Труба реальности

Ольга Горбач
                «У каждого своя труба реальности»
                Шамбра


                Мы с нетерпением ждали этого момента. О том, что сегодня выйдет на работу новый начальник отдела, было известно еще неделю назад, но по-настоящему отдел заволновался только сегодня.
 
              Наш старый шеф из отпуска сразу ушел на пенсию – «на дачные огурчики к бабкам и внукам» и, как ни странно, нам было плохо без руководителя. Некому было отстроить прогульщиков,  унять склочников, осадить выскочек. Причем, все они, в основном,  женщины. Мы хоть и не бухгалтерия, но у нас тоже женская специальность - экономисты.

              Начальниками у нас испокон веков были мужчины. Это и правильно. Терпеть не могу теток-начальниц, не встречала ни одной достойной. Даже я сама не люблю себя, когда мне приходится руководить (я хоть маленький, но тоже начальник – старший экономист. В подчинении у меня девушка Лиза – юная, глупая и ленивая особа).

              Так что, новое начальство мы ждали с нетерпением. Тем более, ходили слухи, что это начальство молодо и интересно.  Правда,  большинство напускали на себя равнодушный вид. Но в курилке-то фальшивые маски спадали, и тетки разного возраста зудели как комарихи, обсуждая последние сплетни. Я никогда не принимала участия в этих обсуждениях. Просто ниже своего достоинства считаю. Смешно мне – стоит одной из них выпорхнуть наружу, как оставшиеся тут же начинают перемывать кости уже ей.
 
              Да, я не люблю их. А за что их любить? Завистливые, злые, нечистоплотные. Эти ногти облупившиеся. На рабочем столе вперемежку булки, документы, тюбики с кремом. На месте мужчин, я бы побрезговала прикоснуться к таким. Впрочем, мужики у нас не лучше. Обабились с бабами. Обрюзгшие, сонные какие-то. А уж сплетники такие! Да, ни с кем не сложились у меня дружеские отношения на работе. Ну и что? На работе надо работать.

             Я – одиночка и уже привыкла к одиночеству. Точнее, я перестала его воспринимать как таковое. Скорее – самостоятельность. Я всегда полагаюсь только на себя. Я сама за собой ухаживаю, сама покупаю себе цветы, хожу одна на интересующие именно меня спектакли в удобное именно мне время. Я хожу одна по магазинам и покупаю то, что считаю нужным. Я не нуждаюсь ни в чьих советах, ни в чьих мнениях. И никто никогда меня не подведет, не обидит и не обманет. Потому что я все сама! Вы подумали, что я гордая, самовлюбленная и холодная? Так у нас все думают, что я не знаю? А вот как раз и нет! Просто не было рядом человека, перед которым мне хотелось бы раскрыться. Пока не было.
               
                И так, когда открылась дверь, и зам.генерального ввел Юрия Михайловича… Юру… весь отдел встал из-за столов, как школьники при входе в класс директора.

                Я стояла, как громом пораженная! Я сразу поняла, что  случилось чудо, когда увидела Его. Как прекрасен Он был! Высокий, прекрасно сложенный,  он обладал низким бархатным голосом, а в светло-карих глазах его прыгали этакие чертики, от которых любая женщина теряла голову мгновенно. В его уверенном спокойствии, некоей небрежной раскованности жестов, великодушно- покровительственном тоне угадывались повадки не знающего поражения мачо.  Таким должен быть король. Или Бог. Совершенство во плоти!

                Сколько сил я потратила, чтобы не выдать свои чувства! Как славно, что и остальные перестали замечать что-либо вокруг кроме него: молоденькая секретарша Галочка уронила бумаги, старший специалист Эмма Анатольевна наступила на свои упавшие очки и стояла на них, как соляной столб, а уборщица тетя Сима утирала исказившееся восторгом лицо копировальной бумагой.

                По имеющимся сведениям Юрий Михайлович (Юра)был разведен и жил в гражданском браке с Ларисой Некрасовой, переводчицей из нашего филиала. Дама противная и нахальная. Детей у них не было. Так что его семейное положение оставляло за собой некие варианты:  хоть и не свободен, но и не женат. Честно говоря, будь он хоть владельцем гарема, меня это бы не удивило. Но все же приятно.

               Потом все его окружили, зам.генерального представлял сотрудников. Настал и мой черед. Он посмотрел на меня. Всего мгновение. Еле заметно кивнул и перевел взгляд дальше, но! Я уверена на сто процентов, было некое замешательство, как будто ему пришлось прилагать усилие, чтобы оторваться. Что в этот момент он почувствовал? Почувствовал ли предназначение? 

               С огромным трудом я дождалась, когда Юрий Михайлович остался в своем кабинете один. Я постучала и вошла к нему с какими-то бумагами для визирования.
- Здравствуйте, Юрий Михайлович. Напомню - я старший экономист Юлия Петрова. Это договор с японцами – нужна Ваша виза.

               Он смотрел на меня в упор, очень долго и серьезно. Я пыталась не отвести взгляд, но стушевалась, опустила глаза и почувствовала, как краснею.
 
- Здравствуйте, старший экономист Юлия Петрова. Давайте сюда договор с японцами, я изучу и завизирую.

               Я подошла и положила на стол бумаги.

- Юля, Вы можете в двух словах ввести меня в курс дела?

               Теперь я подняла на него глаза и смотрела неотрывно в самые зрачки его глаз, пока не закружилась голова. Он взгляд не отвел. Я почувствовала, будто легким гусиным перышком провели мне вдоль спины – и холодок, и истома, и мурашки пробежали по позвоночнику сверху вниз… Невольно у меня вырвался полувздох-полустон.

               И тут случилось невероятное – он покраснел, да так сильно, что вынужден был судорожно расстегнуть верхнюю пуговку на рубашке и ослабить галстук.

- Вам нехорошо?

-Нет… Ничего… здесь просто душно.

- Принести воды?

- Нет-нет, спасибо. Извините, давайте с договором попозже. В конце дня.

- Да, конечно.

               Я вышла из кабинета, прошла к кулеру и выпила залпом стакан воды. Не знаю, как объяснить, но я совершенно точно знала - что-то произошло между нами тогда. И точно знала, что он меня не просто заметил, а ОЧЕНЬ заметил. По всему моему телу разлилось приятное тепло, сердце билось ровно и сильно, я чувствовала какую-то удивительную уверенность, как снайпер, взявший цель на мушку. Осталось только нажать на курок. Медленно и не дыша…


                *   *   *   *

                Галочка заценила нового шефа. Ничего так мэн, и рост, и фигура такая… И его взгляд на ее ноги она заметила, когда нарочно уронила бумаги и кокетливо изогнулась, чтобы их поднять… Ну, дело-то житейское – шефу надо понравиться.  Даже приятно будет с таким красавцем «задержаться на работе». Не то, что предыдущий боров, вечно засыпал перед компьютером. Засыпал и сопел. Штрафовал ее за опоздания. Боров! Хорошо, что он ушел.

                Этот поди-ка не заснет! Глаз такой у него – видно, что ни одну юбку не пропустит! Интересно,  как он у нас приживется, почти одни бабы в отделе и презлющие. Эмма Анатольевна как на него уставилась сегодня! Прям, как соляной столб застыла.

                А Петрова наша (ее за глаза называют Консерва за абсолютно искусственный непогрешимый вид), так она бровью не повела, а быстренько какие-то бумажки собрала и прямиком к нему в кабинет. Правда, не долго пробыла, вышла вся красная и пошла воду дуть. Ущипнул он ее, что ли? Ха-ха-ха, представляю! Карева с Макеевой сразу курить побежали – кости мыть.
 
                Ой пропал мужик! Тут его по косточкам разложат! Бедный… Душка! Ну как такого не пожалеть?


                *   *   *   *

                Почему она такая невезучая! Это уже пятые очки за последние три месяца! Пятые!!! Причем, пришлось последние два раза выписывать новый рецепт – ходить к окулисту, проходить неприятное обследование, капать в глаза какую-то дрянь и сидеть потом на лавочке, пока глаза хоть как-то начали видеть.
 
                Первые очки, конечно, были уже плохие, диоптрии стали маловаты, и все равно надо было менять. Ну, это ладно. Вторые были сестрины, как память о ней. Они были великоваты, но ничего, выручали. Как и первые, они лежали в сумке хозяйственной, которую, растрепа такая, она забыла в электричке по дороге с дачи. А может, сперли ее? Не было там ничего ценного – кабачки, две газеты, два очешника и мешочек с лекарствами. Ну вот кому это надо? Может, конечно, и не сперли, сама забыла…
 
                Третьи очки она взяла у мужа, у него их много. Он же их и раздавил – сел на табурет, на котором лежала газета с очками. Ну что ему скажешь – старый уже, не видит ничего и не соображает. Пришлось идти к врачу, выписывать рецепт. И ведь специально положила рецепт в очешник,  чтоб под рукой был! Так очешник вместе с очками и рецептом и потонул! На даче соседский пес – редкой придурковатости белый лабрадор Марик схватил очешник и прыгнул в пруд. Очешник бросил, подхватил там какую-то корягу и выволок ее к ногам ошарашенной Эммы. Потом пытались сачком как-то выловить, да где там…
 
                И вот опять пошла к окулисту, выписала рецепт, заказала очки. Сегодня получила. Рецепт убрала в обложку паспорта. Очки оказались очень хорошие, и оправа ей к лицу была. Дорогие, конечно. Но куда ж без них… И вот – открывается дверь, входит новый начальник отдела, надо же было рассмотреть. А очки-то у нее для чтения, вдаль-то она не видит в них, вот и сдвинула их пальцем к кончику носа, чтобы посмотреть поверх очков. А они взяли и свалились. Инстинктивно она наступила на них ногой, будто они могли укатиться. Ну инстинктивно, не специально. Почувствовала как хрустнула изящная оправа.

                Так и застыла – боялась шевельнуться. Макар Ильич: «Познакомьтесь, коллеги, это наш новый сотрудник, ваш новый начальник», а Эмма стоит столбом,  глаза от обиды и возмущения житейской несправедливостью слезами наполнились, она их пошире распахнула, чтоб слезы не потекли. Стоит и ничего не видит – ни нового начальника, ни старого зам.директора.

                Потом уже, когда ушли, ногу убрала – все! Нет больше очков… Стекло растрескалось, оправа погнулась… Да почему же на ее голову-то все это сыпется?! Какого черта принесло этого начальничка именно сегодня! Да зачем он ей сдался – смотреть на него! Нет, ну и что теперь – идти заказывать новые очки? Это ж шестые! Мозги себе лучше новые заказать! Тьфу!


                *   *   *   *
 
                Новое место работы пока радовало. Расположения удобное – центр, но подъезды без особых пробок. Старинный особняк снаружи, а внутри – современный хайтэк. Коллектив в основном  молодежный, как Лариса и говорила. Это она его сюда сосватала: и зарплата чуть больше, и работа престижней,  да и у нее всегда под рукой.
 
                Юра умел производить приятное впечатление и знал это. Вот и сегодня он привычно обаял женскую часть, вроде бы понравился мужской. Женщины в его отделе довольно привлекательные. Миленькая эта – секретарша Галочка, эдакая птичка-невеличка на крепеньких ножках. Юра любил этот типаж. И довольно шустренькая… Попка такая… Мда…

                А эта, кажется старший специалист мадам Анатольевна, уставилась на него как удав на кролика. Наверное, мужененавистница. Взгляд такой… Как у бывшей тещи, ха-ха… Все тетки после пятидесяти вызывают ассоциацию именно с тещей. Неприятные, надо сказать, ассоциации. Ну, не к ночи будут помянуты.

                Смешная у них уборщица – тетя Сима. Вот она как раз на тещу не похожа. Такое знакомое лицо… Похожа на соседку из коммуналки из старой квартиры его детства. Хорошая была бабулька, пирожками угощала. И тоже привычка у нее была – лоб вытирала тем, что в руках было – то полотенцем, то фартуком, то носочком детским, занавеской даже. А эта Сима – копиркой, синий след по всему лицу размазала. Смешная… Надо посмотреть сколько она там получает, наверное гроши, похлопотать следует, чтоб прибавили. В память о детстве…
 
                Так что, можно сказать, первый день на новом месте прошел как нельзя лучше. Почти идеально. Почему почти? Подпортил один факт. Подпортил и напугал. Вот уже в третий раз это случалось с ним. Совершенно на ровном месте вдруг подкатывала к горлу  тошнота, да так, что ни говорить, ни дышать становилось невозможно.

                Вот и сегодня это случилось, да еще в присутствии  дамочки из его отдела. Знаете, такие бывают, их еще называют «сорокопятки» - женщины бальзаковского возраста с идеальной укладкой, маникюром, надменные и надутые, только в глазах – собачья тоска. Я бы даже сказал – сучья. Этакие престарелые принцессы, не дождавшиеся своих принцев.

                И вот наклоняется эта мадам к самому его носу,  уже и запах "Шанели" шибанул, и вдруг у него живот скручивает  дикий спазм, дыхание перехватывает, из нутра поднимается что-то горько-кислое, едва успел зубы сцепить. А вдруг это что-то серьезное? Третий раз уже…

                Юра надавил на живот – справа отдалось глухой болью. Вот черт! Ладно, посмотрим к вечеру, что будет. Что же – к врачу идти? Кишку заставит глотать… Ну хорошо, хорошо, - схожу… и Ларке скажу. Ну или схожу, а потом скажу. Как-то все не к стати. Называется – вышел на новую работу…

                Юра при всей своей мужественности очень не любил врачей, поликлиники, лекарства и вообще всю медицину. Одно дело ранение – это нормально. Его дважды зашивали и он легко к этому относился. Но вот последующее лечение, эти капельницы, перевязки, вонючие мази, уколы в зад, клизмы… Унижение, отвращение, беспомощность… Пойти к врачу для него – это где-то на грани подвига. С другой стороны – не пойти – малодушие… Да и - вдруг что серьезное…

                Да… А сорокопятка, видать, испугалась, растреплет теперь всем… Надо как-то ее отвлечь вечером…

 
                *   *   *   *

                Серафима его сразу признала. Да такого как не признать – личность приметная. Сволочь! И как это так получается – сводит жизнь людей… Ну кто ж мог такое предположить, чтоб именно сюда его назначили?.. И-и-и… Сволочь! Черти принесли! И сам  чертяка! Как увидела его, даже испугалась! В пот шибануло.  Давление… Не хватало еще инсульт получить из-за головореза этого. Сволочь!
 
                А вдруг он ее тоже признал? Уволит… У, сволочь! Да пусть! За гроши тут горбатиться! Сволочи! Главное, стоит корзины вынести, так тут же нарвут бумаги, накидают! Набрызжут водой! А чтоб подтереть за собой – как же, баре все! Сволочи! Один плюс – недалеко ездить. Да и Макар Ильич – хороший мужик, мужа ее знал. А остальные все – сволочи!
 
                И этот к ним – для полной коллекции. Гадючую машину свою, интересно, где ставит? Я ему и здесь ключиком-то отрехтую боковинки, попомнит ужо! Как орал-то тогда! «Кто это сделал? Кто это сделал?» Дед Пихто! Чуть не попалась тогда. Застукал с ключом в руке у самой машины. Почему-то он на нее не подумал, улыбнулся ей даже. Сволочь!

                А Кузьку-то не воскресишь! Такой был кот... Белый, пушистый сибиряк. А уж умный какой! Серафима его одного гулять выпускала, он всегда приходил в одно время, хоть часы сверяй. Восемь лет ему было… Треску вареную так любил… А еще заберется к ней на коленки, мордочку свою ей в ладошку подсунет…

                А эта сволочь! Осенью замерз котик, залез куда-то там под машину его, застрял,  мяукал громко. Дети слышали, да не смогли достать. Когда этот пришел, сказали ему, так он отмахнулся – спешит, вишь, сел, да поехал… Сволочь! Да если б знала она – легла бы поперек дороги, не пустила бы ни за что! Как же смог он вот так, знал же – живую душу губит! Сволочь! Нашли Кузю дети на дороге, принесли ей трупик…
 
                Как убивалась она, уж как убивалась! Вечером пошла к его машине, пинала ее, пинала, пока сигнализация не заорала. Думала – выйдет эта сволочь, она все ему выскажет, в харю его фашистскую плюнет. Так он не вышел! Выключил сирену из окна и все! Спать пошел! Сволочь!

                А на следующий день Серафима ключик взяла и провела вдоль всей боковины жирную полосу. Сигнализация возопила как тварь живая.  Прибег быстро, не ожидала она, уйти не успела, но Бог отвел тогда, сошло ей с рук. А тут на тебе – нарисовался! Черти принесли! Глядел так… А и не пойман – не вор! Не видел он! А хоть и признает, брошу ему тряпку в харю и уйду, хлопнув дверью! Сволочь!

 
                *    *    *    *

                Вот еще один скучный никчемный день прошел…

                Бумажки, промокашки… В этой пыли, среди этих стариканов проходят лучшие годы ее жизни! Уже почти прошли. Двадцать три года! Мать ее родила в двадцать один, у нее уже вполне мог быть двухлетний ребенок! Но, сидя тут, разве замуж выйдешь? Так и досидишься до состояния Консервы – старой девы и старой стервы, в ней уже вообще ничего ни женского, ни живого нет. Даже не разговаривает ни с кем! Надо же было попасть к ней в группу! Опять приволокла вычитывать договоры. Что я ей – личный раб?

                Мужика какого-то привели… А, это новый шеф. Хмырь какой-то. Губы тонкие – значит злой и язвительный. С язвой, наверняка. Шеф – блеф - язвой приболев… Вот почему к ним в отдел не берут на работу молодых, перспективных ребят? Потому, что экономисты – все девки. У них в универе в группе на двадцать девчонок всего два парня было. Бесперспективняк!
 
                Во – побежала Консерва к новому шефу, будет вешаться ему на шею. Нашла себе очередного прынца. Тоска… И Галка наша, секретутка, вон какой буквой зю изогнулась. У этой шансов больше. А Сима-то наша чего струхнула? Копиркой вся измазалась – прям Виниту в засаде на тропе войны! Одна Эмма нового шефа не заметила – где ей заметить, кажется, очередные очки раздавила…
 
                Есть охота… и спать… Целая рабочая неделя впереди – тоскааа…

                Потом с предками на дачу – тоскаааа...

                Надо поехать куда-то, что ли? Куда?.. Тоска…

                Как они все здесь сидят столько лет? Наверное, протухли все внутри, никаких мыслей нет, никаких чувств… Господи, ну почему в этом болоте вообще ничего не происходит?! Ну ни-че-го!
                Бедная, бедная Лиза - еще на день ближе к старости…

                Тоскааа…