стал жертвой такого самострела. Видимо, он сломал торчащее из спины копье, но обломок остался и причинял ему невыносимую боль – вот он и «обиделся» на род человеческий, и решил расправиться с некоторыми его представителями, которых он увидел у подножия скалы.
Коль скоро зверь был убит, охотники приступили к его «освежеванию» - сняли с него шкуру, разрезали тушу на куски и стали ждать, когда приведут лошадей, чтобы забрать заготовленные орехи и неожиданно появившееся мясо. На телеге сюда проехать было невозможно, поэтому мешки с орехами и мясом навьючили на лошадей, и они за несколько раз перевезли весь груз в деревню.
Вся деревня потом еще долго посмеивалась над незадачливыми «шишкарями», которым понадобилось истратить шесть винтовочных патронов, чтобы убить всего одного медведя.